История первая. Дно морское.

Однажды приснился Казу сон.
Будто сидит он с удочкой на берегу, пришел к нему Хайд и говорит:
-- Пойдем со мной, рыбарь, и я научу тебя ловить человеков…
Каз оторвал взгляд от поплавка и посмотрел в глаза Хайду. Они были как сверкающая на солнце речная гладь. Каз только булькнул и утонул там.
-- Пойдем.
Пошли они прочь от того места, и заходящее солнце светило им в спины, и тени их спешили впереди них.
-- Люди тоже рыбы, -- говорил Хайд. -- Посадишь меня в вершу, опустишь в воду – и они приплывут на запах…
-- Запах?
-- Запах это музыка. Не всегда благоухание, но чаще всего это то, что привлекает людей-рыб. Они придут с голодными глазами и сердцами и будут есть меня, пока не насытятся. Моя плоть их хлеб, моя кровь их вино.
-- А что буду делать я?
-- Каждый раз, как верша будет наполняться, будешь вытаскивать ее, бросать все в котел и варить уху. Как уха будет готова, сразу уходи и не оглядывайся. И не ешь ее, даже не пробуй…
-- Почему?
-- Не спрашивай, я не могу сказать тебе этого.

Когда они стояли за занавесом, Хайд говорил:
-- Люди – это дно морское. Посмотри, лица их синие или зеленые, руки их скользкие словно морские животные, губы их как у рыб, волосы их слипшиеся как водоросли. Движутся они как стая гидр, и все они прекрасны как коралловые рифы.
-- И ты сегодня опять будешь плавать по морю?
-- Нет, я пройду по нему, как посуху.

Каждый раз верша наполнялась рыбой, он вытаскивал ее, непомерно тяжелую, рубил головы, выпускал кишки, и с влажными шлепками рыба текла в огромный котел. Жадно огонь лизал котел, вскипала вода, поднимался пахучий пар. И Каз отворачивался и уходил в темноту.
И всякий раз позади он слышал как котел с глухим звуком опрокидывается и шипят залитые ухой угли. Ни разу не было у него искушения попробовать варево из котла, но однажды он не выдержал и за секунду до звука падения оглянулся.
Качнулся котел, бухнулся с подпорок на гору углей, и выплеснулся одним движением золотистый рыбий бульон. Угли погасли, но на секунду Каз успел увидеть Хайда, совершенно обнаженного и опалово-золотого, встал из разлитого варева, как бог из морской пены.
-- Что ты наделал! – прозвучал из темноты голос Хайда. – Теперь мы будем разлучены с тобой навсегда.
Каз окаменел, но голос продолжил:
-- Если, конечно, ты не готов отправиться вместе со мной на дно морское и разделить мое заключение там.
Со спокойным сердцем Каз собрался в путь, только спросил напоследок:
-- А что случилось бы, испробуй я ухи?
-- Не спрашивай, было бы много хуже…

*

История вторая. На тихом море.

