Случилось во времена прежние три волшебных года – 94-й, 95-й и 96-й. Как подряд они выпали, и високосный один среди них, так стали людям сны о мирах блаженных сниться, и странности происходить всякие: явления, знамения, предсказания… И словно волшебный туман на землю спустился. Был туман тот особенно для музыки целителен – и множество альбомов преотличнейших по обе стороны Океана в те годы выпущено было; и известными, и неизвестными исполнителями. Что там – даже в глухом провинциальном городке Эн некая группа Икс первый альбом свой записала.
И Острова Восходящего Солнца туман тот тоже не миновал. Была там группа одна, и назывались они… нет, вовсе не «Радуга», но – «Арка в Небесах». Знал ли их лидер-сан, что название это означает на языке и в Европе-то уже подзабытом – Мост на Остров Блаженных, Биврёст? И пройти по нему могут лишь праведные души, а неправедные сорвутся и упадут в Хель? Возможно, и не знал, а звучание слова его привлекло. И как всякое волшебное слово – выговорить его сходу невозможно и вовсе…
Однако же присказка это, а сказка – вот она.
Как известно, всегда в L’Arc-en-Ciel беда с барабанщиками была. Вот и Сакуру они нашли за неделю буквально до записи альбома своего первого. Устроили прослушивание, в картишки перекинулись, выпили немного вместе – сразу стало понятно – можно работать. Правда, на вкус лидер-сана, чересчур хорош в картах новый барабанщик оказался, да и к выпивке слишком устойчив – хотелось Тетсу подпоить его, чтобы посмотреть, с какой стороны человек откроется, ан не вышло.
-- А это вокалист наш, Хайд.
Смотрит Сакура и видит красавицу несказанную: брови – дугой, глаза – звездой, губы – малина, коса толстая через плечо перекинута, в косе лента синяя... в белой рученьке – сигаретка, а на пальчике на безымянном перстенек алый сверкает. Тут красавица затянулась как следует сигареткой-то и дым через ноздри выпустила – чуть Сакура, что называется, с дуба не рухнул, от контраста такого. Зато морок прошел – не девица это, а юноша, и глаза мечтательные ужасно – словно смотрит и не видит. Или видит – но что-то свое. Обменялись приветствиями, наклонился Сакура к лидер-сану, говорит тихонько:
-- Странный он у вас какой.
А тот ему так же негромко отвечает:
-- Уже «у нас». Да, есть немного. Обычно все ничего, но иногда кажется, будто я Жар-птицу поймал, как тот птицелов-неудачник…
А тот, о ком они говорили, услыхал последние слова, и просит:
-- Ой, Теччан, расскажи сказку про Жар-птицу!
-- Что там рассказывать. Жил-был птицелов-неудачник, птицы у него не ловились. И вот пришел он в храм и говорит: «Милостивый Будда, сделай так, чтобы мне поймать хоть одну птицу, а то жена и дети голодают.» И на другой день попалась в его ловушку Жар-птица – радужные перья… ну и говорит ему человеческим голосом: отпусти, мол, меня на свободу, а я тебе за это дам перо свое – и оно будет тебе птиц приманивать. А он ей – нет, целиком ты подороже будешь, чем все птицы мира. Отдай мне крылья свои – тогда подумаю. Делать нечего – отдала Жар-птица птицелову крылья свои и говорит напоследок – только не взлетай слишком высоко, а то солнце обожжет тебя или намокнешь в облаке – и упадешь. Конечно, птицелов ее не послушался. Взлетел он высоко-высоко в небо… и стал кричать оттуда, что он теперь властелин всего мира. Смотрите на меня, смотрите! Я выше, чем сам император! Попал в облако, намочил крылья – упал в ущелье горное и разбился. А Жар-птица превратилась в девушку, когда крылья отдала, -- она ведь была теннъо – и умерла от тоски по небу. Так все и закончилось.
-- Мда, грустно…
-- А я бы, я бы ни на что крылья свои не променял!
-- Ну что ты! Свобода дороже крыльев! К чему крылья в клетке?
-- Не знаю…
-- Слыхал я эту сказку, -- Сакура говорит, -- только мой дед мне ее как легенду рассказывал. Говорят, у той теннъо были дети – и они тоскуют по небу так же, как она…
И на Хайда посмотрел задумчиво.
