Hizaki.

Я ненавижу тебя, потому что хочу тебя.
Я отворачиваюсь, потому что мне хочется смотреть на тебя.
Я раз за разом делаю тебе замечания на репетиции, потому что ты безупречен. И мне так хочется вмазать по твоей улыбающейся физиономии всякий раз, когда вижу улыбку. Просто потому что она слишком уж прекрасна.
Я весь полон противоречий. Спроси у меня, чего я хочу, и я отвечу - весь мир. Дай мне этот мир - и я спущу его с молотка. И плевать мне на то, что от меня что-то зависит. Не терплю ответственности. Дай мне твою жизнь – я разотру ее в пальцах, наслаждаясь последней минутой агонии. Это красиво.
...Задумчиво покуриваю у открытой форточки, наблюдая за сгущающимися сумерками. Вечер странно превращает стекло в зеркало. И в огромном отражении я смотрю на самого себя. И на тебя за моей спиной.
Я не люблю смотреть в глаза, особенно когда мой собеседник отводит взгляд. Мне сразу же хочется схватить за волосы и заставить смотреть ПРЯМО на меня. Знаешь, тебя бы мне хотелось схватить за волосы, Ю... Но именно потому что хочется, я этого никогда и не сделаю.
Уже поздно. Уже пора всех отпускать, день измотал, я сам измотан. Но снова чувство противоречия не дает мне сейчас проявить хоть немного человеческих чувств.
- Все, хватит. Отдохнули.
Беру свою гитару, делая вид, что не заметил ни тяжкого вздоха Джуки, ни тоскливого взгляда Микаге. Теру все так же сидит на колонке, изучая носки своих кроссовок, ты все так же вяло перебираешь струны. Именно это меня бесит.
- Я сказал, кажется. Еще два часа.
...И опять мне прямо убить тебя хочется, Жасмин. Убить за то, что ты меня безропотно слушаешься. Хотя не дай бы бог тебе сейчас что-то возразить. Все-таки мне нравится это чувство. Чувство превосходства над вами всеми.
- Ты снова лажаешь. Ты идешь не в полутоне, а в унисон.
Смотрю на тебя, и вижу, что ты чуть сильнее, чем положено, зажимаешь струны левой рукой. Ну-ну. Да, я снова за свое, и посмотрим, что теперь, дорогой мой басист. Давай, позабавь своего лидера...
Зацепишься?


Jasmine Yuu.

В любом коллективе всегда находится лидер, человек, который тянет за собой всех остальных. Но ты всегда стремился к равноправию. Только в последнее время такое Я совсем перестал замечать.
Роль мальчика для битья слишком хорошо прилипла ко мне. Роль твоего мальчика для битья. Если у тебя проблемы в личной жизни - ты срываешься на мне. Если у тебя проблемы с самим собой - ты срываешься на мне. Если ты поругался с кем-то из вышестоящих инстанций - ты срываешься на мне. Даже если у тебя заболел один из твоих котов - виноватым всё равно выхожу Я и ты всё равно срываешься на мне.
Порой мне действительно начинает казаться, что Я повинен во всех смертных грехах. И Я до сих пор поражаюсь, как меня во искупление грехов человеческих еще не распяли на кресте.
Я безропотно принимаю всё это, но даже моему терпению приходит рано или поздно конец. И получается цепная реакция: ты поругался с Джукой - сорвался на мне. Я срываюсь в свою очередь на Теру, а в итоге за всех отдувается Микаге, на которого Теру раз от раза выливает всё то, что передали ему мы.
Мы улыбаемся перед камерами, мы улыбаемся на концертах, отыгрывая всевозможный фансервис, а за кулисами готовы порвать друг другу глотку.
И Я знаю, что предстоящий концерт не будет ничем отличаться от предыдущих. Только вот у Джуки на этот концерт свои планы, в которые посвящен только Я.
Который раз за сегодняшнюю бесконечную репетицию Я слышу в свой адрес упрёки? Упрёки тогда, когда их просто не может быть.
Рано или поздно моему терпению приходит конец.
А подобная игра мне на сегодня наскучила. До отсточертения надоела.
Выслушав от тебя очередную порцию недовольства, Я просто перестаю играть. На середине песни, прислоняюсь спиной к стене, скрестив руки на груди, смотря на тебя. И как по команде замолкает Джука, Теру перестаёт перебирать струны. Лишь Микаге ещё пару раз на автомате ударяет по барабанам и замирает. А в воздухе - затянувшаяся пауза. Мне кажется, что ещё чуть-чуть и по студии начнут перемещаться электрические разряды.
Гробовая тишина, лишь секундная стрелка на часах отстукивает свой ритм.


* * *
Наступившая тишина оглушает меня, я в недоумении смотрю на тебя, с тебя на Джуку, который в свою очередь не отводит взгляд, как обычно. Что ж, меньше мне поводов для раздражения.
Делаю пару шагов по студии, беззвучно смеюсь сам с собой, тряхнув волосами.
- Что это у нас? Бунт на корабле?
Сам не понимаю, какого черта я зарываюсь, почему веду себя так, словно вы все - мои рабы. Это ведь не мой стиль, я всегда такое ненавидел. Но сейчас проклятая привычка идти наперекор самому себе заставляет меня говорить обидные вещи. Даже, я бы сказал, глупые. Зачем мне, лидеру, устраивать разброд в группе за неделю до концерта? Что-то кому-то доказать? Может, я просто хочу, чтобы мне что-то доказали, ткнули носом, что я не прав. Но ни у кого из них, ни у Микаге, ни у Теру уж тем более, силы воли на это не хватит. Мог бы Джука... Мог бы. Но не хочет. И здесь я даже злиться не могу, потому что есть в нем что-то такое, что заставляет меня придержать коней касательно лично его, даже срываясь на остальных.
А вот ты, Жасмин... Может, именно ты сейчас поставишь меня на место? Давай, не заставляй меня в тебе разочаровываться.
Черт, почему я так люблю мучить себя и всех вокруг? Моральный садист и мазохист в одном лице.
Все еще едко улыбаясь, смотрю на тебя, цепляя медиатором высокую струну до резко-острого, визжащего звука. Чувствую, как растет напряжение в комнате. Интересно...
- Теперь ты, Ю, у нас негласный лидер, мм? Посмотри, как они тебя слушаются.
Да, сегодня у меня был чертовски неудачный день. Да, мне нужно выпустить пар. И кто знает, может вот этот маленький инцидент поможет мне расслабиться, скинуть лишние эмоции, и мирно отправиться домой, предварительно наорав на всех и с особым наслаждением послать лично тебя, Жасмин.
Почему я на тебя так реагирую? Почему специально провоцирую, в надежде, что хоть когда-нибудь ты выйдешь из себя, тряхнешь меня за грудки так, что треснут нитки майки. А еще лучше - дашь пощечину или сильнее. А я буду улыбаться, стирая с губ кровь.
Я хочу тебя сломать. Именно потому что ты такой гордый и неуступчивый - я хочу тебя сломать.


* * *
Усмехаюсь, выуживая из кармана джинс сигареты, закуривая, зная, как ты ненавидишь, когда в студии курит кто-то кроме тебя. Конечно, ведь подобное позволено только лидеру, а нам приходится в перерывах толкаться в курилке с остальными командами с этого лейбла, подслушивая очередные слухи и баллады о каждом из нас.
Пока ты зовёшь меня Ю - значит, ситуация тебя забавляет. Пока ты обращаешься ко мне на ты, значит ситуация тебя радует. А мне вновь становится тошно и противно от этого.
Медленно снимаю бас, зажав зубами сигарету, сажусь на корточки, упаковывая гитару.
- Я устал. И хочу домой. То, что остальные реагируют на мой шаг - это лишний раз доказывает, что устал не только Я. - поднимаюсь на ноги, говоря тебе всё это спокойным голосом, и смотрю в глаза.
С этого обычно начинается излюбленная игра в гляделки.
Джука вздыхает, тихо чертыхнувшись на фоне, Теру отступает от меня в сторону, ближе к вокалисту, наблюдая за происходящей ситуацией.


* * *
Зацепился. Потрясающе. Только вот унижать себя в глаза группы я тебе не позволю, щенок.
- А не много на себя берешь?
Зло цежу это сквозь зубы, не двигаясь с места, хотя сейчас мне хочется метаться, как тигру в клетке.
Наглец... Но мне даже нравится. Единственное - нельзя все же, чтобы мой авторитет страдал. Я не для того его вырабатывал.
- Кто еще тут устал - может убираться на все четыре стороны.
Борюсь с искушением закатить разборку прямо сейчас или подождать, пока все уберутся. Я же знаю, что ты будешь возиться дольше всех. Интересно, Ю, ты тоже меня цепляешь? Или всерьез обижаешься на мое отношение? Если так, что ты дурак.
- По-моему, все уже вымотались. Ю прав. Вы как хотите, а я домой.
Джука отходит от микрофонной стойки, беспечным жестом берет свою куртку с вешалки и уходит. Только я его и видел. Но в отличие от тебя он всегда поступает независимо. Так, как хочет. Уверен, будь Джука гитаристом, он не стал бы так же истово, как ты, упаковывать гитару. Он бы бросал ее где попало, точно так же, как окурки от своих сигарет. Вспоминаю о сигаретах и недовольно кошусь на тебя. Я ненавижу, когда ты куришь в моем присутствии. Сразу хочется подойти и выдернуть сигарету из твоих губ, растерев ее в ладонях на твоих глазах.
Теру напоследок растеряно поглядывает на тебя, беря свою куртку. Странный взгляд какой-то... Хо, Жасмин, да неужели у вас что-то есть или намечается? Тогда мне вдвойне приятно тебя задержать сейчас.
- Идите.
Киваю Микаге, который тут же молча утягивает Теру за собой в коридор.
...Ты наконец-то заканчиваешь со своей басухой, ставишь ее на привычное место. Докуриваешь сигарету одним махом и уже собираешься идти... И почему-то на меня больше не смотришь. Нет, мне не нравится так, и ты же знаешь, Ю, что вот так меня игнорировать не стоит.
- А ну погоди.
Теперь уже закуриваю я, выпуская дым колечками. Сквозь его слои ты кажешься каким-то серебристо-нереальным. Давай, посмотри мне в глаза. Хочу увидеть снова этот взгляд - спокойный, уверенный в своей силе и правоте. Как ни странно - хочу.


* * *
Торможу у двери, попутно одевая куртку и разворачиваюсь на каблуках.
- Что ещё? - тряхнув головой, сбивая чёлку с глаз, смотрю на тебя.
Я с самого детства начал учиться скрывать то, что есть на душе. Всё началось ещё в младшей школе. По сравнению с остальными одноклассниками - Я был слабым и ранимым ребёнком. Меня слишком просто было обидеть, Я всегда искал защиту у старшей сестры.
И уже тогда Я понимал, что Я не буду таким, как все.
И вот раз за разом Я учился на своих ошибках, постепенно закрываясь от людей, скрывая то, что на душе.
Люди не любят успокаивать, люди не любят помогать и слушать о том, как плохо живется. Им больше нравится улыбки, им больше нравится ложь, чем правда.
И эта черта характера стала сильнее меня. Я смеюсь, реагируя на оскорбления с твоей стороны, Я спокойно отвечаю тебе равнодушным голосом, когда ты начинаешь заводиться.
И я до сих пор не понимаю, как Я мог влюбиться в тебя вопреки всем правилам и запретам. Противоречу сам себе. И меня это задевает даже больше, чем постоянные твои срывы на меня.
И так же вопреки всем своим правилам и внутренним запретам, Я согласился на авантюру Джуки.
- Хи-тян, Я тебя внимательно слушаю. Только, умоляю, давай быстрее, у меня раскалывается голова.


* * *
Ты ненавидишь меня, Ю, пожалуй, так же, как и я тебя. При этом я ужасно тебя хочу, просто до сумасшествия. Хочу тебя подчинить, хочу измучить тебя до такой степени, чтобы ты сам себе противен стал. Может, я даже хочу разбудить в тебе какие-то чувства. От любви до ненависти один шаг, и обратно столько же. Только быстрее и со скидками. Я уже давно уяснил, что на близкие отношения лучше всего прыгать с самой крайней точки ненависти.
Черт, да нужна мне что ли от тебя любовь? Я просто хочу еще одну куколку в коллекцию. Куколку строптивую, горячую. Непримиримую. И оттого интереснее будет ломать тебя.
Раньше, еще несколько месяцев назад, мне просто доставляло удовольствие постоянно тебя задевать, постоянно срываться по поводу и без. Потом я привык к этому. А сейчас, если горло мне сдавливает злоба, обида, если просто какое-то неурядицы, а тебя рядом нет, вот тогда я начинаю беситься уже конкретно.
А сейчас я просто хочу тебя подразнить.
- У тебя раскалывается голова. Бедняжка. А мне тут с вами - рай сплошной, целый день тыкать носом, видя, что ни черта вы не соображаете...
Затягиваюсь с наслаждением, усмехаясь уголками губ.
- А еще я не люблю, когда в комнате пахнет не моими сигаретами, ты же знаешь.
Цепляю тебя пальцем за подбородок, неожиданно позволив себе такую вольность. Смотрю в глаза, и ненавижу тебя за то, что ты поразительно спокоен. А я так хотел вывести тебя из себя...
- Ладно. Извини.
Вижу в твоих глазах искру удивления и снова беззвучно смеюсь про себя. Ай-ай, Жасмин. Неужели ты думал, что извинения, впрочем, как и наезды мои вообще чего-то стоят?
- Выпьем где-нибудь? Обсудим концерт предстоящий, мм?
Сейчас ты откажешься и я получу очередную возможность тебя подколоть. Потом мы разругаемся как обычно, и я довольный поеду домой. Довольный и легкий, сбросивший все лишние эмоции. Ты - моя личная корзина. А еще ты моя игрушка, правда, строптивая. Ну, это ничего.
- Так как?
Слегка приподнимаю брови, тушу сигарету в пепельнице, выжидательно глядя на тебя.


* * *
- С чего такие предложения в середине рабочей недели, Хизаки? - прищурившись наблюдаю за тобой.
Нет, нет, и ещё раз нет. Если бы сегодня, если бы сейчас Я хотел себя загнать до состояния мерного покачивания, сидя на полу в тёмной комнате, продуваемой ветром, проникающим в распахнутые окна квартиры, и глупо, нелепо глотать солёные слёзы, как когда-то в детстве, ненавидя весь мир, а в первую очередь - обидчика - Я бы согласился. Я бы поехал с тобой в самый дешёвый бар, потому, что подобные заведения находятся ближе всего от студии. Я бы просидел с тобой энное количество времени, наблюдая, как ты стопку за стопкой вливаешь в себя сакэ, говоря на совершенно отлученные темы, до которых мне, по сути дела, нет никакой разницы.
Но сегодня мне этого хочется меньше всего.
Я давно уяснил для себя, что быть тем, кем Я хочу стать для тебя в этом мире - не суждено. Просто мы все столь часто влюбляемся не в тех людей, не в то время. А потом грызём себя изнутри за совершение такой глупой ошибки.
И когда это осознание комком подкатило к горлу в один из вечеров, Я просто одел новую маску. Ты ведь себе даже не представляешь, каких трудов из раза в раз мне стоит, чтоб сохранять самообладание, контролировать себя: свои слова, действия, жесты.
Я тешу себя лишь одной мыслью. Ненависть - это тоже чувство. Презрение - это тоже чувство. Пусть лучше так, чем отсутствие каких бы то ни было эмоций в мой адрес.


* * *
Да-да, все именно так. Именно такой реакции я и хотел. Недоверие и презрительность. Еще бы поменьше какой-то странной примеси в голосе. Неужели это ты так на меня реагируешь, Ю?
- Не хочешь, так бы и сказал.
Отхожу от тебя, снимая с вешалки пальто. Неторопливо одеваюсь, поправляя манжеты и надевая темные очки.
- Наверное, тебе нравится, когда я тебя задеваю, да? Нравится выслушивать придирки, а потом в курилке принимать сочувственные взгляды - "ах, лидер-сан опять так несправедлив к тебе, бедный Ю!". А просто вот так посидеть поговорить - это мы никак.
Молчу, внимательно наблюдая за твоей реакцией. Жасмин, твою мать... Сейчас мне больше всего на свете хочется дать тебе пощечину, а потом поцеловать в губы, прикусив их до крови. Сильно прикусить. Так, чтобы не заживало еще несколько дней, а облизывая губы ты всякий раз вспоминал обо мне. Если бы ты что-нибудь ко мне чувствовал - это было бы так интересно. Но ты кукла.
- Знаешь, я тебя даже ненавидеть не могу. Как-то неловко, в самом деле.
Разворачиваюсь на каблуках, оставляя тебя посреди комнаты, как мне кажется, в полном спокойствии.
Однако вот так уйти - это значит сдаться. А я ведь на сегодня собрался тебя помучить... Останавливаюсь, смотрю на тебя изучающе, прикидывая кое-что в уме. А что если просто выбить почву у тебя из-под ног? Что если сделать сейчас что-нибудь, от чего ты не сможешь спать всю ночь, недоумевая - что на меня нашло.
Пересекаю комнату, остановившись в полушаге от тебя. Слишком близко, наверное. Одной рукой притягиваю к себе за талию, другой властно вцепляюсь в плечо, дергая к себе. И целую в губы, резко врываясь в твой рот, прихватив нижнюю губу. Так, как хотел, кусая. До крови.




