“Я… хотел увидеть, что же скрывается за гранью смерти. Хотел узнать, что же значит «умереть»”.

“После того, как я чуть не утонул, я начал видеть многие вещи. В тот день были разрушены все границы. С тех пор, как открылись мои глаза, и до настоящего момента, я совершенно четко вижу то, что раньше видеть был неспособен. Я перестал отличать людей, тех, которые живы, от тех, кто умер”.

Gackt

1

Сквозь тягучую пелену сна Гакт ощутил чужое прикосновение к своей коже, чьи-то пальцы легонько скользнули по внутренней стороне бедра и, как бы случайно, задели его пенис. Он поёрзал и издал тихий стон. Шёлковые простыни приятно холодили кожу и создавали возбуждающий контраст с горячим телом, прижимающимся к нему сзади. Когда грубоватая, но умелая рука вновь вернулась к самой чувствительной части его тела, Камуи не выдержал и, приглушённо вскрикнув, выгнулся, подставляя шею под жаркие и одновременно яростные поцелуи-покусывания.
Спустя некоторое время всё кончилось, и фейерверк удовольствия, отгремев белым залпом, потихоньку начал таять, оставляя после себя приятную истому. Всё те же руки бесцеремонно перевернули Гакта на спину, и тяжёлое, разгорячённое тело вжало его в холодные простыни.
- Что?... - Гакт с трудом разлепил веки, которые вдруг отчего-то стали неимоверно тяжёлыми, словно налились свинцом. Но то, что он увидел едва не заставило его сердце остановиться от ужаса: неужели эти... руки?... буквально только что доставляли ему столько удовольствия? Невозможно!
Камуи закричал, но из пересохшего, сдавленного чем-то вроде клешней горла, вырвался лишь придушённый хрип. Существо на нём так сильно вдавило его в кровать, что он не мог пошевелиться. Внезапно оно чуть отстранилось, раздвигая его ноги коленом. Он почувствовал, как что-то твёрдое и очень большое вжалось в его пах. Гакт дёрнулся, но тут же разрывающая, тошнотворная боль в груди заставила его широко распахнуть рот в беззвучном крике - существо вгрызлось в неё тем, что скорее всего служило ему ртом. Новая волна боли накатилась снизу. Почти невыносимая, постыдная, когда огромный член чудовища, разрывая колечко ануса, ворвался внутрь его тела и начал яростно двигаться, вбиваясь так глубоко, что Камуи почти чувствовал, как пенис бьет по стенке, где кончается прямая кишка, как будто монстр пытался проткнуть его насквозь.
Крик застрял в горле. Стерильно-белые, ледяные простыни пропитались горячей кровью...
- Гакку-тян, - Ю снова потряс друга за плечи. Тот ещё некоторое время смотрел в никуда пустыми глазами, затем глубоко вздохнул и перевёл взгляд на Ю.
- Что?... - он поморщился и зачем-то погладил простынь.
- Опять кошмар? - сочувственно поинтересовался мужчина и бережно убрал с лица Гакта прядь волос. - Ты кричал. Громко.
Камуи чувствовал, как по нему течёт холодный пот. Сон всё ещё стоял перед глазами, и даже казалось, что откуда-то снизу поднимается режущая боль.
- Прости, я разбудил тебя, - Гакт попытался улыбнуться, но вышло неестественно, и Ю, заметив это, подозрительно прищурился:
- Что могло так напугать тебя? Ты орал, словно тебя на части рвут.
Камуи не ответил. Вместо этого он ещё раз провёл ладонью по простыни и даже, приподнявшись на локте, внимательно посмотрел на неё. Ю наблюдал за ним, удивлённо вскинув брови и вытаращив глаза.
- Ну, и что ты обнаружил? - осторожно спросил он.
- Не шёлковые, - показалось или Гакт действительно облегчённо вздохнул? Вытирая со лба капельки пота, он устало откинулся на подушки, словно не спал всю ночь.
Он чувствовал, как в груди опять начинает зреть боль – только уже по-настоящему. Неужели, снова будет приступ? Проклятье…
- Мне снилось... - заговорил Камуи, но его прервал лёгкий шорох открывающейся двери. Две пары босых ног, легонько шлёпая по голому паркету, подбежали к кровати, и две хорошеньких европеечки кинулись Гакту на грудь.
- Камуи-сан, мы слышали, как вы кричали...
- Мы так испугались...
- ...мы в это время мылись...
- ...сразу выскочили...
- ...так испугались! - щебетали они на английском, перебивая друг-друга и не забывая погладить или чмокнуть певца во что подвернётся. Гакт в благодарность обнял обеих девушек за талии и привлёк ближе к себе. От них шло тепло, но совсем не такое, как во сне. Оно не возбуждало - ну, почти - и не пугало, а скорее успокаивало. И простыни были не шёлковые, и совсем не ледяные.
Камуи поднялся и, кинув на Ю предупреждающий дальнейшие расспросы взгляд, пошёл в ванную.
- Так что же вам приснилось, Камуи-сан? - окликнула его одна из девушек - голубоглазая блондинка, чьё имя он забыл ещё вчера.
Гакт обернулся:
- Шёлковые простыни, - улыбнулся он, а девушки звонко рассмеялись. Только Ю было не смешно. Он уже кожей чувствовал приближение нового приступа.
На Гакта смотрел красивый, молодой мужчина - тёмные брови вразлёт, бархатные глаза, чуть волнистые волосы до плеч. Он слегка улыбнулся - одними уголками губ - отчего стал похож на хищную кошку. Ниже плеч разглядеть что-либо было почти невозможно, всё будто в грязно-сером тумане из-за толстого слоя пыли.
Певец отошёл от зеркала на пару шагов и недовольно хмыкнул, критически оглядев его. Конечно, оно было старым, несколько веков, как минимум, но с какой стати, спрашивается, оно было таким грязным?
В антикварном магазине, где он покупал это зеркало, оно выглядело совсем иначе: выскобленное до блеска, сверкающее в свете старинной люстры со свечками вместо ламп, зеркало можно было назвать украшением всего магазина. Гакт сразу положил на него глаз, и Ю, у которого, по мнению Камуи, напрочь отсутствовал вкус, не смог отговорить его от этой покупки. Что, говорил гитарист, красивого в старом, потускневшем зеркале в громоздкой раме с какими-то причудливыми и неприятными украшениями? Но певец упёрся, как баран и, чуть ли не вцепился в зеркало зубами, доказывая, как прекрасно оно будет смотреться со свечами... Ю сдался. Камуи праздновал победу, но недолго. Когда зеркало, наконец, привезли из магазина и распаковали, Гакт закатил настоящий скандал, чуть не убив ни в чём неповинных грузчиков. Его пришлось держать за руки и за ноги, и лишь спустя час кое-как привели в чувства. Скандал с магазином (который, кстати, клялся и божился, что никакой ошибки быть не могло, и они послали именно то зеркало, а другого такого вообще нет), по-тихому замяли, чтобы пресса не пронюхала. Зеркало из-за причинённых "неудобств" досталось звезде почти задаром. Но как оно, вылизанное до блеска, могло за время поездки - каких-то несколько часов, да ещё запакованное - зарасти слоем пыли не то, что в несколько десятилетий, в несколько столетий! Этого так никто и не понял.
- Ты с ним ещё намучаешься, - отчего-то буркнул тогда Ю, зло покосившись на зеркало.
Гакт уже несколько часов намывал свою покупку, не доверив это дело никому другому. Но даже избавившись от пыли оно почему-то всё ещё казалось грязным. Гладкая поверхность была тусклой, и при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что кое-где на ней раскинулись тонкие паутинки трещин. Камуи глазам своим не верил, ведь тогда, в магазине, он всё внимательно осмотрел. Украшения на раме тоже уже не казались такими привлекательными - странные фигурки не то людей, не то животных сплелись в причудливом танце или борьбе. Долго смотреть на них не хотелось.
- Давай уволим прислугу, - внезапно раздалось за спиной певца, заставив его вздрогнуть от неожиданности.
- Что? - Гакт обернулся к Ю, гадая в уме, как это он умудрился не заметить друга, ведь дверь была как раз напротив зеркала. - Ты это о чём?
Ю подмигнул и улыбнулся:
- Ты и сам замечательно справляешься, так почему бы не сэкономить?
Камуи пропустил очередную, совсем несмешную шутку друга мимо ушей и снова вернулся к прерванному занятию, стараясь не забыть ни одной завитушки на раме. Он и сам не мог толком сказать, почему вдруг вместо того, чтобы заниматься работой, готовиться к предстоящему концерту взялся за зеркало - дело прислуги, уж никак не его. Но отчего-то у него было твёрдая уверенность, что только он - он и никто другой не может, просто не имеет права прикасаться к этому зеркалу. Даже Ю. Который стоит тут над душой, пялится без дела... И почему бы ему не пойти куда-нибудь?
- Ю, - Гакт глянул на друга через плечо. - Ты не забыл, что у тебя сегодня интервью на Music Station, нет?
Ю кивнул, с трудом оторвав глаза от мутной поверхности зеркала, и развернулся к выходу. Уже закрывая за собой дверь, он готов был поклясться, что отчётливо увидел в нём отражение большой, белой собаки. Закрыв дверь, он некоторое время стоял, держась за ручку и пытаясь привести бешено колотящееся сердце в норму. Это только показалось, думал он про себя, не надо было столько пить на голодный желудок... Но в комнату он не вошёл.
Гакт снова оглядел зеркало. Он уже протёр всё, что только можно и где можно, но, несмотря на все усилия, оно всё ещё казалось грязным. Камуи хотелось рвать на себе волосы, он терпеть не мог, когда что-то получалось не так, как планировалось.
- И что с ним такое? - в отчаянии спросил он у собственного отражения. - Стараюсь, стараюсь, а всё без толку.
Молодой человек вздохнул и прислонился лбом к холодной поверхности зеркала. Солнечный свет, пробивающийся в комнату сквозь шторы и косыми лучами падающий на пол, отражался в нём какими-то
белёсыми трещинами. Да и сама комната казалась в зеркале старинной картиной - потемневшей и как будто облупившейся по углам.
Любой нормальный человек давно избавился бы от этой гадости, подумал Гакт, вглядываясь в отражение, словно это было окно в котором вот-вот должен был кто-нибудь появиться. Он простоял так несколько минут, будто ожидая... Но, естественно, ничего и никого, кроме самого себя, да комнаты там не увидел.
- А зеркало холодное... - сказал он сам себе в слух. - Очень. Почти как лёд...
Он прижал к зеркалу ладони, чувствуя, как холод тысячами крохотных иголочек впивается в пальцы - жадно, будто надеясь высосать из них тепло.


***

Гакт отдёрнул руки, когда ему показалось, что они уже начинают коченеть. Конечно, такого просто быть не могло, но всё же... Всё же его тёмная, будто покрытая тонким слоем пыли, поверхность неодолимо притягивала к себе взгляд, заставляя всматриваться... Куда?
- Гакто-сан, пора спать, - знакомый голос вырвал его из зазеркалья, заставляя с сожалением вернуться в реальность. Тут же накатила волна шума - кто-то кричал, не желая отправляться спать, кто-то скулил, лаял, плакал. Камуи взяли под руку и повели к выходу. Старик, у которого вечно текли слюни, схватил молодого человека за подол рубахи и потянул к себе:
- Они хотят нас съесть, - шёпотом поделился он страшной тайной. - А наши органы отдадут своему богу...
- Ты опять за своё, - доктор приказал санитарам оттащить упирающегося старика в его палату, а тот всё кричал и кричал об огромном котле и о том, как их всех сварят в нём до тех пор, пока не лязгнула железная дверь, и крики внезапно не оборвались. На некоторое время воцарилась тишина, пациенты замерли - каждый знал, ЧТО доктор может с ними сделать. Но, уже спустя несколько секунд точно дети, позабыв обо всём, снова принялись за своё. По первости вся эта ужасная какофония сводила Камуи с ума, ему казалось, что он попал в Ад и всё ждал, когда же родители заберут его из этого кошмара наяву. Но шли недели, месяцы, годы, а они даже навестить его не приходили.
Им не нужен был сын, который разговаривает с мёртвыми.
Они могли явиться когда угодно: ночью, днём, когда он шёл в туалет - серые тени с голосами, похожими на скрип старых половиц или шорох палых листьев на осенней дороге. Но только он видел и слышал их, чьи непонятные речи на позабытых языках предназначались лишь для его ушей. А, может, и не для его, а просто так уж получилось, что он мог их слышать. Может быть, они разговаривали сами с собой, проклиная за грехи в прошлых жизнях...
В детстве, когда Гакт говорил, что видит умершего дедушку, на него смотрели с подозрением, но надеялись, что это пройдёт. Только один человек верил ему - бабушка. Она рассказывала, что прадед его общался с силами, о которых вслух не говорят. И ему, якобы, передались его гены. Потом, когда он попал в больницу, ему следовало бы хотя бы притвориться, что он такой же, как все, но он продолжал упорно доказывать, что может видеть умерших.
Родители посчитали его позором своей семьи.
И он попал сюда.
В клетку.
Здешние обитатели поговаривали, что в этих стенах творятся страшные вещи, но кто станет верить сумасшедшим? Только когда несколько знакомых Гакта однажды бесследно исчезли - врачи утверждали, что они внезапно скончались - в сердце молодого человека поселился тот же страх перед ночью, что и у всех остальных пациентов. Ведь именно по ночам, говорили они, людей забирают и уводят куда-то. Откуда никто не вернулся.
А однажды появился этот доктор (про себя Гакт так и звал его - Доктор). Привлекательный молодой мужчина в ослепительно белом халате и с такой же ослепительной улыбкой. Его приняли за ангела, спустившегося с небес в Ад, чтобы спасти грешные души. И он спасал, о да. Своими, особенными методами. Вскоре его боялись больше, чем всех врачей клиники вместе взятых. Особо буйные превращались под его взглядом в нечто желеобразное, безвольное, в кусок мяса, с которым можно было делать всё, что только заблагорассудится.
Гакт пользовался повышенным вниманием с его стороны. Красивый молодой человек с бархатными глазами в первый же день привлёк взгляд нового доктора. И с тех пор пребывание в этом страшном месте превратилось для Камуи в один беспрерывный, непрекращающийся ночной кошмар.
Гакта отвели в его палату. Железная дверь захлопнулась. Свет погас.
А как бы сложилась его жизнь, размышлял Камуи, лёжа и глядя в пустоту, если бы он не обладал этим проклятым даром или хотя бы догадался скрыть его от остальных? Что бы тогда было? Кем бы он стал? Кем бы он вообще хотел стать? Молодой человек подумал и не смог ответить на этот вопрос. Годы в больнице для умалишенных убили все его мечты, да он уже и не помнил, о чём когда-то мечтал. Может быть, как во сне - стать музыкантом? Ему часто снилось...
Замок на двери лязгнул, и она с лёгким скрипом отварилась. В проёме, на фоне белого света была отчётлива видна высокая, мужская фигура. Гакт похолодел. Он сжался комочком в углу кровати и по-детски плотно зажмурился, будто надеялся таким образом спрятаться от того, кто вошёл в комнату. Ему казалось, что внутри него все органы стянуты в один тугой узел и болезненно пульсируют в такт сердцу. Ноги и руки онемели. Дышать стало трудно, и каждый вздох сопровождался неприятным покалыванием в груди.
Гакту хотелось вскочить и убежать, но он сейчас не мог даже просто встать с кровати, да и бежать-то было не куда - четыре стены, железная дверь на замке (доктор не забыл запереть за собой) и окно с решеткой. Куда деваться? Спрятаться - и то негде. Но как же страшно...
Камуи плотно сцепил пальцы и легонько раскачивался, стараясь успокоиться и не слушать приближающихся - и таких знакомых! - шагов. Но сердце его стучало всё громче, бешено колотилась кровь в висках и вдруг... почти остановилось, когда кровать скрипнула под чужим весом.
- Ты сегодня был хорошим мальчиком, - почти проворковал Доктор, беря похолодевшего Гакта за руку. - Я доволен тобой. Ты заслужил награду.
Он наклонился к Камуи и провёл языком по его плотно сомкнутым губам, чуть прикусил, заставляя их раскрыться и тут же протолкнул язык внутрь. Молодой человек дёрнулся, испуганно распахнув красивые, тёмные глаза. Но Доктор не дал ему ускользнуть, схватив за плечи и крепко прижав к себе. Он сосал его губы до боли, вторгаясь вглубь языком, кусал, терзал пока не почувствовал у себя во рту вкус чужой крови. Наконец, он отстранился, глядя на своего подопечного слегка затуманенным взглядом. Гакт прекрасно знал этот взгляд и что должно за ним последовать, но всё равно не смог сдержаться и тихонько пролепетал:
- Пожалуйста, не надо...
Ответ последовал незамедлительно. Доктор сорвал с Гакта рубашку и штаны, вздёрнул вверх его ноги, широко раздвинув их, чтобы обнажить два восхитительных полумесяца с розовым колечком посередине и, обсосав средний палец, резко втолкнул его в анус. Камуи дёрнулся, но это только распалило мужчину.
- Как ты хочешь этого? – сладким голосом спросил он, яростно работая пальцем. - Сегодня ты можешь сам выбирать. Может быть, на столе или ты хочешь, чтобы я связал тебя, как в прошлый раз? Только скажи... Или... - он улыбнулся в распахнутые от боли глаза пациента. - ...или ту маленькую игрушку...
Гакт отчаянно замотал головой, он ещё помнил ту адскую боль, не сравнимую ни с чем... Пусть делает с ним что угодно, только не это!
- Я вижу, - доктор лизнул Камуи в щёку, затем спустился ниже, укусил за плечо, ещё ниже - за сосок. - Вижу, как ты хочешь этого. О да, ведь тебе так нравится, когда тебя имеют сразу во все дыры, правда? - он грубо схватил молодого человека, заставив его повернуться к нему спиной, и усадил к себе на колени. От страха Камуи был покорный, как тряпочка.
- Ты такой красивый, - прошептал он ему в ухо, шаря одной рукой по груди Гакта, а другой обхватив за талию. - Самый красивый... Совершенство. А за всякое совершенство нужно платить, знаешь?
Но Камуи уже не слышал, о чём говорил его мучитель. Страх до такой степени заполнил всё его существо, что ему казалось, будто душа его медленно покидает тело, вытесненная этим постыдным, недостойным настоящего японца чувством. Он увидел, как ночной мотылёк, дрожа крылышками, присел на окно, между решёток. Гакт смотрел на него, когда доктор резко вошёл в него до самого конца, разрывая то, что ещё оставалось цело с прошлого раза. Смотрел и думал - какая короткая у мотылька жизнь... Когда обжигающая, разрывающая боль нахлынула вместе с первым сильным толчком и затем всё сильнее... Но какая счастливая - ведь он свободен лететь туда, куда ему хочется... Камуи любовался тонкими, прозрачными крылышками, не видя со своего места, но стараясь угадать, какой причудливый узор выткала на них природа. Он пытался сосредоточиться на этой мысли, в то время как доктор достал из кармана Ту вещь, не переставая двигаться внутри него, и принялся одной рукой ласкать член пациента. Когда Гакт против собственной воли откликнулся на эти прикосновения, мужчина провёл по влажной головке указательным пальцем и неожиданно толкнул его внутрь. От боли у Гакта потемнело в глазах, он закричал, но крик тут же был заглушён какой-то тряпкой, запиханной ему в рот.
- Хорошо? - шепнул ему доктор, продолжая двигаться в нём, и снова беря его одной рукой за член, а другой приставил к нему что-то холодное. - Сейчас будет ещё лучше.
Камуи постарался зацепиться сознанием за крохотного мотылька на окне, когда тонкий, гладкий предмет, наподобие ручки, вошёл внутрь его пениса. Но вот ночной гость взмахнул прозрачными крылышками, исчезая в темноте, и молодому человеку показалось, что он тоже медленно исчезает. Он всё ещё чувствовал пронзающую боль, которая, казалось, прошивает его насквозь, но она была теперь какой-то чужой, будто это вовсе и не его тело так страшно терзают сзади и спереди.
- Ну же попроси, попроси, - жарко шептал ему в ухо доктор, работая бёдрами и рукой... Как бабочку накалывают иглой... - Скажи, что тебе нравится, когда тебя трахают сразу с двух сторон, скажи...
- Да... - бесцветный, почти неживой голос Камуи, похожий на шелест тростника у реки, вполне мог бы принадлежать кому-нибудь из тех полупрозрачных призраков, что вечно следовали за ним, и из-за которых он оказался навечно запертым здесь. - Мне нравится, Ю-сенсей...
Гакт не знал, сколько времени длилась эта пытка. Для него время превратилось в тягучую, клейкую субстанцию, которая опутывала его сверху донизу, не давая пошевелиться и вздохнуть. Кажется, он несколько раз терял сознание. Один раз ему даже привиделось, что он стоит посреди огромной сцены, всё вокруг залито огнями и тысячи, тысячи людей, как один выкрикивают его имя...
Когда сознание вновь стало ускользать от него, он лишь с горечью подумал, что опять будет ходить в туалет кровью.
Если б только это был просто сон и можно было бы взять и проснуться...


