Август — месяц потерь.
Тяжелые грозовые тучи висят над городом. Сейчас около полудня, но сквозь густую вязкую серость не проглядывает ни один луч солнца. На улице +29 градусов по Цельсию, и система климат-контроля работает в полную силу. Воздух сухой, глаза слезятся, болят от искусственного света, шея ноет. Я путаю первую струну со второй, фальшивый звук бьет по ушам, и Иноран болезненно морщится, но молчит. Все молчат. Словно приговор уже вынесен и поздно что-то менять.
Каждое такое утро, вместе с чашкой крепчайшего эспрессо и первой сигаретой, я говорю себе: «Хуже не будет.» И каждый раз убеждаюсь в обратном.

Когда неугомонный Шинья приволок меня, скучающего и пресыщенного, в эту чертову Lunacy и познакомил с остальными, я сразу же понял одну вещь: этот странный угрюмый парень с длинными волосами играет на гитаре гораздо лучше, чем я. Какого бы высокого мнения о себе я ни был, не признать этого было бы глупо. А еще у него абсолютный музыкальный слух, он умеет держать себя в руках, не напивается в хлам, когда у него плохое настроение и не трахает все, что шевелится. Он был идеален — а я был никчемен по сравнению с ним.

Я поделился своими мыслями с Шиньей, и он сказал мне, что я идиот. Что я вовсе не так плох и что мы отлично поладим, потому что я классный парень. Я согласился с ним, и на этом наш содержательный разговор окончился. Вообще-то Шинья был почти единственным, кто не питал никаких иллюзий насчет меня. Он знал меня давно и хорошо, и только с ним я мог быть по-настоящему откровенен. Но я не очень-то любил делиться своими мыслями или, равно как и он, поэтому мы редко говорили по душам. И в тот вечер, когда мы, усталые, ехали в переполненном автобусе домой, я многого еще не понимал, но точно знал, что кое о чем мне следует молчать.


-Неужели нельзя сделать так, чтобы все были счастливы? - мы с Рюичи сидим на крыше и делаем вид, что любуемся звездным небом, хотя оба уже не в том состоянии, чтобы найти хотя бы Полярную звезду, не говоря уж о чем-нибудь посущественнее. - Наверняка есть способ...и если бы ученые не занимались столько всякой ерундой, они бы давно его нашли.
-А что такое счастье, Рю? - мне хочется пройтись по самому краю, но во-первых, там огорожено, а во-вторых, мне лень вставать.
-Отсутствие несчастья? - предполагает вокалист, и у меня мелькает мысль, что мы не только придурки и алкоголики, а еще и шизофреники, раз отвечаем вопросом на вопрос. Меня успокаивает только то, что утром я скорее всего забуду о ночных похождениях. - Не будет боли, не будет несчастья, следовательно, будет счастье. Логично?
-Логично, - соглашаюсь я. - Но новокаина на всех не хватит. Так что терпи.

Через полчаса у нас кончается пиво и Рюичи прекращает философствовать и предлагает пойти снять пару хорошеньких девочек на остаток ночи.


К тому времени, когда мы снова встретились, на этот раз в гараже у отца Джуна, я уже смирился с тем, что буду играть на ритм-гитаре. Точнее, я безумно, отчаянно хотел играть на соло, но ведь у меня всегда оставалась моя скрипка, и я просто не мог качать права или плести интриги, чтобы занять место Инорана. Никогда.
А потом он сам отказался. Мы даже не обсуждали это. Он просто сказал, что так будет лучше для нас и для группы, и Джей согласился с ним. Принял это как факт, а возражений ни у кого не было. Я хотел было поблагодарить Инорана, но в горле пересохло, и вместо этого я закашлялся. А он посмотрел на меня своими бездонными, ничего не выражающими глазами и медленно кивнул, словно решил что-то для себя.

Шинья очень радовался, что все устроилось так замечательно, а вот мне было не по себе.


-Откуда такое название — lunacy?
-Да я уже и не помню...спроси у Ино, его идея.
Джей смеется и хлопает меня по плечу, и солнце такое яркое, словно сейчас не апрель, а июль. Теплый ветер взвихривает к потолку занавески, нас как всегда пятеро и собственная квартира кажется мне более родной, чем обычно. Шинья пьет холодный чай и заедает его вчерашними роллами с тунцом, Иноран курит в окно, а Рюичи уговаривает всех пойти в караоке-бар. Эта весна была особенной, что ни говори.


