Пролог
- Чачамару-сан, вам прислали цветы.
- Мне? – Чача взял букет.
- Ого, вот это веник! – сказал Гакт. – От кого?
Чача повертел в руках карточку.
- Тут не написано, - сказал он.
- У тебя появился тайный поклонник? – спросил Ю.
Чача рассмеялся.
- Похоже на то… - сказал он.
«Тайный поклонник» в это время сидел в углу, возился со своей бас-гитарой и,
казалось, ни на кого не обращал внимания.

***
Раньше Джу-кен такое видел только в кино и дорамах. Неудачливый воздыхатель,
который никак не мог наладить отношения со своей пассией, вызывал у него смех. Сам себя в делах сердечных он считал себя разве что не Дон Жуаном. По крайней мере, раньше сказать девушке о своих чувствах ему труда не составляло. Но то девушка… Чачу, конечно, часто сравнивали с девушкой и даже называли старшей сестрой… Но он все-таки мужчина. Впрочем, этот факт как-то ускользал от сознания; проблема была в другом: Чача, при всей своей внешней хрупкости, казался совершенно неприступным, и это несколько… пугало. Но страсть разгоралась с каждым днем все сильнее, к тому же подливало масла в огонь то обстоятельство, что Гакт постоянно, при каждом удобном и неудобном случае, как бы в шутку заигрывал с Чачей, как с девушкой. И Джу-кена бесили не столько вольности Гакта, сколько то, что Чача спускал ему, а иногда даже пользовался положением «единственной девочки». Помимо прочего, ходили слухи, что все эти заигрывания не так уж и безосновательны… Но эту мысль додумывать до конца он не хотел.
После долгих раздумий и бессонных ночей Джу-кен пришел к выводу, что надо
что-то делать, причем как можно скорее. Он даже предпринял несколько попыток признаться Чаче в любви, но стоило ему открыть рот, чтобы сказать заветные слова, как его язык присыхал к небу, и результатом был только удивленно-обеспокоенный взгляд Чачи, из-за которого Джу-кен чувствовал себя идиотом. Он решил, что лучше, раз с выражением чувств все так плохо, начать с… ну… э… вот именно с этого, а потом уже говорить о любви. По крайней мере, раньше такая схема работала. Самым простым вариантом здесь показалось банальное «напоить, затащить в темный угол и трахнуть», но Джу-кену и тут не повезло. Как-то после репетиции он пригласил Чачу выпить, и тот согласился. Ликовал Джу-кен не долго: с ними напросился Ю, а вслед за ним и Гакт. В итоге получилась обычная пьянка, причем сам организатор напился с горя до положения риз и уснул, положив голову Чаче на плече. И если бы Джу-кен был в состоянии хоть что-нибудь помнить о злополучном вечере, это последнее обстоятельство могло бы стать приятным воспоминанием, но где уж там.
В общем, в пору было либо идти и топиться с горя, либо брать эту крепость
штурмом. План штурма не придумывался. Тогда Джу-кен решил послать цветы предмету своей неземной страсти. Про себя он решил так: если Чача придет от букета в полный восторг, то он уже решится пригласить его на свидание, если же цветы Чаче не понравятся, то значит, что нечего тут ловить и пора уже вырвать эту любовь с корнем...

Чача долго созерцал букет, а потом уставился на Гакта:
- Признавайся, - сказал он. – Это твоя работа?
Джу-кен от обиды чуть бас не выронил. Вот так вот: стараешься, стараешься, а все лавры Гакту достаются. Однако Гакт даже не пытался присвоить себе чужие заслуги.
- Ты же знаешь, я этого терпеть не могу… Цветочки-конфетки-шампусик не мой метод…
Чача перевел вопросительный взгляд с него на Ю, тот покачал головой.
- Хм… - Чача задумался. – А кто же тогда?..
- Может, все-таки работать будем? – спросил Гакт.

«Смирись, парень! – сказал себе Джу-кен. – Ты для него даже не существуешь!» -
«Но, с другой стороны, - ответил он себе же, - цветы ему же понравились. Может, шанс все-таки есть?»
Джу-кен ходил по комнате, рассуждая вслух о том, как быть дальше. Обидно,
конечно, было понять, что Чача его даже в расчет не берет. Но… «Надежда умирает последней!» - сказал Джу-кен и настроился на то, чтобы завтра взять, как говорится, быка за рога. Надо подойти к Чаче и спросить, не ходя вокруг да около: пойдешь со мной на свидание?
Вечером он позвонил Чаче. В этом не было ничего удивительного: они часто
ходили вместе выпить. Правда, давно они этого не делали… но надо же когда-то возрождать традиции!
На предложение выпить Чача отреагировал без особого энтузиазма, но согласился.
Правда, оговорившись, что долго сидеть не получится, у него еще есть дела сегодня. «Какие могут быть дела в час ночи?» - подумал Джу-кен, но вслух ничего не сказал.

