- Сними это идиотское кимоно, оно меня раздражает. Изначально. И ты об этом знаешь, дорогая.
Дорогая. Она всегда называет меня так, когда злится.
Я склоняю голову набок, улыбаюсь и поправляю воротник. Мне нравится, когда она злится. Моя блондинка. Моя искусственная блондинка.
- Слушай, не раздражай меня, пожалуйста, сними его. Вылезай из своего образа.
Моя куколка.
Наш спектакль продолжается ровно два месяца. Сегодня – ровно два месяца. Я надела то же кимоно, что и тогда, а она… Она, как и тогда, злится.
Наше третье «четырнадцатое». Четырнадцатое августа… сентября… октября.
Октября.
Погода, правда, дерьмо.
Поэтому настроения нет даже пить.
И, тем не менее, я улыбаюсь и злю ее своим цветастым нарядом, и, несмотря на погоду, сегодня мы – пьем.
Для справки: Джу никогда не слушает моих пластинок, однажды аргументировав это тем, что в ее представлении я гораздо лучше, чем на сцене или в записи. С ее слов: Onmyouza – не для нее. Смею предположить, что имя «Куронеко» ей кажется чересчур пафосным. Впрочем, она никогда на этот вопрос не отвечает, ограничивается многозначительным «Пф-ф».
Пф-ф. А я ее - слушаю. Иногда. Под настроение.
Только она об этом не знает, посему считает, что мы квиты.

Ладно, хватит о пристрастиях, мы слишком разные во всем, что касается работы.
Однако, в стенах квартиры мы две обычные женщины. Похожие во всем, что работы не касается. Две каноничные суки.
И вот сегодня я злю ее, сегодня я «дорогая» с ядовитым привкусом каждого звука этого слова.

Я подхожу к ней сзади, пока она сидит на краешке кровати и мучает свой ноутбук, пытаясь упорядочить свалку барахла на рабочем столе. Протягиваю руки, делая вид, что хочу обнять ее со спины, но вместо того, чтобы сомкнуть их у нее на груди, захлопываю ноутбук, едва не прищемив ей пальцы.
- Спасибо, дорогая, – слышно, как она скрипит зубами; глубокий вдох, - твою мать...
Она знает, что со мной бесполезно ругаться. Поэтому я получаю злобный взгляд через плечо, то самое «дорогая» и «твою мать» шепотом. Но я чувствую, как она сейчас хочет расцарапать мое лицо, зато я знаю, что теперь она меня трахнет. Так, как я хочу.
Я целую ее шею, настойчиво. Вздыхает. Я чувствую это губами. Откладывает в сторону ноутбук, и одаривает меня еще одним взглядом, щекой отпихнув мое лицо от своей шеи.
- Не нравится мое кимоно? Так сними.
Моя нахальная улыбка невероятно ее бесит, а еще – возбуждает. Этой чертой ее характера я пользуюсь с четырнадцатого по четырнадцатое каждого месяца. Другими словами - с момента нашего знакомства.

На этот раз она решила разодрать ненавистное кимоно в клочья, получается плохо, но эффектно.
Я брыкаюсь и смеюсь. Нахально. Отталкиваю ее руками, а когда она доходит до точки кипения, разрешаю ударить себя.
Черт возьми, как же мне это нравится. Моя щека медленно краснеет, а руки уже с силой вдавлены в подушку над головой. У нее достаточно широкая ладонь, и хватка сильная, как у мужика. Ей удается держать мои руки одной своей. Свободной - сдирает с меня наряд, и, добравшись до моих бедер, вдруг замирает на мгновение. Заглядывает в мои глаза глазами хищницы. Вот-вот, и обнажатся острые клыки.
Пальцы скользят по бедру вверх, к внутренней стороне… Вспотевшая ладонь гладит и гладит меня, ускоряя темп. Будто дразня, одним пальцем она случайно задевает мои трусы, и в следующее же мгновение остервенело стягивает их.
С моих губ срывается стон, я взмокла, мне даже страшновато.
Она улыбается.
Мне страшно.
Ласково улыбается.
Я знаю, что последует за этим.
И мне страшно.
Вы замечали, что у нее коротко остриженные ногти, аккуратно, всегда под корень?
Она даже не играет на гитаре.
Она играет со мной.
И знает, как доставить мне удовольствие. Ее пальцы нежно проникают в меня, медленно, так медленно, что я вырываю руку из ее хватки и сама заталкиваю их глубже. Подаюсь к ней, выгибаю спину, умоляю ее сделать что-нибудь, лишь бы унять эту дрожь в теле.
- По…по…жалуйста…
- Мне.
Ее рука напрягается и с силой подается вперед.
А-а-а…
- Не нравится.
Медленно – назад.
- Твоё.
Ударом – вперед.
- Кимоно.
Еще удар.
Я кричу. Кричу, и мне хорошо, и больно, и, о боже, как хорошо.
- Терпи.
Полушепот-полурычание.
- Терпи…
Я закатываю глаза, я вне себя, пытаюсь вцепиться в ее волосы, но она отстраняется – не дается. Сейчас у меня одно право – подчиниться.
Я кончаю раз за разом, дорогущее иссиня-черное шелковое покрывало промокло подо мной насквозь… Останутся пятна... хоть какая-то ценность.
Я бешено двигаю бедрами, хватаю ее за плечо, царапаю шею.
Вперед-назад. Вперед-назад. Вперед-вперед-вперед…
Проходит вечность.
Она не перестает доводить меня до исступления, пока я совершенно не срываю голос от крика, пока в уголках моих глаз не проступают слезы и дыхание не сбивается настолько, что я не столько дышу, сколько выбиваю остатки воздуха из легких.

А потом она просто встает.
Краем покрывала вытирает руки.
Сигарета.
Ноутбук.
Бокал вина.
-Кампай. Дорогая.

Я сворачиваюсь в клубок и, закрывая от усталости глаза, незаметно улыбаюсь.
Кампай.
Куколка.

back