Солнце ушло в легкие облака и свет растворился в воздухе. В море словно упала капля и засветилась в нем. На берегу, на камнях, стояли и смотрели в море четыре человека. Один, выше всех ростом, сказал:
-- Смотрите, в отражении на воде хорошо видно гало вокруг солнца.
Второй, с самыми длинными волосами, откликнулся:
-- И на облаках тоже розовая дуга. – и обернулся к третьему, одетому во все черное. -- Сакура, ты тоже видишь гало?
-- Да.
Четвертый из них промолчал.
Они дошли до пристани, сели в лодку и отправились в море на ловлю. Четвертый сидел на корме и правил. Остальные гребли по очереди. Заплыли они далеко в море и расставили свои сети. Солнце вышло из облаков, и все вокруг заискрилось, на воде рябь и соль в воздухе. Длинноволосый тем временем уже уснул на носу лодки, и волосы его спустились в воду. Остальные тоже клевали носом, только на четвертого не действовала полуденная дремота.
Наконец он негромко сказал:
-- Проснитесь! Пора тянуть сети.
И каждый взялся за свою. Высокий вытянул свою сеть – полна живым серебром, как только не лопается от рыбы. Тот, что спал в полдень, вынул свою – его улов был втрое меньше, и он со вздохом сказал:
-- Кен, откуда у тебя всегда такой улов?
Тот в ответ лишь засмеялся как ребенок.
-- Сами ко мне плывут!
Кормчий вытянул свою сеть – там было совсем мало, но сразу видно, редкостная красноперая рыба. Но он ничем не показал ни своей радости, ни огорчения.
-- Добавлю то, что осталось с прошлого улова.
Тут лодка резко качнулась, они обернулись и увидели, что Сакура не справился со своей сетью и его утянуло за борт.
Но кормчий успел схватить его за волосы, длинный потянул за ворот, а Хайд метнулся на противоположный конец лодки, чтобы она не перевернулась. Вытащили они его и увидели, что свою сеть он не выпустил. А в сети бьется рыбина огромная, чешуя перламутровая, перья золотые, глаза зеленые…
-- Ох, какую поймал!
-- Вот это красавица!
-- Впервые вижу, что такое можно выловить в здешних водах.
Сакура отплевался от воды морской, волосы, лицо залепившие, убрал и говорит:
-- Не я поймал – вы вытащили. Спасибо.
Потом присмотрелся к уснувшей рыбине.
-- Значит, нездешняя она?
-- Нездешняя.
Солнце совсем ушло в облака, и розовый свет их с каждой минутой становился все краснее и краснее, пока все море не покрылось темным пурпуром. Когда они пристали к берегу, уже и берег весь покрылся алыми отсветами. И Сакура сказал:
-- Тогда, надо домой ее вернуть.
-- Вернем, вот увидишь…

*

История третья. Серебрянные мгновения.

Берег перегодившие зеленые сети медленно колыхал ветер. Уже долго сети висели на просушке, и пересохли, и стали расползаться. Между ними ходил человек и подвязывал самые большие прорехи. За ним ходил второй, маленький и настырный.
-- Тетсу, я устал грустить, я хочу поскорее в море.
-- Сейчас мы не можем выйти в море открыто…
-- Но я хочу! Я очень сильно хочу! Нет жизни без моря. Я умру тут, на этой проклятой суше.
И мелкий уткнулся лбом в плечо латателя сетей. Жест был неожиданным, но понятным, так пес бодает медлительного хозяина – мол, пора гулять. Тетсу продолжал вязать узлы. Ветер мешал, выдергивал концы нитей из рук, ерошил волосы. Наконец, Хайд отлепился от его плеча и тоже молча стал вязать узлы.
-- Мы не можем выйти днем.
-- Тогда давай выйдем хоть ночью! Я не могу больше!
И Хайд сел с размаху в песок.
-- Я скажу Кену.
Тетсу думал. У нас есть только один чудесный миг – это когда только что вынутая добыча трепещет чистым серебром. А потом она высыхает, меркнет… как подобранные в полосе прибоя камни, высыхают и сереют, и вновь обретают свои волшебные краски и прозрачность только в морской воде. Поэтому нужно вновь и вновь испытывать свою удачу, испытывать свою силу, испытывать эти серебрянные мгновения. Иначе оно уйдет в глубину, растворится, забудется. И еще. Больше всего Тетсу боялся, что Хайд перегорит от нетерпения. Однажды ему приснилось, что тот превратился в альбатроса прямо на суше и не может взлететь из-за слишком больших крыльев…
Втроем они стояли на берегу среди перевернутых лодок, и смотрели на огромный алый месяц, всходивший из ровной темноты моря, так что только по отражению было видно, где горизонт.
-- Где наша-то? – тихонько спросил Кен.
-- Эта, -- Тетсу мягко хлопнул по ребристому боку, вырастающему из зернистого влажного песка.
С трудом вынули ее, поставили на воду с жутким плюхом, таким, что Хайд в ужасе зажмурился, а Тетсу закрыл лицо рукой. Однако его жеста в темноте никто не заметил и не оценил.
-- Мы впервые идем в море ночью.
-- Не беспокойся, Кен, -- голос Хайда был полон радостного нетерпения. – Нет ничего лучше ночной ловли.
-- Чего разболтались, на весла живо.
-- Ой, наш капитан в гневе, -- хихикнул Хайд. Казалось, раздулся от радости так, что сейчас либо улетит, либо лопнет как воздушный шарик. Кормчий пихнул лодку, и хихиканье резко оборвалось.
Грести старались тихо, однако Кен каждый раз замирал, когда рядом с ним его напарник оглушительно громко шлепал веслом. Наконец, они далеко вышли в море, и береговые огни пропали. Близилась полночь, из воды поднималось фосфорическое сияние, месяц уменьшился и стал золотым, отражение его потревоженно качалось, когда лодка их проходила поблизости. Хайд затих. Наверно, его зачаровало никогда не виденное прежде ночное море, но точно нельзя было сказать, потому что на фоне звезд видно было только очертания его плеч и головы. Только понятно, что смотрит вверх. Потом голова как-то более округлилась и Тетсу понял, что смотрят в его сторону.
-- Сушите весла, -- подал он голос с кормы.
-- Как вы думаете, нас там кто-нибудь ждет? – Кен смотрел в сторону невидимого берега. Они быстро распускали сети и те беззвучно опускались в воду.
-- Кто знает. Посмотрим…
-- Ждет. Я знаю…
Голос Хайда далеко-далеко разносился над водой. И слова как отдельные капли падали в волны и расходились кругами.
-- При луне… хочу уснуть… хочу уснуть… тишиной… исцели… меня…
Я страдаю тебя не видя… и томлюсь… ясным днем… молю о долгой-долгой ночи…

