I
На экране линия ограждения эстакады обрывается посередине. Ведущая тычет рукой в горизонт и попадает точно в обрюзгшее над морем небо. Шквалистый ветер треплет ее волосы и яркую ленту за ее спиной. Прямое включение. Я успеваю заметить полицейского. Он случайно попадает в кадр – забылся, сделал шаг в сторону и сразу же выпучил глаза, когда понял, что остановился под прицелом камеры. Бегущей строкой дублируют новость, но я успеваю различить только слова «экстренное сообщение». Экран загораживает кипенно-белая рубашка шеф-повара, когда он выставляет передо мной на стол заказ. Старенький телевизор, будто усмешка времени, работает без звука. Тусклый диктор комментирует международные новости. Пожар на нефтяном танкере возле берегов Мексики. В прошлом месяце корпорация Sharp приостановила производство современных плоских экранов на заводе в префектуре. Стагнация экономики.
Я разламываю палочки и обвожу взглядом пустой зал ресторана. Шеф-повар наблюдает за мной сквозь прорези между полосками толстой прозрачной клеенки, что отделяет кухню. Рис, салат и пельмени с крабовым мясом.
Три часа пути на поезде измотали. Если бы не тайфун, в жизни бы не зашел внутрь после того, как увидел на двери под строкой с режимом работы объявление о том, что требуются официанты и подсобные рабочие на кухню. Пустующие столики меня удивили. Я обернулся и посмотрел в окно, откуда открывался вид на бухту. Рыболовецкие лодки резко поднимались на растущих волнах, чуть ли не стукались друг о друга. Небо почернело. Я прикинул, что до гостиницы добежать не успевал. Дождь меня опережал. Даже понятия не имел, где она находится, хотя Овасэ размером был всего ничего. Я намеревался просто уточнить, куда мне идти, но шеф-повар остановился возле столика с меню в руках. Он же оказался и хозяином забегаловки. Кроме него и меня здесь никого не было.
Я ткнул наугад в строчки, сложил ламинированные страницы и отодвинул к противоположному краю. Хозяин скрылся на кухне, загремел посудой. Раздался дробный стук ножа по бамбуковой доске и шипение масла. Я достал из внутреннего кармана пиджака листок, чтобы уточнить адрес, но вспомнить имя шутника, кто начеркал название этого заведения, так и не смог, сколько ни силился. Из отведенного времени для рабочей поездки тратил вхолостую несколько часов. А мне до вечера позарез нужно было оказаться в Кумано, и это помимо того, что в Овасэ предстояло провести четыре деловых встречи. Еще примерно около часа езды по внутренним железнодорожным сетям. Как не вовремя разыгралась непогода. Правда, что мне стоило посмотреть прогноз погоды в интернете? Я злился на тучи, на коллег из маркетингового отдела за допущенную ошибку, на себя, и не решался попробовать пельмени. Съедобны ли они? Я нахмурился и еще раз посмотрел на хозяина забегаловки. Он вытирал руки полотенцем - на правой, между узловатыми указательным и большим пальцами, проступал отчетливый рисунок татуировки: то ли рыбья чешуя, то ли змеиная кожа.
На экране карта Японии. Я отмечаю, что очертания островов вкупе напоминают банан. Побережье Миэ обозначено тучами. Я раздраженно вздыхаю. Хозяин забегаловки больше не таится за клеенкой. Он выходит в зал, а я продолжаю сидеть с палочками в руке – никак не могу решиться, чтобы хотя бы попробовать местную стряпню. Выживу ли после этого?
Дверь раскрывается точно под шквалистым ветром, ударяется ручкой о стену. Стекло издает звенящий вибрирующий звук. Я оборачиваюсь. Возле входа мнется парень. Точно не из местных, хотя и одет в темно-синий комбинезон рабочего с фабрики. Всем своим видом он напоминает больше хоста из столичного района Кабукиче. Мне как-то приходилось там бывать, когда начальство командировало меня в головной офис и коллеги потащили по окончанию рабочего дня в один из баров, расслабиться. Я тогда едва успел на последний поезд. А сейчас увидел высветленные и завитые волосы и вспомнил зазывающие растяжки над входом в клубы. Парень делает шаг внутрь и прикрывает за собой дверь.
Он садится за столик возле окна, ставит в ноги небольшую, яркого алого цвета сумку, затем снимает с плеча ремень торбы побольше. Хозяин заведения смотрит на него с недоверием, но протягивает меню. Парень заказывает комплексный обед. Первая строчка, ниже нее и читать не стал. И шеф-повар уходит в кухню, но прежде косится в мою сторону. Тарелки с едой по-прежнему не тронуты. Я чувствую себя паршиво из-за нерешительности, но заставляю себя смотреть на экран телевизора, где выпуск новостей сменился дневным развлекательным шоу.
Мне кажется или я слышу тихое рычание собаки. В зале пусто и тихо, только из кухни раздается металлический грохот кастрюль. Парень сидит ко мне спиной. Он напряжен. Узкие плечи сведены неестественно, будто чувствует всеми позвонками мой взгляд. Все интереснее беззвучного хохота ведущих. Я разглядываю комбинезон – яркий, явно новый – и прикидываю в уме, в какую передрягу влип этот парень. Наверное, спустил все деньги в подпольном казино и стал должником якудзы. А возможно, ему посчастливилось стать свидетелем убийства или разборок, а возможно и криминальной сделки, из-за чего он оказался вынужден пуститься в бега и торчать в забегаловке провинциального городишки, пока снаружи бушует тайфун.
- Пельмени остыли.
Я вздрагиваю. Хозяин заведения несет на подносе тарелки и пиалы к столику возле окна, склоняется, чтобы расставить блюда перед клиентом, когда парень тихо произносит.
- Еще требуется официант?
Я замечаю, что между пальцами парень держит объявление, а на указательный намотал клейкой стороной кусочек малярной ленты, которая удерживала листок на стекле двери. И когда только успел снять? Хозяин хмурится. И раздается лай – тонкий высокий.
У парня в сумке под ногами собака. Маленькая собака. Парень сидит, будто к его спине под грубой тканью комбинезона привязана бамбуковая палка.
- За обед вычту из жалования.
Хозяин складывает руки на груди, и парень кивает. Светлые кудри скользят по острой линии плеч.
Я спрашиваю счет, остаюсь невозмутим в ответ на вспыхнувший взгляд повара. Мне не хватает фантазии, чтобы только представить, насколько омерзительны на вкус остывшие комки склизкого теста с фаршем, хотя на вид пельмени весьма аккуратны и аппетитны. Пока хозяин забегаловки выбивает чек, я стараюсь не смотреть на новоиспеченного официанта, только слышу, он ставит пиалу с рисом со стуком, чтобы приступить к супу с лапшой. Он уплетает еду с такой скоростью, что удивительно, как только не подавился.
Я цепляю палочками пельмень с ближнего ко мне края тарелки.
- Можно убирать? – спрашивает хозяин и протягивает чек. Я кладу пельмень обратно, палочки – на подставку, лезу в карман, чтобы расплатиться по счету наличными и спрашиваю, где поблизости находится гостиница. Хозяин уходит в кухню и возвращается через пару минут, протягивает мне листок с адресом. Я понятия не имею, как туда добираться.
- Самая ближайшая, по такой погоде. Что-нибудь еще? – интересуется он и пытается скрыть раздражение или досаду.
- Как мне добраться?
- Эй, ты что творишь? – вскидывается хозяин, и я оборачиваюсь. Парень скармливает кусочки курицы собаке. Собака умещается в одной руке – глотает, даже не жует.
- А ну, убери, - в голосе звучит угроза. И тогда парень смотрит на меня. Взгляд у него проницательный и хитрый.
Я поднимаюсь с места, подхватываю кейс и направляюсь к выходу. Слышу с кухни грохот разбивающейся о край мойки тарелки. Собака напугана и заливается лаем, и сразу же давится курятиной и булькает. Передо мной плотная завеса дождя. Я пытаюсь различить надпись на соседнем доме, вспоминаю адрес забегаловки, но тщетно. У меня нет зонта.
- От вас можно вызвать такси?

~

Частная гостиница на пять номеров. Я получаю ключ сразу и пытаюсь дозвониться до офиса в Цу. Кто берет трубку, не могу узнать по голосу, сразу спрашиваю начальника отдела Иноуэ. Нужно сообщить, что застрял в Овасэ из-за непогоды и никак не успеваю разделаться с делами до поезда в Кумано. Дела, кстати, идут неважно. Из четырех заведений по списку успел побывать только в одном, и то безрезультатно. Мне нужно еще уточнить, оплатит ли фирма гостиницу, но Иноуэ вышел. Какое-то экстренное совещание. Я говорю, что перезвоню, и первым отключаюсь. Старик, что подвез меня, разговаривает с горничной. Она интересуется у него, кто я такой.
- Неужели Андо-сан решился продавать семейный бизнес?
Они перешептываются в стороне, в самом углу возле декоративного дерева. Все ясно. Меня приняли за сотрудника юридической конторы. Я поднимаюсь на второй этаж по лестнице.
В номере сразу скидываю пиджак и ослабляю узел галстука. В зеркале напротив двери вижу свое отражение. У меня усталый изможденный вид. В желудке до рези пусто. Я протягиваю руку к желтому телефону на тумбочке, что стоит возле изголовья узкой кровати, чтобы узнать, можно ли в номер заказать обед. Можно. Я вытягиваюсь в полный рост поверх заправленной постели и достаю телефон. Проверяю с него электронную почту. В папке входящих одно непрочитанное сообщение. Я медлю раскрыть его. Раздается стук в дверь.
Все та же женщина принесла обед. Прессованный рис и рыбное филе смахивают по вкусу на картон. Я буквально заглатываю, набиваю желудок сублимированной едой. Даже странно, что в гостинице подают готовые обеды из ближайшего магазина национальной торговой сети. Мне ли не знать?
Я только-только устроился на работу тогда еще в Нагано, а головной офис вовсю поторапливал отдел маркетинга с продвижением готовых обедов. Они как раз заключили выгодный контракт с фабрикой, и аккуратные пластиковые коробки везли из одного края страны по крупным магазинам, но покупатели не торопились хватать их с полок. Каким-то чудом в Нагано удалось увеличить процент продаж, а через три года меня перевели в Миэ. Повышение по службе, хотя на деле головной офис сокращал по префектурам штат и укомплектовывал отделы в соответствии с новой кадровой политикой. Мне повезло. Я остался при работе. Об уровне безработицы и очередях на бирже труда был наслышан.
И новое задание от руководства в Токио. Домашние ланчи. Предполагалось, что любой служащий или домохозяйка могли приобрести комплексный обед, который был бы приготовлен утром в популярных местных заведениях, специализирующихся на домашней кухне. Так мы собирались экономить время покупателей без ущерба гастрономическим предпочтениям и привычкам.
С начала недели составляли список заведений. Мне оставалось только провести переговоры с хозяевами, заручиться их согласием и поставить проект на поток в Миэ. Так я оказался в забегаловке Андо. Она шла первой в списке. Кто-то от руки дописал, что обязательно нужно попробовать жаренные с яйцом помидоры. Сейчас я счел это неудавшейся шуткой.
Я опустошаю тарелки, запиваю водой и снова растягиваюсь на кровати. В номере есть телевизор, будто близнец того, что стоит в ресторане Андо. Пульт лежит возле желтого телефона. Я протягиваю руку, жму кнопку и сразу попадаю на местный канал. Меня оглушает голос ведущих. Я убираю звук вовсе и снова беру телефон.
Прежде чем раскрыть сообщение, медлю. По оконному стеклу хлещет дождь. Я прикрываю глаза и какое-то время слушаю непогоду. В этот момент кажусь себе безликим, точкой на карте, которую в любой момент может смыть волной. Пальцем вслепую попадаю по кнопкам, подношу телефон близко к лицу.
«Я в Осаке. Прости, что пишу об этом только сейчас, но раньше никак не получалось. Несколько дней проторчу в Кобе, а потом вернусь в Штаты, но мне бы хотелось до своего отъезда с тобой увидеться. Напиши, насколько это возможно. И еще свой номер телефона. Я тысячу лет не слышал твоего голоса».
Я подскочил на кровати. Матрас подо мной пружинил. На экране телевизора фотография главного менеджера филиала Миэ. У меня подрагивают пальцы, когда врубаю звук. Снова показывают кадры эстакады и мокнущую под дождем оградительную ленту полиции. Не справился с управлением, машина вылетела с дороги и нырнула в бухту. Работы по поднятию тела отложены из-за погодных условий. Перечитываю сообщение электронной почты, но смысл до меня не доходит, будто написано на языке, которого я не понимаю.
Набираю ответ, и пальцы меня не слушаются. Стираю раз за разом буквы. У меня уходит двадцать минут, чтобы написать три коротеньких строчки.
«Я сейчас не в Японии. Вернусь в пятницу. Мне очень жаль».
«Каким рейсом ты возвращаешься? Я могу тебя встретить».
Дело дрянь. Танкер по-прежнему полыхает возле берегов Мексики. Я набираю номер офиса в Цу, но только слушаю гудки. Мне никто не отвечает.

~

Я открываю глаза и не сразу понимаю, что отключился. В руке вибрирует раскрытый телефон. На экране имя начальника, и я жму кнопку – принять вызов.
- Хара! Ты где? – голос господина Иноуэ звучит гулко, будто он находится в огромной пустой комнате. Я вспоминаю размеры офиса, где размещены сразу несколько отделов. Иноуэ скорей всего торчит там.
- В Овасэ, - хрипотца сонливости выдает меня.
- В Овасэ? Ты уже должен возвращаться в Цу! – он излишне эмоционален, и я подозреваю, что фотография управляющего в дневном выпуске новостей мне не приснилась.
- Из-за тайфуна мне пришлось снять номер в гостинице. В Кумано по такой погоде не смог добраться, - я рапортую с закрытыми глазами.
- Возвращайся ночным поездом. С Кумано как-нибудь уладим дела. Главное, Овасэ ты зацепил.
- Не совсем, - я морщусь, когда выталкиваю из себя признание. – Я успел только в одно заведение, и то, насчет него кто-то ввел нас в заблуждение.
Иноуэ вздыхает. Я представляю, как он сидит за своим столом в полумраке. Пиджак висит на спинке стула, галстук ослаблен. Работает только настольная лампа. Иноуэ снял очки. На лбу выступила испарина, а он сидит с закрытыми глазами и прижимает пластиковую трубку к уху.
- В новостях показали…
- В офисе творится полная неразбериха, - Иноуэ перебивает меня. – И ты застрял в Овасэ, будто кто подстроил специально.
- Иноуэ-сан…
- Знаю, ты не виноват, что тайфун добрался до побережья быстрее, - он вздыхает, улавливаю в его голосе усталость прошедшего дня. – Жду тебя завтра с отчетом.
Иноуэ разъединяет связь, а я не успеваю спросить, оплатит ли фирма гостиницу. Речь шла только о билетах на поезд, когда меня отправляли с заданием. Задание я не выполнил, потратил деньги на номер, где отсиживаюсь, пока стихия продолжает бушевать, несмотря на поздний час.
Я выясняю, который час, когда сверяюсь с цифрами на экране телефона. Ранний вечер, а за окном сумерки. Все из-за туч какого-то неестественного чернильного цвета, будто город накрыл склизкой тушей и толстыми щупальцами осьминог. Сегодня вторник. Все еще вторник. Я сажусь на край заправленной постели и снова открываю электронную почту, пролистываю вниз с десяток сообщений. Сколько их может накопиться за три года активной переписки?
Мне нужно ответить, но в голову не приходит ровным счетом ничего. Вторник. Пятница. Несколько дней. Номер телефона. Все письма от одного адресата. Этот адрес электронной почты существует только для Ниикуры Каору. И вот он в Японии, где-то в нескольких часах езды. И я злюсь на него, хотя и смотрю в зеркало на свое отражение. Три года! Три года Ниикура Каору торчал в солнечной Калифорнии – пописывал сценарии для телевизионных сериалов и не высказывал желания вернуться на родину. И внезапно пишет мне, что находится в Осаке и хочет со мной увидеться. Поправочка. Не со мной, а с Харой Юко, которая на самом деле не имеет ничего общего с моей сестрой, разве что имя у них одно на двоих, ведь по сути больше тысячи дней скрывался за ним я.
Все тайное становится явным. Мама повторяла не раз, когда ловила Юко на очередном обмане. Я всегда отличался честностью и прямотой, отчего не раз страдал. До сих пор могу угодить правдой в чей-то твердый лоб и отхватить за нее. В плане буйной фантазии и подвешенного языка сестренка меня обскакала и давала фору любому еще с начальной школы. Именно поэтому делю на два, а то и на восемь все, что она пишет в отведенной рубрике в несколько полос в модном глянцевом издании. Я покупаю каждый номер, чтобы быть в курсе, как обстоят у нее дела. Только маму Юко не удавалось провести, а мне никогда и в голову не приходило наплести в оправдание захватывающую историю или просто солгать о том, как потеряли счет времени за игровой приставкой с школьным приятелем, и поэтому домой заявился так поздно.
Шесть лет назад Юко устроилась в редакцию журнала – пришла к главному редактору и сказала, что готова писать «за бесплатно», только возьмите. Она лукавила, но в штат ее приняли. Подносила кофе моделям в перерывах между съемок и оголтелая скакала с одной закрытой вечеринки на другую вслед за редактором, писала залихватские обзоры светской жизни. А затем, на одной из «летучек», предложила готовый материал – самый первый из ряда публикаций, что объединили в рубрику «Богатая бедная девочка». Богатой девочкой Юко не была никогда. С самого детства мы жили скромно и весьма средне. Отец всю жизнь проработал в лаборатории при деревообрабатывающем заводе – выводил гипоаллергенные деревья и вечно сыпал статистикой, сколько процентов японцев страдают от пыльцы в период цветения ежегодно. Мама занималась домашним хозяйством, иногда подрабатывала в магазине продавцом. Даже пару раз брала на работу Юко. Кажется, тогда мама украшала витрины в дорогом бутике модной одежды в самом крупном универмаге Нагано. Иначе откуда бы взяться подобной страсти к тряпкам и брендам у Юко, ведь где-то она насмотрелась? Взглядом умеет выхватывать главное. Хотя я и сомневаюсь, что Юко высмотрела Ниикуру Каору. Скорей всего, он первым подкатил к ней. Во всяком случае, попытался на одной из вечеринок или закрытом показе. Они обменялись визитками, а потом Юко уехала из Токио в Нагано, как раз в первые дни нового года, перекинулась с Ниикурой парочкой ничего не значащих электронных писем, вроде: а ты можешь вспомнить, на ком весь вечер провисела госпожа N?
У меня нет привычки лезть в чужие дела, а тогда получилось, что с Юко остались вдруг наедине в родительском доме. Я никак не мог себя занять, слонялся из комнаты в комнату. Юко торчала на диване с ноутбуком, попросила сесть или выйти вовсе. Я ей мешал сосредоточиться. У нас с ней сложились обычные отношения, какие бывают в семьях – иногда ничего, все нормально, а иногда прохладные.
Юко предстояло сдать материал до десяти вечера, а в восемь пришло письмо от Ниикуры. Она только фыркнула, отложила ноутбук на столик возле дивана и ушла за печеньем – все, что было в корзиночке, успела съесть. Я не читаю чужих писем, но успел выхватить до возвращения Юко в комнату несколько строчек. Они показались мне искрометными. Я решил подколоть Юко, но она была раздражена, и сообщением Ниикуры тоже.
Я тогда на нее разозлился – тоже мне, фифа. Ее парень не писал ей таких писем. Это Юко за ним бегала, будто бездомная собачонка, в надежде, что перепадет косточка или кусок ветчины. Я решил доказать сестрице, насколько она неправа, а заодно проучить.
Юко заснула на диване. Я забрал ее ноутбук, начал открывать сообщения, что были подписаны именем Ниикуры Каору. Чем больше читал их переписку, тем больше злился на Юко, а когда увидел ее последний ответ, то рассердился окончательно. Я набрал извинения и какое-то нелепое оправдание, вроде: извини, наседает начальство, поэтому я не в настроении, ничего личного – а затем отправил. Минутой спустя понял, что натворил. Удалил свое сообщение из папки исходящих. Половину бессонной ночи мучился угрызениями совести, не знал, как объяснить сестре, если Ниикура ответит на письмо, поэтому не придумал ничего лучше, чем лишить Юко электронного адреса. Пароль угадал сразу. В плане информационной безопасности она остается до сих пор ламером.
Ниикура Каору ответил, а я прочитал. Завязалась переписка. Сочинять оказалось легко, хотя писал чистую правду - ту, что мог узнать из колонки сестры и рассказов матери о том, как у нее дела в столице. Иногда прикреплял фотографии. Ниикура довольный присылал фотографии себя и своей американской жизни, несколько раз намекал, что не прочь поговорить в скайпе, но у меня получалось увиливать, а потом он и сам оставил эту затею – разные часовые пояса, загруженность работой. Иногда не отвечал мне неделями, иногда за пару часов успевали настрочить друг другу по сотне электронных писем. Мне нравилось с ним разговаривать, но сейчас, когда он вернулся по каким-то причинам в Японию, стоило прекратить ложь.
Я смотрю на часы, а затем складываю и убираю телефон в карман брюк. Голова тяжелая, но оставляет ощущение полой. За окном чернеют очертания шлюпок, а дождь только усиливается. Я вздыхаю и прижимаюсь лбом к прохладному стеклу. Из коридора доносится знакомый лай.

~

Я выглядываю из номера, но в коридоре, конечно, никого нет. Еще час слоняюсь из угла в угол, потом включаю лампу на столике и усаживаюсь в кресло. Я снова вытаскиваю телефон, открываю почту. Ниикура ждет от меня хотя бы строчку с номером телефона. Мне нужно как-то выкрутиться. Он может приехать в аэропорт в пятницу, прождать Юко, а затем ни с чем уехать в Кобе. Я оставляю письмо без ответа и какое-то время смотрю телевизор, но звук убираю. От лампы исходит мутный свет. У меня начинают болеть глаза. Я иду в ванную, где перед зеркалом снимаю линзы. В кейсе лежат очки. Добираюсь до него на ощупь. Реальность полностью утратила резкость.
Спустя полчаса решаю, что в Овасэ мне делать нечего и стоит вернуться в Цу. Я просматриваю расписание поездов. Если выйти из гостиницы сейчас, то как раз успеваю на последний.
Собираюсь за несколько минут. Проверяю содержимое кейса, надеваю пиджак. Телефон при мне, в кармане. Я спускаюсь по лестнице. В лобби никого. Стойка администратора пустует. Я слышу гудение кондиционера и шум дождя с улицы. Телефон на ресепшене начинает звонить – резкие, отрывистые звуки наполняют пространство. Только морщусь. Администратор, женщина лет сорока в униформе – темно-вишневый жакет немного устаревшего фасона, юбка-карандаш обтягивает полноватые бедра и укорачивает и без того недлинные ноги - выглядывает из-за двери справа от меня. Я пролистывал не только колонку Юко, но и весь журнал целиком, поэтому немного разбираюсь в моде.
Администратор делает испуганные глаза, когда видит меня возле стойки. Я прошу выписать меня и протягиваю кредитную карту, чтобы расплатиться по счету. За безвкусный обед с меня сдирают втридорога по сравнению с тем, сколько стоит пластиковая коробка готового ланча в супермаркетах сети. Она протягивает мне карту и сдавленным шепотом интересуется:
- А правда, что Андо-сан продает ресторан?
Как я и думал, меня принимают за сотрудника юридической фирмы.
- Я видела покупателя, - она наклоняется ближе, тем самым сокращает расстояние между нами. – Только непонятно, зачем ему понадобился семейный ресторан Андо.
Я моргаю и замираю с картой в руке, но не успеваю переспросить кому, ведь администратор спрашивала не о хозяине убыточной забегаловки.
- Еще и с собакой. Вообще, в нашей гостинице нельзя селиться с животными, но… Мы сделали исключение.
Она поджимает губы и подается назад, оглядывается по сторонам, проверяет – не подслушивает ли кто, и снова атакует меня вопросами.
- Андо-сан останется в Овасэ или окончательно уедет? Здесь у него не осталось никого. Отец его с матерью после той аварии перебрались в ее родную деревню. Брат живет в Осаке. Жена сбежала через месяц – собрала чемоданы и сказала, что жить здесь не будет. Тоже мне… Столичная штучка.
Администратор выдыхает через нос.
- Терачи-сан ведь наслышан о дурной славе Андо-младшего?
- Дурной славе? – я удивляюсь.
- В августе во время фестиваля Андо-сан участвовал в соревновании между поварами Овасэ, а потом разом десять человек загремело в больницу с отравлением. Потом еще с десяток. Все они ели устриц, которые приготовил Андо-сан. Он и полугода не продержался на месте отца в ресторане. А как готовил его отец! Мы заказывали еду для постояльцев только у него!
- А что случилось с его отцом?
- А вам не рассказывал Андо-сан? Попал в аварию. Утром, как обычно, выехал на стареньком грузовике на рыбный рынок, но угодил прямиком в столб. Сломал правую руку, да со смещением. И головой ударился. До сих пор оклематься не может.
- Понятно, - я отвечаю и поджимаю губы. Сплетничать и дальше с администратором мне некогда, поэтому прошу вызвать мне такси до вокзала.
Машина приезжает почти сразу. На заднем сидении я кладу кейс справа от себя и смотрю на гостиницу, хотя, скорей всего, это мини-отель – добротный дом в два этажа. В Овасэ практически все здания похожи на это. Я замечаю тонкий силуэт возле окна и вспоминаю имя, которое произнесла администратор. Терачи-сан.
Таксист сворачивает сразу в улочку. Весь Овасэ состоит из подобных, когда низенькие строения теснятся, жмутся к друг другу, почти не оставляют просвета между собой. Машина проезжает мимо ресторана Андо. Я замечаю, что хозяин расхаживает по залу. У него нет посетителей.
Я покупаю сэндвич в автомате на перроне и сажусь на скамью в вагоне поезда в самом углу. Половину времени, что провожу в пути, размышляю над тем, как объяснить Иноуэ провал задания, но по тону его голоса понимаю – мне лучше вернуться в Цу. Завтра нас ожидает новое начальство.
Клонит в сон. Я закрываю глаза, и мне мерещатся устрицы. Они лежат на тарелке, и Андо скалится. У него порван рот, вместо губ – келоидные шрамы, радужка глаз почти сливается с белком. В правом лопается капилляр, отчего заливает красным. Он нависает надо мной и говорит: «они остыли». Я вздрагиваю и просыпаюсь. Приснится же такое!
Если верить часам на руке, то отключился всего минут на пятнадцать. Я достаю телефон, сжимаю пальцами, нагреваю пластик. На ощупь он очень приятный. Я и телефон подбирал себе по тому, как он ложится в ладонь.
Ответ состоит из цифр. Номер моего телефона без двух последних чисел. Я рассуждаю, что одно неизвестное Ниикура может угадать. Хотя, что это дает ему? Он ожидает услышать Хару Юко, а не ее брата Тошимасу. Мне становится интересно, знает ли Ниикура о моем существовании. Я не уверен, рассказывала ли Юко обо мне. Сам ничего подобного не писал ему никогда.
Отправляю сообщение и получаю ответ уже на вокзале в Цу. В Цу тоже дождливо, а Ниикура пишет: «Не хватает двух последних цифр». А то я не знаю!

