За окнами токийской гостинцы – небо мешается с землёй и растворяется в холодной ночи. Там, за окнами – тишина, вязкая, сырая. Тишина в альянсе с темнотой порождает самые жестокие кошмары и кажется, что в такие моменты все ужасы, которое только способно выплюнуть подсознание, могут стать реальными.
В номере душно, пахнет сигаретным дымом и, кажется, немного твоими духами. Кровать здесь стоит так неудачно, что бледный свет от уличного фонаря разделяет её поверхность на две части. С одной стороны лежу я, уткнувшись носом в стенку, с другой – сидишь ты, и снова куришь. Я до боли в суставах сжимаю уголок мятой подушки, стараясь зажмуриться как можно сильнее, а ты тушишь окурок в пепельнице на полу и поднимаешься на ноги. Тишина номера разрывается в клочья твоими шагами, пронзительным визгом молнии на джинсах, шорохом плаща. Меня знобит, а может, просто в номере холодно, но собрать силы в кулак и подтянуть на плечи тонкое одеяло у меня не выходит. Ты ходишь по номеру, собираясь, не включая свет, и молчишь. А я кусаю и без того искусанные и зудящие после твоих поцелуев губы, чувствуя, как внутри что-то рвётся. Сейчас я, как никогда ранее, чувствую себя маленьким мальчиком, который добровольно решился сделать шаг и пустить себе пулю в висок, сводя счёты с жизнью.
Ты останавливаешься за моей спиной, и я кожей чувствую твой взгляд, через секунду вздрагивая от звука упавших на тумбочку ключей от номера. Ты всё так же молчишь и упрямо смотришь мне в спину, а я не могу понять, чего ты ждёшь, и почему до сих пор не ушёл.
Стены этого номера, в котором мне придётся остаться до утра, помнят мои стоны этой ночью и твой шёпот ночами ранее. И я уже сейчас знаю, что как только за тобой закроется дверь, все эти эмоции, все эти звуки, впитавшиеся в нелепые обои в цветочек, лавиной рухнут на меня, обнимая с такой силой, что будет слышен хруст костей, а сделать вдох не будет никакой возможности.
- Чего ты ждёшь? – Я не узнаю своего голоса, слишком глухого и едва слышно дрогнувшего в самом конце предложения.
- Посмотри на меня. – Ты говоришь тихо, но твои слова меня оглушают.
- Нет. – Одно короткое слово из трёх букв, а кажется, что вместе с ним уходит вся жизнь.
Ты ничего не отвечаешь и словно тянешь время, проходя по номеру, отодвигая штору, выглядывая на улицу. Мне хочется раствориться в этой ночи и забыть все те часы, что без зазрения совести можно сложить в дни, если не в недели, что я провёл с тобой. Ничего не обещающий, ни к чему не обязывающий секс. Но почему тогда так больно сейчас?..
- Не уходи… - Это срывается с губ само, как только я слышу щелчок дверной ручки.
Ты лишь усмехаешься, и у меня перед глазами под закрытыми веками, встаёт твой образ, твоя улыбка, твои глаза.
Я сажусь на постели слишком резко, отчего неприятно кружится голова, но взглядом успеваю поймать лишь твою тень, через секунду упираясь глазами в закрытую дверь, которая кажется нарисованной на этой тёмной стене. Сдавленно всхлипнув, со всей силы бросаю одну из подушек с кровати в ненавистную дверь, она серым облаком падает на пол.
Рухнув спиной на холодную постель, я смотрю на свои руки, замечая, как подрагивают кончики пальцев, и пытаюсь дозировано вдыхать воздух. Сердце стучит где-то в горле, тяжёлой пульсацией крови отдаваясь в висках, и полоса света с улицы теперь разделяет не только кровать на две части, но и меня. Наверное, в этом есть какой-то скрытый смысл, и от этой промелькнувшей в голове мысли мне становится смешно. Бессильно опуская руки, я смотрю в низкий потолок невидящими глазами, медленно облизав пересохшие губы, и думаю о том, что ночь порождает слишком много фальши, превращая ложь в иллюзию правды, которая непременно рухнет, как карточный домик, с приходом утра.
Как мы познакомились? Я не помню, наверное, я был слишком уставший. Как ты первый раз поцеловал меня? Я не помню, наверное, я был слишком пьян. Но то, как я первый раз переспал с тобой я, наверное, не забуду никогда.
Ты ждал нас у чёрного входа в клуб в Нагое, мы только отыграли очередной концерт и все были на взводе. Ты тогда вышел из машины, приветливо улыбнувшись и коротко бросив: «Садись». Я до сих пор не знаю, что меня тогда подтолкнуло податься на твою провокацию, может, во всём был виноват адреналин и та энергетика, что мы вынесли вместе с собой из клуба… Хотя теперь это уже не так и важно.
В тот вечер ты не стал скрывать своих намерений, отъехав всего на пару кварталов от клуба, свернув в какую-то подворотню, приглушая мотор. «Ну? Что будем с тобой делать?» - эти слова тогда отдались частыми ударами сердца в грудной клетке, а твоя улыбка в тот момент навсегда останется в моей памяти.
Слишком настойчивые поцелуи, от которых кружилась голова, горячие руки под моей майкой, и я тогда просто не смог сказать тебе и себе «стоп». Я вздрагивал от каждого прикосновения, и мне хотелось стонать в голос от каждого твоего поцелуя, но в тот вечер ты упрямо закрывал мне рот ладонью, шепча какие-то глупости над ухом, повторяя, что я слишком красив, чтоб достаться кому-то, кроме тебя. И, пожалуй, именно тогда, когда я первый раз почувствовал тебя в себе, я понял, что отдал тебе не только своё тело…
В тот вечер ты отвёз меня домой, бросив на последок короткое «позвоню», и пропал из моей жизни на несколько долгих, томительных и сводящих с ума недель. В те серые дни я не мог избавиться от мыслей о тебе, не мог заставить себя сосредоточиться ни на музыке, ни на работе с группой, ни на учёбе. Я ломал пальцы и наворачивал круги по комнате, проклиная молчащий телефон…
Вздыхая, я провожу горящими ладонями по холодным щекам, слишком отчётливо понимая только сейчас, что тогда, в недалёком прошлом, я просто не отдавал себе отчёта в том, что делаю. Я просто не подумал тогда, в какую бездну делаю шаг. Эта бездна с твоим звучным именем – Камиджо, зияла чернотой под ногами. Но даже сейчас я испытываю какую-то тихую радость где-то на задворках сознания от того полёта, который я пережил. Но, только падая, отдаваясь всецело новым ощущениям, я не думал о том, что полёт может быть настолько коротким, а внизу меня будет ждать не мягкая пуховая перина, а острые осколки камней, которые слишком больно ранят.
Как так получилось, что я стал ездить в Токио чуть ли не каждые выходные? Я не знаю, наверное, так просто легли карты. Как так вышло, что я наивно поверил тебе, пропустив мимо ушей жестокую фразу – «между нами только секс»? Я не знаю, наверное, я был слишком оглушён тем чувством, что ртутью разливалось по венам. Но как так вышло, что сегодня была наша последняя ночь вместе - я не забуду, наверное, никогда.
Несколько часов назад я сам позвонил тебе, сообщив, что стою на автобусной остановке в Токио недалеко от твоего дома. Ты никогда не приглашал меня к себе, впрочем, я никогда и не рвался. Но тогда, несколько часов назад, что-то изменилось, и я оказался у тебя. В тот момент мне показалось, что мысль, с которой я сорвался сегодня в столицу - не просто так, что она верна, и что не только я схожу с ума от тех чувств, что живут внутри. Мне понадобилось ровно двадцать секунд, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха и произнести фразу, которой я окончательно подписал себе приговор. «Мне кажется, я люблю тебя». Твои глаза в тот момент я никогда не забуду. Удивление? Нет. Радость? Едва ли. Непонимание? Возможно. Безразличие? Почти. Страх? Да. Но тогда я не понял этого страха в глубине твоих глаз. Впрочем, сейчас я его тоже не понимаю.
Ты ничего не ответил, лишь коротко поцеловав меня в щёку, за руку вытаскивая на улицу и усаживая в машину. Я пробыл в твоей квартире каких-то полчаса, но до сих пор помню, как сладко там пахнет корицей и крепким кофе. И только в тот момент, когда ты остановил машину у входа в эту гостиницу, я добился от тебя хоть каких-то слов. Впрочем, лучше бы ты и дальше молчал.
«Ты забыл, что между нами нет ничего, кроме секса? Я не хочу, чтоб ты любил меня».
Вот так просто, коротко и болезненно для меня.
Сейчас, лёжа в пустой постели, в этом тёмном и душном номере, в котором мне холодно так, будто я нахожусь где-то на Северном Полюсе, я не могу избавиться от мысли о том, что тогда надо было просто выйти из машины. Уйти, не оборачиваясь, не возвращаясь. Может быть, было бы легче. Но сорвавшаяся просьба – останься со мной, хотя бы ещё на одну ночь – повернула ход истории в другую сторону. И теперь я глотаю эту темноту, свернувшись клубочком на мятых простынях, давлю в себе звук твоего имени и чувствую, как горит на шее оставленная тобой метка. В эту секунду времени мне совершенно не верится в то, что утром будет легче, что утром будет новый день. Я просто не уверен, что мне нужно это утро и этот новый день, если тебя не будет рядом со мной.

…Но новое утро не спрашивает моего разрешения. Оно приходит по расписанию, разливая в городе бледный солнечный свет. У меня ломит всё тело, мне кажется, что я не спал целую вечность, а за эти долгие часы в одиночестве просто уничтожил, выжег себя изнутри.
Неживой тенью выхода их гостиницы, взяв в автомате на входе банку холодного кофе, я думаю о том, что, пожалуй, потеряться в этом многомиллионном городе – возможно, да так, чтоб действительно никто не нашёл. И если бы не мысли о группе, о музыке, которые украдкой стучат в голове, я бы сел на первый попавшийся автобус, уезжая туда, где меня не знает никто, чтобы пережить эти бесконечные дни с попыткой задушить чувство к тебе.
Желая оставить в голове лишь глухой вакуум, я не замечаю, как ноги меня сами ведут до здания, где находится наш токийский офис, хотя от офиса там, по большому счёту, больше названия, чем сути.
Поднявшись на нужный этаж, и легко открыв не запертую дверь, я не скрываю удивления, видя ребят внутри почти в полном составе, нет лишь Саи.
- Ю-сан… - Как-то тихо тянет Сейка, робко улыбнувшись мне, полулёжа на столе возле окна. – Пришёл всё-таки…
- А что здесь… - Я откровенно не понимаю того, что происходит.
На ходу расстегивая куртку, прохожу в помещение, беззвучно закрывая за собой дверь, и сразу замечаю, как все отводят взгляды. Как-то пугливо или виновато, а в воздухе витает привкус какой-то странной горечи, которая мне не по вкусу.
- В чём дело?.. – Второй раз за последние не календарные сутки я чувствую, как тяжело стучит сердце о грудную клетку.
- Ты помнишь ведь, о чём мы говорили в последний раз?.. – Камию чуть прищуривается, отталкиваясь плечом от стены, делая пару шагов ко мне.
Нервно сглотнув, я невольно хмурю брови, старательно напрягая память. Мысли о тебе, все те эмоции и не сказанные слова, они вытеснили другие события моей жизни, и лишь сейчас, когда я чувствую, как мир вокруг начинает крутиться в другую, непривычную сторону, вспоминаю последний разговор, осадок от которого я топил в твоих ласках.
- Помню… - Я вновь не узнаю своего голоса, мельком подумав, что, кажется, меня кто-то проклял.
- Вот, Саи не пришёл… - Тихо тянет Сейка из-за стола, водя пальцами по стеклу окна. – Он уже всё решил.
Я не нахожу слов, переводя взгляд с драммера на Камию, с Камию на Микото, понимая, что все до единого прячут глаза. И я слишком быстро соображаю, что всё решил не только Саи, что если бы я не оказался случайно сейчас здесь, мне бы просто сообщили обо всём по телефону. Мне кажется, что все ужасы ночи не исчезли с приходом дня. Мне кажется, что кто-то неосторожно подменил мою жизнь на чью-то другую.
- Вы… Вы действительно всё… - У меня пересыхает в горле и я с трудом делаю глубокий вдох, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
- Действительно. Всё.
Ребята произносят это почти хором, не смотря на меня, и своими голосами выбивают весь воздух из лёгких. Мне вновь чудится звук ломающихся костей и острые камни в ладонях.
На автомате разворачиваюсь, выходя из кабинета, не слыша в свой адрес больше ни одного слова. Каждый из оставшихся там слишком хорошо знает, насколько важна для меня группа. Насколько была важна. А в висках звучит это короткое «всё».