*

История четвертая. Злые узлы.

Здесь все было как всегда. Море растворяло горизонт в сиреневой дымке, солнце колыхалось в белом мареве. Звенящий зной заставлял потеть, но ветер сразу сушил пот, оставляя на одежде лишь белые разводы.
-- Держи вот тут.
-- Как это дьявольски скучно, Теччан.
-- А что поделать? Вяжи, иначе ничего не поймаешь.


-- Тете… почему мы всегда ловим рыбу? Например, почему мы не ловим жемчуг?
-- Жемчуг разводят. Мы ловим все, что попадет в наши сети и ловушки. Лови хоть креветок, хоть осьминогов.
-- Нет! Я хочу спускаться глубоко под воду, на затонувшие суда, за древними сокровищами…
-- Хайдо, если ты хочешь глубоко под воду, глубже океанских течений, ты должен запомнить одну вещь.
-- Какую?
-- Однажды можно опуститься так глубоко, что подняться обратно будет невозможно. Поэтому, пожалуйста, как только я позову – поднимайся обратно.
-- Хорошо.
Уже порядочно отплыв от берега, Хайдо крикнул:
-- Тете… пока меня не будет, что будешь делать ты?
Кормчий даже не поднял голову от своих сетей, сиявших в соленом воздухе.
-- У меня всегда найдется заделье.
И вновь были только приливы и отливы, переменяющиеся ветры, тревожные наступления сезонов, приходы и уходы рыбьих стай и стай перелетных птиц, луна росла, а потом убывала, и вновь росла, и у Тетсу было голокружительное ощущение, что он сидит на карусели, такой огромной, что даже помыслить трудно.
Все это время Хайдо раз за разом опускался на морское дно. Сначала он очарованно бродил по коралловым рифам, среди солнечных лучей, столбами пронзавших невероятную голубизну водяной толщи, среди пестрых рыбок и множества удивительных живых существ, у которых не было ни головы, ни хвоста. Потом он научился нырять еще глубже. Увиденная глубина поразила его. Там уже не было такой яркости, как на шельфе, но строгие краски глубокого моря и отвека царившая тишина его были прекрасны. И в тишине этой начинали возникать звуки, которые никогда нельзя услышать на суше. Однажды Хайдо увидел над собой стадо синих китов. И только тогда он услышал у себя в голове голос Тетсу, зовущий вернуться, и понял, как далеко зашел.
А Тетсу втащил в свою лодку ставшую вдруг неподъемной сеть, и без жалости порезал ее, чтобы без ран вынуть из нее снежно-белое существо, поднявшееся из немыслимой глубины. На шее у этого существа уже были жабры, руки начали превращаться в плавники, ноги срастаться вместе, но все-таки это был его Хайд.
Он пришел в себя в рыбацком сарае, в рассветной полутьме.
-- А где Кен с Юки?
-- В море.
Очень теплая рука провела по его шее. Но жабры уже закрылись, почти слились с кожей.
-- Тете?
-- Ты зашел слишком далеко. Теперь ты не сможешь жить целиком ни на суше, ни в море. В море ты растворишься, на суше засохнешь. Глубина никогда не отпускает…
-- Я понял. Больше не пойду в море один… найду надежного человека.
Неожиданно на лоб ему упала тяжелая теплая капля. Он протянул руку, осторожно, медленно, и коснулся кончиками пальцев – уже пальцев – лица Тетсу, совершенно мокрого от слез. Но тот немедленно отвернулся.
-- Мои сети никуда не годятся. Я сжег их.
-- Будем плести новые…

*

