Утро Имаи начиналось мучительно...
Мучительно. Мучительно долго и больно. Мужчина застонал от боли, источник которой определить не удавалось: она, боль, пронзала все тело
мужчины. Болел живот, болело тяжело стучащее о клетку ребер сердце, болело горло, болела голова, раскалываясь на пополам, болел низ
живота и еще что-то.
-- Атсушиии, - шипяще позвал Хисаши хриплым голосом друга, начиная неуклюже приподниматься на черной простыне футона.
Разумеется он звал того, кого никогда не забудет и кто точно Всегда Рядом. Для Имаи это был именно Он. Его Черный мед, его Демон-Ангел,
его Мальчик-Венера. Его друг, Атсуши Сакураи. Его секрет.

Оный друг закурил одновременно с шевелением Хисаши под своим боком. Так началось утро. Полосы солнечного света на полу, золотистые
всполохи пыли в полосах этого света. Весна. И они на вершине успеха.
Длинноволосый брюнет полусидел, прислонившись спиной к стене, неспешно курил, обнаженный. Его кожа казалась белее стены, особенно в
контрасте с цветом наволочек подушек и простыни. Молодой мужчина скосил взгляд на Имаи, выдыхая довольно бодро и мистично томно:
-- Что?
Утро будет долгим и "веселым". Сакураи затянулся.

-- Почемууууу...? Все так болит..., - Хисаши еле перевернулся к другу, с новым по качеству удивлением обнаруживая себя рядом с ним, а его
- обнаженным по пояс. Обноруживать себя в постели Сакураи Имаи привык уже давно. Но он ни разу не обнаруживал при этом друга рядом с
собой.

Атсуши дернул изящно бровью, смотря на друга, приподнял подбородок, выдыхая сизую струю сигаретного дыма почти к потолку.

-- Что было?, - оживился Имаи, уже не давая и слова вставить брюнету. - Ты что, раздетый? А я?, - за словами последовали торопливые
действия проверки. Атсуши вздохнул, покорно приподнимая руки.
-- Что???, - Имаи не смог толком разойтись: его остановили.
Сакураи придвинулся вплотную к мужчине, отчего Хисаши прижался грудью к мраморной груди вокалиста. Ладонь Атсуши заскользила по
позвоночнику гитариста довольно уверенно. И снова все внутри у Имаи сделало сальто, сердце отчаянно забилось - привычная реакция на
Сакураи. Поэтому он мальчик-Венера. Всегда тревожит самое чувственное. И всегда такой своеобразно-нежный в своей темной мужественности.
Сильные и тонкие пальцы скользнули меж ягодиц замеревшего на груди демона Имаи, заставляя его издать какой-то испуганный писк.
Прохладные подушечки его пальцев обожгли воспаленное кольцо мышц, от чего Хисаши дернулся. Но пальцы давили на кольцо, раскрывая его. Из
прохода тут же вытекли остатки спермы Атсуши, неприятно заскользив по внутренней поверхности бедер лид-гитариста. Имаи вздрогнул, смутно
осознавая что это из него вытекает. ...
-- Что было?, - хриплый и гипнотизирующий голос, низкий - а значит, властный над всем существом Имаи, темный бархат ночи, заставляющий
слабеть и рушиться. Рушатся дневные нормы, моральные запреты, табу, что сам наложил., - Ты стал моим. И продолжаешь им быть. Ты мой
навсегда., - Сакураи разулыбался, склонившись к уху мужчины, обжигая дыханием раковину его уха. - Мой.
Сакураи зажал фильтр сигареты чувственными губами, все еще улыбаясь. Включил телевизор с пульта и камеру, что была присоединена к
проигрывателю проводами. Появилась картинка ночного видения, немного расплывчатая. Но силуэт вешающегося на длинноволосого мужчину
Хисаши легко угадывался. Слишком легко и эти слова: "Ну дааваааай, Ааах-тян.".
Глаза Атсуши блеснули, когда Хисаши посмотрел на него. Так закончилось оцепенение в комнате, так окончилась сюрреалистичное действо.
"Да. Твой" - хриплый шепот Имаи на пленке, когда Атсуши на записи усаживает его к себе на бедра; два раунда сексуальных утех уже
отыграно. "Да? Мой?" - в хриплом бархате голоса Сакураи слышна улыбка, - "Тогда сделай все сам". Имаи, податливая кукла по-пьяни, и
вокалист усаживает его на свои бедра, а Хисаши не сопротивляется. Он начинает действовать, ладонью лаская плоть мужчины, склоняется... Но
это все лишь на пленке. Вчерашний день, сегодняшняя ночь. Запись, что складывает полосы света, золотую пыль и мальчика-венеру под грудью
Имаи в одно: в сюрреалистичное утро.