Говорят, у кошек девять жизней. Мы были кошками. А теперь нас – нет. За одни сутки я истратил все девять попыток жить.
Добраться до автовокзала Токио. Сесть в первый автобус до Аичи. Забыться коротким сном без сновидений в неудобном кресле у окна. Вернуться в дом, где меня любят и ждут, бесплотным духом. Запереться в своей комнате и разбить костяшки пальцев в кровь.
Я слышу голос матери, она стучит в дверь, прося пустить её в комнату. Но все её слова тонут в звуке летящих на пол дисков, учебников, журналов, каких-то вещей со стола. Мне хочется кричать в голос, но вместо крика из груди вырываются лишь сдавленные стоны раненого и брошенного всеми пса. Я до крови кусаю губы, не обращая внимания на боль в руках от содранной на пальцах кожи, вымещая всю злость, всю обиду, всю боль на ни в чём неповинных вещах. Откуда-то издалека, словно бы из другой реальности, я слышу голос отца, не просящий - приказывающий открыть дверь и объяснить, в чём дело. Но все эти слова проходят как будто сквозь меня, я просто не понимаю сейчас их смысла, срывая с кровати покрывало, подушки, постельное бельё, разбрасывая попадающиеся под ноги коробки от дисков, слыша, как трещит и крошится пластик. Мне не хватает воздуха, у меня кружится голова и всё плывёт перед глазами. Распахивая окно, пуская в комнату прохладный весенний воздух, я бессознательно ловлю себя на мысли, что во всём виноват только ты. Разум будто бы находит то, за что можно зацепиться, вылавливает причину, почему вся моя жизнь за несколько коротких часов изменилась до неузнаваемости.
Ты – тот, кто ворвался в мою жизнь без спроса и разрешения. Ты – тот, кто горячо шептал мне на ухо влажными губами о том, что я могу принадлежать лишь тебе. Ты – тот, в чей голос я имел неосторожность влюбиться, позабыв обо всём на свете. Ты – тот, кто своим приходом разрушил всё, что у меня было, а после ушёл, даже не обернувшись, не бросив короткого взгляда на руины, оставшиеся от моей жизни и меня самого. Ты – тот, из чьих рук я добровольно принял удавку, накинув её себе на шею. Ты – тот, из-за кого теперь у меня нет ничего. Ты забрал себе всё, не оставив ничего взамен. И в том, что теперь я остался один на один со своими страхами, своим одиночеством, без возможности жить музыкой и ради музыки, виноват тоже только ты.
Распахивая дверь, я буквально попадаю в руки обалдевшего отца, отталкивая его с дороги, слыша за спиной приглушённый вздох матери, заглянувшей в комнату.
- Юичи! В чём дело?! – Слова отца летят в спину, но мне не хватает сил и духу, чтоб что-то ответить ему, и я лишь показываю ему средний палец, оглушительно хлопнув дверью в ванную комнату, радуясь, что кроме родителей сейчас дома никого нет.
Набрать почти полную ванну холодной воды, растирая по лицу такие горькие, полные обиды и почти детские слёзы. Мне хочется проклинать весь мир, но вместо этого я лишь задерживаю дыхание, набрав полные лёгкие воздуха, вставая на колени и опуская голову в холодную воду, цепляясь пальцами за края ванной.
Вода приглушает голос. Вода глотает звуки. Вода позволяет кричать так, чтоб никто не слышал. И я кричу, то и дело вскидывая голову, отбрасывая влажные волосы с лица, набирая новую порцию воздуха в лёгкие, и вновь кричу, стараясь высвободить все те эмоции, что комком ядовитых змей сплелись в центре грудной клетки.
Я не знаю, сколько проходит времени, и лишь в тот момент, когда в очередной раз я ловлю губами воздух, понимая, что перед глазами уже танцуют чёрные точки, я слышу глухие удары и голос отца, предупреждающий, что если я не открою сию минуту, он выломает дверь к чертям.
На ватных ногах поднимаюсь, растирая по лицу капли воды, смешанные, кажется, со слезами, я судорожно облизываю губы, понимая, что голова кружится просто нещадно. Смотря на своё отражение в ровной зеркальной поверхности на стене, я не вижу того человека, которым так привык быть. Из зеркала на меня смотрит маленький мальчик с тёмными глазами, в которых не отражается ничего, кроме тусклого света от лампы под потолком. Дрожащими пальцами открывая ящик, я на ощупь нахожу ножницы, судорожно сглатывая, в этот момент понимая, что в голове не осталось ровным счётом ни одной мысли.
- Юичи! – Голос отца прорывается сквозь вакуумную плёнку сознания, и я, не двигаясь с места, дотягиваюсь до дверной задвижки, щёлкнув ею.
Дверь распахивается ровно в тот момент, когда я собираю волосы одной рукой в хвост, и слышу где-то за спиной изумлённый вскрик матери, когда от металлического лезвия ножниц отражается электрический свет.
Кусая губы, беззвучно всхлипывая, смотря на своё отражение, я обрезаю волосы, словно веря в то, что вместе с ними уйдут все чувства, все ощущения и мысли. Будто бы после этого шага вся моя жизнь в один момент изменится или же я проснусь от кошмара в своей постели, в той реальности, где был ты, и была музыка. Тёмные пряди волос падают на пол, я вижу в отражении за своей спиной бледное лицо отца и широко распахнутые глаза матери, прижавшей ладонь к губам. Щёлкнув ещё раз ножницами, я бросаю их в холодную воду в ванной, встряхнув головой, не узнавая своего отражения и понимая, что ни от какого кошмара я не проснулся, и жизнь удивительным образом не поменялась в один момент.
- Что случилось?.. – Я замечаю, как мать придерживает отца за руку, в глазах которого пляшут огоньки злости на меня.
- Ничего. – Едва шевеля губами, отвечаю ей, посмотрев на свои руки.
- Ю-кун…
- Я сказал, ничего не случилось!
- Не кричи на мать! – Отец не выдерживает, дёрнув меня за руку, но я лишь усмехаюсь, понимая в этот момент, что внутри меня сломалось всё то, что когда-то держало, помогало жить и, наверное, быть хорошим сыном.
- Я не кричу. – Тихо отвечаю ему, высвобождая руку и отталкивая его вновь со своего пути, по стене уходя в комнату, которая встречает меня всё тем же хаосом, который я сам там навёл.
Бессильно сползая по стене вниз, я обнимаю свои колени, прерывисто выдохнув, смотря, как легко танцуют тонкие занавески на окне от порывов ветра.
Мать заходит в комнату, садясь на корточки рядом со мной, молча смотря. А мне хочется кричать на неё, просить, чтоб она ушла. Или просто перестала молчать.
- Всё кончилось, мам… Всё… - Тихо всхлипнув, качаю головой, чувствуя, как её пальцы убирают влажные пряди волос с моего лица.
- Ну, о чём ты? Юичи, ты можешь говорить толком?
Я бессильно пожимаю плечами и утыкаюсь ей в плечо, когда она садится рядом со мной на пол среди всех этих сломанных и разбитых вещей.
- Прости меня, мам…
Она молча гладит меня по голове, а я мне хочется быть маленьким мальчиком, чтоб разрыдаться у неё на плече, не стыдясь своих слёз.
- Просто всё кончилось… Просто больше ничего никогда не будет… - Я почти беззвучно бормочу всё это ей в плечо. – Мне жить не хочется сейчас, мам…
- Господи, что за ерунду ты говоришь? – Она не кричит, она вздыхает, продолжая гладить ладонью по моим волосам. – Расскажи мне, что произошло?
- Нет. – Отрицательно качаю головой, горестно вздохнув. – Просто поверь…
- Во что?
- Мне. – Тихо дополняю свою незаконченную фразу.
- Я тебе верю. Но, пожалуйста, говори толком…
- Моя жизнь кончилась, мам. И больше никогда, никогда её не будет. Будет лишь её искусственный заменитель.
- Да что же ты…
- Оставь меня. – Вырываясь из её рук, резко поднимаюсь на ноги, цепляясь, кажется, онемевшими пальцами за стену.
Мама поднимается следом за мной, как-то странно посмотрев, но следом молча выходит из комнаты, тихо закрыв дверь.
Я падаю на истерзанную кровать, лицом вниз, закрывая руками голову, стараясь не думать больше ни о чём, и слышу, как за стенкой ругаются из-за меня же родители. Сейчас мне как никогда хочется провалиться сквозь землю, испариться, исчезнуть, раз нет возможности начать всё с нуля.

