For Selia-chan


- А к нам кто-то поднимается.
Джисус с улыбкой заходит в комнату, где я смотрю телевизор, лежа на диване. Домашняя картина, правда? Уверен, вы не знаете меня таким, и даже не представляете, что да – очень внезапно я тоже могу смотреть музыкальные каналы с американской попсой.
- Да уж, слышал. И как у нас сегодня настроение?
- Судя по тому, что огрызнулись на домофон – аховое.
- Тогда ты встречай.
Мизансцена – двухкомнатная квартира в спальном районе Токио, восемь вечера, мерный гул телеканала и бардак в кухне. Но буквально через тридцать секунд я выключу телевизор, сяду и вспомню, что не смыл начатый полчаса назад грим, от нечего делать красующийся на левом глазу.
Когда я был маленький, мои рисунки и всяческие почеркушки покоились в бесчисленных папках где-то в недрах стола, где положено было бы быть тетрадкам по алгебре и физике. Сейчас я использую другой материал и другие краски, да и рисунки выходят живописнее. На себе рисовать очень увлекательно, держу пари, вы бы не узнали меня, просто столкнувшись в метро часа в четыре дня в среду.
С секунды на секунду истекут последние мирные мгновения этого вечера, потому что сейчас в районе приблизительно третьего этажа в мою скромную обитель спешит чудовище, одним своим появлением заставляющее Спокойствие полететь к черту. А еще вызывающее где-то внутри буйную, безудержную радость.
Вы, наверное, понимаете, что на самом деле раздвоение личности – очень сложный процесс, случающийся не сразу и не вдруг, а требующий достаточно длительного времени? Иными словами, когда о ком-то говорят: «Вы знаете, этот парень шизик, в нем уживаются две сути» - это очень сильно грешит против истины. Селия, в эту самую минуту, должно быть, уже поднимающий руку, чтобы постучать в мою дверь – не шизик и не сумасшедший. Он просто Гений, а гениям позволительны маленькие слабости.
Я мог бы очень долго рассказывать вам о Селии, но проблема в том, что даже я до конца не изучил его, хотя он утверждает, что только я знаю его досконально. Поэтому оставляю вам квест самим придумать романтического героя в этом человеке, я же укажу только суть.
Проснувшийся поздним утром Селия Солнечный остается таковым, даже если утро пасмурное или идет дождь. Просто утро – едва ли не единственное время суток, когда можно без страха за свою жизнь сделать и сказать ему все что хочется, и не напороться на что-нибудь острое, типа когтей, прячущихся в обманчиво мягких лапках.
Селия Восторженный очень быстро перевоплощается в Селию Бешенного, если, не дай бог, что-то или кто-то выведет его из равновесия. Это может быть что угодно – не готовые декорации, косой взгляд, резкое слово, слишком холодная или слишком теплая минералка, или же пятнышко на платье.
Селия Упрямый ничего не хочет понимать. Гнет линию до упора, пока сам, обалдев, не заметит, что убедил мир в своей правоте. Спорить бесполезно, можно лишь, усмехнувшись, обнять, потрепав как кошку за подбородок, и чмокнуть в щеку, с известными словами о взятии измором.
Нет-нет, только, пожалуйста, не надо думать, будто мы любовники. Даже если иногда мы и спим вместе, в одной постели и под одним одеялом. Даже если иногда он целует меня не совсем дружеским поцелуем, пожалуйста, не надо думать, будто что-то эдакое между нами есть. Порой мне вообще начинает казаться, что ему гораздо интереснее мой парень, нежели я. Но я-то знаю, что Джисус никогда не станет для Сели чем-то большим, чем я.
И знаете, мне бы и в голову никогда не пришло называть его по имени этим истинно французским сокращением, если бы я не услышал однажды, что именно так называет его Адриан. Селия – это слишком по-женски. Сел – уже откровенно по-мужски. А Сели – промежуточная станция, хрупкий мостик между мужчиной и женщиной, и вы ведь согласитесь со мной, что вполне заслужено? Иногда я сам не знаю, кого мне больше хочется в нем видеть и кого мне хочется в принципе: парня или девушку. Вы, разумеется, удивитесь, ведь вы же думаете, что все обо мне знаете. И, наверное, я зря говорю это, но точно уж никто из вас не знает, что мне тоже могут нравиться женщины. Просто это сложно объяснить, да и смысла особого нет, но вкратце… Ценя в человеке какие-то качества, поневоле полюбишь его, больше добавить нечего.