Записали они альбом свой первый – и сразу же предложения получили от всех главных звукозаписывающих компаний. Тетсу ужасно нервный ходил после всех встреч деловых и совещаний. Пока все договор свежесоставленный читали и перечитывали, Кен сразу заметил:
-- В кабалу, однако, мы все равно попадаем…
-- Ничего страшного. Через пять лет расквитаемся по любому…
Так из индисов в мейджоры перешли, следующий альбом еще более успешным получился; и стало понятно, что дороги назад нет, и все идеи свои насчет музыки, стиля, дизайна и прочего надо с требованиями рынка согласовывать. Любому лестно, конечно, если спрос на его творчество не хуже, чем спрос на нечто жизненно необходимое; но иногда ведь и поперек охота что-нибудь сделать или же вовсе публику шокировать – иначе как бы новое появлялось? Золотую середину рациональным способом не вычислишь – только интуиция ее постигнуть может. И придумал Сакура вот что.
-- А давайте так сделаем. Хайд, отдай микрофон Тетсу. Тетсу, бас мне... доверишь? Кен, гитару – Хайду, а сам полезай на мое место... справишься?
-- Справлюсь! Только Хайд пусть за своей гитарой сходит – а то вдруг мою поцарапает...
-- Кен-чан, я аккуратно! Ну можно, можно, я на твоей сегодня? А завтра свою принесу!
-- Ладно. Но смотри – голову оторву, если обидишь мою красавицу...
Стоит Хайд с гитарой, точно дитя с самым желанным подарком, раскраснелся от удовольствия, и с такой благодарностью горячей на Сакуру посмотрел, что тот аж вспотел от неудобства!
-- И что мы играть будем в таком составе?
-- Панк, естественно – ведь никто из нас толком играть не умеет, -- лидер-сан говорит, -- кроме меня, конечно…
-- Не-не, панк – это давно забытое прошлое. Дарк-вэйв – самое то сейчас!
Стали они преображаться, да выступать в клубах разных инкогнито от своих поклонников, а уж на сцене – черте что творить. Особенно лидер-сан – как Дарк Тетсу станет – словно подменили его – так разойдется, микрофонную стойку то в дугу согнет, то узлом завяжет. И на другой день – всегда без голоса. А уж насчет нарядов причудливых – всего себя показал. «Не был бы я музыкантом – так модельером точно бы стал, не хуже чем какой-нибудь Джанни Версаче!»
-- Этак скоро мы самих себя затмим...
-- Нам уже крутые компании агентов подсылают...
-- Хотят узнать, кто мы…
-- И почему не хотим к ним под крылышко…
Стали Хайд и Сакура с того момента просто не разлей вода. «Мы, -- прикалываются, -- живая часть музыки, а вы – электрическая!»
Но шутки шутками, а главная работа тоже стоять не может. Поехали они в тур запланированный, однако и тут Сакура горазд на выдумки оказался – то предложит Тетсу соло на двадцать минут сыграть, то Кену импровизировать прямо посреди выступления – мастерство показать; а Хайду и вовсе горловым пением заняться. Ну и сам не отставал, конечно, от товарищей… И было все это как есть на живую нитку снизано, и удовольствие большое доставляло всем, но особенно лидер-сану – потому как умение свое немалое до того только в студии при таких же профессионалах демонстрировать удавалось ему… Выступления из-за этого дольше получались, и конечно, выматывались все страшно…
После концерта одного Хайд в кресло рухнул, хвост свой распустил и ну жаловаться:
-- Ой, как голова болит! Надо выпить чего-нибудь...
-- Не надо! Это от прически твоей. Хочешь, массаж сделаю – мигом пройдет?
-- Хочу!
Запустил Сакура руки ему в волосы глубоко-глубоко, стал потихоньку кровообращение в коже восстанавливать; Хайд терпел-терпел, а потом застонал все-таки:
-- Оooх... нет-нет, не останавливайся, еще! О-о-о...
-- Прошло?
-- Неа... а еще у меня шея болит... и плечи... умеешь?
-- Угу. Немного.
-- Ох... да-да-да, вот здесь... ох... ах... ааах...
-- Хайдо, ну хоть не стони так громко... подумают, что я убиваю тебя тут…
-- Мммм... не могу... сильнее, пожалуйста! о-о-о-о! еще чуть-чуть пониже! вот здесь! о-о-ооо! Сакура, я тя прям обожаю...