***

Время черепахой ползёт вперёд, заменяя один день на другой, они списаны друг с друга под копирку. Цветущая за окном весна мне кажется блёклой и никому ненужной.
Все события, что связаны с завершением деятельности группы проходят словно мимо меня. Каждое утро, когда я открываю глаза, я думаю о том, что не хочу просыпаться. Каждую ночь, когда я ложусь в свою постель, я боюсь засыпать. Наяву меня преследуют мысли, во сне – кошмары, и твои глаза. И я не знаю, что больше повлияло на меня – крах всех мечтаний и надежд, что я связывал с группой, или же твоя персона, к которой я бессознательно приклеил ярлык – «от таких сходят с ума».
…Сейка стоит на пороге моей квартиры, какой-то унылый и с потерянным взглядом. Я кутаюсь в старый, поношенный свитер, не понимая, что сейчас от меня нужно. Последние вопросы были решены ещё несколько дней назад, после чего я решил, что пока нам всем больше не о чем говорить.
- Хреново выглядишь. – Сейка кусает губу, украдкой глянув на меня.
- Спасибо, ты тоже. – Невесело отвечаю ему, нервно убирая с лица прядь волос, заправляя за ухо.
Сейка молчит, старательно изучая взглядом носки своих ботинок, и я буквально чувствую, что он хочет что-то сказать, но не находит слов или сил для этого.
- Ну?
- Что «ну»? – Он выглядывает из-за чёлки, вздыхая.
- Сейчас десять вечера, ты стоишь у меня на пороге и гипнотизируешь взглядом свою обувь. Наверное, ты хочешь мне о чём-то сообщить.
- Ю-кун, скажи… Ты меня ненавидишь?
От такого вопроса я теряюсь, изумлённо смотря на парня. Я мог ожидать всего, чего угодно, кроме подобных слов.
- Чего?
- Я говорю, ты меня ненавидишь? – Шмыгнув носом, терпеливо повторяет он свой вопрос.
- Головой ударился что ли? – Недовольно хмурюсь, натягивая рукава разношенного свитера. – За что мне тебя ненавидеть-то?
- Ну… За то, что не поддержал тебя. За то, что добровольно отказался от всего. За то…
- Ой, замолчи.
Я устало потираю пальцами виски, наконец, понимая, какую же старую песню вновь заводит этот человек. Сейка успел стать для меня хорошим и близким другом за время нашей работы вместе, и он уже ни раз пытался начать подобного рода тему, видимо, чувствуя себя слишком виноватым передо мной. А я искренне не понимаю, даже сейчас, за что ему винить себя.
- Но, Ю-кун…
- Послушай, мне действительно не за что ненавидеть тебя. – Я аккуратно подбираю слова, наблюдая за ним. – Просто теперь для каждого из нас начинается новая глава в жизни, а прошлое должно остаться в прошлом.
- Я не хочу тебя терять.
Эти слова для меня звучат едва ли не странно.
- Ты чего?..
- Я имел ввиду… - Он осекается, посмотрев мне в глаза. – Я хочу, чтобы ты оставался моим другом, понимаешь ты это? И я очень переживаю за тебя.
- Я и не собирался вычёркивать тебя из круга моих друзей. – Улыбаюсь, не отводя глаз, выдерживая его взгляд. – За меня не нужно переживать, как не нужно волноваться о том, что я исчезну из твоей жизни.
- Ну, а вдруг? – Как-то робко спрашивает Сейка.
- Не дождёшься. – Усмехаюсь, видя на его губах подобие улыбки. – От меня так просто не отделаешься, знаешь ли.
Он смеётся, а я – вместе с ним. И, наверное, это первый смех за последние долгие недели липкой пустоты вокруг, который кажется мне настоящим в этом искусственном заменителе жизни.
- Пойдём ко мне, выпьем, а? – Этот вопрос он уже произносит уверенно и почти беспечно.
- Зачем к тебе? – Усмехаюсь, покачав головой. – За моей спиной свободная квартира и, между прочим, отцовский бар в шаговой доступности.
- А где ж все? – Сейка не дожидается приглашения, отпихивая меня в сторону, вваливаясь в квартиру, на ходу расстегивая куртку.
- Родители в Токио на неделю рванули по делам, братья – у бабушки.
- А ты тут, один и даже сам не позвонил! – Сейка возмущённо бросает на меня недовольный взгляд.
- Ну… - Закрываю дверь, зябко передёрнув плечами. – Настроения не было.
- Ага, как же! Знаю я твоё «настроения не было». Небось, рассчитывал весь отцовский «продукт» на себя перевести и с близким другом не поделиться!
- Чёрт, а ты ведь меня раскусил, бесстыдник!
Мы смеёмся, и Сейка, словно бы у себя дома, тянет меня за руку в комнату, к обещанному отцовскому бару.
- Ты только особо не налегай, а то я тебя знаю…
- За меня волнуешься или за то, что отец увидит, что бухла в бутылках стало слишком мало? – Сейка усмехается, доставая вермут и два бокала, демонстративно выставляя их на стол в гостиной.
- И то, и другое. – С усмешкой отвечаю ему, слегка покачав головой.
Нет, страха за то, что мне внезапно влетит от отца – не имеется, а вот то, каким Сейка становится после слишком большой дозы алкоголя, я знаю не понаслышке. Иметь в своей квартире ночью буйного и готового на великие подвиги драммера мне совсем не хочется.
Весенний вечер плавно перетекает в ночь, а вместе с ней я вновь подсознательно жду кошмаров и мыслей о тебе. Но сегодня будто бы какой-то особенный день, мне даже кажется, что это тот момент, когда я стою на пороге новой жизни, хоть и понимаю краем сознания, что всё это – самообман.
Сейка удачно отвлекает меня от мыслей про тебя, про то, что будет дальше, мыслей о последних неделях моей искусственной жизни и в целом от всего того, что заполняет меня изнутри в последнюю бесконечность часов.
Мы сидим на полу в гостиной, спина к спине в бледном свете ночника где-то над диваном, и тихо, уже совсем нетрезво говорим о нашем с ним общем прошлом. Удивительно, но сейчас мне не становится больно или бесконечно тоскливо от осознания, что теперь ничего никогда не будет, что теперь ничего не вернуть назад. Сейка негромко рассказывает мне о том, как тяжело было ему в последние недели и как он сам до сих пор не может принять и смириться с тем, что всё закончилось. Я лишь слабо киваю ему.
- Знаешь, в чём наше различие? – Бестактно перебиваю его, махом допивая остатки алкоголя из бокала.
- Ну, и в чём же? – Сейка пожимает плечами.
- В том, что ты веришь, что всё ещё будет. – С усмешкой отвечаю ему, смотря в стену перед собой.
- В каком смысле? – В его голосе сквозит какое-то абсолютно искреннее непонимание.
- Ну… - На секунду задумываюсь, стараясь подобрать слова. – Ты веришь в то, что твоя жизнь создана для музыки, в то, что в будущем тебя ждёт что-то такое, ради чего ты шёл последние годы вперёд.
- А ты? Неужели ты не веришь?..
- Почему? Я верю, что у тебя всё получится. – Искренне улыбаюсь, бросив взгляд на пустой бокал на полу рядом с собой.
- Нет, Ю… В себя. Ты что, разучился верить в себя?
Я молча пожимаю плечами, на мгновение устало прикрывая глаза. Сейка озвучил тот вопрос, который молоточком стучал где-то в мозгу уже не первый день. Досадно лишь то, что я до сих пор не смог разобраться и понять, верю ли я в себя до сих пор, или же эту мою веру забрал ты, когда вырвал страницы из моей жизни, что были посвящены тебе.
- Молчишь… - Тихо тянет Сейка, чуть повернувшись и разливая остатки алкоголя из бутылки по пустым бокалам на полу. – Ю, это пройдёт, слышишь? Сейчас просто… ну, не знаю, кризис у тебя… Чёрт, я не умею подбирать нужные слова в такие моменты и поддерживать тоже не умею… - Он вздыхает, несильно сжав пальцами моё плечо. – Но ты просто прислушайся ко мне – у тебя всё получится. Жизнь не кончилась, она идёт вперёд, и одному Богу известно, что будет ждать за поворотом.
- Какие философские мысли. – С улыбкой смотрю на него, чуть повернув голову. – И море оптимизма. Никогда бы не подумал, что в тебе живёт философ-оптимист.
- Да иди ты, идиот… Я ему тут… А он мне… Тьфу. – Сейка морщит нос, наигранно обиженно глянув на меня, подтолкнув пальцами мой бокал. – Пей давай, и хватит думать о всякой ерунде, а то вокруг тебя скоро ореол депрессивный возникнет.
- Откуда ты знаешь, что его ещё нет? – Передразниваю его, так же обиженно глянув, подцепив с пола бокал.
- Знаю и всё тут. – Он хмыкает, вновь садясь спина к спине и смотря, кажется, в потолок.
А я думаю о том, что Сейка, наверное, прав. Секундами ранее он сказал замечательную фразу: «хватит думать о всякой ерунде». Получается, Юджи Камиджо, ты всего лишь «ерунда», о которой мне надо перестать думать, раз уж я смог пережить развал группы, ради которой, казалось, жил в последние несколько лет.
Е-рун-да… Какое забавное слово, терпкое на вкус, только вот к тебе оно совсем не подходит. В моём сознании вы не состыкуетесь. И делая очередной глоток из бокала, я понимаю, что мне очень хочется рвануть к унитазу. Нет, не потому, что мне становится плохо от алкоголя, а потому, что сейчас я осознаю, насколько сильно мне хочется выблевать всю эту любовь к тебе, следом спуская воду. Выплюнуть все это, выбить мысли к чертям, чтоб проснуться следующим утром чистым, обновлённым, без гадкого червячка в груди, из-за которого болит и ноет сердце.
- Ю-кун?..
Голос Сейки вырывает меня из меланхоличного потока мыслей, что обволакивают словно мягкое одеяло их гусиного пуха.
- М?..
- Почему ты обрезал их?..
- Мне показалось, что так будет вернее всего. – Пожимаю плечами, чуть опустив голову.
- Жаль… - Тихо произносит Сейка.
- Почему жаль?
- Мне нравились твои волосы... – Он пожимает плечами, и мне кажется, что я чувствую, как грустно он улыбается, делая пару глотков из своего бокала.
- Только лишь волосы? – Усмехаюсь, слегка повернув к нему голову, сам не понимая, для чего задаю сейчас этот вопрос.
Сейка не отвечает. Он лишь медленно оборачивается ко мне, холодными и чуть дрожащими пальцами лова моё лицо за подбородок, и через секунду мои губы обжигает его дыханием.
- Целуй уже, ты ведь хочешь. – Улыбаюсь, почти касаясь его губ, запуская пальцы в мягкие волосы, и сам подаюсь ближе к нему, покорно размыкая губы, в один момент позволяя ему целовать себя, настойчиво и как-то слишком грубо проникая языком в мой рот.
Время, кажется, замирает, и я слышу лишь частые удары своего сердца и тяжёлое дыхание Сейки, пальцы которого всё так же ощутимо сжимают мой подбородок.
Я не успеваю уловить момент, когда оказываюсь на полу на лопатках, а губы Сейки бесстыдно скользят по моей шее. Дыхание сбивается в один момент, и я судорожно сглатываю, чувствуя его холодные руки под тканью своего свитера. От таких прикосновений по телу проходят мурашки, и я с силой закусываю уголок губы, чуть выгибаясь под ним и цепляясь пальцами за плечи.
Сейка быстро заражается от меня частым дыханием, заставляя привстать, стягивая широкий свитер, в следующий момент снимая свою футболку, прикладывая кончики пальцев к моим губам. У меня кружится голова, то ли от его прикосновений и действий, то ли от выпитого алкоголя за вечер. Ложась обратно на пол, я покорно развожу ноги, позволяя ему устроиться между ними, и сдавленно ахаю, когда Сейка касается дрожащим кончиком языка моего соска, следом сразу начиная ощутимо вылизывать его, теснее прижимаясь ко мне и дрожа, как в лихорадке.
- Не впервой что ли? – Усмехаюсь, сжимая пальцами его бока.
- Будто для тебя это в первый раз. – В тон мне отвечает драммер, нарочно ощутимо потеревшись пахом между моих ног, толкнувшись бёдрами, вызывая горячую волну по моему телу. А мне даже нечего возразить ему на это.
Мы сталкиваемся пальцами, настойчиво целуя друг друга в губы, с трудом расправляясь с ремнями и застёжками на джинсах. Сейчас всё происходящее мне кажется скорее сном, чем реальностью, но я не уверен, что хочу просыпаться.
Отброшенные в сторону мои джинсы вместе с бельём, его горячие ладони на внутренней стороне бёдер, влажные поцелуи на плечах и ключицах – всё это заставляет меня дрожать сильнее, выгибаясь на паркетном полу, стараясь обнять его за шею.
Сейка приспускает свои джинсы, тяжело дыша, и резко сжимает пальцы на моих бёдрах, заставляя приподняться, входя слишком резко, без подготовки, одним толчком. И это вырывает из моей груди даже не стон, а вскрик от боли, что моментально пронзает всё тело, заставляя сердце замереть в груди на какие-то доли секунд.
- Кричи. Я хочу слышать твой голос. – Шепчет он, и я буквально не узнаю этого человека, что совсем недавно так робко опускал глаза, стоя на пороге моей квартиры.
Кусая губы, я не сдерживаю громких стонов от каждого его сильного, уверенного движения во мне, понимая, что мне это нравится. И через секунду-другую, я сам подаюсь к нему навстречу, чувствуя, как горит всё тело.
- Ласкай себя, давай же… - Сейка чуть наклоняется ко мне, сильнее сжав пальцы на бёдрах, быстрее толкаясь в меня, тяжело дыша и негромко постанывая от ощущений.
Я закрываю глаза, судорожно облизывая губы, массируя и растирая пальцами свои соски, часто дыша, опуская одну руку вниз. И не в силах сдержаться, тут же сжимаю пальцы на своём члене, быстро начав двигать рукой, совсем не попадая в тот ритм, который задаёт Сейка.
Сердце, как безумное, стучит в груди, гоняя по венам кровь, и в какой-то момент, когда я чувствую первые горячие волны близкого оргазма, когда Сейка начинает двигаться всё быстрей, а я нарочно задеваю пальцами головку своего члена, перед моими глазами яркой вспышкой встаёт твой образ. И через секунду я понимаю, что стучащая в висках кровь выдаёт ритм твоего имени.
Срываясь на крик, сильнее сжимая член Сейки внутри себя, я не отдаю себе отчёта о том, что шепчут мои губы.
Кончая со стоном, в котором тонет твоё имя, я не сразу понимаю, что действительно произнёс это запретное «Юджи» вслух. Сейка кончает почти одновременно со мной, и я чувствую горячую влагу внутри себя, а через мгновение и частое дыхание драммера, уткнувшегося в моё плечо. Я знаю, он слышал то, что секундами ранее я произнёс, но сейчас – он молчит, лишь с трудом удерживаясь на локтях надо мной.
- Сей-кун… - На выдохе произношу, не открывая глаз, проводя влажной ладонью по его боку.
- Не хочу терять тебя. – Почти неслышно шепчет он мне в плечо, следом подняв взгляд.
Я сморю на него из-под ресниц, стараясь уловить хоть какую-то эмоцию на его лице, связанную с тем, что в самый яркий момент близости я назвал его чужим именем. Но ничего этого нет, только в глубине расширенных зрачков плещется томительная тоска, а губы неслышно повторяют: «не уходи».
Где-то в глубине тёмной кухни часы сообщают механическим голосом точное время – четыре часа утра. Новое утро, которое я вновь встречаю с мыслью о тебе. Но сейчас, обнимая Сейку, лёжа на полу в гостиной, я понимаю, что новая глава в моей жизни всё-таки началась.