***

Гакт проснулся, захлебнувшись собственным криком. Только за последнюю неделю его уже в третий раз мучил кошмар. Причём, кошмары эти были словно липкая, вязкая жидкость из которой не выбраться - так бывает, когда во сне знаешь, что это просто сон и пытаешься проснуться, но не можешь, как будто что-то не пускает тебя, ты тянешься к далёкому свету впереди, а тебя тащат вниз, в чёрную, холодную пучину - как в болото - и от страха хочется закричать. А потом, наконец, просыпаешься и понимаешь, что действительно кричал.
Ещё несколько секунд он смутно помнил, что именно ему снилось, но затем скользкие щупальца сна окончательно выпустили его из своих холодно-липких объятий, и остался лишь неприятный осадок, да несколько капелек холодного пота скатились по спине, щекоча кожу. Гакт ещё посидел, приходя в себя, и вздрогнул, когда заметил какое-то движение в комнате. Его рука непроизвольно потянулась к тумбочке рядом с кроватью, где он хранил пистолет и рассмеялся, с опозданием поняв, что это не кто-то живой, а просто отражение - всего лишь его отражение. Прямо напротив кровати висело старинное зеркало в человеческий рост - потемневшее от времени, в тяжёлой резной раме с какими-то странными, фантастическими фигурами. Когда-то давно, ещё в другой жизни, его зачем-то купила Ами, и настояла на том, чтобы оно было повешено в их спальне, хотя зеркало совершенно не вписывалось в современный интерьер комнаты, да и к тому же, по мнению Камуи, было слишком уродливо. Но Ами нравилось крутиться перед ним часами, оглядывая себя с ног до головы и тщательно поправлять то выбившуюся из причёски прядь, то загнувшийся воротничок - вылизывая всё до блеска, прямо как кошка. А он его терпеть не мог. Особенно, когда они с Ами занимались любовью, у него по коже мурашки ползли от стойкого ощущения, что за этой зеркально-мутной поверхностью - с той, с другой стороны - что-то шевелится и подглядывает за ними. Но если бы он сказал об этом жене, она бы высмеяла его и посоветовала обратиться к врачу.
Теперь его можно было бы снять. И почему он до сих пор этого не сделал? И почему она не забрала его, раз так любила? Ах да, она не желала больше иметь ничего общего с этим местом. И с ним.
Но всё это уже не имело значения.
Гакт прошёл на кухню, взял стакан воды, но, подумав, выплеснул воду в раковину и налил виски. Прижимая бокал к груди так, будто это было его собственное сердце, он устроился на подоконнике рядом с засохшим в горшке цветком, который поливала, наверное, в последний раз Ами. У стены, на маленьком столике, стояли фотографии. С одой улыбалась красивая молодая женщина с печальными, тёмно-синими глазами. Она лишь слегка приподняла уголки губ, как будто в самый последний момент вспомнила, что надо бы улыбнуться. Но именно эта её улыбка, лёгкая и светлая как лучик света на тёмной воде, сразу невольно приковывала взгляд. С другой весело смотрел крепенький шестилетний мальчуган с шапкой тёмных волос, тонкими, летящими чертами лица, как у матери и бархатными, тёмными глазами отца. На множестве других фотографий они были все вместе. Такие счастливые и такие чужие лица. Боль и одиночество, в конце концов, превратили их лишь в тени прошлого. Гакт смотрел на них и не мог узнать даже себя. Неужели когда-то он был отцом, мужем? Неужели?
Ночь была полна огней, звуков: гул машин, голоса, лай собак. Только отчего-то мужчине казалось, что он совсем один в целом мире. Будто он на необитаемом острове, а мириады огней вокруг - это таинственные огни ночного океана. И внутри его собственного тела пустота, словно кто-то слепил из костей и кожи тело, а заполнить его забыл. И теперь только одна оболочка.
Вся жизнь была просто сном. Он спал и видел прекрасный сон, но вот, наконец, проснулся и так жалко, и чего-то не хватает. Как замечательно было бы вовсе забыть его, как забываются ночные кошмары. Но воспоминания, словно разноцветные бусинки, рисовали на парче памяти замысловатый узор. И самые яркие из них, как самые красивые бусины, были особенно дороги.
Гакт уставился в окно, и ночь вдруг расцвела перед его глазами солнечным светом...
Тёплый ветер, тёплый асфальт, тёплое дерево скамейки. Тёплое море впереди, а позади - парк в багряном золоте вечернего солнца. Забытые учебники рядом. И бескрайнее небо над головой, в котором тонешь, растворяешься.
- Привет, - сказала какая-то девушка, присаживаясь рядом и заставляя юношу выплыть из лазоревого покоя и взглянуть на незнакомку. На коленях она держала красивую коробку для завтраков. Девушка застенчиво улыбнулась под пристальным взглядом Гакта и неожиданно протянула ему коробку:
- Не хотите? - спросила она и, то ли молодому человеку только показалось, то ли действительно, в её голосе была почти что мольба. Чего это она, удивлённо подумал он, уставившись на коробку с завтраком - белую в мелкий голубой цветочек. А девушка опустила голову, краснея, и сказала:
- Готовила для своего парня...
Как будто это что-то объясняло. Гакт нахмурился и почти грубо спросил:
- А что же он?
- А он меня бросил, - пояснила она и улыбнулась. Вдали, по тёмно-синему морю скользнул белый парус. И тут он заметил, какие удивительные глаза у этой незнакомки, почти как море.
Есть ему совсем не хотелось, но он всё-таки взял коробочку, косясь на девушку и от всей души надеясь, что она не расплачется. Не любил он, когда женщины плачут.
- Спасибо, - бросил он, вертя в руках неожиданный подарок и не зная, как вести себя дальше. Но незнакомка вдруг расцвела улыбкой, вспорхнула со скамейки с пылающими щеками и, что-то протараторив, умчалась прочь. Через секунду она вернулась, запыхавшись.
- Я Ами, - звонко крикнула она издали.
Это был вечер первого летнего дня, а потом настало утро. И шёл дождь. Десятки разноцветных зонтиков расцвели на мокрых тротуарах и аллеях. Только он был без зонтика, спеша на урок музыки. И вдруг мир потеплел, стало сухо, хотя дождь продолжал лить как из ведра. Рядом шла она и улыбалась. И они шли так, молча, под одним зонтом. Это было странно. И приятно.
- Первый бабник на всю школу! Я так боялась, что ты просто используешь меня, как других. Но не могла устоять перед тобой! - смеясь, призналась она много лет спустя.
И был вечер, и было утро. И зелёные кружева сменились янтарём и рубином. И снежные хлопья смешались с цветами сакуры. А они были вместе, как будто в то дождливое утро дешёвенький зонтик с яркими цветами соединил их судьбы, их жизни, их души. И это было как в сказке. Или как в глупом любовном романе. Но это было.
А теперь этого нет.
Нет ничего, кроме пустоты...
Свет погас, запах летнего дождя на тёплом асфальте растворился в смраде выхлопных газов, когда Гакт открыл окно. На мир снова опустилась ночь, и воспоминания, свернувшись клубочком, забились в самый дальний, тёмный угол памяти.
Ради чего теперь жить?...
Камуи поднял руку с бокалом, как будто в порыве злости хотел выплеснуть остатки спиртного себе на лицо, но вместо этого с силой опустил хрупкий сосуд на подоконник. На пол полетели осколки стекла, а несколько впились в руку мужчины. Гакт смотрел, как тоненькой струйкой стекает по пальцам кровь. Вид собственной крови принёс ему странное удовлетворение, даже радость. Он ещё больше расцарапал рану ногтями, кровь пошла быстрее, заливая подоконник. Он поднёс руку ко рту и кончиком языка лизнул окровавленные пальцы. Она была солоноватая с металлическим привкусом. Кровь. Как бы ему хотелось вспороть себе вены на запястье, что бы эта чудесная алая жидкость беспрепятственно хлынула из него на волю, растеклась по комнате, образуя озеро цвета хризантем.
Ярко-красных хризантем - таких, какие росли в парке в тот осенний день...
Когда они, наконец, сумели выбраться из дома в выходной все вместе. Им так редко удавалось сходить куда-то втроём, обычно то у него, то у Ами были дела. Но тогда... Тогда их не было. В тот осенний, тёплый, янтарно-светлый день. Они так радовались. Особенно Джан. Он бежал впереди, размётывая своими маленькими ножками кипящий прибой сухих листьев и, весело смеясь, подбрасывал вверх золотые и алые звёздочки клёнов. Ами была рядом в голубом пальто и берете того же небесного цвета.
Гакт помнил, как пытался заставить Джана вернуться, когда впереди показалась дорога - обычная дорога, по которой изредка проезжали машины. Но всё-таки следовало быть осторожным. Он звал сына, но тот не хотел возвращаться, предпочитая бежать впереди, свободный словно ветер, проносясь мимо клумб с ярко-красными, слепяще-красными хризантемами. А руки Гакта были чем-то заняты. Чем-то тяжёлым. А Ами о чём-то спросила, и он обернулся к ней, но она вдруг замолчала и её большие, удивительные глаза расширились, почернели... В тот момент ему показалось, что он увидел в их отражении, как Джан выскочил на дорогу с ворохом ярких листьев и как блеснул холодом серебрянный Ford, - сейчас он думал, что конечно не мог этого увидеть в её глазах, но, видимо, подсказало сердце отца или он обернулся как раз в тот момент. Впрочем, уже не важно. А потом... Потом всё смешалось, как салат и превратилось в обрывочные воспоминания об ощущениях разных органов чувств: визг тормозов, яркие пятна полетевших в воздух листьев, голубое пальто где-то рядом, а потом далеко, у обочины маленький ботиночек цвета весенней листвы и красные-красные хризантемы где-то сбоку...
Кровь всё ещё текла из раны, но уже медленнее. Впрочем, её было достаточно, чтобы Камуи мог размазать её по лицу и, откинув голову, по шеи, груди. Что-то рвалось из его горла - всхлипы, вздохи, крик. Но он всё проглотил, уставившись блестящими глазами в ночь за окном. Там, в этой темени, жил человек, который разрушил его жизнь, разбил, как зеркало и без зазрения совести прошёлся по осколкам. А ему дали всего пять лет - пять лет! Даже на год меньше, чем прожил его сын. А теперь он свободен и живёт в своё удовольствие, барахтается в маслянистой жидкости этой ночи и радуется...
Ради чего теперь жить? О, есть ради чего!
Гакт снова лизнул кровь. Только раз он видел этого человека - на суде (в первый раз, в тот осенний день, он как будто даже и не заметил его). Но хорошо запомнил, словно отпечатал его образ в своём сознании - высокий, худой, с блестящими глазами на приятном лице.
И звали его Ю.