В средней и старшей школе я был всеобщим любимцем. Обо мне положительно отзывались учителя, хотя учился я средне, но зато играл на скрипке, уважали друзья, девушки при моем появлении начинали дружно хихикать и шептаться, а те кто посмелее — флиртовать. Их не смущало, что я редко заводил постоянную подругу, а предпочитал общаться сразу с несколькими. Странно, но меня любили даже те, о существовании которых я и не подозревал. И с родителями у меня были хорошие отношения.
Вообще-то я всегда был циничным и наглым, довольно резким и эгоистичным, но окружающие меня люди этого не замечали. За редким исключением, конечно. Но подобные редкие исключения меня нисколько не волновали и не мешали наслаждаться своим положением.

В итоге, в двадцать лет я был избалованным всеобщим вниманием, но неглупым парнем с большими амбициями. Все свое свободное время я посвящал музыке, иногда подрабатывал где-нибудь по вечерам. О будущем особо не задумывался. А потом Шинья привел меня в lunacy. Почти насильно привел, кстати, потому что в тот день у меня жутко болела голова и мне совершенно не хотелось выходить из дома.

-Сугизо, - я промок с ног до головы и выглядел не лучшим образом. С кончиков волос стекала вода, в кроссовках хлюпало. Настроение у меня было ни к черту, и музыка их поначалу не впечатлила. Неплохо, конечно, но ничего особенного, в Токио сотни таких молодых групп, и в нескольких я уже успел поиграть. Тем более они никак не могли найти подходящего вокалиста. Джун упомянул, что у него есть на примете один парень и он попробует уговорить его прийти на прослушивание. И тогда я решил, что если через пару месяцев мое мнение не изменится — уйду и буду готовиться к поступлению в университет, как мне советовал отец. А вечером, сидя у себя в комнате с бутылкой родительского виски и по третьему разу слушая кассету, которую мне дал Иноран, я понял, что пропал и это до боли, до рези в глазах мое. Понял, что lunacy — это надолго.

-Мы стали семьей, - скажет Джей, когда мы отыграем очередной концерт, и будет прав. Иноран улыбнется и оглянется на меня, а Рюичи спросит, кто из нас мама, и они будут долго спорить.

Наверное, мне стоило в то утро сварить себе кофе и послать Шинью с его дурацкими идеями и планами на меня куда подальше. Даже в квартиру не впускать, не то что вылезать из теплой постели, одеваться и тащиться через весь Токио в жуткий дождь, чтобы познакомиться с какими-то непонятными парнями, которым, как оказалось, всего лишь был нужен барабанщик, а вовсе не я. Признаться, это сильно ударило по моей гордости, пусть они и оказались не против увеличить состав своей группы на еще одного гитариста. Но я долго не мог избавиться от неприятного ощущения, что я в долгу у своего друга. А я очень не любил быть у кого-то в долгу.

-Джун Оносэ, но все называют меня просто Джей, - улыбка в тридцать два зуба, столь ослепительная, что мне хочется зажмуриться, а еще спросить — где он так научился? - Сыграешь нам что-нибудь?

Мне редко приходилось бывать на втором плане — я постоянно лез вперед, выбивался из сил, чтобы меня заметили. Странно, но мне почему-то казалось, что когда меня никто не слушает, меня просто нет, я исчезаю, распадаюсь на атомы, впитываюсь в обстановку. Я знал, что большинство людей по своей природе одиночки, я и сам был таким, мне нравилось после бурного, полного событий дня возвращаться в пустую квартиру, ужинать в одиночестве и спать одному. Но мне необходимо было постоянно чувствовать свою значимость для других. Я хотел, чтобы меня любили, и я своего добился.

-Иноран.

Lunacy собирала стадионы, мы регулярно появлялись на обложках журналов. Я по-прежнему оставался неутомимым искателем приключений на собственную задницу, а Иноран по-прежнему не замечал моих выходок. Или делал вид, что не замечает.