* * *
С силой отталкиваю тебя так, что ты едва устоял на ногах в двух шагах от дивана.
Провожу пальцами по губам, чувствуя привкус крови, и растирая на пальцах красные капли.
- Твою мать, Хизаки. - цежу сквозь зубы, а по позвоночнику раз за разом проходят разряды тока.
Что на тебя нашло? Какого чёрта? Уйма вопросов в голове, один за одним, бесконечным потоком. А грудная клетка кажется стянутой железным обручем, на столько сильно и неожиданно для меня, что перекрывает доступ кислорода. каждый вдох идёт через силу.
Это - игра не по правилам. И теперь Я точно знаю, что уснуть сегодня спокойно не получится. Что сегодня до рассвета, пока небо на горизонте не станет синее с примесью розового, Я буду думать об этом. О том, что ты сделал.
Знаешь, у тебя слишком хорошо получается вытаскивать за шкирку того маленького мальчика, без друзей и близких. Мальчика, которого даже родители не брали всерьёз. Мальчика, который прятался за сестрой, которая делала из него то, что ей хотелось.
Мали всегда мечтала о младшей сестре. Но после моего рождения, мать отказалась заводить ещё детей. Как она говорила: "На моей шее теперь и так две не нужные никому в этом мире души. Быть прародительницей ещё и третей Я не желаю". И Мали делала, лепила из меня того, кого ей хотелось. Но она была единственным моим другом, она стала единственным моим идеалом.
Чувствую на себе твой взгляд. Взгляд слишком тяжёлый для меня сейчас. Идя к двери, к спасительному выходу из студии, Я чувствую, как ты усмехаешься.


* * *
Ты растерялся. Я вижу, я просто кожей чувствую, что ты ужасно растерян сейчас. Несколько минут назад ты казался таким собранным, сильным. Словно под невидимой защитой. А сейчас, всего-то от одного поцелуя, твоя защита слетела, как семь покрывал Соломеи. Ты уязвим - иди и бери голыми руками. Не могу же я от такого отказаться...
Быстро подхожу к тебе, со спины обнимаю за шею, спускаясь ладонями по груди. Затем веду их вверх, к твоему лицу. Касаюсь кровоточащей губы, нарочно проведя пальцем так, что тебе становится больно. Пробую твою кровь, слегка облизав свой палец.
- Испугался, Жасмин? Глупый какой...
Разворачиваю тебя к себе, захлопнув дверь и прижав к ней твое еще пока слабо сопротивляющееся тело. Провожу языком по шее, нащупав пульсирующую жилку.
Если ты сейчас будешь отбиваться от меня - я готов тебя даже полюбить, Ю. Ненадолго, разумеется.
- Терпеть не могу бесчувственных кукол. Обожаю их тормошить, а еще лучше... - резко скольжу руками под твою майку, тут же царапнув ногтями живот, - а еще лучше бить из вдребезги.
Запускаю пальцы тебе в волосы и с силой дергаю, заставляя поморщиться от боли. Смотри на меня, куколка. И делай только то, что велит тебе кукловод.
Впиваюсь в твои губы, терзая языком прокушенное место, притягивая к себе твою голову, чувствуя, как начинает сбиваться твое дыхание.


* * *
Хизаки, чёрт тебя дери, ну, что же ты творишь?
Пытаюсь оттолкнуть тебя, понимая, что вот ещё секунда и Я окончательно потеряю контроль над собой. Это не нужно мне. Это не нужно тебе. Это никому, бл**ь, не нужно.
А дыхание сбивается и сердце живёт отдельной жизнью от меня.
Кукла, значит? Разбить, да? Ты лишь не подумал о том, что до тебя уже это сделали. Уже успели и сломать, и разбить, а потом лишь неумело склеили осколки, заретушировали их новым слоем грима на лице, переодели в более дорогое платье и вновь выставили на продажу в антикварный магазин. Только, знаешь, куклы сейчас растут в цене. Особенно эксклюзивные работы. Такие, как Я. И тебе не хватит и всех денег мира, чтоб купить меня.
Наступаю на тебя, пока ты не прислоняешься к столу и с силой сжимаю плечи, отталкивая тебя, буквально прижимая руками к столешнице.
- Смотри, Хизаки, чтоб тебя не разбили. Рано или поздно кукловод меняется местом с очередной своей жертвой. Только вот куклы знают, как сбросить нитки, а кукловод обычно теряется и погибает медленно, мучительно, но без осознания своих ошибок. - сильнее сжимаю твои плечи, видя, как ты морщишься от неприятных ощущений. - Удачного вечера, Хи-тян. До завтра.
Быстро отпускаю тебя и иду к двери, застёгивая куртку, поднимая ворот, нащупывая в кармане солнцезащитные очки, одевая их.
Студия уже почти пустая. Остались лишь охранники да уборщицы. Быстро иду вдоль по коридору, слыша, как эхом отражаются от стен шаги. Чувствуя, как в висках бьётся сердце.



* * *
Что-то мне подсказывает, что не все так просто, как показалось мне на первый взгляд.
То, что ты ощерился на меня, совершенно неожиданно восприняв всерьез мои попытки всего лишь трахнуть тебя, наталкивает на мысль, что напрасно я все это затеял. В конце концов, я всегда мог бы обойтись и без такой комедии со своей стороны. А хотя...
Закуриваю вновь, стоя посреди студии и поглядывая на дверь. Что тебя заставило вдруг так резко превратиться из куколки в живого человека? Как никогда ранее мне сейчас хотелось бы продолжать это, потому что ты заинтересовал меня, пробудил какую-то искру удивления и азарта. Кажется я ошибался.
Если бы ты меня ненавидел, то с легкостью поддался бы сейчас, чтобы потом едко извалять меня в грязи. По крайней мере я бы сделал именно так. Значит, что-то другое...
Ладно, нет смысла здесь сидеть. Скоро помещение закроют, а куковать всю ночь в одиночестве я не собираюсь.
Выйдя на улицу, иду к стоянке, по пути все еще размышляя о том, что произошло в студии.
Знаешь, я был бы не против провести с тобой ночь. Вернее нет, не так. Я был бы не прочь с тобой переспать. Для большего ты мне не нужен, да и никто не был нужен. Никогда.
Веду машину по вечернему городу, опять же понимая, что жить так, как я живу с 16 лет - очень удобно. Никаких привязанностей, привычек, пристрастий. Никакой схемы поведения. Ни страха, ни любви, ни радости, ни жалости. Пожалуй, только тщеславная радость за самого себя. За то, сколького я, черт побери, успел в жизни добиться за свои 27 лет.
Внезапно вспоминаю твои глаза, как-то слишком уж сильно мерцающие, когда ты говорил мне о куклах и кукловоде. Может, ты и прав в чем-то, Ю. Только вот мне твои переживания и твои чувства глубоко по боку. Мне нужна твоя душа, какая бы она ни была. Ну и еще тело. Душа мне твоя нужна для того, чтобы лишний раз потешить себя тем, что кто-то от меня зависим. Головокружительное чувство. А тело... Тело мне твое нужно исключительно для удовольствия, где-то даже эстетического.
Уже дома, приняв душ и растянувшись в постели, обняв кота, вдруг снова вспоминаю о тебе. Черт, мне понравилась твоя отчаянная дерзость. Понравилось, как ты меня оттолкнул, я ведь и ожидал нечто подобное. Не разочаровал, Жасмин. Хотя какая разница... все равно мой будешь. Все равно - жить без меня не сможешь. Боже, как мне этого хочется.
Перед тем, как заснуть, набираю тебе смс, которая забавляла меня самого. Но если ты это проглотишь... Вот тогда я и впрямь очень удивлюсь твоей наивности.

"Я надеялся, что ты поймешь, что я просто устал показывать тебе свои чувства только одним способом. Прости за все, больше я такого себе не позволю, Хи-тян."


* * *
В жизни все люди делятся на две категории. Не важно, что между ними: любовь, секс, игра, дружба, привязанность. Есть люди - ведущие. А есть - люди ведомые. Есть люди - зависящие. А есть те, от кого зависишь. Есть люди в ранге Бога, а есть люди, ходящие под ними. Но как не крути - каждый - игрок. Жизнь - это большой театр. И вести себя в ней надо так, чтоб зрителям, сторонним наблюдателям, было интересно. Иначе твоё "место под солнцем" займёт кто-то другой, а ты будешь прозябать в нищете, щурясь от света софитов, но направленных не на тебя.
Всю ночь, ворочаясь с боку на бок, анализируя события. Ещё одна бессонная ночь. Ночь, когда хотелось набрать номер сестры и просто сорваться к ней на другой конец города. Тихо плакать, уткнувшись ей в колени, дрожать и, всхлипывая, твердить о ненависти ко всему миру. Мали бы вновь тихо улыбалась, обнимая меня, гладя по волосам и шептала бы давно знакомые слова на ухо, обжигая дыханием кожу. А потом, как и много лет назад, Я бы проснулся в её постели, полностью пропахший запахом её духов.
И твоя ночная смс это был лишь очередной толчок к звонку сестре. Я не знаю, что меня остановило, но, набрав знакомые цифры, Я почти сразу нажал на сброс, швырнув мобильник в другой конец комнаты и уткнувшись в подушку.
Роль жертвы всегда, в любой ситуации - это выигрышная позиция. Осталось лишь найти плюсы в данной ситуации. Плюсы есть, несомненно, Я просто их не вижу.
И вот так до утра, вновь собирать по крупицам новую маску. А внутри маленький мальчик надрывается от боли, невысказанных слов, нераздаренных чувств, не отданной нежности и любви одному тебе.
Знаешь, Хизаки, Я как мотылёк. Я тоже лечу на свет, а потом обжигаю крылья. Подняться снова на ноги бывает очень тяжело. Но Я знаю, что у меня просто нет иного выбора.
Просто, знаешь, милый, в какой-то момент всё переменится. Пускай сейчас Я буду выглядеть неисправимым оптимистом, пускай Я буду сейчас жить надеждой, которая так часто бывает обманчива, но Я просто не могу ничего поделать с собой. И это меня убьёт, Я знаю.
Так и не уснув, Я приезжаю в студию раньше обычного, не смотря на то, что с утра на улицах Токио - бесконечные пробки. Зачем люди покупают себе машины? Чтоб никуда не опаздывать, но в час пик в этом городе подобное приравнивается к фантастике. Но всё же, приехав раньше, Я успеваю удивиться, что нет Джуки, который всегда приезжал за долго до начала репетиции.
Выпиваю третью чашку кофе за последние пару часов, чувствуя, что вот именно сейчас начинает клонить в сон и уже сейчас прекрасно понимаю, что день будет изнуряющее долгим, тяжёлым и выматывающим.


* * *
Утром я проспал. Утром я, матерясь на себя, на кота, на тебя, черт возьми, мучительно думал, какого лег так поздно. Нет, все-таки не нашлось, да и не найдется еще чего-то на этом свете, что заставит меня потерять сон. Хороший сон - хорошее самочувствие. Хорошее самочувствие - плодотворный день. А я привык иметь все самое лучшее.
Однако, сейчас я проспал, и, застряв в пробке, вяло размышляю о том, что ты еще не особо засветился в определенной стороне моей жизни, а у меня уже из-за тебя проблема. Впрочем, тут я лукавлю - проблема-то вовсе не из-за тебя.
Вспоминаю детали вчерашнего вечера в студии. И почему-то жутко хочется, чтобы сейчас там никого не было, что вряд ли... Хочу, чтобы там был только ты один.
Ах, Ю, если бы ты знал, как я хочу соблазнить тебя, заставить себя полюбить. Задыхаться без меня, как без воздуха. Может, если я каждый день буду видеть все эти высокие чувства в твоих прекрасных глазах, я сам поверю, что еще кому-то нужен в этой жизни? Хотя и никогда никому не был нужен. Мать называла меня эгоистом, кричала, что не понимает, как смогла вырастить единственного сына таким. Она всегда говорила, что любит меня. Только мне-то ее любовь была совершенно не нужна. Я всегда стремился к чему-то иному, где нет места любви.
Но если ты будешь меня любить, будешь считать меня своим Богом, падая ниц передо мной... Однозначно - я этого хочу. Потому что хочу тебя, Ю-тян.
Я похож на капризного ребенка, который хочет именно эту игрушку. Ну и плевать. Менять себя ради тебя я не собираюсь, меня и так все устраивает.
Влетаю в студию, как всегда утром настроение у меня зашкаливает. Однако обернувшись к инструментам, установленным в углу комнаты, я изумленно вижу только тебя одного, сидящего на столе. На том самом, к которому ты вчера меня так лихо прижал. И мне сразу же приходит кое-что в голову. Черт, кажется я авантюрист, но это забавно.
Я буду играть. Кто знает, может помимо гениального музыканта во мне живет еще и гениальный актер? Я заставлю тебя поверить в эту тщательно создаваемую мной иллюзию, милый. И никуда тебе не деться.
- А... где все?
Вопрос звучит именно так, как я и хотел. Легкое недоумение плюс скованность мнимой "вины" за вчерашнее. Похлопать самому себе, что ли?
Опускаю взгляд, нервно перебирая в пальцах вынутый из кармана медиатор. Затем нерешительно смотрю на тебя, мотнув головой, отбросив с лицо длинные светлые пряди слегка разметавшихся волос.
- Ю... все в порядке? Ты пойми, я правда вчера... не знаю, что на меня нашло. Мне очень неудобно перед тобой, но я просто слетел с катушек. Ты был так близко...


* * *
Чёртыхаюсь, посылая весь мир в далёкие дали, когда ты влетаешь в помещение.
Джука, ты бы знал, как бы Я был счастлив, если бы ты сейчас вошёл следом за Хизаки. Но, как известно всем и вся - чудес в жизни не бывает, а верить в сказки - удел дураков.
Молча слушаю тебя, на автомате закурив, только чтоб хоть чем-то отвлечь себя. И внутри вновь начинается противостояние здравого смысла и чувств.
Так уже было однажды. А потом повторилось вновь. Бог троицу любит, нэ?
Здравый смысл тактично намекает, что только конченый неудачник, наивный ребёнок может поверить в такие слова, увидя то, чего нет на самом деле. Но чувства... Чувства говорят иное. Твои слова лишь сильнее разжигают надежду, которая слишком окрепла за последние двадцать четыре часа.
- Да всё хорошо. Забудем об этом. - пожимаю плечами, смотря тебе в глаза, улыбнувшись как можно более естественно. Улыбаюсь, а мне хочется метаться из угла в угол, биться о каменные стены, ища единственно верное решение в данной ситуации.
Встаю, проходя по комнате, чувствуя, как ломит всё тело от недостатка сна. Открываю окно, выбросив на улицу не скуренную даже на половину сигарету, и глубоко вдыхаю воздух.


* * *
Очередной концерт, на этот раз я хочу, чтобы он был еще лучше предыдущих. Впрочем, пока все складывается хорошо. Пока все идет так, как надо.
Сижу перед зеркалом, поправляя в последний раз прическу и макияж. Мельком кошусь на тебя, а ты, как всегда безупречен. Хм, в этом костюме ты и правда - такая куколка, милый. Хотя я не лучше. Да и вообще все мы в образе - куклы. Поющие и играющие на музыкальных инструментах.
Джука опять курит в гримерке, прямо у меня под носом. До чего достали все, я же не раз ясно говорил, что не терплю такого.
- Иди, выйди - бросаю ему, но этот наглец только смеется, зажав сигарету зубами.
- Не хочу, мне тут удобно.
- Пошел вон, я сказал!
Ловлю твой удивленный взгляд, тут же понимаю, что если я и в самом деле хочу тебя в личное пользование, придется еще некоторое время играть роль "несчастный, одинокий, никому не нужный лидер-сан, мечтающий хоть о капельке любви*
Джука, смеясь выходит. Пожалуй, его остерегаться все же стоит. Слишком уж умный да сообразительный. С ним надо бы держать ухо востро.
Оборачиваюсь к тебе всем корпусом. И снова делаю вид, что смотреть на тебя мне невыносимо больно.
- Как у меня голова трещит, Жасмин, ты бы знал...
Опускаю голову на согнутые руки, закрыв глаза. Слышу твои приближающиеся шаги. Черт, да неужели все даже проще, чем я думал? Хотя что-то мне говорит, что нет.
- Мне плохо, Ю.


* * *
Подхожу к тебе, сам не понимая, зачем делаю это. Но просто постепенно, просто шаг за шагом чувства отвоёвывают территорию у здравого смысла. Нет, мой актёр ещё сопротивляется, но постепенно сдаёт позиции.
- Ну? Что не так? - останавливаюсь в двух шагах от тебя, смотря на своё отражение в зеркале.
До концерта чуть меньше получаса. И мне чертовски любопытно, как поведёт себя Джука в итоге. А ещё больше интересно то, что будут писать и говорить потом. Как не крути, но Я живу этими сплетнями. Возможно, потому, что мне просто не хватает подобных красок в жизни. Экстрима не хватает.
Присаживаюсь перед тобой на корточки, наклонив голову в бок.
- Ты десять минут назад был бодр и полон энергии и сил. Но стоило тебе остаться наедине со мной, как ты вдруг резко становишься другим. Хороший актёр в тебе пропадает, Хизаки. Японский театр потерял очень дорогое сокровище. - усмехаюсь, проводя пальцами по оборкам на твоём платье.