2


- ...Ю-сан?
Гакт посмотрел на друга, гадая о чём речь. Он так глубоко задумался, что пропустил вопрос ведущей мимо ушей и теперь надеялся угадать тему разговора по ответу Ю.
- Новый альбом... - затянул гитарист, и Камуи тут же отключился. Ему сейчас не хотелось думать ни о новом альбоме, ни о работе... как это ни странно. Раз уж здесь Ю, он может позволить себе слегка отвлечься, тем более, что в груди болело невыносимо, и боль эта разгоралась всё сильнее. Он мысленно представил себе, как нечто вроде огромного, красного, сочащегося белым гноем, комка набухает у него внутри. Оно пульсирует подобно сердцу, но не перегоняет кровь, а засасывает в себя - жадно, с противным хлюпаньем, как будто хочет выпить всю, что есть в теле, до капли. И чем больше этот ком впитывает, тем жирнее становится и вот, он уже лопается, разбрызгивая фонтан белёсой, трупной мерзости по всему телу, заполняя его гноем вместо крови. Тело не выдерживает, и эта белая пакость сочится из глаз, ноздрей, ушей, из под ногтей...
Гакт едва заметно качнул головой, отгоняя кошмарное видение. Главное, дышать глубоко, ровно. Не впадать в панику, он не дома. Держаться в руках. Но, чёрт побери, как тяжело держать себя в руках, когда боль такая сильная, что кажется, что в груди и впрямь того и гляди что-то взорвётся, ломая рёбра, разбрызгивая внутренности.
С утра Ю заставил его выпить таблетки, но в последнее время они помогали всё меньше. С каждым новым приступом боль становилась всё непереносимее, а галлюцинации - по крайней мере, ему так говорили, да он и сам от всей души надеялся, что это всего лишь глюки - страшнее. Как будто он в плотную подошёл к какой-то черте, черте за которую нельзя заходить ни в коем случае. Потому что там, за ней, все эти галлюцинации становятся явью. Безумие.
Нет, Гакту совсем не хотелось сойти с ума и оказаться в психушке.
Как в одном из постоянно мучивших его теперь ночных кошмаров.
- ...Камуи-сан? - музыкант поднял глаза на ведущую. Она смотрела на него со сладкой улыбкой на розовом ротике. Она явно о чём-то спросила, вот только о чём? Он снова прослушал вопрос и теперь лихорадочно думал, как ему выкрутиться. Глаза метнулись к Ю, словно он какой-нибудь школьник, в отчаянии надеющийся списать у соседа. Тот тоже улыбался. Что же она спросила?
- М-м-м... - протянул Гакт, ища поддержку хоть у потолка.
- Да нет у него никакой подружки! - рассмеявшись, выдал вдруг Ю. - Какое там, когда столько работы, что иногда забываешь сходить в туалет!
По залу пронеслись лёгкие смешки. Ведущая улыбнулась гитаристу, но её странные, слишком светлые для японки глаза вновь вернулись к Гакту. Он вспомнил, как она произнесла это своё "Камуи-сааан" - с каким-то почти томным придыханием, как будто хотела заняться с ним сексом прямо здесь и сейчас. Гакт на мгновение допустил такую возможность и подумал, что видео отрывали бы с руками и ногами...
Снова вопрос - теперь по поводу новой песни. На этот раз он внимательно слушал и сразу стал отвечать, с подробностями. Но, хотя голос его звучал ровно, спокойно и ему даже удавалось время от времени вставить шутку-другую, Гакту стоило неимоверных трудов собрать в кулак всю свою силу воли и заставить мозг забыть о пульсирующей боли в груди. Какая-то часть его сознания выскользнула из оболочки, будто бабочка из куколки, со стороны глядя на своё красивое, вальяжно разложившееся на диване тело. Оно двигалось, шевелились губы, язык, иногда поднималась рука и заправляла за ухо выбившуюся из тщательно уложенной причёски прядь волос. Но это как бы не он. Кукла. И кто же дёргает за нитки, интересно?
Вне тела было так хорошо, легко и свободно от тяжёлой, гниющей плоти, что Камуи подумал, как было бы здорово вовсе не возвращаться в эту смрадную оболочку, в этот панцирь, в живой гроб. Но тут почувствовал странную тяжесть внизу, и тут же яркий свет студии ударил в глаза, а в груди опять заболело. Его затянуло назад, он и не заметил. Но что? Ответ стал ясен через секунду. Благо, на нём была длинная рубашка.
Пока его сознание странствовало себе по воздушно-золотистому небытию, его неразумное тело шарило глазами по залу и нашарило-таки то, отчего ему теперь было очень тесно в штанах. Взгяд Гакта был устремлён на хорошенькое, тоненькое создание с глазами тёмно-синими, напоминающими ему море. Девушка поймала его взгляд и, если бы он был осязаемым, она бы вцепилась в него зубами и ногтями. Кажется, она даже не моргала.
- Что с тобой творится? - спросил он у своего отражения. Дрожащими руками он открыл кран и подставил пылающее лицо под обжигающе-ледяную струю воды. Как только закончилась программа, Камуи пулей выскочил из аудитории и закрылся в туалете. Ему была нужна разрядка. И срочно. Он поразился сам себе - давненько такого с ним уже не приключалось, не потому что он чего-то не мог, а просто реально не хватало времени. И вдруг, из-за какой-то костлявой девчонки...
Он вытер лицо и посмотрел на себя в зеркало.
Зеркало. Эти странные сны, изматывавшие его по ночам, начались месяц назад, как раз, когда он купил это чёртово зеркало. Ни один нормальный человек не связал бы эти два события, но Гакт был… другим. В его жилах текла проклятая кровь, страшное наследие. И он чувствовал, что с этим зеркалом что-то не совсем так, что-то... Что-то в нём было. Иногда он вздрагивал от неприятного, холодком пробегающего по коже, ощущения, что кто-то следит за ним. Из зеркала. Но каждый раз, сколько бы он не вглядывался, ничего кроме собственного отражения не видел. Сказать об этом Ю? Друг поймёт его, но не поверит. Зато заставит выбросить зеркало, а Гакт не хотел. Он боялся его и, в то же время, у него было такое странное ощущение, как будто он, наконец, нашёл то, что так давно искал.
Он устало закрыл глаза.
С этим нужно было разобраться.
Но сначала надо что-то делать со снами - несчастные три-четыре часа, которые Камуи отводил себе для сна, превратились в настоящий кошмар. Он жил в них чужими жизнями, и ни в одной из них не хотел бы оказаться по-настоящему. После пробуждения, он помнил их смутно, но липкий, холодный страх капельками пота оставался на коже и потом целый день его не отпускало чувство, что всё вокруг нереально, и что он на самом деле должен быть совсем в другом месте. Словно в нём жили сразу несколько человек. Или только пытались?
Вода всё ещё лилась, заглушая шаги, и Гакт не услышал, как кто-то подошёл к нему сзади, пока лёгкая рука не коснулась его плеча. Певец вздрогнул и, распахнув глаза, уставился на тонкую фигуру в зеркале. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она у него за спиной и что она вполне реальна.
Эта была та девушка - та, с удивительными глазами, навевающими мысли о море. Вблизи она была ещё ниже и тоньше, чем казалась из студии. Тёмные волосы шёлковым водопадом струились по плечам до середины спины. Под лёгкой, цветастой футболкой почти не было видно груди. Ярко-голубые шорты открывали длинные и очень худые, как у птенчика, ноги. Девушка молчала, не сводя с него глаз, словно боялась, что тогда он сбежит. При этом она смотрела на него так преданно, будто собака, в любую секунду готовая броситься вылизывать своему хозяину ноги. Чуть ли хвостом не виляла.
Гакт не успел опомниться, а она уже висела на нём, прижимаясь к нему всем телом, прокладывая влажную дорожку из поцелуев по его шее. Он хотел оттолкнуть её, хотел спросить, как ей удалось пробраться мимо ребят, - двухметровых телохранителей - которые должны были караулить у входа в туалет. И разве он не запирался? Но все эти вопросы были сметены потоком наслаждения, когда девушка коснулась его самого чувствительного места и стала легонько поглаживать через кожаные штаны. Камуи издал стон и, не помня себя, схватил девушку за хрупкие плечики, притиснул к стене и впился ей в рот. Её слюна была слегка сладковатой, как будто она недавно ела конфеты. Одной рукой он поддерживал девушку за талию, - она совсем обмякла в его руках - а другой стянул с неё шортики на резинке.
И вдруг отпрянул, как ошпаренный, вытаращив глаза на девушку. Нет, не девушку - это был парень! Точнее даже - мальчик, подросток!
У Гакта потемнело в глазах и ему пришлось схватиться за раковину, чтобы не упасть. Как он мог так ошибиться? Это просто невозможно! А, может, это подстава? Может, где-то здесь спрятана видеокамера, чтобы потом шантажировать его или выдать в прессу офигительную новость - Маньяк Камуи Гакт Насилует Подростка!
Но мальчик, казалось, искренне расстроился. Он смотрел на певца глазами побитой собаки, готовый вот-вот разрыдаться. Он робко протянул руку, желая коснуться лица мужчины, но тот отпрянул от неё, как от змеи и попытался боком пробраться мимо мальчишки. Что бы там не говорили про Гакта и Ю сумасшедшие фанаты, Камуи никогда не интересовали мужчины, тем более дети. И уж конечно ему не хотелось влипнуть в историю.
Когда он уже почти добрался до выхода - покричать своей охране почему-то даже в голову не пришло - парень буквально кинулся ему в ноги. Дрожа то ли от сдерживаемых слёз, то ли - от возбуждения, он начал быстро расстёгивать на Гакте штаны. Камуи уже открыл рот, чтобы позвать на помощь, но потом подумал, как это будет выглядеть со стороны и к тому же... Пока эта мысль едва ворочалась у него в голове, жаркий рот уже успел накрыть его, поглотить - целиком. У певца подкосились ноги, он опёрся спиной о стену, а мальчик смотрел на него снизу вверх своими сияющими тёмно-синими глазами, умело работая язычком и нежно перебирая рукой яички.
Острое наслаждение прошило Гакта насквозь, заставляя его выгнуться и тихо вскрикнуть. Паренёк встал и снова потянулся к нему губами. На этот раз Камуи ощутил вкус собственной спермы, но этого его уже не смутило. Желания, несколько месяцев сдерживаемые в узде, разбежавшись, с размаху пнули рассудок и полностью завладели телом. От мысли о том, какое горячее и тесное это тело внутри, у Гакта снова началась эрекция. Он стащил с парня футболку и шорты (под которыми, к стати, больше ничего не было), подхватил его и усадил на раковину, устраиваясь у него между ног. Камуи уже и не думал о том, что кто-то из его охранников может войти. Ему хотелось только одного - поскорее оказаться внутри и...
Он смазал себя собственной слюной и приставил головку пениса к плотному, розовому колечку ануса. Мальчишка откинул голову, длинные волосы полоскались в раковине, он стонал и, хотя Гакт крепко держал его, пытался двигать попкой, чтобы поскорее насадиться на член. У певца ещё мелькнула тень сомнения, когда искорке разума удалось таки пробиться сквозь туман желания. Он подумал: "Что я делаю? Я сошёл с ума?" Но эта мысль тут же испарилась, когда парень в его руках снова потёрся об него. Гакт вошёл в него, и оба закричали.
...разорвать это тело. Кусать, кромсать, рвать. Быть внутри!
Камуи глянул в зеркало и увидел, как его пальцы медленно погружаются в мягкую, податливую плоть мальчика, как выступает кровь и течёт рубиновым потоком вниз по его спине. Он услышал чавкающий звук раздираемой плоти. Его руки сдирали с гладкой спины кожу, мышцы, мясо, добираясь до белых, как лилии у него в саду, костей. И потом - хруст...
- Аааа! - закричал подросток, забившись у него в руках, и Гакт почувствовал, как что-то тёплое стекает по его животу. "Кровь?" Через секунду он кончил сам - глубоко внутри мальчишки. Они ещё некоторое время не шевелились, обнявшись - липкие от пота, тяжело дыша.
Камуи заставил себя вновь поглядеть в зеркало, страшась увидеть там изуродованное, содрогающееся в его руках тело. Но ничего такого не было. Мальчик был цел и невредим, и крепко прижимался к нему обнажённым, костлявым тельцем. Тёмно-синие глаза не отрываясь смотрели на него, и Гакту показалось, что он тонет в них, что ему нечем дышать.
Парень проворно соскочил с раковины, быстро натянул одежду и в несколько прыжков оказался у выхода. Там он обернулся и ещё раз взглянул на певца. Камуи глядел на его отражение в зеркале, ему хотелось повернуться, протянуть к нему руки - чтобы он не уходил. Чтобы эти необыкновенные, чудесные глаза, от которых, казалось, так и веяло холодным морем, остались, не исчезали. Но он не обернулся, а мальчишка ещё помедлил мгновение и исчез за дверью.
"Я никогда раньше не трахался с парнем, - подумал Камуи, глядя на захлопнувшуюся дверь. - Никогда раньше не видел этого мальчишки. Так почему же мне так не хочется, чтобы он уходил?"
На время забытая боль в груди внезапно всей тяжестью навалилась на Гакта и он, упав на колени, скорчился на холодном, мраморном полу.
"Я умираю", - промелькнуло у него в голове. Ему казалось, что от пола поднимаются тоненькие, голубые струйки и ледяными жалами впиваются в его тело.
Этот холод был ему знаком. Когда он в первый раз его ощутил?
Когда умер его дедушка. Взрослые собрались в гостиной, разговаривая полушепотом, а мама плакала у окна, и отец стоял рядом, положив руку ей на плечо.
Никем не замеченный, Гакт потихоньку пробрался в комнату деда. Тот, казалось, мирно спал - его лицо было таким спокойным. Камуи испугался, что взрослые что-то напутали, и вовсе дедушка не умер, и его зароют в землю живым. Он потянул деда за руку, желая разбудить его пока не поздно, и почувствовал, что рука совсем ледяная. С тихим ахом он хотел вскочить и выбежать прочь, но мертвенно-холодные, шершавые как наст пальцы вдруг дрогнули и сомкнулись вокруг его запястья. Мороз мурашками побежал по коже Гакта. Он закричал и, выдернув руку, кинулся вон. Но сёдзи не хотели поддаваться, и влажные от страха пальцы безуспешно скользили по дереву. Он спиной чувствовал на себе тяжёлый, пристальный взгляд.
Гакт в кровь ободрал пальцы, пока на его крики не сбежался весь дом, и мать не распахнула сёдзи с другой стороны и не отругала его. Когда рассерженный отец за шкирку выволакивал сына в коридор, Гакт последний раз кинул взгляд на деда и увидел, как синие губы шевелятся:
-Там... - отчётливо услышал он, но в этот момент кто-то закрыл сёдзи, и Камуи так и не узнал, что хотел сказать ему дед.
- Он говорит! - закричал Гакт, и все в шоке уставились на него. Мать отчего-то заплакала. - Но он правда говорил со мной, говорил!
Отец ударил его по губам.
И сейчас, лёжа на полу в туалете, не имея сил даже на то, чтобы позвать на помощь, Гакт снова вспомнил это таинственное слово, произнесённое мёртвыми губами - "там". Что дед собирался сказать? О чём хотел предупредить его с той стороны? Что там за гранью? Как много раз с тех пор он задавал себе эти вопросы. Ответов были тысячи, а правду мог узнать только он сам. И он пытался. Мчась на полной скорости по извилистой автостраде, обгоняя машины по встречной полосе, сотни раз балансируя на грани жизни и смерти. В те минуты ему казалось, что у него за спиной вырастают крылья. И пьянящее чувство бесконечной свободы, свободы от страха, от желаний, от всего... А в конце его ждёт ответ на вечный вопрос, а что же "там"?
Как часто он был близок к той черте, за которой начиналось это "там".
И сейчас тот же холод щупальцами впивался в грудь, растекался по венам, убаюкивая, затягивая в чёрный омут.
Когда Гакт пришёл в себя, рядом сидел Ю и, положив его голову себе на колени, успокаивающе гладил по волосам.
- Держись, - шептал он. - Сейчас приедет скорая.
Боль в груди потихоньку отпускала (видимо, Ю уже успел ему что-то дать), голова прояснялась. Он понял, что всё ещё находится в туалете, а значит - прошло совсем немного времени, и мальчик с тёмно-синими глазами не успел уйти далеко.
"Я хочу, чтобы он был здесь, - родилась отчётливая мысль. - И плевать, что на следующее утро это появилось бы во всех газетах. На радость фанатам".
Только сейчас Гакт почувствовал странный солоновато-металлический привкус у себя во рту. И что-то тяжёлое и холодное на языке. Ему почему-то подумалось, что это огромный жук, и он, с трудом подавив рвотный позыв, незаметно для Ю вытащил это "что-то" изо рта.
Камуи вырвало. Ю засуетился, стал о чём-то говорить, а у Гакта в уме не укладывалось, как и когда он сумел?... И как умудрился не проглотить пока был в отключке?
Когда приехала скорая и звезду погрузили на носилки, Гакт всё ещё крепко сжимал в кулаке окровавленную серёжку мальчика с синими глазами.