В конце 1996 года, когда Тоши впервые заговорит об уходе из X-Japan, Иноран скажет, что все хорошие группы распадаются, что 10 лет — это очень большой срок, и Джей молча ударит его и уйдет, громко хлопнув дверью. Кровь будет капать на пол, уродливыми пятнами расползаясь на гостиничном ковре, и Шинья пойдет искать Джея, а Рюичи — спать.

-Зря ты ему это сказал.
-Он заводится из-за каждого пустяка. Я не хотел его обидеть, - Иноран резко запрокидывает голову вверх. - Вот идиот, завтра же концерт.
-Ты сильно задел его. Разве luna sea не хорошая группа?
Иноран осторожно трогает разбитый нос.
-Не хорошая, а наша. Я не имел в виду luna sea, я говорил в общем. Но мы все равно распадемся, рано или поздно. Только давай ты не будешь бить меня, а просто скажешь, что я не прав.
Я открываю аптечку.
-Не буду, потому что ты прав. И кстати, ты испачкал рубашку.
-Ах, да. Черт.
Иноран подходит к чемодану, опускается на колени и ищет что-нибудь чистое, чтобы переодеться.
-Знаешь, если бы мне предложили выбрать...то я бы хотел всю жизнь играть с вами, в lunacy. Мне не так уж нужна сольная карьера. Но ты же понимаешь, что так не будет. Мы все разные, и в жизни, и в музыке, и у каждого огромный творческий потенциал. Мы просто не сможем.
-Понимаю, - эхом отзываюсь я.

Через два часа Шинья возвращается ни с чем, и мы заказываем ужин в номер.

-Надеюсь, он вернется сегодня.
-Скорее завтра утром.
-Он ведет себя как маленький, - вставляет Иноран.

На моей памяти это был первый и последний раз, когда Джей ударил друга.

-Может, Рюичи его успокоит? У них номера смежные, Джей его обязательно разбудит, когда вернется.

Джун обладал редкой неспособностью двигаться бесшумно даже в трезвом виде и мирном расположении духа. Количество разбитых им вещей не поддавалось исчислению.

-Рюичи? - хором спрашиваем мы с Инораном.
-Да он после разговора с Рюичи меня вообще убьет. Они же вечно ругаются.
Шинья вздыхает, берет палочки и принимается за остывший мисо.
-Ну ничего. Все образуется. Бывало и похуже.


Порой мне хотелось спросить Инорана: почему он уступил мне? Но оставаясь с ним наедине, я мигом терял все свое обаяние. Для него я был просто одним из многих, а не кем-то особенным.


-Что ты думаешь об Иноране? - спрашивает меня Шинья в одном богом забытом баре Саппоро, где нас никто не знает, но на нас все равно косятся.
-Я стараюсь о нем не думать, - отвечаю я, а друг задумчиво кивает и отводит глаза.
-Тебе с колой?
-Без. - виски привычно обжигает горло, но мне не становится легче, да я этого и не ждал.

Бармен все-таки узнаёт меня, и приходится расписаться на салфетке, которую позже продадут на интернет-аукционе за неплохие деньги.


Иноран много курил, и я ни разу не слышал, чтобы он собирался бросить. Он был нелюдим и редко рассказывал о себе, но никогда не отказывался составить нам компанию и пропустить стаканчик-другой в ближайшем баре. Я хочу сказать, он не сторонился других людей, но и не навязывался, не любил звонить кому-то сам и предлагать сходить куда-нибудь. За безумные и не очень идеи в нашей группе отвечал Джей, реже — я. Джею, кстати, вредно было общаться с Йошики, после этого он начинал вести себя как крутой лидер, и мы работали как проклятые, просиживая в студии по 20 часов в сутки. Иноран почти везде появлялся вместе с Джеем, но никому не приходило в голову шутить над этим, или говорить, что Джун повсюду таскает своего менее активного друга — Иноран был слишком независим, и мы просто принимали его таким, какой он есть, пусть он и не был похож на других. На мое удивление, он очень быстро обзаводился друзьями, но была определенная черта, дальше которой он никого к себе не подпускал. К Джею, разумеется, это не относилось.

Иноран предпочитал крепкие спиртные напитки, особенно любил ром, пил его маленькими глотками и почти не пьянел. То есть не вел себя, как среднестатистический пьяный джейрокер. И на подвиги его не тянуло. Вообще, пьяный Иноран — это улыбающийся и шутящий Иноран, вот и вся разница.