Селия – моя персональная проблема номер один. Проблемно в нем все: его вкусы и привычки, противоречащие моим, но вызывающие тайное восхищение; манера поведения, чуждая во всех отношениях. Кажется, что он ничего и никого не боится. Остается на публике белой и пушистой кошечкой, на самом же деле являясь злейшей пантерой с отвратительным, царапучим характером. Там, где я промолчу – Сел непременно зацепится, рискуя положением, отношением к себе и, наконец, собственными нервами. Говорят, что вспыльчивые и нервные быстро остывают, но это не тот случай. Селия может кипеть долго и грозно, плюясь ядом, но ровно до того момента, пока не погладишь его по волосам, бросив какую-нибудь глупость, ровно настолько бессмысленную, чтобы дать понять, что ты - рядом. Вот тогда он успокаивается на диво быстро, буквально со скоростью хамелеона меняя выражение лица, слова в разговоре, саму тему… А в глазах-то все равно остается лихорадочный блеск, заглушить который можно лишь одним, а вернее, двумя способами, но об этом позже.
- Я думал, Богу душу отдам, пока до вас доберусь… - Бесцеремонно топоча платформами, он крутится в маленьком коридорчике, сунув в руки Джисусу свой шарф. В Токио неожиданная оттепель, снег сошел, а он все шарф носит.
- Бога всуе не поминай, а? – Убирая шарф на вешалку, в тон ему отвечает Джи, обнимая со спины за плечи. – Здравствуй...
- Ой, опять забыл, что для меня он лишь тот-кого-нельзя-назвать-по-имени. – И разом, будто другому человеку отвечая, даже голос меняется. – Я очень рад тебя видеть…
Стою в дверном проеме, скрестив руки на груди, и вежливо слушаю этот милый диалог, мучая коврик в прихожей, пиная его носком ноги.
- Извините, что мешаю вашему интиму…
- Не ревнуй, Сис!
Нет, что вы, я не ревную. Я просто тоже соскучился.
- Ты похож на лиса. – Подцепив мое лицо за подбородок, Сели приподнимает его к себе, внимательно разглядывая едва начатый эксперимент с макияжем. – Джис, почему ты его не умоешь?
- А зачем?
Очень непосредственно, будто я дитя им малое.
И снова разительный контраст. Джи спокойнее и увереннее в себе, чем я. Селия уверен в себе больше всего вместе взятого населения Японии. Получается, что на фоне этих двоих я и правда ребенок, нуждающийся в постоянной опеке. Но тогда почему они оба приходят ко мне, как к кому-то более сильному, спокойному, рассудительному?
Садясь прямо на пол, Сел по-турецки опирается о собственные колени ладонями, пару минут выжидательно глядя на меня.
- Какого черта ты сегодня заткнулся, а?
- Мы, кажется, уже все обсудили…
- Нет. Ты обсудил! Ты! Я просто не понимаю тебя…
Позвольте представить, а вот это – Селия в Бешенстве. Он достаточно опасный экземпляр, следует проявлять благоразумие и не приближаться ближе, чем на пару шагов. Задевать, спорить, да и в принципе говорить что-то в ответ строго не рекомендуется.
Но есть исключения из этого кодекса поведения. Исключение – я.
Вот сейчас он красноречиво убеждает меня в наличии весомой проблемы. Проблема состоит в уплотнении графика предстоящего тура, всего-навсего в том, что в течение месяца мы оба будем на положении узников Бухенвальда у его Величества. Величество, надо признать, сегодня натерпелось от Селии Бешеного, ей-богу, даже жалко стало.
- Ну? Ну, чего ты молчишь?! Джи, скажи ему!
- Говорю. Сис, чего ты молчишь? – Джисус чуть улыбается, не выдержав, подперев ладонями подбородок.
- Да ну вас…
И по новой. Если бы я только знал, чем закончится моя попытка вставить слово сегодня на собрании, тут же достаточно нецензурно пресеченная Ки-саном, вовек бы рта не раскрыл. И Селу бы не дал. А то полюбуйтесь – проблема выросла до планетарного масштаба, всего-то из-за того, что кому-то просто велели сесть и заткнуться.