***

Пока никто не видел, Гакт украдкой разжал кулак, чтобы ещё раз убедиться, что это ему не приснилось и на его ладони действительно лежит осколок зеркала - тонкий и острый, как бритва. Он сверкнул на свету, когда молодой человек повернул его, и по стене запрыгал солнечный зайчик. Испугавшись, что кто-нибудь заметит, Камуи снова сжал его в кулаке, а руки спрятал в длинных рукавах бесформенной рубашки.
Пришла молоденькая медсестра и раздала пациентам очередную порцию лекарства, от которого мысли едва-едва ворочались, а больные становились тихими, вялыми и сонными. И почему-то ассоциировались у Гакта со старыми, сморщенными огурцами.
С дежурной улыбкой на бледном лице девушка протянула Камуи его порцию таблеток. Он улыбнулся в ответ, гадая, какое несчастье привело её в это страшное место, и взял лекарство. Но только сделал вид, что пьёт, положив таблетки под язык. Сегодня он не должен спать. Осколок зеркала, крепко зажатый в руке, острыми углами до крови впивался в плоть. И это было приятно.
Скоро он освободится.
Гакт вернулся к окну. Сквозь толстые, железные прутья решётки виднелся парк. Был последний месяц осени, зима подступала, и деревья стояли уже почти голые, только сосны зеленели тут и там - причудливо изогнувшиеся, похожие на скрюченных стариков, тянущих руки-ветви к редким прохожим. Кое-где на клумбах среди мёртвой, жёлтой травы были разбросаны разноцветные пятнышки ещё не увядших цветов. На клумбе, прямо под окном, у которого стоял Камуи, в болезненной желтизне поздней осени ярким пламенем горел единственный цветок - красная хризантема. Но эти одинокие огоньки не спасали предзимний парк от скучной, тоскливой унылости, а только вплетали в его обветшалое платье яркую ниточку, от которой становилось ещё грустнее.
Гакту вспомнился точно такой же день - серый и печальный от низких, тяжёлых туч, из которых накрапывал холодный дождь. Северный ветер нёс по мокрому асфальту палые листья, опрокидывая их в лужи, где они оставались гнить.
Он ехал на велосипеде, и грязная вода брызгами разлеталась из-под колёс. Сзади, обхватив его руками, сидела его новая подруга - девочка из параллельного класса, с которой он недавно познакомился. От неё, казалось, веяло теплом. Она крепко прижималась к нему, и Камуи было уютно, несмотря на дождь и ветер. В нём самом поднималась и разливалась по телу волна незнакомого тепла. Он всего на секунду отвлёкся, задумавшись над странным, новым чувством и не заметил, как налетел передним колесом на камень. Его словно подбросило вверх. Краем глаза, он увидел, как перевернулся велосипед, подминая под себя девочку. Не обращая внимание на собственные раны, Гакт поспешил ей на помощь.
- Ами-тян, ты в порядке? - он протянул ей руку, но она не заметила, рассматривая свои ободранные колени. Тонкая струйка крови текла по её ноге, смешиваясь с дождём.
- Ами? - она, улыбнувшись, покачала головой:
- Ничего страшного.
Но Гакта напугала кровь. Он плюхнулся на колени рядом с Ами, прямо в лужу, и как заведённый повторял "прости", пока девочка вдруг не наклонилась и не взяла его лицо в свои руки. Ами заставила Камуи посмотреть ей прямо в глаза - удивительно красивые, тёмно-синие - и неожиданно поцеловала. Это был неуклюжий поцелуй. Она просто прижала на мгновение к его губам свои - с едва ощутимым вкусом конфет и жвачки. От неё пахло яблоками - поздними, ярко-красными, осенними яблоками. А дождь шёл, и их лица, их губы были мокрыми.
Гакт навсегда запомнил этот поцелуй. Первый. С ароматом осени, дождя, конфет и яблок. Им было по двенадцать. А через несколько лет Камуи попал сюда, и волшебство кончилось. И только во сне он снова видел Ами и чувствовал вкус её нежных губ.
"Увижу ли я когда-нибудь, какой она выросла?"
Молодой человек провёл ладонью по стеклу, как будто хотел стереть этот парк за окном, так похожий... И забыть, забыть навсегда, потому что, как и редкие цветы посреди умирающего парка, эти воспоминания не приносили облегчения, а только горькую печаль о том, чего уже не вернуть.
Гакт задумался и слишком поздно почувствовал, как кто-то хватает его за руку. Он повернулся и увидел, что Акико - жалкая, сгорбленная женщина, у которой из полуоткрытого рта постоянно текли слюни - почти разжала его пальцы на правой руке в попытке достать зажатый в них осколок зеркала.
- Что ты там прячешь? - брызгая слюной, прокаркала она. - Что?
Гакт попытался отдёрнуть руку, но полоумная крепко вцепилась в неё, её привлекал зеркальный блеск.
- Чтооо? - тянула она, с упорством осла разгибая палец за пальцем.
Гакт не мог допустить, чтобы его драгоценность обнаружили из-за какой-то психованной бабы. Он выдернул руку из её цепких пальцев, одновременно сильно толкнув Акико. Женщина испуганно вскрикнула, падая, и забилась в истерике, колотя руками и ногами по полу. Камуи поразился накатившей на него злости, но когда он подумал о том, что эта мерзкая старуха просто так возьмёт и всё испортит... спустя столько лет у него появился шанс, а она... Нет, он не мог этого допустить и готов был вцепиться зубами ей в горло, срывать ногтями её бледную, морщинистую кожу и кусать, рвать...
Гакт почувствовал, как кто-то сильный схватил его сзади, заламывая руки за спину. Боль была ужасной, но кулак, в котором был спрятан осколок зеркала, он не разжал. Камуи дёрнулся и получил удар в живот. Когда его, наконец, отпустили, он скорчился на полу в позе эмбриона, прижимая к груди руку с осколком, надеясь, что никто не заметит (или, по крайней мере, не обратит внимание) на кровь, капающую с пальцев.
- Отведите его в тринадцатую палату, - раздался над ним знакомый голос, и Гакту не нужно было смотреть вверх, чтобы узнать, кому он принадлежит. Но когда до него дошли слова Доктора, Камуи подскочил и вцепился ему в халат:
- Нет, пожалуйста, Ю-сенсей! - ему хотелось заплакать, как маленькому или опрокинуться на спину подобно щенку: вот я весь - беззащитный и слабый, я сдаюсь, сжальтесь надо мной.
Но на лице Ю не дрогнул ни один мускул. Он отодрал руки Гакта от своего халата и толкнул его в "нежные" объятия санитаров. Камуи завыл и повалился на пол.
- Сенсей, нужно надеть на него смирительную рубашку, - прошептала испуганная молоденькая медсестра. Она устроилась сюда совсем недавно и ещё не привыкла к подобным сценам. К тому же, девушке нравился Камуи - красивый и, как ей всегда казалось, спокойный, с такими тёмными, печальными глазами.
- Тринадцатая палата и без того его успокоит, - с недоброй усмешкой отозвался Доктор.
Санитары тащили Гакта за ноги, а он кричал и извивался, одной рукой до крови сжимая осколок, что бы только случайно не выпустить, а другой - цепляясь за ножки стульев и опрокидывая их.
- Нет, пожалуйста! - сейчас Камуи был готов на всё. Он бы даже сделал минет Доктору у всех на виду, если б только тот позволил. Всё, что угодно. Лишь бы его не запирали в ТОЙ палате! Где каждая вещь была пропитана ужасом, чужой болью, сочащейся из стен как жир из пор. Где всё кричало страхом.
Никто не знал точно, это было очень давно… Казалось бы, как банально, но говорили, что раньше, в тринадцатой палате проводились опыты над больными. Власти не только знали об этом, они же и финансировали незаконные опыты на людях. На основании исследований создавались новые, эффективные лекарства, но какой ценой? Человеческие крики будто навсегда впитались в стены той комнаты. И хотя этой палатой не пользовались уже много лет, кое-где до сих пор можно было увидеть ржаво-коричневые потёки...
Некоторые слухи о страшной палате были чистейшим вымыслом. В каждой такой больнице существует своё "страшное" место, где, возможно, когда-то что-то и было, но так обросло легендами, что до правды уже никогда не докопаться. Сами же врачи и распускали слухи, чтоб было чем пугать особо буйных.
Камуи тоже не верил. Ну, или почти не верил.
Но однажды его заперли там на ночь. Гакт уже не помнил, в чём именно он тогда провинился, но, что бы он не сделал, это стало для него самым жестоким наказанием. Утром его нашли - забившегося в угол, едва живого. Он был весь исцарапан, на груди расплылся огромный фиолетово-синий синяк, правая рука распахана от плеча до запястья, словно с неё пытались содрать кожу. В отчёте написали, что "пациент сам себе нанёс множественные, телесные повреждения". Как он мог сделать это САМ?
Из последних сил, ломая ногти, Гакт цеплялся пальцами за трещины в полу. Он всё ещё надеялся... На что? На чудо? Такое слово было незнакомо этому месту. Что Ю-сенсей сменит гнев на милость? Невозможно! Но, может быть, он хотя бы изменит наказание? - пусть бы даже снова засунул в него водопроводную трубу, как тогда, когда Камуи чуть не умер от боли и кровопотери. Но только не сидеть целую ночь в этой ужасной комнате и не слышать, как они кричат... Не чувствовать, как холодные и склизкие они прикасаются к его живой плоти, воруя тепло, высасывая жизнь.
- Нет! - Гакта забросили в комнату, словно мешок с картошкой, и тяжёлый запор громыхнул на железной двери.
Он опустился на пол и, затаив дыхание, посмотрел на окно - если, конечно, небольшое, прямоугольное отверстие для света почти под потолком можно было назвать окном. Сквозь толстые, железные прутья решётки сочились бледно-розовые лучи. До темноты ещё было несколько часов.
Но...
Камуи вздрогнул.
...он снова здесь. И скоро наступит ночь.
Свет из розового постепенно превращался в алый, будто пил чью-то кровь - медленно, растягивая удовольствие. Молодой человек смотрел, как солнечные лучи, словно окровавленные пальцы с перебитыми костями тянутся из окна к противоположенной стене. А в темноте их кто-то откусывает, и они становятся всё короче и короче.
Гакт сидел на полу, прислонившись спиной к железной двери. На кровать он лечь не решился - засыпать было нельзя, да и мало ли, что может вылезти... Разбитая щека (когда его швырнули на пол) болела, да ещё и руку дёргало, на которой он содрал ноготь вместе с мясом. И когда успел? Камуи представил, как его окровавленный ноготь застрял где-то в трещине в полу и теперь торчит там - уже мёртвый кусочек его собственной плоти.
Но сильнее всего болела рука, в которой он держал осколок зеркала. Он едва разжал пальцы - острые углы безжалостно впились в нежную плоть. Но Гакта мало волновала боль, к ней он привык, почти сроднился с тех пор, как в этих стенах появился Ю-сенсей. Сейчас у него был шанс, и он не собирался его упускать.
Ещё когда Камуи только появился в больнице, он несколько раз пытался совершить самоубийство. С тех пор за ним следили пристальнее, чем за остальными и не подпускали ни к чему, что могло бы помочь суициду. И молодой человек почти уже потерял надежду вырваться из этих страшных стен. Но вчера...
Гакт, как обычно, стоял у зеркала, вместо того, чтобы смотреть телевизор вместе с остальными. Он почти физически чувствовал, как его тянет к этому громоздкому, тёмному, совершенно непривлекательному предмету. Несколько месяцев назад какой-то идиот пожертвовал его больнице. Зачем это сумасшедшим? Большинство здешних обитателей не подходили к нему, а некоторые даже шарахались, как от гремучей змеи. Но молодой человек сразу почувствовал что-то - будто кто-то протянул от зеркала к нему тонкую ниточку. Иногда, когда Камуи подолгу вглядывался в его тёмную, как бы покрытую пылью поверхность, ему начинало казаться, что он видит там, в зазеркалье, улицы, парки, дома. Словно там был целый мир. Другой мир. А однажды на его отражение словно наплыло чужое. Сначала он испугался, но присмотревшись понял, что это - он сам. Только - иной: короткая стрижка, деловой костюм, каких он в жизни не носил.
Разумеется, всё это происходило только с ним, что доказывало одно из двух - либо бабка его была права, утверждая, что он обладает удивительной силой, либо Гакт действительно сумасшедший.
Камуи стоял перед зеркалом, заворожено глядя в него. Санитары уже примирились с этой его странностью и не заставляли садиться вместе со всеми и пялиться в ящик. Вдруг сквозь шум работающего телевизора, шёпот и тихое поскуливание некоторых пациентов, Гакт явственно услышал звон. Он удивлённо посмотрел себе под ноги и обнаружил там осколок стекла. Но, подняв его и рассмотрев, понял, что это не стекло, а зеркало. Тёмное зеркало. Оглянувшись, не наблюдает ли кто за ним, Камуи присел на корточки и внимательно осмотрел низ зеркала - в углу оказалась небольшая чёрная впадинка - по форме как раз подходящая осколку. Но как? - в шоке думал Гакт. Он ведь даже не ударял по зеркалу, но, возможно, раньше кто-то мог нечаянно стукнуть по нему ногой. А отвалился он только сейчас? И такие острые углы... Как специально.
Гакт зажал свое сокровище в кулаке. Раньше ему даже в голову не приходило отбить кусок у зеркала и использовать... Да он и не смог бы сделать это незаметно. Но раз уж судьба подарила ему такой шанс.
День угасал, света становилось всё меньше. По полу полз холод, но Камуи продолжал сидеть на полу, вжавшись спиной в дверь. Ему казалось, что он чувствует на себе чей-то взгляд. Гакт сжался в комочек, подтянув колени к груди, и, чтобы успокоиться, снова посмотрел на осколок. Тот сверкнул, отразив алый свет.
Что-то шуршало за стенами.
Гакт знал, что там никого не может быть - палаты нежилые. На этом этаже вообще никого не было, только в конце коридора располагался кабинет Ю-сенсея. Доктор не любил шум. Иногда он "приглашал" туда Камуи.
Молодой человек заставил себя отвлечься мыслями на зеркало, когда снова услышал потрескивание из угла, как будто что-то пыталось пробраться прямо сквозь стену. Он сосредоточился на осколке, вертя его и прикладывая к руке. Резать нужно было от запястья до локтя, чтобы уж наверняка. Но... Всё-таки это не нож. Вдруг, не получится? А что, если рана окажется не смертельной, но, привлечённые запахом тёплой крови, жители этой палаты нападут на него? Умирать в любом случае страшно, но умирать ТАК... Нет! Но как тогда дожить до утра? И что потом? Сумеет ли он сохранить осколок?
Вопросы копошились в его голове словно черви, оттягивая время, отводя руку, с зажатой в ней смертью, в сторону.
А ночь подкрадывалась, как подкрадывается маньяк из-за угла к ничего неподозревающему ребёнку. И вместе с ней вокруг Камуи сгущалась тьма: казалось - протяни руку и упрёшься в ночь, как в стену.
Шуршание и скрип теперь не прекращались. Гакт вздрогнул, и по спине у него побежали мурашки, когда за стенкой, в соседней палате, что-то с грохотом свалилось на пол, а затем как будто кто-то потащил это "что-то" через всю комнату. Потом звуки стихли. А Камуи почти не дышал, с ужасом вглядываясь в темноту.
Не как в тот раз, подумал он. Тогда они пришли к нему, пока он спал. Он проснулся от холодных, липких прикосновений к своему телу и сквозь сон решил, что это Доктор пришёл его "навестить". Такое случалось и раньше, в его палате. Сенсей приходил среди ночи, связывал его и насиловал в своё удовольствие - сам или тем, что под руку подвернётся. А с утра отправлял в лазарет, подлечиться. До следующего раза. Но это был не Ю. Они были невероятно сильными, их кожа влажно поблёскивала и была белой, как стерильные больничные простыни. Они крепко прижимали Гакта к кровати и рвали его, и слизывали его кровь. Ледяная кожа, чёрные провалы вместо глаз и прикосновения, прикосновения, прикосновения множества рук. И каждое прикосновение - боль.
Может, поэтому - из-за того, что он бодрствовал - они пока не решались к нему приближаться. Ждали, когда уставший организм сдастся, веки сомкнуться...
Кто-то подёргал дверь, открылось смотровое окошко, и тоненький луч света прочертил дорожку на пыльном полу перед Гактом. Проверяют, подумал молодой человек и решил - а что, если броситься и слёзно умалять? Но это всё равно не поможет.
Свет попал на осколок зеркала, лежащий рядом с Камуи, и тот отразил его, сверкнув в темноте. Гакту что-то показалось... Он нахмурился, поднес зеркало ближе к свету и, вздрогнув, едва сдержался, чтобы не разбить его о стену.
Над его левым плечом, у потолка, что-то шевелилось.
Окошко с лязгом закрылось, и молодой человек снова погрузился в кромешную тьму.
Хотя осколок зеркала был совсем небольшой и увидеть в нём можно было не так уж много, Гакт готов был поклясться, что у ТОГО отсутствовала половина лица.
Казалось бы, чего бояться человеку, который с детства видит мёртвых? Но те, что населяли эту комнату, не были бесплотными, едва различимыми тенями, нет, они буквально исходили жаждой чужого тепла и крови. Гакт ощущал на себе десятки голодных взглядов, всосавшихся в него из темноты. Казалось, сами стены дышат, как будто Камуи оказался внутри живого организма. А, вдруг, это правда?! - мелькнула на миг в его голове безумная мысль, и он испугался, что его сейчас сожжет кислотой, переварит.
От этих мыслей Гакта отвлёк звук шлёпающих по полу босых ног - как будто кто-то неторопливо пересёк комнату и остановился в правом дальнем углу, как раз около кровати. Но в темноте было ничего не разглядеть. У Камуи волосы на затылке встали дыбом, а по коже побежали мурашки. Он отчётливо услышал противный звук работающего сверла, от которого начало ломить зубы, а потом кто-то закричал прямо ему в ухо. Жуткий, нечеловеческий вопль.
На комнату упала тяжёлая, почти осязаемая тишина, в которой стук собственного сердца казался барабанным боем.
И в этой тишине вновь кто-то прошлёпал рядом, словно что-то таща за собой. Гакт почему-то представил себе вспоротый как гнилой фрукт живот, из которого вывалились окровавленные, в мерзкой слизи кишки, которые теперь волочились по полу... Его едва не вывернуло.
Но почему же они не подходят? Боятся его? Смешно! Они смотрят на него голодными глазами, ходят рядом, но не приближаются. Почему? Его уже трясло, он готов был прокричать это вслух - почему они тянут, чего выжидают?! Ждут, когда он заснёт и станет совсем беззащитным?
"Нет, это я их не подпускаю, - внезапно раздался у него в голове голос - вроде бы, знакомый, вот только чей? От неожиданности Гакт тихонько ахнул. - Они не посмеют к тебе подойти".
- Кто здесь? - ели слышно, одними губами прошептал молодой человек. Никто не ответил ему, но он почувствовал, что прямо за его спиной кто-то стоит. Но там ведь была дверь! - Почему ты защищаешь меня?
"Что бы ты мог спокойно уйти... Разве ты не хочешь увидеть, что там, за гранью? Не хочешь покинуть это место и отправиться в увлекательное путешествие? Существует так много дорог... Самых разных и таких интересных".
Дорог, подумал Гакт... И вдруг на какую-то долю секунды перед ним развернулась сверкающая всеми красками даль - осень, весна, лето, зима - всё свилось в один ошеломительной красоты узор по которому серыми лентами бежали десятки и сотни дорог в цветах и снегах. И все они сплетались друг с другом, и нигде не кончались...
- Если я сделаю это сейчас, - Гакт сглотнул. - Меня заберут ОНИ. Я не хочу быть одним из них.
"Я этого не допущу, можешь мне поверить".
И Камуи почувствовал, что действительно доверяет ему, как самому себе кем бы или чем бы он ни был. От него как будто исходило тепло, которое согревало тело и душу.
Гакт пошарил рукой рядом с собой и нашёл заветный осколок.
"Не сомневайся", - шептал голос, и молодой человек не сомневался. Ему подумалось, как здорово будет снова лететь на велосипеде сквозь дождь и листопад, разбрызгивая лужи; снова почувствовать вкус ЕЁ губ на своих - осенних яблок и конфет... Как здорово.
Острые края зеркала жадно впились в запястье и поползли вверх, разрывая плоть, вскрывая вены. Чарующий, хлюпающе-чавкающий звук. Горячий поток хлынул на пол.
И это было потрясающе.
Прежде чем окончательно провалиться в темноту, в палате вдруг вспыхнул свет, и Гакт увидел огромную белую собаку рядом с собой, которая лакала его кровь.
Нет, не собаку, понял Камуи, волка.