Хисаши дергается, убирая от себя рывком руку друга, пытаясь как можно быстрее скрыться, падает на пол с футона, неотрывно смотря в глаза
демона, который тянет руки, что бы остановить побег. Имаи уворачивается, влетая в небольшую ванную, ударившись о косяк двери. Но эта
боль не чувствуется. Только кровь бьет по вискам, сердце разбивает ребра, противные капли спермы скользят по внутренней поверхности
бедер и тошнота. Слишком много спиртного было накануне. Заперевшись, Имаи бросается к унитазу.

Сакураи со вздохом опускается грудью на постель, когда друг уже разделил их дверью. Со скучающим видом, длинноволосый брюнет смотрит
запись, на изгибы тела его друга ночью, на их клубок любви. Нет, не любви. Бешенного траха. Он неспешно курит. Но все же встает. Стук в
дверь.
-- Хиса...
-- Отвали!
-- Дай хоть волосы придержу пока тебе плохо.
В ответ лишь шум воды.

Голос Сакураи невыносим. Нужно скрыться от этого. Это не может быть реальностью. А если умыться холодной водой? Нет, не вышло. Лучше
встать под ее струи, упругие и отрезвляющие. Имаи залезает в ванную, тяжело и судорожно дыша, на газах слезы.

Атсуши прекрасно знает, как непрочны двери в его доме. Достаточно шпильки для волос или кридитной карточки. Легко и бесшумно дверь
поддается.

Имаи вскрикивает, когда крепкие руки Сакураи обхватывают его за талию, толкая к стене. Он беспомощно и безнадежно пытается вырваться, но
Атсуши сильнее, особенно если возбужден. А он возбужден: его твердый член прижимается к бедру Хисаши, такой горячий. Коленом Атсуши
раздвигает ноги мужчины.
-- Прекрати!
-- Сделай приятно своему обладателю., - утренняя эрекция, так предсказуемо. И обидно.
-- Нет! Мне больно! Уйди...
-- Брось, и так сойдет. Ты уже растянут., - и шепот на ухо ломает. - Растянут мною же, моим членом., - кончик языка очерчивает ухо
мужчины.

Головка протискивается в проход, что уже успел сузиться за пару-тройку часов отдыха. Имаи тихо скулит. Холодные струи подхлестывают к
быстрому движению. И Атсуши не противится. Он просто начинает быстро драть своего друга в зад, словно ему семнадцать и гормоны в крови
бушуют. Сладко и тесно в Имаи, и так жарко. Глухие стоны вокалиста лишают разума и воли, от прикосновений внутри уже все не делает
сальто, а плавится, выступая потом на коже и слезами - на глазах. Из холодного и непоколебимого лидера, озлобленного на себя за просчет
в выпивке друга, Хисаши становится самым чувственным и отзывчивым существом во власти Сакураи, под его натиском. Имаи изгибается и
стонет, ноги подгибаются, но Атсуши не дает упасть, он лишь опускает мужчину на колени, встает следом за ним, и сумасшедшая гонка
продолжается. Тяжелые толчки, гитарист скользит под напором друга по дну ванной.