II
Я тороплюсь, а датчик раздвижных дверей в аэропорту срабатывает медленно, или мне так только кажется? Едва дожидаюсь, когда между стеклянными створками возникает щель, и буквально протискиваюсь. Я опаздываю минут на пятнадцать – сел возле вокзала на автобус, что ехал в противоположную сторону. Пришлось возвращаться. Бегу через терминал к электронному табло. Самолет из Милана приземлился полчаса назад. Я надеюсь, что Ниикура Каору среди толпы встречающих. За два часа в поезде из Цу до Осаки придумывал речь, но сейчас ничего не помню из путаных объяснений. Мне нужно просто найти Ниикуру, подойти к нему и сказать, что Юко остается в Италии еще несколько дней, не смогла его предупредить и поэтому связалась со мной. Шито белыми нитками по черному, а я убил час времени, пока изучал официальный сайт аэропорта, потом придумывал историю.
Юко ездила в командировки – то брала интервью, то редакция отправляла с заданием написать статью о чудодейственном креме, который изготовляют по секретной рецептуре исключительно в Швейцарской лечебнице на берегу Женевского озера. Читал я эту статью. По несколько раз в год она летала международными рейсами. Я пролистал номера журнала за последнюю пару месяцев. Они лежали сверху той кипы, что храню в шкафу. Остановил выбор на Италии. По легенде Юко участвовала в специальной съемке. Чем она там занималась, я не успел придумать. Да и не так важно. В письмах Юко никогда не углублялась в рассказы о специфике работы, как и Ниикура. Он разве что иногда упоминал, что ему нужно до конца недели сдать сценарий пилотной серии, без каких-либо подробностей, о чем сериал.
Ниикура клюнул на Италию, ответил, что встретит в аэропорту. Я написал ему время прилета и терминал и при этом жутко нервничал. Про две последний цифры номера телефона он не упомянул.
Иноуэ не хотел давать отгул – выслушал мой рассказ о злоключениях в Овасэ и спросил, в своем ли я уме отпрашиваться, когда на работе такая нестабильная обстановка. При этом он посмотрел на прикрытую дверь. Фотография главного менеджера в траурной рамке стояла на столике в холле. Похороны должны состояться как раз в пятницу. Имя нового начальства головной офис не торопился озвучивать. В Цу было несколько претендентов из числа заместителей покойного, но среди коллектива начали муссироваться слухи о человеке извне. Иноуэ отпустил меня, сказал, что не может видеть мое кислое выражение лица, и пожелал вернуться к работе в понедельник в боевом духе. Я пообещал разрешить личные проблемы и впредь не переключаться на них во время проведения маркетинговых исследований.
По эскалатору бегу, перешагиваю сразу через две ступени, соображаю, где может находиться зал для встречающих. Как в реальной жизни выглядит Ниикура Каору, представляю слабо. Он присылал несколько раз свои фотографии. Я отправлял ему снимки Юко, которые сохранял из ее сетевого дневника. Узнал о нем тогда же, когда присвоил адрес электронной почты. На ящик какое-то время приходили уведомления о новых комментариях и действиях пользователей в новостной ленте, но затем сестра сменила в настройках е-мейл, и сообщения перестали приходить. Знал ли о его существовании Ниикура? Вряд ли. Юко писала всякую чушь: как ходила обедать с одним, ждала, что ее пригласит на свидание другой. Но тот, другой, оказался изрядным тормозом и непроницательным, уехал в Шанхай и месяца два как не отвечал на ее послания. Об этом я не упоминал в переписке с Каору, как и о новом платье или пудре, или о бойфренде, с которым Юко снимала квартиру в престижном районе с видом на Токийскую телевизионную башню из окна, пока во время скандала парень не хлопнул в сердцах дверью. Впрочем, парень оказался старше меня лет на пять. Я читал ее дневник и никак не мог сложить в голове почти светскую львицу и сестру в одну реальную женщину.
Еще минут десять уходит на метания. Я не могу сообразить, в какую сторону нужно направиться, а потом вижу Ниикуру Каору.
Сначала не уверен, что это он. У него длинные до плеч волосы и дурацкая шляпа с короткими полями. Она ему не идет. Солнечные очки-авиаторы болтаются на груди на цепочке. Мышиного серого цвета футболка, клетчатая рубашка, джинсы, светлые замшевые ботинки. Он среднего роста, немного рыхловат – фигура приземистая и немного оплывшая. Я знаю, что Ниикура иногда неделями питается пиццей с доставкой на дом, когда у него поджимают сроки, а сценарий не дописан. Еще замечаю, что он отпустил усы и стал похож на знаменитого героя игры Марио, только не помню, была ли у электронного человечка бородка. Бородка у Ниикуры тоже есть.
Он серьезен, оглядывается по сторонам, а взгляд пристальный, цепляется за каждую проходящую мимо молодую женщину. Я замедляю шаг. Мне нужно выдохнуть или даже надышаться, собрать мысли в одну. Повторяю еще раз про себя легенду. Ниикура не знает, кто я такой. Он даже не догадывается о моем существовании. Юко не рассказывала о брате, о семье тоже упоминала вскользь.
Я делаю решительный шаг из укрытия и вижу сестру. Она идет навстречу Ниикуре – волочит сумку, в которой у нее ноутбук и огромная косметичка. Фотографию содержимого Юко тоже как-то выкладывала в сети.
Сестра выглядит немного растрепанной и заспанной. Солнечные очки держат волосы. Она не смотрит по сторонам, а Ниикура ее замечает. Он начинает сиять, а у меня возникает желание провалиться или вовсе перестать быть. Я судорожно вспоминаю, упоминала ли Юко о заграничной командировке. Наверняка, запись была, только пропустил и не принял во внимание, оказался слишком занят сочинительством.
Ниикура улыбается. Он счастлив. Юко чихает, лезет в сумку за бумажными салфетками. Я готов пойти на попятную, скрыться с места преступления, но слышу, как сестра окликает меня:
- Тотчи!
Я не знаю что делать – взгляд мечется от Юко к Ниикуре, от Ниикуры обратно к Юко. Она машет мне рукой, но при этом хмурится. Я понимаю, что должен каким-то образом отвлечь и увести Ниикуру или саму Юко, но это как получится.
- Тотчи, что ты здесь делаешь? – она кричит через зал, и люди оборачиваются, чтобы посмотреть на меня. Ниикура же видит только Юко. Кажется, я пропал.

~

Юко не бросается мне на шею и не визжит от радости. Она стоит на месте - одной рукой удерживает сумку, второй набирает в телефоне сообщение. Я подхожу к ней, при этом стараюсь держаться свободно и независимо. Оказываюсь вровень с Ниикурой. Он ниже меня на полголовы. Я хмурюсь, чтобы придать лицу несколько суровое выражение.
- Так что ты здесь делаешь? – Юко склоняет голову к плечу и ждет, а затем замечает Ниикуру.
- А что здесь делаешь ты? – задаю встречный вопрос и прикусываю язык, за который меня никто не тянул, но придумать ответ никак не могу. Что я делаю в пятницу днем в Осаке в аэропорту?
- Привет, - произносит Ниикура.
- Привет! – Юко улыбается натренированной на светских тусовках улыбкой. Эту улыбку можно принять за искреннюю, как будто она и правда рада видеть Ниикуру, но на самом деле вряд ли помнит, кто он такой.
- Тотчи, это Ниикура Каору, - Юко представляет, убирает в сумку модный смартфон и обращается уже к нему. – А это мой брат, Тошимаса.
Я растерялся и поймал на себе пристальный взгляд Ниикуры.
- Старший брат, - добавляю.
- Ах да, - Юко закатывает глаза, она раздражена и снова обращается ко мне. – Ты не ответил на вопрос.
- Друг попросил встретить его, - сочиняю на ходу, при этом начинаю оглядываться по сторонам. Табло с указанием рейсов и времени от нас далеко.
- Ты торопишься? – спрашивает Каору. Я хочу ответить, что нет, что рейс друга задерживается или будет позже, но осознаю, пусть и с опозданием – адресован вопрос Юко.
- Здесь чуть дальше есть Старбакс. Мы могли бы выпить кофе.
- Отлично! У меня есть полчаса, - соглашается Юко и направляется в сторону сетевой кофейни, но оборачивается. – Тотчи, ты с нами?
Я киваю. Конечно, с ними. Ниикура разочарован? Я с осторожностью поглядываю на него. Он не замечает ничего, кроме Юко. Из груди произвольно вырывается тяжелый вздох.
Втроем идем в Старбакс. Юко выбирает столик посередине зала и заказывает кофе с алкоголем. У нее вообще особые отношения с алкоголем. Я беру молочный коктейль, а Ниикура – обычный американо. Юко не отвлекается от телефона еще минут пять, отправляет сообщение за сообщением. А я вижу, что Ниикура влюблен. Меня вдруг накрывает осознание, что он питал симпатию к сестре еще с момента их знакомства на вечеринке три года назад и переписка что-то да значила для него.
- Отлично! – восклицает довольная Юко и откладывает телефон в сторону. – Меня встретит шофер.
- Шофер? – переспрашиваю я.
- Да. А то я не представляю, как бы сама добиралась до выставочного павильона.
- Выставочного павильона, - ничего не могу с собой поделать, повторяю последние слова за ней.
- Сегодня открытие автосалона. В редакции паника, меня дернули из Милана, а я только-только прониклась атмосферой итальянского Рождества.
- Рождества? Но сейчас сентябрь, - замечаю я.
- Мы снимали материал для декабрьского номера, - объясняет Юко.
- Понятно, - я поджимаю губы, потом втягиваю через трубочку молочный коктейль.
- Он работает в крупнейшей торговой сети страны, - Юко сообщает мои биографические данные Ниикуре с таким видом, будто я с другой планеты.
- В филиале, - поправляю ее.
- Ах, да, - кивает Юко. – В филиале. В Нагано.
- Миэ.
- Да-да, Миэ, - она снова растягивает кончики маленьких пухлых губ в улыбке. – А Ниикура-кун сценарист. Живет и работает в Голливуде, но иногда пишет и для нас.
Она подмигнула ему, а меня взяла оторопь. Пишет. Для журнала.
- В ноябрьском номере как раз будет специальный проект, для которого Ниикура-кун напишет текст. Хотя тебе это, наверное, не интересно. Да, Тотчи?
- А почему Тотчи? – интересуется Ниикура.
- Домашнее прозвище. Милое домашние прозвище, - спешит просветить его Юко и спохватывается. – Мальчики, с вами чудесно, но мне пора.
Она подрывается с места, но произносит:
- Я рада была тебя увидеть.
Моргаю. Кого из нас она была рада увидеть? Ниикура провожает ее взглядом полным восхищения, а я окончательно скисаю, хотя и не могу понять почему. Мы остаемся один на один. Я замечаю, насколько шумно в зале кофейни, как много вокруг людей. Они переминаются возле кассы, спешат занять столики, потягивают из огромных чашек кофе, едят десерты и пончики.
- Во сколько прилетает твой друг? – спрашивает Каору. У него прокуренный хриплый голос.
- В три, - едва шевелю губами, а затем втягиваю остатки молочного коктейля.
- Уже семь минут, - Ниикура смотрит на крупный циферблат наручных часов.
- Я пойду, - говорю и не двигаюсь с места.
- Приятно было познакомиться.
- Угу.
Я обхватываю стаканчик пальцами и затем спрашиваю:
- А вы с Юко давно знакомы?
- Ано… Года три. Познакомились на какой-то вечеринке.
- Вы с ней… ?
- Мы с ней переписываемся по электронной почте. В основном, по работе.
- Я думал, за сценарии в Голливуде нормально платят.
- Это так, для себя и чтобы язык не забыть. К тому же Vogue – международный проект.
- А я думал, женский журнал.
- Женский, - он замолкает, и я понимаю, что сейчас мне стоит уйти, но Ниикура начинает говорить. – Хара-кун, ты брат Юко, и я хочу, чтобы ты был в курсе.
Он замолкает, смотрит на дно чашки, на остатки остывшего американо.
- Я собираюсь сделать Юко предложение.

~

Я возвращаюсь в Цу поездом. У меня раскалывается голова, будто сунул ее в микроволновку, где выставил режим на полную мощность. Стекло холодит висок, а я просто констатирую про себя, что проезжаем Нару. Достаю из кармана телефон, чтобы просмотреть электронную почту. Новых сообщений нет. Я выдыхаю. Или вздыхаю? Воздух из легких выбивает, потому что задерживаю дыхание всякий раз, пока подгружается страница входящих. Рядом со мной сидит старик и косится, когда снова лезу в карман. Я ожидаю сообщения от Ниикуры в духе: «я знаю, что ты не Юко. Зачем выдаешь себя за нее?» Действительно, зачем? Хотел помочь устроить личную жизнь по своим представлениям? Она и без меня прекрасно знает, чего хочет, и вполне справляется. Проучить? Я вновь ощущаю себя мальчишкой, которого наказывает мама из-за сущего пустяка, когда за аналогичную провинность сестра не получает даже выговора, потому что она вывернулась, выставила в приглядном виде. Мне двенадцать, ей девять. Я нахожусь во власти эмоций. Гнев захлестывает меня. Мне хочется ее ударить, ломать и крушить все вокруг, но только и могу, что размазывать сопли от обиды. Только подмывает сделать на зло, накуролесить.
Накуролесил.
Ниикура не пишет ничего, в том числе и вопрос, который ему стоило задать ранее. Сколько времени он подыгрывает? Все три года? Как и когда Юко сообщила ему, что у нее украли адрес электронной почты вместе со всей перепиской? Сколько раз они виделись по работе? Какие отношения на самом деле их связывают?
Я сбежал из аэропорта, едва Ниикура сказал, что хочет сделать предложение Юко. На днях она писала в блоге, что бывший вернулся в их некогда общую квартиру – просил прощения. Извинения Юко приняла, парня назад – нет. В каком-то смысле она осталась свободной.
Заголовки новостей пестрят – один хлеще другого! Я вижу слово «автосалон», дату и место проведения. Юко не обманула, или же они заранее договорились, разыграли целый спектакль, чтобы поймать виртуального фантома. Это я написал первым Ниикуре про Милан. Мне не проверить, действительно ли Юко прилетела из Италии. В совпадение я не верю.
Хотелось бы знать, подозревают ли они меня и поверили ли в ложь про несуществующего приятеля? За столиком ни Юко, ни Каору не дали понять.
Я вздыхаю и убираю телефон. Настал момент, когда стоит прекратить обман. Я не ощущаю ничего, кроме изматывающей усталости, поэтому прикрываю глаза. Солнечные блики только раздражают. До Цу остается меньше часа пути.
Проходит пятнадцать минут. Я лезу в карман за телефоном. Одно входящее письмо. Имя Ниикуры выделено жирным шрифтом. У меня подрагивают пальцы, когда открываю сообщение.
«Ты сегодня потрясающе выглядела. Я был рад тебя увидеть. Жаль, что так вышло со временем и не удалось поболтать, но в Японии пробуду еще какое-то время. Сколько - пока не знаю сам. Напиши, когда мы сможем снова встретиться».
- Никогда, - я произношу вслух. Поезд ныряет в туннель. Я вижу свое отражение в стекле – хмурюсь и поджимаю губы.
Мне обидно. Просто до жути как! Мне нравилось переписываться с Ниикурой, и я хочу продолжать. В конце концов, они не поймали меня с поличным, не выдвинули в мой адрес каких бы то ни было обвинений.
«Как насчет завтра? В какой гостинице ты остановилась?» - Ниикура отправляет еще одно сообщение.
«У меня поезд в ночь. Сразу после автосалона вернусь в Токио», - я набираю, а потом стираю, вылезаю в сеть, чтобы проверить блог сестры. Новых записей нет. И с чего бы им там появиться? Юко не расписывает поминутно каждый свой шаг.
«Я на пути в Токио».
«А как же автосалон?» - он отвечает сразу.
«Нашли замену. Я нужна главному редактору в Токио. Давай на неделе. Я тебе напишу».
Перечитываю свое сообщение и решаю еще добавить: «Извини, из-за перелета я была немного на нервах и пробежала мимо».
Я доволен собой.
- Она симпатичная? – мой сосед вдруг заговаривает со мной. Я моргаю, затем вспоминаю, как выглядит Ниикура Каору.
- Да, - отвечаю бесцветной интонацией, отворачиваюсь к окну, но продолжаю сжимать телефон в руке.

~

Суббота. Я возвращаюсь в Овасэ. У меня забронирован номер в гостинице. Гостиница на побережье и по размеру несоизмеримо больше, чем тот мини-отель, хотя и дороже. Мне приходится платить из своего кармана. Номер в мини-отеле в полтора раза дешевле, но возвращаться туда не хочу. Иноуэ пообещал, что уладит с бухгалтерией насчет моих непредвиденных трат во вторник, но он же четко дал понять – к понедельнику ему нужны результаты, чтобы озвучить их на летучке. Один день на выполнение задания, второй – на составление отчета. За счет выходных я компенсирую два холостых дня.
В Овасэ солнечно. Душный прелый запах рыбы ударяет в нос – ну и вонь! - едва я сворачиваю с узкой улочки к рынку. Мне нужно в противоположную сторону. Я достаю из сумки карту, где отмечены три ресторана. Забегаловку Андо выделил черным кружком. Она ближе всего к рыбному рынку. Возле двери выставлен рекламный щит. Я прохожу мимо и не обращаю внимания, есть ли посетители внутри.
В первом заведении многолюдно и шумно, а еще тесно. Я буквально протискиваюсь внутрь, устраиваюсь за столом у прилавка и заказываю фирменное блюдо. Шеф-повар - сморщенный, сгорбленный, глуховатый старик, переспрашивает и добавляет вопросительное «а?». Возле меня сидит рыхлый мужичок. Он повторяет по слогам мой заказ, а я смотрю сначала на его огрубевшие руки, затем на залысины, когда он склоняется к тарелке и втягивает лапшу в ненасытный рот. Потом вижу огромные темные пятна на серо-голубой рубашке. От него разит потом. Здесь и правда слишком жарко. Я оглядываюсь, чтобы найти другое место. Старик-повар с трудом поднимает сковороду и переставляет на сильный огонь, затем шустро орудует ножом. Я вижу справа от себя через проход еще одного приезжего. Он выглядит мне ровесником. Его куртка висит на стуле, а кепка надвинута на глаза так, чтобы никто не смог сразу различить лицо. Какое-то время я наблюдаю за ним. Он не торопится – разглядывает каждый кусок, кладет обратно в тарелку, коих на столе перед ним множество, пробует рис. Козырек кепки отбрасывает тень, да и освещение в зале настолько тусклое, что я не могу различить реакции.
- Твой приятель?
Пьяные глаза смотрят на меня в упор. Я замечаю возле тарелки стакан, где на два пальца осталось домашнего сливового вина.
- Нет, - качаю головой и отворачиваюсь. Шеф-повар два раза ловко на гриле переворачивает кусок, на третий – рыба падает той же стороной.
- В последнее время в Овасэ много приезжих, - говорит он громко, так, чтобы услышал его сосед справа. Я сижу по левую руку и снова отворачиваюсь.
- Да-да, - кто-то соглашается с ним.
- А ты сам откуда?
- Нагано, - я признаюсь.
- По тебе заметно.
Я только хмыкаю. У старика дрожит рука, когда он ставит передо мной тарелки. Я разламываю палочки и первым делом пробую рис. Еда сносная, вполне могла бы понравиться покупателям в Цу.
- А у вас есть помощники или вы один? – спрашиваю у старика. Он смотрит на меня, но снова не слышит моих слов.
- Шинобу-сан привык работать в одиночку. Все на нем держится, - отвечает сосед из местных.
- Понятно, - киваю и доедаю рыбу. С одной стороны она все-таки пережарена.
- А сколько раз я говорил Шинобу-сану, что пора помощника взять. Восьмой десяток пошел, а дело-то и передать некому. Дочка уехала. Жена умерла еще в восьмидесятых, - продолжил он.
- Да, Шинобу-сан, кому вы все оставите? – вторят с противоположного края.
- Вон, Андо молодой, а взял себе помощника.
- А что толку? К нему никто ходить так и не стал.
- Да, жаль талант по крови не передашь. Как его отец готовил кацудон!
- А младший-то тоже в повара пошел?
- Куда там! Уехал в Осаку и носа здесь не показывает. Говорят, Андо-сан сам его выгнал из дома.
У меня разболелся желудок. Голова отяжелела, будто сделалась чугунной, а они продолжают галдеть.
- Сколько с меня? – я протягиваю руку и дергаю за рукав белой поварской куртки.
- А? – переспрашивает меня, смотрит в лицо, а ощущение, что не видит.
- А еще тот случай с устрицами, - я вылавливаю фразу из контекста. Местные продолжают обсуждать дела Андо – перекрикивают, переругиваются, гогочут. Я достаю деньги и кладу возле пустой тарелки, а затем протискиваюсь на свежий воздух.
Прогретый солнцем воздух кажется мне бодрящим, если сравнивать с удушьем внутри. Вдыхаю полной грудью, щурюсь от яркого света, что ударяет по глазам. В сумке лежат солнцезащитные очки. Я лезу внутрь кармана, когда слышу за спиной:
- Рис пересушен.
Парень в кепке расправляет куртку, затем просто набрасывает на плечи. Он невысокого роста. Я смотрю на него сверху вниз. Парень прячет руки в карманы широких джинсов, но успеваю заметить татуировки на кистях.
- Немного, - я соглашаюсь. Рис и мне показался суховат.
Парень разворачивается и направляется вдоль домов немного вальяжной походкой – гуляет, дышит морским воздухом. Я смотрю ему вслед, потом достаю карту и сверяюсь с часами на руке. Еще два ресторана и поезд до Кумано. К полуночи я планирую вернуться в гостиницу, чтобы утром попрощаться с Овасэ.

~

Мне нужно торопиться на станцию, а я стою возле забегаловки Андо, жмусь к стене возле стеклянной двери, чтобы меня не заметили. Со стороны выгляжу смешно, а на самом деле заблудился. Маленький город, который выглядит с высоты холмов продолжением волн, а я не могу выйти в нужную сторону.
Внутри ресторана один посетитель – парень в кепке. Он сидит за столом посередине зала, где я так и не отважился попробовать местную стряпню. Из кухни выходит Андо. Он удерживает в руках поднос. Парень заказал половину меню, не меньше. Начинаю подозревать в нем сотрудника конкурирующей сети. Если я прав, то ко всему придется искать шпиона в рядах сотрудников отдела. Андо скрывается за полосками клеенки и возвращается. В углу работает телевизор – местные новости: деревообрабатывающая фабрика, лес, рабочие в синих комбинезонах и желтых касках снуют мимо камеры. За клеенкой маячит силуэт. Помощник Андо. Хозяин возвращается на кухню.
Ничего не происходит, или же мне попросту не видно. Парень сидит спиной к двери и окну. В руках держит палочки, но не прикасается к еде и не шевелится. Андо выносит еще одну тарелку, и я узнаю пельмени с крабовым мясом, а потом едва успеваю отскочить от двери. Хозяин забегаловки оказывается рядом и распахивает ее передо мной.
- Заходи.
Он хмурится и выглядит сердитым. Я разглядываю дверь. У меня неплохая реакция, иначе бы Андо разбил мне нос.
- Ну, - он складывает на груди руки.
- Извините, - я кланяюсь и собираюсь уйти, но снова замечаю темный силуэт. Таинственный посетитель подхватывает пельмень. Андо замирает, а парень снимает кепку. Матовые полоски расходятся в стороны. Я вижу помощника в кипенно-белом поварском костюме.
- Нашел, - все вздрагивают.
- Что он сказал? – переспрашивает Андо, хотя уверен, он прекрасно расслышал единственное слово, что произнес посетитель. В тишине зала оно прозвучало достаточно громко.
- Нашел, - повторяю я. В Овасэ у поваров явно проблемы со слухом. Парень за столом больше не говорит ничего – начинает пробовать все, опускает палочки то в одну, то в другую тарелку. Андо перестает хмурить брови и даже открывает рот от удивления. Удивлен и его помощник. Он высовывает рыжую голову.
- Что он нашел? – Андо моргает.
- Я тебя нашел, - отвечает парень с набитым ртом, и я едва понимаю, что он сказал.
- Тебя, - перевожу для хозяина забегаловки. Помощник выходит в зал, двигается вдоль стены, а затем останавливается за спиной Андо.
- Он плачет.
Парень лезет в карманы джинсов, затем хватается за куртку, достает визитку и оборачивается в нашу сторону. По его щекам катятся крупные слезы.
- Да что ты в дверях встал!
Андо дергает внутрь ресторана, помощник закрывает за мной дверь. Ноги становятся будто ватными. Я сажусь на стул возле ближайшего к выходу столика.
- Год назад. Ресторан в Токио. Две звезды Мишлен! Эти пельмени! Пельмени с крабовым мясом!
Андо вертит в пальцах его визитку, между бровей снова пролегает складка. Имя на карточке ему ни о чем не говорит.
- Можно мне…
- Пельмени? – уточняет помощник, и я могу только утвердительно кивнуть. Он собирается отойти, но успеваю ухватиться пальцами за край форменной куртки.
- Почему он плачет?
Помощник едва пожимает острыми плечами.
- Извини, мне нужно сделать звонок, - парень спокойно находит чей-то контакт в списке и нажимает вызов – Это я. Нашел… В этой дыре… В Миэ… Овасэ. Приезжай, бросай все и приезжай! Я тебя встречу.
Вспоминаю про поезд до Кумано. Я могу еще успеть! Поэтому покидаю забегаловку, бегу по однообразным улицам, где-то рядом должна быть станция. Я помню карту. Только где?

III
Из Кумано последним поездом возвращаюсь в Овасэ. Овасэ и без того серый, но в сумерках выглядит еще более тусклым – невыразительная набережная отдает рыбным душком. Я снова прохожу мимо рынка, где в поздний час никого. Только пластиковые коробки – одна на одной – уродливо громоздятся возле пустых прилавков.
Гостиница располагается недалеко от порта, но мне приходится свернуть улицами и двигаться вдоль безликих бетонных стен домов. Вид здания в пять этажей навевает на меня тоску.
В лобби весьма оживленно. Возле узких диванов стоят пятеро мужчин. В одном из них я узнаю парня, который плакал над тарелкой пельменей в забегаловке Андо. Он без кепки, куртку сменил на пальто. Держит его в руках и косится на стойку ресепшна. Я подхожу к администратору. Мне всего лишь нужно назвать имя и получить ключ от одноместного номера.
Администратор сверяется со списком, а я облокачиваюсь на стойку. У меня болит желудок от количество съеденного. Я замечаю туристические проспекты и беру в руки один, начинаю листать. На третьей странице список мест, где можно пообедать. Я читаю названия и думаю, почему исключили китайские рестораны. В листе рекомендаций упоминаются сразу два. В Овасэ есть даже одна сетевая кофейня.
Я листаю книжицу и узнаю о том, что здесь выращивают мандарины.
- Мы пропустили фестиваль, - со стороны диванов раздается разочарованный стон. Они тоже листают проспект.
- Сегодня не первая суббота месяца, балда!
Я получаю ключ и разворачиваюсь к лестнице, когда вижу, как в холл заходит Ниикура Каору. Сначала не верю своим глазам. Стою посреди лобби и моргаю. Ниикура придерживает дверь и закидывает на плечо здоровенную сумку. От гостиницы отъезжает такси.
Он замечает меня раньше, чем я успеваю оглянуться в сторону лестницы. Остаться незамеченным у меня не получается. Ниикура окликает меня.
- Тотчи!
Глупое прозвище. Тотчи. Так называла меня мама, пока однажды отец не услышал, как она кричит его через всю улицу. Он возвращался с работы неожиданно раньше, а мы с мальчишками после школы перелезли через ограду к пустующей, больше смахивающей на сарай новостройке – ловить цикад. Мама тогда занималась домашним хозяйством и целыми днями торчала дома, и вместе с Юко ушла в прачечную. Это сестра заметила мою всклокоченную макушку в зарослях. Мама окликнула меня, когда отец подходил к нашему дому. Он рассердился. После ужина отец попросил больше не называть меня так, а утром попросил маму отвести меня в парикмахерскую, где мне состригли волосы. С обритой головой я выглядел уродливым, а не взрослым. С тех пор зарекся ходить лысым. Но мама все же прекратила называть меня «Тотчи», вот только Юко отец не запрещал.
- Ты ведь брат Юко? – Ниикура подходит ко мне. – Я тебя узнал.
- Меня зовут Тошимаса, - я бубню в ответ.
- Ано…, - тянет он. – Извини. Тошимаса-кун.
- Ничего, - говорю тихим голосом.
- Просто Юко назвала тебя так, а потом представила, но я запомнил только прозвище. Она так громко кричала его.
Ниикура уже два раза упомянул имя моей сестры. У меня вырывается вздох раздражения. Я перехватываю в руке магнитную карту ключа.
- Извини, мне нужно отправить начальнику отчет.
- Ано… Понятно.
Я огибаю Ниикуру справа и плетусь на ватных ногах к лестнице.
- Тошимаса, - в этот раз называет меня по имени. – Может, пропустим по стаканчику после того, как отправишь отчет начальству? За знакомство?
Я замечаю на себе пристальный взгляд парня без кепки. Он не участвует в обсуждении буклета и смотрит на меня. Ниикура вскидывает руку, чтобы свериться с часами.
- Где-нибудь ближе к одиннадцати часам?
- Хорошо, - я соглашаюсь и начинаю подниматься по лестнице в номер.
В номере целый час слоняюсь из угла в угол. Здесь нельзя курить. Я запоздало вспоминаю, что бросил, и поэтому разглядываю датчики дыма на потолке, пока лежу в одежде на заправленной постели. До одиннадцати вечера время тянется долго, отчего раздражаюсь, выхожу с телефона в сеть и проверяю почту. Конечно, новых писем нет.
Я подрываюсь, когда срабатывает сигнал, стягиваю через голову рубашку и надеваю футболку, что взял с собой в качестве смены, смотрю на себя в зеркало, а затем выхожу из номера.

~

Ниикура ждет меня в лобби – сидит на диване, пролистывает брошюрку, но больше смотрит по сторонам.
- Я бы перекусил, - произносит он, едва я сажусь напротив него в кресло. Каору открывает страницу с названием местных ресторанов.
- Посоветуешь какой-нибудь?
- Я ни в одном из них не был, - признаюсь я.
- Вот здесь нахваливают тонкацу, - он показывает мне название, его палец замирает на второй снизу строчке.
- Не советую, - рядом с Ниикурой на диван опускается тот самый парень, только теперь он без кепки и пальто. Я протягиваю руку и забираю у Каору брошюру.
- Как насчет китайской кухни? – предлагаю, незнакомец презрительно хмыкает.
- Единственное достойное место – ресторан Андо.
- Не советую, - закрываю брошюру и кладу ее на низенький кофейный столик. – Он отравил устрицами с десяток человек.
Незнакомец прыскает.
- Ты не знаешь, о чем говоришь. И я бы на твоем месте не верил всему, что здесь болтают.
- Но ведь не просто так болтают, - я раздражаюсь и сцепляюсь взглядами с незнакомцем. Его веселит наша перепалка.
- Все ложь. Здесь хватает конкурентов. Откуда им знать, что повар из ресторана «Красного гида» не может приготовить устрицы так, чтобы у кого-то случилось расстройство желудка.
- Я вижу, вы оба были в том заведении, - встревает Каору, он берет в руки книжечку. – Как называется?
- Его нет в списке.
- Но дорогу найти сможете? – Ниикура смотрит сначала на меня, потом на незнакомца. Незнакомец достает из кармана визитку и протягивает ее мне.
- Я покажу, где находится.
- Наверняка уже закрыто, - я хмурюсь.
- Кстати, меня зовут Нишимура Тоору.
Его имя мне ни о чем не говорит.
- Ты не знаешь? Ха! – восклицает Ниикура.
Я не знаю, кто такой Нишимура Тоору. Даже понятия не имею, кем может быть человек передо мной и почему его знает Ниикура. Наверное, он тоже писатель или журналист, кто под псевдонимами время от времени пишет статьи в женские журналы.
- Идем! – Нишимура встает с дивана, я перехватываю вопросительный взгляд Каору.
- Идем, - отвечаю и поднимаюсь следом.
По улице я иду вровень с Ниикурой. Нишимура отстает шага на три. Я оборачиваюсь и поглядываю на него через плечо. Тоору смотрит себе под ноги. Каору закуривает сигарету на ходу.
- Ты куришь? – спрашивает он меня и протягивает пачку сигарет. «Mild seven».
- Бросил, - я сутулюсь, пинаю носком ботинка случайный камешек, что попадается мне по пути. Он отскакивает в сторону, рикошетом летит к стене дома.
- А я не могу, - признается он. – Это такое удовольствие, затянуться сигаретой после отличной работы. Просидишь так часов семь, не разгибая спины, а потом выйдешь на балкон, выбьешь одну из пачки и прикуришь. Ни на что не променяю!
Он замолкает и продолжает курить.
- Знаешь, чего мне больше всего не хватает в Штатах?
- М?
- Японских сигарет. Вот правда, их Мальборо просто ни в какое сравнение. Остальное лучше и не пробовать.
Я киваю и чувствую, что меня начинает мутить. К горлу подступает кислый вязкий комок того, что съел за день в забегаловках Овасэ и Кумано.
- Мы пришли, - останавливаюсь возле входа. Дверь заперта, свет внутри не горит. – Закрыто.
- Чего встал? – Нишимура вдруг дергает меня за рукав куртки, тянет за собой в проход, чтобы зайти со двора. Затем он стучит кулаком в дверь, и Андо открывает. Одет он в обычную рубашку и джинсы, длинные волосы распущены. Андо убирает их со лба и хмуриться, когда видит нас.
- Я клиентов привел.
- Этот мне за пельмени должен, - говорит Андо и указывает на меня, но впускает нас внутрь.
Мы проходим через комнату размером в шесть татами. Я замечаю, что мы помешали позднему ужину. На столешнице котацу стоит пиала с рисом, вторая в руке помощника Андо. Он тоже здесь – сидит перед телевизором, в спортивных широких штанах и просторной футболке с надписью.
- Сейчас я свет включу, - Андо исчезает во мраке узкого коридора, щелкает выключателем, и мы оказываемся в святая святых дома. На кухне.
- Насчет пельменей он пошутил, - говорит мне Нишимура. Каору с восхищением проходит мимо ряда кастрюль, останавливается возле сотейника, а затем оборачивается и разглядывает свое отражением в блестящих лезвиях ножей, что висят вдоль стены. Андо достает крупный пунцовый помидор и лихо режет его ломтями.
- Я не голоден, - сую ладони в карманы.
- А ты откуда такой взялся? – Андо направляет в мою сторону острие ножа. Капля сока срывается с кончика и падает на бамбуковую разделочную доску. – Отирался в городе во вторник. И сегодня.
- По работе, - отвечаю я. – Из Цу.
- И что у тебя за работа? – хмыкает Нишимура. Каору разглядывает меня с интересом.
- Маркетолог.
- Если ты из Цу, то что забыл в Овасэ? – вопрос Андо сопровождается грохотом и металлическим лязганьем, с которым он достает глубокую сковороду.
- Мне нужно отобрать заведения для проекта сети супермаркетов.
- И как? – Андо спрашивает, но продолжает готовить. Ставит сковороду на сильный огонь, плюхает масла, затем в ход идут овощи. Андо лихо встряхивает за ручку. Томаты подпрыгивают и с шипением опускаются на раскаленное дно. Повторяет движения несколько раз.
- Отобрал, - я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, чем занят помощник Андо. Он никак не отреагировал на вторжение в дом.
- Мое заведение, я так понимаю, ты не включил в список, - хозяин забегаловки ухмыляется.
- Не включил, - подтверждаю. – Репутация компании прежде всего, а здесь много болтают.
- Я не готовил на фестивале устриц, - Андо не дает мне договорить. Его слова тонут вместе с креветками в булькающей кастрюле.
- Я не люблю креветки, - с опозданием замечает Ниикура.
- Ты просто их не пробовал, - отвечает Андо и широко улыбается.