***

В этом году на смену цветущим весенним дням слишком быстро и как-то чересчур резко приходит летняя жара. В последние недели весны я неоднократно ловил себя на мысли, что краски окружающего мира перестают быть тусклыми, события дней – не просто не проходящая тоска пополам со скукой. Казалось бы, жизнь решает вернуться в своё относительно привычное русло, пускай в ней и будет не хватать несколько деталей, с потерей которых общая картинка неуловимо меняется. И, возможно, я бы даже поверил и принял это, изо дня в день под утро засыпая в руках Сейки, если бы не мысли. Мысли, которые так и не удалось выгнать прочь. Если бы не то чувство, что так и не удалось выдавить из себя. И если бы не тот факт, что, проводя ночи с Сейкой, я каждый раз возвращался к твоему образу.
Между мной и ним никогда не было серьёзных разговоров, лишь какая-то неуловимая лёгкость в общении, а его поцелуи обжигают кожу не хуже твоих. Сейка никогда не задавал мне вопросов о моей личной жизни, и даже теперь воздерживается от них, хотя причин и моментов для этого у него было чуть больше, чем просто много. Порой, я совершенно не понимаю этого человека, он склонен раз за разом возвращаться к волнующим его темам, прокручивать раз за разом все события и диалоги, обсасывая со всех сторон, словно так появится возможность понять абсолютную истину человеческого поведения и жизненных ситуаций. И я ни за что не поверю, что этого мальчика ни капли не волнует вся та часть моего внутреннего мира, где до сих пор живёшь ты.
Но Сейка молчит, и в какой-то из дней я понимаю, что мне даже нет нужды обходить стороной подобные разговоры. Их просто никогда не будет. Единственное, о чём он просит меня из раза в раз – чтоб я не уходил. Воздерживаясь от обещаний, я которую неделю действительно остаюсь с ним. Знаешь, Юджи, Сейка сейчас становится для меня тем, чем является заменитель сахара для самого сахарного песка. Сейка – ещё одно звено в моей новой, искусственной жизни.
…Телефонный звонок в тишине пустой квартиры звучит слишком резко и громко. За окном – жара и солнце плавит дома. В такую погоду не хочется шевелиться, говорить и даже думать.
Сейка без особого интереса открывает один глаз, не шевелясь, лёжа на прохладном полу в моей комнате. Я кошусь в его сторону, растянувшись на кровати, и чуть качаю головой. Сейка коротко усмехается, вздохнув, и закрывая глаз обратно, развалившись на полу в позе звёздочки. А телефон продолжает надрываться, звонить так, будто бы на том конце провода – сам Господь Бог, которому срочно приспичило поговорить с кем-то из нашей семьи.
- Плохо, когда дома никого нет. – Лениво произносит Сейка, жмурясь от лучей солнца, что растекаются горячей волной по полу.
- Плохо, когда с самого утра на улице открывается филиал Ада. – Так же лениво отвечаю ему, свесив одну руку с кровати и стараясь поймать на кончики пальцев хотя бы одну слабую, прохладную волну воздуха с улицы.
Телефон в коридоре замолкает, но через пару мгновений начинает звонить снова, и мне кажется, что этот звон, отражающийся от стен пустой квартиры, способен свести с ума. От этой мысли внутри меня резко, в один момент, что-то сжимается, подпрыгнув к горлу, заставляя задержать дыхание. И лишь через секунду, из общего вороха мыслей, что внезапно дали о себе знать, я вылавливаю ту, в которой фигурируешь ты и слабая надежда, что на том конце провода я услышу любимый голос.
Стараясь скрыть эти глупые эмоции, заведомо обречённые на провал, сажусь на постели, потягиваясь, и всё-таки иду к звонящему телефонному аппарату, слыша в спину протяжное «герой» от Сейки.
Тормозя у телефона, я нервно облизываю губы, считая про себя звонки, решив, что если их будет ещё больше десяти – я возьму трубку. И на одиннадцатый в горле пересыхает, я неуверенно тянусь к телефонной трубке, снимая её с рычага.
- Да?.. – Хриплю, крепко сжимая пальцами трубку, чувствуя разливающийся по телу страх услышать твой голос.
- Да неужели! Я уж подумал, что ты там оглох! – Смеющийся голос Хизаки на том конце провода в момент рушит иллюзию возможного совершенства мира.
Я разочарованно вздыхаю, привалившись плечом к стене, потерев пальцами свободной руки лоб.
- Прости. Жарко очень, не хотелось двигаться.
- Тебя поработила лень, а не жара. – Спокойно отвечает Хизаки, и я думаю о том, что, возможно, он в чём-то и прав. – Ю-кун, может быть, хватит мариновать себя в состоянии амёбы?
- Чего? – Непонимающе хмыкаю, видя, как Сейка выглядывает из комнаты, всё так же лёжа на полу.
- Давай встретимся? – Хизаки переводит тему моментально и очень умело, хотя, может быть, это просто я не уловил всю суть с самого начала.
Сейка вопросительно смотрит на меня, я почти читаю в его глазах миллионы вопросов, среди которых, самый важный, конечно, адресован «инкогнито на том конце телефонного провода».
- Сейчас что ли?
- Сейчас. Ну, или сколько тебе там надо, чтоб собраться и доехать до Токио.
- До Токио?! – Нет, я вряд ли удивлён, просто интонация получается такой. В конце концов, рассчитывать на то, что в десять часов утра Хизаки находится в Аичи и ошивается где-то рядом с моим домом, было бесполезно и почти глупо.
От произнесённых слов глаза лежащего на полу Сейки изумлённо раскрываются, и он даже садится, судорожно приглаживая растрёпанные волосы, не сводя с меня глаз. Под таким прицельным наблюдением мне становится некомфортно, и я невольно отворачиваюсь от него, слегка хмурясь, не зная, как и что отвечать собеседнику в телефонной трубке.
- Ю? Ну? – Нетерпеливо подаёт голос Хизаки.
- В столицу по такой жаре… - Неуверенно отвечаю, слегка мотнув головой. – Давай в другой раз, а?
- Нет. Никаких «в другой раз». Юичи, приезжай. – Упрямо твердит Хизаки, и у меня, кажется, уже нет выбора.
- Ладно… - Лениво тяну в трубку. – Если повезёт, часа в четыре буду в Токио.
- Отлично. Я встречу тебя. Автобус? Поезд?
- Ещё самолёт забыл упомянуть. – Усмехаюсь, замечая недовольный взгляд Сейки. – Поездом, садиться в автобус сейчас не имею ни малейшего желания.
- Договорились. – Хизаки улыбается в трубку, я буквально чувствую это. – До встречи тогда.
- Да… - Немного растерянно выдыхаю, неспешно опуская телефонную трубку на рычаг.
Звонок Хизаки делает это утро, мягко говоря, странным. Мне неясно, с чего вдруг такое желание увидеть меня, впрочем, наверное, я слишком много думаю и ищу скрытый смысл там, где его нет.
- И к кому ты собрался срываться в Токио сегодня? – Как-то слишком тихо спрашивает Сейка, смотря на меня снизу вверх, пока я прохожу в комнату, садясь на край кровати.
- Хизаки звонил. – Глухо отвечаю ему, закрывая ладонями лицо.
- А, Хизаки… - Безрадостно фыркает Сейка, по полу подползая к моим ногам, следом обняв колени. – Я с тобой поеду.
- Нет, не надо. – Отчего-то мне кажется, что Сейка действительно будет там не к месту.
- Почему?
- Просто не надо. – Смотрю на него сквозь раздвинутые пальцы, видя, сколько недовольства отражается в его глазах и на его лице. – Я вернусь ночью, позвоню. Договорились?
Сейка вздыхает, нехотя поднимаясь на ноги, раздражённо смахивая чёлку со лба. Я слежу за ним взглядом, жмурясь, когда он встаёт против солнца у открытого окна, смотря куда-то то ли в небо, то ли в неизвестность. Я знаю, я чувствую, что сейчас мне стоит встать, подойти к нему и обнять, привычно уткнувшись носом за ухом, и сказать что-то о том, что со мной ничего не случится, что я действительно вернусь сегодня и что ему не о чем беспокоиться. Но я не могу пересилить себя, не могу заставить встать и сделать всё это, что так легко рисуется в воображении.
- Ну, собирайся тогда. – После долгой паузы произносит Сейка, выходя из комнаты. – Я поесть приготовлю что-нибудь.
- Да ну зачем… - Провожаю его взглядом, неуверенно протянув.
- Затем. Просто не хочу, чтоб ты уезжал голодным. – Спокойно и, кажется, без всяких эмоций отвечает Сейка откуда-то со стороны кухни, предоставляя мне возможность неспешно собраться и привести себя в порядок.
Сегодня мне везёт, билеты на поезд удаётся взять с первого раза. И когда я стою на платформе среди шумной толпы народа, смотря на ожидающий своей отправки поезд, мне кажется, что я поступаю неправильно. Сейка отказался ехать со мной на вокзал, предварительно не забыв напомнить, чтобы я обязательно позвонил ему вечером. Это напоминание глухо стучит в висках, ещё больше придавая мне неуверенности и нежелания ехать сейчас куда-то. Мне кажется, я просто не готов спустя несколько месяцев вернуться в город, который навечно будет связан с тобой.
Заходя в вагон и занимая своё место, я откидываюсь на мягкую спинку сидения, пряча глаза за солнечными очками, понимая, что мне чертовски страшно. И этот страх я не могу объяснить сам себе. Это похоже на яркую, ослепительную вспышку, какой-то крик внутреннего голоса, на обострившуюся интуицию, которой я привык когда-то верить, и которую перестал слушать в тот день, когда мою жизнь по кирпичикам стал уничтожать ты.
В вагоне – прохладно, бесшумно работают кондиционеры, а за окном плавится от жары асфальт. Я знаю, что Токио встретит меня вереницей чужих людей, запахом едкой гари, обжигающим солнцем и тёплой улыбкой Хизаки. Но у меня нет никакой гарантии того, что как только солнце начнёт неспешно ползти к горизонту, окропляя город кровавыми красками, откуда-то из подворотен, вместе с первыми летними сумерками, не вылезут все те ужасы и страхи, от которых я бегу, не чувствуя ног. Колёса поезда стучат по рельсам, отбивая, кажется, ритм моего сердца, унося всё дальше от Аичи, и я стараюсь выкинуть из головы все мрачные мысли, картинки и воспоминания, что почему-то окутывают невидимой плёнкой, заставляя ещё больше жалеть, бояться и желать повернуть назад.
Как я и ожидал, Токио встречает меня волной жара после прохладного вагона поезда, раскалёнными многоэтажками, шумным перроном. И среди всей толпы, я не сразу нахожу взглядом Хизаки, сидящего на скамейке и выпускающего колечками дым в застывший без единого дуновения ветерка воздух.
- Привет. – Он поднимает голову, как только я подхожу к нему, улыбаясь, чуть приспустив солнечные очки и тут же жмурясь от лучей солнца.
- Давно ждёшь? – Я понимаю, что даже не знаю, что ему говорить и как себя вести сейчас.
Хизаки беспечно улыбается, отмахнувшись от вопроса, поднимаясь на ноги и выкидывая в урну недокуренную сигарету. Он расслаблен и вокруг него буквально чувствуется аура спокойствия. В то время как я внутренне не могу найти себе места, и воздух вокруг меня пропитан напряжением. Я не знаю, виноват ли в этом Хизаки, человек, которого я не видел уже достаточно давно, или это влияние многомиллионного города, пульсирующего вокруг.
Гитарист почти сразу же тянет меня с перрона, с вокзала, говоря что-то о том, что лето в этом году пришло рано и сразу – как обухом по голове – подняло столбики термометров на небывалые высоты. Я слушаю его в пол-уха, силясь избавиться от внутреннего дискомфорта, не сразу замечая, что упрямо заглядываю в лица идущих навстречу людей. И лишь через долгие минуты я понимаю, что ищу среди этого народа – тебя, желая увидеть и, в то же время, до безумия боясь встречи.
К вечеру жара не спадает, Токио пропитан солнечными лучами, нагретый за утро и день асфальт обжигает кожу ног даже сквозь подошвы обуви, и за эти короткие часы, что я провёл в обществе Хизаки, бесцельно гуляя по улицам, я понимаю, что мертвецки устал. Жара выматывает, выжигает все силы, наваливая на плечи груз усталости. За одно я сейчас благодарен гитаристу рядом с собой – за последние часы я сумел избавиться от гнетущих мыслей, от этой явной паранойи – столкнуться нос к носу с тобой.
- Ну, вот. А ты не хотел приезжать. – Хизаки смеётся, в какой-то момент перебивая меня, когда я веду очередной монолог то ли о жизни на Марсе, то ли о мире во всём мире.
Я запинаюсь, с робкой улыбкой глянув на гитариста, неосознанно поправляя свои волосы, и чуть пожимаю плечами. Если бы мы были с ним хоть на капельку ближе, я бы смог рассказать ему обо всём, а потом сказать короткое «спасибо» за то, что он, сам того не понимая, сумел вырвать меня из застоявшегося и пропитанного гнилью воздуха Нагои.
- Зайдёшь ко мне? – Хизаки останавливается на переполненной автобусной остановке, мельком глянув на наручные часы.
Я снимаю солнечные очки, на секунду жмурясь от света, и замечаю, что солнце весело катится к горизонту, уже на половину утопая в тяжёлых тучах. Пробегая взглядом по оживлённой улице, бегло читая рекламные вывески и названия магазинов, я кожей чувствую, как где-то на краю города собирается первая, пугающая темнота, слабыми нитями расползаясь по дорогам, щупальцами цепляясь за ноги.
- Я не знаю. – Искренне отвечаю ему, пожав плечами.
- Тебе так хочется вернуться домой? – Хизаки отводит взгляд, смотря на номера подъезжающего к остановке автобуса.
- Ну… - Запинаюсь, чуть нахмурившись и опуская взгляд. – Мне туда надо вернуться.
- Так уж и надо? – С усмешкой продолжает своеобразный допрос Хизаки, цепляясь пальцами за моё запястье, потянув к подошедшему автобусу, протискиваясь между изнурённых жарой людей вокруг.
- Хизаки-кун, я…
- Наш автобус, Ю. Давай, шевели ногами.
И тогда, когда мы с трудом втискиваемся в переполненный салон, а за моей спиной бесшумно закрываются двери, Хизаки оборачивается ко мне, посмотрев сверху вниз.
- Не съем я тебя. Послушай, несколько часов в Токио не могут изменить твою жизнь, как не смогут какие-то сутки. Почему ты так рвёшься назад?
- Я не знаю. – Пожимаю плечами, удивляясь, как легко и просто позволяю какому-то другому человеку решать за меня, каким образом пройдут последующие часы.
- Боже, Ю-кун! – Хизаки приглушённо смеётся, с трудом перекалывая хвост в этой толпе. – Ты кроме этих слов ещё что-нибудь знаешь?
- Да, пожалуй. – Улыбаюсь ему, прислоняясь спиной к автобусной двери.
- И что же? – Не унимается гитарист, чуть склонив к плечу голову, упираясь ладонью в дверное стекло рядом с моей головой.
- Чуть не сказал «не знаю». – Смеюсь, слегка отворачиваясь от него, краем глаза смотря на скудный пейзаж, проплывающий за окном.
- Недоразумение ты, Ю-кун. – С усмешкой бросает Хизаки, замолкая.

