О Гакте, колдуне злом




О Гакте, колдуне злом
Автор: Хэвенли
E-mail: pundra_9@mail.ru
Фэндом: j-rock, «L’Arc~en~Ciel», Gackt
Пейринг: Хайд/Гакт
Рейтинг: NC-17
Жанр: джен

Предупреждение: AU, OOC



Знаете вы уже, что целых полгода томился Дойха-чан у злого колдуна Гакта в плену на Тайвани. Посулил ему Гакт погоду мягкую, еду вкусную и много красивых девушек. Любит на красивых девушек посмотреть Дойха-чан – сердце у него от этого взвеселяется, любит покушать как следует, но еще больше любит он мягкую погоду – когда не жарко, не влажно и не холодно. В погоду такую, ибо редко бывает она, отыщет окно подходящее, усядется на него и грезит Дойхачиро с открытыми глазами на небо, или на что иное, иногда и вовсе неподходящее, глядя.
И была у Дойхачиро мечта давняя: очень хотелось ему вампирчика в кино сыграть, ну хоть самого завалящего. Но правду ведь люди говорят – бойтесь желаний своих, так как исполняются они через то самое место. И в день самый обыкновенный получает по почте сценарий – замануха самая что ни есть, роль прямо как под него написана. А к сценарию приглашение прилагается, мол, пожалуйте, Хайдо-сан тогда-то тогда-то в резиденцию декандента-самоучки Гакта Камуича.
Повелся Дойха-чан на возможность в вампирчика повоплощаться ну прямо как дитя на конфетку и явился во время назначенное для переговоров. Заходит – а тьма-то в жилище Гактовом вечная, кругом свечи черные горят, огоньки в стеклянных стенах отражаются, двоятся, троятся, четверятся; екнуло Дойха-чана сердце вещее, что не стоит предложение на такое соглашаться, ибо авантюра это все чистой воды и дилетанство позорное, хотел уйти было – однако же любопытный как кошка сделал еще несколько осторожных шагов – и уронил что-то в темноте. Стеклянное, по звуку судя, а на звук этот и сам хозяин явился. Так и познакомились – прямо в темноте кромешной; под ручку Гакт Дойха-чана подхватил и в более освещенное, нет, по правде – чуть менее темное, место вывел. Усадил в кресло – мягкое, глубокое – а сам напротив на табуреточке пристоился – и ну соблазнять невинного нашего ребенка видениями грандиозного своего замысла. Широк колдуна хитрого полет мысли – и язык подвешен как следует, скоро уже Дойха-чану само собой грезиться начало невесть что. (А полумрак ведь кругом – и мысль любая, особенно не слишком добрая, сразу же плоть в нем обретает.) В общем, заморочил ему колдун злой голову, да и cилы свои на поприще актерском попробовать так хочется, что мочи нет; поломался для виду немного и дал согласие свое.