~

Андо накрывает стол на пять персон в зале ресторана. К нам присоединяется его помощник. Я просто сижу и смотрю, как остальные набрасываются на еду. Ниикура ест креветки и жмурится от удовольствия. Нишимура тоже смакует каждый кусочек из тарелки. Помощник уминает порцию в раз и тянет пиалу за добавкой.
- Может, все-таки попробуешь? – в голосе Андо звучит досада. Его явно задели мои слова, и ему хочется во что бы то ни стало доказать, что я не прав.
- Объедение, - выдыхает Каору.
- Завтра снимем пилотный выпуск. Съемочная группа приехала, - сообщает Нишимура, и Андо только кивает.
- Краска не схватилась, - для меня становится неожиданностью, когда помощник повара начинает говорить. Голос у него тихий, скрипучий. Волосы красного цвета. Блондином ему было лучше.
- Ты из съемочной группы? – Андо обращается к Ниикуре.
- Нет. Сценарист, - Каору говорит с набитым ртом. – В Овасэ проездом.
- А-а-а… - тянет хозяин забегаловки.
- Меня интересует Путь пилигримов.
- Вдохновляешься, значит, - со знанием дела кивает Андо.
- Ниикура Каору, - представляется с опозданием.
- Андо Дайске.
- Шинья, - произносит помощник.
- Просто Шинья? – уточняет Каору.
- Терачи Шинья, - он дергает острым плечом.
- Хара Тошимаса, - настал мой черед называть имя.
- Можете меня называть Кё. Кё, как первый слог Киото.
- Ты из Киото? – интересуется Шинья.
- Да. А ты из Осаки.
Терачи прикрывает глаза в знак согласия.
- Откуда? – удивляюсь я.
- Я слышал, как он говорит на кансайском диалекте.
Андо встает и уходит на кухню, откуда возвращается с тремя бутылками домашнего вина.
- За знакомство, - он откупоривает первую, затем с кухни приносит чистые бокалы. Кё едва смачивает губы в вине, Каору и Шинья выпивают залпом. Я делаю осторожный глоток. Вино сладкое, терпкое. Мне нравится.
Спустя час раздается предложение. Стрелки на часах приближаются к отметке полуночи.
- Предлагаю прогуляться до пляжа, - Нишимуре не сидится на месте. Ему все время нужно куда-то идти, хотя движения его скупы и вялы, будто экономит энергию.
- Можем захватить вина, - предлагает Кё, хотя и не пьет. Полный бокал остается не тронутым.
От ресторана до пляжа путь занимает пять минут. Мы идем десять, потому что не так трезвы, как казалось. На пляже, кроме нас, никого. В нашем распоряжении пространство узкой береговой линии перед чернеющим в сумерках океаном. Я пью вино из горла бутылки.
Андо хмелеет быстрее всех. Ему и нужна была пара глотков. Он спотыкается и опускается на колени. И Терачи садится рядом с ним, зарывает носки кроссовок в песок. Я прохожу чуть ближе к волнам. Бутылка в моей руке пуста на треть. Я смотрю вдаль и не различаю линии горизонта. Мне кажется, что небо приходит в движение – раскачивается мерными толчками, шлепается кусками в океан. Задираю голову, чтобы убедиться. Ниикура стоит возле меня, всего в нескольких шагах, и курит.
- Классное у него вино, - дергаю рукой, бутылка булькает на грани слышимости. Я оборачиваюсь и делаю еще один большой жадный глоток. – Кто он такой?
Нишимура нахохлился, зарылся лицом в воротник пальто. Его обдувает со всех сторон ветер. Нишимура замерз, но не пьет. Вполоборота смотрит на Андо и Терачи. Шинья задевает рукой пустую бутылку, она опрокидывается на бок и катится по песку вниз.
- Пидорас и потрахун, - отвечает Ниикура, и небо над головой прекращает вздыматься волнами. Каору ухмыляется, смотрит на меня прямо.
- Я серьезно, - качаю головой, а зря – перед глазами на короткий миг все расплывается, и я жмурюсь.
- Я тоже.
- Богема, - я поджимаю губы, на меня накатывает непонятная злость, а Ниикура начинает смеяться. Не нахожу, что еще могу добавить, и поэтому снова прикладываю ко рту соленое теплое горлышко бутылки.
- Пойдешь работать в «Севен Элевен»!
- Пойду.
Бутылка перевернута и воткнута горлышком в песок около ноги Терачи. Андо лежит на спине
- Не пойдешь, - вздыхает Дайске. Шинья ему не отвечает, притягивает колени к груди, склоняет вперед голову и закрывает руками.
- О чем они? – я спиной к океану, подхожу к Нишимуре. Он наблюдает за Андо и Терачи.
- Андо-кун говорит, что Терачи-кун рассказал слишком правдоподобную историю, и поэтому не верит ему..
- Историю о чем?
Мои пальцы слабеют, и бутылка выскальзывает вниз, но Ниикура оказывается снова рядом и ловит ее, чтобы сделать глоток самому.
- Неизвестно, - Нишимура пожимает плечами и отворачивается.
- Он хочет тебя трахнуть, - Ниикура произносит достаточно громко, снова ухмыляется и допивает вино, а я ловлю себя на том, что хочу ему врезать.

~

Я открываю глаза и сначала не понимаю, где нахожусь. У меня возникает чувство дежа-вю. Терачи сидит возле котацу в просторных спортивных штанах и майке – смотрит телевизор. На его коленях собака, в руке пиала с рисом. Я переворачиваюсь на спину, прикрываю глаза и тру лицо ладонями, чтобы окончательно проснуться.
- Который час? – хриплю, голос меня еще не слушается.
- Около двух.
- Ксо! – подскакиваю с пола, но путаюсь в покрывале, которым накрыт. Я пропустил расчетное время, и теперь мне придется заплатить еще за один день, а потом со всех ног бежать на обратный поезд, чтобы успеть до утра написать отчет.
- А где все? – я оглядываюсь по сторонам.
- Твой друг уехал в Кумано еще рано утром. Дайске на кухне вместе со съемочной группой.
- А ты почему здесь?
- А что мне там делать? – Терачи смотрит на меня, взгляд у него лукавый. На мгновение складывается впечатление, будто он насмехается, но списываю на его видимую отстраненность и замкнутость. Терачи похож на закрытую коробочку с сюрпризом, только нужно нащупать кнопку, чтобы ее открыть. Я не уверен, что хочу знать, какой чертик скрывается внутри.
- А кто он, этот Кё?
- А разве тебе Каору не сказал? – Шинья отвечает вопросом на вопрос и называет Ниикуру по имени. Я вспоминаю, что мне ответил Каору на пляже, когда задал ему вопрос о Нишимуре, и во мне вновь закипает злость.
Терачи ставит пиалу на столешницу и переключает канал. Я наблюдаю за мельтешащими кадрами рекламы и вспоминаю, как злился ночью на пляже, а Ниикура продолжал в том же духе.
- Мы подрались, - тяжелый вздох вырывается произвольно, я опускаюсь на татами рядом с Шиньей.
- Намеревались.
Шинья держит в руке пульт, нажимает на красную кнопку, и экран меркнет.
- Здесь нет ни одной книги, - он замечает между делом.
Я теряюсь и не знаю, что ему ответить. Меня мало волнует наличие или отсутствие книг в чужом доме. Чернота экрана засасывает мое сознание, будто в воронку. Я собирался подраться с Ниикурой, во всяком случае, с человеком, которого так зовут.
- Не годится, - раздался чей-то голос.
- Никто не станет смотреть кулинарную передачу, когда скучный повар делает скучные вещи в скучном интерьере.
- Скучный? – раздается сердитый голос Андо.
- Она права, - соглашается с коллегой Кё.
- И тебе скучно?! – Андо рычит.
- Он на самом деле веселый, - комментирует Шинья драму, что разворачивается на кухне ресторана. – Только привык работать по двадцать часов в день.
Он разглядывает свои руки, и я тоже смотрю на длинные кисти, узловатые пальцы. Тонкая кожа покрыта красными пятнами и шелушится.
- Ты правда хост?
Терачи пожимает плечами, и я понимаю, что жест – идеальный ответ. Его можно трактовать как угодно, а самого Шинью избавляет от необходимости говорить правду.
- У тебя хорошо поставлен удар.
- Я заехал Ниикуре по лицу? – не помню. Ничего не помню после его слов.
- В солнечное сплетение.
- Если попробовать в студии, - нерешительное предложение озвучивает член съемочной группы.
- У нас мало времени, - отвечает Нишимура.
- Я не могу бросить ресторан и поехать в Токио, - говорит Андо.
- Да ну, - не соглашается Кё.
- Если поставить в кадр помощника? – озвучивает следующий участник команды. Шинья вытягивается и замирает. Его глаза широко распахнуты.
- Только не это, - шепчет.
У него огромный, в половину лица рот, и губы подернуты неприятной синевой. Шинья поднимается на ноги, держит на одной ладони собаку и озирается по сторонам.
Он уходит на улицу, тихо прикрывает за собой дверь и прячется в серо-бетонном проулке между домами. Я смотрю на остатки риса в пиале. От одного вида еды меня начинает мутить.
- Где он? – Кё возникает в проеме – лично пришел за Шиньей. Я открываю рот и тут же смыкаю губы. За спиной Тоору нависает сердитый Дайске. Оба скрестили руки на груди и смотрят на меня.
- Вышел, - пожимаю плечами, как минутами ранее делал Терачи в ответ на мой вопрос.
- Без него обойдемся, - Дайске машет рукой, затем разворачивается и снова скрывается на кухне. Я остаюсь с Тоору тет-а-тет.
- Мне пора, - разглядываю диван, стол, настил, стараюсь не смотреть на Нишимуру. – Тебе моя куртка не попадалась на глаза?
- Рядом с тобой лежит, - он хмыкает и проходит в комнату, останавливается возле котацу. Куртку нахожу на полу, когда наступаю на металлическую пуговицу. Тоору шарит по карманам, достает карточку и протягивает одной рукой мне. Я беру визитку и разглядываю простой прямоугольник из плотной матовой бумаги. На нем тиснение черной краской – иероглифы имени и цифры.
- Это личный, - добавляет Кё. – Учти, я не всем вручаю свою визитку.
Из куртки достаю свою карточку, и Кё хмыкает, когда читает название компании и мою должность.
- Я пойду, - показываю большим пальцем на дверь за спиной, делаю два шага назад, а затем разворачиваюсь и покидаю ресторан Андо.
В тупике возле массивного забора между жилыми домами орут кошки. Где-то вдалеке лает большая собака. Надрывный лай перекрикивают толстые чайки. Я смотрю, как они замирают в небе, делают тяжелый взмах крыльями и уходят в сторону. Мне кажется странным, что они не падают на землю, а продолжают парить.
Шиньи в проулке нет.

~

Я еду домой и пытаюсь прикинуть, сколько денег у меня осталось до конца месяца. В поезде мне приходит сообщение от Джуна: «Знаешь, что бывает с теми, кто просыпает репетицию?» Я смаргиваю.
«Я же предупреждал Такеши, что в воскресение не смогу. Много работы».
«Вечно договориться не можем. Пора завязывать со всем этим».
Мой палец замирает над клавишей. Я хочу уточнить, с чем пора завязывать? Да, в последнее время собираемся на репетиционной базе все реже и реже. Раньше занимали время по два-три раза в неделю, а сейчас сократили до одного, в воскресение. Я осознаю, что прошло тринадцать лет с тех пор, когда бросил колледж, где отучился всего год по специальности дизайнер. Дал себе время. Три года. Тридцать шесть месяцев на то, чтобы добиться чего-то. В случае фиаско пообещал вернуться к родителям, устроиться на нормальную работу и заботиться о них. У меня ничего не вышло. Я не смог покинуть даже границы Нагано. Группа предпочла музыке секс, наркотики и алкоголь. Я завязал с последним в двадцать три года, поставил бас-гитару в угол комнаты и начал взрослую жизнь с нуля. В моменты особой тоски брал ее в руки, но чем старше становился, тем больше отдалялся от юношеской мечты. Мои новые знакомые в Миэ играли для души. Джун работает страховым агентом. Муня в аптеке родственников. Страховой агент и провизор с замашками гитариста и драммера. Нас познакомил Иноуэ в баре, куда выбрались с коллегами после работы отметить достойное завершение дня. Они были пьяны. Я к тому времени тоже. Их тоска чем-то напомнила мою. Поэтому и присоединился к ним – в свободное время играли каверы старых хитов по мелким непримечательным барам, где каждый посетитель жалел о чем-то личном наедине с бюджетной выпивкой. Иногда ловлю себя на том, что ненавижу их всех – слабовольных и бесхарактерных, и злюсь на Юко. Она смогла чего-то добиться, а я нет.
Не отвечаю Джуну. Вместо этого обновляю с телефона блог Юко. Двадцать минут назад она оставила запись – купила новое платье от Moschino. Подарок самой себе на день рождения. Я вспоминаю, что Юко в этом году исполняется тридцать. И ее день рождения приходится на среду. Она пишет что-то про запланированную вечеринку и список гостей, сетует на то, что до сих пор не определилась с меню. Зато нашла замечательного бармена, и у гостей будут самые сногсшибательные и головокружительные коктейли. Я не сомневаюсь в ее словах.
Пока загружается фотография Юко в платье, которую она сделала в примерочной кабинке магазина перед тем, как идти оплачивать покупки, я задумываюсь, будет ли в списке гостей Ниикура Каору. Мне важно знать, хотя меня Юко, конечно, не пригласит.
Я замечаю под записью о платье еще одну. Юко эмоционально отвечает на чей-то анонимный комментарий рассуждениями о переживаниях несчастной любви, приводит пример из собственной жизни и заканчивает едкой цитатой с сайта, куда я перехожу по ссылке.
«Виртуальной любви не существует», - название темы под статьей, что рекомендовала к прочтению Юко подписчицам блога. В первом же предложении психолог утверждает: «Существует потребность в любви, поэтому люди в сети и влюбляются». Я хмыкаю и пролистываю дальше, цепляюсь за строчку: «Образ человека не соответствует действительности на 100%»
Вспоминается вчерашний день, вечер в компании Ниикуры. Даже странно, что я так опьянел с обыкновенного домашнего вина. Или Андо в него что-то подмешивает? Я соглашаюсь с психологом, когда понимаю, что не представляю, какой по жизни человек этот Ниикура Каору. В конце концов, он сценарист и умеет обращаться со словами так, чтобы публика наедалась и требовала добавки. В этом с Юко они похожи. И мне не стыдно за удар, что пришелся в солнечное сплетение. Он нарывался еще с того момента, когда в лобби гостиницы назвал меня «Тотчи».
Я возвращаюсь к началу статьи, потому что не прочитал ни строчки, только прокрутил вниз и видел разрозненные кадры из памяти.
«Виртуальная любовь – это диагноз интернет-зависимости», - и дальше в том же духе, но по существу. Я ощущаю себя подавленным к середине интервью с автором книг по научно-популярной психологии.
«Разве можно влюбиться в кого-то, кого не видел на самом деле?»
Я захлопываю телефон и отворачиваюсь к окну. Поезд ускоряет ход. Мелькает крупная сетка ограждения вдоль путей. Невозможно. Невозможно влюбиться в кого-то, кого не видел на самом деле. На самом деле Ниикура Каору малоприятный, но талантливый тип. Ведь я влюбился в его письма.

IV
Я решаю, что ложиться спать бессмысленно. Времени на полноценный сон не остается. Половину вечера писал отчет. Мне осталось доделать презентацию к утренней планерке с начальством. На нее, по моим подсчетам, уйдет еще пара часов. У меня болят глаза и еще желудок, но в голове ясно. Снимаю очки, растираю ладонями лицо. Мне нужно взбодриться. Я иду на кухню, чтобы включить электрический чайник. В ящике нахожу початую банку сублимированного кофе. Ложку с горкой высыпаю в чашку, затем добавляю еще половину – покрепче. Чайник шумит, пока греет воду. Я возвращаюсь за компьютер. Глаза мои не смотрят на цифры статистики. Сворачиваю документ и обновляю вкладки браузера, все, за исключением почтового ящика Юко.
Юко сделала запись в блог. Она вкратце рассказывает о чудесном вечере и дегустации вин – так, общие впечатления и эмоции. Юко любит белое сухое и в течение вечеринки разбавляет его водой. По ее мнению, меньше калорий и возможности опьянеть. Она выкладывает несколько фотографий, конечно, без четких лиц гостей – вид с балкона, стол с закусками, женская рука тянется к тарелке с канапе. Я узнаю кольцо. Оно простенькое и дешевое, как охарактеризовала его Юко, но стоило мне моего месячного заработка. Касуми носит его на среднем пальце, на безымянном у нее новое обручальное кольцо. Я нисколько не удивлен, что Юко столкнулась с моей бывшей женой. Возможно, Касуми сама пригласила ее, ведь они были подругами со школы.
Электрический чайник издает щелчок. Я заливаю растворимый кофе водой. Чайник фыркает, плюется кипятком, когда наклоняю носик к высокому краю чашки. Горячие капли попадают на руку, и я одергиваю ее. Кофе пенится, но пена быстро оседает.
Какое-то время смотрю, как пар поднимается над чашкой. Чашку покупала Касуми. Раньше их было две, но при транспортировке из Нагано в Цу одна разбилась. Я раскрыл коробку и увидел сколотый край, когда вторая стояла целехонькой рядом. Разбитая чашка была последней вещью, что осталась мне на память о трех годах семейной жизни, не самых счастливых. Все остальное – одежду, косметику, бесчисленное количество обуви, сумок, ремней, глянцевых журналов - оставил новым жильцам съемной квартиры, где до переезда ждал возвращения Касуми, но так и не дождался. Хотя ожидание и происходило скорей всего по инерции.
Я делаю глоток и понимаю, что не хочу кофе. Выливаю в раковину, а чашку споласкиваю под водой из крана. Держу ее в руке. Касуми купила парные чашки в первый год после свадьбы. Я расценивал наш брак как череду случайностей. Случайно столкнулся с Касуми возле стенда с журналами в супермаркете вечером. Она листала журнал, в редакции которого к тому моменту работала Юко. Касуми знала это. Она ревностно следила за карьерными успехами моей сестры. Они дружили со старшей школы, вечно торчали в комнате Юко – трепались о глупостях. Касуми нравилось в доме наших родителей. И я ей нравился. Она призналась мне в этом, когда была порядком нетрезва, а я подвозил ее на такси до дома в наш четвертый совместный вечер. Несколько лет Касуми страдала от неразделенной любви. Юко была в курсе и советовала ей забыть, но та не собиралась следовать советам лучшей подруги. Она ждала и дождалась. Мы поженились почти сразу. Я рассудил, что Касуми не дурна собой, знакома моей семье – лучшей пары мне было не найти. В двадцать семь лет внезапно ощутил свое одиночество, когда на улицах, где провел детство, стали попадаться бывшие одноклассники и ровесники, все как один с женами и малолетними детьми. Детей у нас с Касуми не появилось. И сейчас я думаю, что и к лучшему. Второму мужу она родила сына почти сразу. Я узнал случайно от мамы, утром того дня, когда взломал ящик Юко. Юко ни разу не обмолвилась при мне о Касуми. Я так и не знаю до сих пор, что сестра думает о нашем браке, но о втором супруге отзывается с нежностью. Скорей всего, именно она и свела Касуми с ним. Бумагу о расторжении брака я получил по почте. Касуми ушла из дома и ничего не взяла, только одежду, что была на ней в тот день, когда не вернулась в нашу квартиру. Она оставила мне прощальную записку и уехала в Токио на деньги, которые мы откладывали для совместного отпуска. Злился ли я на нее? Не помню. Я оказался растерян и подавлен, а еще зол, но злился на Юко.
Я делаю еще одну чашку кофе и возвращаюсь за компьютер, но к работе приступаю не сразу. Вбиваю в строку поисковой системы имя Нишимуры Тоору. Ничего конкретного не нахожу. Поиск по слову «Кё» тоже не дает результатов. В последний раз смотрю на бледные пальцы Касуми и закрываю браузер вовсе. Рукой подпираю голову, думаю, что стоит побриться.

~

На планерке клюю носом в отчет. Я закончил его в четвертом часу ночи вместе с презентацией и вынужден заметить, что ночные бдения мною стали переноситься не так легко. С ощущением разбитости перечитываю первые абзацы под ламинированной обложкой. Мне предстоит выступить, как только новый глава филиала закончит вступительную речь. Я никак не могу сконцентрироваться на том, что он говорит, выхватываю из контекста отдельные предложения. Титанических усилий мне стоит сдержаться и не зевнуть. Я стискиваю челюсти сильнее, до боли.
- Хара-сан, прекрати скрипеть зубами, - Иноуэ быстро склоняется ко мне. Я сижу по левую руку от него. Он постоянно теребит пуговицы на рукаве строгого пиджака, иногда притрагивается к плотному узлу галстука. Я встряхиваю головой. Челка падает на глаза, и пятерней зачесываю ее назад, распрямляю спину.
На пост главы совет директоров назначил менеджера из Токио. На вид ему не больше тридцати. Возможно, он мне ровесник. У него красавица-жена, русская. Сотрудницы бухгалтерии успели осведомиться на фейсбуке о его статусе. Жена осталась в Токио. Вряд ли она переедет следом за мужем в Миэ, ведь они только переехали из Йокогамы.
Странно себя ощущаю, когда смотрю на ровесника-начальника. Осторожно поглядываю в сторону Иноуэ. Он что-то пишет в блокнот и снова теребит галстук. Я склоняюсь над отчетом и снова начинаю клевать носом, поэтому, едва не пропускаю, когда Иноуэ встает с места.
Начальник в общих чертах рассказывает о проделанной мною работе. На белом полотне появляются слайды презентации. У меня по щеке текут слезы. Они прохладные, или в конференц-зале слишком душно. Сегодня сюда набились почти все сотрудники.
- Хара-сан, позвольте задать вам вопрос.
Я вздрагиваю, когда слышу свое имя. Охиро Наото и все присутствующие в зале устремляют на меня внимание.
- Я прочитал ваш отчет и не вижу в списке заведения «Таки». Если не ошибаюсь, оно расположено в Овасэ. Что вы можете сказать насчет него? Вы преднамеренно исключили его из списка? В то же время упоминаете о ресторане Шинобу и упоминаете о причинах, по которым невозможно включить в сферу интересов компании.
Охиро атакует меня вопросами. Я чувствую, как от напряжения начинает болеть шея и плечи. Давит в районе затылка.
- Я исключил ресторан «Таки» в связи с тем, что он не пользуется популярностью среди местного населения. Со стороны компании было бы очень рискованно предлагать ланчи данного заведения.
- А что вы можете сказать о кухне?
- Я не рискнул попробовать что-либо.
- То есть, вы построили свои выводы о заведении на основании слухов?
- Да. Наш проект ориентирован на предпочтения местного населения, и я…
- То есть, местный контингент предпочитает что-то вроде заведения Шинобу?
- Да, - коротко киваю и снова сжимаю челюсти. Мне так хочется зевнуть.
- И чем вызвана нелюбовь со стороны жителей Овасэ?
- Ходят слухи, что господин Андо является виновником серьезного пищевого отравления устрицами во время летнего фестиваля, который ежегодно проходит в Овасэ. Несколько человек после оказались вынуждены обратиться в больницу.
Охиро выслушивает до конца.
- Забавно, - он улыбается. – Вчера я посещал популярный кулинарный канал ю-туба, и особой популярностью пользовалось видео, где господин Андо учил готовить карпаччо из морского черта. Вам известно, что он на протяжении нескольких лет работал в Токийском ресторане, которому Красный гид присвоил две звезды?
- Да.
Иноуэ покрылся испариной. Крупные бисерины пота выступили на лбу, отчего волосы стали влажными, а общий вид начальника – нервным.
- Надо признаться, я несколько разочарован работой отдела маркетинга, - Охиро продолжает смотреть на меня, и я понимаю, что больше всего он разочарован как раз моим отчетом.
- Я считаю, что каждый из вас в курсе о состоянии экономики страны, а также о том, какие убытки несет компания.
У меня в горле встает сухой ком, будто я только что наглотался шерсти. Пытаюсь сглотнуть его, но не получается. Пластиковая бутылка минеральной воды стоит слишком далеко. И я не могу протянуть к ней руку, когда Охиро прямо смотрит на меня. Он продолжает говорить. Инуоэ бледнеет и становится зеленого оттенка, как последний слайд презентации, и почти сливается с ним, разве что костюм черный.
Я понимаю, что мне придется вернуться в Овасэ, чтобы попробовать стряпню Андо Дайске. Когда только он успел стать таким популярным на ю-тубе за один вечер, если видео-ролик снимали при мне днем воскресенья?
В кармане пиджака начинает вибрировать телефон. Я выставил беззвучный режим до начала совещания и ощущаю его бедром. На меня никто не смотрит. Иноуэ садится рядом и растекается по стулу. От него волнами исходит обреченность и отчаянье. Он просто фонит ими. И я осторожно лезу за телефоном. Едва не роняю под стол, когда вижу имя на дисплее. Юко.
Она не дожидается, когда ей отвечу. Я выхожу в личную почту, куда приходят только рассылки и уведомления об обновлениях в блогах, на которые подписан.
«Я на совещании. Что-то стряслось?!»
Юко отвечает через семь минут. Охиро предоставляет слово начальнику отдела логистики. Тот озвучивает цифры и комментирует их сухим бесцветным голосом. Я гадаю, что могло произойти. Моя первая мысль – что-то с родителями! Отец сильно сдал в последнее время, но держится благодаря маме. Мама в прошлом году загремела в больницу с переломом шейки бедра и еще не восстановилась полностью.
«Извини».
Это все, что отвечает мне Юко. Одно слово. Наверное, со стороны выгляжу болваном – рот раскрыт, постоянно моргаю и смотрю в экран телефона.
«Родители в порядке?» - задаю вопрос со всей прямотой.
«Тебе лучше знать. Я устраиваю в субботу вечеринку по случаю дня рождения и просто хотела узнать, сможешь ли ты приехать?»
Мне кажется, что я нахожусь в кошмарном сне, где меня отчитывает перед всеми начальник, на несколько лет меня моложе, а сестра приглашает на вечеринку по случаю тридцатилетия, когда за год мы общаемся не более двух раз и то в родительском доме.
«В Нагано?»
«В Токио. У меня не получается вырваться. В воскресенье вечером сразу же улетаю в Лондон».
Юко приглашает меня на вечеринку в Токио. Сколько раз я повторяю, к тому же вслух? Иноуэ с укоризной косится в мою сторону. Я убираю телефон обратно в карман и все, что меня волнует на данный момент - будет ли там Ниикура Каору?