…В квартире у него душно и пряно пахнет свежими яблоками. Но стены этого дома удачно спасают от той жары, что даже после ухода палящего солнца, осталась на улице. Закрытые окна не пропускают звуков с улицы, создавая иллюзию некой тишины и защищённости.
Хизаки садится на пол передо мной, осторожно ставя между нами поднос, на котором - две чашки с холодным зелёным чаем – лучше спасение от жажды в такие дни.
- Ю-кун… - Хизаки мнётся, смотря на почти прозрачную поверхность чая в чашке. – Скажи, какие у тебя теперь планы?
Я боялся и в то же время ждал от него подобного вопроса. То, что Хизаки не задал его раньше, совершенно не значило, что он не думал об этом. Сейчас я лишний раз в этом убедился.
Пожимая плечами, осторожно беру свою чашку, делая несколько небольших глотков, следом облизывая губы.
- Никаких.
- А музыка?
- Знаешь, за сегодняшний день я уже в который раз чувствую себя на допросе, только лампы в глаза не хватает. – Смеюсь, чуть покачав головой и взглядом ловя улыбку на губах гитариста. – У меня действительно нет никаких планов, ни на жизнь в ближайшем будущем, ни на музыку.
- Ты так просто сдаёшься? – Абсолютно серьёзно спрашивает Хизаки, на несколько секунд заглядывая в мои глаза.
- Может быть. – Уклончиво отвечаю ему, отводя взгляд куда-то в сторону.
Наверное, чтобы он меня понял, ему надо знать всё. С самого начала и до самого конца, до момента, как он позвонил сегодня в мою квартиру в Аичи. Но это не самая приятная тема для разговора, а медленно сгущающаяся за окном темнота выглядит как сигнал подсознания о тех мыслях, что могут появиться, если этот разговор сейчас не прервать.
- Ты знаешь, мне кажется, что ты очень изменился. И не только внешне. – После недолгой паузы говорит Хизаки, чиркнув зажигалкой и выпуская в сторону струйку белёсого дыма.
- Со стороны должно быть виднее. А, может, тебе просто кажется это. – Чуть натянуто улыбаюсь, допивая остатки холодного чая.
- А если бы я предложил тебе… - Хизаки на секунду замолкает, подбирая слова. – Не сейчас, но, может, в ближайшем или не очень будущем поработать вместе со мной? Ты бы согласился?
Я морщусь от такого вопроса, отводя взгляд куда-то в сторону, изучая обстановку в комнате. Наверное, если бы полгода назад он задал этот вопрос, я бы с радостью согласился и был готов начать работать буквально сию секунду. Три месяца назад услышав подобное, я бы не сдержался и послал любого человека, пришедшего ко мне с такими предложениями. А сейчас я просто сам не знаю, чего я хочу, как не знаю, что стоит отвечать на подобный, едва ли не риторический вопрос.
Впрочем, судьба, или стечение обстоятельств, решает за меня, что ответ сейчас не важен и не требуется. Раздавшийся звонок в дверь заставляет меня чуть вздрогнуть, вопросительно глянув на хозяина квартиры.
- Ой, я же совсем забыл… - Как-то растерянно и едва ли не виновато тянет Хизаки, спешно поднимаясь на ноги и почти выбегая в коридор.
Я отчего-то судорожно сглатываю, чувствуя, как на мгновение сердце замирает, а потом начинает биться с новой, двойной силой. Открывшаяся входная дверь словно бы впускает в квартиру параноидальный страх, что незримой тенью, беззвучным вихрем пролетает в комнату, врываясь в мою грудную клетку.
- Я что, не вовремя? Ты не один?
У меня перехватывает дыхание, и я начинаю думать, что всё происходящее вокруг – как кадры из какого-то фильма. Просто не бывает так в реальности.
- Я не один, но ты вовремя. Проходи.
Я слышу неспешные шаги, понимая, что у меня есть лишь короткие секунды, чтобы натянуть на лицо маску беспечности, чтобы перестать дышать так часто, чтоб скрыть эту непонятную и неприятную для меня самого дрожь в кончиках пальцев. Ах, если бы я курил, сигарета сейчас бы очень спасла ситуацию.
Хизаки заходит в комнату первый, вновь садясь передо мной на пол, улыбаясь так беспечно и непринуждённо, что я понимаю – он просто ничего не знает. А ты останавливаешься в дверях, кажется, едва слышно присвистнув, когда я робко поднимаю на тебя взгляд.
Ты совсем не изменился или же мне это просто кажется. Всё те же чайные глаза, в которых хочется утонуть, всё та же улыбка, за которую я готов вновь и вновь продавать душу самому Дьяволу.
- Вечер добрый. – Ты улыбаешься, легко проходя в комнату.
Всё тот же голос, от которого у меня по спине проходит волна мурашек. Я судорожно сглатываю, чувствуя, как пересохло в горле, понимая, что никуда не делись все те чувства, что были по отношению к тебе. И даже та ненависть, с которой я обрушивал на твоё имя все проклятья, обвиняя в уничтожении своей жизни, притупляется в один момент, когда ты садишься между мной и Хизаки, а меня накрывает таким знакомым запахом твоего парфюма..
- А вы знакомы? – Хизаки улыбается и действительно ничего не знает.
- Да, не близко, но мы знакомы. – Ты улыбаешься, кивнув ему, и от этих слов у меня буквально сжимается сердце до маленького пульсирующего комочка.
- Ю-кун? – Хизаки как-то совершенно обеспокоено обращается ко мне. – Что с тобой? Тебе плохо?
- Нет… Всё нормально. – Быстро облизываю пересохшие губы, слабо улыбаясь. – Просто голова что-то закружилась. Пройдёт.
Я слышу, как ты почти беззвучно усмехаешься, искоса поглядывая на меня. А твой взгляд сейчас – как разряды тока по венам.
- Надеюсь, я хоть вам не помешал? Хи-кун, ты бы позвонил, сказал, что занят сегодня…
- Перестань. – Хизаки тихо смеётся и меня обдаёт горячей волной в тот момент, когда он подаётся к тебе, быстро целуя в губы. – Мы недавно пришли, я не сообразил, что стоит позвонить. Но, Юджи, ты совсем не помешал. Мы как раз говорили о…
- О погоде. – Спешно перебиваю Хизаки, сталкиваясь с ним взглядами, мысленно буквально умоляя не поднимать тему о музыке. Я просто не выдержу подобного разговора при тебе. – Жестокое лето в этом году.
- Вот уж точно. – Ты чуть улыбаешься, кивнув мне. – В Аду, наверное, и то прохладней.
- В Аду не жарко, там – лёд. – В полголоса отвечаю, отводя от тебя и Хизаки взгляд, смотря на краешек темнеющего неба в квадрате окна.
- Хизаки, а можно чаю? – Твой вопрос в повисшей тишине должен разрядить странную атмосферу, но, кажется, напротив усугубляет ситуацию.
- Конечно. – Хизаки кивает, легко поднявшись с пола, забирая пустые чашки и уходя в кухню, что-то насвистывая себе под нос, и оставляя меня наедине с тобой.
Сейчас весь мир сжимается до размеров этой комнаты, в которой всё так же приторно пахнет свежими яблоками, всё так же душно. И лишь запах твоих духов, немного резкий и всегда кружащий голову, даёт понять, что всё изменилось.
Я не знаю, чего мне сейчас хочется больше: вскочить на ноги и выбежать из этой квартиры, зная, что следом, едва ли не обгоняя, бегут мысли, или же податься к тебе и прошептать на ухо все те слова, что засели в горле.
- Скучал? – Ты так тихо спрашиваешь это, что вся моя уверенность в том, что существует только два варианта развития событий сходит на нет.
- Если я скажу, что нет? – В тон тебе отвечаю, бесстрашно заглядывая в глаза, чуя, как у самого сердце стучит как у кролика.
- Я тебе не поверю. – Спокойно отвечаешь, чуть подавшись ко мне и ловя пальцами прядь волос.
- И это будет очень глупо с твоей стороны, Камиджо-сан. – Чувствуя, как не хватает воздуха, с трудом произношу это, не отводя взгляда от твоих глаз.
- Ты врёшь. – Играющая на губах улыбка забирает мои последние силы. – Люди всегда задыхаются, когда врут.
Расходящийся по телу ток словно бы толкает на очередной глупый поступок, но я знаю, что если не сделаю подобного сейчас, все мои ночные страхи навсегда тогда останутся со мной.
Подавшись к тебе ещё ближе, я медленно выдыхаю у уха, до боли сжимая чуть дрожащими пальцами твоё запястье:
- Я презираю тебя, мразь. Ненавижу, ненавижу, ненавижу. – Почти по слогам произношу каждое слово, дозировано вдыхая воздух, закрывая глаза, буквально отдаваясь во власть запаха твоей кожи, волос. – Я проклинаю тебя, слышишь? За всё. – А всё существо внутри меня сейчас надрывается и кричит, что ты навсегда останешься тем, на кого я готов молиться целую вечность.
Ты слишком быстро, слишком уверенно ловишь моё лицо пальцами за подбородок, с тенью улыбки заглядывая в глаза. И то, какие эмоции танцуют сейчас на твоём лице, я понимаю, что мои слова идут в разрез с моими чувствами, отражающимися в глазах.
- Считай, мы квиты, верно? – Ты выдыхаешь это так тихо, у самых моих губ, что я не сдерживаю жалобного, приглушённого стона, невольно подаваясь ближе к тебе, осознавая, что сейчас мне больше всего на свете хочется вновь ощутить вкус твоего поцелуя.
Но ты лишь резко отстраняешься, нервно убирая пальцы от моего лица, отвернувшись и делая вид, что тебе очень интересен рисунок на обоях. Пытаясь унять сердце и дыхание, я провожу ладонью по глазам, быстро облизывая губы, и лишь сейчас чётко осознавая, что кричащая внутри интуиция в тот момент, когда я сидел в вагоне поезда Нагоя - Токио, была права.
Хизаки возвращается с обещанным чаем, не замечая, что в комнате изменилась, как минимум, атмосфера. Я стараюсь не думать ни о чём и реже смотреть на тебя, почти жалея, что не сорвался на вокзал, домой, к Сейке.
- Оставайся здесь сегодня? – Хизаки почти не делает вопросительную интонацию, и я не сразу понимаю, что вопрос был адресован мне.
- Я? – Я удивлённо распахиваю глаза, таким своим поведением вызывая улыбку на твоих губах.
- Ты, конечно. – Хизаки смеётся, поднимаясь на ноги, оставив на подносе чашу с недопитым чаем, и подходит к балкону, распахивая дверь.
В тот же момент с улицы долетает звук далёкой сигнализации, какой-то приглушённый шум со стороны автострады и приглушённый раскат грома. Кажется, сегодня ночью будет гроза.
- Мне неудобно… - Бубню себе под нос, хмуря брови, мысленно уже находясь в салоне автобуса, идущего в сторону железнодорожного вокзала.
- Брось. Куда ты на ночь глядя поедешь? Спать у меня есть где. Нам с Камиджо, правда, хотелось немного поработать с музыкой, но тебе мешать никто не будет. Отдохни от Аичи, Ю-кун. – Хизаки оборачивается, стоя спиной к открытому балкону, не обращая внимания на то, как тонкие шторы от каждого порыва поднявшегося предгрозового ветра слабо бьют по спине.
И я решаю, что терять мне уже нечего. Коротко кивнув ему, стараясь не смотреть на тебя, не сталкиваться взглядами, я подхожу к телефону, спешно набирая номер Сейки, помня про обещание позвонить вечером. Но вместе ответа я натыкаюсь на механический голос автоответчика, оставляя сообщение, что приеду завтра, днём, а, может, вечером, но обязательно вернусь. И всё это время, пока я общаюсь с телефонной трубкой, я чувствую твой прицельно направленный в мою спину взгляд.