- За что пьем? – спросил Чача, принимая из рук Джу-кен кружку с пивом.
- За тебя, - ответил Джу-кен и подмигнул.
- За меня так за меня! Кампай!
- Кампай!
- Давай еще?
- Давай!
- Тост?
- За старших сестер?
- Странный тост… А! Я понял, опять за меня! Ну, кампай!
- Кампай!
Выпили еще, потом еще. Джу-кен с облегчением почувствовал, что так ему
разговаривать гораздо проще и начал:
- Слушай, нээ-сан, вообще-то я хотел тебе кое-что сказать…
- М?
- Ну… э… Я… - Джу-кен сделал еще глоток и на одном дыхании выпалил: - Это я послал тебе цветы.
- Ты? – Чача удивленно посмотрел на него. – Но… - Привычным жестом откинул с лица прядку волос, смущенно опустил глаза. – Зачем? То есть… мне приятно… спасибо… просто… я не ожидал…
Джу-кен молча глядел на него, а потом вдруг понял: сейчас – или никогда.
- Я люблю тебя.

Джу-кен не мог припомнить, чтобы ему было так хреново. Конечно, всякое в жизни
Случалось, но чтобы вот так – как обухом по темени… Идти никуда не хотелось, и даже надрывающийся будильник не мог заставить его встать. К тому же, боль в разбитом сердце усугублялась жестоким похмельем. Накануне он изрядно напился… А что еще оставалось после такого «задушевного» разговора? И добро бы Чача сказал бы просто «не могу ответить на твои чувства», но ведь сказано было еще и «у меня есть любимый человек». Кто этот счастливчик, Джу-кен спрашивать не стал. Во-первых, он и так догадывался, во-вторых, Чача бы все равно ничего не сказал. Что теперь делать, как быть дальше? Раньше в таких случаях Джу-кен шел искать новых приключений – находил, конечно, и все забывалось. Но сейчас он словно выпал из мира. Все вокруг существовало само по себе, а он – сам по себе. В параллельном мире нужно было куда-то идти, играть, говорить, двигаться. А в его мире, уменьшившемся до пределов кровати, можно было просто лежать и ничего не делать. А еще его ужасно мутило после вчерашнего загула. Но кто-то все-таки хотел вытащить его из похмельной дремы: телефон буквально разрывался от звонков. «Где же эта адская машина? – он пошарил рукой на полу рядом с кроватью, но ничего не нашел. – Где же?..» – В конце концов, телефон нашелся под креслом.
– Да! – гаркнул он в трубку и неприятно удивился собственному голосу.
- Джу-чан? – раздался в ответ тихий голос, который он сразу узнал. – Я, конечно, все понимаю, но ты, может, все-таки приедешь?..

Следующие несколько дней прошли более или менее спокойно, хотя Чачу видеть
так часто было просто невыносимо (особенно – в непосредственной близости от Гакта). Между тем – не видеть его было бы еще тяжелее. Чача же вел себя, как обычно; правда, теперь избегал оставаться тет-а-тет. Наверное, все это бы даже как-нибудь само собой сошло на нет, и закончились бы все его мучения, но выбросить Чачу из головы не получалось. Особенно его изводили сны. Это были такие мучительные и вместе с тем сладостные грезы, что выныривать из них утром казалось жестокой пыткой. И потом, когда приходилось видеть Чачу наяву, он чуть ли не облизывался, глядя на него и вспоминая сюжеты своих снов… Попытки забыться в чьих-нибудь еще объятиях только еще больше распаляли. Иногда очень хотелось подойти к Чаче и сказать что-нибудь вроде: «Ты не мог бы перестать быть таким прекрасным? Или хотя бы перестань так улыбаться, что у меня горле пересыхает. Пожалуйста! Ты же видишь, что я умираю…»
Следствием всех этих любовно-эротических переживаний было отвратительное настроение. Несмотря на попытки спрятаться под маской веселости, окружающим все-таки было заметно, что с ним что-то не так. Ю вот, например, со своим вечным желанием помочь всем и сразу не преминул поинтересоваться, все ли в порядке.
- Страдаю от неразделенной любви к прекрасной даме, - хитро подмигнув, ответил Джу-кен (и ведь даже не соврал!) и улыбнулся.
- Аааа! – Ю рассмеялся. – Ну, тогда ничего страшного! Ты у нас в таких делах мастер, не пропадешь.
Присутствовавший при разговоре Чача смотрел в другую сторону и будто бы
ничего не слышал; но Джу-кену показалось, что его «прекрасная дама» все-таки бросила на него короткий взгляд…
- А кто она? – не унимался Ю.
- Ну… - Джу-кен немного растерялся.
- Ю, не лезь не в свое дело, - улыбаясь, как бы шутя, проговорил вдруг Чача, - знаешь же, что джентльмены на такие вопросы не отвечают.
- Ладно-ладно, нее-сан! Мне же просто интересно…
Джу-кен с благодарностью взглянул на Чачу.