* * *
Э, нет. Пожалуй, насчет актерства я погорячился. Хотя учиться ведь никогда не поздно?
Почему-то твои слова меня задевают. И даже не столько твое якобы равнодушное отношение ко мне, а вот это - то, что ты меня раскусил. Что-то уж больно не хочется быть заурядным, "как все".
Резко встаю, отстранив тебя. И сейчас в моем взгляде уже не наигранное, а самое настоящее негодование. Идиот. Я ведь должен был понимать, что ты не слепой. Тем более, глупо было рассчитывать на такую мелкую инсценировку. Ведь будь у тебя ко мне какие-то чувства, они бы сыграли мне на руку. Скрыли от твоих глаз то, что не следует.
- Ты ничего не понял. Пожалуйста, оставь меня... одного.
Отворачиваюсь от тебя, и в самом деле чувствуя обиду. Что со мной? В образ вошел? Почему я сейчас почти и в самом деле чувствую себя нехорошо и страшно одиноко?
Кусаю губы, сжав пальцами столешницу.
Вошел в роль? Или?


* * *
Хмурюсь, смотря тебе в спину.
- Хи-тян, если ты хочешь, чтоб тебя понимали так, как то нужно тебе, старайся объяснять это доступным способом. - клещами вытягиваю из себя слова, заставляя застыть на месте, борясь с собой, чтоб не подойти к тебе, не обнять.
Давай же, Ю, играй, чёрт возьми. Ты же помнишь, что никому ничего не нужно? Вот и старайся соблюдать эту простую истину.
Выхожу из гримерке, часто и поверхностно дыша, и, прикрыв дверь, прислоняюсь к ней спиной, глубоко вдыхая воздух. Кажется, что тут кислорода больше, чем там, рядом с тобой.
Джука стоит в конце коридора, наблюдая за мной. Кошусь на него и мило улыбаюсь:
- Джука-кун... Сигаретой не угостишь? А то Я свои опять в гримёрке оставил.
Джука подходит ко мне, протягивая пачку с зажигалкой.
- Ну как настрой перед концертом? - он смотрит сквозь чёлку, как Я прикуриваю.
- Замечательно. Нет, правда и не смотри так на меня. - смеюсь, хлопая его по плечу. Джука берёт меня за руку, вкладывая две таблетки, даже не смотря на меня, а устремляя взгляд куда-то в другой конец коридора.
- И зачем в этот раз?
- Для пущего эффекта, Ю. - он улыбается. - И не забудь, что мы с тобой решили.
- Ох, Джука-кун, такое Я точно не забуду. - тушу сигарету о стену и, развернувшись на каблуках, иду в туалет.


* * *
Едва ты уходишь, как я понимаю, что зря затеял эту комедию. Я тебе не нужен. Так на черта ты мне сдался?
А до концерта всего-ничего, я сейчас я очень рад, что все вышли, дав мне возможность побыть наедине с собой. Я люблю перед концертом просто провести по струнам пальцами. Обнаженной кожей рук почувствовать их. Моя единственная любовь.
Пройдет неделя-другая после концерта, и ты все забудешь. Так даже проще - что-то мне лень обхаживать тебя, Ю. У меня всегда найдется более интересный объект. Хотя бы тот же Джука. Наглый мальчишка...
Выхожу в коридор, удивляясь, что вы все куда-то запропастились. Пожимаю плечами и иду к проходу на сцену. Все равно там встретимся.

А вот дальше все пошло совсем не так, как мне бы хотелось. Совсем. Что-то не помню я, чтобы мы обсуждали этот фансервис.
Джука схватил тебя за шею, приблизившись почти вплотную, а ты каким-то мутным взглядом смотрел на него. И поддавался. Немыслимо.
Чувствую, как от злости у меня начали дрожать руки. Нет-нет, надо успокоиться, иначе я слажаю и сам себя потом за это не прощу. А еще убью тебя, Жасмин, за подобные выходки.
А Джука все продолжает выписывать вокруг тебя круги, и мне хочется швырнуть гитару, и надавать этому наглецу по морде, оторвав от тебя. Ю, мы так не договаривались. Это я хотел тебя получить, а ты меня проигнорировал... ради кого? Джуки? Хотя этому-то кажется все пофиг. Играется...
Ты все равно какой-то странный. И ведешь себя подозрительно, очень.
В перерыве я наблюдаю, как ты пытаешься сползти со ступеней за кулисы. Не выдерживаю, бросаю недокуренную сигарету и иду к тебе, рывком разворачиваю к себе за плечи, зло зашипев:
- Ты что делаешь, тварь такая, какого...
И осекаюсь на полуслове, поймав твой блуждающий взгляд и глядя в опасно расширенные на всю радужку зрачки. А где-то в стороне слышу хохот Джуки, и почти моментально все понимаю.
Сукин сын.
Еще раз встряхиваю тебя, заставив смотреть на себя.
- Ты меня слышишь, нет? Жасмин, твою мать!
Даю пощечину, утаскивая за собой в гримерку. Надо все же привести тебя в чувство. Идиоты безмозглые, только попробуйте зарубить мне выступление!
Запираю дверь и вдруг чувствую, что меня с нечеловеческой силой тянут назад, вцепившись в волосы. Вскрикиваю от неожиданности...



* * *
С силой толкаю тебя на диван, не понимая, откуда у меня взялась вся эта злость и агрессия в твой адрес. Сейчас ты мне видишься тем, кто на протяжении всей жизни мучил меня. Сейчас ты, Хизаки, для меня - олицетворение моей мамаши, которой было плевать на меня, олицетворение моих сверстников, которым Я не мог дать отпора, олицетворение всего мира, который повинен в том, что Я стал таким, каким все привыкли меня видеть.
Комок подкатывает к горлу и пока Я даже не знаю, стоит ли благодарит Джуку за очередную порцию таблеток. Раньше подобного эффекта они не оказывали. Что же изменилось в этот раз?
Подхожу к тебе, смотря в широко распахнутые глаза с немым удивлением в них и даю тебе пощёчину, кусая губы.



* * *
Дыхание сбивает от резкого толчка на диван. И мне... что, черт побери - страшно? Нет, ерунда. Еще бы я тебя, Жасмин, боялся.
Однако сердце стучит подозрительно часто, а в желудок опускается камень, тут же начав с силой прыгать там.
Твоя пощечина обжигает, как огнем. Несмотря на то, что пытаюсь сдерживаться, на глаза выступаю слезы. Хватаюсь за щеку, чувствуя, что она горит.
- Ты совсем обалдел, Жасмин? Ты что творишь!?
Голос мой отчего-то срывается. Самому противно, но мне и в самом деле страшно. Мне страшно оттого, что сейчас я вижу тебя совсем не в том свете, в каком привык видеть. Судорожно вжимаюсь в диван, когда ты смотришь на меня...


* * *
После твоих слов окончательно перестаю себя контролировать. С ухмылкой смотрю на тебя:
- Куклу хотел, Хи-тян? Да? А как тебе такой поворот сюжета, а? Что? Не нравится? Сам же хотел, чтоб твои куколки живыми были! - ударяю тебя по второй щеке с большей силой, запустив пальцы в твои волосы, резко дёргаю на себя, чтоб ты поднялся с дивана и шепчу в губы…
- Вот именно такие, как ты, убили меня прежнего. Только из-за таких, как ты, мне раз за разом приходится носить очередную маску. Именно из-за таких, как ты, раз за разом дёргающих за только ожившие крылья, ломающих их, втаптывая в грязь, а потом плюя в лицо, мне приходится встраивать вокруг себя каменную стену. Чтоб ни одно слово, ни один звук, ни одно касание не смогло нарушить эту оболочку. Инстинкт самосохранения.
Не отпуская твоих волос, резко целую в губы, мстя тебе за ту ситуацию в студии, прокусывая нижнюю губу до крови и отталкивая от себя на пол.
- И именно в таких тварей, как ты, которых надо ненавидеть, Я раз за разом влюбляюсь. Ты решил, что во всём этом сборище ты самый крутой? Мальчик, не забывайся. Каждый из нас... Я имею ангельское терпение, но в один момент оно закончится. Тебе же будет хуже. Такие, как ты, считаете себя Богами, правителями этой жизни, незаменимыми людьми, но это не так. Разуй глаза, ты не представляешь из себя ничего. Лишь жалкая кукла. Бессердечная кукла. Красивая внешность, дорогая обёртка, но вот внутри - лишь пустота. Ты никто, Хизаки. И когда-нибудь, очень скоро, ты убьёшь себя своим же оружием. Ты сдохнешь один, а смерть в одиночестве, моральная смерть в одиночестве - даже врагу не пожелаешь. С твоим отношениям к людям - у тебя не останется никого. Ни друзей, ни близкий. А один ты не выживешь. Тебе всегда нужен кто-то, кем ты будешь управлять. Тебе надо знать, что тебя обожают, что тебе подчиняются, иначе ты сойдёшь с ума. Но задумайся хотя бы на секунду, что помимо славы, денег и имени ты имеешь? У тебя нет никого и ничего! Никогда не было и не будет. Ты сам виноват во всём, ты сам рубишь канаты, сжигая мосты. Ты - дешевка, Хизаки, которая скоро выйдет из моды.


* * *
Вырываюсь изо всех сил из твоих неожиданно крепких рук, чувствуя такой ужас, что сердце тяжело ухает куда-то вниз. Вырвавшись, провожу рукой по губе, стирая кровь. И поднимается злость. Злость, запал, обида, еще черт знает что. А все потому что ты, сука такая - прав. Прав во всем, и каждое твое слово верно. Так или иначе. Сейчас ты выпотрошил меня как и в самом деле соломенную игрушку. А мне хочется выть от бессилия, от сознания того, что я в этом мире и в самом деле всего лишь эгоист и сволочь, которому повезло. Нельзя любить таких людей.
Вопреки всему подскакиваю с дивана, отталкивая тебя от себя. С яростью кричу тебе в лицо.
- Не тебе судить о моем отношении к людям – я поступаю так, как считаю нужным! Сам-то ты кто? Думаешь, ты значишь что-то в этой жизни? Я сделал себе имя, поднимаясь из грязи, ты же просто примазался к готовому, а еще смеешь мне высказывать что-то! Да плевал я на тебя и на твои переживания, на твои проблемы! Кто, когда, и за что тебя бросил – не моя забота! И нечего жаловаться мне, я тебя жалеть не собираюсь, ничтожество! Давайте, вы, сборище недоумков, попробуйте сделать что-то без меня, а я посмотрю, насколько вас хватит! Держу пари – на втором же концерте заглохните, наглотавшись очередной дряни, от которой крышу уносит на пару часов! Что, Жасмин, повеселился с Джукой? Весело было?! И не смей мне сейчас о какой-то любви своей говорить, хватит этого дерьма с меня! Зачем я только с тобой связался...
Отталкиваю тебя снова, направляясь к двери. Чувствую, что по лицу бегут слезы, размазываю их, стирая косметику. Да и к черту.
- Я тебя ненавижу.
Сейчас я просто уйду. Брошу это выступление. И делайте без меня, что хотите, особенно ты, Ю. Как ты посмел? Как посмел сказать это? Ты травишь мне душу, вытаскиваешь наружу все, что я так глубоко прятал.
Берусь за ручку двери, надеясь, что больше никогда тебя не увижу.


* * *
Крепко сжимаю твоё плечо пальцами, и шепчу на ухо, обняв второй рукой за талию:
- Конечно, конечно, Химэ, это не твоя забота. Твоя забота - лишь твоя собственная шкура. И не дай бог, кто-то что-то не так скажешь. А знаешь, кричит человек лишь тогда, когда понимает, что обвиняют его не зря. Это защитная реакция. Ведь лучшая защита - это нападение, верно, Химэ? Ты ничем не лучше всех нас. Если у меня есть хотя бы любящая сестра, если у остальных есть люди, которым они дороги, для которых они значат чертовски много, люди, которые всегда готовы придти на помощь, то у тебя нет никого. Никого, кроме твоих фанатов, которые при первой же удачной возможности порвут тебя на сувениры! А знаешь, знаешь, сколько было случаев, когда фанаты убивали своих идолов? Чтоб просто если не им, то никому больше. Это не любовь, это фанатизм. У тебя нет никого, рядом с тобой лишь пустота и холод, и внутри - тоже. - крепко держу тебя не даваясь вырваться, отступаю от двери, увлекая тебя следом за собой.
- Скажи, Хизаки, а любил ли ты когда-нибудь? Хоть кого-нибудь, кроме себя? Знаешь ли ты, насколько может быть прекрасно это чувство? Когда дышишь с человеком одним воздухом на двоих, когда живёшь одной жизнью на двоих? Знаешь, каково это, знать, что тебя любят, тебя ценят, не за что-то - не за деньги, славу, имя, происхождение - а просто потому, что ТЫ на свете есть? И когда раз за разом произносишь одну фразу: и смотреть не насмотреться, и дышать не надышаться? Когда ты живёшь ради одного человека, а он живёт только ради тебя? Ни черта ты не знаешь о такой жизни, Химэ. И никогда не узнаешь. Ты бездушный, эгоистичный, самовлюблённый сукин сын! Ты даже не способен на элементарные чувства. Для тебя важна лишь выгода. Как ты до сих пор сам себе не противен?


* * *
Каждое слово больно бьет. Кажется так, словно раз за разом пронзает острым ножом, лижет огнем кожу до волдырей.
Часто дышу, все еще пытаясь вырваться из стальных объятий, и не могу остановить слезы, не могу сдержать всхлипывания, рвущиеся из груди.
Как ты прав, Ю, черт побери, как прав. У меня нет никого. Совершенно. Все люди, которые в какой-то степени любили меня – никто не выдержал со мной. Я словно спрут затягивал всех к себе, сжимая в смертоносных объятиях, лишая возможности дышать, лишая воли и права голоса, права на самостоятельное принятие решений.
- Любил ли я когда-то... Зачем тебе это знать, а? Хотя я могу сказать, от этого не изменится ничего. НЕТ. Нет, Ю, и я не хочу... боже, ты романтик. Глупый романтик, а ведь разумно предположить что все это уже из тебя выбили.
Неосознанно прижимаюсь к тебе, горячо дышу в шею, вдруг сам обвивая руками.
- Не хочу этого знать. Не хочу. Мне хорошо и так. А фанаты... А что фанаты? Разве я говорил, что ценю их любовь? Мне плевать. Единственное, что есть, что важно – это музыка. Она звучит, она всегда звучала во мне, она никогда не оставит меня одиноким. Я могу потерять деньги, могу распустить группу. Я могу спиться к чертовой матери и стать никем. Но пока ОНА есть... Пока она есть – есть и я сам, понимаешь?!?
Трясу тебя все сильнее, понимая, что сорвался в истерику. Понимая, что полетел в пропасть.
А все это ты. Все это ты умудрился довести меня этими словами, в которых не было, или почти не было лжи. А правду о себе я не могу слышать. Не могу просто и все. Мне легче так.
- Ты сволочь, Ю... Зачем ты это сделал, зачем?
Неожиданно дергаю тебя к себе, на этот раз впиваясь в губы еще более неистово, чем ты минут назад. Разрываю на тебе платье, дергаю одежду на себе, но она никак не поддается. Наказание какое-то.
Сейчас я больше всего на свете хочу почувствовать кого-нибудь рядом. Мне страшно, Ю, мне так страшно, что ты прав во всем, что касается меня. А еще мне страшно, что вот сейчас ты уйдешь – и я действительно останусь один. Нет, мне не стыдно, мне по-прежнему певать на то, что у тебя там было в прошлом. Я чувствую только, что безумно хочу тебя сейчас. И не пойму – больше для наказания или для удовольствия.
Опускаюсь на диван, потянув тебя за собой, жарко целую в губы, кусаю шею, разрывая непослушными руками шнуровку. Стягиваю свое платье с плеч, закрыв глаза.
- Сделай это. Скорее! Вложи всю злость, оторвись уже по полной! Только не бросай... Не оставляй одного...
Делай что хочешь. Унижай, бей, причиняй боль. Только о любви мне не говори, не надо. Не верю в нее. Ты же сам говорил, что я подонок и сволочь. Не смей быть нежным, даже не вздумай. Иначе я просто не смогу это запрятать, как все остальное, в самые темные закоулки души.
Ю... Что ты со мной сделал? Как ты мог так?