***

Я просыпаюсь резко, вздрогнув на разложенном в комнате диване, тут же зажимая руками уши от слишком сильного раската грома над самым домом. Как и ожидалось, гроза всё-таки пришла, принося с собой смутную надежду, что следующим днём будет легче дышать в прожаренных до костей городах.
Ветер нагло бросает дождевые капли в комнату, со всей возможной жестокостью дёргая тонкие занавески у открытой балконной двери. Я лежу в полной темноте, смотря широко распахнутыми глазами в потолок, чуть сжимая пальцами простыни. Никогда не думал, что могу испугаться грозы, но сейчас мне страшно и очень неуютно в этой большой и пустой комнате, наполненной сырым воздухом и влажностью с улицы.
Секунда, другая, и я невольно улавливаю сквозь шум дождя за окном звуки за стенкой, приглушённые голоса и тихие стоны Хизаки. От этого мерно стучащее сердце тут же начинает надрываться, и я сажусь на постели, вновь закрывая ладонями уши.
Не сложно представить, какие же отношения сейчас между тобой и Хизаки, я лишь не понимаю, что в нём такого, что ты предпочёл его общество моему. Мне кажется, что у меня кружится голова, но это очередная ночная иллюзия, а от нового раската грома и вспышки молнии, что на несколько мгновений освещает комнату ярким светом, по спине проходят мурашки. Я не знаю, сколько сейчас времени, но мне кажется, что эта ночь будет бесконечно длинной, тёмной и такой, которую я вряд ли когда-нибудь смогу вытравить из своей памяти. Почему, чёрт возьми, все ночи, что иголками засели под кожей, связаны только с тобой? И не важно, в какой роли ты выступал или выступаешь – твоим именем пропитана каждая секунда и каждый мой вдох.
Рухнув обратно на влажные подушки, я зажмуриваюсь, сквозь веки замечая очередные электрические вспышки молний, чувствуя себя в эпицентре катаклизма, и продолжаю закрывать ладонями уши, стараясь не слышать того, что происходит за стенкой. А воображение предательски рисует перед глазами всё то, что есть в соседней комнате. И после каждого нового раската грома эти навязчивые, цветные картинки под веками становятся всё реальнее, всё пошлее и подробнее. От этого пересыхает в горле и невольно сбивается ровное ранее дыхание. Я считаю про себя сначала до десяти, потом до ста, рассчитывать добраться до бесконечности, таким образом, занимая числами мозг, стараясь не акцентировать внимание на прорывающиеся звуки даже сквозь руки, прижатые к ушам.