-- Понравилось?
-- Да! Больно и приятно. У тебя талант пропадает!
-- Ну почему пропадает? Я девчонкам знакомым иногда делаю... правда, во всю силу они не выдержат...
-- А я? Очень люблю, когда мне массаж делают! В какую угодно силу выдержу! Хочешь проверить?
-- Неа. У тебя кожа слишком нежная – еще синяков понаоставляю. Вполсилы – самое то.
-- Что? У меня кожа нежная?? Я что, девчонка? Да я как крокодил...
-- Ага! Только размерами не вышел.
-- Что???
Тут уж Хайд насмешки не снес, как бросится на Сакуру – поколотить его хочет, а тот его поперек тела перехватил, и ржет только, как конь, даже не отмахивается почти:
-- Смотрю, полегчало тебе, и порядком... иди, иди, тебя там Тетсу ждет, и злой, кажется, чрезвычайно...
Скис Хайд сразу почему-то и побрел к выходу, а Сакура ему вслед улыбается ехидно:
-- А кожа у тебя все-таки нежная.
-- Иди ты! – покраснел ужасно и дверью хлопнул. Чуть Кена не прибил.
-- Что ты с ним сделал?
-- Да так... Шею намял слишком слабо.
-- Оно и видно...

-- Пора бы заканчивать с их вольницей. А то вместо образцовых музыкантов черте что получается.
-- Это барабанщик их воду мутит.
-- Кто он?
-- Внук жреца одной запрещенной секты. Шаманизм практиковали… и прочие темные и недостойные нашей чистой религии вещи. Эта секта – просто позор всего синтоизма!
-- К тому же он символы их публично демонстрирует…
-- Господин президент, потенциал у группы большой, возможно, приток свежей крови… вызвал бы качественный скачок.
-- Примите меры.

-- Хайдо… я тебе тогда не объяснил… насчет силы… сейчас попробую. Смотри, -- говорит. Взял Сакура палочки свои и сломал их пальцами точно спички, одну за другой. Хайд аж заерзал.
-- Ты ж не культурист у нас вроде, – протянул завистливо.
-- Такую силу тренировками не разовьешь. Это от природы...
Еще больше Хайд от зависти завздыхал.
-- Бака! Не этому завидовать надо. Ломать не строить. Я никогда столько радости людям принести не смогу, как ты... Понимаешь? Что киваешь? Вижу ведь, что не понимаешь… сила глазки застит. Может, со временем поймешь?
-- Это ты не понимаешь, -- чуть-чуть обиженно Хайд говорит, а глаза у него блестят подозрительно ярко, -- я руку сломал… давно… срослась как-то не так… и теперь в ней вообще никакой силы нету…
-- Которая?
-- Левая.
-- Дай.
Закатал рукав ему, и пальцами чуткими всю прощупал – от запястья до плеча. Хайд чуть не сомлел.
-- Не повезло тебе. Видишь? Тут, тут и тут. Эти точки… вот здесь нажимаю – что чувствуешь?
-- В глазах темнеет.
-- Плохо. Как сломанное растение. Не восстановится никогда.
-- Отсохнет, да? Мне врачи говорили…
-- Нет, если ты с ней больше ничего такого не сделаешь… И не забывай – тренировать руку надо все равно.
Вскочил Хайд и убежал в туалет, еле успел спрятаться – слезы потекли. Жалко себя ужасно. А рука горит изнутри, словно живой ток по ней течет.
Сакура на месте остался, однако странное сожаление охватило его, такое острое и жгучее, будто потерял он нечто драгоценное.
-- Да что со мной? Э-эх, если бы можно было силой делиться так же, как любовью люди делятся… А так толку от нее никакого.
Объяснилось все во время записи. Приехал Сакура к Хайду в студию загородную насчет песни своей поговорить, как условлено было, смотрит – мечется тот по холлу как пантера по клетке, кругом скомканные листки бумаги валяются, куча стаканчиков одноразовых из-под кофе и окурками все пепельницы забиты. Ясно – не идет дело.
-- Не по себе?
-- Да. Когда лайвов нет, не знаю, куда деваться. Так бы и разнес что-нибудь.
-- Зачем?