* * *
Чувствую, как дрожь проходит по телу. А вот такого поворота событий от тебя Я не ожидал. Это вновь как удар ниже пояса.
Приподнимаюсь на руках над тобой, смотря в глаза:
- Я не хочу быть очередной куклой в твоей коллекции. И вновь, Химэ, сейчас ты думаешь только о себе. И вновь тебе плевать на всё и всех. Всё должно быть только так, как ты того захочешь. Но в мире не всё так просто. Ты хотел меня сломать, разбить? Не выйдет, Я уже говорил, что эту работу проделали до тебя? Тут ломать и бить нечего, Химэ. Совсем нечего. Ты говоришь, что тебе плевать на фанатов. Но какая отдача тогда может быть? Наши поклонники дают нам такое количество энергии на концертах. Они же дают деньги в твою копилку. Они, блять, создали тебе это имя, а не ты сам. А музыка... Да, это будет вечно, от этого уйти невозможно. Но, знаешь, если ты будешь оставаться такой же сволочью, бездушной сволочью, то и музыка твоя будет не живая. Как можно сочинять мелодии к песням о любви, не зная её на вкус? Как можно писать мелодии, когда внутри тебя нет ничего? Все великие люди, будь то музыканты, художники или актёры - писали свои мелодии, картины, играли на сцене лучшие роли лишь тогда, когда они были полны чувств. И пускай зачастую самые лучшие произведения появляются лишь в те моменты, когда слишком больно, слишком страшно, безвыходно, потерянно. Но они стоят того. Это тоже эмоции. Это тоже чувства. Ровно так же, как самые прекрасные стихи пишутся лишь тогда, когда ты любим и любишь. Только тот, кто влюблён, имеет право на гордое звание человеком, Химэ. - рывком поднимаюсь на ноги, подтягивая уже испорченный корсет. - Тебя устраивает такая жизнь, какой ты живёшь сейчас - ради бога. Это твоё право. Но знай, Я никогда и ни в чём не ошибаюсь, Хи-тян. И ты вспомнишь каждое моё слово. Будь уверен в этом. Бегство от себя - это не выход. - подхожу к столику в углу гримерке и, взяв с него бумажные салфетки, кидаю их рядом с тобой на диван.


* * *
Пытаюсь унять судорожные всхлипы, сажусь на диване, чувствуя себя разбитым совершенно. Меня словно изваляли в грязи. Но это отнюдь не твоя вина, Ю. Просто наверное это рано или поздно должно было случиться.
Я – дрянь. Да, все твои слова верны от первого до последнего слова, я ничтожество и эгоист, и скотина бесчувственная, думающий только о себе. Обожающий только себя. И так тяжело сейчас просто подумать, представить себе все то, о чем ты говорил. Жить ради другого человека... Не было у меня никогда такого человека, Не-бы-ло. Никто и не стремился. И раз за разом я задирал подбородок все выше и выше, я слышал, что обо мне говорят, слышал и понимал, что и в самом деле способен добиться чего-то.
Талант. Раньше я считал это самым важным, саамы дорогим сокровищем, что дается человеку. Притом – не каждому, а единицам. Пускай, я самоуверен до крайности, но у меня есть на это причины. Меня никогда особенно сильно не била жизнь, я был как раз тем, о ком говорят «везунчик». И всегда получал то, что хочу, любыми способами. А сейчас, впервые столкнувшись с таким прессингом реальности о себе - я теряюсь. Я просто не могу собраться с мыслями, судорожно хватаясь за обивку дивана.
Я чуть не лег под тебя. Сам факт не играет роли, я давно хотел этого, опять же из чисто эгоистических побуждений. Но то, в каком я был состоянии, обнимая тебя, фактически виснув на твоей шее – вот это внушает мне опасения. С чего, ну почему, черт возьми, именно тебя я выбрал объектом своей очередной никчемной охоты? Почему не Джука опять же, ведь было бы гораздо интереснее... Проще. И прошло бы без последствий, наверняка забывшись через неделю-другую.
А тебя я не смогу сломать. Наверное, не смогу. Пусть даже ты и говорил, что все это сделали до меня - это ложь. Не сломали тебя, Жасмин, ты просто сам этого не понимаешь. Вспоминая твои слова, я снова начинаю ненавидеть себя, давясь рыданиями в одиночестве. Как хорошо, что ты ушел и не видишь меня.
Усилием воли поднимаюсь с дивана, запираю гримерку изнутри, щелкнув замком, и сажусь к зеркалу приводить себя в порядок. Остервенело дергаю волосы щеткой, не обращая внимания на осыпающиеся блестки и выдранные пучки волос.
Никогда не думал, что мне необходима такая встряска. Никогда не думал, что скажу это, пусть даже про себя. Само по себе это дико, это мне так не свойственно, но... прошу, прости меня, Жасмин. Совершенно искренне – прости.
Хорошо, что ты меня не слышишь сейчас, иначе я этого бы никогда не сказал, даже самому себе. Но сейчас, пока все вот так, пока я наедине с собой и впервые без маски – прости.
Ловлю себя на мысли, что хотел бы заслужить твое прощение. Хочу этого, очень хочу, но внутри какая-то непонятная робость и скованность. И преграда, которую я годами выстраивал в себе. Преграда любым чувствам, любой искренности.
Тишина. Безмолвие. Пугающее, монотонное, как погребальный хорал. Какой-то провал безнадежности, когда и сердце, и прочие чувства просто молчат в растерянности.
Слишком резко все изменилось. Прозреть свою душу и ужаснуться – это страшно. Возненавидеть себя после упрека человека, который тебя любит – это еще страшнее. Любит... Боже, Жасмин.
И снова – прости.


* * *
Выхожу из концертного зала, чувствуя чертовскую слабость во всём теле, и на автомате набираю номер Мали.
- Привет. Что-то ты рано? Что-то не так? У тебя же концерт ещё час идти должен? - Мали сразу берёт трубку и засыпает меня вопросами. А Я изучаю серо-чёрный асфальт под ногами.
- Мали, приедь сюда, пожалуйста. Я до дома не доберусь сам. - Игнорю остальные её вопросы и в ответ на свою просьбу получаю долгое молчание. Терпеливо жду, прикуривая. И как только дым попадает в лёгкие, начинаю кашлять.
- Не нравится мне твой кашель, Нии-тян, в последнее время. Ой, как не нравится.
Киваю в телефонную трубку, чувствуя, как Мали хмурится на том конце провода. Прислоняюсь плечом к стене, стараясь откашляться, а этот кашель лишь сильнее перекрывает доступ кислорода.
Сползаю по стене вниз, сев на корточки, заглушая кашель, глубоко вдыхая вечерний воздух.
- Так ты приедешь? - делаю затяжку и выпускаю струйку дыма в сторону.
На улице уже очень темно и отчего-то очень шумно. Большое количество машин на дороге. Машин, слепящих светом фар.
- Милый, а у меня есть выбор? - она смеётся и Я слышу, как хлопает дверь её квартиры.
- Давай быстрее только. Жду.
Нажимаю на сброс, докуривая сигарету, продолжая сидеть на корточках.
Небо над концертном залом - тёмно-синее, почти чернильное, глубокое, обволакивающее. Как бы мне хотелось коснуться пальцами этого неба. И по всей его поверхности - мелкие крупицы звёзд. Звёзд, свечение которых перекрывается светом ночных фонарей Токио.
Сейчас Я стараюсь не думать о том, что было в гримёрке. Стараюсь прогнать от себя мысли о том, что Я наговорил тебе, как Я повёл себя с тобой. Сейчас мне самому от себя становится противно, когда, закрывая глаза, передо мной проносятся, как слайды немого кино, картинки часовой давности. Прости, Хи-тян, Я просто не знаю, что нашло на меня. Прости, что наговорил тебе всё это. Я правда не знаю, что случилось со мной, откуда появилась эта злость, обида, жалость к себе. Жалость душащая, отравляющая изнутри. Я никогда не любил это чувство, но слишком часто оно берёт верх надо мной. Прости меня за то, что Я ударил тебя. Я знаю, Я не должен был. И как теперь Я буду смотреть в твои глаза - Я не знаю. Я просто не могу даже представить себе этого. Я говорил тебе о бесполезности бегства от себя. Но при этом сейчас стараюсь сделать именно это, путём отгонения мыслей от себя, путём совершения попыток не думать и забыть, просто вычеркнув. Как жаль, что человеческая память - это не тонкая школьная тетрадь, из которой так легко можно вырвать листы. Ты просто пойми, Хизаки, Я хочу, чтоб ты понял, понял, что нельзя так. Чтоб заметил, что на самом деле рядом с тобой есть тот человек, которому не наплевать на тебя. Но, наверно, такой способ самый извращённый из всех.


* * *
До дома добираюсь без приключений, только вот в квартире находиться уж очень противно стало. Физически чувствую неприязнь к самому себе, брожу по дому почти час, стараясь отвлечься. Беру гитару. И впервые она не может унять мою боль и тоску. Наигрываю что-то, сам не знаю, что... Наигрываю, сбиваясь с ритма, перескакивая с минора на мажор, уходя из тональности в тональность, словно плавая по волнам какого-то неизведанного моря. И почему-то все еще думаю о тебе.
Знаешь, теперь слова, сказанные тобой, меня не отпускают. Мне хочется поговорить с тобой, выяснить, прежде всего, для самого себя, как так получилось, что я превратился в камень. Почему меня ничто, кроме моих собственных желаний не волновало? И сейчас я не считаю глупостью то, что жить нужно не для себя одного. Раньше я именно так и думал, будучи эгоистично, собственнически счастлив.
Как же я ошибался, боже мой. А вот ты оказался прав. Я и в самом деле – кукловод, запутавшийся в ниточках. Они тянут меня, не дают дышать, запутывают сверх всякой меры, а я даже сопротивляться не хочу. Твоя реакция, твои слова подействовали на меня как холодный душ. Не ожидал такого... Тем более, от тебя. Это все равно, что тебя ужалила бабочка, укусил насмерть безобидный мотылек.
Кошусь на телефон, с ужасом понимая, что мне даже позвонить некому. Просто позвонить и поговорить, высказать, что у меня на душе. Я могу сказать это только себе, но сам себе ответов снова не дам.
Я хочу позвонить тебе, Ю. И пусть даже вероятность почти 100%, что ты меня пошлешь – все равно. Хочется услышать в трубке твой чуть надтреснутый голос. Ты слишком много куришь, слишком...
Набираю твой номер. Проходит две минуты, я слушаю монотонные гудки в трубке. Тебя нет. И если сейчас ты наделал каких-нибудь глупостей по моей вине – я себе не прощу. Не прощу и все.
Странное это чувство, когда тебе не плевать на кого-то. Я уже и забыл, как это... А сейчас, впервые за долгое время, меня снедает тревога, пока еще смутная, но ощутимая. Где ты? Что с тобой? Н гоню от себя это чувство, напротив – с удивлением, робко прислушиваюсь к нему, констатируя в сотый раз, что ты сказал мне сущую правду обо мне самом.
Ложусь на диван, свернувшись клубочком и забившись в уголок. На стене горит ночник, отбрасывая на потолок стрельчатую тень. Свет янтарный. И комната похожа на старинную шкатулку коньячного дурмана.
Я позвоню тебе позже. Отчего-то просто хочу услышать твой голос.


* * *
- Ну наконец-то. Я уже замёрзнуть успел. - подхожу к машине, тормознувшей в нескольких шагах от меня.
- Садись. - Мали распахивает дверь, пуская в салон машины. Сажусь рядом с ней, закуривая, смотря на своё отражение в зеркале заднего вида. - Неважно выглядишь, Жасмин. - машина срывается с места, а Я опускаю боковое стекло, чувствуя, как воздух уносит из салона машины запах твоих духом, сигаретный дым, и чертовски жалею, что этот ветер просто так не может унести прочь мои мысли.
- День тяжёлый. - отмахиваюсь от неё, выбрасывая за окно окурок.
- Я вижу... Поговорить хочешь? - она коситься на меня. А Я молча киваю.
- Ко мне тогда?
- Нет. У меня поговорим. Я знаю, что тебе на работу с утра... - почти виновато.
- Мне не привыкать, ты же знаешь.
И дальше почти сорок минут в полной тишине. Она смотрит на дорогу и Я знаю, что думает о предстоящей ночи. Я считаю фонарные столбы за окном и думаю о тебе. Странное сочетание, не находишь?
Вырубаю мобильник к чёртовой матери. Не хочу никого слышать. И так будет вернее. Так будет надёжнее, что Я не сорвусь написать тебе.

Возвращаюсь из ванной, а Мали сидит на полу перед столом, выуживая из сумки заботливо принесённую бутылку коньяка.
Усмехаюсь при виде этой картины и сажусь рядом с ней, уткнувшись лбом в плечо.
- Ну, нии-тян, рассказывай. Что на этот раз? - она улыбается, откупоривая бутылку и ласково потрепав меня по волосам.
Забираю из её рук бутылку и делаю несколько глотков из горла, даже не подумав о том, что несколько часов назад принимал очередную дозу стимуляторов, не подумав об эффекте после. Сейчас на такую малость мне больше всего плевать. Достаю сигареты и Мали чиркает зажигалкой в полумраке комнаты.
Ложусь на пол, на спину, выпуская дым колечками и, смотря в одну точку, рассказываю ей всё с того дня, с того момента в студии, прерываясь лишь для того, что бы закурить очередную сигарету и сделать несколько глотков из бутылки, которая меньше, чем через час пустеет.
Замолкаю рассказав всё до того момента, как позвонил ей. И чувствую, как к горлу вновь подкатывает кашель. Задерживаю дыхание, а в комнате гробовая тишина. Тишина, которую слишком резко, слишком надрывисто разрезает телефонный звонок.
Мали молча поднимается на ноги и идёт к телефону, выходя из комнаты, в тот момент, когда задержка дыхания перестаёт спасать, и Я вновь захожусь в очередном приступе кашля. Признаться, он даже меня уже перестает радовать.


* * *
Неожиданно вздрогнув от стука оконной рамы в кухне резко просыпаюсь, сообразив, что задремал. Смотрю на часы. Спал чуть больше часа, и больше – никак. Вот это мне уже совсем не нравится. Не хватало еще сон потерять.
Кусаю губы, задумчиво почесываю за ухом кота, который все так же нагло спит, даже не потрудясь открыть хотя бы один глаз и посмотреть, что тут со мной. Эгоист. Такой же, как и я. Впрочем, животные же всегда похожи на своих хозяев.
Звонить ли? Имею ли я право вообще после всего, что натворил просто даже разговаривать с тобой? Но так хочется, Ю... Какое-то непонятное желание, даже тоска. Неожиданно из возможной игрушки на пару ночей ты стал кем-то другим в моей жизни. Я даже не знаю, как это называется, я думать не хочу, что из этого может получиться. И все-таки я позвоню.
Снова набираю номер, снова слушаю гудки. Однако теперь трубку все же берут, только вот голос повергает меня сперва в изумление а затем в смущение.
- Да, я слушаю...
Женский. Голос женский.
Черт, Ю... Ну почему я просто не подумал, что ты можешь жить не один? Дурак... Ничего вокруг себя не вижу, ничего не понимаю и знать не хочу. Только о себе и думаю.
Кладу трубку, так и не проронив ни слова. Ложусь на спину, совершенно против воли размышляя, кто бы это мог быть. Девушка? Жена? Нет, вот жена-то вряд ли, потому что это ты бы не смог скрыть от меня, от группы. Да и не такой ты человек, все-таки мы – люди определенного сорта. Ты слишком похож на нас всех, чтобы иметь жену или семью.
Скорее всего, девушка. Или подруга, или...
Резко сажусь на диване, припомнив кое-что. Тогда, в гримерке, ты говорил о самом близком тебе человеке. О сестре. Интересно, сестра тебе родная? Тебе повезло, Ю. А я был единственным ребенком в семье. Бесконечно одиноким и озлобленным на чрезмерную опеку.
Набираю номер снова, и едва слышу уже знакомый женский голос, тут же собираюсь, вкладывая в собственный голос те непринужденно-властные нотки лидера.
- Мне нужно поговорить с Ю. Могу я его услышать?


* * *
Мали заходит в комнату, когда Я с умным видом пытаюсь найти на дне бутылки ещё-то хоть что-то. Поняв, что все попытки тщетны, кидаю туда не затушенный окурок, смотря как дым выходит из бутылки.
- Жасмин... - Мали стоит в дверном проёме, наблюдая за моими манипуляциями. Поднимаю на неё глаза, тряхнув головой, сбивая с глаз чёлку. - К телефону тебя.
Хмурюсь, косясь на электронные часы - по сути - единственный источник света в комнате, если не считать света с улицы. И светло-зелёный свет от цифр притягивает взгляд, как магнит. Ловлю себя на мысли, что моё состояние в целом меня крайне устраивает. Улыбаюсь своим мыслям и вновь смотрю на сестру.
- Кто?
- Ну, Я-то уж откуда знаю? - она улыбается, натягивая куртку.
- Ты куда? - видимо, вид у меня был очень удивлённый и растерянный, что она засмеялась.
- Ночь обещает быть долгой. В магазин. Я быстро.
Киваю, поднимаясь на ноги, тут же отмечая про себя, что комната качнулась и на голову как будто вылили ведро холодной воды. Холодной воды, которая обжигает. Быстро, часто моргаю, стараясь избавиться от чёрно-белых мушек перед глазами и иду в соседнюю комнату к телефону.
Мали уходит, тихонько закрыв дверь, оставляя меня одного в этой чертовски большой, как мне кажется сейчас, квартире. И как только Я остаюсь один, какой-то не приятный, едкий страх расползается от центра сердца по всему телу, и кончики пальцев, Я отчётливо ощущаю это, становятся ледяными.
Беру трубку, садясь на пол, прислонившись спиной к стене:
- Да?