Сакураи стоит в халате напротив телевизора, вновь смотря запись. Пара кошек трется о его щиколотки. Бледный Имаи, бедра которого
скрывает полотенце, стоит, прислонившись к стене и растерянно смотря куда-то в пространство.
-- Что ж. Теперь ты мой. И ты понимаешь это., - темноволосый бог поворачивается к Имаи, спокойный, величественный. Не с этой планеты. Он
неспешно и тихо надвигается на мужчину., - Сделай мне приятно., - снова эта улыбка, халат соскальзывает с плеч Сакураи, большим пальцем
он проходиться по губам Имаи. А в глазах лид-гитариста лишь неверие и немой вопрос.
Но за него уже все решили. И он покорно встает на колени, закрывает глаза. Ресницы подрагивают, а губы начинают ласкать плоть вокалиста.
Атсуши поглаживает Имаи по голове, постанывая. Хисаши же думает, как это произошло. Хотя на пленке есть все. Он сам отдался Атсуши. ....

-- Пусти., - шипит Имаи, сидя на бедрах Атсуши, который удерживает руки гитариста за его спиной, хотя тот и пытается высвободиться,
непроизвольно садясь уже на пах мужчины. Сакураи легко улыбается, довольный. Полуложится на ступенях лестницы удобнее, упираясь ногами в
черные ступени, сильнее сгибая их в коленях, с интересом смотрит на Хисаши. Они оба в узких темных джинсах и в футболках. В Токио конец
августа, Атсуши подстригся, и их "отношениям" уже несколько лет.
-- Что вы делаете?, - Хошино останавливается, как вкопанный на лестнице, когда натыкается на согруппников., - Что это?, - он смотрит
немного ошарашено на мужчин. Он лишь хотел забрать ноты. Но, похоже, это откладывается, потому что пройти еще раз мимо них он не хочет.
-- Деремся., - улыбнулся Атсуши., - Эта была драка., - брюнет начинает поглаживать член Имаи через ткань джинс, удерживая запястья того
одной ладонью. И ему сходит этот жест с рук. Хошино делает вид, что не замечает этого жеста. И не воспитанность руководит Хиде, а
знание. Знание, что Атсуши такой, Венера.
-- Понятно., - Хиде отступает назад, как-то сочувственно смотря на Имаи и недоверчиво - на Атсуши. Хошино уходит, так и не забрав нот.
Он прекрасно знает, какой Сакураи. От его прикосновений кружится голова и начинаются галлюцинации, и возбуждение. Но если он еще и
начинает говорить... Тогда Хошино перестает быть взрослым, спокойным и рассудительным. Тогда Атсуши в нем пробуждает все чувственное, что
только в нем может быть. Пробуждает самим собой: своими речами, прикосновениями, взглядами, своей чувственной сутью. Иногда Хошино готов
был его убить. Хотя за такие глаза, как у него, словно Сакураи - олененок Бемби, обычно хочется разодрать кого угодно, кто только
приблизиться к этому олененку. К этому мальчику-Венере. ... Хошино сочувствует Имаи.

Хисаши отворачивается, поджав недовольно губы. Их отношения обычно не обременяют.
Они остались на лестнице, по которой все еще может пройти Ютака, который, может быть, возвращается за медиатором или за нотами, или за
гитарой. Он так много вещей может "Забыть" в студии, даже своего брата. Как раз о брате: может быть, именно сейчас, когда Атсуши
пытается гипнотизировать Имаи, соблазняет его, рушит, что бы воскресить в иной ипостаси, может именно Сейчас, забытый братом Ягами
закрывает дверь студии, спускается вниз...
-- Ну давай, милый, кончи для меня тут., - Сакураи расстегивает ширинку штанов Хисаши, начиная поглаживать властно плоть Имаи через
ткань его белья. Имаи вздыхает. Никто не проходит. Тихо и душно. Липко в августе.
И Имаи кончает неожиданно быстро даже для себя самого. Тогда Атсуши его хвалит и ломает:
-- А теперь, сделай приятно и мне., - он улыбается, нагибая Хисаши к себе, позволяя стечь со своих ног, встать на ступени меж ними и
начать ублажать, он медленно отпускает запястья порабощенного Имаи, словно боится спугнуть.
И они занимаются оральным сексом. А потом они занимаются сексом в позе наездницы, прямо на лестнице, что ведет в их студию. Не так
поздно на часах, но их никто не тревожит. Они словно в другом измерение.
В котором август все такой же липкий, как в вечернем Токио.

back