История пятая. Подземный поток

Сакура всегда говорил, что суша это неравенство, а море – уравнение. Вода, заполняя собой все, успокаивает самое буйное пространство. В ночь, когда он пропал, бушевал шторм, шел дождь, и море никак не походило на уравнение, скорее на задачу с несколькими неизвестными.
Сакура пропал в море, а их шхуна в море выйти не могла. Они стояли в порту, среди других судов, Кен и Тетсу сидели в надстройке на палубе, заменявшей кубрик, Хайд стоял на самом краю причала с фонарем в руке. Попытки увести его, уже до нитки мокрого, оттуда, ни к чему не приводили.
Потом пришли люди из порта, и Хайд, наконец, вернулся в кубрик. Они молча выслушали весть о том, что человек из их команды занимался котрабандой и сейчас на их шхуне будет произведен обыск.
-- А где тот человек?
-- Вы не получите его обратно. Он заключен под стражу.
Хайд засыпал и сразу видел Сакуру, мирно несомого подземным потоком, с головой окутанной распустившейся в воде черной гривой волос. В какой-то момент течение убирало черную вуаль со спокойного лица с невинно закрытыми глазами… и вдруг Сакура мягко улыбался ему. Хайд просыпался со вскриком. Иногда, однако же, сон заканчивался по-другому. Течение относило волосы с лица Сакуры, и Хайд протягивал руки, чтобы дотронуться до его век, и в самый момент прикосновения вдруг наталкивался на невидимую, но непроницаемую преграду. После этого течение быстро уволакивало Сакуру прочь, в темноту, а Хайд оставался на месте, ведь в воде даже замахнуться толком невозможно, чтобы попытаться разбить неведомую препону. Он открывал рот, чтобы закричать, но рот ему заливала вода.Тогда Хайд просыпался с жестокой горечью в сердце. Это было неописуемо неправильно.
Но гораздо хуже был сон, окрашенный в нежную дымку. В этом сне они вчетвером стояли на высоком утесе над морем, сплошь забросанном золотыми сетями солнечного света. Тетсу что-то с воодушевлением говорил, указывая рукой за горизонт. Кен улыбался как ребенок, слушая его. Сакура сидел на камне, чуть склонив голову, и словно бы мысленно взвешивал его слова. Просыпаться после такого сна было невыносимо.
-- Ты должен смириться с тем, что уже ничего не вернуть.
-- Я не могу… сил нет.
То, что Хайд с такой легкостью признается в собственном бессилии, пугало Тетсу. Когда он встретил его, мог поклясться, что не видел человека более цельного. А теперь его сила утекала в какую-то прореху.
-- Подожди немного, силы появятся.
-- Не появятся, Теччан. Пока мне снятся эти сны…
И Хайд честно рассказал ему, как ночь за ночью переживает свою потерю.
-- Я не могу дотянуться до него…
-- Все подземные потоки где-нибудь выходят на поверхность. Его вынесет. Пожалуйста, отпусти его.
-- Не могу. Нет!
Он снова оказался в уходящем под землю потоке, в зеленоватом пятне света, еще доходящего с поверхности. Он хотел позвать «Сакура!», но изо рта у него вырвалось только облако серебристых пузырей. И так раз за разом, пока он не выдохнул весь воздух из легких. Стало все равно, жить или умереть. Хайд приготовился плыть во тьму. И вдруг почувствовал, что заполнившая легкие вода ничуть не мешает ему.