***

Он вскинул голову и завыл.
И ему было плевать, что подумают о нём соседи. Гакту казалось, что он всё ещё ощущает на руках вес маленького тельца, похожего на сломанную куклу. На него пахнуло осенью, сухими листьями, палёной резиной и кровью. А ведь всё было так давно... Или недавно?
Камуи взглянул на себя в зеркало - нахмуренные брови, из-под которых угольками горят чёрные глаза, губы сжаты в тонкую линию, на скулах играют желваки. Нет, так не пойдёт. Закрыв глаза, он провёл ладонью по лбу, и когда снова открыл их, на него смотрел уже совсем другой человек: глаза подведены чёрным карандашом, отчего кажутся больше и чуть мерцают влажным, бархатным блеском; на губах с лукаво приподнятыми уголками - еда заметная помада. Серёжки в ушах и расстёгнутая на груди белая рубашка дополняли вполне приличную картину.
Гакт тряхнул волосами и улыбнулся своему отражению. Скоро, совсем скоро, его мечта сбудется. А когда всё закончится... Он не думал о том, что будет потом. А, может, и думал, только не хотел себе признаваться... Но что уж греха таить, он это заслужил. Сколько сил, времени и денег понадобилось на то, чтобы узнать самые тайные желания, самые сокровенные мечты...
А потом ещё нужно было заманить Ю.
Камуи вспомнил, как неделю назад впервые отправился в гей-бар. К своему огромному удивлению, он встретил там не мало знакомых лиц. Завидев Гакта, те сначала удивлённо вскидывали брови, а затем понимающе улыбались. Некоторые начинали приставать. Но молодому человеку было откровенно наплевать на них. Мир уже давно перестал существовать для него, с той осени...
Не обращая внимание на заинтересованные взгляды, и явные попытки завести знакомство, Гакт пробивался к своей цели - сквозь сизый дым сигарет и винные пары, сквозь музыку и толпу полуобнажённых потных тел, сквозь наглые пощипывания и похлопывания. Он видел только Ю, и когда словно демон, с горящими глазами возник перед его столиком, мужчина чуть не выпустил из руки бокал с вином.
- Я тогда подумал, что у меня глюки, - признавался позже Ю. - Я как раз обкурился травки, а ты был так похож на демона или на ангела, чёрт его знает. Но ты был самым красивым парнем из всех, кого я встречал в своей жизни. Наверное, это была судьба. Или рок?
Ю не узнал его. Не узнал человека, жизнь которого так легко разрушил. Да ещё и влюбился (ну, по крайней мере, так говорил).
Когда Гакт выяснил, что Ю - известный и обеспеченный человек - имеет тайное пристрастие к хорошеньким мальчикам и молодым людям, ему и в мысли не пришло, что завлекать извращенца придётся ему самому. Камуи решился на это только потому, что никого постороннего затягивать в это дело не имел право. Да и доверять можно было только себе. Но, если честно, он не особо рассчитывал на успех. А ведь всё, чего он хотел - подобраться к Ю как можно ближе. Любым способом.
А Ю водил его по ресторанам и, смешно сказать, дарил цветы - целые охапки роз, которые Гакт потом с садистским удовольствием потрошил цветок за цветком, пока роскошные букеты не превращались в груду переломанных стеблей и порванных лепестков (он представлял себе, что это кости и мясо самого дарителя).
Гакт вынул из стола кулон с синим камнем - последний штрих. Он снова посмотрелся в зеркало, окинув себя взглядом. На секунду ему померещилось, что зеркало стало темнее обычного, а его отражение изменилось - на нём, как на вешалке, висела бесформенная рубаха, явно великоватые ему штаны, длинные, неровно стриженные волосы и чёрные провалы глаз на очень бледном лице. Молодой человек вздрогнул, моргнув, и всё пропало, оставив его собственное безупречное отражение.
"Надо будет всё-таки избавиться от этого чёртового зеркала", - подумал он мрачно.
Зазвенел дверной звонок. Гакт посмотрел на часы - слишком рано Ю. Чертыхаясь, молодой человек кинулся на кухню, и вновь настойчиво прозвенел звонок. Нет, нет! У него ещё ничего не готово! Снова звонок и снова. Четыре раза...
Камуи замер, боясь поверить собственным ушам. Четыре звонка подряд - так звонит только... Словно во сне, он подплыл к двери и, не глядя в глазок, широко распахнул её.
Голубые сапожки, светло-голубое длинное пальто, блестящая сумочка, крепко зажатая в маленьких, покрасневших от ветра, ручках, по плечам рассыпалась волна тёмных волос. И синие как море, такие необыкновенные, глаза.
Как будто она просто выходила в магазин.
На несколько драгоценных секунд стёрлись целые годы, и Гакту показалось, что он слышит за спиной топот маленьких ножек...
- Прости, что без предупреждения, - сказала Ами и развеяла в прах иллюзию прошлого.
- Привет, - Камуи заставил себя улыбнуться, пропуская бывшую жену в квартиру. Не глядя на него, она сняла сапоги и в носках прошла на кухню.
- А здесь совсем ничего не изменилось, - она скользнула пальцами по стене, столу, засохшим цветам, будто приветствовала старых друзей.
"А ты изменилась", - подумал Гакт, глядя, как Ами привычным жестом берёт с полки чашку и наливает себе кофе. Теперь, когда туман воспоминаний окончательно рассеялся, он увидел, что вокруг её удивительных и таких любимых глаз раскинулись тонкие паутинки морщин. От горя, конечно, а ведь она не так уж и долго живёт на свете. Страдания высеребрили целую прядь в её чудесных, тёмных волосах.
Камуи стало стыдно, что он выглядит лучше неё. Все эти годы он не переставал следить за собой, особенно в последнее время. Конечно, не потому, что ему этого хотелось - это было необходимостью. Частью его плана, плана, который стал для него воздухом. Но ему всё равно было стыдно.
Ами как раньше не стала садиться на диван, а уселась на пол, подогнув под себя ноги. В маленьких руках дымилась чашка с кофе. Прислонившись к дверному косяку, Гакт любовался её склонённой головой. Чёрные как ночь волосы шёлковой волной упали на лицо, чуть приоткрыв нежную, белую шею. Как он любил когда-то целовать её - мучительно медленно, спускаясь всё ниже и ниже.
Не в этой жизни.
Гакт не спрашивал Ами, зачем она пришла. Разве спрашивают об этом счастье, когда оно вдруг является в дом?
- Я сегодня случайно столкнулась с твоим коллегой... - начала было Ами и снова замолчала. Гакту хотелось спросить, с кем именно, но он почему-то не стал. А она продолжила, откинув с лица волосы и пристально посмотрев на Камуи. - Он сказал, что в последнее время ты вёл себя очень странно, а несколько месяцев назад вообще уволился.
- Я никогда не любил эту работу, - улыбнулся молодой человек. - А денег у меня достаточно, если ты...
- Я не о деньгах! - Ами быстро встала и подошла к Гакту, с тревогой заглядывая ему в глаза. - И даже не о работе. Я знаю, как ты не любил её. Всё, что ты любил - это музыка...
- Не всё...
- А из-за нас тебе пришлось её бросить... - Ами всхлипнула, и Камуи обнял её, привлекая к себе.
- И не о чём не жалею, - мягко сказал он, а про себя подумал, как бы сложилась его жизнь, если бы тогда он выбрал музыку.
- Пойдём, прогуляемся, - предложил Гакт. Нужно было увести Ами из квартиры, ни при каких обстоятельствах она не должна была увидеть Ю.
Пока он одевался, женщина бродила по квартире, разглядывая, трогая. Будто призрак из прошлой жизни. Тогда, давно, уходя, она не взяла ни одной вещи. Сказала, что надо начинать всё с чистого листа, что невозможно жить среди воспоминаний.
Но это всё, что у него было.
- Я помню это зеркало, - сказала Ами, глядя на своё отражение. Она неожиданно рассмеялась, но совсем невесело. - Ты всегда закрывал его, когда мы занимались любовью.
Подошёл Камуи и, положив руки ей на плечи, тоже поглядел в зеркало.
- Не люблю его...
- Почему же тогда ты его не выбросил?
Ами провела своей маленькой, белой ладошкой по его тёмной, холодной поверхности, словно стирая пыль. Но вдруг зеркало под её пальцами пошло трещинами и начало осыпаться, а за ним... По ту сторону уходила вдаль дорога из солнечного света и дымных древесных теней. По дороге шли трое - мужчина с женщиной и ребёнок с охапкой разноцветных листьев. Они смеялись.
И снова всё померкло.
Гакт вздрогнул и закрыл глаза, не позволяя страху прокрасться в душу. Ами повернулась и спокойно посмотрела на него, ожидая ответа на свой вопрос. Похоже, она ничего не заметила.
- Потому, наверное, что в нём осталась частичка моей жизни.
- Странно. Хотя, знаешь, говорят, зеркала запечатлевают в себе образы окружающего. Ну, почти как на фотоплёнке. Может... где-то там навсегда застыли и наши отражения?
Гакт знал, что она на самом деле хотела сказать - "отражение нашего сына", но не смогла. Он снова тревожно посмотрел на часы. Для Ю ещё рано, но вдруг он что-нибудь выкинет?
- Ами-тян, пойдём, - позвал он, буквально отрывая её от зеркала. Правда, ему самому тоже хотелось ещё раз заглянуть в него - хоть и было страшно - в тот осенний день, где жила счастливая семья. Образ, сияющей рябью промелькнувший по зеркалу, словно сдавил что-то в груди, отчего мужчине стало трудно дышать и защипало глаза.
Когда они вышли, на улице только что прошёл дождь. С нежностью любовника весенний ветер касался облачно-белых ветвей и казалось, что с неба идёт снег. Цвела сакура.
Неожиданно Ами застыла у витрины одного из магазинов. Камуи посмотрел и не увидел ничего интересного, но вдруг взгляд его остановился на паре серебристо-белых коньков. Какие коньки весной? - подумал он. Но не это заставило его сердце биться быстрее.
- Помнишь, - тихо сказала Ами. - Как ты учил его кататься на коньках? Ему было всего пять...
- Ему было УЖЕ пять, - возразил Гакт и, посмотрев друг на друга, они не сдержали улыбки. Где-то над их головами зашелестел ветер, срывая очередную душистую волну лепестков.
- Мы поехали за город, на озеро. Здесь ты наотрез отказался - много народу. Выбрали самое безлюдное место...
- Потому, что он стеснялся, - вставил Гакт.
- Нет, потому что стеснялся ТЫ, - рассмеялась Ами. - Ты ведь тоже не умел кататься на коньках, а ещё учить собрался. Не знаю, кто из вас был большим ребёнком - он или ты... У тебя было такое лицо, когда ты упал - я думала, ты разревёшься. Но ты поднялся, и он за тобой. Он был таким же упорным...
- А, помнишь, как потом вдруг появился волк и побежал прямо к нему? Я тогда чуть не уделался от страха...
- И с криком бросился прямо на волка...
- Ну, почти...
- Я думала, ты разорвёшь его голыми руками...
- И откуда он там только взялся?...
- Бедное животное едва унесло ноги.
- За нашего сына я любого порвал бы голыми руками.
Ами вскинула голову, подставляя лицо вишнёвому дождю. Потихоньку начинал накрапывать настоящий дождь.
- Пообещай мне, - она посмотрела Гакту прямо в глаза, её собственные - сузились и потемнели, точно море перед бурей. - Пообещай, что он умрёт... медленно.
Камуи даже не удивился. Он лишь кивнул в ответ и, не прощаясь, пошёл прочь. Через несколько десятков шагов он вспомнил, что так и не узнал у Ами, зачем она приходила. Но её уже не было. Женщина растворилась, как дым, в весеннем утре.
Беспокоилась ли она за него или просто хотела сказать?... И как она узнала? Но этого он уже не узнает. Никогда.
Сначала Гакт увидел огромный букет белых роз, и только спустя мгновение из-за него появилось улыбающееся лицо Ю.
- Я не опоздал? О, как у тебя уютно, - произнёс он, когда Камуи впустил его в квартиру.
- Ну что ты, уже всё готово. Я ждал тебя... - Гакт не успел договорить, Ю порывисто прижал его к себе, целуя лицо, шею, грудь и попутно расстёгивая на нём рубашку. Камуи с трудом оттолкнул его от себя, изображая на лице смущение.
- Давай хоть в спальню пройдём, - сказал он, подталкивая Ю в спину. Тот засмеялся. Он чувствовал себя на вершине счастья. Ему даже подумалось, что если он сейчас выпрыгнет из окна, то полетит... Ведь этот удивительный парень был рядом - временами холодный и строгий, а иногда - пушистый и тёплый. Этот букет, возможно, глупость, но как ещё было выразить всё то, что его переполняло, буквально било фонтаном из всех мест? Белый - цвет крыльев, что подарил ему Камуи (как бы по-идиотски это не звучало!).
- У меня есть шампанское, - предложил Гакт и Ю кивнул, не оборачиваясь. Его внимание привлекло огромное зеркало в человеческий рост, со странной темноватой поверхностью. На раме из какого-то неизвестного ему дерева были вырезаны необычные фигурки, которые, как показалось мужчине, слились друг с другом в любовном экстазе. Он подошёл ближе, чтобы лучше их рассмотреть и внезапно ощутил, будто что-то не так. Не так с его отражением. Мужчина перевёл взгляд с рамы на само зеркало и от испуга сделал шаг назад, чуть не упав. Из тёмной глубина на него смотрел он сам, вот только "тот" Ю не стоял, а лежал, привязанный к кровати, совершенно голый, весь перемазанный в крови. Вместо глаз было кровавое месиво, руки словно побывали в мясорубке, а на животе зияла огромная рана, из которой торчало...
Ю хотел закричать, но сзади ему на голову обрушилось что-то тяжёлое, и тёмные, мягкие волны забытья понесли его прочь. Последнее, что он разобрал - лицо Гакта, его любимого, за образ которого он попытался уцепиться сознанием, как за спасительную ниточку.
- Ты не умрёшь... быстро, - до страшного мягко произнёс Камуи, и тёмная, беззвёздная ночь медленно накрыла мир, растворяя его в себе.


