Огонёк зажигалки старательно вылизывает сигарету, пока та не зажигается от его заразительных ласк. С пошловатой развратностью губы ловят белое тело сигареты. Или это мне во всём чудится пошлость?

В летнем кафе почти нет людей. Оно и понятно – не всякий согласится подниматься в гору, что попробовать сомнительный ассортимент. Чем меньше людей, тем меньше шансов, что нас увидят вместе.

Капли всё ещё падают с крыши на асфальт, расползаясь по нему беспорядочными кляксами в которых отражаются кусочки прояснившегося неба. Листья до сих пор роняют воду, возвращая земле то, что по праву принадлежит ей.

Сейчас довольно прохладно, но я не чувствую холода – мне жарко. Это оттого, что ты до сих пор пристально смотришь на меня.

С тех пор, как мы пришли сюда, мы не проронили ни слова. Зачем? Всё уже сказано, всё уже сделано и назад не повернуть. Да и если бы можно было сделать выбор ещё раз – всё осталось бы прежним.

У нас с тобой есть много «нельзя» и много «если». И коротенький список под названием «можно». Можно писать тебе длинные sms, можно слушать твоё дыхание в трубке, потому что ты не любишь разговаривать по телефону. Можно искать с тобой встречи и замирать в сладостном ожидании. Но всё равно ничто не утолит жажду близости. Жажду быть с тобой. Рядом. Всегда-всегда. Даже, когда по утрам тебя целует другая.

У меня тоже есть другая, она не пахнет тобой. От неё исходит тонкий аромат духов. А твой запах другой, терпкий, пряный. Она нежно обвивает руками шею, когда же ты почти грубо притягиваешь к себе и берёшь то, что хочешь. Она пытается всё исправить, извиняется за ошибки, которых не совершала, и нервно затягивается сигаретой. Совсем, как я сейчас.

Рука нервно дёргается, когда ты касаешься прохладных пальцев сухими губами, не отрывая пристального взгляда от моих глаз. В горле сразу же пересыхает так, будто в глотку неделю не попадало ни капельки влаги. А ты, словно бы прочитав мои мысли, проводишь по чувствительным подушечкам языком, слизывая соль с нежной кожи.

Мне бы втянуть в себя воздух сквозь зубы, но вокруг всё же есть люди, пусть и мало, но они всё равно есть. Ты сумасшедший, Рейта. А если нас увидят? Если узнают?

Но лукавый взгляд масленых глаз говорит мне, нет, не узнают, не увидят. И я им верю. Всегда верил.

И всё бы хорошо, но звук разрезает неприятная трель. Я знаю, что это значит. Это значит, что ещё пара минут, и мы распрощаемся. А мне так хочется побыть с тобой ещё немного. Просто побыть рядом.

Ты всё-таки выуживаешь мобильный из кармана и нехотя подносишь к уху. Бросаешь скупые фразы. Я уже не слушаю – просто собираю свои вещи со стола. Чего ждать?

Мне тридцать семь лет. Тридцать семь – почти сорок. У меня есть семья, есть жена и дети. Разрешение на глупости осталось там, позади, где-то в ломких пальцах юности. Так почему же меня до сих пор так неумолимо тянет к тебе? Почему я до сих пор прошу тебя приехать? Почему ты всегда соглашаешься? Это какой-то замкнутый круг, который я не в силах разорвать.

- Куда ты?

Рука уверенно накрывает мою руку, заставляя меня остановиться. Вопросительно приподнимаю бровь. Что ты хочешь от меня? Хочешь принести извинения? Они мне не нужны, я всё понимаю и так.

Ты смотришь на меня изучающе, затем воровато оглядываешься по сторонам, словно бы проверяя: нет ли за нами слежки. Только вот мы не агенты.

Поднимаешься с места:

- Пойдём.

И тащишь меня за собой куда-то на дорогу, так, что я едва ли не роняю мобильный вместе с бумажником. Я не понимаю. Куда мы идём? Зачем? Рейта не объясняет мне даже этого. Просто ведёт за собой. И ему совсем не интересно, хочу ли я с ним идти.

Мы пробираемся сквозь кусты и деревья, совсем не обращая внимания на то, что штаны промокли до коленей. Куда-то в глубь леса подальше от любопытных глаз, раздвигая зелёные ветки руками.

Резко теряю ориентацию в пространстве – я зацепился за какой-то корень, но ты во время подхватываешь меня, и моя спина чувствует опору – ствол дерева. Мгновение ты впиваешься в моё лицо взглядом, от которого у меня по спине бегут мурашки, заставляя колени подкоситься, а кровь забиться ещё сильнее. Ты не даёшь мне опомниться и сразу же захватываешь мои губы в плен, раздвигая их языком. В ушах звенит, и я уже не слышу, как ветер играет с листьями деревьев, только крепче прижимаю тебя к себе. Не хочу отпускать.

- Я так долго этого ждал, - шепчешь ты, зарываясь носом куда-то мне в шею, и от этого по телу проходит сладкая судорога.

Он этого ждал. Рейта ждал меня, он хотел меня всё это время, так долго. Вот он я, я здесь. Я уже здесь.

Бёдра прижимаются к бедру, и из груди вырывается судорожный вздох. Ками-сама, как же было бы сладко умереть в этих руках! В этих сильных и нежных руках. Но пока ещё рано умирать – нужно ещё разлепить губы и попросить, стараясь не хныкать от болезненного возбуждения:

- Я больше не могу терпеть.

Я и вправду не могу терпеть – с меня уже ручьями течёт пот, а тело приобрело такую чувствительность, что от каждого твоего прикосновения, проходит судорога. И если ты сейчас же ничего не сделаешь – я умру на месте.

Тебя не нужно долго упрашивать. Приподнимаешь мои бёдра, и я послушно обвиваю твою талию ногами. Закрываю глаза в предвкушении. Ты чего-то возишься. Разве можно так долго расстёгивать ширинку?

Я уже хотел открыть глаза и тут же почувствовал, как в меня одним движением скользнул скользкий член. Чуть-чуть морщусь от боли. Она едва заметная и не такая сильная, как если бы ты входил на сухую, но всё равно есть.

Ты не пытаешься уменьшить боль или извиниться за неё поцелуем. Я сам этого хотел, ни к чему жаловаться, когда можно просто ощущать, как под каждым прикосновением горит кожа, как от каждого поцелуя по телу расползаются тысячи иголочек, как скатываются по спине капельки пота и слушать, слушать, как смешивается сбившееся дыхание.

А потом мы выйдем на дорогу, спустимся вниз по склону и попрощаемся – так, словно бы и не было этих минут в лесу, наполненных тоской и отчаяньем, - за руку. А потом сядем – каждый в свою машину – и разъедемся, что бы снова изводить себя, считая по ночам минуты с момента последней встречи.

back