Утром 29 января 1995 года он пьяным не был, это точно.

Мы тогда пришли на репетицию, а потом нам по очереди позвонили Рюичи, Джей и Шинья и сказали, что заболели, температура очень высокая и почти пропал голос, поэтому они никак не смогут приехать. Той зимой в Токио был сильный грипп, но меня и Инорана он миновал.
-Я домой, а ты? - я встал со стула, радуясь тому, что сегодня можно будет выспаться и заняться домашними делами.
-Я думал, что мы поиграем немного, а то ты немного вперед убегаешь...ну да ладно, иди. Потом, все вместе порепетируем.
-Нет-нет, я не тороплюсь, - я взял уже отстроенную гитару и сел на место. - Начнем с wish?

Тяжелый, немигающий взгляд. Не такой, как тогда, в первый раз, исподлобья — а другой, тяжелее, свинцовее. Я готов был поклясться, что его что-то беспокоило, но чего мне точно не стоило делать, так это лезть с вопросами и сопливыми предложениями «поговорить об этом» к Инорану. Мне вообще лучше было держаться от него подальше — это он специалист по скрыванию своих истинных чувств, а не я. Я мог сорваться в любой момент и все испортить.

-Нет. Love me.
Пальцы привычно перебирают струны, и он изощренно, ненормально красив, почти так же, как холоден.
***
-Стой!
Я закусил губу и раздраженно посмотрел на него. Он останавливал меня уже в третий раз.
-Что?
-Ты опять убегаешь.
-Не слышу.
-А ты вообще кроме себя кого-нибудь слушаешь? Хотя бы иногда?

Сказать, что я был удивлен — не сказать ничего. До этого дня мне не случалось видеть ритм-гитариста таким рассерженным, по крайней мере из-за такого пустяка. Может быть, он встал не с той ноги? Или его кошка заболела?

-Извини? - я приподнял одну бровь.
-Не надо меня копировать, все равно не получится. И не делай такое лицо, я человек, и тоже могу время от времени проявлять какие-то чувства. Хоть и не люблю этого, - Ино тряхнул головой, и я почувствовал его усталость, усталость человека, привыкшего постоянно сдерживаться и притворяться, играть на публику. Мне это было хорошо знакомо.
-Я и не собирался, - честно ответил я.
Иноран отложил гитару и потянулся к банке с колой.
-Давай еще раз. И попытайся все-таки послушать меня.
***
Мы просидели в студии до девяти вечера.
-Пора домой.
-Конечно, - рассеянно отозвался я, но остался сидеть. У меня почему-то было ощущение, словно я сплю и никак не могу проснуться. На улице уже стемнело, и это только усиливало ирреальность происходящего.

-Сугизо?
-Да-да.

Он встал, подошел к окну, засунул руки в карманы. Токийская зима отвратительна, а окна нашей студии и вовсе выходят на платную парковку — в общем, любоваться нечем, разве что чужими автомобилями. Неужели высмотрел там феррари? Это вряд ли. Но он упорно смотрел в окно. Вообще-то, когда говоришь с человеком, полагается смотреть на него. То, что я не видел его лица, меня сильно нервировало.