*

История шестая. Место, где я родился

Хайд носит в своей душе образ невыразимой красоты – место, что однажды показалось ему. Он родился там, в то мгновение, когда белые скалы поднялись из морской синевы. Никто не может увидеть это место, кроме Хайда, потому что его глаза – особенные.
У Кена тоже есть такое место на берегу моря, возле старого маяка, и Хайд смог увидеть его, никогда не видев.
Однажды, одним бесконечным, но таким коротким летом детства, Кен решил каждый день ходить на море. Он нашел чудесное место для ныряния, вокруг там лежали огромные камни с длинными бородами водорослей. Кен нырял в ямы между этими камнями, там было достаточно глубоко для восьмилетнего мальчишки. А по самим камням было очень весело прыгать с друзьями. Кен поскользнулся и ухнул в воду, только фонтан брызг и видели. Он долго не показывался, и никто не был уверен, между какими именно валунами он угодил. Через минуту он все же показался над водой, и кое как его выташили на берег. Много лет спустя Кен пытался рассказать об этом Хайду так. Я увидел под водой разбитую плиту слюды, сквозь которую проходили солнечные лучи и дробились как в бриллианте. Под водой пылала такая яркая радуга, с такими цветами, каких я никогда раньше не видел! Я смотрел на нее и не мог оторваться, вот почему так долго не выплывал. Дважды преломленный свет, истекающий красный, жгучий фиолетовый, изумрудный синий, сапфировый зеленый, расплавленное золото оранжевого… я словно ослеп. Друзья мои тут же принялись нырять, искать место, куда я угодил, но каждый показывал свой вариант, никто не мог договориться и все ссорились. Даже я уже не мог сказать, с какого камня свалился. Обессилевшие и замерзшие от долгого болтания в воде мы отправились по домам, договорившись назавтра продолжить поиски. Однако все мы заболели, и я пролежали в жару и бреду три недели, до самого начала учебного года. Потом долго было не до этого… а у меня появились другие проблемы. Все время болезни у меня перед глазами то и дело вспыхивала та небывалая радуга. Развилась цветовая слепота. Листья на деревьях казались мне голубыми, красные доски в заборе – буро-зелеными. Мамино лиловое платье в горошек казалось зеленым. Фиолетовые цветы выглядели как красные… и так далее. Я видел все в фантастических цветах. Проявления эти становились все бледнее, и полностью прошли к следующему лету. Цветовосприятие вернулось в норму. Но я до сих пор помню, как и что могло выглядеть, если смотреть тем взглядом…
Мы клялись продолжать поиски заветного места до победного конца, но как дошло до дела, все разъехали на лето кто куда. Я остался один, а приходить туда одному было слишком грустно, вот я и оставил это тоже. Теперь я иногда вызываю в памяти один из цветов той радуги, чтобы утонуть в нем полностью. Это глубокое, мгновенное восстановление, но я стараюсь не злоупотреблять им.
Когда Тетсу сказал, как хочет назвать свою лодку, я сразу дал согласие ходить с ним в море.
У Тетсу тоже есть тайное место у моря, но он не произнес о нем ни слова.

