Ночная тишина заполняла собою пространство, изливаясь колеблющимися тенями.

Лунный свет, едва проникавший через тяжелые портьеры, замирал на бледной коже, превращался в зловещее сияние на сковывавших цепях. Длинные острые ногти впились в запястье, порождая стон.
- Мана...
В порыве страсти одежда разорвана, и ничто не препятствует рукам решительно ласкать и причинять желанную боль. Кодзи всегда нравилось в этой игре без правил ощущать горячие прикосновения губ, так часто перемежавшиеся с кровавыми отметинами, оставляемыми кожаной плеткой. Оказавшись в плену стройных ног, он лишь подчинялся убыстряющемуся темпу движений. Единение достигло предела, и оказалось совершенно невозможным сдерживать крик, смешивавшийся с ощущением, будто предательски блеснувшие слезы обнаруживали страх перед неизвестностью. Но Мана, исполненный восторга, в определенный момент запрокинул голову, с дрожью пропуская через все тело волны наслаждения. Он невольно ослабил хватку, властно перевернув Кодзи на спину, вдруг притянул его к себе за ошейник и заглянул в глаза. Лгать можно словами или же поступками, но взгляд бывает единственно честен. Так и теперь, он мог видеть чарующее сияние подлинного чувства - будучи всецело во власти порочных удовольствий, эти темные глаза, вне сомнений, раскрывали многие тайны.
Поистине отчаянная искренность испугала Ману, он тотчас отстранился и, пройдя вглубь комнаты, устало опустился на край постели. Подобные мысли не должны быть обнаружены, а потому, осознавая это, он старался побороть минутную слабость.
Кодзи приблизился и покорно опустился перед ним на колени.
- Я так больше не могу, меня постоянно терзают сомнения... должны ли мы продолжать? -произнес прерывающимся голосом Мана.
- Ты знаешь, я всегда буду принадлежать тебе, - услышал он в ответ.
Мана приподнял его лицо за подбородок и осторожно стер струйку крови в уголке губ.
- Поцелуй меня... можешь считать, что это приказ.


***
- Достаточно, я ухожу. Слишком сложно быть иногда твоей игрушкой, - отчетливо произнося эти слова, Кодзи испытующе посмотрел в его глаза.
Прошло много времени с тех пор, как они в последний раз были близки, и понимание, возрожденное тогда, постепенно растратилось в суете дней.
Наверно такого исхода Мана не ожидал, но и теперь выдержал подобный взгляд, виртуозно скрывая противоречивость собственных чувств за холодной усмешкой:
- А вот этого не могу позволить, только не сейчас...
- В самом деле? - Кодзи сделал еще один решительный шаг по направлению к незапертой двери, однако прикосновения рук, прежде изучивших все его тело без остатка, задержали на мгновение, словно пленительным дурманом.
Мана неожиданно порывисто приник к нему, как тогда, сорвав с губ горько-сладкий поцелуй. Прекрасно зная, что тайный любовник говорит со всей серьезностью о предстоящем прощании, проклинал обостренную гордость, которая не позволила в слезах упасть к его ногам.
- Скажи, что нужен тебе, и я готов забыть все пререкания и обиды. Скажи это сейчас... - прошептал Кодзи, с отчаянием пытаясь увидеть хотя бы намек на человеческие переживания в хрупких кукольных чертах.
Мана не проронил ни слова, ведь открыть свое сердце значит только показать уязвимость - этому учит действительность.
"Прости мою жестокость, я не могу позволить тебе уйти - нас слишком многое связывало в прошлом и теперь жизнь превратится в бесконечный кошмар без твоего присутствия. Помню, как в крошечном, известном немногим баре заговорил впервые со мной, отчужденным и мрачным юношей, тем самым прервал губительное одиночество...
Не могу забыть и то, как поддерживал меня и был рядом в трудную минуту боли и разочарования... Прости..." - так много важных слов, которые остались невысказанными.
- Наивно с моей стороны было на что-то надеяться, - Кодзи нашел в себе силы прервать наступившую тишину.
Затих звук его удаляющихся шагов, и тепло объятий превратилось в зыбкое воспоминание. Мана впервые слишком явственно почувствовал, будто иллюзорный замок его грез рассыпается на мельчайшие фрагменты, соединить которые теперь некому. Солоноватый привкус на губах так правдоподобно напоминал растраченные некогда слезы, а отражение в зеркале становилось их единственным свидетелем.
"Кодзи, ты даже представить не можешь, как сильно нужен мне. Ведь я тебя...
люблю?"