Как прибыли они на Тайвань, понял, что обманули его жестоко: жарко как в аду было, от еды местной даже одного запаха нехорошо делалось, а все девицы как на подбор черные и страшные оказались. По Японии милой немедленно Дойха-чан тосковать начал, еще прежде, чем даже до съемок дело дошло. И захотелось ему опять-таки сбежать невыносимо, особенно когда дело до съемок дошло все-таки. Но так как привык забарывать в себе убежать без оглядки желание, то и теперь на месте остался.
А между тем зря – так как давненько уже воспылал к нему колдун злой страстью нечистой. Что самое ведь страшное для Гакт-тяна? – что полюбил он кого-то больше себя самого! А случилось с ним это впервые в жизни после того, как он концерт Реинкарнейшн по телеку посмотрел случайно – втюрился по самое не балуйся, и сразу же по врачам-психологам побежал: что делать? А те ему прямо по Фрейду, шибко умные: надобно, мол, чтоб объект страсти вам принадлежал – тогда и успокоитесь, и вновь себя больше любить начнете, как все нормальные люди.
Пять лет Гакт страдал ужасно, планы строил, как бы ему впечатление на Дойхачиро произвести. Группу свою бросил, семь альбомов сольных выпустил, по миру поездил, богатым и знаменитым стал, на Мадагаскаре по морде получил, на Окинаве чуть не утопился – ан все душа несытая, одного требует... Известно же – что вокруг творится, не заметит Дойха-чан, пока носом не ткнется. Дали дальние прозревает, о мире во всем мире задумывается, а что вот человек, хоть и колдун злой, по нему уже который год сохнет -- ни в жисть! Потому и решил Гакт ему карты открыть – в своем стиле, разумеется.
-- Гордись, Дойха-чан – тебя заманить чтобы я все это затеял: и сценарий написал, и деньги вложил, и место съемок выбрал...
Такое слыша и понимая, что сейчас и объяснение в любви вечной воспоследует, хотел уж было на стенку полезть Хайдо, да стенки ни одной поблизости не оказалось, кроме декорации из второго акта трагедии их; да на нее побоялся – как бы не завалилась. Потому заткнул он уши как следует, подождал сколько-то, уши открывает, а Гакт как раз речь свою пылкую заканчивает:
-- ...моим будь!
Посмотрел Хайдо на него томно так, из-под ресниц своих пушистых, руки в карманы засунул и говорит ме-едленно, точно резину тянет:
-- Отдался бы я... да тебе, Гакт-тян, это впрок не пойдет. Так что – а не хочешь ли ты на фиг пойти и не возвращаться годика два, а то все пять?
Горячка ужасная от таких слов с Гактом сделалась: метался по съемочной площадке и повторял как в бреду: «Кто? Кто он, соперник мой счастливый? Убью, растерзаю, кусочки разбросаю!» А Хайдо в гамаке от ветра Гактом поднимаемого покачивается в сторонке и говорит лениво:
-- Может, нет у тебя соперника никакого... Может, ты мне сам по себе не нравишься...
Озадачился Гакт-тян – на бегу застыл, точно по лбу ему дали. Вот оно, просветление! Со страшной скоростью самооценка его падать начала.
-- Как это быть может, чтобы я кому-то не нравился? Я ж секс-символ!
А Хайдо его опять фэйсом об тэйбл:
-- Ну, я же не кто-нибудь. Забыл, а?
Разверзлись небеса над Гактом и осколки хрустальные на голову ему посыпались...
-- Не отпущу тебя, -- говорит, -- пока моим стать не согласишься! Вовеки тебе Японии милой не видать, ни рамена, ни такояки, ни кибиданго, ни Тетсу твоего проклятого, ни сакуры весенней, ни луны осенней...
А Хайдо смотрит на него как на больного – мягко так, снисходительно – и говорит загадочно:
-- Я – птичка певчая, и идиотом тот будет, кто клетку мою захлопнет – потому как в закрытую клетку птичка прилетать не станет...
На том и разошлись.
А дни-то идут, съемки к завершению близятся; времени все меньше остается, уже все звезды с неба вместе с Луной прообещаны Дойха-чану были, да он все – ни в какую!
Угрожал Гакт его даже в бордель сиамский продать, но на это только смеялся Дойха-чан: ибо знал, что цены ему нет, а Гакт человек хоть и гордый, но алчный – удавится, а за плохую цену не отдаст. А кто ж ему хорошую цену даст за такого мелкого, вредного и красивого? Хайдо ему еще и советует:
-- Коль приплатишь как следует, может, Теччана уговоришь меня обратно взять. Да и то, много воды утекло, не знаю, обратно он примет меня иль сначала испытанию огнем подвергнет… смотря сколько приплатишь! Так что не скупись!

Такие беседы философские вели они, но беседами одними сыт не будешь; и
тогда на самое страшное хотел пойти Гакт от злобы бессильной – голодом заморить Дойхачиро – да увидел, себе на беду, как тот в море купается – зайдет в воду по колено и плещется там; а как волна побольше – бежит от нее чуть ли не с визгом… Посмотрел – и укаваился до розовых соплей. «Вот эта маленькая, -- думает, -- кругленькая, бесстыжая попка похудеет? не-ет, выше моих сил. Так хоть любоваться буду иногда... хоть взглядом изнасилую, если по-другому нельзя...»
Уж как не был зол, а признал себя побежденным, и почему-то так приятно было себя побежденным признать, что стало у Гакт-тяна сердце сладкое-сладкое, точно вот сосуд с медом, и примирился с тем, что не видать ему Дойхачиро как своих ушей. А как примирился – так дело на лад пошло... а кончилось дело тем, что Дойха-чан на шею ему сел и ножки свои красивые свесил. И велел катать себя по всей съемочной площадке и по окрестностям.

Расстались мирно, друзьями почти; да черт дернул Гакт-тяна спросить напоследок:
-- Уходишь если, так хоть скажи все-таки, чем же я тебе нехорош оказался?
А Хайдо возьми да и ляпни:
-- Всем ты хорош, Гакт-тян, да лицом не вышел...


OWARI



back

Hosted by uCoz