*

История седьмая. Хрустальные бусины.

Дети зарождаются в великом океане и приплывают к своим матерям. Всех, всех выловили в океане, всех живых существ. Всех, всех должны бросить обратно, в океан. Горе, если океан не успеет полностью растворить умершего. Тогда новое существо будут мучить чужие воспоминания о прежней жизни на суше.
-- Хайдо, я же просил тебя не погружаться так глубоко.
-- Что? – тот, к кому обращались, приподнялся со дна старой лодки с беспокойством в невидящих глазах.
-- У тебя кессонная болезнь…
Тетсу попытался приложить к его ушам, из которых тянулись черные дорожки крови, чистые тряпицы, но Хайд отстранил его руки.
-- Я видел, -- сказал он, продолжая смотреть на что-то невидимое вдали. – Я видел, откуда они всплывают…
-- Тебе глаза солью разъело, пожалуйста, закрой!
Удивительно, но Хайд подчинился. Тетсу быстро заткнул ему уши мягкими тряпками, положил на веки что-то маслянистое, и поверх другим лоскутом плотно завязал глаза.
Все, что осталось у Хайда – это ощущения. Лодка качалась как колыбель. Пахло привычно, морем. И Тетсу тоже пах, удивительно, он так хорошо знает его запах, а только сейчас осознал это. Если сейчас пошарить вокруг себя, обязательно наткнешься на сложенные рыболовные снасти. Не дай бог запутать! Поэтому Хайд лежал тихо. Качка продолжалась, они куда-то плыли. Пару раз кормчий прикасался к нему – раз положил ладонь на лоб, другой – поправил повязку. И Хайд заснул.
Над головой его медленно текла немыслимо широкая река. Звезды медленно, но заметно перетекали одна к другой, образуя новые и новые рисунки созвездий, как узоры в калейдоскопе. Древние считали океан огромной рекой, текущей вокруг земли. Может, они имели в виду не водный океан, но звездный? Хайд проснулся, но продолжал видеть это.
Оторваться от себя и навсегда влиться в этот поток.
-- Тете… возьми меня за руку, -- Хайд не слышал своего голоса, но знал, что его услышат. Разогретая греблей ладонь скользнула по его, их пальцы переплелись, и Хайд почувствовал текущее в его руку ровное и сильное тепло.
-- Они идут цепочкой из маленького вулкана на самом дне. Поднимаются из темной расселины глубочайшей из впадин. Они поднимаются и постепенно вбирают в себя весь свет, что встретят на пути. Я думал, они исчезают, дойдя до поверхности… но нет, Тетсу, они продолжают подниматься. Туда, -- и свободной рукой Хайд показал вверх.
Он знал, что Тетсу теперь не сможет грести, и не отпускал его руки.

*

История восьмая. Прекрасные реки.

Хайд увел Каза от берега его реки, и сам стал его рекой. Не один раз повернулась сверкающая карусель звезд, не один раз млечные воды пронесли на себе облетевшие лепестки вишен, пронесли кленовые листья. Хайд говорил ему:
-- Каждого из нас несет своя река. Поэтому люди всегда одиноки. Но теперь наши с тобой реки слились. Мы придем к великому океану вместе…
Каз понимал, что так суждено, и его согласие уже ничего не может добавить к совершившемуся. И от этого становилось очень хорошо.
Хайд рассказывал ему:
-- Я был совершенно один, стоя по шею в водах великой реки, и вдруг тихий плеск ее наполнил меня страхом, все мое тело охватил трепет. И река остановилась, а берега ее понеслись мимо со страшной скоростью. Но все, что я запомнил – это силуэт девушки на высоком берегу. Она бросилась в воду…