3

Стояла тихая, беззвёздная ночь. Тусклый свет редких фонарей сочился вниз, выхватывая из темноты маленькие кружки земли. И тихонько шумел вокруг парк.
Камуи бежал, что было духу. Иногда казалось, дорога не кончится никогда. Он слышал шорох сухих листьев под ногами, ощущал прикосновение холодного ветра к своему лицу. Лёгкие разрывались от боли, хотелось остановиться и отдышаться, но Гакт не мог позволить себе расслабиться. Порой ему казалось, что стоит протянуть руку, и он сможет коснуться белой, будто мерцающей в темноте кожи. Но мальчик каждый раз ускользал от него подобно лунному свету.
В какой-то момент молодой человек понял, что совершенно заблудился и остановился, испуганно оглядываясь вокруг. Только сейчас он обратил внимание, какие странные вокруг него деревья - искореженные, изувеченные, будто вывернутые наизнанку. Казалось, они стонут и тянут к нему искалеченные ветви в надежде выпить его тёплую жизнь, полную воспоминаний о солнце и дожде.
Но не это напугало Камуи так, что он замер, боясь пошевелиться. Что-то шло к нему сквозь ночь, сквозь ветер и осеннюю морось. Он слышал, как трещат под чьими-то тяжёлыми шагами ветки и хрустят листья. Но было слишком темно, так темно, что иногда из живота поднималась волна страха - а, вдруг, это не земля, а дно океана и толщи непроглядного мрака сейчас раздавят хрупкое тельце, как яичную скорлупку.
Шаги замерли где-то рядом, и Камуи напрягся, ожидая нападения. Но из темноты перед ним вынырнуло знакомое лицо, и синие глаза насмешливо уставились на мужчину.
- Ты... - Гакт улыбнулся и, протянув руку, шагнул навстречу мальчику. А тот неожиданно начал смеяться. И расти. Он хохотал, как одержимый, и рос - нет, не рос, а пух! Распухал буквально на глазах! Тело стало круглым как воздушный шар, а сияющая белая кожа натянулась на нём, точно на барабане и поблёкла, стала матовой с мертвенно-синеватым отливом. Камуи показалось, что он видит огромные раскрывшиеся поры, из которых течёт что-то беловатое. А мальчик всё смеялся. Кожа начала лопаться, превращаясь в кровавые лохмотья, и по всему телу, будто трещины по зеркалу, побежали ужасные раны, сочащиеся гноем. Пенис мальчика потрескался и лопнул, как перезрелый плод. Удивительные синие глаза взорвались, и из пустых глазниц потекла чёрная кровь. Губы словно растаяли, обнажив разрушающиеся дёсна. А он всё смеялся.
Гакт не выдержал, и его вырвало. У него было такое чувство, словно его выворачивают наизнанку. Он всё блевал и блевал под кошмарный, булькающий смех мальчика, пока изо рта не пошла одна лишь обжигающая желчь.
Наконец, смех затих, и Камуи рискнул поднять глаза, но зря. С парня кусками слезало мясо и с мерзким шлепком падало на мокрый асфальт. Под его ногами растеклась зловонная лужа фекалий - тело очищалось перед смертью. Но вот, не осталось ничего, кроме белых, как лунный свет костей, которые рассыпались от порыва ветра и, едва коснувшись земли, превратились в пыль.
Мальчик, которого он так желал, исчез. От мысли, что с ЭТИМ он совсем недавно так безрассудно совокуплялся в туалете, рискуя быть пойманным, у Гакта опять начались рвотные спазмы, хотя в желудке уже ничего не осталось.
Занятый своими страхами, Камуи слишком поздно заметил, как что-то обвилось вокруг его лодыжки. Закричав от ужаса, он вскочил и побежал, но тут же упал - эта хрень крепко держала его за ногу. Ещё несколько таких же холодных и скользких щупалец вылезли из-под земли, обвились вокруг ног и рук и куда-то потащили. Гакт кричал и бился, пытаясь цепляться за траву, но лианы - а это, решил Камуи, были они – лишь сильнее сжимались вокруг него. Наконец, он перестал сопротивляться, боясь, что его кости вот-вот не выдержат и переломятся, как сухие веточки. Его привязали к огромному, старому дереву, широко разведя в стороны руки и ноги - в виде буквы "Икс". Лианы так яростно впились в его плоть, что на запястьях и лодыжках выступила кровь.
Внезапно дерево задрожало, и несколько толстых, кривых ветвей потянулись к нему, словно руки уродливого гиганта. Они стали рвать на нём одежду, задевая кожу и оставляя на ней кровоточащие ранки. У молодого человека от страха потемнело в глазах, когда одна из ветвей, довольно толстая и шершавая, вдруг скользнула между его ягодиц, касаясь ануса. Он хотел закричать, но лиана обвилась вокруг его горла так плотно, что вместо крика получился слабый хрип. А дерево, между тем, будто любовник ласкало его тело десятками ветвей и веточек, медленно, почти нежно раскрывая его и забираясь внутрь. Гакту показалось, что его сажают на кол - огромная ветка должна была проткнуть его насквозь. Но она, коснувшись заветного местечка внутри него, чуть отступила, а потом снова подалась вперёд, и молодой человек невольно застонал. Камуи поверить не мог, что его насилует растение, а оно врубалось в него всё быстрее, всё сильнее, и он чувствовал, как боль и наслаждение растекаются по его телу, словно соки по дереву. И что-то рвётся внутри и тёплое течёт по ногам... Самые тонкие из лиан обвились вокруг его пениса и скользнули внутрь.
Вдруг дерево исчезло и лианы, и боль - осталось только приятное тепло внутри. Камуи открыл глаза и встретился взглядом с тем самым мальчиком, который буквально только что лопнул у него на глазах. Парень оказался на удивление сильным - он крепко прижимал Камуи к земле, быстро и совсем безболезненно двигаясь внутри него.
- Хочешь, я покажу тебе, что там?... - выдохнул мальчик ему в ухо.
- Что?
- Ты ведь всегда хотел узнать это, увидеть. Переступить грань. Хочешь?
Юноша внутри него снова коснулся простаты, и Гакт поплыл на волнах удовольствия.
- А-д-да, хочу... - прошептал он.
- Тогда... отдай мне свою жизнь, - мальчик нежно поцеловал его в шею, а потом впился ногтями ему в грудь, сдирая кожу и мясо. - Отдай своё сердце!
Камуи закричал.
Он открыл глаза и несколько минут продолжал лежать без движения. Затем проснулись воспоминания - мальчишка, серьга, больница. Ах, да - грудь... Теперь уже почти не болела. Из больницы домой его привёз Ю. Сейчас он, наверное, спит наверху, а Гакт так и заснул в гостиной, за столом, заваленным нотами, а во сне умудрился свалиться на пол.
Свеча уже почти догорела, сколько же часов он проспал? Вместо того, чтобы работать. Такого раньше с ним не случалось. Впрочем, и грудь раньше так не болела. Да ещё этот мальчишка... Как он только мог поддаться на такую провокацию? Ещё не известно, чем это кончится. Но... В нём было что-то такое... как в этом зеркале - перед ним невозможно было устоять. И ещё - что-то неуловимо знакомое, почти родное... Даже не смотря на то, что раньше его никогда не привлекали дети, да ещё одного с ним пола. Что же с ним произошло? И почему теперь так хочется увидеть его ещё хотя бы раз? Если об этом узнает хоть одна живая душа...
За окном всё было белым-бело и, медленно кружась в ночи, падал снег - мир тишины и покоя. Иногда снежинки ярко вспыхивали, отражая свет фонаря, и тут же гасли, исчезая в темноте. Гакту вдруг подумалось, что вот и он так же скоро исчезнет в темноте, сверкнув на прощание, как тысячи других до него. И кто вспомнит? Фанаты? А когда сменится поколение...
Мир тишины и покоя.
Как в гробу.
Почему же у Гакта было такое чувство, что он уже не принадлежит этому миру. Всё это - ночь, снег, огни города, всё уже не касается его. Как будто когда-то, где-то он переступил черту. Почти. Осталось только собраться с силами и шагнуть в темноту.
Но когда и где была та черта?
Внезапно мир расцвёл мириадами разноцветных огней - голубые, зелёные, золотые - и понёсся вперёд, оставляя за собой осеннюю ночь и мокрый асфальт. Машины впереди, сбоку и сзади, но, кажется, что никого на самом деле нет. Мотоцикл словно огромный зверь с рёвом летит мимо огней, и нет никого и ничего. Только ощущение безграничной свободы. И куртка, развивающаяся за спиной, превращается в крылья. Быстрее, быстрее. Смазанные, сверкающие точки. Крылья растут. И вдруг...
Расправить крылья и оторваться от земли. Прямо в небо, к одиноким звёздам, сияющим в разрывах туч. Ввысь... А весь мир там, внизу. А здесь только он.
Как долго это длилось - мгновение или целую вечность? Прежде чем земля вновь приняла его в свои объятия, наказывая болью за попытку сбежать. И чудилось, будто смотришь на всё со стороны - обломки мотоцикла, распростёртое на земле тело, толпу любопытных зевак. А за спиной и правда крылья. И стоит только обернуться, чтобы увидеть…
Наверное, где-то там и была черта.
Гакт отвернулся от окна и встретился глазами со своим отражением. Сильная боль вновь стала набухать в груди, и он схватился за неё, согнувшись пополам. То же сделал двойник в зеркале и... Может, это только показалось, что он улыбнулся?
Во рту стало солоно. Камуи прикоснулся к губам и посмотрел на липкие, влажно поблёскивающие в полутьме пальцы. Кровь? Его охватила паника. Нет, не может он умереть, сейчас, здесь, вот так! Как же музыка и Ю, и… и мальчик с синими глазами?
Отражение в зеркале вдруг распрямилось и рассмеялось - чисто, звонко, словно десятки хрустальных бокалов разбились одновременно.
У Гакта по спине побежали мурашки, он вытаращил глаза, глядя, как его собственное отражение смеётся над ним. Вдруг тёмная поверхность зеркала заколыхалась, точно застоявшаяся вода в пруду, и оттуда показалась рука, раскрывшая ладонь навстречу Камуи. Само отражение изменилось - это уже был не Гакт, а тот мальчишка с удивительными глазами, и у него по шее текла кровь из разорванного уха. Он снова засмеялся. Почти, как во сне.
- Давай же, - сказал он. - Возьми меня за руку, ведь ты хочешь. Хочешь увидеть тот мир, откуда приходят голоса, то, о чём хотел сказать тебе твой дед.
- Нет, - Камуи замотал головой. Боль в груди пульсировала, казалось, в ритм с сердцем и ясно думать было почти невозможно. И всё же он надеялся, что не сошёл с ума - просто очередной приступ... Где же Ю с его чёртовым лекарством?!
- Ты обманываешь сам себя, - тихо сказал мальчик, печально глядя на скорчившегося мужчину. - Всю жизнь ты жил на грани, хлипкий мостик между мирами... Ты не думал, что он когда-нибудь рухнет?
Гакт вдруг понял. Осознание пришло даже сквозь невыносимую боль - это зеркало, которое он так хотел заполучить, которое так тянуло его к себе - это и есть мост. Мост между мирами.
Гакт выпрямился, тыльной стороной ладони вытирая с губ кровь. Боль в груди исчезла так же внезапно, как и появилась. Внутри чувствовалась такая лёгкость, как будто наконец-то прорвался нарыв, гной вытек, а вместе с ним и вся зараза. Осталась одна открытая, чистая рана ярко-красного цвета. Как хризантемы осенью, почему-то подумалось ему.
И этой чистой раной был он сам.
Камуи подошёл к зеркалу и взял мальчика за протянутую руку. Только сейчас он заметил большого, белого волка, сидящего у ног парня. Какой красивый, подумал Гакт и шагнул вперёд, в зеркало, навстречу синим глазам и холодным объятиям.
"Зачем я это делаю? - мелькнуло у него в голове. - Может..."
Мост между мирами... Сколько же жизней нужно, чтобы увидеть их все?
Ю проснулся от чувства страха, змеёй свернувшегося у него в животе. Он закрыл глаза и попытался снова уснуть, перевернувшись на другой бок. Пропитанная потом, простынь неприятно липла к телу. Тяжесть в животе не проходила. Возможно, он съел что-то не то? Ю прислушался к себе, но нет - это было другое. Сердце билось медленно и очень громко, - так громко, что казалось, по комнате гуляет эхо - перегоняя по венам кровь, смешанную со страхом.
Ю сел, пытаясь не думать всякие глупости (например, о том, что, может, как раз в этот момент нечто тянется из темноты и вот-вот коснётся его обнажённого плеча). Он попытался вспомнить, что ему приснилось. Возможно, причина неясной тревоги в ночном кошмаре и только? Но Ю подумал о Гакте...
В последнее время друг вёл себя странно. Нет, конечно, и раньше случалось всякое. Камуи делал или говорил странные вещи. Никто не видел этого, никто не знал - даже вездесущие фанаты. А Ю иногда видел. И у него волосы дыбом вставали. Например, как-то раз после концерта, Гакт рухнул в обморок, а когда пришёл в себя, говорил про какие-то огни, и утверждал, что он уже умер. Он буквально бился в истерике и кричал, чтобы его поскорее похоронили. Тут не только волосы встанут дыбом.
Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось в последнее время. Да ещё приступы случались всё чаще... А Гакт лишь отплёвывался и говорил, что ляжет в больницу только через свой труп. Ю боялся, что именно так и может получиться.
А ещё это старое, страшное зеркало, что теперь висело в гостиной. Ю казалось, в нём есть что-то зловещее. Он вспомнил, как подошёл к нему вчера утром... Что же произошло? - обман зрения, игра воображения, а, может быть, просто так легли тени? Но увиденное вряд ли можно было так легко списать на тени. Он увидел себя. Вот только тот другой «он» не стоял посреди светлой гостиной, а лежал в незнакомой комнате, на кровати, совершенно голый и какой-то очень-очень неправильный. От шока Ю не сразу сообразил, что же в нём такого "неправильного". А когда понял, отшатнулся от зеркала, едва устояв на ногах, но образ зияющей красной дыры на животе... И вывалившихся оттуда кишок, которые будто бы клубком жадных щупалец присосались к полу... Этот образ запечатлелся в его сознании, как фотоснимок.
Но стоило ему моргнуть, и в зеркале вновь отражалась гостиная и Ю по ту сторону, которого била мелкая дрожь.
Ю - не Гакт, он предпочёл забыть об этом и никогда не вспоминать. А зеркало хотел разбить, очень хотел. Но тогда бы это означало, что он поверил. Что он сошёл с ума. А ведь он пока ещё в своём уме, в отличие от некоторых.
Гакт...
Ю решил, что надо бы сходить, проверить как он там и если всё ещё работает, заставить лечь спать. Последний приступ был очень тяжёлым и другу просто необходим отдых.
Спускаясь в гостиную, Ю подумал о том, что произошло в туалете. Охрана клялась и божилась, что никто кроме Камуи не входил и не выходил оттуда. Но Ю прямо кожей ощущал там чьё-то присутствие, точнее - бывшее присутствие, будто кто-то там был и только что вышел, и ещё не испарилось чужое тепло и запах незнакомых духов.
В гостиной горел свет и Ю выругался про себя - вот ведь, Гакту всё неймётся, хочет до ручки себя довести. Но тут он увидел и не поверил глазам.
Раскинув руки, Камуи бился об зеркало. Раздался треск, по гладкой поверхности побежали трещины, и осколки зеркала стали со звоном валиться на пол. По лицу, рукам, ногам молодого человека текла кровь, но он, похоже, не замечал этого, всё сильнее и сильнее вдавливаясь в зеркало. Ю даже почудилось, что он и впрямь сейчас пройдёт прямо сквозь него. А пол вокруг уже блестел от крови.
Всё, как в кошмарном сне. Ю схватился за голову и так сильно дёрнул себя за волосы, что чуть не вырвал клок. Надо проснуться, проснуться! Ведь это не его друг - друг... а, возможно, даже больше, чем друг, ведь во сне можно признаться... - весь в крови бьётся о зеркало, будто мотылёк о стекло.
Но если это сон, всё можно изменить? Забыв о страхе, Ю бросился к Гакту. Когда он оттаскивал его от зеркала, ему показалось, будто Камуи что-то держит - даже почудилась рука, вцепившаяся в руку друга, но это было только отражение. А ещё краем глаза он увидел в зеркале собаку, огромную, белую собаку. Но она развалилась на сотни осколков.
Гакт вдруг вырвался из его рук, с силой оттолкнув друга так, что тот упал. Он выл, царапая окровавленными руками разбитое зеркало. А потом вдруг затих.
В тишине было слышно только, как кровь капает на пол.
- Гаку-тян, Гаку-тян, - плакал Ю, уже понимая, что это вовсе не сон. - Гаку-тян, ты меня слышишь?