-Ты очень талантливый. Я никогда тебе этого не говорил, но всегда так считал. С самой первой нашей встречи, ты помнишь?
-Помню. - мой голос был ненатуральным и механическим. - Но ты это к чему?
-Рюичи твой друг?
-Да, - подтвердил я. Его логика была мне непонятна.
-Почему ты поцеловал Рюичи? Тогда, на последнем концерте.
Он мог бы и не уточнять...неужели он думает, что мы...
О, Боже.
-Это был фансервис. Ты же знаешь, все так делают. Мы вовсе не...
-Я не об этом, - он грубо перебил меня. Злой и невежливый Иноран — это вообще ни в какие ворота лезет. Я смотрел на него не отрываясь, и впервые не я, а он поежился под чужим нескромным взглядом. Его руки сжались в кулаки и тут же разжались — как будто он устыдился своей невольной вспышки.
Я не знал причины этой метаморфозы, но чувствовал, что это как-то связано со мной. И эта мысль пугала и одновременно пьянила не хуже, чем виски. Или ром, его любимый белый ром со льдом.
-Почему ты поцеловал Рюичи? - он намеренно выделил имя вокалиста. - Почему не Джея, не кого-нибудь другого?
-Рюичи стоял рядом. И потом, мы с ним часто дурачимся, а у Джея девушка ревнивая...а почему я вообще оправдываюсь перед тобой? - я тоже вспылил. - Мне что, нужно было поцеловать тебя? Извини, не знал!
-Да. - просто ответил он.
Сначала мне показалось, что я ослышался. Я подошел к Инорану, развернул лицом к себе, взял за плечи и сильно встряхнул. Он дернулся, но вырываться не стал, и глаза у него были красные и больные, а кожа под рубашкой — горячая.
-Повтори. - если бы он обратил все в шутку или ушел от ответа, то я бы, наверное, убил его.
-Ты плохо расслышал? - его губы были искусаны в кровь, он тяжело дышал и сверлил меня взглядом с явным намерением испепелить. - Я сказал, что хотел бы поцеловаться с тобой. Можешь меня ударить.
-Ты, - я задохнулся. Меня как будто стукнули чем-то тяжелым по голове. - Ты гей? - это был самый идиотский вопрос в моей жизни, но на большее я сейчас не был способен.
-Не знаю, - он не смотрел на меня. - Но я же не хочу поцеловать Джея. Или Рюичи, - он криво ухмыльнулся. - Только тебя.
И только поцеловать, всего один разок, хотел прибавить я, но смолчал.
Потому что...когда кто-то вот так раскрывается перед тобой...это сильно.
Казалось, что земля уходит из-под ног. Было очень больно, потому что я столько лет пытался понять его, но так ничего и не понял. Было страшно, потому что теперь нельзя было сделать вид, что ничего не было. И мне по-прежнему казалось, что я нахожусь в горячечном сне. Что все происходящее со мной — бред сумасшедшего.

-Ты такой недоступный, - он мягко высвободился и отступил на пару шагов. - Вроде бы всем понемногу принадлежишь...а на самом деле никому. Все время ускользаешь. Как...песок сквозь пальцы.

Не знал, что он может быть таким поэтичным.

-На себя посмотри. Сказку про снежную королеву читал?
-Читал, - он улыбнулся мне, и это было нечестно, потому что улыбающийся Иноран — это тяжелая артиллерия. Перед этим никто не мог устоять. А уж я ради одной его улыбки готов был в лепешку разбиться, но так и не добился ни одной.

Вот Джей да, а я нет. И это бесило, потому что ему можно обнять Инорана просто так, без повода, а мне нельзя, и неважно, что меня все любят, важно, что Ино с мнением широких масс не согласен.

Мне захотелось ударить его. Почему он так поступает со мной?
Но вместо того, чтобы сломать ему нос, я поцеловал его. Притянул к себе за талию и настойчиво поцеловал, раздвигая плотно сомкнутые бледно-розовые губы.
И он мне ответил.
Ощущение было, как будто мне подарили феррари последней модели, а у меня нет прав. Я понятия не имел, как обращаться с Инораном.

-У нас грипп, и мы оба бредим, - пробормотал я наконец, утыкаясь носом в темные волосы и вдыхая слабый аромат мяты.
-Не вздумай говорить завтра, что мне все это привиделось, - мы стояли посреди студии и обнимались, двое взрослых серьезных мужчин, и мир вокруг нас словно бы застыл.

Иногда все так удивительно, что ты не можешь поверить, что это и есть твоя жизнь, с которой ты еще вчера без сожаления расстался бы.

-Ты тоже, - я легонько поцеловал его в висок. - Слушай, а к тебе инструкции по применению не прилагается?
-Я влюбился в идиота, - Иноран прислонился своим лбом к моему и снова улыбнулся.
-Переедешь ко мне? - я затаил дыхание.
-Что, вместе с кошками?
-Вместе с кошками, - облегченно подтвердил я. - Так ты согласен?
Он помедлил, а потом выдохнул в самые губы, опалив своим горячим дыханием.
-Да.