~

- А, это ты, - Андо выглядит разочарованным, когда я вхожу в ресторан. Ничего не изменилось с воскресения. Пустой зал. Пять столиков накрыты чистыми скатертями. Поверх них разложены тканевые салфетки и европейские приборы. В углу работает телевизор. Андо убрал звук, когда я появился на пороге. За полосками клеенки мелькает силуэт Шиньи.
- Дела, я смотрю, идут все так же, - не сдерживаю раздражения по поводу того, что во вторник пришлось вернуться в Овасэ.
- А-а-а, - Андо махает рукой. Он не в духе. Я отодвигаю стул и сажусь за столик возле окна. Шинья смотрит на меня с минуту, а затем приносит меню. Я начинаю изучать названия блюд, все пытаюсь вспомнить то, о котором на собрании говорил Охиро.
- Пельмени с крабовым мясом?
- Что? – я отвлекаюсь и смотрю на Терачи. Он стоит все это время рядом. Взгляд у него насмешливый. Его веселит, и я бы хотел знать, что именно. Андо начинает ходить из угла в угол. В раздражении сует руки в карманы белых поварских штанов и задирает фартук.
- Нет, - делаю вид, что пропустил шпильку в свой адрес. Я понижаю голос до шепота, чтобы меня мог расслышать только Терачи.
- Что он готовил, когда здесь был этот Кё со съемочной группой?
Терачи наклоняется ко мне, смаргивает, а затем отвечает.
- Карпаччо.
Он смешно произносит иностранное, непривычное для слуха слово, будто перекатывает твердый леденец во рту.
- Точно! Карпаччо!
- Его нет в меню, - Терачи склоняет голову к плечу и не перестает смотреть на меня с усмешкой.
- А что есть? – моргаю.
- Пельмени из крабового мяса. Советую все же попробовать, - он сгибается надо мной и шепотом, по секрету, добавляет. – Он вымачивает крабовое мясо в китайском вине.
- Тогда пельмени! – произношу с нарочитой громкостью, чтобы Андо меня услышал. Дайске замирает, а потом не двигается целую минуту. Терачи дергает плечом. Я понимаю, что задавать вопросы ему бессмысленно.
- Пельмени с крабовым мясом на третий столик, - он говорит, и Андо фыркает.
- Я заплачу за них!
- Ты и в прошлый раз заплатил, но не стал есть, - отвечает Андо и хмурится. Терачи направляется к дверному проему. Я замечаю, что при ходьбе он немного прихрамывает.
- А где… Кё? – морщу нос, когда произношу прозвище. По-моему, оно не подходит тому странному парню, Нишимуре Тоору. Я не понимаю, зачем ему прозвище.
- Уехал. Со своими уехал еще вечером обратно в Токио.
- Вряд ли, - говорю вслух. Я начинаю размышлять над тем, когда Кё успел смонтировать видео, которое выложил в тот же день на канал ю-туба. Я посмотрел ролик еще вчера сразу после разгромной летучки. Найти его не составило большого труда. Я вбил в строку поиска «Таки» и фамилию Андо. Видео высветилось в листах нескольких каналов. Я выбрал самый верхний. Смонтирован ролик ювелирно. Девять минут и тридцать семь секунд. Я успел поразиться и мастерству Андо, и таланту оператора. Мне даже самому захотелось что-нибудь такое приготовить, но дома в кухонных ящиках воодушевленный нашел только рис, натто и пакет сушеных грибов. Помимо кадров, где Андо виртуозно орудовал большим ножом, была и домашняя хроника, где шеф ресторана «Таки» разговаривал с помощником. Несколько секунд с Шиньей. Он пробует первым карпаччо, ходит возле телевизора с собакой на руках. Когда только Кё успел обработать материал?
- Уехал и уехал, - Андо вздыхает.
- Так что насчет пельменей? – интересуюсь я.
Андо прищуривается, будто подозревает меня в чем-то.
- А ты точно попробуешь?
- Я за этим сюда и приехал.
- С чего бы это вдруг? – хмыкает Андо, и я понимаю, что за прошлые разы успел его если не обидеть, то серьезно задеть по самолюбию.
- Начальник посмотрел твое видео на ю-тубе и загорелся идей.
- На ю-тубе? – Шинья выглядывает из-за плеча Андо.
- Да, - коротко киваю.
- Что за идея? – только хмурится Андо. Шинья уходит вглубь дома. Я слышу, как щелкает замок внутренней двери, что отделяет ресторан от жилых комнат.
- Эй, а почему здесь так пусто? – раздается голос Ниикуры Каору, и я едва не сворачиваю себе шею, когда оборачиваюсь, чтобы посмотреть, действительно ли он здесь и у меня не начались слуховые галлюцинации.
Ниикура прикрывает дверь и разглядывает пустующие столики. Он недоумевает.
- По количеству просмотров твоего ролика в интернете, сегодня у тебя должен быть аншлаг!

~

Каору выдерживает эффектную паузу, даже выпячивает вперед грудь, но затем сдувается – опускает плечи, ставит сумку на ближайший стул и упирается руками в бока. Он одет в джинсы и футболку. Пиджак расстегнут. За три дня Ниикура отпустил жиденькие усики. Волосы свисают на лицо, и пятерней зачесывает назад. Он смотрит на меня.
- Привет, - говорю я, потому что ничего более подходящего из словарного запаса подобрать не могу к ситуации.
Очень вовремя возвращается Терачи. Он приносит планшетный компьютер, елозит пальцем по экрану.
- Что нужно вбить? – спрашивает и при этом не отвлекается на нас.
- Таки. Андо, - подсказываю, но Терачи перебивает меня.
- Нашел!
Он ставит планшет на ближайший ко всем столик, разворачивает встроенный флэш-плеер на весь экран. Экран бликует, и поначалу трудно разобрать, что происходит.
- Не видно, - говорит Каору и походит ближе.
- А так? – Терачи регулирует угол наклона. Андо вздыхает. В молчании мы смотрим ролик от начала до конца, а потом экран становится черным и тишина маленьком зале ресторанчика звенит.
- Круто! – выдыхает наконец Андо.
- у Кё особое чутье, - Ниикура хмурится. Я обращаю внимание на Терачи. Он сложил руки на груди и вцепился сухонькими пальцами в предплечья. Лицо приобрело совершеннейший белый оттенок, будто из Терачи разом выкачали все краски. Он делает медленный шаг, планшет едва не выскальзывает из его рук. Терачи хромает обратно в дом и забирает дорогую игрушку.
- Что это с ним? – интересуется Ниикура, он садится напротив меня и забирает меню, разворачивает к себе и с удовлетворенным видом шевелит губами, когда читает названия блюд. Рот у него непропорционально маленький. И эти усики выглядят просто смешно над тонкой верхней губой.
- Он смотреть не может, как разделывают мясо, - комментирует побег помощника Андо.
- А как же он работает? – удивляется Каору.
Андо только махает рукой.
- Да никак. От вида крови его воротит. К рыбе прикоснуться боится. Брезгует. Зато готовую только так уплетает! Посуду моет двумя пальцами.
- А зачем тогда держишь такого работничка? – Ниикура подпирает рукой голову.
- Да жалко парня, - признается Андо. – Он мне моего брата напомнил. Они ровесники. Разве что этот успел нахватать звезд с неба. Это же надо было трахать кандидата в депутаты местного самоуправления. И та хороша, цыпочка, повелась на хоста. Чтоб ей нормального мужика не найти?
- Он здесь от дамочки прячется? – усмехается Каору.
- От ее мужа, - гоготнул Андо. Я смотрю на неподвижные клеенчатые полоски и думаю, что не так в истории парня по имени Терачи Шинья. И его ли это настоящее имя?
- Ты уже сделал заказ? – Ниикура обращается ко мне, и я теряюсь.
- Да, - хмурю брови, смотрю на скатерть, в точку, которая приходится ровно на середину расстояния между нами.
- Ты будешь что-нибудь заказывать? – интересуется Андо.
- О да! – Каору жмурится. – Давай, это, это и это. И то, что ты готовил в прошлый раз. И вино! У тебя осталось то вино?
Ниикура пальцем быстро скользит по строчкам, указывает Дайске на каждое блюдо.
- Конечно!
- Вот и славно!
Андо уходит, а Ниикура продолжает изучать меню.
- А ты что заказал? – он обращается ко мне. – Здорово, что мы с тобой сегодня пересеклись здесь.
- Почему? – задаю глупый вопрос. Ниикура искоса поглядывает на меня.
- Завтра у Юко день рождения. Она пригласила меня на вечеринку в субботу. И я думаю над подарком. Подбросишь идею?
- Я не знаю, - бормочу себе под нос. – Мы мало общаемся, на самом деле.
- Да? – Ниикура не выглядит удивленным. – А мне показалось, что наоборот. Во всяком случае, очень трогательно в аэропорту выглядела встреча.
- Она уехала из Нагано в Токио за лучшей жизнью, а я остался с родителями в Нагано.
- Но сейчас ты вроде бы живешь в Миэ. Или я не так понял? - от его прямого взгляда мне стало неуютно. Я закусил губу.
- Да, переехал пару лет назад. Перевод из одного филиала в другой.
- Понятно.
Дверь в ресторан распахнулась, и Ниикура отвлекается от моей биографии. В «Таки» входит молодая пара. Девушка во главе снимает солнечные очки и осматривается по сторонам.
- Похоже, Кё не прогадал, - Каору мне подмигивает. Пара замечает нас, усаживается за соседний столик. Парень скромный, косится на меня, складывает ладони лодочкой и прячет между коленей, горбится, будто ему неуютно находиться в центре зала и внимания Ниикуры.
- Я сейчас, - произносит Каору, он встает с места, со скрипом отодвигает ножки стула и ныряет между прорезями клеенки.
- Шинья! – доносится окрик Дайске. – Шинья, ты где? Оглох, что ли?
Ниикура возвращается, но не успевает дойти до меня. Из кухни выскакивает Дайске. Он замечает посетителей, разворачивается на сто восемьдесят градусов, чтобы захватить меню, затем обращается к нам.
- Я сейчас принесу вино.
Шинья так и не выходит.

~

- Вот гаденыш, смылся! – Андо сидит вместе с нами. Я замечаю время на часах. Половина первого ночи. Я должен быть дома в Цу, но продолжаю торчать в ресторане «Таки» - наелся до отвала, даже лишний раз пошевелиться не могу, чтобы не спугнуть негу, которая одержала над силой воли верх. Пельмени оказались восхитительными, просто божественными на вкус! Ниикура заказал с половину наименований и почти все съел, но поделился со мной – позволил таскать лакомые кусочки.
За молодой парой пришли еще и еще люди. Андо разрывался между залом и кухней, и только сейчас признался, что Шинья ушел. В доме не было ни сумок с вещами, ни собаки.
- Наверное, побоялся, что теперь его найдут здесь, - предполагаю я, грею в руках бокал с вином. Вино Дайске принес того же сорта, что и в прошлый раз. Мы с Ниикурой прикончили по бутылочке на брата.
- Да и черт с ним! – отвечает Андо, а потом вздыхает, выражение лица становится горестным. – Нашел приключений на свою тощую задницу. Пусть теперь расхлебывает.
- А деньги он не прихватил? – интересуюсь.
- Завтра разберусь.
Возле ресторана тормозит машина. Широко и ярко мазнули светом фары в сумерках за окном. Проходит минута, другая, из такси выходит кто-то, кто не разобрать. Он стоит возле входа, а затем дергает дверь на себя.
- Я так и знал!
Кё занимает четвертый стул. Куртки он не снимает, кладет руки перед собой, сцепляет пальцы в замок.
- Делаем совместный проект? – вопрос Кё адресует Дайске, который только вздыхает. – Концепцию я немного видоизменил. Сейчас наша задача занять сетевое пространство. Интернет – такая штука. Развивается быстрее телевидения. Затем запустим серьезно проект на кабельном, а пока будем снимать в режиме онлайн-хроники.
Нишимура вываливает на Андо все и сразу, но тот занят тягостными раздумьями и с трудом фокусирует на Кё полный тоски взгляд.
- Кто-то умер? – Нишимура вопросительно приподнимает бровь.
- Шинья ушел.
- Плохо, - только и говорит Кё. – Плохо. Без Шиньи рейтинги обвалятся и замедлится темп.
- Это почему? – встреваю я.
- Ты ролик смотрел?
Я киваю.
- Комментарии читал?
Комментарии я не читал.
- Телочки сразу запали на Шинью. Через слово «каваи-и-и», - последнее слова Кё выделяет голосом – тоненько противно тянет последний слог. Я смотрю на руки Нииикуры, он теребит в пальцах чек, переворачивает, сворачивает в трубочку и оставляет коротким ногтем зарубку.
Андо поднимается. От него мрачными волнами исходят непонятные, смешанные эмоции.
- Мне еще на кухне убираться, - тон его голоса нейтральный и отстраненный. Я снова поглядываю на часы и прикидываю, как мне добраться до Цу.
- Обойдемся без Шиньи, - заключает Нишимура, потом переводит взгляд с меня на Ниикуру и обратно.
- Дайске-кун расстроился, - произносит Каору.
- Может, помочь ему? – предлагаю я и представляю, как Андо стоит возле раковины, где громоздятся тарелки, кастрюли и сковородки. Но ничего подобного не происходит. Дайске возвращается и приносит с кухни три бутылки пива. Асахи. Нишимура не пьет алкоголь. Это я успел заметить еще в прошлый раз.
- Я сейчас, - Ниикура неловко выбираться из-за стола, похлопывает по карманам, но находит пачку сигарет в сумке. Выбивает одну и тотчас зажимает зубами, выходит курить на улицу. Андо открывает бутылку, пьет жадными большими глотками прямо из горла темной бутылки, при этом задирает голову. Кадык мощно дергается.
- Куришь? – спрашивает он.
- Бросил.
Я допиваю вино из бокала.
- Я могу рассчитывать на поздний ужин? – Кё протягивает руку через весь стол, чтобы взять меню.
Каору нет и нет. Я замечаю, как время замедлило ход, или Ниикура действительно долго отсутствует. Не успеваю озвучить подозрения, как стеклянная дверь шарахается о стену. В ресторан врываются сначала двое, за ними еще несколько человек. В общей сложности успеваю насчитать семерых. Якудза. Они подскакивают к нам. Кто-то хватает меня за ворот рубашки и сдергивает на пол со стула. Кё укладывают лицом в стол. Андо валится рядом со мной. Я успеваю заметить возле входа лежащего Ниикуру.
- Лежать, я сказал, - рычит правее один из налетчиков.
- Где он?
- Твою мать, - выдыхает Андо.
- Эй, я к тебе обращаюсь! – я чуть приподнимаю голову и вижу, как один надавливает коленом на спину Дайске, как раз между лопаток, хватает его за волосы и заставляет прогнуться.
- Обыщите весь дом! – тявкает второй. Трое срывают пленку с дверного проема, вламываются в дом. Раздается грохот и треск. К горлу подступает неприятный комок, который никак не могу сглотнуть.
- Его здесь нет! – из тех троих, кто ушел искать Терачи, возвращается самый последний.
- Я еще раз спрашиваю, где он?
- Ушел, - хрипит Дайске. Его снова дергают за волосы.
- Куда?
- Не знаю.
- Громче!
- Да пошел ты!

V
Ниикура поднимает с пола пиджак и встряхивает, проводит ладонью сначала по одному рукаву, затем по второму. Ткань в его руках шуршит. Под толстой подошвой ботинок Кё хрустят осколки – все, что осталось от окна. Якудза разбили витрину перед уходом - запустили от досады стулом. Стул вылетел на пустую обветренную дорогу. Меня и Кё накрыло стеклом. Это произошло позже момента, когда назревала драка. Я успел услышать, как чиркнул по воздуху складной нож. Они бы выпустили Андо кишки, просто вскрыли ему живот за дерзость. Один вздернул Дайске за волосы, поставил на колени и подхватил его руки подмышками, чтобы не дернулся. Другой приблизился вплотную – поигрывал ножичком. А потом Ниикура протянул ко мне руку, чтобы остановить, когда я на инстинкте дернулся на помощь. Якудза ударил меня по спине с рыком: «Лежать!». Тот, с ножиком, обернулся.
Они разрешили Ниикуре подняться с пола. Я видел только носы ботинок грязного горчичного цвета, а потом мне на голову свалился его пиджак, и я мог только слышать, что происходит.
- Смотри, - якудза столпились возле Каору. Кто-то пнул меня в бок. Я застонал и закусил губу, до крови.
- Вам лучше уйти, - Ниикура произнес серьезным тоном.
- Да кто ты такой вообще?
- Отпустите их, - Каору продолжил. – Тот, кого вы ищете, ушел четыре часа назад. Если поторопитесь, то успеете его нагнать.
- Умный такой, да? Может, ты еще скажешь, куда он ушел?
- Я не знаю.
- Ладно, парни, здесь делать нечего. Он прав. Только зря время теряем.
Они ушли, но кто-то запустил стулом в окно. Взвизгнули тормоза машины возле ресторана. Якудза укатили, а мы все сохраняли неподвижность еще какое-то время. Первым пришел в себя Кё.
- Твари, - выдохнул Дайске. Я сорвал с головы пиджак и увидел протянутую руку Ниикуры. Он собирался помочь мне подняться с пола.
- Они мало похожи на приятелей обманутого мужа, - хмыкнул Тоору. Он озвучил естественный вывод из ситуации. Дайске выскочил на улицу. Я принял руку. Ниикура крякнул, когда дернул меня на себя.
- Вот же твари! – Андо ругался вслед автомобилю якудза. – Сукин сын!
- Шинье повезло, что он ушел, - Нишимура развернулся к оконному проему лицом, а я посмотрел на руки Ниикуры. От пальцев до грудины под меланжевой серой футболкой темный рисунок татуировок. И на шее – чернильная летучая мышь. Ворот пиджака закрывал ее.
- Не смотри так, - Ниикура насмешливо поглядывает на меня в ответ. Я отворачиваюсь и замечаю, как хмурится Дайске. Он стоит в дверях.
- Они приняли Ниикуру за своего, - комментирует Кё, и Каору начинает смеяться.
- Парни, расслабьтесь, - он зачесывает волосы назад.
- Ты тоже из... этих? – спрашивает Дайске. Он держит закрытую позу – скрестил руки на груди.
- А разве похож?
- Шинья тоже похож… был, - замечает Тоору. – На хоста.
Дайске сжимает челюсти, отчего на лице проступают желваки.
- Андо-кун, тащи с кухни свое итальянское вино, - требует Нишимура.
- Оно из Китая, - отвечает Дайске.
- Что? – переспрашивает Ниикура.
- Вино из провинции Китая, - Андо вздыхает и проходит мимо нас на кухню.
- Твою мать! – его голос громыхает в смежном помещении. Тоору прыскает и снова отворачивается. Я замечаю, какая сегодня ветреная ночь. Вдалеке на линии горизонта болтается танкер.
- Может, ему помочь? – я порываюсь пойти за Дайске, но Нишимура меня останавливает.
- Не стоит.
- Сука! Шкуру спущу, если увижу, - Дайске громыхает посудой. Вместе с какофонией чугуна и стали раздается звук, похожий на рев коня в объятом пламенем пространстве.
- Мне нужно в Цу, - спохватываюсь, но Ниикура кладет мне ладонь на плечо и похлопывает. Я отшатываюсь в сторону.
- Ты чего?
- Ничего, - бормочу под нос.
- Я эти татуировки набил по-пьяни, еще во времена студенчества в Кобе, - он закатывает рукава пиджака, чтобы показать рисунок. - На спор. Свести их, конечно, можно было, да и я поначалу не знал, что они какой-то смысл имеют. Набил и набил – мастер попался, как говорится, от бога. Это мне потом объяснили знающие люди, что да как. Плюнул, другим рисунком забил, а эти все равно увидели и узнали.
Я киваю. Ругань Андо доносится из жилой части дома. Кё уходит на кухню и через мгновение возвращается с бутылкой вина.
- А что покрепче у него есть? – спрашивает Каору.
- Посмотри сам, - пожимает плечами Тоору, разглядывает горлышко бутылки и пробку.
- Он там чем занят? – интересуюсь я.
- Оценивает ущерб.
Ниикура мнется возле Тоору, затем отбирает бутылку и уходит на кухню, чтобы ее открыть. С уличной стороны мелькнула темная сумеречная фигура, привлекла внимание хрустом битого стекла, а затем собачьим писклявым лаем, будто из-под одеяла. Я поворачиваюсь лицом к двери. Дверь раскрыта, Шинья придерживает ее рукой, когда заносит внутрь сумку-переноску, откуда и раздается рычание.

~

- В доме есть бутылка текилы, - говорит Терачи.
Когда Дайске видит Шинью возле разбитого окна, он произносит: «Курить хочу». Сигареты есть только у Ниикуры, но Каору все еще на кухне. Андо делает шаг к Терачи, и я дергаюсь – готов разнимать драку. Драки не происходит. Дайске сует руки в карманы и выходит на улицу.
- О! - только и восклицает Каору. Он сумел обнаружить штопор и откупорить бутылку вина.
- Хочешь нам что-нибудь рассказать? – Кё обращается к Шинье, а Терачи лишь подергивает плечами.
- Нет.
- Эй, ты как минимум задолжал объяснения Андо! – меня выводит из себя его привычка пожимать плечами, когда от него требуется ответ. Шинья ставит сумку с вещами на стул и смотрит на руки Ниикуры, скользит пристальным взглядом по рисунку татуировок.
- Я принесу текилу, - он хромает, когда идет вглубь дома. Переноску с собакой из рук не выпускает.
- Он трахал жену якудзы? – интересуется Ниикура.
- Возможно, - предполагает Кё. Втроем разглядываем пустой дверной проем.
- Я пойду, - говорю и выхожу в ночь, чтобы никто из оставшихся не успел задать вопрос куда.
- Ты куда? – спрашивает Андо. Я поравнялся с ним и пытаюсь сориентироваться, в какой стороне от ресторана находится железнодорожная станция.
- Мне нужно возвращаться. И насчет сотрудничества…
Не успеваю договорить, следом выскакивает Ниикура.
- Тот… Тошимаса, ты куда так рванул? Там Шинья нашел текилу.
- Мне пора, - взмахиваю ладонью на прощание, разворачиваюсь и шагаю по дороге. Я слышу, как за моей спиной щелкает зажигалка – раз, потом другой. Они закуривают сигареты из пачки Ниикуры. Я думаю над тем, стоило ли начинать курить, чтобы бросать и постоянно бороться с зависимостью.
В Овасэ глубокая ночь, когда торчу на перроне станции. Я пытаюсь выяснить у работника железнодорожных путей, остановится ли в такой поздний час какой-нибудь поезд, на котором можно будет добраться до Цу. И в итоге сажусь на скамью возле автомата с напитками – выгребаю из кармана мелочь и покупаю баночку холодного фруктового кофе.
Я абсолютно протрезвел, разве что клонит в сон. Закрываю глаза и слушаю, как шумят деревья и океан. Со станции очень хорошо слышно.
- Я же говорил, что он пошел сюда, - я задремал прямо на лавке и очнулся, когда услышал знакомые голоса и разрозненный топот.
- Вот же он!
Открываю глаза и вижу, что вдалеке от меня стоят четверо – Ниикура, Кё, Дайске и Шинья.
- И долго ты собираешься здесь торчать? – кричит мне Каору. Я смотрю на жестяную баночку кофе – так и не вскрыл ее.
- Я жду поезд, - отвечаю ему. – Мне утром нужно быть на работе.
- Следующий будет только в семь утра, - Тоору и Шинья изучают расписание.
- Бери вещи и пойдем! – продолжает Ниикура.
- Куда? – моргаю.
- Тебе же нужно быть на работе в семь утра? – уточняет он в ответ. На принятие решения у меня уходит минута. Я вспоминаю, на какой машине приехал Нишимура. Кажется, он воспользовался услугами такси.
- Потом будешь спать, - Ниикура оказывается возле меня, трясет за плечо. – Вставай!
- Куда мы? – интересуюсь, наконец, я.
- Увидишь, - он подмигивает, и взгляд у него такой хитрый.
Мы снова оказываемся на улице. Идем неказистой набережной. Я замечаю, что Ниикура тащит на себе сумку. Сумка Шиньи за ремень перекинута через плечо Андо. Дайске время от времени хватает за локоть Терачи, когда тот сбивается с шага.
- Что с ним? – спрашиваю, и Каору прыскает со смеху:
- Текила. Полбутылки, пока мы курили на улице.
- Он что-нибудь рассказал?
- Ты думаешь, он в состоянии языком ворочать?
- Но идет же.
- Ага, по прямой, и то сбивается, - Каору поправляет сумку. Она стучит по бедру.
- Так куда мы идем? – кусаю губы.
- Пришли! – раздается в ответ. Дайске хватает Шинью за плечи и разворачивает лицом к пирсу.
– По воде до Цу быстрее. И ты успеешь на работу утром, - говорит Тоору. За все время пешей прогулки от станции до пирса он молчал, только вертел в руке телефон.
Дайске идет вдоль катеров, затем забирается на один и стучит кулаком по крыше.
- Это лодка школьного друга Дайске, - комментирует Кё. – Мы решили, что Шинье дальше оставаться в Овасэ небезопасно, а по суше перемещаться бессмысленно. Кто знает, где головорезы будут его поджидать и куда они вообще поехали.
- И? – хмурюсь.
- Они на машинах вряд ли смогут угнаться за катером.
- И куда поплывет катер?
- В Цу, - отвечает Ниикура.
- Все нормально! – кричит нам Дайске. Он стоит на носу лодки и машет нам рукой. – Поднимайтесь на борт.
- Ну что, берете Шинью и поднимаете его.
Шинья покачивается, прижимает к груди сумку-переноску. Его обдувает порывами ветер, треплет расстегнутые полы куртки, длинные волосы, а он только жмурится.
- Тошимаса, - серьезным тоном ко мне обращается Нишимура. – Можешь на пару дней поселить у себя Шинью? Там я с тобой свяжусь или с ним. Только номер продиктуй.
Я диктую номер, а потом спохватываюсь, смотрю на Ниикуру. Каору весь напрягся, сосредоточенный разглядывает темные полоски ламинарии в воде. Откуда она здесь только взялась?
- Я тебе позвоню, - обещает Нишимура и убирает телефон. Дайске спрыгивает на пирс и приближается к Терачи.

~

Шинье лучше всего. Он пьян, достал из переноски собаку, и теперь прижимает к себе и гладит. Мелкая псинка таращит черные шарики глаз на Ниикуру. Каору весь побледнел, едва ступил на борт катера. Кажется, у него морская болезнь. Он жмурится и часто облизывает пересохшие тонкие губы. Мне тоже не по себе от мысли, что мы болтаемся в ночи посреди океана в трюме легкого катера. Я впервые оказываюсь в подобной ситуации. И море-то увидел в первый раз в сознательном возрасте, когда переехал в Миэ.
Школьный друг Андо, Тсуеши, ведет суденышко по направлению к порту Цу, а я вспоминаю тот первый раз, когда из окна рейсового автобуса принял море за продолжение леса. Все детство и юность, что прошли в горной, по сути сельской местности Нагано, оказались перечеркнуты. Ощутил, сколько потерял, стоило моему соседу в автобусе сказать, что вот оно, море! Я расплакался тогда – вдыхал насыщенный йодом и солью воздух, а слезы сами текли по щекам.
- Когда мне было три года, дедушка и бабушка взяли меня с собой на ярмарку в парк аттракционов. Я потерялся и очень испугался.
Не знаю, зачем говорю все это, но Ниикура перестает отстукивать пальцами по коленям нервный ритм.
- Наверное, это было самое сильное ощущение страха, хотя, возможно, потому что первое.
- А я никогда не катался на аттракционах, - тему разговора поддерживает Шинья. – Обычно я носился по парку и орал, а за мной бегали мама и тетя.
Он перестает чесать пальцами за оттопыренным огромным ухом собаку.
- Дедушку и бабушку я никогда не видел.
- Ты серьезно никогда не катался на аттракционах? – я удивлен.
Шинья коротко кивает.
- Я в последний раз в парке развлечений был на свое совершеннолетие. Тогда шел дождь или снег. Я вообще опоздал на церемонию. И вместо аттракционов мы с друзьями пошли в караоке-бар.
Я пытаюсь представить Терачи ребенком, который носится по парку аттракционов – удирает от двух взрослых женщин и при этом кричит. Мои мысли озвучивает Ниикура.
- Ты серьезно?
- Про аттракционы? Да, - Шинья пытается сфокусировать взгляд на Каору.
- Нет, про то, что кричал, - лодка вдруг кренится в сторону, и Ниикура вцепляется в край стула руками до побелевших костяшек пальцев.
- Я вообще был крикливым и разговорчивым ребенком, - Терачи издает тихий полувздох-полусмешок. – Я собирался стать юристом, хотя мне прочили карьеру телеведущего, потому что разговаривал даже, когда находился в комнате один… Хотя один был постоянно.
- Тоже играл в одиночестве? – спрашиваю я и получаю утвердительный кивок в ответ.
- Я был единственным ребенком. Потом мы переехали, и на нашей улице жил мальчишка – мне ровесник. Я начал играть с ним, но потом как-то не сложились с ним отношения. Он был немного заторможенным и не знал многих вещей. А я уже тогда был умным. Он стал плотником в итоге, как и его отец. А я – программистом… Ой.
Шинья прикладывает ко рту пальцы, а я пытаюсь осознать, что он только что сказал, а по сути, по-пьяни выболтал. И ведь правда никакой Терачи не хост. Разом вспоминаются все детективные книжки, что были мною прочитаны. И недавно по телевизору транслировали сериал про гениального парнишку-программиста. Я пытаюсь представить, как Терачи Шинья нажимает на экран айпэда и переводит миллиарды йен со счетов якудза в зарубежные банки.
- А я в детстве ничего не боялся, - Ниикура не слышит главного, начинает бахвалиться. – Только дрался постоянно. Меня один раз парень отмутузил, а я украл его кепку и пописал в нее. На следующий день рассказал ему, и мы снова сцепились.
Наверное, нам с Шиньей стоило рассмеяться, но я и Терачи опешили и в молчании смотрим на Каору.
- Эй, вы не дрались в детстве?
- Нет, - говорю я. Шинья трясет головой.
- Ладно. А один раз, - продолжает Ниикура. – Я поругался с родителями, сбежал на крышу дома и поссал на соседский балкон, и как раз в это время вышла соседка. Прятался потом до вечера на крыше и несколько дней боялся выйти из дома. Думал, она догадалась, кто это сделал, и отругает меня или родителям скажет.
По мне, так у Ниикуры странное чувство юмора или оно полностью отсутствует. Мне становится понятно, почему он уехал работать сценаристом в Штаты – как раз по уровню интеллекта. Я прикусываю щеку. Все так и не вяжется Ниикура, каким он оказался в реальности, с образом человека, с кем вел переписку на протяжении трех лет. Или же они с Юко разыгрывали меня?
- Мне кажется, у тебя было мало друзей, - Шинья склоняет голову набок.
- Вообще, да, - Каору снова облизывает губы. – Я не очень-то и шел на контакт. В том плане, когда нужно было говорить, вдруг замыкался в себе, блеял что-то. Не то, что вы, говоруны!
- Я мало говорил и был угрюмым ребенком, - замечаю вслух. – Со мной поэтому никто и не хотел играть. Говорили, что вечно тяну одеяло на себя. Даже из школьной команды по футболу выжали, начали меня игнорировать. Пасовали друг другу, как будто и не стоял на поле рядом с ними. Мне потом капитан сказал, что не хочет отправлять мяч, потому что не буду никому передавать, а постараюсь забить гол сам. У меня ни разу не получалось, и наша команда в итоге проигрывала.
- А ты и правда тянул одеяло на себя, - Шинья хихикает. Я опускаю голову, воспоминания детства, а за ними обычные мальчиковые обиды прорываются разом через плотину запрета на них. Такая глупость, а ранит отчего-то до сих пор.
- Ано… Тотчи…
- Не называй меня так, - огрызаюсь я – вскидываю голову и смотрю на Каору в упор. Пространство между нами вновь наполняется молчанием.