- Чача, тебе опять веник принесли, - Гакт протянул ему букет цветов. – Интересно, это тот же поклонник или новый уже?
- Новый, - спокойно и с достоинством отозвался Чача. – Молодой, красивый и богатый. Еще вопросы?
- Пусть явится и попросит твоей руки, как полагается!
- Я ему передам…
«Конечно, - сказал про себя Джу-кен, внимательно вслушиваясь в эту вроде бы
шутливую беседу, - я приду, а ты меня с лестницы спустишь…»

Здание, где они тогда записывались было полно извилистых и длинных коридоров,
с массой темных углов и закоулков; у Джу-кена было подозрение, что проектировщики его были яойщиками и надеялись, что музыканты будут тут тискаться по углам, - других объяснений такой архитектуре он не видел. В одном из закоулков его встретил Чача и спросил:
- Можно тебя на пару слов?
По выражению его лица Джу-кен понял, что разговор будет не самым теплым.
- Послушай, - сказал Чача, - я же вроде уже все сказал, не? Извини, что так резко, но лучше закончить это раз и навсегда…
- Можно, я тебя поцелую? – сказал вдруг Джу-кен, даже не успев сообразить, что говорит.
- Что?!
- Ну… ты такой красивый, когда злишься…
- Совсем уже… - Чача хотел уйти, но не тут-то было.
Джу-кен прижал его к стене и хотел поцеловать, но Чача увернулся и
попытался вырваться. Но отпускать его никто не собирался… Его близость опьяняла. Сдерживаться не было больше сил. Он чувствовал под руками хрупкость желанного тела, вдыхал аромат его кожи…
- Пусти! – сдавленно произнес Чача, пытаясь вырваться.
Вместо ответа Джу-кен припал к его губам; Чача не ответил на поцелуй, снова
попытался вырваться.
- Я люблю тебя, - прошептал Джу-кен, целуя его шею и зарываясь руками в волосы.
- Пусти…
- Я люблю тебя…
После стольких мучений, бесплотных снов, одиночества… наконец прикоснуться к
нему, запустить руку под его водолазку, почувствовать гладкость и тепло кожи и шептать «я люблю тебя», словно других слов больше не существует. Он провел рукой по его животу и груди, по позвоночнику… по его ягодицам и бедрам… расстегнул ремень на его джинсах…
Чача каким-то образом все-таки умудрился вырваться и со всего размаху влепил
Джу-кену такую пощечину, что у того зазвенело в ушах. Несколько секунд он, схватившись за щеку, смотрел на Чачу. Что сейчас произошло, осознал не сразу. Чача глядел на него… нет, не с ненавистью, - с омерзением, если не хуже. Джу-кен согнулся в возможно более низком поклоне.
- Прости!
Ответа не последовало. Когда он поднял, наконец, глаза, Чачи уже не было.