…Яркая вспышка молнии бьёт по закрытым векам, и я делаю глубокий вдох, открывая глаза, в тот же момент тихо вскрикнув, почти испуганно вжавшись в подушки, видя твоё лицо на расстоянии нескольких сантиметрах от меня. Сердце тут же подпрыгивает к самому горлу, пульсируя неясным комком в нём, раздражая нервы. А ты молча смотришь, держась на руках надо мной, и в тусклом ночном свете кажешься абсолютно нереальным.
- Юджи?.. – Выдыхаю твоё имя, очень желая сейчас слиться с постелью в одно целое.
- Такой напуганный. – Ты улыбаешься уголками губ, проводя тыльной стороной ладони по моей щеке, от чего я задерживаю дыхание, закусив уголок губы, и вновь чувствую себя тем мальчишкой в машине, в нескольких кварталах от ночного клуба.
- Что ты…. – Я не могу подобрать слов, не понимая, что происходит, вздрагивая от оглушительного раската грома, от которого, кажется, дрожат оконные стёкла.
Ты невесомо ведёшь кончиками пальцев по моей шее, обрисовывая контур ключиц, спускаясь на грудь. От таких едва ощутимых прикосновений у меня тут же проходит горячая волна по спине, и я почти беззвучно ахаю, на секунду прикрывая глаза.
- Тебя так гроза возбуждает, или у Хизаки слишком плохая звукоизоляция между комнатами? – Ты как-то странно усмехаешься, заставляя меня краснеть.
Я лежу, вжимаясь в подушки, чувствуя, как на кончиках пальцев рождается первая дрожь, и проклинаю лето. Проклинаю эту жару в городе, эту душную комнату даже при открытом настежь балконе, из-за чего засыпать пришлось без одеяла и в одном нижнем белье. Несколько часов назад мне казалось это спасением от жаркого воздуха, сейчас же я решаю, что это – моё проклятье.
- Юджи, не надо… - Я стараюсь перехватить твои руки, но не могу контролировать свои движения, в следующий момент болезненно закусив губу и поддаваясь твоим прикосновениям, покорно разводя колени.
- Уверен в том, что говоришь? – Ты улыбаешься, в следующий момент проводя ладонью между моих ног, несильно сжав пальцы и сдавленно охнув куда-то мне в грудь.
Несдержанно выгибаюсь на постели, шире разводя ноги и подаваясь бёдрами к твоей руке. Я понимаю, что всё, что сейчас происходит – неправильно, неверно, что этого не должно быть. Но в который раз не нахожу сил, чтоб высвободиться из плена твоих рук, оттолкнуть, сказать твёрдое «нет».
Ты так легко и непринуждённо стаскиваешь с меня бельё, тут же начиная массировать пальцами яички, что я едва успеваю зажать себе рот ладонями, зажмурившись и глотая тихий стон.
- Тише, детка, тише… - Ты горячо дышишь мне в шею, больно кусая кожу, от чего по спине проходит очередной разряд тока, и резко сжимаешь пальцы у основания члена, скользнув вниз по моему телу.
Я судорожно облизываю губы, часто дыша, приподнявшись на локте, и наблюдаю за тобой сквозь ресницы. Ты медленно, обжигая дыханием, проводишь языком сначала по набухшим яичкам и следом по всей длине плоти, разом ловя губами головку, с тихим стоном начиная посасывать. Я путаюсь пальцами в твоих волосах, ловя губами воздух, слегка подаваясь к тебе бёдрами, не веря, что всё происходящее – совсем не сон. Твои пальцы бесстыдно скользят между моих ягодиц, заставляя чуть приподняться, и я вовремя закусываю губу, откинув голову, чувствуя дразнящие прикосновения. Ты сильнее сжимаешь губы на моём члене, вбирая его в рот, постепенно ускоряя движения, двумя короткими, резкими толчками руки вводя в меня пальцы, и я до боли в суставах сжимаю пряди твоих волос, выше приподняв бёдра, рухнув с локтя на спину и желая уткнуться в ближайшую подушку, чтоб скрыть рвущиеся из груди стоны.
В соседней комнате спит Хизаки, за окном – шумит гроза и темнота танцует по дворам. А здесь, в гостиной чужой квартиры, ты бесстыдно и грубо имеешь меня рукой, не переставая ласкать языком головку члена, буквально заставляя меня шептать твоё имя и просить не останавливаться. Ты заставляешь меня кончить слишком быстро, и я не сдерживаю негромкого, короткого стона, чувствуя разливающееся тепло по телу и словно ощущая забытые крылья за спиной.
Ты приподнимаешься надо мной, проводя ладонью по телу, и ловишь лицо за подбородок, заставляя посмотреть на себя. Мне никак не удаётся успокоить дыхание, и больше всего на свете сейчас хочется коснуться твоих губ.
- Твоё тело ничего не забыло. Ты ничего не забыл. – Едва слышно шепчешь, как-то странно смотря в мои глаза, и твои слова тонут в шуме дождя.
- Почему ты с ним?.. – Я не хотел задавать этот вопрос, он сам сорвался с губ. – Чем? Чем он лучше меня?..
- Так просто сложилась жизнь. – Отвечаешь мне, но не приносишь никакой ясности в ситуацию.
Я тянусь к тебе, но ты упрямо отворачиваешься, не давая даже обнять себя. И от этого становится очень гадко на душе и слишком больно в груди.
- Засыпай. – Шёпотом выдыхаешь мне на ухо, на секунду коснувшись губами оставленной метки на шее, и быстро поднимаешься с постели, неслышно выходя из комнаты.
А мне кажется, что меня предали вновь. Бросили, сломали, уничтожили.
Кое-как натянув бельё, я сползаю с кровати, понимая, что мне нечем дышать, и, шатаясь, в полутьме, выхожу на балкон. В лицо тут же ударяет прохладный ветер, а небо обливает дождём, холодным, частым, от которого по телу проходят мурашки.
Я поднимаю взгляд в низкое токийское небо, жмурясь от попадающих в глаза капель, чувствуя, как они ручейками стекают вниз по щекам. Очередной раскат грома оглушает, сверкнувшая перед глазами молния, разрезавшая небо на несколько неровных частей, заставляет вздрогнуть.
Я стою на балконе, под прохладными струями дождя, совершенно не думая теперь о том, что будет завтра, или через неделю, через месяц. Мне вновь, как и в ту ночь в отеле, очень хочется, чтоб всё произошедшее оказалось лишь кошмарным сном. Я ведь думал, что почти излечился, мне ведь казалось, что я заштопал внутри себя все раны, нанесённые мне в этом году. Наверное, я ошибался. Излечение оказалось фальшивым, а раны не переставали зудеть и кровоточить. Сейчас мне хочется собраться и выбежать из этого дома, вновь потеряться на улицах Нагои, запереться в своей комнате, выжигать все мысли и чувства. Но до утра слишком далеко, а бежать мне просто некуда.
Вернувшись в комнату, я падаю на кровать, и простыни подо мной в один момент становятся мокрыми. Уткнувшись в подушку, закрыв руками голову, я беззвучно всхлипываю, не понимая, в чём так провинился перед высшими силами, что они посылают мне такие испытания одно за другим.

…Я возвращаюсь домой следующим вечером, кажется, простывший, кажется, с болезненным обострением к тебе. На шее слишком заметна оставленная тобой засос, и мне всё чудится, что он горит. А ещё меня не отпускает чувство, что все прошлые сутки были много-много лет назад, они поддёрнуты какой-то дымкой, будто привет из старого сна.
На улице всё так же жарко, прошедшая в Токио гроза не добралась до Нагои, и тут, как никогда, ощущается едкий запах плавящегося асфальта, смешивающийся со сладковатым запахом какой-то цветочной пыльцы. Я медленно иду от железнодорожной станции, устало пряча глаза за стёклами очков, и не могу выкинуть из головы сегодняшнее утро. То, как ты обнимал Хизаки на кухне, гипнотизируя взглядом закипающий чайник и стараясь не сталкиваться со мной глазами. Как я сидел в углу кухни, чувствуя себя чужим в этом доме, стыдливо закрывая ладонью след от твоих губ на шее, понимая, что здесь я действительно чужой. Не только в квартире Хизаки, но и в целом городе. Токио, который покорил меня когда-то пульсацией жизни круглые сутки, любим только на расстоянии. Наверное, я никогда не смог бы жить в этом городе и чувствовать себя на своём месте. Всё утро я пытался улыбаться и делать вид, что ничего не случилось, внимательно и с наигранным интересом слушать рассказы Хизаки о музыке и сцене, а сам пропускал все слова мимо ушей, изредка робко поглядывая в твою сторону. И как только я вышел за порог квартиры, обещая, что обязательно позвоню, не пропаду, и что со мной всё будет хорошо, мне показалось, что кислорода вокруг прибавилось. Но даже сидя в автобусе, а следом в вагоне душного поезда, подсознательно я продолжал ощущать запах твоего парфюма, и мне хотелось разбить к чёртовой матери эту мутную картинку реальности.
Я ещё издалека замечаю фигурку Сейки, сиротливо сидящего на краю скамейки возле моего дома. И от этого каждый шаг становится ещё тяжелее, я ловлю себя на том, что мне не хочется возвращаться домой, как не хочется сейчас заглядывать в глаза этому мальчику.
Сейчас, ещё больше замедляя шаг и ниже опустив голову, я думаю о том, что эти сутки в Токио заставили меня взглянуть едва ли не иначе на ту жизнь, в которую я вляпался несколькими месяцами ранее. Теперь я просто не понимаю, как так получилось, что мой хороший и близкий друг оказался кем-то большим, теперь наши с ним отношения кажутся мне какой-то роковой ошибкой. Выбирая между отношениями и дружбой, я всегда старался сделать выбор в пользу последнего, дружба казалась мне чем-то, если не вечным, то более стойким, крепким, чем секс по утрам и слова о любви в телефонную трубку охрипшим голосом. В конце концов, дружба вызывает куда больше приятных и положительных эмоций, и человек, которого ты гордо звал своим другом не уйдёт в один момент, как уходят бывшие любовники.
Я всегда ценил Сейку, а Сейка всегда тянулся ко мне. И в одну неосторожную ночь мы просто переспали дружбу. И если он вряд ли сейчас стоит в тупике, то я же вижу перед собой бесконечную кирпичную стену и полное отсутствие пути назад.
Он поднимает взгляд и, кажется, ловит каждое моё движение, считая шаги. Я нервно облизываю пересохшие губы, подняв голову и сейчас радуясь, что мои глаза скрыты солнечными очками. Это очередная иллюзия защищённости от мира.
- Я тебя уже заждался. – Без прелюдий и приветствий говорит Сейка, не поднимаясь на ноги.
Коротко киваю ему, неуверенно и почти нехотя присаживаясь рядом. Краем глаза я вижу, как он кусает губы, пряча руки в карманах широких джинсов, и воздух между нами становится ещё горячее, обжигая лёгкие при каждом вдохе.
- Я звонил… вчера…
- Я знаю. Не хотелось подходить к телефону. Как Токио?
- Без изменений, всё так же током по венам.
- Понятно.
Сухой диалог, без взглядов друг на друга. Я даже успеваю подумать о том, что Сейка всё знает, обо всём знает. Не важно откуда, не важно как, но знает. Хотя бы на уровне чувств и эмоций, на уровне интуиции и внутреннего голоса. А след на моей коже должен лишь подкрепить его догадки.
- Ты знаешь… - Сейка наклоняется, подцепив с земли сухую веточку и разравнивая песок под ногами подошвой. – Мне надо тебе кое-что сказать.
- Мне тебе тоже… - Тихо отвечаю ему, потерев пальцами лоб и без интереса наблюдая за тем, что он делает.
- Говори. – Сейка чуть пожимает плечами, не посмотрев на меня.
Я никогда не умел ставить точек и решать проблемы. Каждый раз я предпочитал ограничиваться запятой или многоточием, а все проблемы запивать водой, валерьянкой, водкой. Иллюзорная реальность с бегом от самого себя, наверное, мне пора повзрослеть.
- Сей-кун… Какие отношения между нами? – Ранее этот вопрос никогда не озвучивался, никто из нас не произносил этого вслух, заведомо зная, что после себя он может повлечь.
- Не знаю. – Искренне отвечает он, наклоняясь и что-то выводя палочкой по песку.
- В общем… - Я понимаю, что нет смысла тянуть, как нет времени подбирать сейчас слова. – Я хочу, чтоб мы были просто друзьями.
- Хорошо. – Тихо и как-то безэмоционально отвечает он после недолгой паузы.
И в этот момент у меня в груди замирает сердце. Какой-то частью себя я радуюсь подобному исходу событий, стараясь не думать, что всё это – лишь маска спокойствия. Но другая моя часть негодует и неприятно зудит, ожидав совсем другой реакции и иного ответа.
- А я хотел тебе сказать… - Сейка на секунду замолкает, посмотрев на меня, щурясь от солнечных лучей. – В конце августа я уезжаю в Осаку.
- И надолго? – Я растерянно вскидываю брови, снимая очки и ловя его какой-то пустой взгляд.
- Не знаю. – Он пожимает плечами, смотря мне в глаза. – Может, на пару месяцев, может – насовсем. Тут уж как карты лягут. Отцу предложили там неплохую работу.
- Вот даже как… - Я чувствую, как при этих словах мне в сердце словно бы загоняют миллион маленьких, тонких, но очень острых иголочек. – Ну что ж… Я буду надеяться, что ты всё-таки вернёшься. – Натянуто улыбаюсь, подняв взгляд в небо, сейчас оно кристально-чистое с ослепительным диском солнца высоко над головой.
- Ю-кун, я пойду. Домой надо….
- Да, конечно. – Тихо вздыхаю, мельком глянув на него.
Сейка чуть улыбается, помешкав, и в следующую секунду подаётся ко мне, коротко и непринуждённо целуя в губы. Отбросив куда-то в сторону сухую палочку, он разворачивает кепку на голове козырьком вперёд, и как-то слишком быстро, уверенно идёт прочь, не оборачиваясь.
Я шумно вздыхаю, убирая с лица прядь волос, и опускаю взгляд, чувствуя, как в следующий момент перехватывает дыхание, а губы сами собой едва ощутимо дрожат. На песке у скамейки, там, где минутами ранее сидел Сейка, аккуратно выведено: «Я люблю тебя. Пожалуйста, будь счастлив».