Я знаю, я понимаю, что вот так он себя ведет исключительно потому что любит меня и я ему дорог. Не думайте, что не понимаю. Но ведь у меня же есть и свои соображения на сей счет. А говорить сейчас что-то вроде: «О! Сел, мне так радостно, что ты за меня заступаешься!» - глупо. Глупее не придумаешь.
- Ну, все-все… - Добродушно тянет Джи, развалившись в кресле, вяло перебирая длинными пальцами нитку жемчуга на шее. Кстати, я никогда не мог понять, что у него за страсть к жемчугу. – Прекрати кричать как потерпевший, соседи скоро сбегутся.
- Вы просто глупые дети! И идиоты к тому же! Ты… - Тонкий палец с перстнем безапелляционно указывает на меня, - …особенно!
- Сдаюсь.
Шутливо подняв руки, сажусь с ним рядом, положив голову на плечо, чувствуя, как злая кошка мгновенно затихает, прекращая шипеть, прислушиваясь, верно, к ощущениям внутри себя. И заводит вновь, но гораздо тише. Он уже устал бороться и пытаться убедить нас, что произошел локальный Апокалипсис, а мы не заметили.
- Нельзя, нельзя так с людьми разговаривать, а эта скотина невоспитанная будто бы всем нам хозяин…
- Ну, он и есть хозяин, скажешь – нет?
- Не мне. И не тебе.
Джис не выдерживает первым, покинув общество и отправляясь в кухню – греметь стаканами. Звучит глупо, но почему-то когда он готовит чай, стаканы из французского стекла в его руках всегда гремят как в кузнице. Кстати, это Селия их нам подарил, уже не помню по какому поводу, а может, и без него. Не набор комплектом, а именно три штуки разного цвета – так на него похоже. Для меня - зеленая. Для Джи – синяя. Для него – сиреневая. Себя ведь тоже не забыл, угадывая наперед, что чай будет пить только у меня дома и только втроем.
- Успокаивайся, детка.
Густой запах джезвы над кружками, ритуальный танец тонких белых пальцев – я готов часами любоваться, как Джисус готовит чай, по всем законам церемонии чаепития, в конце добавляя шепотку корицы и листочек мяты. Сел тоже отвлекается от собственных умозаключений, с удовольствием принюхиваясь к чашке, словно разомлевшая в тепле домашняя кошка.
Джи, определенно, укротитель.
- Чем сегодня займемся? – Устроившись в кружок, а правильнее сказать, в равнобедренный треугольник, мы выбираем сценарий грядущему вечеру. Селия Домашний сейчас в силу состояния готов на что угодно: хоть по бутылкам из рогатки стрелять, хоть подушками драться. Впрочем, валяться на полу без дела, через раз отпуская шуточки и смеясь сам с собой – тоже не самое худшее времяпровождение.
Но не сегодня. Сегодня будет немножко особенный вечер.
Не успеваю подумать, как с языка срывается опрометчивое желание. Может, это все джезва виновата или душица, или еще какие развязывающие волю чайные травы? Мне есть, кого обвинить.
- Пойдемте сидеть на крыше.
Я не предлагаю. Я просто говорю.
Джисус с искоркой слабого интереса смотрит на меня, изящно полулежа на диванной подушке, вытянув ноги на ковре и склонив голову на бок.
Сели приподнимается на локте, притянув к себе чашку, жмурясь, вдыхая убаюкивающий аромат мелиссы.
А я чувствую, как на каком-то клеточном уровне пробежал слабый разряд, сообщившись с каждым нервом, и уже заранее получив согласие всех троих.
- У вас крыша максимум котов выдерживает. Я не хочу погибнуть бесславно среди кучи шифера. – Сели не говорит, он именно фыркает это, точно тот самый недовольный кот, проживающий на крыше.
- Значит, тебя как раз выдержит. – Улыбнувшись уголками губ, я уже знаю, что стоит начать беззлобно подтрунивать над ним, и он согласится с третьей космической скоростью.
- А чердаки заперты. И ключи в такое время суток нам никто не даст. – Замечает Джи, и все потому, что чувство справедливости не дает ему беззаботно помечтать о грядущем.
- Джис, ты кайфоломщик… - Досадливо тяну я, пихнув его в бок.
- Я реалист.