~

Мотор замолкает, и какое-то время мы дрейфуем на катере в свободных водах. Лицо Ниикуры становится нездорового капустного цвета. И Шинья с ловкостью извлекает из сумки бутылку, в которой на четверть осталось текилы.
- Ты ее забрал с собой? – восклицаю я, а Каору отвинчивает крышку и присасывается к узкому короткому горлышку.
- Она все равно стояла у Дайске без дела. Он даже не заметит.
Я смотрю на Шинью и не могу понять, нервирует ли его так же, как и Ниикуру, ночное путешествие в открытом море.
От лязгающего звука шагов по металлическим ступеням вздрагиваем одновременно. Ниикура вытирает тыльной стороной ладони рот и протягивает бутылку с текилой мне.
- Мы на месте, - сообщает Тсуеши. Он нависает над Терачи, потому что тот ближе всего сидит к лестнице. Собака рычит и прижимает к несоразмерной крупной лобастой голове уши. Ниикура снова прикладывается к бутылке. Я в порыве вскакиваю с лежака и взбираюсь наверх следом за Тсуеши.
- Где мы?
Поверхность моря плоская, а над ней, будто клочки сахарной ваты из парка аттракционов, поднимается туман.
- Судоремонтный завод, - Тсуеши сжимает сигарету в зубах и отвечает мне. Я задираю голову и замечаю, что катер болтается между траулером и судном-базой. – Сойдете с катера, дойдете до тех контейнеров. Затем вдоль них и по прямой. В том месте забор невысокий. Перелезете и дальше по городу. Нужно успеть, пока видимость не пропала.
Я не нахожу слов, чтобы ответить. Контейнеры цвета жженого кирпича высятся вдалеке. Я прикидываю, как до них добраться. Территория завода, скорей всего, охраняется.
- Здесь работы по ночам не ведутся, - успокаивает меня Тсуеши. Меня хватает на короткий кивок. Вместо благодарности возвращаюсь вниз, забираю бутылку у Ниикуры, едва не опрокидываю ее. Текила льется на пол и в итоге ее остается ровно на один глоток. Я не чувствую вкуса, только горло обжигает. Перевожу взгляд с Ниикуры на Шинью и не представляю, как втроем будем выбираться с территории завода.
- Ну что? – хриплым голосом спрашивает Каору. Я сглатываю горькую слюну.
- Мы на месте, - я на ватных ногах дохожу до кушетки. Шинья с осторожностью помещает собаку в переноску. Псинка дрожит, горбится и тихо поскуливает.
- Я плавать не умею, - признается Ниикура. Он смотрит перед собой, в пол.
- Надеюсь, нам не придется добираться вплавь, - я опускаюсь на кушетку. Ощущаю напряжение в шее и плечах. Шинья издает смешок, затем икает и прикрывает в извиняющемся жесте ладонью рот.
Я зажмуриваюсь, хочу открыть глаза и оказаться на кровати в своей квартире или в поезде.
- Готовы? – над ухом гремит сиплый голос Тсуеши. Ниикура утвердительно мычит в ответ. Шуршит тканью сумки Терачи. Я вздыхаю.

~

Прокручиваю ключ в замочной скважине до упора, и дверь сама поддается. Втроем вваливаемся и начинаем хохотать. Шинья прижимается спиной к стене, приваливаюсь плечом к противоположной. В руке держу сумку с вещами Терачи, она достаточно тяжелая, а я ощущаю между лопаток прикосновение Ниикуры, когда он утыкается в меня горячим лбом.
Совершенно не помню подробностей, как выбирались с территории завода. Разрозненные фрагменты – катер у причала, Тсуеши помогает Шинье сойти на сушу. Я протягиваю Ниикуре руку и сдергиваю его с палубы. Текила ударила им в голову, а до грузовых контейнеров идти порядком. Я ощущаю себя героем детективного триллера, Ниикура тоже. Он говорит мне об этом, когда закидываю его руку себе на плечо и помогаю перебирать ногами. Терачи передвигается на полном автопилоте, но скорость снижает ноша. Я забираю у него сумку. Переноску с собакой он не выпускает из рук. Идем вдоль крытого дока до контейнеров. Контейнеров слишком много. Они стоят в определенном порядке, по квадратам, и втроем плутаем между ними, будто по кварталам города, пока я не замечаю ограду. Сетка достаточно высокая, чтобы так просто через нее перелезть. Первым по железной трубке взбирается Ниикура. Он испытывает восторг, о чем и сообщает, когда оказывается наверху, а затем прыгает вниз. Я испытываю облегчение от того, что Каору оказывается с той стороны сетки, не боится высоты и ничего себе не сломал при падении. Следом за ним подсаживаю Шинью. У него достаточно лихо получается взгромоздиться. Он сразу протягивает руку за переноской. С обратной стороны сетки ее аккуратно принимает Ниикура. Сумку с вещами я перебрасываю, а затем залезаю сам. Провал в памяти, и уже Каору возле комбини ловит такси – машет руками и смеется, ругается, когда водитель сначала нас игнорирует. За путь до моего дома платит Шинья. Он выгребает из карманов куртки наличные. Банкноты рассыпаются по салону сквозь непослушные растопыренные пальцы. Я набираю ровно столько, сколько называет таксист, остальное запихиваю обратно в куртку Терачи.
Смех разом прекращается, когда мой телефон оповещает о входящем звонке. На экране высвечивается незнакомый номер, но я отвечаю. Каору не меняет положения, а Шинья сползает по стенке вниз, усаживается на корточки и выпускает собаку.
- Вы добрались? – слышу в динамике, не сразу соображаю, что звонит мне Кё.
- Да. Да, мы у меня дома, - повожу плечами, чтобы избавиться от давления между лопатками. Каору покашливает и отстраняется.
- Отлично.
- И как долго Шинья должен будет пробыть у меня?
- Два-три дня. И пусть постарается не светиться на улице.
Я прикидываю, что два-три дня, о которых говорит Нишимура, продлятся как раз до субботы. В субботу у Юко вечеринка. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Ниикуру. Он шумно сопит и пытается развязать шнуровку на ботинках.
- А потом?
- Не телефонный разговор, - ухмыляется Тоору. – Можешь передать ему трубку?
Я сую телефон Шинье в руку. Он закрывает ладонью рот, слушает, что ему говорит Кё, а затем издает одиночное «угу». Разговор на этом завершается. Шинья протягивает трубку обратно. Я автоматически смотрю на яркий дисплей, но не запоминаю время.
- Что он сказал? – хмурюсь.
- Два-три дня не высовывать нос на улицу, а там он со мной свяжется и скажет, что делать дальше.
- Мне в субботу нужно будет уехать.
- Спать хочу, - Шинья зевает, а затем прикрывает глаза. Собака выбирается из переноски, делает несколько шагов, а затем вытягивается, задирает голову и принюхивается. Нюхает и мои ботинки, после чего делает страшные глаза. Мне кажется, черные бусины просто выкатятся из орбит, а псина оставляет возле меня лужу и трусит к хозяину. Каору смеется, хотя не вижу ничего смешного.
- Он спит, - я теряюсь, а Терачи засыпает в той неудобной позе, которую принял.
- Ага, - Каору веселится. Я оборачиваюсь к нему и вижу, как он стаскивает ботинки. – Его нужно переложить на диван или кровать.
- В комнате есть диван, - стою и не могу пошелохнуться.
- Отлично, - Каору шмыгает носом и проходит мимо меня в комнату. Собака когтистой лапой скребет по обтянутому денимом колену хозяина. Из груди вырывается тяжелый вздох.
- Эй, - я склоняюсь над Шиньей, трогаю за плечо. Он едва разлепляет веки, морщит лицо и мычит.
- Помоги мне, - окликаю Ниикуру. Я боюсь заглянуть в комнату и увидеть, как он спит на моем диване. Каору не спит и приходит на помощь сразу.
- Сними с него ботинки, - командует он.
- Подержи его, - бурчу под нос.
Пока Ниикура удерживает Терачи в вертикальном положении, я развязываю шнурки на ботинках. Собака крутится возле его ног, тычется мягкой мордой, мокрым носом в пальцы, в ладонь, лижет кожу шершавым, точно у кошки, языком.
- Давай отнесем его на диван, и там уже снимем с него ботинки.
Я волоку Терачи на себе. Каору поддерживает его за ноги. А я ударяюсь бедром о край тумбочки, когда меня заносит в сторону, но укладываю на диван Шинью. Ниикура останавливается возле, покачивается на ногах, пока стаскиваю тяжелые ботинки на толстой подошве с Шиньи. Шинья тотчас поджимает пальцы, а затем переворачивается в позу эмбриона.
- Только ты не засыпай! – предупреждаю Ниикуру.
- Я могу спать на полу, - мямлит в спинку дивана Шинья. – Я учился в девятом классе и переехал из комнаты в двадцать татами в комнату размером с четыре.
Терачи прерывается, чтобы зевнуть. Его собака бегает возле дивана, от одной ножке к другой и поджимает куцый хвост. Я подхватываю ее под теплый бархатистый живот и опускаю на Шинью.
Шинья спит.
- Он болтливый, - усмехается Каору.
- Похоже, только, когда выпьет, - я раздражен и устал. Смотрю на часы. До начала рабочего дня остается всего полтора часа, а у меня нет ни сил, ни готового отчета.
- Тебе, наверное, нужно на вокзал? – спрашиваю прямо. Каору моргает, словно до него не доходит, что я сказал.
- Ано… - тянет слово-паразит.
- Я поеду в офис, - предупреждаю сразу.
- Интересно, что он натворил, - вздыхает Ниикура, он смотрит на Шинью, потом на меня.
- Спроси его.
- Он в отключке.
- Собираемся? – поторапливаю его, но Каору обводит мутным взглядом комнату, вертит по сторонам головой, все пытается зацепиться взглядом за детали, пока не выхватывает полки, где у меня стоят тома манги и коробки дисков. Он двигается к стеллажу, шевелит губами, когда читает названия, а я чувствую себя крайне неловко и не придумываю ничего лучше, чем сбежать.
- Я переоденусь, и можем идти.

VI

Отпираю дверь в ванную, и телефон вибрирует, издает короткий, похожий на выстрел звук оповещения о новом сообщении на сервере электронной почты. Я замираю и смотрю на Ниикуру. Он стоит все так же возле стеллажа, склоняет голову к плечу, чтобы прочитать название журналов, пальцем цепляет один за корешок. Тот завалился за стопку. Одной рукой вытаскивать журнал неудобно, и Каору прячет телефон в задний карман джинсов. Мне не нужно залезать в почтовый ящик, чтобы узнать, от кого пришло письмо. Я вспоминаю, что намеренно затолкал журнал за общую стопку, чтобы его не нашли ни Джун, ни Муня, когда оставались у меня пару раз – пивом и пиццей отмечали несколько концертов подряд в клубе возле моего дома. И теперь не знаю, что заставляет смутиться больше, но мне определенно не нравится, как ведет себя Ниикура, как ухмыляется и листает мелованные листы. Его забавляет находка. Он покачивается с носка на пятку, с легкостью сует журнал в щель. Журнал падает, с дробным звуком ударяется корешком о полку позади стопки.
- Ано… - Каору замечает мое присутствие в комнате, указывает большим пальцем на стеллаж. – У тебя верхний журнал завалился за остальные. Ты готов?
- Я его туда убрал, - хочу, чтобы он знал, что пойман с поличным, но Ниикура переводит тему.
- Это у тебя телефон играл?
Ответ Каору не интересует, он замечает на полке, что находится на уровне его глаз, диски с первым сезоном Гандамов и приходит в восторг.
- Эй, у тебя только один сезон на дисках? – Ниикура оборачивается, когда дергаю во второй раз дверь в смежную комнату, хотя это никакая не комната на самом деле, а кладовка, где нет окон. Я оборудовал там что-то вроде спальни. Только раздвижная дверь в последнее время начала заклинивать - отъезжала в сторону на треть, и мне приходилось прикладывать усилия, чтобы отвести еще на две трети.
- А какой у тебя самый любимый?
Я шарю возле изголовья в темноте, но нащупать очки никак не могу, поэтому перемещаю руку за дверь и натыкаюсь пальцами на ладонь Каору. Он оказывается за моей спиной и ударяет плашмя по кнопке, что находится снаружи, в комнате, где и остается.
- Круто, - выдыхает Ниикура, выглядывает из-за плеча, и я дергаюсь, падаю на колени и выставляю руки вперед. – Сам придумал?
- Сам.
Он уходит за диван к окну и выглядывает на улицу – пальцами оттягивает тонкую полоску горизонтальных жалюзи и прищуривается, когда смотрит в зазор. Я наблюдаю за ним и ощущаю, как раздражение наполняет легкие точно раскаленный воздух. Мне хочется крикнуть, чтобы Ниикура остался стоять на месте, ничего не трогал, не разглядывал.
- Я сменю рубашку и буду готов, - повторяю еще раз.
Бросаю через плечо и запираюсь в ванной, задвигаю до упора замок и делаю несколько глубоких вдохов. Тяжелое дыхание гулким эхом рикошетит от кафельной плитке к плитке. И сердце часто ударяется о грудную клетку. Я закрываю глаза, и в кармане снова вибрирует телефон. Кому я еще понадобился?
От Ниикуры пришло два новых сообщения. И сперва я открываю новое.
«Хотел добавить, что подготовил для тебя сюрприз».
Моргаю, смотрю на отражение в зеркале и вижу, как перекосилось мое лицо, как торчат в стороны всклокоченные волосы. У меня вид городского сумасшедшего. Я жму непослушными пальцами на кнопки, чтобы развернуть первое сообщение от Каору. Отметка сети показывает перечеркнутое обозначение сигнала. Я замахиваюсь, чтобы запустить телефоном в стену, но передумываю. Рука сама опускается. Я выворачиваю вентиль крана, подставляю ладони под струю и плещу в лицо прохладной водой. Мне стоит остыть и побриться. Над верхней губой выступила жесткая щетина.
Ниикура за пару дней на пути пилигримов успел отпустить усы. Я когда-то пытался тоже, но один их жалкий вид вкупе с жиденькой обозначившейся бородкой заставил меня сбрить их. Это случилось в самом начале совместных репетиций с Джуном и Муней. Я купил куртку из темной кожи и должен был олицетворять всем видом рок-н-ролл, но парни же всю спесь и сбили. Ждали выхода на сцену прокуренного тесного клуба Осаки в полуподвальном помещении, где затылком запросто цеплял потолок и трубы коммуникаций. Перед нами зажигали студенты-панки - динамики хрипели, гитары невпопад взвизгивали, вокалист рычал в микрофон, но больше цедил из бутылки дешевый виски. Меня мутило от запаха столь же дрянного курева и от мысли, что после нам стоять там, перед неприглядной публикой, которая сновала даже за кулисами. Я пытался придать себе серьезный и суровый вид, пока Джун не протянул мне бутылку воды и таблетку болеутоляющего. Он решил, что у меня разболелся зуб.
Край воротничка рубашки намок. Я стягиваю ее через голову, бросаю в ноги и достаю из шкафчика коробочку для хранения линз. Запоздало вспоминаю, что забыл захватить чистую рубашку. Вздыхаю и усаживаюсь на крышку унитаза.
«В субботу я буду в Токио. Если есть желание, то мы могли бы встретиться. Буду ждать твоего ответа. P.S. С днем рождения!”
Телефон падает на коврик перед раковиной, толстые длинные крученые нити смягчают удар. Упираюсь локтями в расставленные колени, тру ладонями лицо, а затем закрываю руками голову и сижу так несколько минут.

~

Каору ждет, когда я справлюсь с замками. Запираю дверь и ловлю себя на мысли, что меня совершенно не беспокоит присутствие Шиньи к квартире. Сколько он проспит после изматывающего путешествия? Восемь, двенадцать часов? Даже если Шинья проснется раньше, чем вернусь с работы, а я допускаю подобное развитие событий - он пройдется по квартире, заглянет в холодильник, в ящики, изучит содержимое полок стеллажа, найдет дайжест за стопкой журналов, включит первый сезон Гандамов, хотя большая вероятность, что извлечет из сумки планшетный компьютер и будет торчать в сети до моего появления. Я отчетливо представляю, прокручиваю образы и понимаю – подобные мысли не вызывают раздражения. Меня раздражает то, что Ниикура прикуривает сигарету, со вкусом затягивается и выпускает из легких дым, когда мы выходим на улицу.
- Отсюда до вокзала недалеко, но я могу вызвать для тебя такси.
- Не надо, - он стряхивает пепел себе под ноги.– Прогуляюсь по городу. Я здесь впервые.
- Здесь нет ничего интересного, - я выпрямляюсь, убираю ключи в карман пиджака и опускаю голову, чтобы волосы закрыли лицо. С опухшей рожей и в очках с толстыми стеклами выгляжу, как придурок. – Но отсюда недалеко до ферм, где культивируют жемчуг.
По улицам продолжаем идти нога в ногу. Ниикура останавливается возле «Данкин Донатс», дергает за рукав моего пиджака.
- Зайдем?
Я смотрю через стекло на ярко-розовую карту мира, что занимает всю стену напротив касс.
- Кроме пончиков у них должно быть что-то еще в меню. Я не люблю сладкое.
- Через квартал отсюда есть приличная удонья, - вскидываю руку, чтобы сверить время. – Только она еще не работает.
Я иду прочь, подальше от яркой, жизнерадостной вывески «Данкин Донатс». Через несколько домов круглосуточный комбини и вендинговые автоматы. Я покупаю баночку соевого молока и сэндвич с курицей.
- Здоровое питание, - хмыкает Ниикура, все это время он шел за мной.
- На работе съем, - пожимаю плечами и снова сутулюсь. Каору мог бы и не смотреть подобным пристальным взглядом.
- Я видел у тебя в квартире бас-гитару. Играешь?
- Для себя, - открываю банку, опускаю пластиковую трубочку и втягиваю большой глоток. Молоко с привкусом ванили. Смакую на языке сладость и морщусь. Куда смотрел, когда нажимал на автомате кнопку?
- Я не заметил комбика.
- Он у моего приятеля. Забываю забрать.
- Ты играешь с приятелем?
- Нас трое. Так, на любительском уровне – собираемся раз-два в неделю, когда время есть, играем втроем. Гитара, бас и ударные. Иногда в клубах выступаем, если приглашают. Бывает, что выезжаем за пределы Цу.
- Пользуетесь популярностью? – усмехается Каору, и меня отчего-то задевает, что он произносит это так и еще кривит губы в снисходительной улыбке, поэтому оставляю его вопрос без ответа.
- У тебя еще много рисунков. Во всяком случае, целая папка на стеллаже, - Ниикура пытается поддержать разговор. – Ты рисуешь?
- Я год отучился в колледже, - вздергиваю подбородок.
- И?
- Хотел быть дизайнером, но разочаровался и бросил колледж.
- Но рисовать не бросил.
- Я сколько себя помню, всегда рисовал, - пожимаю плечами.
- Ты бросил колледж и решил стать служащим?
- Нет. После колледжа меня мотало. Я устроился в строительную фирму, которая занималась дорогами, но это оказалось не для меня. От переутомления свалился в канаву и лежал там, думал, что умру вот так, в грязи, в холодной воде под ясным небом.
- И что произошло?
- Второй рабочий вытащил меня, но мне пришлось уволиться в этот же день. После, я работал в ресторане, готовил суши. У меня были длинные волосы, и они постоянно попадали в рис. Клиенты оставались недовольными, и хозяин меня попросил.
- Значит, тебя можно назвать коллегой Дайске, - Каору смеется.
- Скорее, коллегой Шиньи. После два года играл в группах. Сначала на гитаре пробовал, затем меня попросили заменить басиста, но с этой затеей также ничего не вышло, а там закончился срок, который себе определил.
- Что за срок?
Я замечаю, что замедлил шаг и, в итоге, плетусь нога за ногу, треплюсь по душам с Ниикурой. Навстречу попадается все больше людей, мимо проезжают машины, чаще – велосипедисты. Один неожиданно выруливает прямо перед нами, и Каору снова хватает пальцами за лацкан пиджака, чтобы остановить меня.
- Так что за срок ты себе определил?
- Я себе сказал, что если не достигну высот до двадцати трех, то вернусь к родителям, устроюсь на нормальную работу, буду о них заботиться и заведу свою семью.
- И не достиг?
- Скажем так, это оказались не те высоты. Я переоценил свои возможности. Со мной такое случается постоянно. Что в школе, что потом в колледже. Каждый раз вспоминаю слова девчонки, которая, как мне казалось, нравилась в старшей школе, но топлива не хватает, чтобы дойти до конца.
- Что за слова? – он зажимает сигарету зубами и вытаскивает зеленую плексигласовую зажигалку, самую дешевую, какая бывает. Пальцем чиркает по колесику, но искры нет.
- Я решил, что уделаю всех парней в школе, если предложу ей со мной встречаться. После уроков подошел, чтобы пригласить вместе прогуляться, а она ответила: «Ты милый, но что ты из себя представляешь? Вот когда ты будешь из себя что-то представлять, то предложи мне еще раз».
- Женщины, - вздыхает Ниикура и вытаскивает сигарету изо рта, прячет от безнадеги зажигалку обратно в сумку.
Я замечаю сквер и здание офиса. Иноуэ подскакивает с лавочки, на которой остается сидеть специалист отдела логистики. Начальник хочет слышать о результатах поездки до того, как нам предстоит идти с докладом к высшему руководству. Доклада у меня нет, как и представления о том, что буду говорить. Захватывающий рассказ о нападении на ресторан Андо якудзы, ночном путешествии на катере и побеге с территории судоремонтного завода заинтересует разве что писак из местной газеты.
- Ладно, заболтал я тебя, - Ниикура протягивает руку для прощального рукопожатия – у него американские привычки. И меня коробит от подобного панибратства, но протягиваю ладонь в ответ. Рука у него прохладная. У меня начинает покалывать кончики пальцев, и в итоге пожатие длится дольше, чем положено в таких случаях. Каору смотрит мне в глаза, и я отвожу взгляд, отступаю назад, будто капитулирую.
- Пока.

~

У Шиньи отвратительно свежий вид. После текилы голова обычно ни у кого не болит, если только не мешать с другим алкоголем. За двенадцать часов моего отсутствия Терачи выспался. Он сидит с ногами на диване – забрался в самый угол, весь сжался в комок - носом буквально утыкается в планшет. Собака возле его тощего бедра часто перебирает передними лапами по обвивке. Я раскрываю рот, чтобы спугнуть ее, но она поднимает свою лобастую голову, таращит глазенки и зевает, и слова застревают в горле до неприятного ощущения першения. Давлюсь сухим кашлем, интересуюсь.
- Твою собаку нужно выгулять?
Шинья не отвлекается от планшетного компьютера. Быстрыми точными движениями касается экрана. Я слежу за его пальцами, и у меня складывается впечатление, что Терачи не отвечает кому-то в чате, а ласкает игрушку.
- Она приучена к лотку, - голос у Шиньи тихий, скрипучий. Я в растерянности оглядываюсь в квартире и замечаю кошачий лоток с наполнителем возле кухонной тумбочки. Узел галстука сдавливает горло – терпеть невозможно.
- Нужно купить наполнитель и консервы. Мне понадобятся наличные. Скажи номер своего счета, - Терачи произносит речь монотонным голосом, не выделяет ключевые моменты, на которых мне стоило бы заострить внимание. Я на автомате согласно киваю, и только потом до меня доходит смысл, когда включаю кран и набираю стакан воды.
- Номер счета? – переспрашиваю, и Шинья поворачивает голову, смотрит на меня через плечо.
- Мне нужны наличные. Я не могу воспользоваться своими картами. Меня сразу же обнаружат.
- Якудза?
- Полиция.
Вода плещется через край стакана в мойку. Я ударяю по вентилю крана, и на мгновение все погружается в безмолвие. Мне кажется, что в гнетущей тишине отчетливо слышится звук, с которым пухнет и трескается мой мозг, будто сухое рисовое печенье.
- Тебя еще и полиция ищет?
- Конечно, - он отворачивается с таким видом, будто это сам собой разумеющийся факт.
- Ты кого-то убил?
- Нет.
- Вчера ты был более разговорчив, - закусываю губу и хмурюсь.
- Да ну.
- Ты болтал про парк аттракционов и комнату в двадцать татами, - припоминаю все, что он говорил.
- Не помню, - только и получаю в ответ.
- У меня не так много денег на счету. Командировки в Овасэ за свой счет. И до конца месяца думал занять у приятелей.
- Можешь не продолжать, - говорит Шинья и замолкает. Я на ватных ногах обхожу диван под пристальным взглядом собаки. Терачи улыбается в экран. – Я оплачу по прайсу гостиницы. Сколько в Цу стоит снять номер на пару дней? Хотя подожди. Сейчас посмотрю в интернете.
- А тебя по этой штуковине полиция не обнаружит? – киваю на планшет. Я замираю возле стеллажа и мельком смотрю на полки. Шинья ничего не трогал. Наверняка, даже не подходил, если вообще вставал с дивана.
- Нет. Все продумано, - он не отвлекается от сетевой беседы, касается указательным пальцем виска. – Если ты все-таки продиктуешь мне номер карты, то я смогу перевести деньги из парагвайского банка.
Шинья замолкает, хмурится. Я лезу в карман за бумажником, чтобы оттуда вытащить карту и продиктовать номер, когда Терачи произносит.
- Не надо.
- Передумал?
- Нашел в регистрационных данных интернет-магазина.
- Ты украл миллиард?
- Нет.
Я иду в сторону ванной и уже замираю в темноте проема, когда до меня доходит, что Шинья сказал.
- Какого интернет-магазина?
- Того, в котором ты оплачивал свои последние покупки. Я подключился от твоего имени и пока настраивал, просмотрел историю активных соединений по протоколам.
Я метнул взгляд к ноутбуку. Он лежал на котацу в том положении, в каком я оставил его утром вторника перед тем, как поспешить на вокзал.
- Я не прикасался к твоему компьютеру, - Шинья опережает мои возможные вопросы. – Я специалист в сфере информационной безопасности.
- Я приму душ и соображу что-нибудь на ужин.

~

- Если у тебя есть счет заграницей, то почему бы тебе самому не уехать из страны? – спрашиваю, когда выхожу из ванной, вслепую справа от себя нащупываю включатель. - Если не можешь улететь на самолете и боишься, что тебя схватят еще на регистрации, то можешь вплавь. Договорись с капитаном рыболовного судна…
- Я над этим уже работаю, - перебивает меня Терачи. Я растираю волосы полотенцем, а затем оборачиваю его вокруг шеи и вздыхаю. Мокрая ткань холодит разгоряченную после душа кожу. Очки я оставил на раковине, поэтому приходится возвращаться за ними.
- В Штаты?
- Китай.
- Побоятся сунуться, - с пониманием киваю и ловлю на себе насмешливый взгляд Терачи.
- Месяц ветеринарного карантина в Штатах.
Я перевожу взгляд с Шиньи на его собаку. Она с ленцой чешет задней лапой за оттопыренным ухом.
В холодильнике нахожу пару проросших клубней картофеля. На полках есть рис и быстрое карри – ровно на две порции. Начинаю возиться с рисоваркой, когда замечаю, что Шинья встает с дивана и раскрывает сумку с вещами. Он достает дизайнерский пиджак. В нем Терачи действительно смахивает на хоста, а не на специалиста по информационной безопасности. Нужно уточнить, где он обеспечивал эту самую безопасность.
- Я посмотрел по спутниковой карте, что недалеко есть удонья. Там прилично готовят?
Он прижимается плечом к дверце холодильника. Я держу в руке коробку полуфабриката карри.
- Я собирался поставить готовиться рис.
- Нужно купить наполнитель, если ты только не хочешь, чтобы Мию делала свои дела на твой ковер.
Так я узнаю, что его собаку зовут Мию. Она реагирует на кличку, кубарем срывается с места к ногам хозяина.
- Так что? – поторапливает меня. – Заодно обналичим деньги с карты.
Он ждет, пока я переодеваюсь. Волосы влажные, и пытаюсь высушить полотенцем, но больше взлохмачиваю – концы завиваются в мелкие локоны, будто овечья шерсть.
- Что? – спрашиваю, Терачи скользит взглядом от моего лица до носков и обратно, дергает плечами и скрывается за стеклами огромных солнечных очков.
Он ведет меня в ту самую удонью, о которой я рассказывал утром Ниикуре. Начинаю украдкой смотреть по сторонам, но тотчас себя одергиваю. Каору наверняка погулял по Цу, а затем сел на поезд до Осаки или на автобусе отправился на ферму, где выращивают жемчуг.
Заказ приходится подождать. Мы теснимся за столиком возле входа. Других свободных мест в удонье в этот час нет. Шинья весь путь молчал и продолжает молчать. У меня к нему множество вопросов, вот только он не дает повода зацепиться за слова и вытащить правду наружу.
Я разглядываю слой масла, а Шинья успевает проглотить половину порции – втягивает с хлюпаньем длинные нити лапши. Стараюсь не отставать. Чем быстрее покончим с едой, дойдем до банкомата и купим наполнитель для лотка, тем скорее окажемся в квартире, где каждый сможет уткнуться в компьютер и не будет испытывать чувства неловкости в присутствии друг друга.
- Ты все?
Шинья отталкивается от края стола ладонями. Перед ним пустая тарелка. Он с любопытством озирается по сторонам, пока я доедаю. Лапша соскальзывает от неловкого, торопливого движения, падает на спортивный джемпер. На красной ткани остается жирное темно-желтое пятно. Я промокаю его салфеткой, стараюсь не тереть, чтобы не впиталось в волокна сильнее и смог отстирать.
- В какой бар ты обычно ходишь?
- Разве Кё не договаривался с тобой, что ты будешь у меня отсиживаться? – я комкаю в пальцах липкую салфетку, сворачиваю на ладони в шарик.
- Если бы я слушался каждого, то не сидел бы с тобой здесь, - Шинья говорит скучающим тоном. – Так что насчет бара?
- Я не уверен, что там есть текила, - предупреждаю сразу, и Терачи улыбается широкой открытой улыбкой, а мгновение спустя срывается на тихий смех.

