Для Darian

1. Я – Оота Кенджи. У меня много имен, но это мне нравится больше всего. Широко известен я как Тсукаса.
2. Я – лидер группы (представьте себе), гордо звучит, правда? Барабанщик – мое место в D’espairsRay.
3. Мне тридцать.
4. Я – бисексуал.
5. Я – игрушка Ниикура Каору в лучах солнца…

***


Сигаретный дым тонкой струйкой стремился к потолку, но разбился в прозрачно-мутное облако от резкого движения курящего вперед:
- Никогда. Так. Ни на кого. Не смотри. Ни-ког-да. – Каору, поджав губы, с силой вдавил окурок в центр когда-то кем-то подаренной пепельницы и поднялся из кресла.
Некоторое время он пребывал в раздумьях, потом уверенным движением вытащил новую сигарету из пачки, которая лежала посреди абсолютно пустого стола.
Щелкнул зажигалкой – закурил. Нервно. Но уверенно.
Прислонившись к стене, Тсукаса сидел на неприятно липком кухонном полу, кукольно раскинув выпрямленные стройные ноги в стороны. Рассеченная губа не особенно болела, но капелька крови, проложившая красивую алую дорожку от губы вниз, назойливо щекотала подбородок. Тсукаса поднес руку к лицу и размазал ее пальцами.
Он дотронулся до ранки языком – щиплет… а на языке появился чуть заметный солоноватый привкус, даже приятный.
Неожиданный поворот событий… да, на силу удара Као не поскупился.
Довольно неприятно получить в челюсть вообще, а когда ты этого совершенно не ожидаешь – чертовски неприятно.
Но Тсукаса, как говорится, прекрасно знал, на что шел. Непредсказуемость являлась основной из черт характера его «сожителя».
Да, неприятно. Больно. Безусловно. Факт и никаких претензий. Только пара новых идей, незначительные процессы в головном мозге, и всё, «я совершенно не обижаюсь». Пара мыслей, и на изрядно побитом лице появляется подобие ухмылки.
Вечереет.
- Прости, я не хотел, чтобы все зашло так далеко. – Каору сказал это настолько механически, что даже будь Кенджи наивным идиотом, всё равно понял бы, что слышит совершенно откровенное враньё.
Хотел. И вмазал с диким удовольствием. А врёт для полноты ощущений. Авансом – с размаху по самолюбию…- вечереет.

***


За спиной Кенджи тихо скрипнула дверь, и в зеркале возникло отражение Каору.
- Као. - Тсукаса улыбнулся, бросил обмылок обратно в мыльницу и хотел было смыть пену с рук, но не успел.
Очень необычные ощущения испытываешь, когда оказываешься впечатанным лицом в зеркало, начинаешь видеть мир под другим ракурсом, буквально. Тсукасе удалось такой редкий опыт поиметь.
Больно ударившись выпирающими косточками таза о край раковины, он был придавлен пятидесятью килограммами хоть и щуплого, но на удивление сильного мужского тела.
Тсукаса видел расплывчатые очертания своего испуганного лица, точнее широко открытый глаз и высоко поднятую бровь, тревожно изгибающуюся к переносице. Мыльной ладонью он водил по зеркалу в попытках немного ослабить давление, но в результате только размазывал пену по стеклу.
Неровное горячее дыхание в затылок уверенности в светлом будущем не добавляло.
- С-с-сука… - прошипел Каору. Его рука скользнула по бедру барабанщика, плавно, почти нежно, но внезапно Тсукаса ощутил резкую, невыносимую боль – костлявые пальцы грубо вцепились ему в пах. Он скорчился и издал нечеловеческий вой. Каору хмыкнул и отошел в сторону, позволив жертве сползти на пол. Несколько секунд он наблюдал за тем, как Тсукаса, зажмурившись, пытаясь перетерпеть боль, катается по полу, но вскоре, скорчив злобную мину, с размаху пнул его вбок. Затем нагнулся, наклонил набок голову, будто умиляясь над картиной, представлявшейся на полу, и влепил мощную пощечину.
Тсукаса странно скосил глаза и затих.
Лежа на боку в полусознательном состоянии, он видел свои голые ноги, расплывчато, нечетко; видел где-то на фоне движение. Почувствовал, как шершавый угол двери ударился о его щиколотку – он остался один.
Он слышал звуки из комнаты, какое-то копошение, Каору что-то явно замышлял, но думать об этом сил не было. Мутная пелена, покрывавшая его сознание, сменилась полной тьмой.
Приоткрыв один глаз, первое, о чем подумал Тсукаса, это сколько он провалялся в отключке. Он резко ощутил, что страшно замерз, лежа на холодном кафеле, следовательно, он тут уже больше часа. Обессиленные руки отказывались помогать ему хотя бы сесть. С горем пополам Кенджи приподнялся и привалился к стене боком в жутко неудобной позе. Пришлось долго приводить в порядок мысли и обрывки последних событий его жизни. Неприятный осадок от воспоминаний дал о себе знать мерзким нытьем внизу живота, взгляд упал на черный пластиковый предмет, стоящий на полу в проеме приоткрытой двери. В левом нижнем углу настойчиво мигала красная кнопка со значком «play».
Тсукаса замер. Низ живота заныл еще сильнее, начало сильно мутить. Все происходящее напоминало ему дешевый триллер.
Короткий писк.
«Кенджи, жаль, что тебя нет дома… я просто хотела сказать тебе спасибо… за всё… за вечер… спасибо» - проговорил одухотворенный женский голос. Ничего особенного Кенджи для этого голоса не сделал, его попросили – он помог. Не криминал.
Но это знает Кенджи.
Но есть одно но.
Каору.
Он не знает, он «всё слышал».
«Спасибо за вечер»?
Каору, параноик.
Тсукаса с бешено бьющимся сердцем вскочил и, спотыкаясь, чуть не падая, на подгибающихся ногах помчался в комнату. Он подлетел к первому же окну, практически распластавшись грудью на подоконнике. Большими глазами он всматривался в ночную темень за окном.
Каору нет. Тишина.
Каору нет!
Красивое мужское лицо посерело, взгляд стал невидящим, губы поджались, тело пронзила холодная дрожь…
Так иногда выглядит ломка.
______

Он появился ближе к утру.
Молча. Безнадежно.
Его встретил злой, полный ненависти взгляд из угла комнаты.
И много боли.

***


1. Я – Ниикура Каору.
2. Я – лидер группы Dir en Grey, гитарист.
3. Мне тридцать три.
4. Я – гей.
5. Я – игрушка Кенджи Оота в тусклом свете луны…

***


Вы спросите, зачем нам все это.
Вы спросите, нравится ли нам.
Вы спросите, не устали ли мы.

А вы представьте…
наркотик.

Зачем?
Нравится?
Не устали?

Мы не знаем, зачем. Мы чертовски устали.
Но мы наркоманы. Наш наркотик – мы сами друг для друга.
Это наша наркоигра.