***

Гакт слышал.
Точнее, ему казалось, что он слышит, как хрустят его кости под ударами тяжёлых сапог. Во рту было солоно от крови, голова раскалывалась. Он смутно соображал, где находится - на полу в кабинете у Доктора. И никто, никто ему не поможет...
Ну почему он не умер тогда? Ведь он уже почти чувствовал, каким лёгким становится тело и, казалось, стоит только легонько подуть ветру, он оторвётся от пола и просочится сквозь решётки на узком окне - туда, где сияют холодные осенние звёзды, высоко-высоко.
Но... слишком рано пришли проверить, как он. Так не должно было быть, так никогда не бывало раньше, почему? Что это было - Доктор вдруг забеспокоился о нём?
Новый удар вышиб из молодого человека дух, и он на несколько секунд забыл, что надо дышать. Когда же, наконец, всё прекратилось, Гакт услышал, как Ю отошёл к окну.
- Хотел сбежать от меня? - спросил он, не оборачиваясь. - Неужели ты думал, у тебя получится?
Камуи не ответил. Он сидел на полу, отхаркиваясь кровью и прижимая к груди забинтованные руки. Длинные, тёмные волосы свалялись и торчали в разные стороны. Краем глаза он видел своё отражение в зеркале - в том самом, от которого откололся кусочек и которое теперь зачем-то перетащили в кабинет Ю-сенсея.
- А теперь расскажи мне, как тебе удалось РАЗБИТЬ ЭТО ПРОКЛЯТОЕ ЗЕРКАЛО?! - последние слова Доктор прокричал, сорвавшись на визг, и со всего размаху запустил в зеркало цветочным горшком с подоконника. Горшок разбился, а на зеркале не осталось даже царапины.
- Ну, хорошо... - Ю на минутку прикрыл глаза, затем открыл, и по его губам расползлась ядовитая улыбка. - Допустим, тебе это как-то удалось, и никто не заметил, хотя это до сих пор не укладывается у меня в голове. Но неужели ты думал я позволю тебе вот так просто умереть?
Доктор подошёл к сжавшемуся в комочек Гакту и, присев рядом с ним на корточки, ласково погладил его по спутанным волосам.
- Я ведь хочу тебе помочь, разве ты не видишь? Что бы голоса больше не тревожили тебя...
Ю встал на колени, прямо в кровь, разбрызганную на полу, и обнял Камуи, крепко прижав его к себе. Почти нежно он поцеловал его в губы, слизывая с них кровь, руки жадно шарили по дрожащему, избитому им же самим телу.
- Ну же, - шептал он. - Расскажи мне, о чём говорят с тобой голоса, что видишь, слышишь... Расскажи всё.
"Всё? - подумал Гакт, чувствуя, как мир вокруг начинает изменяться. - Всё?!"
Холодок тонкой струйкой пробежал по позвоночнику, заставляя кожу покрыться мурашками... Солнечное утро словно выцвело, принимая какой-то металлический оттенок. Свет никуда не делся, но солнечные лучи, казалось, тяжело падают на пол сквозь прорехи в шторах - холодные и острые, как клинки. Комната вдруг показалось бесконечной, а голос Ю был едва слышен, будто доносился с улицы. Из дальнего угла, между креслом для посетителей (впрочем, очень редких) и рабочим столом, куда свет не мог дотянуться, ползла тень. Словно живая она двигалась по направлению к Камуи, старательно избегая светлых мест, и как будто урчала.
"От голода?!" - в шоке подумал молодой человек. Тело налилось свинцом, он не мог двинуться. По спине катился холодный пот. Доктора как будто и не было рядом.
Гакт закрыл глаза, чтобы не видеть, как нечто похожее на птицу, - дохлую и уже не один день... - влетело в открытое окно (да нет же, хотя на нём не было решёток, но оно определённо было закрыто) и уселось на спинку кресла, с интересом разглядывая движущуюся тень. Перед мысленным взором возникла яркая картина из прошлого: он, ещё маленький мальчик, и бабушка. Вдали, у скал, грохочет океан. Взгляд старой женщины прикован к чему-то, что он видеть не может. Тихий шёпот: "Они рядом. Они всегда рядом. Твои предки умели открывать дверь в их мир. И ты умеешь. Прислушайся... Слышишь их? Не бойся. Они ничего тебе не сделают. Просто помни, кто ты есть, не поддавайся страху. Если забудешь, потеряешь дорогу назад и навсегда останешься на грани..." Он непонимающе смотрит на бабушку: "На грани чего?"
"На грани жизни и смерти..."
Странная птица встрепенулась и с криком, похожим на человеческий, ринулась прочь. На холодном ветру развевались полинявшие, выцветшие обрывки когда-то ситцевых штор. Пол был серым от пепла...
"Тех, кто сгорел на погребальном одре..."
Единственный цветок, стоящий около окна, на глазах засох и рассыпался в прах. И шёпот, шёпот вокруг... Как назойливое жужжание комаров. Странный язык, слов не разобрать.
Но он однажды уже был на "грани", вдруг вспомнил Гакт. Когда-то давно, когда он был ещё маленьким, и жизнь казалась ему одним нескончаемым летом, он почти умер. Почти. Утонул. Он помнил, как вода тёмным стеклом сомкнулась над его головой, будто поймав в страшную ловушку, и небо стало медленно таять. И казалось, что само время, сам мир течёт сквозь пальцы и исчезает где-то в вышине, по ту сторону стекла. По ту сторону зеркала.
С тех пор таинственный дар, до сих пор дремавший в нём, наконец проснулся – он мог слышать и видеть то, что другим не доступно. Не дар, проклятие.
Но всё-таки... Всё-таки иногда до ужаса хотелось узнать, а что же там? Там, куда он успел заглянуть только краешком глаза. Каково же это?
Камуи опустил глаза на пол, забрызганный его собственной кровью. В этом сером мире она казалась неестественно яркой и такой... живой. Не одна пара глаз, или того, что могло бы служить глазами, с жадностью смотрела на неё. Но Гакт знал, что они совсем не похожи на ТЕХ, из ТОЙ палаты - эти перед ним не более, чем тени. Пыль, которую можно развеять.
Гакт обхватил ладонями лицо Ю, заставляя его посмотреть себе в глаза:
- Ты хочешь знать всё? - тихо спросил он, едва шевеля разбитыми губами. - Хочешь видеть то, что вижу я? Ну так СМОТРИ!
Доктор попытался вырваться, но Камуи держал его на удивление крепко. Зрачки Ю расширились от ужаса, когда Гакт заставил его посмотреть в зеркало, и он увидел в нём... Серый мир. И закричал.
Молодой человек безразлично смотрел, как его мучитель корчится на полу, отбиваясь от чего-то, видимого ему одному. Он до крови царапал лицо и шею, как будто хотел содрать с себя кожу.
- Ну как? - спросил Гакт. Его тёмные, темнее ночи, глаза грозно сверкали из под спутанной чёлки и, в то же время, с жалостью. - А знаешь, они иногда так больно кусаются...
Внезапно окно распахнулось, и комната наполнилась осенью - такой знакомый аромат! Ветер принёс коричневые листья и запахи. Сухой травы, яблок.
Первого поцелуя.
Едва заметная, полупрозрачная фигура стояла у окна. Если бы она не была такой зыбкой, похожей на туман, Гакт подумал бы, что это она открыла окно. А лёгкие шторы надувались осенним ветром и светом, и как будто приглашали...
Парк заканчивался чуть правее, замыкаясь на здании, и под окном кабинета Ю уже было шоссе. Свобода.
Камуи вспрыгнул на подоконник - до странности легко с его-то переломанными костями - и, не оборачиваясь, шагнул в осень.
В тот же миг зеркало треснуло и взорвалось мириадами сверкающих осколков. За своей спиной Гакт ещё успел услышать дикий крик Доктора.
А в следующий момент он уже лежал посреди дороги и удивлялся, что не умер. Впрочем, падать было не так уж и высоко. Но теперь надо было торопиться, пока его не поймали.
Камуи опёрся на локти и сел, чувствуя, как что-то внутри него разрывается. Так далеко уйти не получится...
Он не услышал и не увидел машину. Она так внезапно появилась перед ним, ему показалось - почти бесшумно, словно призрак. Гакт поднял глаза и встретился взглядом с синими, такими удивительными глазами. Знакомыми. И такими испуганными.
Девушка с синими глазами.
Мир вдруг наполнился ветром и светом, зазвенел и, как прежде зеркало, разлетелся на тысячи осколков. И каждый осколок сиял так ярко…
Вспышка...
Гакт слышит визг тормозов, и прекрасное лицо склоняется над ним, заслонив собою солнце. Синие глаза смотрят тревожно и ласково.
- Вы как?
- Жив... кажется.
Вспышка...
В машине пахнет яблоками. Одно, с ярко-красным боком, он держит в руках. Почти до слёз обидно вонзать зубы в такую красоту. Девушка рядом смеётся.
- А ты не боишься, что я сбежал из сумасшедшего дома? - спрашивает он, наслаждаясь теплом яблока и солнца, греющего его левую щёку. На душе так удивительно легко.
- Ха-ха! - восклицает синеглазая. - Ты ещё не знаешь, что из себя представляю Я! Стра-а-ашно? Ха-ха!
Так удивительно легко.
Вспышка...
В небе трепещет воздушный змей. Отсюда, с земли, похожий на маленький кораблик - отпусти, и он бесследно растает среди облаков. Возможно, отправится в путешествие к звёздам. И хочется улететь вместе с ним. Но на земле есть люди, которые...
Вспышка...
Маленький мальчик бежит навстречу объятиям. Следом за ним идёт женщина с синими глазами и букетом синих колокольчиков.
Тепло.
Вспышка...
Молодой человек, так похожий на него самого, держит за руку незнакомую девушку. За окном бесшумно падают снежные хлопья. И чья-то тёплая рука в его руке. И такой родной взгляд синих глаз из-под белой как снег чёлки.
Вспышка...
И мир стал прежним. И рядом не было тепла. Холодный ветер развеял аромат яблок. И целую жизнь.
Машина не остановилась. Не успела.
Какие же всё-таки у неё были испуганные глаза. И такие синие-синие.
Словно сквозь сон, Гакт увидел, как из машины выпорхнула девушка и будто бы не пошла, а полетела к нему.
Маленькая синеглазая девочка, пахнущая конфетами и яблоками. Так вот, какой она стала...
Слишком поздно, подумал он, закрывая глаза и жалея, что никогда не увидит, как трепещет на ветру воздушный змей и не обнимет сына...
Где-то завыла собака. Или это был волк?