~

Я привожу его в бар, где обычно собираемся с парнями, но возле дверей Терачи меняет решение или же спланировал все заранее. Он платит за нас двоих на входе в заведение, куда меня поначалу и пускать не хотят, но Шинья говорит, что я с ним, и передает купюры в руки:
- На эту сумму можешь заказать в баре коктейль.
Мне неуютно под рассеянными взглядами. Они слепо скользят по нашим фигурам и снова ныряют на дно бокалов с крепкой выпивкой. Я ни разу не был в подобных местах, да и одет неподобающим образом. Плетусь за Шиньей, а он ищет свободный столик подальше от барной стойки и сцены.
- Если хочешь спрятаться, будь на виду, - цитирую вслух, и Терачи отвлекается от винной карты. В его зрачках дрожат то ли смешинки, то ли дьявольские искры. Черт из табакерки – как есть!
Шинье приносят шот с текилой, на краях блестит соль. Мутная капля сока с дольки лайма стекает по вогнутому боку стопки от надреза до шероховатой темной поверхности дубового стола. В моем высоком бокале цветными слоями водка, ягодный сок и ликеры.
Водка сразу ударяет в голову. Шинья просит повторить. Пустую стопку тотчас заменяют на полный до краев второй шот. Терачи касается губами соленого края, затем опрокидывает в себя ровно на маленький глоток и с закрытыми глазами лижет дольку лайма, жмурится.
- У тебя был роман с молодой женой якудза. И она залетела. А якудза узнал об измене, потому что ему поставили еще во времена его первого брака диагноз бесплодие. И теперь ты вынужден скрываться от его головорезов, потому что они собираются тебя кастрировать.
Шинья моргает, затем отпивает еще треть.
- Я угадал? – после вишневого сока терпкий ликер оставляет горькое послевкусие на языке, вяжет гортань до кашля. Шинья вздыхает. Его глаза немного окосели, или я сам окосел, но в состоянии различить восторг.
- Нет, - отвечает Терачи и хриплый тихий смех перекрывает мое разочарование. Я продолжаю ломать голову над загадкой. – Твоя сестра, наверное, кусает локти и завидует твоей фантазии, хотя у нее тоже есть талант к сочинительству.
- Ты знаешь Юко?
- Нет, - трясет головой, выжженная рыжая челка закрывает половину лица. – Но успел почитать ее блог. В твоем пересказе он мне понравился больше. Не люблю я все эти сопли.
- Ты… ты… - я вспыхиваю, хочу ударить его, заехать кулаком прямо в глаз и уже порываюсь схватить его за грудки, чтобы вытряхнуть всю загадочность, но он игнорирует меня и допивает текилу.
- Ниикура не знает, что это ты?
Силы разом покидают меня, как и гнев, остается только осадок раздражения. Я смотрю на пустую стопку, на расслабленную ладонь Терачи.
- У нее сегодня день рождения. В субботу в Токио она устраивает вечеринку. И она позвонила, пригласила меня. И Ниикуру тоже. Они знают, что его кто-то дурачит, что кто-то присвоил ящик Юко. Он в Японию вернулся по ее просьбе – готовить материал для журнала, а заодно сделать ей предложение, если еще не сделал.
Шинья подпирает рукой голову и слушает, не перебивает, пока я не замолкаю. Со свистом втягиваю второй слой ликера – сливочный, миндальный.
- Он тебе нравится, - заключает Терачи. Я едва не опрокидываю бокал. Шинья точно нарывается на драку.
- Нет! Совсем нет! Знаешь, по переписке я представлял его себе совершенно другим. Еще когда читал его письмо Юко, думал, что вот он, кто сможет вытерпеть мою сестру, кто сумеет направить ее норов в мирное русло. В своих письмах Ниикура рассудительный, спокойный, мудрый что ли, а в реальности какой-то сумасбродный, неуверенный в себе тип с сельским диалектом, которого мотает по свету и который живет по принципу здесь и сейчас.
- Среднестатистический.
- Нет!
- Нет?
- Среднестатистический имеет стабильную работу, жену, детей, секс раз в неделю, завтраки, праздники в семейном кругу, кредит за машину. Или же разведен и выплачивает алименты. В обеденный перерыв листает порнографические журналы в палатке, после - идет с коллегами в бар или в удонью. Любит бейсбол, футбол, рубиться в игровую приставку и каждую весну дает себе обещание начать бегать и вести здоровый образ жизни.
- Получается, ты среднестатистический, - подводит итог Шинья, пока я подбираю слова, которыми можно описать любого мужчину в этой стране.
- У меня нет кредита, жены и детей.
- То есть ты сам до идеала не дотягиваешь? – он насмехается надо мной или мне так только кажется?
- Это не идеал, а суровая действительность.
- Значит, ты желаешь сестре такой суровой действительности?
- Нет.
- Похоже, ты сам не знаешь, чего хочешь, - Шинья расслабляется, сползает по мягкой спинке кресла, буквально утопает в нем.
- Я был женат. На школьной подружке Юко. Прожили вместе несколько лет, потом она уехала в Токио, даже вещей не забрала. Документы на развод прислала с почтовым курьером.
- Две текилы, - Шинья показывает официанту два пальца, и вспоминаю, что у американцев этот жест обозначает победу. Я чувствую себя проигравшим и закрываю голову руками.
- Попробуй, - говорит Терачи. Два шота наполнены до краев.
- Я не буду, - отказываюсь. В горле застрял тошнотворный комок – ни сглотнуть, ни вдохнуть. Легкие саднит тоской.
- Ты прав, - соглашаюсь со всем, что сказал мне Шинья. – Я не знаю, чего хочу. Юко знает, Ниикура знает, ты знаешь. Изо дня в день что-то делаю, стараюсь, прикладываю усилия, а потом оказывается, что все бессмысленно, что везде опоздал. Я порой смотрю на молодые группы – у них все еще впереди. Какие-то амбиции, надежды. А мы так, кучка любителей, которая тратит свободное время на выражение запоздалых подростковых желаний.
Мимо проходит официант. С подноса планирует бумажная салфетка алого цвета, когда парнишку окликают посетители и он разворачивается на ходу. Я замечаю, что Шинья уснул – уронил голову на руки, в безвольных пальцах полная до краев стопка. Нужно подняться и вывести его на свежий воздух, и тут я понимаю, что с координацией в пространстве у меня гораздо хуже, чем мог себе представить.
VII
Чуть приоткрываю веки. Свет льется будто вода. Глаза щиплет. Переворачиваюсь на живот, утыкаюсь в шершавую ткань наволочки и не сразу узнаю место, где нахожусь. Я просыпаюсь в своей постели. Створка двери раскрыта. Я вижу Шинью. Он все так же сидит на диване – вжимается в угол между спинкой и боковиной, в руках планшетный компьютер, на коленях дремлет собака. Я прячусь от дневного света в сгибе локтя, цепляюсь наручными часами за спутанные волосы и замечаю, который час.
- Шинья! – вскакиваю, делаю два шага, но путаюсь ногами в покрывале с постели. Кто-то уложил меня в одежде и накинул его сверху. Язык едва ворочается – разбух, точно сухое слоеное тесто в микроволновке. Под языком кисло.
Я падаю возле дивана, рукой задеваю планшет, и Шинья его роняет. Собака подскакивает, начинает выть, едва кубарем не сваливается на меня тоже, но Терачи успевает ее подхватить. Планшет ударяет плашмя, точно по затылку. Голова по ощущениям полая и тяжелая - храмовый колокол - начинает гудеть.
- Шинья, ты почему меня не разбудил, - прижимаюсь носом к нагретому солнцем настилу и мямлю. Терачи поднимает компьютер, молчит – разглядывает игрушку на предмет повреждений.
- Я только что проснулся, - признается он. Я встаю, цепляюсь пальцами за гладкий край котацу и нахмуриваюсь. У Шиньи весьма жалкий помятый вид. У меня не лучше, поэтому молчу, вспоминаю про телефон. Странно, что не проснулся от звонка, а меня как минимум сотню раз набирал Иноуэ. Но телефон нигде не могу найти.
- Ты мою куртку не видел?
Терачи трясет головой. Выжженные краской волосы светятся ярким медным цветом на сухих кончиках под прямым солнечным светом. Я замечаю, что штора отдернута в сторону и открыто настежь окно.
Не успеваю задать вопрос о том, как мы возвращались посреди ночи ко мне домой, как слышу шуршание ключа в замочной скважине и устремляюсь в прихожую. В проеме сначала появляются пакеты – серо-коричневая бумага, на которой яркие алые и желтые символы образуют название удоньи. Она располагается в квартале от моего дома, в противоположной стороне от маршрута до работы. Я бывал там всего пару раз.
Пакеты оказываются у меня в руках. Я подхватываю и прижимаю к животу, сквозь ткань футболки ощущаю теплые свертки – олимпийка на мне расстегнута.
- Ты проснулся! – вместо приветствия произносит Ниикура. Я пошатываюсь, отступаю назад, чтобы он мог войти в квартиру. Он тотчас стягивает ботинки, бросает куртку поверх моей и пижонистой шиньиной.
- Ты… - только и могу выдохнуть, стою и пялюсь на него.
- Я, - подтверждает Каору. – Так и будем стоять?
Я вываливаю пакеты ему в руки, он едва успевает подставить. Хватаю куртку и нащупываю в кармане телефон. Экран черный. Села зарядка. Поэтому я не слышал звонка.
- Ты куда? – спрашивает Ниикура, когда не попадаю ногой в ботинок.
- На работу!
- Ты собираешься на работу в таком виде? – уточняет он.
- Да.
Я начинаю ощупывать карманы и замираю – понимаю, что выгляжу как пугало – облезлая майка, мешковатые джинсы, олимпийка и жирное пятно, что осталось после ужина в удонье. Ниикура ухмыляется, а затем уходит на кухню.
- Бургеров поблизости не нашел, - обращается он к Шинье. – Зато есть омурайсу.
Терачи кивает – единственная реакция на появление Ниикуры.
Я стою в коридоре и смотрю вслед Каору.
- Позвони на работу, скажи, что заболел, - предлагает вариант развития событий. Я вспоминаю, где оставил провод зарядки. Обычно он лежит на второй полке стеллажа. Ниикура на кухне разворачивает хрусткие бумажные пакеты, достает брикеты и выкладывает на столешницу возле мойки. Шинья возникает рядом с ним. Ниикура раскрывает верхнюю одноразовую коробку из ломкого пластика, подхватывает белесую нитку лапши пальцами и отправляет в рот.
- Мне нужна тарелка, - говорит Терачи и оборачивается в мою сторону. Я снова раздражаюсь и хмурюсь, когда смотрю в спину Ниикуры.
- В ящике справа от тебя.
Шинья чуть приоткрывает дверцу и запускает в темноту полок руку, достает тарелку среднего размера и вываливает содержимое сначала одного пакета, затем выкладывает омурайсу. Квартиру заполоняют острые запахи специй и риса. Я сглатываю слюну и подключаю кабель к телефону.
В списке уведомлений значится имя Иноуэ пятнадцать раз. Один звонок поступил от Джуна. Ниикура появляется в комнате. В руках он держит две тарелки. Омурайсу развалился, и рис сочится темными густыми каплями соуса.
- Удон или омурайсу?
Шинья палочками порвал пушистую яичную основу и выбирает кусочки мяса. Я ухожу в ванную, чтобы перезвонить начальнику, запираю за собой дверь и осознаю, что сглупил. Эхом от кафельных стен звучно отскакивает любое слово, что произношу слух.
- Хара! – только и восклицает Иноуэ.
- Иноуэ-сан, - я набираю в легкие воздуха. Мою пустую голову объяло безмолвие.
- Хара-сан, где тебя носит? – он никогда не повышает голоса, даже сейчас, когда настолько подвел его. – Где отчет? Где презентация?
- Иноуэ-сан, в счет отпуска. Сегодня, - бормочу в трубку, прикрываю микрофон ладонью. – Я поработаю дома и все вышлю по электронной почте. До сегодняшнего вечера!
- Хорошо, - вздыхает начальник. – Я на тебя полагаюсь. Не подведи. Охиро сорвался в Токио, но есть вероятность, что всех соберет в субботу.
- Да, - соглашаюсь и таращусь на отражение в зеркале. – Хорошо, в субботу я буду на работе.
Иноуэ отключается первым. Мне требуется пара минут, прежде чем набираю Джуна.
- Хей, Тошия! – приветствует он меня.
- Мне пришло уведомление, что ты звонил.
- Да, - говорит Джун и замолкает. Я жду. – Нужно перетереть. Сегодня после работы сможешь?
- Как обычно в баре?
- В баре, - голос его затихает.
- Тогда в баре.
Когда я возвращаюсь, Ниикура и Шинья находят пульт и включают телевизор. Они занимают диван, жуют, таращатся в экран на ведущих новостей. Белозубый оскал сменяется логотипом моей компании. Охиро мелькает за спинами высокого начальства. Повтор утренней пресс-конференции. Я не разбираю ни слова, что говорит вице-президент с траурным выражением лица. Президент щурится в камеру. Его подбородок вздернут. Я замечаю пульт между Ниикурой и Шиньей, протягиваю руку и сталкиваюсь пальцами с ладонью Каору.
- Не переключай! – вздрагиваю. Пульт оказывается в моей руке. Ниикура едва не роняет тарелку на пол, проливает соус и тут же прижимает к обивке салфетку, затирает до пятна.
- Сокращение рабочих мест на двадцать процентов вызвано…
- Мию, фу! – восклицает Шинья, и я отвлекаюсь от голоса диктора. Псинка лапами упирается в бедро Ниикуры, утыкается мокрым носом в ажурный край омлета, давится и глотает куски мяса.
На экране следующий эпизод.
- Даже если попадешь под сокращение, то всегда можешь начать писать детективные романы? – комментирует Терачи. Шинья продолжает сохранять спокойствие. Собака взвизгивает, когда попадает зубами по кромке тарелки – Ниикура отводит руку с тарелкой в сторону.
- Писаниной много не заработаешь, - говорит Каору. – Даже если подрядиться литературным рабом в раскрученный проект.
- Мне нужно закончить презентацию, - я усаживаюсь на пол и опускаю голову.

~

Лапша теплая, склизкая, падает в желудок плотным комком. Шинья доел и ставит пустую тарелку на столик. Ниикура жует молча, с интересом следит за разговором в студии дневного канала. Ведущий с беличьим лицом жестикулирует, рубит ладонями воздух возле носа гостя, предлагает тому поучаствовать в розыгрыше призов. Глупая передача, не могу сосредоточиться, наблюдаю за мельтешением камеры.
- Он не вернется, - произносит Ниикура, когда гость студии скрывается за белым занавесом в декорациях. Я замечаю, что Шинья отсутствует в комнате, но не принимаю слова Каору на его счет. Под аплодисменты ведущий представляет следующего героя.
Проходит минут двадцать. Эфир заканчивается, а Шинья не появляется. Я собираю посуду и отношу до мойки. Из кухни выглядываю в прихожую, где стояла сумка Терачи. Сейчас ее там нет. Нет и переноски. Шинья словно бесшумно растворился в воздухе вместе со всеми вещами.
- Покажешь мне город? – Ниикура идет следом за мной. Я включаю воду, и тугая струя бьет точно в середину тарелки, брызги разлетаются во все стороны, попадают на майку, на руки Ниикуры. Он стирает капли ладонью, но продолжает стоять за моей спиной.
- Мне нужно доделать презентацию. И у меня еще встреча.
- По работе?
- Можно и так сказать. Насчет выступления.
- Вы круты.
Я оборачиваюсь, потому что мне непонятен восторг Ниикуры. Он не шутит. Вижу по его глазам, по морщинкам вокруг них, по улыбке, которая на самом деле ничего не значит.
- Ано… В том плане, что играете вместе, выступаете.
Каору с непринужденностью треплется, я ограничиваюсь коротким кивком.
- Его еще можно догнать. Наверняка, он пошел на вокзал, - Ниикура становится серьезным, заглядывает мне в лицо. Он решает, что меня беспокоит судьба Терачи. И я отворачиваюсь – не могу смотреть ему в глаза.
- Ушел и ушел, - отвечаю тихим бесцветным голосом, смотрю на банку с водой. Она стоит на узкой полоске подоконника. Совсем недавно там жила рыбка. Я принес ее домой в плотном пакете с фестиваля. Рыбка прожила два месяца, и две недели назад вечером обнаружил ее мертвой. Раздутым брюшком цеплялась за поверхность воды. Я смыл рыбку в канализацию, а банку забыл на окне.
- Хотел бы я снова постоять на сцене. Такой драйв.
Я снова смотрю на него, он наблюдает за моей реакцией.
- Я ведь играл в группе. Мне было двадцать. Я тогда носил длинные волосы, даже перекисью осветлил их до желтого цыплячьего цвета. Меня поэтому никуда на работу не брали. Разве что на завод, где важен физический труд. Я возился с электропроводкой днем, вечером играл на гитаре по клубам Кобе. Да… были времена.
Каору улыбается, взгляд рассеянный, мимо меня.
- Ха-ха, я даже продавал такояки и пиво. Но это было еще в старшей школе. А один раз меня загребла полиция. Я устроился в телефонный клуб – развешивал рекламу, раздавал листовки. И меня сцапал патруль. Полицейские такие придурки. Их там было человек двадцать, и каждый подходил, спрашивал мое имя и возраст. А потом вызвали управляющего клубом. В общем, в том клубе я больше не работал, зато устроился вахтером в другой. Сутками торчал там, сначала смотрел телевизор, потому начал читать книги.
Я замер и поймал себя на том, что слушаю Ниикуру с жадным интересом. Ничего такого он, конечно, не рассказывал Юко в письмах.
- Тогда мой интерес к книгам и пересилил любовь к музыке. Да и мне казалось проще написать роман, чем продвигать группу. Думал – достал бумагу, ручку, сидишь и пишешь. А группа требовала и моральных сил и физических, и денежных вливаний. Здорово побеситься на сцене, а на запись простой демки денег у нас не было. Все уходило на выпивку и курево. Даже нормальную базу для репетиций снять не могли – играли в подвалах, пока нас не выгоняли недовольные жильцы. Аренда студии даже на ночь казалось нереальной вещью, хотя все работали. Наверное, плохо хотели. Да и сейчас проще. Записал свою партию на компьютер, переслал файл, другой человек свел в программе – вот тебе и песня готова, а там выкладывай на любой ресурс.
- У нас нет записей, - признаюсь и понимаю, что мы с парнями никогда не обсуждали саму идею – сделать демо или мини-альбом с песнями. А ведь Ниикура прав. Куда проще в век компьютеров и цифровых технологий.
- В смысле, у нас есть свои песни. Музыку в основном пишет Джун, иногда я, но на мне тексты.
- А на вокале кто?
- Я.
- Ха-ха, хотел бы вас, ребят, послушать! – восклицает Ниикура. – Когда, говоришь, у вас выступление?
- Не знаю, - прихожу в смятение от одного желания, которое он высказал вслух.
- Ты, наверное, фанат Джея. Ну, того, из этих… Лунаси. Прости, я мало что соображаю в мейнстримовых группах, разве что в американских.
- Он классный, но нет. У меня нет как такового кумира. Я играю просто в свое удовольствие.
- Вот честно, никогда бы не подумал, что ты музыкант. Юко говорила, что ты круто рисуешь, но про музыку ни слова.
Одним ударом из легких выбивает весь воздух.
- Она не знает. Точнее знает, что я играл и серьезно намеревался связать свою жизнь с музыкой, но про мою группу сейчас ничего не рассказывал.
Я отворачиваюсь к мойке, упираюсь руками в край и напрягаю мышцы. Ниикура уходит в комнату. Монотонный гул телевизора затихает. Я нахожу Каору возле стеллажа. Ниикура снова изучает полки.
Его телефон начинает играть мелодию, и я вздрагиваю – звук резкий, отрывистый, агрессивный. Каору с удивлением смотрит на дисплей, а затем прижимает трубку к уху. Мне слышно монотонное бормотание его собеседника, но разобрать слов не могу.
- Я сейчас не в гостинице, - отвечает Ниикура и отворачивается. Я не знаю, куда деть руки, а потому забираюсь пальцами в карманы. – У приятеля дома… Да, вчера его подвозили… Хорошо. Жду.
- Мой школьный друг, - поясняет Каору, когда собеседник сбрасывает. – У него сеть магазинов в Хёго, Наре и вот у вас открывает один. Я вчера его встретил, когда на вокзал шел. Точнее он меня заметил на перекрестке. Уговорил остаться на денек, вечером сходить в бар – отметить встречу. А в баре ты и Шинья. Вы уже в кондиции были. Решили вас не бросать. Правда, твой дом еще поискать пришлось.
- Я не помню.
- А что пили, помнишь?
- Текилу, - вздыхаю, и Ниикура начинает смеяться.
- Пробовал я ее как-то. Даже в самой Мексике.
- Ты был в Мексике?
- И в Чили, и в Перу.
- А я нигде не был, - я подхожу к подоконнику и снимаю банку с водой.
- А хочешь?
Я не успеваю ответить, Каору смотрит на часы и начинает собираться – идет к выходу, быстро надевает ботинки, проверяет содержимое карманов.
- Меня там ждут, - он на прощание выставляет вперед ладонь. Я прижимаю банку к груди обеими руками.
- Пока.
- Пока, - повторяю, но дверь за Ниикурой захлопывается раньше.

~

Отчет и презентацию заканчиваю не так быстро, как рассчитывал. Отправляю по электронной почте на рабочий ящик Иноуэ и впопыхах начинаю собираться. Джун будет в баре через десять минут, а я еще даже из дома не вышел. Натягиваю чистую футболку. Олимпийку бросаю в корзину для грязного белья. Из шкафа выуживаю куртку и сую ладони в карманы, чтобы проверить их содержимое. Пальцами ныряю в узкую дырку – разошелся шов подкладки. Я цепляю ногтем бумажку. Мне приходиться распустить нитки, чтобы достать ее. Скрученная узкая лента из печенья Судьбы. Я даже не помню, когда ел его в последний раз и сколько предсказание пролежало внутри куртки.
«Желать, не действуя, и действовать, не имея цели».
Я комкаю бумажку и сую ногу в ботинок, но что-то мешает. Свернутые трубочкой купюры. Они вываливаются мне на пальцы, когда встряхиваю ботинок, чтобы выяснить причину. Их оставил Шинья перед своим исчезновением. Я уверен.
Поднимаю и разворачиваю. Этих денег мне хватит для того, чтобы добраться до Токио и на обратный билет, но вспоминаю слова Иноуэ о возможном собрании в субботу. Я оборачиваюсь и смотрю в комнату, где за стеллажом припрятан пакет с подарком для Юко, будто она могла придти ко мне и обнаружить коробку. Заметил ли его Ниикура?
Вечерние тени от домов, столбов и кустарников ложатся на асфальт под ноги. Я почти перехожу на бег и добираюсь до бара в рекордное время. Джун внутри – потягивает пиво, пальцем передвигает по щербатой поверхности стола пустую шелуху арахиса. Я направляюсь к нему и замечаю, как Муня выруливает из-за угла за барной стойкой – трет ладони о джинсовую ткань.
- Привет, - присаживаюсь за стол, за которым втроем мы едва умещаемся.
- Привет, - Джун хмурый, Муня бледный. Он приносит две бутылки пива, но я отказываюсь. Мне и текилы хватило прошлым вечером.
- Тут такое дело, - начинает Муня и смотрит на свои руки. – Мы не хотели тебе говорить, думали, обойдется.
Я ничего не понимаю, смотрю то на Джуна, то на Муню. Оба молчат. Джун еще больше хмурится.
- Не обошлось, - хриплым голосом заканчивает Муня, затем делает три больших глотка.
- Что не обошлось?
- Мы решили прекратить деятельность группы, - Джун громко ставит бутылку на столик, едва не роняет ее, и я замечаю, что у него дрожат руки.
- Прекратить?
- Да, - решительным тоном отвечает Джун.
- Но почему? – я растерян, если не сказать больше.
- У меня нашли опухоль, - признается Муня. Я едва различаю то, что он говорит – такими тихим, убитым голосом. – Злокачественную.
- Давно? – у меня пересыхает в горле.
- Месяц назад, - продолжает за него Джун.
- Я начал лечение, - перебивает его Муня.
- Но безрезультатно? – хмыкаю, но я не нахожу, что можно сказать, да и как реагировать на подобную новость.
- Ты давно знаешь? – обращаюсь к Джуну, он отворачивается – не может смотреть мне в глаза.
- Почти сразу, как только врачи сообщили ему.
- А мне почему не сказали?
- Говорим, - дернул плечами Джун. – Мы посовещались и пришли к выводу, что репетировать и выступать пока не имеет смысла.
- Спасибо, что меня поставили в известность, - у меня перехватывает горло от острого чувства досады.
Джун и Муня знакомы со времен старшей школы, где вместе учились и мечтали о славе рок-музыкантов. Играли в разных группах, пока не остались наедине со своими мечтами. Когда я с ними познакомился, у меня не сложилось впечатления, что у них близкие отношения, какие бывают между друзьями. Прохладные – вот как мог охарактеризовать их общение, и все же Джун первым узнал новость, да еще и сохранил в секрете.
Я смотрю на Муню, замечаю, наконец, и темные фиолетовые круги под глазами, и желтушный цвет кожи, которая, казалось, просто натянута на кости – он похудел и сильно сдал за месяц. За месяц, когда практически не было репетиций и выступлений. Я ничего не замечал или не хотел видеть. Мне стоило раскрыть глаза и быть чуточку внимательнее.
- Сколько займет лечение?
- Врачи дают полгода, самое большее, если протяну. Вам придется искать нового участника, - Муня дергает уголком рта в слабом подобии улыбки.
- Не говори ерунды, - взрывается моментально Джун. – Тебя не будет, не будет группы.
Я третий лишний, и единственное, чего желаю, встать и уйти молча. Мне нечего сказать. Я не знаю, что говорить, как поддержать Муню. Меня пугает его болезнь, его состояние и состояние Джуна.
- Если что нужно… - начинаю я, но прекрасно понимаю, что Муня не обратится ко мне за помощью, ровно как и за поддержкой. Кто мы друг для друга? Муня кивает, принимает мое предложение. Джун издает тяжелый вздох.
- Ладно, я пойду, - не выдерживаю и сбегаю. – Держите меня в курсе.
- Хорошо, - говорит Джун.
Я ухожу. Квартал пробегаю, а затем притормаживаю и оглядываюсь по сторонам. В незнакомом саду поет птица. Она прячется за ветвями высокого кустарника, сквозь потемневшую листву которого искрится закатное солнце. Птица клокочет на одной низкой ноте, захлебывается, будто плачет. Я закрываю глаза и слушаю ее.

~

Компания собирается сократить каждого третьего сотрудника. И я нахожу в ситуации парадокс – при постоянно растущем потреблении крупная сеть универмагов испытывает финансовые трудности.
Охиро собирает начальников отделов к началу рабочего дня, его помощник обзванивает всех по внутренней связи, и за закрытыми дверями проходит совещание. Иноуэ отсутствует около часа, и я не могу сосредоточиться на цифрах. Ровные столбцы, четырехзначные показатели. Я затачиваю карандаши в механической точилке, складываю на столе перед собой один к одному и замечаю, что они разной длины.
Иноуэ и словом не обмолвился о моем отчете. Он его получил, распечатал рано утром – отдельные листы презентации я увидел возле ксерокопира. Ксерокопир снова жевал бумагу через каждые пятьдесят страниц. Непонятно, была ли проблема в механизме или в качестве листов, которые начал закупать офис.
Я сую карандаш в узкую дырку, моторчик с визгом запускает вращение лезвий. Легкий пластик мелко подрагивает в моих пальцах, становится короче и без того острый мягкий грифель. Я коротаю время.
Проходит еще минут пять. Я навожу курсор на пустые ячейки таблицы, кликаю с одной на другую. Минуты створожены в открытом пространстве офиса. Я не сразу замечаю работника обслуживающей фирмы возле ксерокопира. Мне приходится немного отъехать вправо на стуле, чтобы разглядеть его. Он с аккуратностью снимает серую боковую панель, до щелчка прокручивает большое зубатое колесо и вытаскивает черный блестящий пластик внутренностей. Просвечивает фонариком. Я наблюдаю за ним и теряю из вида, когда технику приходится опуститься на корточки. Он скрывается из виду за боковиной стола молоденькой сотрудницы бухгалтерии. Я ловлю на себе ее цепкий, пристальный взгляд. Со своего места не могу разобрать, чем она занимается, но что-то подсказывает мне, что в конечном итоге также ждет окончания совещания.
Я откатываюсь на стуле в исходное положение, прячусь – наклоняюсь к ящикам стола, открываю самый нижний и начинаю перебирать содержимое: коробка карандашей, ручка, блокнот, стикеры. Никаких личных вещей.
Телефон вибрирует в кармане пиджака. Пиджак я повесил на спинку стула – в офисе душно, даже в рубашке жарко, но позволяю себе только едва ослабить узел галстука. Вибрацию ощущаю не сразу и сначала не могу понять, что это телефон. Незнакомый номер. Я отвечаю и продолжаю перекладывать предметы в ящике.
- Хара Тошимаса.
- Где Шинья? – без приветствия начинает Нишимура.
- Не знаю, - признаюсь сразу. Тоору молчит, дышит в динамик. – Он ушел вчера вечером. Встал с дивана, взял собаку, и больше я его не видел.
- Ксо!
Нишимура разъединяет связь. Три коротких гудка, и на дисплее высвечивается заставка и время. Я поднимаюсь с места и выхожу в коридор. Телефон беру с собой. Замечаю это уже возле раковины в мужском туалете – кладу возле раковины и включаю воду. Над головой мерно жужжит вентилятор системы кондиционирования воздуха. Я снимаю очки, кладу рядом с телефоном и набираю в ладони воду, пригоршнями плещу себе в лицо.
На дисплее высвечивается незнакомый номер – только цифры. Я зажмуриваю глаза, шарю вдоль стены, где крепится контейнер с бумажными полотенцами. Полотенца жесткие и тонкие, но влагу не впитывают. Сминаю лист в комок и протягиваю руку к очкам. Телефон вибрирует на краю и соскальзывает с раковины. Когда я осознаю, чем это может грозить, пластик ударяется о кафельный пол и разлетается на фрагменты. Телефон замолкает, будто замертво.