***

Эту осень я встречаю один. Она приходит так же резко, почти неожиданно, как и жара, летом обрушившаяся на Японию едва ли не раньше срока. Солнце становится бледным, а вечера всё холоднее ещё в конце августа. Первая неделя сентября, когда уже и календарная осень вступает в свои официальные права, пропитана кристальной чистотой воздуха, сцеплена низким и почти прозрачным небом, омыта холодными и мелкими ночными дождями, что по утру растекаются лужами по асфальту. И везде в воздухе витает запах прелой травы, промокшей резины автомобильных шин и аромат печёных яблок. Эта осень кружит голову, очищая изнутри, добавляя каплю терпкой тоски в моё одиночество.
После того разговора у моего дома мы с Сейкой ещё пересекались пару раз до его отъезда, но эти встречи были в тягость, кажется, нам обоим. Я всё упрямей отводил взгляд, а Сейка всё чаще замолкал на полуслове, и даже на вокзале, куда я пришёл по его просьбе, мы лишь обменялись дежурным прощанием, будто бы и не было ничего и никогда между нами.
События ранней весны, стоящей ещё на пороге холодной зимней поры, перестали казаться пугающими, и мир, пожалуй, всё-таки не рухнул. Заполнить пустоту в душе после развала группы я так и не смог, но эта пустота перестала обжигать изнутри и душить ночами горло холодными спазмами страха. С приходом осени я перестал бояться того, что будет дальше, как перестал строить планы, отпуская себя плыть по течению, не цепляясь ни за что и ни к чему не привязываясь.
Единственное, что осталось неизменным в этой жизни с ярлыком «новая», так это мысли о тебе. Как бы я ни старался выкинуть их из головы, как бы не пытался отвлечься и забыть тебя – у меня ничего не выходило. Умом я понимал и понимаю, что, в сущности, нас с тобой уже не связывает ничего, да и вряд ли когда-то связывало так уж сильно, чтоб я до сих пор ждал встречи с тобой. Но поселившееся внутри чувство заставляет отставить подобное понимание куда-то в сторону, и сердце каждый раз замирает, когда я слышу твоё имя по телевизору или натыкаюсь взглядом на журнал в киосках, где на обложке неизменно ты. Но только сейчас я начал понимать, что любить на расстоянии проще и легче, однако, подсознательно я почти уверен, что буду готов броситься тебе в ноги при первой возможности, сделай ты хотя бы крохотный шаг в мою сторону. И если бы ты только позволил – моей любви хватило бы на нас двоих.

…Небольшой парк недалеко от моего дома неожиданно для меня самого стал едва ли не любимым местом. Там всегда мало народа и очень маняще горят фонари по вечерам, рассеивая янтарным светом темноту вокруг. Оставаясь подолгу дома, я начинал сходить с ума, поэтому каждодневные прогулки по тихим тропинкам маленького парка явили собой сомнительное спасение. Почему-то именно там я переставал чувствовать себя слишком одиноким, а мысли, что приходят в голову, на воздухе уже не казались такими страшными или ужасными.
Сейчас здесь, как и всегда, тихо и немноголюдно. Редкие прохожие идут навстречу и большая часть из них – спешит домой с работы, выбирая дорогу через парк. Так быстрее можно добраться до нужной точки, чем идти по шумным улицам, пропитанным запахом бензина и наполненным шорохом машинных шин по грязному асфальту.
Пряча руки в карманах лёгкого плаща, я то и дело поднимаю взгляд, смотря на чернильное небо над головой. Из-за яркого городского освещения обычно не видно звёзд, хотя осенью они и кажутся ближе, доступнее и, вроде бы, ярче. Но тут, в этом парке, который является неким оазисом тишины в Нагое, свет фонарей не перебивает слабое мерцание точек на небе, и при желании звёзды можно не только разглядеть, но и попытаться их сосчитать.
Опуская взгляд, зябко передёрнув плечами, я цепляюсь глазами за размытый вечерними сумерками силуэт на скамейке в конце узкой аллеи, и у меня предательски замирает сердце. Этот силуэт очень похож на тебя, но, приближаясь с каждым шагом, я стараюсь убить в себе эту мысль. В конце концов, это уже не выглядит нормальным – едва ли не в каждом человеке и случайной тени видеть тебя. Нелепый, глупый и какой-то детский самообман.
Но в тот момент, когда я оказываюсь почти рядом со скамейкой, человек, сидящей на ней, поднимает голову и, сталкиваясь взглядами, я понимаю, что невозможное в жизни иногда происходит. Ты не отводишь глаз, а в уголках губ появляется едва заметная и такая знакомая мне улыбка.
Когда я ровняюсь с тобой, невольно останавливаясь, ты поднимаешь голову чуть выше, протягивая мне дубовую веточку с кружевными листьями, что едва заметно уже успели изменить свой цвет с ярко-зелёного на тусклый с оттенком жёлтого. Неуверенно протянув руку, забираю веточку, покрутив её в пальцах и, не дожидаясь приглашения, сажусь рядом с тобой. Странно, но сейчас мне не хочется броситься тебе на шею, сейчас сердце не заходится в диком ритме и не перехватывает дыхание. Лишь немного сохнут губы, а из самого центра грудной клетки по телу растекаются тонкие струйки давно забытого тепла.
Я не знаю, сколько мы молчим, сидя вот так рядом друг с другом, может быть, всего минуту, а, может, целую вечность. Но первым не выдерживаю я, нарушая эту иллюзорную тишину между нами.
- Зачем ты приехал?
Ты пожимаешь плечами, запрокинув голову и смотря в звёздное небо, а я отмечаю, как причудливо искрится свет от фонаря в твоих светлых волосах.
- Увидеть тебя? – Ты отвечаешь вопросом, словно намереваясь оборвать едва начатый диалог.
- Красивая осень в этом году. – Я не пытаюсь поддержать диалог, просто мне отчего-то захотелось тебе сказать об этом.
- Чистая и грустная. – Ты чуть киваешь, опустив голову и посмотрев на меня.
От этого взгляда под кожей вновь проходит ток, и я чуть сильнее сжимаю в пальцах дубовую веточку, отводя взгляд куда-то в сторону.
Мимо нас быстро, с тихим шуршанием листвы и камушков под ногами, проходит человек. Человек, которому абсолютно нет никакого дела до нас, но от этой тёмной тени, как из другого мира, мне почему-то становится не по себе. И в голове вихрем проносится неожиданная мысль: «эта осень всё решит».
- Можно вопрос?..
Ты молча чуть киваешь мне, пряча руки в тонкие кожаные перчатки.
- Почему ты всё-таки выбрал его? Я хочу… Нет, мне нужно это знать.
И мне действительно это нужно. Я не хочу озвученных причин, чем и как Хизаки лучше меня. Я просто хочу знать, почему ты потянулся к нему, но не ко мне.
- Знаешь, Юичи… - Ты задумчиво произносишь, слегка покачав головой. – Есть такие люди… Яркие, притягательные, ослепляющие и заставляющие сгорать от желания обладать ими. Так вот ты относишься к этой категории. С тобой хорошо заниматься любовью где-нибудь на пляжном песке во время нового рассвета, или бесстыдно трахать тебя на заднем сидении машины. Ты одним своим видом рождаешь желание, которое невозможно убить или вывести из себя вместе с кровью, слезами, спермой. Оно навсегда поселяется где-то внутри, и при каждом удобном моменте заставляет чувствовать тягостную, терпко-сладкую боль в грудной клетке.
Я шумно сглатываю, стараясь не смотреть на тебя. Такие слова сейчас, особенно от тебя, как удар кулаком в солнечное сплетение. Я не ожидал услышать подобного, я был не готов и не уверен, что когда-нибудь был бы рад знать о себе подобное.
- А Хизаки… С ним тепло, он словно бы одним взглядом, одной улыбкой окутывает мягким покрывалом. С ним легко и не страшно. Не страшно, что он уйдёт или перестанет любить, не страшно одним прекрасным утром обнаружить его в постели с кем-либо, но не со мной. Хизаки хочется целовать по утрам в щёку, заплетать в косы его волосы. Он рождает нежность и светлое чувство, которое не хочется ничем омрачать.
Ты замолкаешь, то ли для того, чтоб подобрать новую порцию слов, то ли потому, что хочешь в тишине насладиться этим моментом, прожигая меня взглядом своих чайных глаз. И если бы во мне ещё осталось что-то, что можно сломать, разрушить, втоптать в грязь, то оно бы развеялось пеплом по ветру именно сейчас.
- Тобой, Ю-кун, хочется обладать и заставлять стонать в голос на смятых простынях. Хизаки же хочется обнимать и пить с ним липовый чай где-нибудь на веранде домика в горах. За тебя не хочется нести ответственность, боясь последствий, а за него и не нужно. Ты понимаешь?.. Ты понимаешь, о чём я говорю, Ю-кун?
- К сожалению. – После недолгой паузы, отвечаю тебе, подавляя внутри особо горестный вздох, и заглядываю в твои глаза, улыбнувшись уголками губ. – Я понимаю, о чём ты говоришь, но никогда не сумею принять этого.
- Ю-кун… - Ты вздыхаешь, на секунду поджав губы, а я думаю о том, что никогда ранее не видел тебя таким.
За моей спиной – сгорают последние мосты. В моих руках рассыпаются прахом все те ниточки, что тянутся к тебе, которые я так отчаянно пытался сохранить, допуская даже мысль о переезде в Токио. Только чтобы быть ближе к тебе, рядом с тобой и любить даже против твоей воли.
А сейчас всё это выглядит до безобразия глупым, нелепым, пустым и не нужным, кажется, даже мне самому. Меня с детства учили, что надо уметь проигрывать и проигрывать достойно. А ещё тому, что стоит идти ва-банк, когда не остаётся другого выхода, когда больше нечего терять.
Я вкладываю тебе в руку веточку с дубовыми листочками и чуть подаюсь к тебе, невесомо погладив кончиками пальцев по холодной щеке. Ты отводишь взгляд, как-то слишком недовольно хмуря брови, но это уже не имеет значения. Обжигая твою кожу дыханием, я на несколько коротких секунд касаюсь твоих губ, абсолютно невинно целуя и не требуя отвечать мне.
- Я люблю тебя. Пожалуйста, будь счастлив. – Я сам не замечаю, как повторяю слова, оставленные Сейкой на песке возле моего дома.
Спешно поднявшись со скамейки, я высвобождаю свои пальцы, когда ты как-то едва ли не растерянно ловишь меня за руку.
Осень разливается по парку янтарным светом и тишиной, в которой очень глухо звучат шаги. Я медленно иду вдоль аллели, выходя из парка, в один момент попадая в водоворот звуков вечерней улицы, а кожей словно бы продолжаю ощущать твой взгляд, коротко брошенный мне в спину. Осень расставила всё по местам, дав ответы на вопросы, родившиеся летом. И, наверное, первый раз за последние полгода я чувствую себя настолько спокойно, заполненный звенящей пустотой внутри. Я заставлю себя отпустить твой образ, выдохнуть его, смахнуть чёлкой с глаз. Но я знаю, что никогда не смогу отпустить ту любовь, что занимает большую часть моей души. И мне хочется верить, что ты знаешь и без слов, что если вдруг когда-нибудь случится так, и ты сам придёшь ко мне, я всегда распахну перед тобой двери. И в таком случае больше никогда не отпущу тебя.

back