***

Он взвыл, когда Гакт воткнул ему в бедро нож и медленно протащил его почти до колена. Густая, алая кровь хлынула на кровать, пропитывая белые простыни цветом осенних хризантем. Камуи отогнул края раны и впился ногтями в мясо - ему было любопытно, сможет ли он его содрать голыми руками и добраться до кости.
Ю потерял сознание.
Руками содрать мясо не получилось.
- Почему... Гаку?... - едва шевеля разбитыми губами, прошептал мужчина. Изо рта у него текла кровь - Гакт выбил ему несколько зубов.
- Ты уже в сотый раз спрашиваешь, - раздражённо произнёс молодой человек, гадая, не лучше ли вовсе вырвать Ю язык. А чем? Или легче просто отрезать? Забавно будет поглядеть... Можно даже заставить его съесть собственный язык. Тоже забавно.
- Я обещал, что умирать ты будешь медленно, - Камуи сверкнул глазами. - И я его выполню.
- Скажи хотя бы... за что? Ты - маньяк?
- Если и так, то твоими стараниями, люби-и-имый.
Гакт надоели пустые разговоры. Они лишали его мужества, которое он копил столько лет.
За окном весело барабанил весенний дождь. Жирная муха спряталась от него в щели между оконными рамами. Приглушённые кляпом, крики Ю были почти не слышны.
- Знаешь, - сказал Гакт, ложась на Ю и слизывая кровь у него с подбородка. - Знаешь, каково это держать в руках сломанную куклу,... которая когда-то была твоим ребёнком? Как неестественно вывернуты ручки и ножки, какое оно мягкое, это маленькое тельце... Знаешь? А каково потом раз за разом видеть это во сне? Раз за разом бежать, чтобы успеть... И никогда не успевать. А? Отвечай!
Камуи вырвал у Ю кляп и со всей силы ударил его по лицу. Что-то хрустнуло - видимо, нос. Мужчина закричал.
- Твоя жизнь когда-нибудь рушилась у тебя на глазах? - продолжал Гакт, чувствуя, как предательски щиплет глаза. Нет, это отродье не должно видеть его слёз... - Я бросил музыку ради них... Если бы ты знал, как больно мне было. Но они... были дороже. Дороже всего на свете.
Камуи не выдержал и зарылся лицом в израненную, перемазанную кровью грудь Ю. Слёзы катились сами собой.
- Но появился ты, - Гакт задыхался. - И всё исчезло, будто сон. Словно никогда ничего и не было! А ведь это было!
- Гаку-тян... - прошептал Ю, пытаясь дотянуться губами до его волос. Камуи отпрянул, глядя на мужчину со смесью отвращения и страха. - Прости меня...
- Ты вспомнил... Ты, гад, вспомнил!
- Ты думаешь, я хоть на день забывал? - Ю вдруг истерично рассмеялся и смеялся, смеялся, пока не закашлялся кровью. Он поднял тёмные глаза на Гакта. - Думаешь, я МОГ забыть? Только ты изменился. Я не узнал тебя.
Гакт сполз с кровати, вцепившись себе в волосы и раскачиваясь, как сумасшедший.
- Почему ты ждал столько лет? Почему не сразу?
Гакт захохотал, вытирая слёзы:
- Ты что полагаешь, на это так легко решиться? К тому же, я должен был знать о тебе всё, все твои страхи. Чтобы выбрать самую страшную для тебя смерть... Но меня попросили... убить тебя медленно. За каждый год, каждый месяц, день, час, проведённый в страданиях. За каждый год, который мог бы прожить мой сын.
- Если бы я только мог повернуть время вспять, - прошептал Ю. - Я отдал бы свою жизнь... А ещё лучше... ещё лучше - я бы похитил твоё прошлое, и ты был бы только моим. И ещё... у тебя была бы музыка. Я люблю тебя, Гаку-тян.
Гакт не выдержал и, вскочив, бросился на Ю.
- Ты что несёшь?! Проклятая мразь, я ненавижу тебя! Я убью тебя, но сначала замучаю, отрежу руки и ноги, а потом утоплю в ванной! Как ты можешь говорить МНЕ такое?!!!
Ю попытался улыбнуться, но разбитые губы с запёкшейся на них коркой крови не желали слушаться.
- Что же мне делать, если судьба сыграла со мной такую злую шутку... Полюбить тебя... Единственного. По-настоящему.
- Я ненавижу тебя так сильно, так сильно... - Гакт соскользнул с Ю и поднял с пола нож. - Сейчас я убью тебя. Тебе страшно?
- Если тебе от этого станет легче...
Камуи сел на край кровати, против обыкновения плотно сжав колени. Нож сверкнул несколько раз, и Ю с удивлением обнаружил, что свободен.
- Ерунда какая-то получается, - бесцветным голосом произнёс Гакт, уставившись в зеркало напротив. - Я тебя мучил, хотел убить. Ты для меня самое злое, что есть в этом мире, потому, что ты украл у меня мою жизнь... И вот я сижу и треплюсь с тобой... А ты... Ты смеешь говорить мне о любви. Как будто мир перевернулся. Что же с ним творится?
Ю сел, с трудом подтянув ноги. В первую секунду он подумал, что можно попробовать напасть на Гакта, пока он отвлёкся, и сбежать. Но как, если и шевелиться-то почти невозможно? Казалось, что тело превратилось в одну сплошную, жуткую рану - болело всё, а особенно распоротая почти до кости левая нога, из которой все ещё продолжала хлестать кровь. Как бежать? К тому же... Он заставил себя собраться по кусочкам и из последних сил, прислонившись к Гакту, обнял его.
- Наверное, мир на грани сумасшествия, - шепнул он ему в ухо. - И мы тоже на грани...
- На грани чего?
- Жизни и смерти. Мне так это надоело, что иногда хочется переступить её и посмотреть, а что же там...
- И мне, - отозвался Камуи. - Я хочу увидеть как там... Темно или светло? Холодно или тепло? Наверное, ему там страшно одному, ведь он ещё совсем малыш.
Гакт смотрел на отражение. На себя и на Ю, обнимающего его сзади. По его рукам текла кровь и капала Камуи на грудь.
- Сейчас бы он уже ходил в школу. Интересно, каким бы он вырос?
- Красивым, как ты, я думаю.
- У него были материны глаза. Тёмно-синие. Как небо. Или как море.
- Не имеет значения. И небо, и море - само красивое, что есть на земле.
Дождь ещё шёл, а сквозь тучи уже проглядывало солнце и там, где его лучи касались земли, дождь превращался в серебряные нити. Гакт представил себе, как летят по небу облака, и вишни дымным кружевом расстилают на дороге тени. И куда-то торопятся люди под яркими зонтиками, похожими на цветы.
- Ю, - шепнул он, засыпающему от потери крови, мужчине. - Можешь сделать для меня кое-что?
Ю удивлённо посмотрел на отражение возлюбленного.
- Может быть, это покажется смешным... Но я хочу встретить смерть, как... Достойно.
Ю всё ещё недоумённо хлопал глазами, и Камуи добавил:
- Будь моим кайсяку.
- Он наносил последний, милосердный удар тому, кто совершал ритуальное сэппуку. Стать чьим-то кайсяку было великой честью... И ты хочешь, чтобы Я был твоим кайсяку?
- В каком-то смысле, - Гакт натянуто улыбнулся. - У нас нет катаны, так что тебе не придётся рубить мне голову, как полагается, с одного удара, - он достал из тумбочки рядом с кроватью пистолет и протянул Ю. - Ты просто пустишь мне в голову пулю. Когда увидишь, что сам я уже не справляюсь...
Ю кивнул. Он был бледен как полотно - скорее всего, от пережитого шока, боли и потери крови. Кстати, отстранённо подумал Гакт, если Ю срочно не доставить в больницу, он наверняка не дотянет до утра. Он умрёт. Медленно. Как и было обещано... И, как не странно, от этой мысли радости он не испытал. Впрочем, он не испытал ничего. Всё внутри него было мертво. Ненависть, которая питала его все эти годы, вытекла с криками и кровью Ю. И что осталось? Ничего. Пустая оболочка.
От которой нужно было, наконец, освободиться.
- Я буду твоим кайсяку... Хотя знаешь ли ты, что это и есть самое страшное наказание, какое ты только мог для меня придумать? Убить собственными руками единственного... И знать, что он никогда тебя не простит... Мир спятил, Гаку-тян. Этот проклятый мир просто спятил!
- Мир спятил, - эхом отозвался Гакт.
Сняв с себя заляпанную чужой кровью рубашку, Камуи опустился на колени перед зеркалом. Ему хотелось видеть... Но в последний момент он всё-таки закрыл глаза.
Острое лезвие почти бережно, почти любовно вошло в его плоть...
Гакт открыл глаза и с удивлением увидел, что рядом никого нет. Комната пуста. Окно распахнуто настежь, и ветер забросил на подоконник несколько лепесточков сакуры - миниатюрные сердечки. Дождь кончился.
Камуи посмотрел в зеркало и не увидел там себя, а только Ю. Тот стоял на коленях в крови - своей и Гакта - и плакал.
Гакт вышел из дома, как был - без рубашки, в лёгких брюках и босой. Весенний день был удивительно тёплым, а солнце светило так ярко, что казалось небо плавится под его лучами.
На улице было пусто и тихо. Ни единой души, даже птицы не пели. Такая странная тишина.
Вдруг налетел холодный ветер, срывая с сакуры белоснежное платье, и в воздухе закружился настоящий снегопад их лепестков. Солнце потускнело, а небо из ярко-голубого стало пепельным.
Осень пришла.
На глазах Гакта листья желтели и краснели прямо на ветках. Вспыхнули алым клёны, запылали на клумбах хризантемы среди увядающей петунии и желтеющего моря ярко-синей лабеллии.
С тихим шорохом стали опадать листья, но, не успевая коснуться земли, они засыхали и превращались в пыль.
В тишине Камуи отчётливо услышал шаги за своей спиной. Кто-то быстро бежал, поддевая ногами ворохи листьев.
Гакт улыбнулся и обернулся, раскрывая объятия навстречу...
Зеркало треснуло и с оглушительным звоном разлетелось на куски.


Эпилог


"У человека много душ, и когда он теряет их все, он умирает. ... Когда мне было семь лет, я тонул в море Янбару. ... Так как, без сомненья, я оставил одну из своих душ там, теперь я должен ее вернуть".

Gackt



Гакт стоял посреди сцены. Вокруг из темноты сверкали мириады огней - серебряные, золотые. Ночными мотыльками они взлетали ввысь, превращаясь в млечный путь, и медленно таяли в вышине. Камуи казалось, что и сам он летит вместе с ними по дороге из звёзд.
Но тьма расступилась, и Гакт увидел, что он уже не на сцене почти родного Tokyo Dome. Вокруг, сколько хватало глаз, расстилалась долина, покрытая клоками молочно-белого тумана. По ней несла свои воды спокойная, тёмная река, и тысячи поминальных огоньков текли вместе с ней. Праздник мёртвых.
Что-то зашуршало позади Гакта, он обернулся и столкнулся с собственным отражением. Только оно было странным - очень худым, в больничной одежде, в синяках и кровоподтеках. Вновь что-то зашевелилось, и из тумана выступил ещё один Гакт - без рубашки, в одних брюках, с огромной раной на животе, из которой каким-то чудом ещё не вывалились кишки.
Камуи чувствовал, как у него самого по лицу, шее, рукам течёт кровь из тысячи порезов.
Все трое смотрели друг на друга, и каждому казалось, что он видит своё отражение, словно смотрится в трюмо. И каждый чувствовал, что чувствовал другой. Их воспоминания слились в один поток, точно огни на реке, и превратились в бесконечный умирающий парк, полный тлеющих хризантем и едва ощутимых запахов яблок и конфет. Парк, по которому, разбивая облака в лужах, летели на велосипеде мальчик с девочкой. По которому бежал маленький ребёнок с охапкой разноцветных листьев, а вдали, среди деревьев, почти затерялся тонкий силуэт юноши с синими глазами.
Гакт шагнул в этот парк...
И оказался на берегу моря. В высоком небе кричали чайки, шумел прибой. Казалось, море - живое и дышит, тяжело вздыхая тёмными, пенными волнами. Холодный, северный ветер гнал тяжёлые, серые тучи, полные ледяного дождя.
Камуи стоял на берегу, подставив лицо ветру и солёным брызгам, и чувствовал, что неразрывно связан с этой удивительной, грозной стихией. И какая-то сила внутри него тоже начинала бурлить и вздыматься.
Он чувствовал себя сильным. Сильнее, чем раньше. Сильнее в три раза.
Он чувствовал себя божеством. Чудилось, само море смирилось перед его мощью, покорно облизывая песок у его ног.
Что-то тёплое и мягкое потёрлось о его ноги. Гакт присел на корточки и потрепал по холке большого белого волка. Тот радостно лизнул хозяина в лицо. Золотые глаза смотрели с поистине звериной преданностью.
Камуи на минуту зарылся лицом в тёплую, уютную шерсть своего четвероногого друга. Их сердца бились в унисон. Гакт чувствовал, как меняется, как такая же мягкая шерсть лезет из всех пор, покрывая его тело густой, серебристой шубкой. Всё вокруг вдруг превратилось в сплошной мир запахов и звуков. А шальной ветер так много нёс их из-за моря.
И вот, уже через мгновение по пляжу весело неслись наперегонки два волка. Они бежали к высокому, тёмному зеркалу, что одиноко стояло на берегу, на треть погребённое в песок. Сильные, мускулистые лапы, казалось, не бежали, а летели над землёй, неся Гакта к знакомому предмету.
Достигнув зеркала, Камуи снова стал самим собой. Исчезло опьянение ветром и животная радость от чувства безграничной свободы и силы во всём теле. Верный друг тёрся у ног.
В мутном зеркале хлестали тёмные волны, и мрачно хмурилось небо. На секунду Гакт увидел своё отражение: короткие чёрные волосы треплет ветер, белый плащ развивается за спиной на подобии крыльев и тяжёлый взгляд синих глаз - тёмно-синих, как море перед бурей - из под длинной чёлки. А у ног – белый волк. Но отражение исчезло, и на его месте будто бы открылась дверь в другой мир. Там, за зеркалом, лежали сотни дорог, и каждая была по-своему неповторима - одни усыпаны осенними листьями, другие все в белых цветах. Каменистые и труднопроходимые. Из тёплой мягкой земли и травы.
Волк заскулил от нетерпения. Гакт усмехнулся и почесал его за ухом:
- Вперёд! - крикнул он ринувшемуся в зеркало волку. - Ищи! Ищи!
Тот на мгновение замешкался, завертелся на месте, опустив нос к земле, а потом завыл и кинулся бежать по одной из дорог.
Гакт прижал ладони к холодному как лёд зеркалу и смотрел вслед мохнатому другу.
В синих глазах поднималась буря.


***

Гакт отдёрнул от зеркала руки и отступил на шаг.
- Что? - удивлённо поинтересовался Ю, глядя на побелевшее вдруг лицо друга. - Ты в порядке? Тебе следует отдохнуть перед концертом, если не хочешь потом опять грохнуться в обморок...
Камуи не ответил. Это странное зеркало, подаренное ему сестрой, заставляло мурашки бежать по коже. Вчера ему показалось, что фигурки на раме двигаются, словно живые, а сейчас... его неожиданно накрыла волна ненависти. К Ю? Но не его ненависти. Чужой. А всё же захотелось развернуться и ни с того ни с сего ударить друга, выбить ему зубы, сломать нос, выцарапать глаза...
Гакт тряхнул головой и, схватив Ю за руку, силой вытащил его из комнаты, захлопнув за собой дверь.
- Да ты чего? - вытаращился на него тот. - Совсем что ли спятил?
Камуи посмотрел на дверь так, словно за ней было заперто что-то очень страшное, что в любую секунду может вырваться наружу. Показалось ли ему только что или... он действительно слышал вой?
- Что бы сегодня же этой гадости у меня в доме не было, - сказал Камуи, удивляя друга ещё больше.
- А чего так?
Гакт на минуту задумался, нахмурив брови:
- В нём что-то неправильно...
- М-м?
- Мне не нравится... отражение в нём.
Ю не сдержался и заржал. А Гакт, пропустив это мимо ушей, ещё раз проверил надёжно ли заперта дверь.
Он не видел, как там, за ней, в зеркале мелькнул на секунду и пропал большой, белый волк.



КОНЕЦ