~

- Юко не могла до тебя дозвониться, - произносит Каору, когда останавливаюсь возле него. – Набрала меня, попросила заскочить и передать тебе ее новый адрес.
Он стоит возле дверей в квартиру и курит. При нем его большая сумка и еще одна, поменьше, где лежит ноутбук. Ниикура затягивается и выдыхает в сторону. Я хмурюсь и смотрю на докуренную сигарету. Она обжигает пальцы Каору – указательный и большой, и он тушит ее о стену, оглядывается и не находит места, куда можно было бы выбросить окурок.
- Телефон сломался, - отвечаю и продолжаю стоять обескураженный напротив Ниикуры.
- Понятно.
Я достаю ключи и отпираю дверь, собираюсь зайти внутрь, но Каору не двигается с места.
- Зайдешь?
- Нет. Мне нужно успеть на поезд. Я и так задержался, - он поправляет ремень сумки на плече, сверяет время по массивным часам на руке.
- Извини, я не торопился домой. Не думал, что кто-то будет искать меня…
- Все нормально, - качает головой, облизывает губы. – Ах, да.
Он стаскивает сумку с плеча, присаживается возле нее на корточки и забирается рукой во внешний карман, откуда извлекает блокнот. Ниикура выдирает страницу и протягивает ее мне.
- Адрес.
Я беру листок обеими руками, смотрю на название улицы, номер дома и квартиры, но вижу только следы, которые остались, когда Каору слишком сильно надавливал шариковой ручкой, делая записи на предыдущей странице.
- Ано… До завтра!
- Ты едешь в Токио? К Юко? – произношу и прикусываю щеку изнутри. Кто меня за язык тянул?
- Вообще у меня кое-какие дела, но к ней тоже. У нее завтра намечается вечеринка по случаю дня рождения. Я так понял, что ты тоже собираешься туда.
- Нет, - бурчу под нос.
- Нет? – рука Ниикуры повисает, удерживает дорожную сумку за ремень.
- Завтра возможно важное совещание по проекту, который я разрабатываю, - лепечу. Наверняка, со стороны звучит как оправдание. Я смотрю в лицо Ниикуры. Он выглядит растерянным.
- Ано… Раз такое дело…Во всяком случае, приятно было познакомиться с тобой, То…шимаса-кун.
Он протягивает мне раскрытую ладонь.
- Взаимно.
Пальцы у него прохладные. Каору смотрит мне в глаза, потом переводит взгляд на наши сцепленные в пожатии руки, которое длится больше пяти секунд.
Он уходит – оборачивается возле лестницы, прежде чем начать спускаться, будто хочет что-то сказать. Я задерживаю дыхание возле раскрытой двери до момента, когда перестают раздаваться звуки его шагов, а затем подхожу к парапету. Ниикура пересекает улицу, достает пачку сигарет, закуривает на ходу и сует руки в карманы куртки. Косые линии электропередач перечеркивают его силуэт, и я отступаю вглубь квартиры. В кулаке смята бумажка с адресом Юко. Я разворачиваю лист и вздыхаю, ударяюсь затылком о стену в прихожей. Мне нужно позвонить Инуоэ.

VIII

Видок у меня еще тот. Я разглядываю себя в зеркальных дверцах лифта, пока кабина бесшумно поднимается на этаж. В Токио идет дождь. И мои волосы начинают виться, торчать во все стороны, точно баранья шерсть. За толстыми стеклами очков усталый взгляд покрасневших глаз. Я поправляю лацкан пиджака костюма-тройки, который взял напрокат, чтобы выглядеть достойно. Вечером проштудировал блог сестры и выяснил, что живет она в доме, откуда с балкона открывается вид на Токийскую башню, что пригласила на вечеринку разношерстную публику, в том числе своего бывшего и новое увлечение, и переживает относительно того, как пройдет встреча. Я попробовал примерно представить, как будут выглядеть гости, чтобы соответствовать публике, но не угадываю.
Входная дверь открыта, стоит только надавить на ручку. Я делаю решительный шаг и едва не ударяю гостя Юко. Загорелый парень в марких джинсах, джинсовой куртке и белой футболке, отчего его кожа кажется темно-оливковой, успевает сделать шаг назад.
- Привет, - выпаливаю я, потому что не ожидал подобной встречи.
- Привет, - он улыбается. Я без стеснения его разглядываю. Вроде и японец, только улыбка американская, будто находимся не в Токио, а в Техасе.
- Э-э-э… Хара Тошимаса, - представляюсь. Мне неуютно под ответным чуть насмешливым, но цепким взглядом незнакомца, которым он окидывает меня с головы до ног. Задерживает внимание на коробке с подарком и газете.
Я купил газету на вокзале в Цу и к моменту, когда добрался до Токио, знал ее наизусть. На первой полосе новости о кадровом сокращении в компании. Но мое внимание привлек заголовок о происшествии в порту. В пятницу утром в одном из контейнеров грузчики обнаружили труп неизвестного молодого мужчины. Статья не содержала никаких подробностей, ровно как и фотографий с места событий. Но я вспомнил таинственное исчезновение Шиньи и загадочный звонок Нишимуры днем. В моей голове факты сложили в единое целое. Я не сомневался, что труп принадлежал Терачи. Слишком быстро он вернулся тогда в ресторан Андо – якудза не успели далеко уехать. Наверняка, кружили по улочкам Овасэ на своей хищной черной машине и заметили наше перемещение в сторону пирса, где дождались возвращения приятеля Дайске. Пригрозили, а тот и выложил, куда и зачем пересекал бухту. Они прочесали Цу, выяснили, что видели нужного им парня в баре, что был он со мной. Устроили засаду возле дома, а потом Шинья вышел из квартиры и угодил прямо в их руки, которыми с ним и расправились – быстро и жестоко.
- Ошикава Зенжи. Ты ведь брат Юко-чан?
Я прячу подарок и газету за спину.
- Я видел твою фотографию. Там, в гостиной на полке стоит, - большим пальцем Ошикава указывает на освещенный дверной проем. За моей спиной кто-то тактично прочищает горло – обращает на себя внимание. Я вынужден пройти и пропустить очередных гостей. Коленом натыкаюсь на острый угол низкой тумбочки – больно. Я наклоняюсь, чтобы растереть ладонью пульсирующий жаром участок, и замечаю Касуми. Она стоит возле напольной вазы, трогает лепестки орхидеи кончиками пальцев и делает глоток из узкого высокого бокала для шампанского. Касуми встречается со мной взглядом, и тотчас между ее тонких бровей пролегает некрасивая морщинка. Она хмурится, оглядывается по сторонам с опасливым видом и только потом делает несколько неуверенных шагов ко мне.
- Привет, - Касуми нависает надо мной. Я продолжаю стоять в согнутом положении и медленно выпрямляюсь в полный рост.
- Привет, - у меня пересыхает в горле.
- Что это? – она указывает на коробку в моих руках. Шампанское покачивается в бокале, выплескивается наружу и оставляет мокрое пятно на ее светлом платье, в котором Касуми напоминает мне тропическую рыбку.
- Подарок.
- Газета?
- Да, купил на вокзале.
Я сворачиваю газету трубочкой и вслепую сую в щель между стеной и тумбочкой, о которую так неудачно ударился коленом.
- Я не ожидала тебя здесь увидеть. Юко-чан не говорила, что приглашала кого-то из членов семьи.
Касуми снова начинает вертеть головой, причмокивать губами. На ее губах жирный блеск. Мне хочется его стереть одним движением большого пальца.
- Ты против моего присутствия?
- Нет-нет. Ты же ее брат. Ты должен здесь находиться, - она делает вдох и заглядывает мне в лицо. Ее глаза косят от количества выпитого шампанского, и я читаю в них неприкрытый голод. Она смотрела на меня так в первый год нашей семейной жизни, и поначалу это пугало, а затем напрягало.
Касуми привстает на цыпочки, переминается с ноги на ногу, а затем обхватывает свободной рукой меня за шею и повисает.
- Ха-ха-ха, Нишимура-сан, рада вас видеть! – ее голос переливается звонким смехом. Я отстраняю Касуми от себя. Она цепляется пальцами за ворот рубашки, отчего мне становится трудно дышать.
- Вечер, Огиномэ-сан, Хара-кун.
Я сглатываю противный ком в горле. Это он мешает мне сделать вдох.
- Как здорово, что я вас встретила сегодня! У меня возникло несколько новых идей. Мы ведь можем их обсудить?
Касуми начинает махать руками – нервными ломаными жестами рубит воздух перед собой, проливает мне на рубашку остатки шампанского и отшатывается, прикрывает рот ладонью, пока я стряхиваю капли.
- Обязательно, но чуть позже, - Тоору ловит Касуми за острый локоть и разворачивает лицом к проему, откуда она вышла. – Я вижу вашего мужа.
- Где?
Касуми перестает покачиваться, вытягивается в линию и устрашающе округляет глаза. Нишимура дергает меня за край пиджака. Я путаюсь в ногах, едва не падаю на все ту же тумбочку, но иду следом за Кё.

~

Нишимура толкает широкую створку в сторону и выводит меня на просторный балкон. Отсюда действительно отлично просматривается Токийская башня. Я открываю рот и несколько минут смотрю только на нее, затем на неподвижный ландшафт. Темно-кобальтовое небо смыкается над крышами домов. Тоору хмыкает и прикрывает дверь.
- Ты счастливчик, только вошел и сразу попал в объятья Огиномэ. Советую попридержать прыть. Она замужем, хотя… Ей это не мешает любить всех, особенно, первые два часа. На третьем она становится невыносима. Но таланта ей не занимать.
Нишимура опирается локтями о перила возле меня.
- Она и я… Мы были женаты.
Он поворачивает голову в мою сторону и окидывает пристальным взглядом, а затем хмыкает.
- Ну надо же. Никогда бы не подумал. Ты и она…
- Касуми школьная подружка моей сестры.
- Дай угадаю, она была влюблена в тебя, пока училась вместе с твоей сестрой, и в один прекрасный день, после выпускного, конечно, во всем тебе призналась. А ты подумал и решил, что знаешь ее продолжительное время, и как никто она подходит на роль жены. Классика жанра, - Нишимура все это произносит скучающим тоном.
- Не совсем.
- Я тебе в общих чертах обрисовал, - он кривит рот. – Наверняка, она же первой и подала на развод.
- Насчет Шиньи, - решаюсь сменить тему. – Я видел, в газете написали…
- Это не он, - Кё чиркает большим пальцем по кнопке плексигласовой черной зажигалки. Я и не заметил, как он достал пачку сигарет. Мне не предлагает – затягивается и выпускает дым через ноздри. – Я навел справки. Какой-то бродяга, забрался внутрь контейнера, а контейнер сгрузили на корабль и отправили в путешествие. Он просто задохнулся внутри. Не повезло.
- Значит, Терачи жив.
- Скорей всего, но лучше ему не появляться больше. Когда ты мне сказал, что он ушел, я даже вздохнул спокойно. Нет человека, нет проблемы. Тем более, с якудзой у меня не те отношения. Если бы не детская травма Андо… Видите ли, этот Терачи напомнил ему младшего братишку, который умер, когда Дайске было лет двенадцать.
- Я из разговоров местных понял, что брат его жив.
- Кейске – средний. У Андо еще один ребенок был. Полез купаться и в воде с каким-то морским гадом повстречался. Откачать не успели. Иммунитета у него оказалось никакого. Вечно болел, но смышленым был. Это со слов самого Дайске. Он сам в тот день с друзьями играл на другом конце Овасэ, а вину за случившееся на себя повесил. А годы спустя объявился Терачи со своими проблемами. И Дайске решил, что сможет искупить вину, если поможет тому.
- Помог ведь.
- С другой стороны, стоит поблагодарить Терачи. Если бы головорезы не разнесли ресторанчик, черта с два Дайске согласился бы участвовать в проекте. Я его два года искал! Два года, а он все это время торчал в своей деревне в семейном ресторане. А когда нашел его, отснял пилотный материал, предложил вернуться в Токио, просто взял и отказался. И знаешь из-за чего?
- Семейный бизнес?
- Терачи, - он кривит рот. – Дайске не мог оставить Терачи в беде! Думал, что сам голыми руками придушу этого Шинью, когда Андо не согласился подписывать контракт.
Створка отъезжает в сторону и теплый ароматный воздух из квартиры перемежается с порывами ветра с улицы. На балкон выглядывает дамочка, тотчас встает между мной и Нишимурой, стреляет у него сигарету. По щелчку перед ней возникает язычок пламени. Она наклоняется, обхватывает костлявыми пальцами ладонь Тоору, чтобы прикурить, а затем принимается разглядывать меня. Я хочу вернуться внутрь, найти Юко, вручить подарок и уйти. Зря только приехал. Вся затея кажется мне бессмысленным времяпрепровождением, а Нишимура - неприятным хвастливым типом, чье чувство собственной важности превышает допустимое приличие. Характеристика, которую дал на пляже Ниикура, полностью отражает реальное положение вещей. Зря только полез с дракой тогда.
Нишимура остается наедине с незнакомкой, только провожает меня взглядом. Воздух в квартире плотный, и я оставляю дверь на балкон открытой.
Пространство кухни наполнено светом, воздухом и людьми. Я не вижу ни одного знакомого лица, но замечаю на столике бокалы с шампанским и тарелку пирожных – запеченные комочки заварного теста с воздушным кремом, который тает на языке, выстилает маслянистой пленочкой горло.
- Вкусно? – спрашивает Тоору.
- Угу, - мычу в ответ, Кё протягивает мне запотевший бокал шампанского, затем отправляет в рот целиком пирожное.
- Бойкая бабенка – Юко, - говорит Нишимура, а я держу в руках половинку профитроли и разглядываю крем.
- Кстати, там, на балконе, Ока Ишида. Бывший главный редактор японского Elle.
Я отпиваю из бокала шампанского, и Тоору продолжает.
- Конечно, обставили все так, будто она сама захотела покинуть пост, чтобы посвятить себя новому проекту, но всем известно, что с новым руководством в лице совета акционеров у нее не сложились отношения. И тебе это, конечно, совершенно не интересно.
Он усмехается, а я оборачиваюсь – ищу взглядом Юко. С того момента, как оказался в ее квартире, саму сестру так еще и не увидел.
Юко стоит напротив окна в просторной гостиной возле выкрашенной белой краской стены – хохочет и ударяет краешком стакана, где темного виски на три пальца, о бокал в руке Ниикуры. Каору смеется и корчит рожи – хмурит брови и вытягивает трубочкой губы, шлепает ими, а затем кривит. Юко продолжает смеяться, тыльной стороной ладони аккуратно снимает слезы возле уголков глаз, а затем наклоняется близко к лицу Ниикуры. Обзор загораживает голая спина в вырезе платья. Касуми замирает посреди комнаты.
- Пойду поздравлю Юко, - обращаюсь к Тоору и замечаю, что он смотрит в сторону балкона. Шампанское щекочет язык и горло. Я допиваю его в три глотка и делаю шаг вперед.

~

- Тошия, - Касуми называет меня домашним прозвищем. Она сама придумала это сокращение. Тошия. Я останавливаюсь, в руке пустой бокал, а Касуми держит откупоренную бутылку шампанского и цепляет меня за локоть, прижимается горячим ароматным телом ко мне и шепчет на ухо.
- Посиди со мной немного, Тошия.
Я только хмурюсь, а Касуми слишком ловким для пьяной движением забирает высокий бокал и сует мне в руку бутылку. От встряски шампанское пенится, и пена выступает наружу. Касуми тянет меня за собой на широкий диван, и я успеваю обернуться, чтобы еще раз взглянуть на Юко и Ниикуру. Они не поменяли поз, разве что в ладони Юко горсть зеленого упругого винограда. Одну ягоду сует Каору в рот и не сдерживается, хохочет, когда тот корчит очередную рожу.
Касуми опускается на диван, похлопывает ладонью возле себя – приглашает – а затем поднимает вверх руку с пустым бокалом. Я наполняю его и сажусь рядом. Диван пружинит подо мной.
- Тошия, - она переходит на шепот. И этот шепот режет слух. Ее глаза блестят и постоянно блуждают взглядом по моему лицу.
- Не называй меня так.
- Ты сердишься? – Касуми отстраняется, уголки ее губ подрагивают и опускаются. И весь ее вид выражает разочарование. Я оглядываюсь через плечо в сторону окна.
- Ты совсем не изменился, - она качает головой. – Не сердись на меня.
Юко продолжает с рук кормить Ниикуру виноградом, а я не могу подобрать слов в ответ.
- Почему? - наконец спрашиваю я. Ее бокал к этому времени пустеет. Она вертит его пальцами перед лицом. И в ее жесте есть что-то от притворства.
- А ты не понял?
- Что я должен был понять? – я закипаю, физически ощущаю удушливую волну гнева. Она поднимается от солнечного сплетения и перехватывает спазмом горло. – Ты просто ушла из дома одним прекрасным днем безо всяких объяснений, а затем прислала документы на развод. По почте.
- Я тебя обманывала, Тошия, - она замирает с прямой спиной и прикрывает веки. – Я больше не могла обманывать тебя и себя, и Рюичи.
- Ты хороший, Тошия, - Касуми накрывает мою руку ладонью. Ладонь мягкая, прохладная, ласковая. – Ты хороший, но совсем меня не любишь. И не любил. Ты такой ребенок, Тошия. Большой эгоистичный ребенок, который постоянно создает мнимые проблемы на пустом месте и не видит дальше своего носа.
Прикасаюсь губами к прохладному горлышку бутылки и пью, не тороплюсь. Ниикура замечает меня, он удивлен, но не прерывает шутливой беседы с Юко. Она пихает его локтем, и в ее жесте столько интимного, что я опускаю взгляд в пол перед собой.
- Иногда мне кажется, что я любила тебя всю жизнь. С самой первой нашей встречи. Я так тебя любила и люблю.
Ее пальцы оказываются на моем лице, Касуми гладит щеку и склоняет голову к округлому плечу.
- Я столько тебя ждала.
С того дня, когда Касуми не вернулась домой, сотни тысяч раз прокручивал в мыслях наш возможный диалог – ее реплики, свою речь, полную горечи и обиды, но в реальности не нахожу слов, которые могли бы выразить все, что накипело, наболело. Я снова оборачиваюсь и встречаюсь с Каору взглядом. Юко сразу замечает рассеянное внимание Ниикуры. Она разворачивается на каблуках и смотрит на меня.
- И ушла первой, - говорю шепотом, и шепот режет слух.
- Я не чувствовала себя женщиной с тобой. Сестрой, нянькой, матерью – да, но не женщиной.
- Ты никогда не говорила, что тебя что-то не устраивает в сексе.
- Причем здесь секс? – она толкает меня, ударяет по касательной ладонью в плечо. – Я не о том!
- А о чем?
Юко и Каору больше не смеются. Они стоят плечо к плечу и смотрят на нас с Касуми. Пальцами Юко выстукивает ритм по пустому бокалу, но не выпускает его из рук.
- Секс – простая физиология!
- Я не понимаю.
- Куда ты смотришь? – Касуми хватает пальцами мой подбородок, заставляет развернуться лицом к ней и заглядывает в глаза. Она смотрит в сторону окна и поджимает губы, несколько раз часто взмахивает ресницами и прикрывает веки. Между ее тонких бровей снова пролегает некрасивая складка. Мне хочется коснуться ее губами, утешить, погладить по волосам.
– Ты никогда не любил меня как женщину. Ты вообще не способен любить женщин.
- Привет, - над нами раздается голос.

~

Фигура мужчины отражается в расширенных черных зрачках Касуми. Она протягивает мне пустой бокал, чтобы я его наполнил, но бутылка в моих руках оказывается пустой.
- Ты быстро, - губы Касуми утрачивают чувственное очертание.
- Представишь меня своему собеседнику?
Я не могу поднять головы, смотрю на блестящую золотистую полоску этикетки и ощущаю только собственное несовершенство.
- Рюичи, ты вернулся за Касуми? - рядом со мной на диван опускается Юко, сразу кладет ладонь на плечо, и я наконец чувствую болезненное напряжение между лопаток. Касуми беззвучно шевелит губами в ответ на немые сигналы, которые подает ей сестра за моей спиной. – Пусть она побудет здесь еще! Ей здесь весело!
- Да, но…
- Огиномэ-сан ведь нужно работать.
Я опускаю голову ниже, чтобы челка закрыла лицо, скрыла меня от всех этих людей.
- Каору-кун, ты зануда! – Юко отстраняется от меня, чтобы шутливо ударить ладонью по руке Ниикуры. Он стоит возле дивана, а Рюичи присаживается на подлокотник со стороны Касуми. – Это мой праздник! И все должны веселиться!
- Но Огиномэ-сан сама мне сказала только сегодня, что начала работу над новой историей.
- Ты снова начала рисовать? – удивляется Рюичи, а я вместе с ним.
- Рисовать? – повторяю за ним и смотрю на Касуми. Касуми отводит взгляд, пальцами мнет роскошное кружево платья.
- Почему ты мне ничего не сказала? – продолжает Рюичи.
- Начала рисовать? – спрашиваю я.
- Давайте не будем о работе! – Юко повышает тон, и голос не слушается ее, срывается на визг. – Каору-кун, будь любезен, принеси нам с Тотчи что-нибудь выпить.
- Шампанское?
- Виски! – Юко снова опускает руку и впивается пальцами в плечо, отчего я морщусь.
- Тотчи? – удивляется Рюичи. – Какое интересное имя!
- Псевдоним, - Тоору останавливается напротив меня, и я наконец поднимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом.
- Псевдоним? Для чего? – замечаю, что Рюичи держит Касуми за руку, поглаживает большой ухоженной ладонью по ее безвольным пальцам.
- Рюичи-кун, ты совершенно не разбираешься в трендах! – озвучивает Юко.
- А чем вы занимаетесь, Тотчи-сан? Коллега Юко-сан?
- Почти, - отвечает за меня сестра.
- Тотчи модель, - я вглядываюсь в пресыщенное выражение лица Нишимуры и пытаюсь осознать, к чему они с Юко разыгрывают фарс.
- Я вас раньше не видел…
- Тотчи работал в основном в Штатах и уже отошел от всего этого – подиум, съемки, недели моды, - перебивает Юко. – Он сотрудничает с Ошикавой-саном.
- Зенжи готовит новую коллекцию, - Кё согласно поддакивает сестре, а мне становится тошно.
- Я…
Юко выливает мне на брюки виски из стакана, который берет из рук подоспевшего Ниикуры. Конечно, она все обставляет так, будто пьяна. Выдает за случайность ловкое движение руки. Пятно во все бедро холодит кожу. Лед хрустит под ботинком, когда наступаю на скользкий кубик – Юко тащит меня за руку подальше от дивана, от Касуми и ее Рюичи, от Нишимуры и Каору. Ниикура растерянно смотрит нам вслед.
Юко заводит меня в ванную, с треском закрывает дверь и дергает замок, а затем достает из шкафчика бумажные полотенца и бросает мне.
- Какого? – вспыхиваю мгновенно, тотчас отшвыриваю полотенца в сторону и нависаю над Юко. Ее пресыщенное выражение лица еще больше раздражает меня.
- Поверь, будет лучше, если для Рюичи ты останешься просто Тотчи. У него достаточно искаженное воображением Касуми представление о Харе Тошимасе.
- Что? – переспрашиваю внезапно осипшим голосом. Меня будто окатили холодной водой, и толща весом в тонну оглушает меня. Я упираюсь рукой в кафель над головой Юко, прижимаю ее к стене, но сестра спокойным жестом отводит в сторону и останавливается возле широкой раковины.
- И кстати, с Рюичи познакомилась она сама. Мы с ней договорились как обычно пообедать в любимом кафе на Аояме, но я опаздывала, а он сидел за соседним столиком.
- Как обычно? Она приезжала к тебе в Токио?
- Похоже, ты удивлен, братец?
- Она никогда не говорила, что ездила к тебе, в Токио, - Юко поднимает с пола полотенца, круги света от лампочек подсветки за ее спиной на гладкой кафельной стене над зеркалом сужаются.
- Теперь ты знаешь.
- И как часто она приезжала к тебе?
- Раз-два в месяц.
Я шумно выдыхаю через нос и смотрю в сторону двери.
- Даже не думай, - предупреждает Юко. – Поверь мне, оно и к лучшему. Касуми не тот человек. Я неплохо разбираюсь в людях, и к тому же знаю вас обоих чуть ли не всю свою сознательную жизнь. Ей до чертиков надоела эта деревня Нагано.
- Она никогда не говорила.
- А что бы она тебе сказала? Ты для нее с детства был этаким принцем, и вот сказка сбылась! Принцесса вышла замуж за принца. Тут сказке конец, а дальше серые скучные будни.
- Сарказм тебе не идет.
- Буду откровенна, Тотчи, я вздохнула с облегчением, когда узнала, что у нее роман на стороне. А дальше было только дело времени. Кстати, Касуми долго скрывала от него, что замужем. Весь ее обман всплыл, когда Рюичи сделал ей предложение, и пришлось выворачиваться. Извини, но кое-то что пришлось исказить.
- И поэтому ему лучше не знать, что я и есть Тошимаса Хара?
- Именно.
- Скажи, Юко, зачем ты меня пригласила? Посмеяться? Унизить?
- Я не думала, что ты придешь, - она пожимает плечами.
- Я принес подарок.
- И где же он?
Я не испытываю ни злости, ни обиды – только неудобство. Смотрю на отражение в зеркале, и ракурс с моей стороны кажется странным.
- Я где-то его оставил.
- Я принесу тебе другие брюки, - говорит Юко и отпирает дверь. – А ты можешь поискать подарок. Только прошу тебя, постарайся не сталкиваться с Касуми. Здесь толпа разных, по-своему интересных людей.