* * *
Слышу в трубке твой голос, какой-то странно сдавленный и надтреснутый. Даже больше, чем обычно.
Отчего-то теряюсь, хотя минуту назад был совершенно спокоен, и так похож на того Хизаки, который гонял группу на репетиции по 12 часов кряду. А сейчас я молчу в трубку, слушая твое дыхание. Ю, что ты сделал, а? Как ты умудрился своими словами так повлиять на меня.
Все же надо говорить. Я сам терпеть не могу тянуть время, играя в молчанку. И мне есть, что тебе сказать. Правда, лучше было бы сделать это не по телефону.
- Ю? Я хотел... извиниться. За все.
Сам не понимаю, как я это сказал, но слова дались вполне спокойно. Осознано. Мне и в самом деле есть, за что извиниться перед тобой. В первую очередь за тот случай в студии. Вот за это мне сейчас и в самом деле очень стыдно. Я даже признаюсь в этом сам себе.
- Прости за тот случай после репетиции. И за сегодняшнее до концерта. И после.
Ком встает в горле, я не знаю, что еще сказать тебе, потому что почти уверен, что ты мне не поверишь. С одной стороны, я не знаю, поверил ли ты мне вчера, поверил ли в ту смс. Может, зря я это начал? Может, стоило все оставить как есть?
- А еще я хотел...
...поблагодарить за твои слова. Но вот этого я не скажу тебе. Я просто не могу. И дело тут не в гордости и тщеславии, просто невозможно вот так, зараз измениться. Хотя брошенная тобой тирада и неслабо встряхнула меня. Но вот говорить искренне и думать о ком-то прежде себя, я все еще не очень-то хорошо могу.
- Я хотел узнать, как ты. Как себя чувствуешь?
Вспоминаю твой безумный взгляд в гримерке, расширенные зрачки и приторможенное состояние. Черт, я убью Джуку когда-нибудь. Если этому идиоту все равно и на здоровье свое плевать, ибо ничто его не берет, это не значит, что все кругом такие же.
Как же я хочу, чтобы сейчас ты мне ответил что-нибудь. Ю, сегодня ночью я просто себя не узнаю. Но так хочется, чтобы завтра, проснувшись, думать так же, как сейчас, вот в эту самую минуту. Сложно признать, что не прав. Еще сложнее признать, что живешь, жил неправильно. Но все же это некоторым удается, удастся и мне. Я ведь никогда не был слабым. Ты только ответь сейчас, пожалуйста...


* * *
Молча слушаю тебя и от чего-то почти плевать на твои извинения. Ведь просить прощения должен Я. Я у тебя. А никак не наоборот.
Смотрю на свои руки, зажимая плечом трубку телефона, и даже думать ни о чём не хочется.
- Если тебе не чем себя занять... - замолкаю, вновь закурив и чувствуя очередную напряжённую паузу. - Можешь приехать. Авось нам даже найдётся о чём поговорить. - Вздыхаю, сам не понимая, зачем сейчас сказал тебе это.
А разум совсем отключается. Ещё немного, ещё чуть-чуть и Я начну творить очередные глупости. Осталось только дождаться Мали с очередной бутылкой. Она вновь почти не притронется к алкоголю, в отличие от меня.
Как-то совсем обескуражено молчишь в телефонную трубку и Я слышу твоё дыхание. Ах, Хизаки, знал бы ты, как Я сейчас хочу обнять тебя, уткнувшись в светлые волосы и дышать. Дышать вместе с тобой, подстраивая ритм своего сердца под твой. Но Я прекрасно понимаю, что чудес в жизни не бывает. И подобным желаниям вряд ли суждено исполнится.
Стряхиваю пепел прямо на пол, смотря в серый потолок, и считая колечки дыма.


* * *
- Ю, с тобой все хорошо?
Отчего-то в душе начинает скрестись какая-то тревога. Странное, почти незнакомое чувство - никогда я ни за кого, кроме себя, не переживал. Даже непривычно как-то.
Я не знаю, хочу ли приехать. Не знаю, стоит ли вообще делать это на ночь глядя, тем более, что там твоя сестра. Никогда еще я не стеснялся кого-то, но все, что связано с тобой, Ю, не подчиняется никаким правилам и нормам.
А в душе звучит музыка. Звучит внезапно громко и настойчиво, так самая мелодия, отголоски которой я пытался уловить, наигрывая на гитаре чуть раньше. Лихорадочный ритм, сливающийся минор и мажор, мягкое, почти лиричное вступление, а затем - бешеное крещендо, раз за разом, раз за разом...
Смотрю на часы. Почти два. Пока доберусь до тебя будет все три, да и стоит ли затевать этот марш-бросок в середине ночи?
И вновь мысли возвращаются к твоему такому непохожему на себя голосу. Ты молчишь. Кто бы мог подумать, что молчать мы сможем вместе? Безмолвие, еще так недавно пугающее меня, сейчас становится спасением. Я ждал от тебя грубости в свой адрес, ждал чего угодно, но не этого... У меня даже появляется чувство, что виноватым себя считаешь ты. Боже, Ю... Ну, что за глупости.
- Я приеду. Если ты не передумаешь.
А еще я возьму с собой гитару. На для меня уже почти как живое существо, как верный спутник, с которым я иду вперед. Чувствовать под пальцами упругие струны, покалывание, ставшее привычным. А потом провести по кончикам пальцев, почувствовав твердые, но совсем незаметные мозоли на пальцах. Интересно, Ю, у тебя они такие же? Или другие? Ведь твоя гитара - другая. Так же, как и твоя душа.
Все-таки мы слишком разные, это правда. Но именно сейчас, еще даже не вчера, когда я из чисто спортивного интереса пытался затащить тебя в постель, а именно сейчас я понимаю, что меня к тебе тянет. Иначе с чего я срываюсь в ночь?
- Приеду, слышишь? Не передумаешь?


* * *
- Почему Я должен передумать? - удивляюсь твоим словам. - Это моё предложение. А если Я говорю что-то, то Я отвечаю за свои слова. - улыбаюсь в телефонную трубку, выкидывая окурок за окно, продолжая, впрочем, смотреть на тёмную улицу, разбирая вдалеке силуэт сестры и вновь начинаю улыбаться, но только уже свои мыслям. - В таком случае Я жду тебя. - коротко, почти резко. И сразу же вырубаю телефон.
И понимай как хочешь, Хизаки. Если ты приедешь - ты оправдаешь мои мысли. Тогда Я почти поверю, что ты - человек, а не пустышка, как Я звал тебя давеча, но в человеческом обличие.

Встречаю Мали, распахнув перед ней дверь раньше, чем она успевает нажать на кнопку дверного звонка.
- Он приедет. - прямо с порога, не давая ей ничего сказать. Забираю из её рук две бутылки мартини и иду в комнату, слыша её шаги позади себя.
- Он приедет. Если, конечно, он не такой, каким Я вижу его. Знаешь, если он действительно среди ночи появится тут - Я о многом задумаюсь.
Она кивает, полуложась на диван, забирая со стола одну из бутылок, наблюдая, как Я вновь ложусь на пол, смотря в потолок, доставая из кармана джинс маленький пакетик с белым порошком. Она ловит каждое моё движение, делая короткие глотки из бутылки. А Я изучаю белый порошок посредством света с улицы.
- Знаешь, он очень похож на кокаин... Так же, как и этот наркотик, он способен сводить меня с ума. Про кокаин пишут, что он начинает работать практически мгновенно — сразу после того как порошок попадает на слизистую носа, наступает «приход» — вспышка кайфа. Резко повышается двигательная активность, мозг «быстрее» соображает, наблюдается общий подъем душевных и физических сил, ощущение эйфории, подъем настроения, увеличение работоспособности, самоуверенность. Этот наркотик вызывает сокращение кровеносных сосудов, отсюда появляется дрожь в руках, он повреждает нервную систему, что вызывает учащенное дыхание и изменение ритма сердца. Всё то же самое происходит со мной, когда Я остаюсь наедине с ним. Только вот играть меня никто не заставил перестать. И держаться пока что у меня получается.
Сажусь, открывая вторую бутылку мартини и делаю несколько глотков, чувствуя на себе укоризненный взгляд Мали. Убираю пакетик с порошком в карман джинс, туда же, откуда не так давно достал его, и перевожу взгляд на электронные часы, щурясь от их яркого, как мне кажется, света.
Ну же, Хи-тян, не заставляй меня ждать бесполезно...
- Мали, если он приедет... ты же откроешь дверь, нэ? - чуть взбалтываю бутылку, наблюдая за образовавшейся воронкой внутри. Она молча кивает мне, закуривая.


* * *
Гоню машину, зачем-то несясь с такой скоростью, будто на страшный суд опаздываю. А впрочем, в чем-то это и есть суд - я сам себя приговариваю сейчас, сам себе выношу обвинение. И никаких адвокатов, никак смягчающих вину обстоятельств. Сердце колотится как бешеное, отдаваясь ударами в висках, заставляя дышать быстрее. Сейчас мне уже не до анализирование того, что происходит вообще, почему я несусь к тебе среди ночи так, что рискую того и гляди влететь в аварию. Еще позавчера ты был для меня игрушкой. Еще вчера я хотел тебя мучить, эгоистично возжелав себе новую куклу. Как избалованный ребенок, избалованная принцесса. Тогда в гримерной ты назвал меня Химэ. Почему-то это слово из твоих уст прозвучало как самое четкое, самое емкое оскорбление, на которое нельзя обижаться. Можно лишь принять к сведению.
Мимо пролетают огни никогда не спящего Токио, а мой овладевает какая-то сумасшедшая жажда, какое-то сумбурное желание скорости. Я чувствую, как машина летит над трассой, четко и ровно работает мотор. И так хочется поскорее оказаться рядом с тобой, Ю. Просто - рядом. Навязчивый мотив никак не отвязывается, я уже даже вижу, какое это будет соло. Как я сыграю его... Но прежде всего - я сыграю его тебе.
Почему-то мне кажется, что ты ждешь меня. Хотя скорее всего тебе просто хочется отыграться... за все. Если сейчас ты не откроешь дверь, я не буду даже удивлен. Мне и в самом деле придется теперь потрудиться, чтобы заслужить твое уважение.
А еще до недавнего времени мне было на это плевать. Может, потому что я не воспринимал тебя всерьез? Не думал, что живет в тебе, что под маской вечной беспечности.
Сегодня вечером в гримерной все маски пали. И моя и твоя. А еще я увидел себя, словно в большом зеркале.
Торможу машину во дворе твоего дома, выхожу, закинув голову и глядя на темнеющие окна многоэтажки. В одной из этих типовых ячеек ты сейчас либо ждешь моего прихода, либо посмеиваешься, представляя, как я стану звонить, а ты не откроешь.
Вдруг вспоминаю твои слова о бегстве от себя. И понимаю, что я идиот. Ты откроешь. Ты даже встащишь меня в квартиру, если я вздумаю упираться.
Беру гитару, вхожу в освещенный подъезд. Медленно плывут этажи лифта, я смотрю на светящиеся цифры, пока они не замирают на нужной мне отметке. Нет, я окончательно сошел с ума, Ю. Но сегодня я и в самом деле напоминаю себе безумца. Я так хочу увидеть тебя, и в то же время мне так страшно, что я безвольно стою несколько секунд перед твоей дверью, боясь нажать на звонок. Глупо, Хизаки-тян. Ты же никогда ничего не боялся... Откуда эта непонятная робость? Может, потому что сейчас ты едва ли не единственный человек, видевший меня без маски? Без маски, которую я носил ради удовольствия, в то время как тебе подобная деталь просто помогала выжить.
И я снова ненавижу себя за то, как поступил с тобой. Хорошо еще, что ты оказался достаточно благоразумным и остановил меня. Иначе... Я просто не знаю, что было бы. Скорее всего я ударил бы тебя очень больно, ударил по нервам, по чувствам. Неужто ты и в самом деле чувствуешь что-то ко мне, Ю? Я просто не могу поверить, я не понимаю, как так может быть, если все что ты от меня видел - это насмешку и постыдную игру с твоими чувствами. Я сам себе противен сейчас за такое.
И все-таки я звоню. Не для того я приехал, чтобы постоять перед квартирой и малодушно сбежать, струсив.
Дверь мне открывает девушка. Сестра. А знаешь, вы очень похожи, Ю... Она немного отступает от двери, и я вхожу, надеясь увидеть тебя, но тебя в коридоре нет.
- Хизаки.
Смотрю на нее, на твою сестру, и понимаю, что завидую ей немного. Она тебе ближе всех. Она есть у тебя, а ты есть у нее. Мне никогда не понять такого.
- Где он?


* * *
Мали усмехается, кивая в сторону комнаты, прямо по коридору.
- Не беспокойся, мальчик. Никуда он не делся. Проходи.
Мали идёт по коридору, делая попутно несколько глотков из полупустой бутылки.
Я слышал звонок. Слышал твой голос. Слышал ответ сестры. Но это даже на чуть-чуть не подтолкнуло меня привести себя в порядок.
Всё так же лежу на полу, вновь смотря на белый порошок, держа пакетик кончиками пальцев, наблюдая как свет причудливо играет с полупрозрачной поверхностью полиэтилена.
Слышу, как Мали заходит в комнату, ложась на диван и, звонко поставив бутылку на паркетный пол, закуривает. А в комнате уже почти нечем дышать от сигаретного дыма и открытое настежь окно не помогает.
Слышу, как ты заходишь в комнату следом за ней, замирая в нерешительности.
Ещё бы, Хи-тян, Я бы на твоём месте при такой картине тоже чертовски растерялся.
Приезжаешь, значит, среди ночи не понятно зачем, не понятно куда. Заходишь в прокуренную комнату, по которой гуляет ветер, теребя листы открытых книг на столах и по периметру комнаты на полу. Видишь на столе уже приконченную бутылку конька, и девушку, которая является сестрой твоего товарища. Товарища на которого тебе, по сути, плевать, но который уже порядка десяти лет спит со своей сестрой. Ты пока об этом не знаешь, но всё тайное когда-нибудь становится явным.
Заходишь ты, значит, в эту комнату, тёмную комнату, которая освещается лишь светом уличный фонарей и электронными часами, и видишь своего товарища лежащим на полу, прямо на сквозняке, теребящим не стесняясь в руках пакетик с каким-то сомнительным наполнителем. А эта самая сестра не перестаёт коситься на тебя как-то слишком уж двусмысленно.
Я не сказал тебе, Хизаки, но у Мали всегда была слабость на таких мальчиков, как ты.
И вот стоишь ты так в дверях, слабо понимая, что происходит, а твой друг поднимается на локтях, протягивая в твою сторону початую бутылку мартини и улыбается.
Я улыбаюсь тебе.
- Хочешь? - наклоняю голову в бок, неотрывно смотря на тебя, считая, сколько раз за эти несколько секунд по тебе пробежит полоска света от фар уличных машин.
Пока ты слишком далеко, чтоб у меня перехватывало дыхание. Пока ты ничего не сказал, чтоб у меня дрожали руки. Пока ты ещё ничего не сделал, чтоб наступил этот самый "приход", как от наркотика.


* * *
Протянутая бутылка в твоих руках. Твой взгляд и вялая расслабленная улыбка. И я чувствую, как меня прошибает током по позвоночнику, резко вверх. Я ничего тебе не говорю, я почти не обращаю внимания на твою сестру, наблюдающую за нами. Сейчас еще чуть ближе, еще хоть один твой жест, Ю, и я окончательно пойму, что ты дьявол. Ты выпотрошил мою душу, ты вытряс оттуда все, что тебе не нравилось. И взамен поселил туда... себя.
Сажусь рядом с тобой по-турецки, положив рядом гитару, ненавязчиво зацепив пальцем струны.
- Занимательное действо, Ю-тян.
Принимаю бутылку, резко закинув голову и сделав несколько глотков. Мартини. Сладко. Только вот кажется сегодня ты выпил уже ой, как достаточно.
Ты снова ложишься на спину, растянувшись на полу. Смотрю, как ветерок шевелит твои волосы, как ты чуть прикрываешь глаза, а ресницы отбрасывают тень. А потом делаю и вовсе глупость... Причем понимаю, что не должен этого делать, а поделать ничего с собой не могу. И ведь даже мартини не обвинишь - я едва отхлебнул.
Подвигаюсь еще ближе к тебе, осторожно положив твою голову себе на колени. Наклоняюсь, легко поцеловав в лоб, и перебираю пряди твоих волос, зарываюсь пальцами в них, приглаживая у висков. Твои глаза закрыты, а мне так хочется увидеть их взгляд.
Смутная тревога, появившаяся еще во время телефонного разговора, не покидает. Здесь, в твоей квартире, она лишь усиливается. Но я встряхиваю головой, и тут же пряди волос падают мне на лицо, на плечи, слегка касаясь тебя. Почему-то ты вздрагиваешь... Ю, что с тобой происходит? Что со мной происходит.
Мой взгляд падает на гитару, и тут же та самая навязчивая мелодия всплывает в памяти. Улыбаюсь уголками губ, склонив голову на плечо, по-прежнему гладя твои волосы. Наклоняюсь, непроизвольно вдохнув глубже запах, втянув носом. Твой запах. Пока еще слабый, еле ощутимый. Но мне нравится.
- Я принес гитару не просто так.
Поднимаю голову, смотрю на девушку на диване. Обычно ненавижу присутствие посторонних, незнакомых мне людей. Но она - твоя сестра. Твоя. И я не чувствую к ней неприязни.
Опускаю голову и снова смотрю на тебя. Чуть переведя взгляд замечаю в твоих руках пакетик. Ох, какой знакомый пакетик. Слишком часто я видел подобное, чтобы спутать. Забираю его из твоих рук, сплетаю свои пальцы с твоими. Очень уж необычно видеть тебя таким, Ю. Ты словно растерзал сам себя, сам себя бросил на плаху, ожидая, когда тебе отсекут голову. Откуда это, неужели из-за того, что произошло? Нееет... И снова я эгоист. Я даже не задумываюсь, что кроме меня у тебя может быть еще масса совершенно никак со мной не связанных проблем.
Снова глажу твои волосы, чувствую пальцами, как на твоем лбу выступает испарина, хотя в комнате холодно. Тяну руку в строну, одной рукой касаясь тебя, другой - своей гитары.
- Мне пришло тут в голову кое-что. Хочешь, сыграю тебе?