Чача влетел в туалет и запер дверь. Нельзя, чтобы его видели в таком состоянии…
и в таком виде. Он посмотрел на себя в зеркало: с таким раскрасневшимся лицом и растрепанными волосами не следует показываться. Какое-то время он стоял, пытаясь восстановить дыхание и унять дрожь в руках. Открыл воду и стал умываться. Холодная вода постепенно привела его в чувство. Еще очень хотелось принять душ и смыть с себя… всё, но сейчас его желание было неосуществимо. Поэтому надо просто вернуться к работе и на возможные вопросы «где был?» отвечать, что заблудился (в этих лабиринтах такое объяснение выглядит крайне убедительным).
- О! Чача! – встретил его Гакт. – А где Джу-кен?
От вопроса его передернуло, но вида он не подал. Попробовал отшутиться:
- Я его убил, расчленил и спрятал в стенах…
- Молодец, ищи теперь нового басиста! Заодно верни Мане его чувство юмора, тебе оно не идет…
Чача не удостоил его ответом, лишь бросил недобрый взгляд.
- Ты чего такой мрачный? Случилось что? – спросил Ю и по-дружески положил руку ему на плечо.
«Этот еще…»
- Не трогай меня! – огрызнулся Чача и исчез за дверью.
Гакт с Ю переглянулись.
- Начинаю подозревать, - сказал Гакт, - что про Джу-кена он не шутил. Пойду поговорю с ним, пока он еще кого-нибудь не убил…
Чача стоял, закрыв глаза и опершись спиной на стену.
- Чача… - Он подошел ближе и взял его за руку. – Что с тобой?
- Ничего, - сквозь зубы выдавил Чача, так и не открыв глаза.
- Ну, я же вижу…
Чача удостоил его взглядом и тут же почувствовал, что на глазах выступают
непрошенные слезы. «Только этого не хватало», - подумал он, опустив голову, чтобы Гакт ничего не заметил.
- Посмотри на меня, пожалуйста, - сказал Гакт, приподнимая его лицо за подбородок. Чача предпринял попытку исчезнуть, но ему не позволили, крепко сжав в медвежьих объятиях. – Эй, нее-сан…
- Прекрати меня так называть! – зло выкрикнул Чача. – Меня бесит это прозвище!
- Ты белены объелся, что ты орешь на всех?! – Гакт тоже повысил голос.
- Надоело! Хватит считать меня бабой уже! Я не девка на выданье!
- Господи, Чача! Мы же тебя любим…
- Подавитесь своей любовью!
- Слушай, ты переутомился, по-моему. Вот и лоб горячий… Может, тебя домой отвезти?
- Нет. Спасибо. – Чача вдруг успокоился. – Извини. Наверное, я правда устал. – Он прижался к Гакту и тихо всхлипнул.
- Расскажешь, что случилось?
«Джу-кен пытался меня…» - чуть не сказал Чача, но почувствовал, что
расплачется, если произнесет хоть слово. Он только уткнулся в плечо Гакта и снова всхлипнул.
- Давай-ка я отвезу тебя домой, - сказал Гакт, крепко обнимая его.

Следующие два дня Гакт объявил для всех выходными, и они вместе с Чачей
умотали куда-то отдыхать. В связи с внеплановым отдыхом Джу-кен неожиданно оказался предоставлен самому себе. И это несколько напрягало, ибо пришлось остаться лицом к лицу с собственными мыслями и переживаниями, а думать и переживать не было ни малейшего желания. Но мысли так и лезли в голову, и крайне неприятные. И самым отвратительны, мерзким и тяжелым было то, что не только даже самые мизерные шансы на взаимность потеряны бесповоротно, но и то, что теперь, после произошедшего, утрачено его уважение и доверие, - и вот это было самым страшным. Если ему еще хоть придется почувствовать на себе полный омерзения взгляд любимых глаз, он, наверное, умрет на месте или просто сгорит от стыда. От измышлений такого рода одиночество становилось невыносимым. Нужно было выйти из дома, найти приятную компанию и отвлечься… Выходные получились крайне бурными, но жить легче не стало…
Так или иначе, что-то нужно было менять, и… «Давно надо было это сделать», -
подумал он. Но сказать Гакту, ни с того ни с сего: «Я ухожу»… Он представил, как удивится Гакт такой новости, да и Чача… Да, а что Чача? Что теперь между ними? Может, с ним поговорить? Ага, поговорили уже. Два раза. Но все же… Ладно, поглядим, что принесет нам сегодняшний день.

Первая после двухдневного перерыва репетиция не принесла никаких сюрпризов.
Чача был совершенно спокоен, как и всегда, от Гакта – тоже ничего необычного – исходила чудовищная энергия, которая захлестывала всех. Ничего особенного, странного или нового; будто ничего и не было.

