ПОВ Дайске
Останавливаюсь, и, приваливаясь к заляпанной стене невзрачного переулка, с трудом восстанавливаю дыхание. Ноги ломит с непривычки – я давно уже не совершал таких пробегов. Видимо два километра без остановок – это всё-таки слишком для меня. Устало опускаюсь на какой-то гнилой ящик, не ясно откуда здесь взявшийся. Взгляд упирается в темноту, стараюсь не реагировать на заново разрастающуюся боль в сердце. Почему заново? Да лишь только потому, что мне понадобилось чуть больше двух лет, чтобы залечить раны в столь чувствительном месте. Чуть больше двух лет мне пон6адобилось, чтобы забыть ТЕБЯ…
Твой невероятно-любимый образ, некогда выжженный словно раскаленным железом на моей нежной душе, за долгое время постепенно заживал. Ничто не напоминало мне о тебе за эти годы, позволяя остаться в моей душе лишь практически забытыми светлыми воспоминаниями о том счастливом времени, когда я не знал, что такое боль и слезы.
И вот, сейчас, когда я уже практически излечился от этой «болезни», я вдруг увидел тебя. Из далека, в толпе, но я сразу узнал неизменный светлый шухер жестких волос и с огромным количеством пирсинга лицо. ТЫ ШЁЛ ПО УЛИЦЕ, СМОТРЯ ПРЯМО ПЕРЕД СОБОЙ И, ВИДИМО, О ЧЕМ ТО РАЗМЫШЛЯЯ, А Я ЗАСТЫЛ. Словно парализованный. Стеклянна бутылка пива выпала из ослабевшей, сильно трясущейся, словно вообще не моей ладони. Всё для меня было словно в замедленной съемке. Раз: Бутылка делает кувырок – раскрывается старая рана на сердце. Два: из незакрытого горлышка выплескивается пенная жидкость – из раны начинает непрерывным потоком тягучим потоком хлестать кровь, омывая сознание. Три: бутылка сталкивается с холодным асфальтом и разлетается на множество осколков – годами восстанавливаемая баррикада в душе рушится под натиском вновь забурливших эмоций. Единственное, чего я хочу – закричать, громко, чтобы услышали все в это гребаном неправильном мире. Хотя нет… Я хочу, чтобы услышал ты – остальные неважны. Ловлю на себе несколько привлеченных громким хлопком разбившегося стекла взглядов. Сердце ухает куда-то и мне кажется, что я слышу, как трещат мои ребра, когда замечаю и твои удивленные, невероятно-голубые глаза. Там промелькнула надежда, или мне показалось? Не знаю. Вместо того, чтобы наконец сказать тебе самое важное – я убегаю. Снова. Как и два года назад.
Я трус. Я это знаю. И видимо, ещё и мазохист, раз так себя мучая. Подсознательно я понимаю, что это не так. Я просто пытаюсь наказать себя за всю ту боль, что я причинил Тебе. Я хочу умереть… Перед глазами темнеет, и, чувствуя подступающие слезы, закрываю лицо руками. Почему-то так не кстати вспоминается твой голос: громкий и жизнерадостный при разговоре; слегка хриплый, источающий страсть, когда мы занимались любовью; мягкий и нежный, когда ты шептал мне разные приятные глупости на ухо, лаская своим дыханием. Сквозь приоткрытые веки в глаз попадает прядка ярко-красных волос. Когда-то ты любил ворошить их своими осторожными руками, говоря. Что тебя безумно привлекает красный и у меня просто не хватило смелости их перекрасить. «Господи, позволь мне умереть» - исступленно шепчу одними губами, солеными из-за непрекращающихся слез. Свинцовая тяжесть разливается по моему ослабленному телу. Вяло радуюсь, что это скорее всего долгожданный конец.
Наверное, это всего лишь мираж: знакомые руки осторожно подхватывают моё соскальзывающее в грязь тело. Наверное, это всего лишь мираж: мягкие пальцы аккуратно стирают каждую слезинку с моего холодного лица. Наверное, это всего лишь мираж… Тяжесть уступает место легкости. Неужели я попал в рай и АНГЕЛ с таким родным голосом шепчет: «Милый мой, Дайске, любимый… Какой же ты глупый…» Плевать где я. Слабыми руками обнимаю в ответ и хрипло выдыхаю: «я люблю тебя, Кё… Прости…» Слышу твой тихий смех. Ты целуешь меня, нежно, как и раньше. А я больше не хочу умирать. Я просто хочу быть счастливым, с тобой, Кё.
Прижимаюсь теснее и отвечаю на поцелуй, отдаваясь весь, без остатка. Одновременно проносятся наши с тобой мысли:
«Не отпускай меня, Кё…»
«Не отпущу, любимый. Обещаю…»

back