* * *
Отдаю тебе почти священный пакетик всего на несколько долей секунд. И, когда ты меньше всего ожидаешь этого, забираю его у тебя, вновь, ненадолго пряча его в карман.
- Не стоит это трогать, Хи-тян. Оно слишком много денег стоит. - улыбаюсь уголками губ, вновь прикрыв глаза.
Слышу, как Мали вновь чиркает зажигалкой. Такая ситуация в напряг в первую очередь ей. И кто это ещё из нас много курит, а, сестрёнка?
Улыбаюсь, чуть выгнувшись, потягиваясь и глубоко вдыхая воздух.
А вот теперь ты слишком близко, на столько, что дыхание действительно перехватывает. Это как порывы слишком сильного ветра в лицо. Когда вроде и есть чем дышать, и организм без кислорода не может, а не вдохнуть. Просто от того, что воздуха слишком много.
И твои прикосновения. Пускай почти не ощутимые, но слишком значимые для меня. От них сердце резко сжимается, а затем учащает свой ритм почти до невозможного.
Но хороший актёр на то и носит это гордое звание, чтоб раз за разом оправдывать его.
Знаешь, Я в очередной раз жалею, что люди не наделены способностью читать мысли других. Проникать внутрь другого человека, чтоб не только понять его мысли, но и прочувствовать их каждой клеточкой своего тела, впитать их без остатка внутрь своей души. А потом холить и лелеять воспоминания об этом.
- Да, хочу. - чуть пораздумав, отвечаю на твой вопрос. - Только не мне, а нам. - открываю глаза, улыбнувшись и проведя кончиками пальцев по твоей щеке вниз по шее до ключиц.
Ах, Ю, сдаёшь позиции.
Но ты чертовски близко. И Я твержу себе эту фразу часто-часто, почти в ритм сердца.
Сажусь на полу, прислонившись спиной к дивану, чувствуя, как Мали запускает пальцы в мои волосы.
Ещё немного, и в такой ситуации Я буду ощущать себя Богом, господа.
Оставляю рядом с тобой бутылку мартини, делая несколько глотков из той, из которой не столь давно пила сестра.
Убираю со стеклянного журнального столика ненужные тетради, книги, газеты, бережно кладя на него пакетик с кокаином. Мали садиться позади меня, вложив мне в руку тонкое зеркальце и целуя меня в висок. Она уже достаточно пьяна, чтобы поддержать меня во всех моих начинаниях. Только вот твоя реакция меня всё ещё волнует. Правда вот если ты что-либо сейчас предпримешь в адрес этого порошка, который на вес золота, сестра тебя убьёт. Я-то уж её знаю.
Кошусь на тебя, видя, как ты, взяв гитару, продолжаешь наблюдать за нами.
Высыпаю всё содержимое пакетика на стеклянную столешницу и делю на шесть равных дрожек. Отчего-то мне кажется, что ты не откажешься от этого. Впрочем... Впрочем, Я могу ошибаться.
Продолжаю наблюдать за тобой, как ты вновь прикладываешься к бутылке, и мысленно отмечаю про себя, что сегодня репетиции не будет. По крайней мере, как минимум, она пройдёт без меня.
Мали тянется к бумажнику, лежащему на полу возле дивана, и извлекает почти новую купюру, протягивая её мне.
Скручиваю в трубочку, облизывая губы, как это обычно делают дети, изготовляя до любимых и дорогих поделки из цветной бумаги, и в упор смотрю на тебя. Я знаю, что сейчас всё, каждая мелочь, каждый вопрос читается в моих глазах.


* * *
Сейчас меня уже перестает удивлять ситуация. Почти не реагирую на недвусмысленное поведение твоей сестры. Знаешь, Ю, я ожидал от тебя что-то в таком роде. В тебе есть что-то порочное, темное. И это темное меня влечет со страшной силой. Еще вчера я этого не видел, и считал тебя бездушной куклой, служащей лишь чему-то удовольствию. Но ты – поразительно живой. И при этом ты ходишь по самой кромке, танцуешь на остром лезвии, скользя все ближе к краю. Любишь острые ощущения? В этом мы опять-таки схожи.
Наблюдаю за твоими манипуляциями, и даже не скрываю, что такое зрелище для меня привычно. Может, когда-нибудь я расскажу тебе. Но не уверен, хочу ли. Потому что рассказать это я смогу лишь тогда, когда ты станешь мне по-настоящему близким, а я этого боюсь. Боюсь и не хочу, а эгоист во мне еще жив, и стальной голосок твердит, что я вообще пошел наперекор себе, свой натуре, приехав сейчас к тебе. Не хочу я этого, Ю... Не хочу привязываться к кому бы то ни было.
Не говоря ничего, делишь порошок на троих. Откуда такая уверенность, что я приму это? Или у меня на лице все написано? Вяло размышляю, что организм, верно, слишком отвык уже от дури, и с непривычки вставит меня сильно. Только бы в руках себя удержать... Бывало, что после дозы я ничего не помнил, и это странное чувство, чувство оборвавшейся ленты – пугало меня так, что я всякий раз твердил себе, что вот сейчас еще разок, и все. И я завязываю. Но раз за разом завязать не получалось, пока, наконец, не произошло кое-что, раз и навсегда положившее конец моей прошлой жизни, выпихнув в жизнь новую. Эта «новая жизнь» длилась как раз до последнего момента. Именно тогда я стал тем, кем ты меня знаешь, Ю. Сейчас все словно сделало круг. Я вспоминаю, с изумлением вспоминаю обо всем, что было. Вспоминаю, как я тогда чувствовал, каким был. И знаешь, Жасмин... Пускай тот Хизаки мне и не нравился, но он был почти настоящим.
Перебираю струны, мысленно вновь погружаясь в ту мелодию. Наконец ловлю поющую точку в груди, ловлю какой-то мандраж, который сильнее даже, чем кокаин. По крайней мере для меня – сильнее.
Пока ты занят своими приготовлениями, я отвожу взгляд, от нечего делать рассматриваю девушку на диване. Черт, а я ведь даже имени ее не знаю.
- Как зовут твою сестру, Ю?


* * *
- Мали. - небрежно бросаю тебе в ответ и не задавая лишних вопросов, протягиваю свёрнутую купюру тебе.
Какое-то слишком сильное желание уступить тебе первенство в данном случае. Если ты, конечно, вообще согласишься сейчас на этот шаг.
Я уже в красках предвещаю наступление утра. Я уже в красках представляю себе очередную порцию лёгкого намёка на ломку. Я уже знаю, что буду мучаться похмельным синдромом. И утро начнётся с общения с унитазом. Но это не важно. Правда, сейчас это совершенно не важно. Наверно, ещё и потому, что Я уже почти привык именно к такой жизни. И кто бы, что бы не говорил, но она меня утраивает. Пускай это и бегство от самого себя, пускай это нелепые попытки забыться. Забыть о том, что было. Забыть о настоящем. Перекрасить реальность в другие цвета, добавить искажений, как при обработке фотографии наложить новые эффекты.
И каждый такой день - новый вариант.
И чем дальше, тем сильнее затягивает. И уже почти не вырваться. А ведь всё просто потому, что в обычной реальности совсем не хватает цветов. Просто Я создал свой мир, полный совсем других цветов, другой жизни, других сказок и чувств. И, знаешь, в нём так уютно.
Но лишь стоит солнцу взойти над городом, как этот мир начинает таять, рушиться. И у меня в запасе - целый день. Коротких двенадцать часов, чтоб заново воссоздать его по памяти, зарисовкам, проекциями сквозь стёкла на белый лист ватмана.
Наблюдаю, как ты склоняешься со столу и вдыхаешь белый порошок. Поздравляю, Хи-тян, сегодня... Сегодня тебе доведётся побывать в моей реальности.
Улыбаюсь уголками губ, когда ты, зажмурившись, прикладываешь пальцы к носу, отдавая мне бумажную трубочку.
Мали всё это время молча наблюдает за нами, перебирая мои волосы. Она очень внимательно относится к людям, окружающим меня. А ты так и вообще попадаешь в отдельный список. Я полагаю, что она очень хорошо помнит, с чего и как всё начиналось для меня. В прошлом. До того, как Я встретил тебя. Это как раз то прошлое, от которого Я бегу каждую ночь.
Повторяю процедуру, проделанную тобой несколько секунд назад.
Отсчёт пошёл.
Откидываю голову назад, смотря на сестру, которая забирает у меня столь нужную сейчас купюру. А Я уже почти начинаю ощущать как кокаин вступает во взаимодействие с моим организмом. Ещё немного, ещё самая малость и Я окажусь там, куда мечтал вернуться весь день. Только теперь в той реальности нас стало на одного больше.


* * *
...Откидываюсь назад, на пол, пальцами одной руки все еще касаясь струн. Другой рукой шарю по полу, совершенно неожиданно наткнувшись на твою руку. Крепко сжимаю холодные, как лед, пальцы. Кончики совсем ледяные, и я грею их в своих руках, легонько поглаживая ямочку на запястье. Перед глазами плывет, мне даже кажется, что с потолка на меня сыплется штукатурка, и я инстинктивно жмурюсь, опасаясь, что она попадет в глаза. А потом потолок резко взмывает вверх, пространство расширяется и наполняется какими-то другими красками. Темнота в комнате оказывается неожиданно неоново-синей, я приподнимаю голову, глядя на тебя. Вижу, как трепещут твои тонкие ноздри, когда ты протягиваешь купюру Мали. Чуть крепче сжимаю твою руку.
- Полетели, Ю?
Резко дергаю тебя к себе. Ты говорил тогда что-то... Дышать одним воздухом? Давай попробуем.
Чувствую, что ты совсем рядом, кажется, даже удары сердца слышу. Легкость, поразительная легкость во всем теле. Кажется, если я сейчас поднимусь на ноги и оттолкнусь от земли – я взлечу.
Поворачиваю голову в бок. Вижу твой профиль... Глаза закрыты, ресницы отбрасывают тень. Я и не замечал прежде, какие у тебя ресницы, Ю. Знаешь, мне кажется, что сейчас я стою у открытого пламени, чувствуя, как обдает жаром с голову до ног. Еще шаг ближе – и я спалю свои собственные ресницы. Они никогда не были особенно длинными, они никогда не были особенно короткими, но это единственное, что еще не сгорело во мне дотла. Но сейчас, кажется, пришел и их черед.
- Ю...
Хриплый шепот, ты приоткрываешь глаза – затуманенные, словно наполненные всеми цветами радуги, отражающейся на блестящий поверхности бликами. Смотрю на тебя, и ты кажешься мне самым прекрасным созданием на свете. Тянусь к тебе и легонько касаюсь губами уголка твоих губ. Ничего больше. Просто – вот так.
- Я обещал сыграть вам. Вам обоим.
Поднимаюсь на локтях, но не покидает ощущение, будто я лежу на какой-то вращающейся со страшной скоростью платформе, в то время как мир вращается в противоположную сторону. Смотрю на Мали, прислонившуюся спиной к дивану, и тоже не выпускающую из своих худых пальцев твою руку. Мы похожи на детей, взявшихся за руки и ведущих хоровод. Только вот правда Хоровод у нас очень уж не детский получается.
Дотягиваюсь до гитары, провожу большим пальцем по струнам, вслушиваясь. Поразительное звучание, словно многократно отражающееся эхом от всего – от стен, пола, потолка... Искаженная реальность, неправильная реальность. Не подчиняющаяся никаким законам. Сумасшедшая. Яркая, как блеск сапфира. Твоя.
Зажимаю гриф, неожиданно сильно. Хотя минуту назад у меня была страшная слабость в руках, да и во всем теле. Кончики пальцев немного занемели под действием наркотика – сейчас они у меня такие же ледяные, как и у тебя. Но так даже лучше. Разогреются.
Перебираю струны, пока еще довольно тихо, именно так, как родилась для меня эта мелодия. Закрываю глаза, вслушиваясь, ловя звуки, расползающиеся по комнате, как круги по воде. А потом вдруг, в какой-то момент зажимаю сильнее струны, медиатором ударив по ним. Вот оно... пошло... Чувствую, как меня утягивает, утягивает всякий раз, стоит мне начать играть что-то. Только теперь эффект еще сильнее, еще ярче. Сквозь закрытые веки я вижу полыхания разноцветных точек, затем перерастающих в белое мелькание. Прожектор. Короткий отрывистый белый свет – прожектор моей души, мелькающий в такт ударам сердца. А сердце в свою очередь повинуется постоянно меняющемуся, нервному ритму.
Чувствую, что пальцы отогрелись. Чувствую, что струны уже привычно царапают подушечки пальцев. Приятное чувство, и это совсем не больно. Тепло разливается по рукам, проникая в каждую клеточку, доходя почти до локтей. И ритм все меняется, ломается, искажается, как реальность, в которой мы сейчас.
Дрожащий полутоновый минор. Резкий, звучный мажор, падающий так неожиданно, но в этом что-то есть. Не по схеме. И все, что происходит сейчас тоже – не по схеме, Ю.
А сумасшедшее крещендо идет в третий раз, на этот раз – еще неистовее, буквально раздирая тишину, раздирая ночь, врываясь в нее потоком лучей оттенка серебряного и золотого.


* * *
Теперь Я знаю, как должна звучать чистая музыка. Музыка внутри этого мира. Теперь уже нашего мира. И мне кажется, что Я вижу каждую серебряную ноту, как все они сливаются в нескончаемый хоровод ведущий воронкой к потолку, танцуя, сталкиваясь, разбиваясь на миллионные серебряных частиц в этом сине-фиолетовой воздухе комнаты.
При каждом моргании перед глазами - бесконечные брызги красок. Цветных. Ярких. Светящихся. Хотел бы Я использовать их все, перенести на белый лист, увековечить не только в своём сознании.
Поднимаюсь на ноги, глубоко вдыхая воздух.
Мали лежит на диване, смеясь, успев каким-то образом достать из сумки косметику. Мали смеётся и рисует на своей коже свойственную только ей маску.
Подхожу к окну, распахивая его полностью, и в комнату вихрем влетают звуки города, неоновые огни, сплетаясь в бесконечные яркие линии.
Поднимаю с пола первую попавшуюся книгу. Книгу с вырванными уже до этого листами. Вожу пальцами по строчкам, ощущая каждую букву, каждый чёрный изгиб. И эти слова, написанные когда-то давно, они проникают внутрь меня, и Я чувствую эмоции, каждую мысль автора при наборе текста на листы бумаги.
Вырываю один лист, чувствуя, как бумага острыми краями разрезает кожу на пальцах от одного неловкого движение. И на месте когда-то сплошного кожного покрова образуется тонкая, надрывистая линия с каплями алой крови.
Осторожно складываю из бумаги самолётик, оставляя на поверхности листа капли своей крови и, размахнувшись, отправляю его в город.
Поток воздуха подхватывает его и несёт куда-то вниз и чуть-чуть в сторону, закручивая в отдельном, принадлежащем только ему, танце, петляя и кружа.
Сажусь на подоконник боком, свесив одну ногу на улицу.
И небо над Токио сейчас тоже другое. Чёрно-синее. Бархатное. И всё в ярких как никогда звёздах. Сейчас Я знаю, что могу коснуться его, почувствовать бархатную ткань под пальцами и острые, горящие искры от звёзд. Сейчас Я знаю, что могу попробовать это небо на вкус.


* * *
Смотрю на твой силуэт, темнеющий на фоне окна.
Только что смолкла последняя дрожащая нота. Я нарочно выводил ее особенно тщательно, долго вибрируя струну, зажав одним пальцем, и водя на месте им, словно намереваясь протереть дыру в грифе.
Последний звук смолк, и вокруг снова все окутала звенящая, пушистая тишина. А ты пускаешь самолетики, выдирая страницы из старой книги. Интересно было бы увидеть сейчас лица людей, неожиданно столкнувшихся с этим.
В том, что ты делаешь, есть что-то детское, что-то от неконтролируемого желания освободиться. Желание полета, свободы... Когда тебе 15 лет, и можно стоять на карнизе на крыше, спиной ко всему миру, раскинув руки вольно, как птица. Знать, что шаг назад – и пропасть. Это щекочет нервы, как и любое ощущение риска. Терпкий вкус, сладкий на языке и пронзительно-горький на губах.
Смотрю на твои руки, складывающие очередной самолетик. Ловлю себя на мысли, что сейчас хотел бы стать этой вырванной страницей. Это бумагой под твоими пальцами.
Интересно, о чем ты думаешь? Я бы хотел, чтобы обо мне...
Сам не понимаю, что со мной. Возможно это – последствия нашего столкновения в гримерке, когда весь мир для меня разом перевернулся, встав с ног на голову. Или наоборот – обретя наконец почву под ногами? Я не знаю... Или же это кокаин, все еще бушующий в нашей крови, словно ураган, переворачивая и ломая заборы, взрывая старые ржавые замки.
А может, ты просто мне нужен, Ю. Странно, но я помню каждое твое слово, обращенное ко мне тогда – это просто врезалось в мое сознание. И слова и интонация, и твое лицо при этом. И каждое – истина. Почти... Хотя истина не бывает «почти». Что же это тогда? Почему меня так накрыло?
Еще около минуты любовно касаюсь струн. Так, как касаются кожи любимого человека – нежно-нежно, едва касаясь. Боясь повредить ненароком.
Поднимаюсь на ноги, чуть качнувшись. У меня такое чувство, что я ступаю по облакам, мягко прогибающимся под моими ногами. И вообще не иду, а скольжу в реальности, когда воздух вокруг настолько плотный, что мельчайшие частички пыли кружатся и замирают в нем, подобно листам чая в стакане. Это похоже на какую-то фантастику, но я-то знаю, что это происходит наяву. И походка у меня тоже странная – походка расслаблено хищника, сытого и довольного жарой в Сахаре. Я просто чувствую, как меня несет само по себе, а вокруг разливаются золотые извилины серпантина, быстро вспыхивая и медленно угасая.
Подхожу к тебе со спины, обвиваю руками за талию, неосознанно прижавшись к твоей горячей спине, уткнувшись носом в шею. Чувствую, вот теперь чувствую, как бьется твой пульс, и даже с какой скоростью и каким диким напором течет кровь по венам, пульсируя под тонкой коже на висках.
- Понравилось?
Выдыхаю на ухо, легонько задев губами мочку. Кладу голову тебе на плечо, приоткрыв глаза, и глядя, как очередной самолетик отправился в свое первое и единственное короткое путешествие из окна твой квартиры.