~

Юко не возвращается ни через пять минут, ни через десять. Я сажусь на край широкой ванны и смотрю на отражение в зеркале. У меня вымученное выражение лица. Я машинально запускаю руку в волосы и опускаю голову, какое-то время разглядываю неподвижные блики на гладком светлом полу. Сколько времени прошло? Шампанское ударяет в голову, и я понимаю, что не смогу подняться на ноги – покачиваюсь из стороны в сторону или же пространство пришло в движение: закрутилось, завертелось, начало наматывать слой за слоем на меня, будто на ось.
Я едва успеваю прийти к мысли, что заперт в ванной, как дверь раскрывается.
- Оу, извини, - Ошикава собирается уйти. Его фигура в проеме кажется всего лишь черной тенью.
- Я жду Юко.
Вместе с ним в ванную врываются все звуки квартиры. Я оказываюсь в гуще звона бокалов, непристойных шепотков, глухих хлопков и стука каблучков.
- Я видел ее только что в коридоре. Она шла на кухню.
Я хмурюсь.
- Все в порядке?
- Да, - сцепляю пальцы в замок. Ошикава продолжает смотреть на меня, а затем его телефон начинает играть мелодию, и Зенжи прикрывает за собой дверь.
- Надеюсь, они тебе подойдут, - Юко врывается почти сразу и сует мне свернутые джинсы. Я прижимаю мягкий комок к животу.
- Вы с Омуро примерно одного роста и комплекции. Должно подойти.
- Омуро? – переспрашиваю и моргаю, никак не могу припомнить, называла ли Юко в блоге имена своих увлечений.
- Забудь, - Юко взмахивает ладонью, и я задаю вопрос, ответ на который меня интересует с самого начала вечера.
- Ниикура сделал тебе предложение?
Юко замирает, оглядывается на незапертую дверь и прикрывает ее.
- Да.
- А ты?
- Я обещала подумать.
Она стоит ко мне спиной, руки сложила на груди.
- Ты так и будешь сидеть? – Юко смотрит на меня поверх плеча. – Или тебя устраивает пятно на брюках? Кстати, брюки можешь оставить здесь.
- Я взял костюм напрокат.
- Отдашь в химчистку, - Юко пожимает плечами. Я вздыхаю и расстегиваю ремень, стаскиваю мокрые брюки, затем расправляю джинсы.
- Вот вы где!
У Кё странный бегающий взгляд, когда он таращится на меня – смотрит не в глаза, а на голые ноги. И мне тотчас хочется сделать шаг вглубь ванной, скрыться за матовым стеклом перегородки, но продолжаю стоять в сгорбленной позе без штанов, не знаю, куда себя деть.
- Поехали, - Ошикава возникает за его спиной, опускает ладонь на плечо Тоору. Нишимура не двигается. – Звонила Нора. Дайске-кун набрался и собирается готовить для нее голубя. Она боится, что он спалит квартиру.
- Не спалит, - Кё усмехается. – Он профессионал.
- Дайске в Токио?
- А где еще ему быть? – Тоору наконец поднимает взгляд и смотрит мне в лицо.
- Я жду тебя в машине.
- Зачем… - вопрос Нишимуры повисает в воздухе, потому что Зенжи к тому моменту уходит.
- Нора здесь? – переспрашивает Юко.
- Кто такая Нора?
- Это подруга Зенжи. Пуэрториканка, - поясняет Юко, и Нишимура хмыкает, прищуривает глаза.
- По происхождению, - уточняет Кё. – А живет она в Лос-Анджелесе.
Юко отчего-то начинает нервничать. Она старается не подавать виду, но я замечаю, как ее пальцы теребят складки на подоле платья самого модного в этом сезоне фасона.
- Тебя Зенжи ждет.
Тоору медленно кивает, прячет ладони в карманы джинсов с низкой посадкой, но не двигается с места.
- Проверьте и возвращайтесь, - улыбается Юко. – Дайске – это ведь твой новый проект, шеф-повар, если не ошибаюсь?
- Не ошибаешься, - усмехается Тоору.
- Приводите его. И Нору! – тон ее голоса становится сладким, словно патока. Я не сдерживаюсь, морщусь.
- Думаю, он уже не в состоянии куда-либо ехать, как и Нора.
- Жаль, - Юко взмахивает руками. – Тогда возвращайтесь вы.
Он разворачивается на каблуках и бросает через плечо.
- Кстати, кто готовил профитроли?
- Я заказала их в кондитерской. Здесь на углу есть французская кондитерская, - Юко смеется, а я все смотрю на сестру и никак не могу понять, в чем дело, в чем причина ее неестественности, что сквозит в каждом слове, жесте и улыбке.
Кё в ответ только хмыкает и уходит. Юко вытягивает шею, всматривается в его силуэт в конце коридора, а затем обращается ко мне:
- Я тебя прошу, Тотчи, надень штаны.
IX
Каору сидит на диване и увлеченно рассказывает что-то Рюичи, жестикулирует, и я какое-то время стою в проеме и смотрю на его руки. Касуми между мужем и Ниикурой вертит со скучающим видом пустой бокал, а затем замечает меня и распрямляет плечи. Каору реагирует тотчас. Нет, он не замолкает, но поворачивает голову в мою сторону. И меня разбирает злость на них троих и еще на Юко. Мне стоит труда пройти по прямой. Я усаживаюсь возле Ниикуры, локтем задеваю его бедро, а он произносит:
- Вас Кё искал.
- Нашел, - бурчу в ответ и смотрю прямо на Рюичи, не отвожу взгляд. И он озадачен, отпускает безвольную руку Касуми.
- Но вы с Юко вернулись по одному, - замечает Касуми и с тревогой пытается заглянуть мне в глаза.
- Он зашел попрощаться, - пожимаю плечами.
- Разве Кё собирался уезжать? – удивляется Каору.
- Неотложные дела.
- Значит, мне не удастся сегодня уговорить его поменять мнение, - Ниикура разводит руками. – Жаль.
- Не стоит, - Касуми дотрагивается до колена Каору. – Он и так для меня сделал очень много.
- Сделал? – спрашиваю я. Мое присутствие нервирует Рюичи.
- Это он нашел томик манги авторства Огиномэ-сан и предложил перенести историю на экран. Я сейчас как раз работаю над сценарием пилотной серии. Сериалы, где действие разворачивается в историческом антураже, сейчас как раз на пике популярности. Кстати, Тошимаса похоже рисует, но в жанре меха. Я видел несколько набросков.
- Тошимаса? – уточняет Рюичи.
- Да, а вы не знакомы? – спохватывается Ниикура и готов нас представить друг другу.
- Знакомы, - едва разлепляю губы, чтобы произнести вслух. Рюичи сжимает челюсти, я вижу, как проступают желваки и выдают, наконец, его возраст.
- Рюичи, - голос Касуми слабеет, она дергает мужа за руку, вскакивает с дивана и тянет за собой.
- Ано, - тянет Каору, и я прижимаюсь спиной к мягкой спинке дивана, прикрываю глаза, ощущаю, как вместе с уходом Огиномэ меня покидает напряжение.
- Кё собирается экранизировать мангу Касуми?
- Не совсем он, но у Кё особый нюх на талантливых людей, не важно в чем. Взять хотя бы Дайске!
Хмыкаю – это все, на что способен сейчас. Я обессилен.
- О чем она?
- История? Вольная интерпретация о борьбе кланов Тайра и Минамото. Касуми захватила эпизод гибели сына второй дочери Киёмори и насильственного спасения как раз Токуко. Можно спросить у Юко. Касуми издавалась на свои деньги и ограниченным тиражом, но своей подруге один экземпляр подарила. Если запустят сериал в производство, то, конечно, большое издательство выкупит права.
Он замолкает, достает из кармана смятую пачку сигарет. В ней единственная сигарета. Я наблюдаю за ним, за тем, как он комкает шуршащую картонку коробки и со вздохом оглядывается, куда ее деть. Сигарету он зажимает между губ.
- Касуми совсем не умеет рисовать.
Ниикура трет ладонью подбородок.
- Это моя история.
- Ано…
- Касуми моя бывшая жена, и она украла у меня мангу.
Сигарета падает под ноги Ниикуры, когда он приоткрывает в удивлении рот. Я произношу это раньше, чем до меня самого доходит, что произошло. Касуми присвоила мою работу – издала под своим именем в частном издательстве на деньги второго мужа. И Юко знала об этом. Знала и покрывала обман подруги. Я бы никогда и не узнал, торчал бы в Миэ, занимался рутинной работой, рисовал в стол или продолжал направлять работы в мелкие издательства, откуда бы получал отказ – и так раз за разом.
- Мне надо покурить. Пойдем, - он вскакивает на ноги и протягивает руку. Мне не хочется шевелиться, но принимаю рукопожатие, и Ниикура сдергивает меня с дивана, едва сам не падает обратно, и теперь уже удерживаю его я.
- Только у кого-нибудь сигареты стрельнем. У меня закончились, - Каору вертит головой, а затем шагает в сторону противоположную от балкона. Я плетусь за ним, путаюсь в ногах, чуть ли не падаю. Шампанское искриться пузырьками по венам, снова ударяет в голову, где нет больше ни одной мысли.
На улице машин больше, чем прохожих. Мы заворачиваем за угол дома и останавливаемся под навесом над входом в комбини. Ниикура ищет наличные, чтобы опустить в автомат. Я прижимаюсь щекой к шероховатой, покрытой краской поверхности и принимаюсь изучать названия на образцах.
Каору вытаскивает пачку, в ладони скатывает шуршащий пластик в шарик.
- Получше стало? – он спрашивает, при этом в зубах удерживает сигарету, в холостую несколько раз чиркает колесиком зажигалки.
- Что?
- Лучше стало? – Каору держит сигарету между пальцев и встряхивает зажигалку.
Он закуривает. Сигаретный дым кольцами витает между слоями прохладного ночного воздуха. На противоположной стороне идет мужчина. На поводке он держит лохматую собачку – этакий шерстяной шарик. Ее коготки скребут по асфальту. Я вспоминаю про Шинью. Интересно, где он и что с ним?
- Нужно найти Кё.
- Он уехал, - нахмуриваюсь. – Спасать голубя и некую Нору от Дайске.
- Нору? – переспрашивает Ниикура. – Нора в Токио?
- Да кто такая эта Нора? – меня начинает раздражать, что все меня по очереди держат за идиота.
- Подруга Зенжи.
- Договаривай, - требую я.
- Она действительно подруга Зенжи.
- Я уже в курсе, но вы так реагируете на ее имя.
Ниикура вздыхает – минута на раздумья, подбирает слова.
- Если Юко сама тебе не говорила, я не… В общем, у них с Норой в свое время был роман, но как и все отношения на расстоянии, долго они не продержались.
У меня вытягивается лицо. В стекле отражаются черные провалы вместо глаз и приоткрытого рта.
- Кажется, Юко-чан никогда и не скрывала, что бисексуальна. Впрочем, на мой взгляд, бисексуален каждый, только не признается себе.
Я протягиваю руку к пачке сигарет и задираю голову вверх. Какое-то время просто наблюдаю одинокий полет птицы через крыши и жду, когда небо обрушится на меня всей своей тяжестью.

~

Сигарета обжигает кожу возле ногтя. Я сделал всего пару затяжек и встряхиваю рукой. Окурок падает возле решетки стока, по которой рассыпаются искры. На губах остается бумажный вкус фильтра. Я опускаюсь на корточки возле автомата и закрываю голову руками.
- Эй, Тошимаса, - окликает меня Каору. – Тотчи.
Он опускается возле меня и прикасается к плечу, но тут же одергивает руку.
- Давай вернемся. Тебе плохо. Или давай отвезу тебя, куда скажешь. Где ты остановился?
- Нигде, - вздыхаю. – Я собирался поздравить Юко и уехать обратно.
- В таком состоянии ты вряд ли доедешь, - замечает Ниикура, и я убираю руки, смотрю ему в лицо. У него длинные ресницы и зрачки до краев радужки.
- У тебя родинка на щеке, - он растягивает губы в глупой улыбке, какая бывает у детей, которые с чистым, искренним изумлением только открывают для себя мир, и показывает пальцем на свою рябую щеку. – Ты чувственная натура.
- Что? – хриплю в ответ.
- Ано… Говорят, что родинка на щеке указывает на чувственность натуры. Как-то так, да, - он смеется, а я хмурюсь и поджимаю губы. Чувственная натура.
- Что у тебя к Юко?
- Ано… - Каору теряется.
Мне исступленно хочется пошевелиться, что-то сделать – барахтаться в ночной прохладе в драке или кричать так, чтобы разрывало легкие, но я подаюсь вперед, сильно, почти грубо прижимаюсь к его приоткрытому рту и больше не шевелюсь, только прикрываю веки. Но едва ощущаю ответное давление, отталкиваю и вскакиваю, ускоряю шаг до самого подъезда.
Коробки с подарком нет там, где я ее оставлял. В квартире бурая масса людей продолжает болтать, улыбаться и пить. Юко в глубине комнаты – под обоюдный смех танцует с девицей: то поднимает вверх руки, то обнимает ее за плечи, привлекает к себе. Я смотрю на нее, и у меня покалывают кончики пальцев. Она замечает меня, но еще какое-то время продолжает танцевать, при этом не сводит с меня внимательного взгляда. Затем останавливается, поворачивает голову в сторону и направляется мне навстречу.
Юко дергает меня за руку, тащит за собой. Швы на длинной юбке трещат, когда она делает широкие шаги. Юко заталкивает меня в ванную и запирает дверь.
- Какого, Тотчи? – ее тонкие ноздри трепещут.
- Это ты мне скажи, какого ты устраиваешь?
- Это мой дом, - она тычет пальцем мне в грудь. Я отступаю назад. – Это моя вечеринка. А ты ведешь себя как маленький ребенок, которому всем и вся непременно нужно доказать, что ты их лучше и круче.
- Я не… - пытаюсь возразить, но Юко затыкает мне рот ладонью.
- И не надо делать мне назло! Когда ты наконец повзрослеешь?
- Когда ты перестанешь врать?
- Что?
- Ты знала, что Касуми мне изменяет и покрывала ее. Знала, что она присвоила мои работы или, может быть, ты сама ей отдала папку с рисунками? Ты сама крутила одновременно роман с двумя, причем второй была женщина!
- Ха-ха! А ты, значит, весь такой честный и благородный?
- Что?
- Да, я лгала тебе в отношении Касуми. Да, у меня было одновременно несколько романов, и даже знаю, откуда ты в курсе. Но! Я никогда не лгала себе, в отличие от тебя!
- Я не…
- Что ты? Я в курсе всех твоих обжиманий на крыше школы с приятелями, - она поднимает руки вверх и пальцами показывает кавычки.
- Это было раз и на спор! – тотчас нахохливаюсь.
- Ты доказывал своему дружку, что целуешься лучше всех в школе? И скольким? – едкая ирония в ее звонком голосе. – А что ты мне хотел доказать, когда взломал мой ящик электронной почты и начал переписку от моего лица?
До меня не сразу доходит то, что говорит Юко, а она все продолжает.
- Я не скрываю свою бисексуальность. Мне не нужно никому ничего доказывать. Я делаю то, что мне нравится делать, а не потому, что мне важна чья-то оценка со стороны и, тем более, твоя! Это все.
Юко разворачивается и уходит, а я замираю перед зеркалом. У моего отражения на лице выражение скорбной апатии. Я выхожу из ванной и бреду к выходу – мне здесь больше нечего делать. Оборачиваюсь в дверях и обвожу взглядом квартиру. Ниикура курит на балконе – локтями упирается в перила, чуть свешивается вниз. Он оборачивается и видит меня через стекло двери, что отделяет кухню от черноты ночи, бросает окурок вниз.
Я шагаю вперед, дергаю створку в сторону и нависаю над Каору.
- Ты! Ты с самого начала все знал. Ты и Юко… Хватит делать из меня идиота!
- Я…
- Ты!
Целую его, напористо и грубо надавливаю губами на губы, и он обхватывает мое лицо ладонями, а я только успеваю зажмуриться. Глаза режет, будто мне в лицо бросили горсть песка. Он поглаживает большими пальцами по моим скулам всего несколько раз. Я не сразу понимаю, что по щекам катятся слезы, и не знаю, как теперь смотреть Ниикуре в глаза. Каору целует меня и отстраняется.
- Пойдем.

~

Каору пьяный и веселый разговаривает по телефону. Мы сидим под тканевым навесом удоньи в квартале от дома Юко. Повар с сонливой неторопливостью разливает бульон по глубоким тарелкам, ставит глиняный кувшинчик соевого соуса и тянется под прилавок за парой бутылок пива для других клиентов. Над его головой мерцает желтым лампочка, раскачивается на черном проводе. Я смотрю на нее до черных пятен в глаза, а затем снимаю очки и потираю пальцами переносицу.
- Мы возле дома Юко, - говорит Каору. Я вздрагиваю, когда слышу имя сестры, а Ниикура повторяет. – Хара Юко… Ты должен ее помнить!.. Ха-ха… Да, та самая… Ну, мы… Я с ее братом… Ха-ха, ладно, такси поймаем.
Я слушаю с закрытыми глазами его голос и хмурюсь, отчего у меня начинает сводить лицевые мышцы.
- Такаши, - произносит Ниикура и придвигает к себе тарелку. – Я всегда у него останавливаюсь, когда приезжаю в Токио. Эй, Тошимаса… Что ты пил?
- Шампанское, - с усилием разлепляю губы. От запаха еды меня мутит.
- Больше не пей шампанское.
- Почему? – удивляюсь и смотрю на него, впервые за то время, что провели вместе от дома Юко до забегаловки в проулке.
- Очень уж скорбное у тебя выражение лица, - он мне подмигивает.
- Я вообще мрачный тип, - нацепляю очки и наклоняю вперед голову. Он занят поглощением рыбного бульона – щедро плюхает в него соевого соуса.
- Ты вернешься сейчас к Юко?
- Нет, - мотаю головой. У меня нет аппетита. Я переставляю по столу предметы, что попадаются под руку.
- Ладно, сейчас найдем какую-нибудь гостиницу. Ты проспишься, а утром сядешь на поезд до Миэ или куда ты там собирался. Тебе в таком состоянии сейчас лучше никуда не ехать.
Я киваю, у меня начинает ныть шея и затекают плечи. Все из-за от того, что длительное время втягиваю голову. Каору переговаривается с поваром, а я не слышу, только смотрю на него во все глаза. Мне хочется себя ущипнуть, но только прикусываю губу изнутри. Больно.
- Готов? – Ниикура слезает с высокого табурета, сует руки в карманы распахнутой куртки.
Мы идем светлыми широкими улицами неторопливым шагом. От света у меня начинает болеть голова. Ниикура разглядывает иллюминации на деревьях, бликующие глянцем витрины магазинов и ресторанов. Я вздыхаю, и Каору поворачивает голову в мою сторону.
Он ловит машину и тянет за лацкан пиджака за собой на заднее сидение такси, называет адрес. Огни ночного Токио мелькают катом, будто диковинные сны. Я наблюдаю за ними сквозь прикрытые ресницы. Иллюминации сменяются прутьями ограды. Такси замедляет скорость и размеренно движется вдоль тесноты домов. Я обращаю внимание на то, что в салоне играет радио. Каору отстукивает ритм ладонью по боковине дверцы, перебирает пальцами по воздуху. Стекло чуть опущено, и он выставил локоть наружу.
Еще один поворот с переулка на большую дорогу, и Ниикура оборачивается ко мне, улыбается одними уголками губ и потряхивает головой в такт музыке. Вдоль -шеренги одинаковых серых домов, возле одного таксист останавливает машину. Каору шарит по карманам, чтобы заплатить по ночному, двойному тарифу.
- У тебя двадцатка будет? – спрашивает он меня, и я запускаю руку в карман джинсов. Вся наличность осталась в подмоченных брюках. В кармане пиджака я нахожу только кредитную карту.
Таксист уезжает без чаевых. Я смотрю машине вслед, а Каору нажимает кнопку домофона. С тонким свистом отпирается магнитная дверь в подъезд, и Ниикура распахивает ее, но не заходит внутрь – меня ждет.
- Здесь живет Такаши. Он в курсе, что ты придешь со мной.
Я только киваю и прохожу внутрь светлого подъезда, за моей спиной раздается хриплое покашливание Каору. Черные блестящие двери лифта смыкаются с лязганьем, и в стальной кабине мы остаемся наедине. Я отворачиваюсь, но везде натыкаюсь взглядом на отражение Ниикуры – гротескная, вытянутая во все стороны фигура справа и слева от меня, а он сам стоит за моей спиной и молчит.
- Пятый, - говорит он.
- Что? – переспрашиваю и поворачиваю к нему голову. Каору смотрит на меня и не мигает, облизывает губы. У него маленький рот. Ниточка слюны поблескивает на нижней губе.
- Кнопку нажми, - поясняет Ниикура, и я только встряхиваю головой, а он протягивает руку к доске и давит на круг, который под прикосновением загорается синим светом.
У Каору есть ключи. Они мелодично позвякивают в его руке, когда он дергает массивную стальную ручку вверх.
Электрический свет ламп блестит на лакированной поверхности деревянного пола, стоит Ниикуре нащупать возле дверного проема выключатель.
- Такаши еще нет дома, - голос опускается до странного, резкого шепота. И я чувствую себя неловко, переминаюсь с ноги на ногу и хочу спросить, зачем Каору привел меня сюда.
- Да ты снимай ботинки, не стой там, - он стягивает обувь и уходит куда-то вглубь квартиры. – Футон один, но можно спать на диване в комнате.
- Ты как? – спрашивает Ниикура.
- Нормально, - я сажусь на диван, пока Каору раскатывает возле футон. Мне становится грустно и даже обидно. Я наблюдаю за каждым быстрым движением его рук – Ниикура стягивает джемпер, закатывает рукава рубашки по локоть, и мне видны татуировки – английские слова вперемежку с деревьями и привидениями.
- Ты ложись, а я пойду на балкон, покурю.
Я стягиваю вместе с пиджаком рубашку и галстук. Забираюсь под тонкую ткань одеяла в джинсах, но проваливаюсь в забытье только тогда, когда вдыхаю рядом с собой терпко-сладковатый запах сигарет, что исходит от Ниикуры.

~

Воскресение перевалило за полдень. Я стою на дороге возле домика смотрителя озера и вглядываюсь в неподвижную поверхность, где отражаются высокие сумрачные вершины гор. За моей спиной ровное поле, стрекочут насекомые, и ветер потоками поднимает шелестящие волны высокой травы. Здесь я чувствую себя лучше всего, но тянущее чувство тоски в груди понемногу отпускает меня, когда налегаю на весла – гребу на середину озера. Смотритель дает мне лодку напрокат.
Середины я не достигаю, опускаю весла и вытягиваюсь в полный рост. Лодка дрейфует. Я хочу только тишины, но слушаю медленные удары сердца и смотрю в небо, где набухают дождем облака и закрывают солнце.
Я проснулся рано – проспал от силы пару часов. Ниикура лег рядом со мной на футон. Я обнаружил его за спиной, когда предпринял попытку перевернуться и задел по касательной локтем. Он не проснулся, даже не шелохнулся, только нахмурился, но тотчас суровая складка между бровей разгладилась. Каору чуть приоткрыл рот. Какое-то время, что длилось и длилось, я смотрел на его губы и подумал, что вечер мне просто приснился, вот только никак не мог понять, был ли сон страшным или все же приятным.
Какими-то обрывками, осколками посыпались на мою гудящую болью голову воспоминания, реальность которых никак не мог определить, но в независимости от этого, отчетливо ощутил страх и стыд.
Я ушел – оделся и выскочил из квартиры. Замки открывались просто. Я бежал несколько улиц подряд, особо не разбирал дороги и только боялся оглянуться. Впрочем, дома и не запомнил. Я обналичил деньги с карты в первом же банкомате, проверил остаток баланса. Мне хватило на такси до ближайшей автобусной станции. Я выбрал направление до Нагано. И автобус тащился еле-еле, время в пути также еле ползло. Я успел передумать, но решил ехать до конца – только весь издергался. Мне не сиделось на месте. И только когда показалось озеро, вдруг успокоился.
Мне не было нужды появляться в родительском доме. Только бы встревожил мать. Я хотел ее спросить, как бы она отнеслась к тому, если бы Юко уехала в Штаты – собрала бы вещи и укатила на взятой напрокат машине до аэропорта вместе с Ниикурой. Но, по правде говоря, меня волновала не судьба сестры. Я начинал злиться на пустом месте от одной только мысли, что Юко уедет вместе с Каору, что она даст согласие на его предложение и все закончится свадьбой.
А сейчас лежу на дне лодки посреди озера, названия которого даже не знаю, и понимаю, насколько бредовыми оказываются мои фантазии. Юко не бросит работу, как и свои увлечения. С чего я решил, что у них с Ниикурой все взаимно? Только потому, что Юко смеялась над его шутками возле окна, пока я сидел рядом с бывшей женой на диване и смотрел на них, точнее на него.
Касуми оказалась права, и Юко - тоже. Я погряз во лжи в то время, когда обвинял их и злился за обман. Это всегда было во мне. Я считал неправильным, слабостью – поддаваться порывам, физике, чтобы затем раскаиваться. Оглядываться на окружающих, кого считал за образец. Мне нужно было доказать им, что я такой же правильный и даже лучше. А когда не получилось, погряз в сожалениях и пустом раскаянии.
Когда я прихожу к выводу, что со мной случилась несчастная любовь, набегают тучи и закрывают солнечный свет. С удвоенным старанием вновь гребу, но уже к берегу, где выбираюсь на галечный откос, вытаскиваю лодку на берег. В душном влажном воздухе повисают осы, а затем врассыпную разлетаются в разные стороны, точно брызги.
Я неторопливо бреду обратно к большой дороге с надеждой, что меня подберет рейсовый автобус раньше, чем упадут первые капли на сухую землю под ногами.
Дождь ударяет в плоское лобовое стекло чуть выше головы водителя, когда с шипением за мной закрывается дверь. Дождь начинает струиться по бокам автобуса. Я еду в Нагано усталый и несчастный, поэтому не сразу замечаю, как вибрирует телефон в кармане пиджака.
На дисплее высвечивается имя Юко. Я удивлен – принимаю вызов и прикладываю прохладный пластик к уху, смотрю на дорогу, что утопает под сильными косыми потоками дождя.
- Тотчи, ты дурак, - произносит сестра и отключается. Я ничего не понимаю и оглядываюсь в салоне автобуса. Кроме меня здесь еще женщина в дождевике с изможденным лицом и старик, возле ног которого лежит собака. Он держит ее на поводке, и она поднимает голову, когда смотрю на нее. Юко перезванивает.
- Ты где?
- Еду в Нагано.
- Ты дурак, - повторяет она, и я морщусь. – Ты едешь к родителям?
- Нет.
Она молчит.
- Доберусь до станции и сяду на поезд до Миэ.
Юко не удостаивает меня ответом, снова бросает трубку, но больше не перезванивает.

~

В Цу небо ясное. Я особо не тороплюсь, пока иду от автобусной станции до дома. Ниикура стоит возле двери в квартиру. Его фигура зависает в вечернем солнечном свете, и я замираю на последней ступени лестницы – удивлен и растерян. Внутри меня все обмирает от стыда и страха. Где-то вдалеке лает собака.
- Привет, - Каору оборачивается и улыбается. Улыбка у него выходит нервная.
- Привет, - отвечаю я и низко опускаю голову.
- Я привез твои брюки. Ты забыл их у Юко, - он протягивает мне бумажный пакет, где лежат свернутые брюки.
- Спасибо.
- Юко пересказала мне ваш разговор, - он опускает руку с пакетом и ждет, когда я начну отпирать замок.
- Понятно.
Какое-то время мы неподвижно стоим. Я разглядываю серо-желтый прямоугольник карточки, на которой написано мое имя.
- Каору?
- Да?
- Ты знал с самого начала?
Пружина в замке издает сухой щелчок, а мимо по улице с ревом проносится грузовик. Мне на какое-то время кажется, что за гулом пропускаю ответ Ниикуры, но говорить он начинает только в момент, когда оказываемся в квартире.
- Да. Она мне сразу написала, что ее придурковатый братец совсем съехал с катушек, утонул в мнимом горе и алкоголе и поменял пароль, - он оглядывается по сторонам и не знает, куда пристроить бумажный пакет, а потом сует его в зияющую чернотой дыру между полок и роняет зонт. - Юко пыталась угадать, но ей так и не удалось вернуть ящик.
- Придурковатый братец…. – повторяю за ним. Зонт падает мне на ногу, и Ниикура наклоняется, чтобы его поднять.
- Она серьезно полагала, что ты сделал ей назло и пытался переложить вину за развод на нее. А потом ты начал писать мне письма от ее лица.
- Извини, - это все, что могу сказать ему. Я закрываю глаза. Мне хочется расплакаться.
- Это было забавно, - он также понижает голос, посмеивается и продолжает. - В самом деле, у тебя определенно есть талант. И я не рассказывал Юко о нашей переписке. Ты меня удивил, когда появился в аэропорту, в Осаке. Я решил, что ты и правда придурок.
- Ты встречал Юко? – прислоняюсь к ближайшей стене спиной, как раз напротив Каору.
- Да.
- У вас с ней… - не заканчиваю фразу, но Ниикура понимает, о чем хочу его спросить.
- Роман? – подсказывает он, я киваю, хотя и не уверен, что Каору видит. - Ты серьезно думал, что у нас с ней что-то есть?
- Ты же ей сделал предложение.
- Сделал, - на меня накатывает дурнота. - Деловое предложение. Она пишет неплохую прозу, кстати, на английском, но недооценивает себя. Я предложил ей сотрудничество с частным американским издательством. У нее как раз намечается командировка. У меня, конечно, тоже свой интерес, потому что я вкладываю деньги в проект. Нон-фикшен сейчас особенно популярен – расхватывается, как горячие пирожки. Да. И кстати, то письмо, на которое ты ответил якобы от ее имени. Это был кусок экспромта.
Каору много и возбужденно говорит. До меня доходит, что он перенервничал, пока ждал меня.
- У меня тоже есть младшая сестра, но я никогда ее не ревновал так ко всем ее ухажерам. Бывает же такое.
- Я не ревновал ее, - я открываю глаза и высматриваю впотьмах Ниикуру, но могу различить только его темный силуэт.
- Она мне рассказала, как ты опекал ее в школе.
«Я ревновал тебя» - заканчиваю фразу в голове и не произношу ее вслух, просто смотрю во все глаза на него и ощущаю, будто ослеп.
- И кстати, я не был в курсе, что Касуми присвоила твою мангу. Серьезно, - Он пытается пристроить зонт на место, но с полки вываливается пакет. - А когда ты сказал, то сразу все встало на места – и то, как отреагировала твоя бывшая жена на известие о том, что права на экранизацию выкупает американский кабельный канал, и то, как они с Юко пытались спустить все это дело на тормоза. Все бы и раньше выплыло, если бы Кё не утратил интерес и не отдал проект другому человеку.
- Утратил интерес?
- Ага, он нашел на ю-тубе по подписке канал, где инструктор по йоге выкладывала домашнее видео уроков и советы по питанию. У него в голове что-то перемкнуло. Он вдруг вспомнил про ужин в ресторане и решил во что бы то ни стало найти повара, чтобы запустить подобный проект. Конечно, в медийных масштабах. Кё иначе мыслить не умеет. Дайске еще не подозревает, во что ввязался, когда согласился.
- Он согласился ради Шиньи.
Каору замолкает. Выключатель находится с его стороны, стоит только протянуть руку.
- Как ты думаешь, где он сейчас?
- Кто?
- Шинья.
- Не знаю. Может быть, покинул страну. На лодке переправился в Китай.
- Он в Японии. Он думал уехать в Америку, но сказал, что не может оставить собаку.
- А, ветконтроль, - соглашается Ниикура.
- Что он такого сделал?
- Это можно узнать только у него самого, как и настоящее имя. Он не дурак, - Каору пожимает плечами, и я дотрагиваюсь пальцами до выключателя. Он находится как раз повыше плеча Ниикуры.
- Тотчи. – в голосе Каору звучит завораживающая хрипотца, когда он произносит глупое, ненавистное прозвище.
- М? – Я подаюсь вперед и надавливаю пальцем на гладкий пластиковый край кнопки.
- Я не считаю тебя придурком. И даже скажу тебе больше, - от Каору исходит тяжелый горьковатый запах сигарет и его самого, наполняет вместе с воздухом мои легкие. - Ты мне нравишься.
Ниикура целует. Как все просто! Я говорю это вслух, и его ответ приходится по моим губам.
- А ты думал?
Каору находит мою руку и на мгновение сжимает ладонь.
- А Нора…
- Опять начинаешь?
- Что я начинаю? – хмурюсь, и Ниикура дергает за отворот пиджака и касается губами моей переносицы.
- Опекать Юко. Она взрослая девочка и умеет сама принимать решения. И всегда умела, а ты изводил ее своим контролем.
- Я просто… - я прижимаюсь лбом к его лбу и прикрываю глаза.
- Просто что? – Каору хитро щурит глаза.
- Беспокоюсь за нее, - подбираю нужное слово.
- Она за тебя тоже беспокоится. Думаешь, Юко так просто взяла и выложила все про тебя? Да она вцепилась в меня бульдожьей хваткой!
- И что еще она про меня рассказала?
- В основном то, что ты придурок и, если я не хочу проблем, то лучше с тобой не связываться, потому что создаешь их на пустом месте.
- И ты поверил?
- К счастью, нет, - он гладит прохладной ладонью по щеке. – И насчет Кё. Я просто разозлился тогда на пляже. Ты, конечно, заслуженно двинул мне. Хотя это было больно. Во всяком случае, отрезвило меня. Я давно знаю Зенжи и также знаю, какой задницей бывает Тоору. Он так на тебя смотрел, и я…
- Смотрел?
- Ты дашь мне договорить?
- Ты только и говоришь! - вспыхиваю, но Каору начинается смеяться, и я вместе с ним.
- А чего мы здесь стоим? – он разувается и снова роняет зонт. Я приваливаюсь плечом к стене, смотрю, как Ниикура проходит в комнату и достает из кармана телефон.
- И что дальше?
- А дальше предлагаю заказать пиццу или лапши. У тебя где-то здесь были номера доставки.
Я ощущаю себя мухой в жидком вязком янтаре и хочу остаться в этом мгновении, когда все действительно просто, когда весь мой выбор состоит из лапши или пиццы на ужин, когда не нужно притворяться и казаться кем-то другим, кем-то лучше. Оказывается, так просто не лгать самому себе. Я делаю глубокий вдох, будто долго задерживал дыхание, и тепло наполняет меня изнутри. У Ниикуры искрятся смехом глаза. Он смотрит на меня, я на него, а затем делаю шаг вперед, к нему.
В комнате пахнет солнцем.

back