Этого я никак не мог понять. Он сидел передо мной почему-то на коленях и невинно улыбался. Я трепал его по волосам, мы болтали о всякой чепухе и его фраза уже начала мне казаться какой нелепой и неуместной. Что-что, а неловкости он всегда умел заминать.
И всё же.
"Извини меня, если что", - он чуть склоняет голову на бок, вот так, смотрит на меня, приоткрыв рот, и вдруг проговаривает, чётко, внятно - "если я буду стонать не твоё имя".
Чётко и внятно, так, что я роняю сигарету, широко раскрыв глаза смотрю на него, ожидая хоть каких-то объяснений, но через несколько секунд понимаю, что сейчас моя очередь говорить и единственное, на что меня хватает - это протянуть руку и погладить его по волосам.
Что же с тобой такое было, если ты так этого боишься? - спрашиваю я про себя, смотря на покорное лицо.

Они тогда только расстались - Рё отводит глаза, когда мы входим, ничего не говоря поднимает руку в приветственном жесте и отворачивается. Он еще не знал тогда, что мы начали встречаться - вот так просто, когда он пришел и твёрдо глядя в глаза предложил себя в роли моей пассии. Рё чувствовал себя неудобно, но со временем всё образуется. А пока он просто нервничает, похоже, обсасывая перспективу остаться с Хати наедине.
- Уймись ты, - говорю я ему одними губами. Вокалист пожимает плечами и отворачивается и тут басист хватает меня за руку, прижимаясь всем телом. Я могу только виновато улыбаться и гадать - кто из этих двоих чувствует больше боли от их разрыва.
- Рад за вас, - коротко произносит Рё, глядя на кончик моей сигареты.
- Я надеюсь, ты не в обиде?
- Нет, что ты, - он напряженно улыбается, - просто рад, что он в надёжных руках.

- Зачем он это делает? - басист, кажется, был взбешен, но я не видел на его лице ни оттенка злости. Наоборот, он был какой-то осунувшийся, неестественно бледный, - зачем ему надо меня задевать? неужели... неужели просто нельзя оставить? это... это всё его вина.
Хати вдруг сник, буквально повис на ремне безопасности.
Опять я что-то должен сделать, но не знаю, что и вместо этого, отрываясь на мгновение от руля, протягиваю руку к нему и задаю, как, всегда совершенно неуместный вопрос:
- Зачем ты предложил мне встречаться с тобой? Чтобы позлить Рё? Или потому что знаешь, что я не откажу?
- Любовь?
- Не смеши.
- Да, действительно, плохая отмазка, - он кусает губы, - просто я хочу, чтобы ты был рядом. Долго-долго и когда-нибудь мы будем вместе как влюбленные.
- Ты думаешь, любовь передаётся половым путём?
- Я предпочитаю об этом не думать.
- Ты ведешь себя, как школьница, Хати.
- Ты ведешь себя, как ревнивый муж, Ута.
- Я не имею на это право?
- Имеешь, но...
- Но?
- Я бы вернулся, если бы была возможность, к Рё.
- Ну, по-крайней мере, это честно.
Не то, чтобы меня устраивал этот расклад, однако... Я вдавил педаль газа и попытался погрузиться в вождение, но тут он вдруг спросил:
- Зачем ты согласился? Почему?
Я знал, что он когда-нибудь это спросит, но не был готов отвечать. Честность и "потому что" - не самые лучшие аргументы в этом разговоре.
"Чем дольше ты любишь, тем слабее ты становишься", - вспомнилась вдруг мне строчка из песни.
Хати сидел рядом со мной, закрыв глаза, и я думал, что пол-года назад, я бы был безгранично счастлив, будь он со мной хотя бы так.

- Извини за тот разговор, - Хати неуверенно водит пальцем по столу.
- Иди сюда, - тяну его к себе, сажая на колени. Давлю в себе нервный смех от всего происходящего.
- Извини меня. Наверное, не стоило всё это затевать.
- Почему ты извиняешься?
- Я эгоист и делаю тебе только хуже.
- Будь искренен, - пожимаю плечами, опуская руки.
- Я хочу что-то изменить в себе.
- Изменяй.
- Ты мне поможешь?
- Конечно.
Когда он поднимает на меня так глаза, чуть приоткрыв рот, мне ничего не остается, кроме как поцеловать его.

Пол - не самое удобное, но и не самое плохое место для секса. Хати нависает надо мной, он занят пуговицами на моей рубашке, а я ловлю его пальцы и аккуратно облизываю, позволяю влажно задевать мою кожу, а затем не выдерживаю - спихиваю с себя, прижимаю к полу, целую чуть припухшие губы, шею, тонкие ключицы, лихорадочно водя ладонями - все то, что раньше было недосягаемо далеко, вдруг тут, подо мной, и я могу, я верю, узнать всё о нем. Тихий стон срывается с его губ, когда я провожу пальцами, едва касаясь кожи, совсем рядом с кромкой боксёров, а затем он не выдерживает, и, кажется, чуть смущенно хватает меня за руку, опуская ее ниже.
- Хочу тебя, - шепчет он едва слышно и снова стонет, когда я начинаю ласкать его.
- Прямо так? - интересуюсь я, осторожно целуя его.
- Да, - он слабо кивает, переворачивается на живот, прогибается в спине и единственное, что мне остается сделать - взять это покорное тело, сделать его своим. В ушах шумит, когда я делаю первое движение внутри него и это чувство меня настолько захватывает, что я, забывая обо всем начинаю вбивать себя в него, неритмично, жестко, пока не начинаю сам стонать в голос, вторя Хати. Кажется, он что-то шептал, звал кого-то, но я не слышал, я был почти на пределе и единственное что я мог слышать - его стоны, которые были действительно искренними.

Хати бездумно смотрел в потолок, когда я вернулся из душа - растрепанный, со следами спермы на животе, он являл собой едва ли не самую эротичную картину, которую мне доводилось видеть.
- Эй? Ты как? - я окликнул его, закурил, садясь в кресло.
- Все хорошо, - он жмурится, потягивается и поднимается, проходит несколько шагов до двери в ванную, виляя худой задницей, а затем вдруг поворачивается, смотрит в упор и негромко говорит:
- Даже если будет такая возможность, я не вернусь к нему.
- Почему?
- Любовь передаётся половым путём.
- Хотелось бы в это верить, - отвечаю я закрывшейся двери и пытаюсь вспомнить, чьё имя он шептал, когда по моим пальцам потекла его сперма.

back