- Вы оба балбесы. – Снисходительно бросает Селия Великолепный – еще один вид, совсем забыл упомянуть, но это что-то вроде стремления безраздельно править всем миром. Он встает, допив разом остатки чая, прохаживаясь туда-сюда по комнате и прибирая раскиданные вещи, шепотом ругаясь под нос, что в этом доме жить нельзя. А мы с Джи, довольно лежим возле дивана, и наблюдаем, как Сели переодевается в мою футболку, заботливо складывая вязаный кардиган, кладя на валик кресла. И в этот момент я точно знаю что да, мы пойдем на крышу.

…- Ну, все, господа, здравствуйте – приплыли?
Для верности подцепив замок кончиками пальцев, наклоняюсь над перилами, глядя вниз на подъездный лестничный марш, чувствуя как кружится голова от небольшой, но высоты.
Джи хмыкает, поправляя на шее шарф Селии, который тот любезно ему одолжил на вечер. Джис до неприличия легко простужается, и Сел, зная о его слабом здоровье, даже словом не возразил против использования детали своего гардероба.
- Я могу открыть этот замок гвоздем. – Неожиданно говорит он, оглядываясь и замечая в стене под потолком кусок ржавой проволоки, пытается его вытащить, дергая так, что сыплется штукатурка.
- Развалишь жилище, Сел, где у нас Фокс жить будет?
- Да его и разваливать не нужно, само рассыплется…
- Поражаюсь твоему любящему сердцу.
Они пикируют беззлобно, как-то даже изыскано. Мне доставляет удовольствие смотреть на них и просто слушать, не вмешиваясь в разговор, по-своему мечтая сейчас. Темное обаяние Джисуса и яркая красота Селии вместе кажутся мне единственно возможным синтезом - только когда мы вот так втроем, я чувствую, что могу быть почти счастливым.
Вопреки известному вам мнению о моем молодом человеке – он вовсе не безобидный мальчик, не ошибайтесь на его счет. Я и сам так думал, пока не узнал какой острый у него язык и как он умеет подобрать точное слово, а иногда и жалить.
С саркастической улыбкой, которая бесит Селию Великолепного, он наблюдает за жалкими попытками изнасиловать ни в чем не повинный гвоздь в заржавевшей замочной скважине. Но на третий или четвертый раз прекращает этот цирк, удержав руку Села и молча толкнув люк посильнее. Прямо мне за шиворот сыплется труха. Я сдержано матерюсь на Джи, вытряхивая мусор из волос. А Сели выбрасывает гвоздь, с нежным звоном полетевший между пролетов, вскользь царапая бетонные ступени до первого этажа.
- Засранец. Ты с самого начала знал. – И лезет по шаткой лесенке первым.
Поднимаю глаза, внимательно изучая петли, на которых держалась крышка люка. Они давно проржавели и были сломаны, замок кто-то повесил для отвода глаз. На самом деле этот ход на крышу даже не был как следует заперт.
- Хватило и обыкновенной наблюдательности. Я ж не гуляю по крышам ночами… - Джисус пожимает плечами, глядя на меня и лукаво улыбаясь самыми уголками губ.
Говорят, дети не боятся ничего, кроме темноты и высоты. В таком случае либо мы уже и правда выросли, либо мы – неправильные дети.
Джи лежит на широком бетонном бордюре, служащим ограждением крыши, одной рукой чертя в воздухе, а другую подложив под голову, согнув колено. Правую ногу он спустил вниз, слегка покачивая ею в воздухе, а мне, как всегда, немного страшно, что он так может потерять равновесие.
Селия ходит по крыше, пиная крупные кусочки битума, гудрона и обломки шифера, мелкие же наклоняется и подбирает, собирая в ладонь. Я знаю, что он любит кидать их во двор, нарочно целясь по припаркованным чинными рядами автомобилям, а потом как шкодливый ребенок садится на корточки, пригнув голову, когда начинает выть сигнализация.
Я стою между шарящимся туда-сюда Сели и лежащим на бордюре Джисусом, сунув руки в карманы. Если бы сейчас был день – я бы погонял голубей, хотя это прерогатива кошек, здесь, кстати, присутствующих.
Возле какой-то антенны сидит черная кошка, глядя на нас, как на сумасшедших, и верно, матерящая сейчас на своем неведомом кошачьем языке, за то, что мы испортили ей всю ночь и перспективу брачного ора часов до семи утра. Впрочем, это не мешает ей умываться лапкой, и даже неожиданно отреагировать, когда я тихонько зову ее к себе.