* * *
Улыбаюсь уголками губ, чувствуя тебя каждой клеточкой тела. Теперь Я понимаю всю правоту своих слов. Теперь Я ставлю последнюю точку, кладу последнюю деталь в мозаику, чтоб с уверенностью за 100 процентов сказать, как это - дышать одним воздухом.
Твоё дыхание ровное, почти спокойное, почти не глубокое. В то время как у меня оно слишком поверхностное, короткое, почти частое. Но эти противоположности лишь добавляют друг друга.
Я чувствую как бьётся твоё сердце. Так же мерно, может быть, только на доли секунды быстрее, чем положено. Моё же сердце вновь отличается от твоего.
Но, Я повторюсь, это лишь скрашивает сочетание.
А меня тянет к тебе как магнитом. Как будто ты есть тот, без которого Я и вдоха не смогу сделать. Как будто и ты есть весь этот воздух.
Один за одним летят в яркую темноту ночи бело-жёлтые самолётики. Почти как когда-то в детстве на последнем этаже многоэтажного дома в маленькой квартирке. Только тогда вот так меня обнимала сестра.
Я спиной чувствую, как она наблюдает за нами, но не говорит ни слова. Возможно, в первую очередь потому, что слишком поглощена создаваемым миром вокруг себя.
Но только эта звенящая тишина слишком сильно давит на сознание. Она тонким слоем покрывает всё вокруг, создавая звуконепроницаемую пелену для отголосков вечно не спящего Токио.
Сейчас мне очень хочется выйти на центральные улицы, увидеть то, как окрашен Токио в эту ночь, попробовать на вкус каждую каплю всего этого нескончаемого праздника. Именно сейчас время тянется медленно, вязко, как густое бледно-жёлтое масло, перетекающее из одного сосуда в другой, оседая на стенках стеклянных изделий. Стоит на секунду прерваться и, пожалуй, время действительно остановится, замрёт. И будет мёртвым грузом лежать до того момента, пока не появится желание воскресить его одним движением руки.
- Очень. Ты превосходишь сам себя. - улыбаюсь тебе, чуть повернув голову к тебе, опустив взгляд куда-то на подоконник.
Ты так близко, Хи-тян, ты слишком головокружительно близко. И чувствуя твой запах Я понимаю, что кровь по телу разливается ещё быстрее. Этот сладковатый запах кружит голову, подчиняя себе. И от ощущения твоего тела так близко, так рядом, по всему телу снизу вверх разлетаются бабочки, часто махая крыльями, щекоча ими кожу изнутри. Кажется, что если сейчас полоснуть по тонкой коже запястий, то можно будет увидеть, как миллионы разноцветных и разноразмерных бабочек вылетают на свободу, уносясь в город, разлетаясь по квартире, стряхивая с крыльев блестящую пыльцу всех оттенков радуги.
- Чего бы тебе сейчас хотелось больше всего, Хи-тян? - шепчу почти не слышно, быстро облизав пересохшие губы.

* * *
Просто так стоять, обняв тебя, припав к тебе, словно спасаясь.
Что за черт, Ю. Ну – почему?
В какой-то момент перестаю задавать себе эти вопросы, отчетливо понимая, что ответа на них не получу все равно, потому что знакомый и противный голосок принципиально молчит, понимая, что больше надо мной не властен, а тот, что появился совсем недавно, молчит от растерянности. Не выпускать бы тебя... Никогда не выпускать бы.
«Все не может так быстро измениться».
Невозможно за один вечер перечеркнуть всю или почти всю прошлую жизнь, невозможно перекроить характер. Отвратительный, тяжелый, творческий характер, который я сам теперь ненавижу. Невозможно.
Невозможно было. Только вот теперь я уже ничему не удивляюсь. И тому, что происходит здесь, сейчас, не побоюсь сказать, между нами, тоже. Это как безумие какое-то, как солнечный удар.
Улыбаюсь на твои слова. Мне все еще приятно слышать похвалу, тем более – из твоих уст. Я всегда старался быть реалистом, я всегда трезво оценивал свои силы и возможности. И сейчас я понимаю, что ты прав. Но превосхожу не я себя, это все она – эта мелодия, мотив которой так прочно врезался в сознание, что даже когда струны смолкают, я продолжаю слышать ее.

- Чего бы тебе сейчас хотелось больше всего, Хи-тян?

Больше всего мне сейчас хотелось бы обнять тебя еще крепче. Мне хотелось бы простоять вот так всю ночь, положив голову на твое плечо, чувствовать себя слабым, и впервые не стесняться этого. Больше всего мне хочется развернуть тебя к себе лицом, провести по губам языком, едва касаясь... Невесомо запечатлеть поцелуй в уголок рта, или нежно прихватить нижнюю губу.
Хочу поцеловать тебя.
Хочу, чтобы ты был рядом сегодня, и не отпускал.
Хочу кружиться с тобой в хороводе из разноцветных лепестков, закрыв глаза, и сцепив пальцы в замок с твоими.
Разворачиваю тебя к себе, провожу пальцем по губам, задержавшись на месте своего укуса, и тут же отдергиваю палец. Там не было ничего, ни грамма чувств, ни капли искренности. Прости меня за тот поцелуй, Ю. Я бы хотел, так хотел вернуть сейчас все назад. Или уж на худой конец – исправить.
Подаюсь к тебе, касаюсь твоих губ своими, именно так, как хотел – невесомо. Почти невинно, если бы в последний момент я не передумал, и не прижался бы крепче, осторожно проникая в твой рот, раздвигая языком нежные губы.
И все же поцелуй вышел необычный. Неуклюжий немного. Но я старался вложить в него много больше, чем в сотню искусных, но совершенно холодных поцелуев.
Смотрю в твои глаза – мои кофейно-карие в твои чайные. И улыбаюсь, слегка прикрыв веки.
- Я хочу полетать над этим городом, Ю. А ты?
Прочерчиваю пальцем дорожку по твоей скуле и по щеке. Затем убираю руку, приложив палец к своим губам.
А в глазах все полыхает, все мерцает золото.


* * *
От твоего поцелуя перекрывает дыхание. От твоих губ голова кружиться ещё больше.
Во всём этом сплетении красок твои глаза сейчас кажутся чёрными, глубокими, с ярким стальным блеском. Они завораживают и сводят с ума.
Медленно облизываю губы, ощущая как по спине проходит тёплая волна при воспоминании о твоём поцелуе.
Мали подходит к тебе сзади, обняв за шею и смотря на меня. И Я начинаю теряться от взглядов двух пар внимательных глаз. Любимых и самых близких. Родных и самых дорогих.
Как же интересно переплетаются сейчас события.
Но до восхода солнца осталось совсем не много. Скоро вся эта сказка исчезнет, затаится по тёмным углам от яркого солнца, чтоб сохранить себя до наступления новых сумерек.
- Я хочу к морю. - сжимаю коленями твои бёдра и откидываюсь назад, держась пальцами за подоконник. Откидываюсь назад, над городом, ощущая расправленные за спиной крылья.
Холодный до этого ветер кажется почти обжигающим, скользящим невесомо по коже. Глубоко вдыхаю этот воздух, ловя его губам.


* * *
Объятия Мали почти невесомые, мне даже не хочется сбрасывать ее руки. Хотя я не терпел, я всегда ненавидел, когда ко мне кто-нибудь прикасался. Может, ее прикосновения не вызывают во мне такого, потому что я понимаю, что она – в какой-то степени часть тебя. Общая кровь. И сейчас я чувствую не только твой пульс, не только твое сердце – но и ее.
Почти бесконтрольным движением наклоняю голову, коснувшись губами ее тонких пальцев. Чувствую, как Мали улыбается, горячее дыхание на мгновение касается моего уха.
А ты откидываешься назад, и теперь я вижу тебя лучше. Встрепанные волосы, в которые мне так хочется запустить пальцы, сомкнутые губы, изгиб которых опять притягивает меня. Но я боюсь снова что-то сделать не то, боюсь оттолкнуть тебя. Боюсь того Ю, который яростно тряс меня в гримерке, буквально вытрясывая душу, больно кусая за губы. Он, этот человек, настолько непохож на тебя теперешнего, что я даже слегка теряюсь. Смотрю на тебя и молчу.
Не знаю, сколько мы простояли так. Мне казалось, что очень долго, хотя возможно прошло всего несколько минут.
Наклоняюсь к тебе, тоже опершись руками о подоконник, кладу ладони по обе стороны от тебя, словно заключая в своеобразные объятия. Мали все еще обнимает меня, прижавшись щекой к шее. Мне приятно ее прикосновение... Ее дыхание на моей коже. Мои светлые пряди перемешиваются с ее темными, спадая двухцветным плащом, щекоча наши руки.
- Если ты хочешь к морю, ты там будешь. Если возьмешь меня с собой.
Подаюсь еще ближе, касаюсь носом твоего виска, вдыхая запах волос. И снова ласкаю губами твою кожу, просто касаясь. Просто чувствуя тебя, почти так же, с той же нежностью, что я чувствую музыку. Та мелодия родилась в моей душе только ради тебя. Я подарю ее тебе.
- Ты любишь ходить по берегу босиком, зарывая ноги во влажный песок, а, Ю?
Губы Мали дрогнули на моей шее в улыбке.


* * *
Закрываю глаза, и мне кажется, что сквозь оглушительный шум города, разрывающий толстую пелену тишины нашего мира, пробивается звук прибоя. Закрываю глаза и чётко вижу, как волны, блестя на солнце, накатываются одна на другую, разбиваются о песчаный берег в миллиарды белых пенистых пузырей.
Это завораживает. Это притягивает.
Необузданная стихия. Стихия, которая может в секунду уничтожить всё то, что с долгим трудом создавал человек. В моменты урагана море похоже на ревность. Такое же необъятное, так же чёрно-синее, почти чернильное, опасное, не оставляющее шансов на спасение.
Но ревность это только часть любви.
И на любовь море похоже в рассветные часы. Когда гладкая, почти зеркальная поверхность водной глади прозрачна, видны сквозь неё мириады цветных рыб, неведомых до селе никому, виден кристально-чистый песок, сложенный волнами по дну, по которому так приятно ступать и на ощупь он почти на бархат неба. Когда над всей этой лазурной красотой восходит медленно, почти осторожно ослепительное, горящее солнце, сочетающее в своём свете все тёплые цвета известной человечеству палитры красок.
- Я люблю строить из этого песка замки. Замки, которых никогда не существовало в природе, но они продолжают жить в моём подсознании, на уровне бессознательной памяти. - улыбаюсь уголками губ, чувствуя, как руки начинают уставать, но покидать этот рубеж между полётом и твёрдой землёй под ногами слишком не хочется.
Медленно сажусь, обняв тебя за талию.
Так странно. Такое не привычное общение. Почти робкое, почти невесомое, как будто сотканное из тончайшего кружева ручной работы.
Мали, всё так же обнимая тебя, водя пальцами по ключицам, тянется ко мне и целует в губы.


* * *
Хм, а это уже интересно... Кажется, за сегодняшние несколько часов я узнал о тебе больше, чем за все время до этого.
Странно видеть, как Мали целует тебя. Целует губы, так похожие на ее собственные, смотрит на лицо, столь сильно схожее со своим. А я смотрю со стороны, приложив палец к губам, и чуть улыбаюсь.
Она отстраняется, ты смотришь на меня, а я вижу, что взгляд у тебя мечтательный, наполненный чем-то, что я не могу оторваться.
Обнимаю Мали, притянув за талию к себе. Ее тело между нашими, очень близко, все трое – как единое целое. Запускаю пальцы в ее длинные волосы, и целую в губы, чувствуя на них вкус твоих губ. Потрясающее ощущение, и «странное» - это очень слабое слово, очень неточно передающее суть.
Интригующе. Пикантно. Чувственно.
Приоткрываю глаза, смотрю на тебя. Приподнимаю твое лицо за подбородок, и целую вновь, но уже не так, как до этого. Не просто касаясь губ, в этот раз вкладываю в поцелуй гораздо больше страсти, и так хочу, чтобы он дошел до самого сердца.
Ты кажешься мне сейчас невероятно близким, самым близким на свете. А Мали – ближе всех на свете тебе. При этом еще я тебе каким-то непостижимым, не поддающимся моему пониманию образом – я тебе тоже дорог. Забиваю в сотый раз в себе вопрос «почему?». Не знаю, даже сейчас не знаю, хочу ли услышать на него ответ.
Под хрустальным влиянием кокаина, мы, трое, воспринимаем реальность настолько искажено, настолько в иных красках, что кажется совершено нормальным и мой поцелуй, и поцелуй Мали, дарованный тебе... Какая тут уже разница, какие барьеры, если человек просто дорог? Если человек – самый близкий тебе, самый родной. Отгоняю от себя мысль, почему вдруг я оказался в той же цепочке близких тебе людей. И в этом я струсил, оступился единственный раз за эту волшебную, невозможную ночь. И виной всему – мое неверие. Прежде всего – в самого себя. Я все еще не могу поверить, что утром не вернутся все мои прежние мысли. Что я не совершу все прежние поступки, став снова прежним Хизаки, которого ты ненавидишь. А вот этот Хизаки так и останется узником ночного бдения.
Так недалеко и до раздвоения личности, знаешь, Ю?
Ты говоришь о море. Так прекрасно. И я слышу морской бриз, чувствую прохладу воды под ногами, вдыхаю воздух, насыщенный йодом и водорослями.
Склоняюсь к тебе, обвив руками, крепко прижавшись, чувствуя, что и ты тоже меня обнимаешь, водишь руками по моей спине.
- А давай поедем на море, Ю? Прямо завтра... Давай?
Если ты согласишься сейчас, если только ты сейчас согласишься, тогда я и правда поверю, что от прежнего Хизаки не осталось почти ничего. И когда над Токио поднимется солнце, он не станет снова главным, выходя на передний план, убивая меня, Настоящего.
Ты вытащил из самых дальних закоулков души меня настоящего. Как тебе удалось это, Ю? И почему именно тебе?


* * *
Хотел бы Я увидеть всё происходящее со стороны. Глазами иного человека. Того, кто не знает о существовании иных миров. Миров радужных, блестящих, пропитанных сладостью. Миров в которых слишком отчётливо слышится музыка из детской шкатулки, наполненной стеклянной, дешёвой бижутерией. Мелодия, под которую многие из нас засыпали не раз. А повзрослев, просыпались в холодном поту, слыша эти механические звуки колыбельной. Миров в которых на губах сохраняется вкус малинового сиропа, а во рту - вкус сладкой ваты, любимый с детства всеми и каждым.
Как жаль, что не возможно посмотреть на это другими глазами. Как жаль, что не возможно прочитать подобные мысли в головах сторонних наблюдателей, случайных прохожих.
Мали садиться рядом со мной на подоконник, свесив ноги на улицу, прикуривая, обняв одной рукой меня за талию. Наверно, сейчас, в эти самые минуты Я могу назвать себя самым счастливым человеком во вселенной. И пускай тот, кто скажет, что Я не прав первый получит камень с моей стороны.
Прижимаю тебя к себе, водя пальцами вдоль позвоночника.
- А зачем ждать до завтра? - улыбаюсь, уткнувшись тебе в шею, глубоко вдыхая твой запах. - Зачем откладывать на завтра то, что можно успеть сделать сейчас? Попасть на море к рассвету? - касаюсь губами горячей кожи, чувствуя, как ты вздрагиваешь от этих прикосновений.