Не один раз пришлось им расстаться, и вновь встретиться. Но даже когда они были вместе, каждый вечер Хайд начинал печалиться и в одиночестве уходил на ближайшую высоту – будь то холм или здание – смотреть на закат. Возвращался он радостным, с блеском в глазах, и звал всех в какое-нибудь уютное место, где наливали хороший саке или подавали хорошее пиво. Выпив полкружки пива, Хайд становился весел как никогда и веселил всех, однако стоило Казу спросить, что же бывает на закате, -- отмалчивался весь остаток вечера.
Попробовав так один раз, Каз отступил. Однако смириться с этим не мог. И решил, что, может быть, это то, о чем невозможно рассказать словами, и пошел следом, чтобы разделить с ним этот момент.
Хайд стоял на крыше небоскреба, на самом краю, и курил, и ветер трепал его одежду и волосы.
Солнце погружается в воды. Море так и простирается до самого солнца, и можно плыть дальше – в беспредельный океан звезд.
Главное, что происходит в этот миг – ты отпускаешь себя, и тебя отпускает земное тяготение. Каждый раз это происходит здесь – и я спрашиваю себя: есть ли еще что-то, что держит меня здесь, что-то вне меня?
И если есть, я возвращаюсь.

*

История девятая. Анемон

-- Тетсу, мне тяжело. Давит вот здесь.
-- Это тяжесть земная. Ложись на воду, будет немного легче.
Хайд выскользнул за борт, как маленькая рыбка, и волны подхватили его. Сначала они плескались рядом, гладили уши, потом прозрачные ладони закрыли его глаза, и сквозь них он видел, как, наклонившись, Тетсу смотрит на него, потом он утонул и опустился на мягкое песчаное дно. Морская трава обвила его руки и ноги.
«Тетсу, так тяжело. Вода давит еще сильнее.»
«Я же говорил тебе оставаться на поверхности, а не тонуть. Поднимайся.»
Большой белый дельфин вдруг поддел Хайда носом, так что вокруг ничего не стало видно от возмутившегося песка. Когда песок осел, там был белый храм без крыши, со множеством колонн. В нем росли алые подводные цветы. Хайд сорвал один и пошел по морскому дну следом за дельфином, пока не вышел на берег. Но на берегу яркий цветок в его руках высох и превратился в серую тень.
-- Ты все еще мечтаешь о глубине?
-- Да, Теччан. Но я испытал ее и понял, что искал глубину не там. Настоящая глубина в нас.
Тетсу забрал у него умерший подводный цветок.
-- На суше тоже есть такие алые цветы, и если ты отправишься с ними в морскую пучину, они тоже превратятся в тени.
-- Я не знаю, где мой дом, в море или на суше…
-- Твой дом там, где растут алые цветы.
Они вновь стояли на том же берегу, и море то подходило к самым их ногам, то далеко отступало с протяжным разочарованным вздохом.
-- Хайдо, у нас будет корабль. Большой.
-- Но как же… на корабле можно ходить всю жизнь и так не узнать моря…
-- Не бойся, и на корабле море не даст о себе забыть. Ведь мы можем угодить в шторм или в штиль, сесть на мель или на рифы, благополучно вернуться домой или пойти ко дну.
-- Значит, мы будем путешествовать?
-- Да. И далеко.
-- И всегда будем возвращаться обратно, домой?
-- Всегда.
-- Хорошо…
-- Ты все еще хочешь познавать море, даже после того, как узнал его так глубоко?
-- Море как небо, и небо как море. Я понял лишь, что их невозможно познать полностью. Они исполнены бесконечной синевы... бесконечной... и настоящая бесконечность -- в нас.
И тяжесть земная -- в нас, и глубина в нас, и высота. Но самое главное -- бесконечность... бесконечность...

back