***
Август — месяц потерь.
Уродливые чернильно-черные тучи висят над городом, я задыхаюсь, пальцы скользят по струнам. Непрошеные воспоминания душат меня, и я не слышу ничего, кроме тиканья гигантских часов, играю по инерции. Никаких часов в студии нет, и я чувствую себя чертовой небритой Алисой из английской сказки и мечтаю о чашке кофе. Иноран — само воплощение спокойствия. Великолепное творение неизвестного художника, восковая фигура на фоне бытовой драмы. Фарфоровая бледность лица и вздувшиеся вены на сильных руках.
Я люблю его, но в масштабах Вселенной это такая мелочь.

Рюичи резко замолкает в середине второго куплета, и все остальные тоже прекращают играть и вопросительно смотрят на вокалиста. Только Шинья, увлекшись, продолжает барабанить.

-Шин-кун! - кинуть бы в него, да нечем. - Что случилось, Рюи?

Когда Джей говорит с тобой ласковым, немного вкрадчивым голосом, лучше сразу падать на колени и просить прощения, потому что в следующую секунду на тебя начнут орать или, возможно, даже бить. Попытка бегства, как известно, является отягчающим фактором. Джей найдет вас везде и заставит выслушать.
-Я не буду петь, пока эти два придурка не поговорят друг с другом! Еще немного, и они взорвутся. Я вообще не могу находиться в такой нездоровой обстановке! - Рюичи верно рассудил, что лучшая защита — это нападение. Лицо Инорана сделалось еще более непроницаемым, а это означало, что он очень зол. И он имел полное право быть в ярости. Я знал, что вокалист очень прямолинеен, но это слишком. Пусть он и мой лучший друг.
Но самое страшное, Джей не собирается на него орать. Вместо этого он поворачивается к нам и шипит как змея:
-Ну что, довольны? Прекрасно знаете, что служебные романы, а тем более романы в группе ни к чему хорошему не приводят, так нет ведь, Сугизо у нас секс-символ, мало ему половины Токио, да? Тошнит уже от ваших траурных физиономий!! Никому не нужны ваши проблемы на рабочем месте! Дома разбирайтесь!
После упоминания о половине Токио я собираюсь врезать Джею, но ловлю взгляд блестящих темно-карих глаз, устремленный на меня, и сдерживаюсь.
-Эй, а кто трахался с нашим звукорежиссером? Кто всю ночь перед концертом соседям спать не давал? - влезает Шинья, и я очень благодарен ему за это.
-Звукорежиссершей!! - Джей орет так, что ушам больно.
-Нет такого слова, - замечает Рюичи, но я не собираюсь слушать их перепалку, а встаю и подхожу к Ино.
-Выйдем?
***
Мы сидим на подоконнике в коридоре и курим по второй сигарете подряд. Время от времени мимо нас пробегают какие-то люди с озабоченными лицами, слышатся бешеные вопли Джея.
Я дома. Все хорошо.

-Сколько мы уже вместе? - спрашиваю я у Инорана. Мы сидим плечо к плечо, едва касаясь друг друга, и я мучительно хочу обнять его, но не смею. И мне достаточно того, что я чувствую теплое живое тело рядом с собой, ведь и этого могло не быть.
-Три года, шесть месяцев и 10 дней, - отвечает он спустя несколько секунд. А говорил, что не любит математику.
Сигарета докурена, и пора уже возвращаться, но мне хочется остаться на этом пыльном подоконнике навсегда.
-Почему ты никогда не идешь на примирение первым? Гордость мешает?
Иноран кривит губы.
-Вообще-то, я только что это сделал.
-Когда? Извини, не заметил.
Иноран вздыхает, поворачивается боком и кладет руку мне на колено.
-Когда я говорил, как давно мы вместе...я посчитал сегодняшний день.
-Это был очень тонкий намек, - я притягиваю его к себе, мимо опять бегут какие-то люди, но
им на нас плевать. И я впервые очень рад этому.

За окном льет дождь. И август, в общем-то, нормальный месяц. И, наверное, существует такой язык, в переводе с которого Иноран означает «любимый».

Никто не знает, что будет дальше, и только кажется, что гигантские часы тикают еще быстрее, и Сугизо крепче, обреченнее обнимает Инорана. За летом придёт зима, а потом снова лето — Сугизо не терпит полутонов и межсезонья и знает, что когда-нибудь найдет в себе силы покинуть этот город, похожий на отвратительного жирного паука с восемью мохнатыми лапами. Город, в котором все наполовину. Придёт новое лето, и он заранее ненавидит его. Просто на всякий случай.

back