* * *
Прижимаюсь к тебе, легко поцеловав мочку уха.
- Ты тронулся, Ю? До рассвета два часа... Мы не успеем по-любому.
Мали смеется, прижавшись к тебе с другой стороны, ласково водя рукой по твоей спине. Ловлю ее руку, прижав к своим губам, легонько целую раскрытую ладонь.
- А впрочем, знаешь... Это даже интересно. Я на машине.
Резко тяну тебя к себе, чуть было не свалившись на пол – перед глазами все еще плывут цветные круги, комната кажется выдутой в причудливую форму из цветного стекла. Иллюзия классического модерна во всем его великолепии, во всем блеске неонового.
- И твою прекрасную сестру мы тоже захватим, правда?
Не помню, как мы спускались по лестнице. Помню лишь смех Мали и твои губы на своей шее – мы спускались обнявшись.
Сейчас я впервые чувствую себя ребенком, вырвавшимся на волю и пожелавшим совершить восхитительную, совершенно непроизвольную глупость. И от этого так легко, так свободно, как никогда – НИКОГДА такого не чувствовал. Черт побери, я просто ощущаю, как моя кровь бурлит в венах, как все дальше и дальше уходит куда-то в темноту Хизаки-сама. Кукловод, так отчаянно пытающийся подвесить на веревочки весь мир. Пожелавший себе куколку на ночь, куколку, которая неожиданно дала такой мощный отпор. Хизаки, тот Хизаки наверное умер. Или я сейчас, в это самое мгновение добиваю его, крепко сжимая в своей руке твою ладонь, а в другой – тонкие пальцы Мали. Сейчас я вдруг вспоминаю один не такой уж старый фильм с занятным сюжетом. А ведь и в самом деле – как похоже.
Ты плюхаешься на сиденье рядом со мной, Мали усаживается назад, перегнувшись к тебе и обвив руками за шею, лукаво глядя на меня. Красивая... У вас так похожи глаза – чайные, сияющие. Прекрасные. Протягиваю руку, погладив твою сестру по волосам. Наклоняюсь к тебе, быстро поцеловав в губы, просто коснувшись, лишь слегка задев языком.
- Ю, ты видел «Мечтателей»?
Завожу мотор, резко повернув ключ с забавным болтающимся на нем брелком.
Хизаки-сама растворяется где-то в дымке предрассветного неба, а перед глазами все так же кружат вальс цветные пляшущие человечки и голова кажется совсем легкой... Невесомой.


* * *
Небо над горизонтом уже окрасилось в бледно-розовый цвет, а над Токио такой туман, будто влажность зашкаливает слишком высоко. Вдыхая такой воздух, ощущаешь, как это свежесть, да-да, именно свежесть, не свойственная токийским улицам в дневные часы, обволакивает изнутри.
Цветные брызги, столь долго мерцающие перед глазами, остались где-то там, на пути от моей квартиры до твоей машины. Сейчас лишь самые чистые цвета, постельные, бледные, полупрозрачные. И всё вокруг кажется хрустальным, вот дотронешься случайно до камня на мостовой или ветки дерева - и пойдёт цепная реакция. Тысячами хрустальных колокольчиков в воздухе.
- Нет, не видел.
Наблюдаю за сестрой в зеркало заднего вида, как она ложиться на сиденье, выводя в воздухе пальцами какие-то известные только ей иероглифы. А фонари на трассе ещё не погасли, их свет сливается в одно целое с небом, с медленно оживающим солнцем, с городом и туманом. Они хороводом проносятся за окном машины, бросая тени на лицо сестры, золотыми искрами проникая под кожу на руках, светясь изнутри.
Открываю окно, впуская холодный утренний воздух в салон машины и закуриваю, наблюдая, как голубоватый дым сигареты тает где-то среди мерцающего тумана, попадающего в салон вместе с воздухом улицы. Украдкой посматриваю на тебя, каким-то краем сознания постепенно понимая, что эффект наркотика пройдёт, как только последний, самый нижний луч солнца добавит последний штрих в утреннюю картину нового дня. И мне страшно.
Только в таком состоянии все эмоции - как на ладони. Все эмоции настоящие, сильные, каждая со своим вкусом, каждая со своим отголоском. И этот страх тонкой шёлковой ниткой медленно расползается по телу от самого сердца, и к моменту, как Я выбрасываю окурок за окно и он сверкающей красно-жёлтой точкой тает на грани асфальта и тумана, страх успевает подступить к кончикам пальцев, ледяным вновь, почти не чувствующих прикосновений к обивке салона, и к горлу, постепенно затягиваясь на нём узлом, обматывая раз за разом, сильнее стягиваясь, режа кожу изнутри.
Сейчас эти удушающие приступы кашля выглядят для меня как этот самый страх, они подпитываются этой энергией, а мне бороться с ними не представляется никакой возможности.
Отворачиваюсь от тебя, уткнувшись лицом в руки, почти сворачиваясь клубочком на сидении машины, старательно забиваясь в угол с какой-то детской наивностью, что так меня не найдут, не увидят и не услышат. Пытаюсь заставить себя перебороть подкатывающие раз за разом душащие позывы, но это не в моих силах.
Слышу, как Мали зашевелилась на заднем сидении, бросая свою любимую фразу:
- Аники, курить надо меньше. Послушай меня. Я уже говорила, что твой кашель стал пугать меня в последнее время всё больше?


* * *
Смотрю перед собой, на сизо-черное полотно трассы, уходящее вдаль перспективой и даже не сразу слышу, не сразу чувствую, но каким-то краем сознания понимаю – что-то не так. Что-то пошло не так.
Краем уха выхватываю фразу Мали, ее голос звучит слегка сдавленно и приглушенно. Резко перевожу взгляд на тебя, замечая, что ты сжался в комок, отодвигаясь от меня как можно дальше.
- Что с тобой?
Хочу прикоснуться, хочу немедленно развернуть тебя к себе. Но даже сейчас понимаю, что нельзя. Что надо остановить машину, надо непременно узнать, что с тобой... Но почему-то я несусь вперед все так же, а машина с жутким свистом куда-то летит, и скорость на спидометре медленно ползет к отметке 160.
Нет-нет-нет, нельзя. Нельзя так. Но насколько велико это желание. Желание скорости... И опять в ушах звенит та самая мелодия, воспаряя куда-то вверх и унося меня туда же.
А гитару я оставил у тебя.
Все же резко торможу на обочине, едва не впечатавшись в лобовое стекло лицом. Ты сидишь все так же, отвернувшись от меня, скрючившись на сидении.
И тут вдруг сквозь пелену звуков продирается кашель. Сухой изматывающий кашель. И так странно царапает что-то внутри...
- Ю-тян?
Легко касаюсь твоего плеча, чувствуя, как ты вздрогнул от прикосновения.
Как глупо сейчас спросить, все ли хорошо... Потому что я и сам вижу, что совсем даже не хорошо.
Поворачиваю голову, глядя на горизонт. Предметы размыты и реальность кажется детским рисунком, на который пролили стаканчик окрашенной акварелью воды.
Снова кладу руку тебе на плечо, сжимаю пальцы чуть сильнее.
- Что с тобой происходит, а? Может, не стоит... уезжать так далеко от города?
...А до побережья не более 20 километров.


* * *
Постепенно, посекундно заставляю себя дышать. Дышать так, как нужно, а не через не могу, давясь кашлем.
Мотаю головой, мягко убрав твою руку с плеча, сажусь, выпрямив спину, проводя руками по лицу.
- Всё хорошо. И город тут не при чём. - улыбаюсь уголками губ, смотря на тебя из-под чёлки. - Каждый из нас троих будет жалеть, если сегодня мы не сделаем всё, как хотели.
Раздаётся щелчок зажигалки, и Мали выпускает дым в потолок салона.
- Хи-тян, это уже его нормально состояние. - Она усмехается, делая очередную затяжку. - Если Я скажу: "Не беспокойся, с ним всё хорошо" - по меньшей мере, это будет глупо. - Ещё затяжка и облако дыма в потолок. - Поэтому просто не обращай внимания. Сейчас. - Я вижу, как она улыбается, закрыв глаза рукой, держа сигарету навесу, и киваю тебе в подтверждение её слов.
Дорога совсем пустая, со звенящей тишиной вокруг. Не привычное ощущение, почти давно забытое. И кажется, что эта тишина начинает проникать внутрь тела, разливаясь по нему холодным азотом. Но этот страх, страх окончания действия кокаина, страх окончания действия _тебя_, он никуда не уходит, вступая в борьбу с этой тишиной.
- Хизаки, поехали. - кошусь на тебя, облизав пересохшие губы.


* * *
Может, сейчас я совершаю ошибку? Непоправимую ошибку? Может, стоит настоять и развернуть машину, вернувшись в город?
Мне не понравился твой кашель, совсем не понравился. И это осознание, как мощная встряска, слегка привело меня в чувство. Мир вокруг стал более отчетливым, и более отчетливым стало твое лицо перед моими глазами. Прикрыв веки, ты откинул голову на сиденье.
Ну, что ж... И в самом деле, будет обидно, если мы свернем с пути, когда осталось-то всего-ничего. И даже солнце еще не встало. Может, мы успеем.
Отвожу с твоего лица прядь волос, погладив по щеке. Мне почему-то кажется, что ты спишь сейчас, а я так боюсь потревожить твой сон.
Как я мог когда-то причинять тебе боль? Как можно было. Непременно нужно запомнить этот день и пометить его в календаре. Пожалуй, самый длинный и самый насыщенный день в моей жизни.
...Притормозив на песчаной дороге, вылезаю их машины, глядя на тонкую кромку, где полоска света на горизонте сливается с морем, уходя в небо.
- Ю, а ведь не лето все же.
Чувствую, как тело покрывается мурашками от порывов холодного ветра. Ежусь, кутаясь в пальто, кое-как наброшенное на плечи.
А до рассвета – не более двух минут.
- Иди сюда.
Протягиваю тебе руку, легонько дернув к себе, утыкаюсь лбом тебе в шею, чуть повернув голову и наблюдая сквозь полуопущенные веки за медленно, но как-то стремительно розовеющим небом. Вытягиваю палец в сторону горизонта.
- Вот сейчас. Еще минута, и оно вырвется. Знаешь, из окна самолета солнце поднимается совсем не так. Оно не всплывает. Оно выстреливает... Но если приглядеться, то эту секунду, когда оно появляется, можно увидеть и с земли.
Прижимаюсь к тебе крепче, обвив одной рукой за талию, и неожиданно чувствую руку Мали. Отклонившись немного назад вижу, что она обняла тебя с другой стороны, так же прижавшись к плечу.
Как я жду рассвета. Как я боюсь рассвета. Боюсь, что с первыми лучами сказка рассеется как дым, боюсь, что кокаиновый дурман, алмазной пылью запорошивший сознание слетит прочь, оставив опять только Хизаки-кукловода. Не хочу им быть. Хочу плюнуть хоть раз в жизни, поступиться со своими принципами, и отбросить их, как ненужную вещь. Вот так вот – запросто. Вдруг получится, Ю?
Касаюсь твоего подбородка указательным пальцем, и уже не чувствую пронизывающего весеннего ветра. Чувствую только твое тепло и слышу размеренные удары сердца в грудной клетке.
Три, два, один.
Пуск.
...И кажется, солнце выстрелило именно так – как из окна самолета.


* * *
Два сердца. Два самых дорогих сердца, бьющихся в унисон с твоим. И тепло одно на троих. Кажется, что даже воздух один на всех. И в мире в эту секунду, когда яркая вспышка взошедшего солнца, ослепила, отражаясь от воды, не осталось никого. Никого кроме нас. Мягко касаюсь губами виска Мали; щурясь от солнца, провожу кончиками пальцев по твоей щеке, выскальзывая из ваших объятий.
Подхожу к кромке воды так, что постепенно набирающие силу мелкие волны, касаются носков кроссовок.
Сегодня будет прилив.
Сейчас мне хочется слиться в едино с этим утренним светом, с заново родившемся солнцем. На море оно совсем иное, нежели, когда ты наблюдаешь рассвет из окна своей квартиры или лёжа на крыше высотного дома.
Запускаю руки в карманы джинс, неотрывно смотря, как солнце поднимается всё выше и выше над горизонтом.
Сегодня будет тяжёлый день. Сейчас будет слишком утомительная дорога домой.
Как только последний луч выскользнул из-за горизонта, именно в тот момент, когда Я мягко выскользнул из ваших объятий, Я понял, что в жизни всё равно ничего не меняется. И как по взмаху волшебной палочки слабо теплящаяся жизнь кокаина в крови угасла. Ещё немного, и по вискам застучат молоточки, разливая неприятную боль по телу, ещё немного, и состояние организма окончательно придёт в свою норму. Норму, которая мне слишком противно.
Ещё немного и всё вновь встанет на круги своя.
Но, знаешь, что бы не случилось теперь, Я навсегда запомню эту ночь. Она ярким отпечатком останется в моей памяти. И пускай картинки её не такие чёткие, как хотелось бы, но Я смог в этот раз вынести из того мира вкус и краски. Теперь они будут храниться под тяжёлым замком. А в следующий раз на момент моего возвращения в Мой Мир, Я заберу их с собой, сделав ещё более совершенными, яркими и чистыми.
Оборачиваюсь к вам. Мали уже вернулась в салон машины, и Я знаю, что сейчас она будет тихо дремать на заднем сидении. Если Я с чистой совестью и могу забить на сегодняшний сбор группы, то она избавиться от своей работы не сможет никак. И Я понимаю, что нам необходимо вернуться в город хотя бы за полчаса до того, как она должна быть в офисе.
Ты стоишь у машины, прислонившись спиной к ней, изучая взглядом песок под ногами и куря.
Я знаю, что действие кокаина вас двоих уже тоже покинуло. Только вот, знаешь, Мали-то... она привычная. А вот ты...
Медленно подхожу к машине, так же изучая мелкий песок под ногами, уже сейчас чувствуя, как усталость после тяжёлого дня и бессонной ночи, даёт о себе знать.

* * *
Первые лучи солнца разрывают неоновую реальность в клочья. И вместе с ними выползает махровый эгоист, гребаный лидер с замашками Господа Всемогущего. Иначе как объяснить мое поведение сейчас? Иначе как объяснить, почему я угрюмо забиваюсь в угол пассажирского сиденья, не глядя на тебя. А какая-то наглухо запертая частичка души рвется, скребет ногтями, кричит изо всех сил, чтобы я немедленно обнял тебя, перегнувшись вперед, немедленно коснулся губами шеи, легко-легко… Но проклятый дух противоречия опять все ломает, и я не двигаюсь ни на сантиметр ближе к тебе.
Знаешь… Знаешь, наверное, все будет так же, как и было. С одной маленькой разницей. Я больше никогда не позволю себе повышать на тебя голос. Задевать тебя. Делать тебе больно.
Почему?..
Голова трещит адски, и я понимаю, что о репетиции и речи быть не может. Вспомнив о сорванном накануне выступлении, и вовсе опускаю голову на руки, дрожащими пальцами проводя по глазам. Черт… надо что-то с этим сделать, и быстро.
Смотрю на твои руки на руле, и четко сознаю, что ломать сегодня будет не меня одного. Просто удивительно, а сестре-то твоей сегодня на работу, в отличие от нас.
- Останови в центре. Езжай на моей машине, я до дома на такси доберусь.
И снова я говорю это только чтобы доказать самому себе, что не все так плохо. Что это, черт побери, было уже, и не раз. И куда хуже. И что сил добраться до дома самому у меня хватит, несмотря ни на что.
Коротко киваешь, и почти не выдаешь себя ничем, разве что одним неосторожным взглядом в зеркало заднего вида. А я тут же ловлю его в плен своих глаз.
- Такая странная ночь, Юичи. Наверное, я узнал о тебе много нового…
Наверное, мне понравилось твоя реальность. Твое сумасшедше-яркое восприятие мира, эти выдранные из книг страницы, сквозняк, мартини, и твои встрепанные волосы. И светлая кожа в расстегнутом вороте рубашки… Так, а это уже лишнее.
- Собираемся как обычно? - выглядываешь в окно, когда я уже собираюсь перейти улицу по светофору. Солнце кажется чрезмерно ярким, и даже очки не спасают. Щурюсь, поставив ладонь козырьком.
- Нет. Выходной сегодня. Я сам всем позвоню.
«Не обольщайтесь, лидер просто хочет выспаться» - трижды в донельзя удивленную телефонную трубку. Потоки машин грохочут по обе стороны от меня, а мне просто руки раскинуть хочется, и полететь. Как в твоем мире, который, к сожалению бывает лишь ночью. Да и попаду я еще туда?
…Добравшись до дома только через полтора часа и наскоро приняв душ, я вспоминаю, что оставил у тебя гитару. И впервые за последние сутки мне хочется что-нибудь разбить.
Прикуриваю, отмечая, что пальцы дрожать стали сильнее, и набираю твой номер. Потом набираю еще раз. И еще. Пока не понимаю, что ты спишь слишком крепко, чтобы услышать мой звонок.
Я позвоню позже. Ты ж никуда не денешься, верно? Я позже… позвоню.

С того дня так оно и повелось. Первый раз я приехал по твоему приглашению, второй – без приглашения, а третий… Третий просто так. Просто однажды я позвонил тебе и сказал, что снова хочу в тот неоново-синий мир, в тот анриал, мини-каникулы, если хотите, когда из тени оконной рамы на полу выходит другой Хизаки. И тот, другой – любит тебя, Ю. Любит и любим.
Ты ждешь этих встреч по ночам три раза в неделю, словно свидания. И мне кажется, в скором времени они будут происходить куда чаще, потому что я уж не могу без твоей реальности. Так же, как ты не можешь без меня и кокаина.
Или это все одно?

back