Это оказался кот, а не кошка, и почему-то в этот момент я смотрю на Селию, принимающегося за свои ночные забавы. А ведь так похожи – кажется, что кошка, но на самом деле кот. А чердачный бродяга сейчас вовсю прикидывается ласковым и даже идет на руки, но на всякий случай выпускает когти, лениво оставляя на тыльной стороне моей кисти пару еле заметных полосок.
- Сели!
- А?
Он даже вздрагивает от неожиданности, промахнувшись. Мелкий камешек, проскользнув по капоту, исчезает в траве у колес машины. Я не вижу, но я знаю. Сейчас так тихо, как бывает лишь в редкие предрассветные часы за городом, и это странно.
- Помнишь, я просил тебя купить зеленые линзы?
Я и в самом деле просил его сделать это, равно как и выступить хоть раз с распущенными волосами. Стать разок кошкой внешне, являясь ею по сути. Но он либо забыл, либо не захотел. А потом превратился в Снежную фею, и я забыл о своем желании.
- Ну… помню. И что? – Сел подходит ко мне, выбросив все камешки и отряхивая испачканную ладонь. В моей футболке с Майком Вазовски он выглядит как-то нелепо, но очень мило.
Отпускаю кота, проследив, пока гордо распушенный хвост не скроется за ящиками, бог знает как попавшими на крышу. И подаюсь вперед, молча обняв Сели за талию, подняв голову и глядя в темные глаза. А он улыбается.
- Ребенок ты еще, Сис. И обнимаешь, как ребенок.
Кивнув, привстаю на цыпочки, неуклюже поцеловав сомкнутые губы. Он смеется, таким родным смехом, лохматя меня еще больше, и берет за руку, потянув за собой к бордюру, где лежал Джи.
…Джисусу видимо надоело смотреть в темное небо, в котором, несмотря на отсутствие туч совсем не видно звезд. И сейчас он уже не лежит, а сидит, свесив ноги вниз. Я замечаю, что рядом с ним на бетоне лежит аккуратно свернутый в закрытый кулек флаер с прошедшей на той неделе вечеринки. Я знаю, что в нем, и это привычно глазу. У меня вообще очень аккуратный парень, он даже таблетки упаковывает почти как рождественские подарки.
Селия едва заметно улыбается, выпуская меня, и садится рядом с Джи, взяв его за руку, сплетя пальцы.
- Я думал, ты и правда решил завязать…
Джи фыркает, обернувшись и жестом прося меня сесть рядом с ним. По другую сторону.
- Ты же знаешь, что никто никогда не завязывает по-настоящему.
И вот мы сидим втроем, свесив ноги вниз с пятого этажа. Джисус держит за руку Селию, я с другой стороны утыкаюсь ему в плечо, ожидая свой «рождественский подарок». Со стороны кажется, что три начинающих суицидника собрались прыгать, да никак не решатся, и чтобы отвлечься от процесса – болтают ногами в воздухе.
Я не могу объяснить вам, зачем мы это делаем. Я не жду от вас сочувствия, а свои нравоучения по этому поводу можете засунуть куда подальше. Вы ничего, слышите, НИЧЕГО на самом деле не знаете о нас. Но как сказал однажды мой Джисус, отмеряя на стеклянном столике кредитной карточкой Селии шесть дорожек белого как сахар порошка – в это мире друг у друг есть только мы. В нашем случае, МЫ – трое. Просто мы любим друг друга так, как никому не понять, никому не объяснить. Это не пошло, это не грязно и это не порочный круг. А все потому, что Бог, если он есть, больше нас не любит, он ничего для нас не делает и не сделает, но мы же можем и сами. Сами любить себя и кого-то, делать что-то для себя и для кого-то, и верить только в себя или в кого-то, кто ближе всех. И в эту минуту, когда Джи кладет мне на ладонь зеленую таблетку, сам выбирая оранжевую, а Сели уже успевает проглотить свою – я понимаю, почему Селия пишет злобные посты, почему психует и готов посраться с целым миром за меня.
…Приоткрываю глаза, глядя на Села, который, улыбаясь в плечо Джисуса, потихоньку достает из кармана штанов еще один, последний камешек. Спустя мгновение гравий мягко соприкасается с лобовым стеклом иномарки прямо у моего подъезда.
Оглушительно воет сирена. Я смеюсь. Джи тоже. И качает головой, крепче стиснув мою и Селии ладони в своих руках.
- Полетели…?

back