Несколько дней спустя Джу-кен позвонил в чачину квартиру. По его подсчетам,
Чача должен был быть один сейчас, поэтому он не стал предупреждать о визите заранее. Ему необходимо выпалить то, что буквально жгло ему горло. И, если быть совсем уж откровенным, он просто хотел увидеть Чачу еще раз. «И если ты скажешь мне: останься, я останусь, даже если – не любишь, даже если – это будет просто вежливый жест, даже если – я потом сойду с ума окончательно…»
Чача удивленно посмотрел на гостя.
- Что тебя привело? – спросил он. В голосе его не было враждебности или злости, только удивление.
- Я… - Джу-кен проглотил комок в горле. – Пришел извиниться.
Чача кивнул.
- Чаю хочешь?
Сидели на кухне. Точнее будет сказать – стояли. Джу-кен опирался на стену и
старался не смотреть на Чачу, хотя все равно прекрасно его видел. Чача стоял напротив него, опершись о стол. До чая так дело и не дошло. Джу-кен хотел было заговорить, но Чача его перебил.
- Если ты все о том же, то лучше не надо. Я не хочу об этом говорить. Вообще. Никогда.
- Чача… - Джу-кен горько усмехнулся. – Наверное, видеть меня ты тоже не хочешь.
- Если бы не хотел, не стал бы дверь открывать… - Помолчал немного, о чем-то задумавшись. – Мы же всегда были друзьями… Я не могу просто вычеркнуть это… Поэтому о том эпизоде предпочитаю забыть.
Снова помолчали. Джу-кен про себя облегченно вздохнул: все-таки ничего не
кончено, по крайне мере – его еще рады видеть.
- Если честно, - сказал он, - я не собирался сначала приходить. И букет присылать – тоже. Но… - он невольно улыбнулся и как будто виновато развел руками. – Сам видишь. – Он немного поколебался, говорить ли дальше, но все-таки решился. – Мне нужно тебе кое-что сказать.
- М?
- Я… Я ухожу из GacktJob.
- Черт! – Прозвучало это совершенно искренне: музыкант покидает проект – это всегда проблемы. Но после он добавил тише и как-то озабоченно: - Из-за меня?
- Ну… если честно, то не только…
«Скажи: останься. Одно только слово. Ведь еще ничего не решено. Скажи…» Но
Чача гипнозу не поддавался и произнес совсем не то, что Джу-кену хотелось услышать:
- Печально, конечно, но ты же большой мальчик, знаешь, что делаешь, не? Хотя тебя будет не хватать и нам, и фанатам. – Чача тепло ему улыбнулся. – Ну, ты это, в гости заходи хотя бы. – Пауза. – А Гакт что сказал по этому поводу?
- Ты можешь о нем не думать хоть пять минут? – неожиданно для самого себя проговорил Джу-кен и тут же почувствовал себя идиотом. – Извини, - пробормотал он. – Пока он ничего не сказал, потому что ничего пока не знает. Завтра обрадую.
В груди заныло. «А ведь это конец. Даже если я «в гости заходить» буду, все
кончено, никогда уже ничего не будет, потому что, если музыкант уходит, то вся дружба потом сходит постепенно на нет. Насмотрелся на это уже, все знаю наизусть. Это Гакт с Чачей будут жить долго и счастливо… А я? Несколько воспоминаний, не слишком приятных, несколько эпизодов из жизни. И все-таки это несправедливо: почему одним достается все, а ты сидишь, как идиот, не ешь, не спишь, а только мучительно думаешь? И давайте уже озвучим то, о чем итак все догадались…»
- Ты его любишь? – спросил Джу-кен. Ощущение было – как в омут с головой нырнуть. Чача не уточнил, о ком речь, и короткий утвердительный ответ без тени кокетства или желания поддразнить ожег кожу.
Чача посмотрел на собеседника и тихо спросил:
- Почему ты думаешь, что его нельзя любить?..
- Потому что он эгоистичная скотина?
– Ты его совсем не знаешь… Чача говорил тихо, словно думая вслух.
- И не тянет… Знаешь, я все думал: ну, не можешь ты действительно его любить.
- Значит, меня ты тоже плохо знаешь… - спокойно ответил Чача.
Повисло молчание. Джу-кен вдруг почувствовал себя виноватым. Извиниться? Но
за что?
- Я пойду… - выдавил он из себя. – До свидания.
Чача протянул ему руку. Но вместо рукопожатия получилось совсем другое: Джу-
кен прижался губами к его ладони и замер так на несколько секунд, закрыв глаза и почти не дыша.
- Верни мне мою руку, пожалуйста, - тихо, но твердо произнес Чача.
Мелькнула наивная мысль. Одна-единственная, глупая и невозможная, но такая
заманчивая.
- Юки… пожалуйста… один поцелуй… только один… пожалуйста.
Чача вздрогнул от неожиданности, взглянул Джу-кену в лицо и чуть слышно
ответил:
- Только один…
Его губы были такими мягкими и нежными… и так не хотелось прерывать
поцелуй. Но все, даже самое прекрасное, кончается.
- Спасибо.

«Вот и всё. Теперь уж точно – ловить нечего. Мы, конечно, еще увидимся. Но… Sayonara».

back