-- У меня энергии слишком много для одного человека, -- вздохнул Хайд, -- родителям на собраниях в школе говорили, что их сын непременно бандитом будет…
-- Понимаю. Я тоже всегда искал, как физическую силу выпустить, чтобы не уничтожать, а создавать.
-- Это тяжело…
-- Скажи, что с той, которую я придумал?
-- У меня есть образ… полет через космос… но он еще не до конца сформировался.
-- Неееет! Это слишком абстрактно! У меня другой образ. Море. Разве оно не как космос? Оно дышит как огромное живое существо, оно колыбель жизни…
Секунду Хайд смотрел ему прямо в глаза, будто отчаянно пытался прочитать что-то, потом вздохнул и опустил голову.
-- Я понял, хорошо. Пусть море…
Как будто прохладное облако накрыло Сакуру. Солнце скрылось, сумерки затенили долину, только вершина горы еще светилась розовым. И сильное чувство пришло – надо что-то сказать или сделать, а вроде бы все слова и дела исчерпаны. С этим чувством он и ехал домой. Беспокойство такое сильное, что на месте с трудом сиделось, а желание развернуться и обратно поехать еле перебарывал.

Кто знает, как бы все дальше сложилось, но пришла пора и злому посеву созреть. Потому как приехал Сакура домой к себе – и двери нашел опечатанными, а на пороге его полицейские встретили – и сразу наручники на него надели. Хранение наркотиков – преступление серьезное.
«Зачем же тебе это было? – А ты думаешь, легко мне, земному, наравне с ним, небесным, летать? – Так ты такой ему и нужен! – Да, но человек ведь всегда невозможного хочет…»
Проснулся в камере предварительного заключения, слышит – сидят над окном вороны, каркают.
-- Употреблял, значит… Видимо, для расширения сознания.
-- Аа, да небось просто много денег лишних было.
-- У нас не Америка, под залог не выпускают…
-- Будет сидеть, миленький, год, как положено…
А среди дня дверь железная открывается, входит некто в очках темных и лицо капюшоном закрыто. В миг первый сердце в пятки ушло – до того страшно стало, хоть и сразу узнал Сакура посетителя. В миг второй – обнять захотелось его и от всего мира в нем спрятаться; да словно остановило что-то – в миг третий. Хайд ведь ни очков, ни капюшона не снял.
-- Что ж ты наделал, такой-сякой, -- говорит, -- вот тебе мой подарок прощальный – да смотри береги его, раз уж меня упустил.
Косу свою отрезанную Сакуре отдал и ушел.
А тот чуть распустил косу, лицо в ней спрятал... пахнут волосы дымом; и чувство – словно из груди сердце медленно вырезают ножом тупым.

-- Хайда видел?
-- Угу. Сам бледный, лицо растерянное... Вон сидит. Говорит, что ни одной песни не сможет с другим барабанщиком спеть…
-- Сейчас я ему мозги вправлю. Пошли.
Заходят, а Хайд им прямо с порога:
-- Теччан, Кен-чан! Давайте новых песен насочиняем! Я те петь не смогу.
-- Прямо сейчас тебя никто не заставляет, -- лидер-сан говорит спокойно, про себя же думает «А потом никуда не денешься», – Сейчас мы в бессрочном отпуске. Мне уже звонили с угрозами…
-- И мне тоже… советовали из дому не выходить.
-- Что думаете, я все так и оставлю? И мы, плача, разойдемся? Как бы не так! Кстати, ударника я уже нашел.
-- Так скоро? – плачущим голосом спросил Хайд.
-- Ты его давным-давно знаешь, к слову. Такие сокровища не каждый день на дороге без работы валяются…

P.S. В начале 97 года туман волшебный рассеялся без следа, и что только что было – прошлым начало становиться с той же быстротой, с какой песок в пустынях заносит следы человеческие… А в конце года перед концертом Reincarnation остался Хайд в гримерке один, поднимает голову, смотрит в зеркало – и не узнает себя: волосы назад гладко зачесаны, глаза тушью густо подведены, а перстень заветный не на той руке!
-- Кто ты? – в удивлении и страхе спрашивает.
-- Даймон твой, -- отражение его отвечает. – Не бойся, я добрый дух, тот, кто тебя защищает. Ступай на сцену как ни в чем не бывало – сниму я на время горечь сердца твоего…

back