Сладкая клетка




Сладкая клетка
Автор: Хэвенли
E-mail: pundra_9@mail.ru
Фэндом: j-rock, «L’Arc~en~Ciel», «Vamps»
Жанр: сопли сахарные, то есть флафф, такого я еще не писала))))

Предупреждение: AU, OOC




Три года Тетсуя, лидер-сан бессменный Ларуку, наблюдал бесстрастно, как Жар-птица его, в юности некогда уловленная, которую по незнанию люди добрые Хайдом называют, одно горящее перо за другим теряет, по странам и континентам путешествуя, и весь ее путь огнями сияет словно Млечный. Обещал Хайд, что через три года вернется, но ясно без гугла, как на воле ему хорошо, сколько он чудес уже сотворил вместе с верными ему сердцем, и сколько еще задумал, как соратники его из банды в оркестр выросли, а Каз так вообще расцвел таким пышным цветом, какого никто в нем даже отдаленно раньше предположить не мог.
И вот в ночь предновогоднюю мрачный Тетсуя сидит в доме своем, коллекции его мерно по комнатам дремлют, жена-красавица сном праведным спит, а басы в домашней студии слышно негромко переговариваются: мол, опять придется тебе Жар-птицу твою ловить, нечего на прежнее, что между вами уговорено было, надеяться… чем-то тебе придется пленить ее вновь, а иначе…
-- Никакого иначе! Если мой тенши не вернется – мне не жить. Так что да простят меня все боги за хитрость и коварство, к которым прибегну…
Отправился Тетсуя на разведку вначале. А разведку он боем проводить привык. И на лайве новогоднем сразу и просит:
-- Хайдо, ты стал столько работать… займи теперь мне волшебных пенделей! А то я что-то расслабился…
Не чуя подвоха, гордый тем, что обошел самого лидер-сана своего, Хайд ему столько отсыпал – тот еле унес. В тихом месте испробовал – охохо, втрое сильнее у Хайда пендели, чем у него! Девять лет альбом второй сольный закончить не мог, все не чуял, готово ли, а тут в две недели созрел. По-настоящему страшно Тетсуе стало. Особенно после того, как послушал МС на новогоднем лайве. Голос у Хайда настолько низким и чувственным стал – ладно петь, но нельзя же таким голосом говорить! У всех мурашки сладкие бегут, а самих слов – спроси – и не помнит никто. Словом, наваждение.
«Ох, как я боюсь, только себе и могу в этом признаться. Сила его из-под контроля совсем вышла… что-то теперь будет, если мы с ним не сравняемся.»
Настал день, заманил Тетсуя Жар-птицу свою в студию и говорит как ни в чем ни бывало:
-- Хайдо, дорогой, вот твоя клетка, она по тебе соскучилась, надеюсь, и ты по ней, заходи обратно, в ней ты в безопасности, мы тут о тебе заботимся всей фирмой, ты же наше все, и ты ведь знаешь, что без клетки нет свободы, и свобода не будет так сладка и сразу потеряет всякий смысл...
Промолчал Хайд на это, только по лицу его невообразимая гамма эмоций прошла. С тяжким вздохом, будто на каторгу идет, а это недалеко от его истины, забрался он медленно словно в трансе в сверкающую золотую клетку и закрыл за собой изящную увитую листвой дверцу. Тетсу выдохнул, как в игре «замри-отомри» и осторожно -- не дай бог скрипнет -- запер клетку на висячий замок, пот со лба смахнул, а ключ повесил себе на шею торжественно, будто орден. «Полдела сделано, -- думает, -- осталось три дня да три ночи продержаться… пока морок вампсовский не спадет, глаз с него спускать нельзя».
Днем-то Хайдо нормальный, Кену, Юки и всему стаффу улыбается, и делом общим со всеми занят. Разве что косит глазом лиловым на Тетсую недобро иногда. Глаз дикий, непроглядно-черный, вместо зрачка пламя красное. А вот ночью… у-у-у-у-у.
Всю первую ночь бесновался Хайдо так, что стены ходуном ходили и крыша поднималась на здании, как на кипящем чайнике. Вопил, чтобы выпустили немедля, не то будет хуже. От голоса его у Тетсуи волосы потом весь день сами собой дыбом стояли, без всякого начеса. Любой панк за такую прическу удавился бы. Пришлось ворожить – тут Юки помог. Он всю известную мангу про это прочел. Нарисовали вокруг клетки звезду из двух равных треугольников и в каждом луче по черной свече зажгли – с ароматом черной смородины. Что-то про реку прошептал Хайд и заснул крепко.
-- Что он сказал?
-- Я такого в манге не читал… про тяжелые воды какого-то Стикса.
На другую ночь Каз сотоварищи пришли Хайда вызволять... под покровом ночи подкрадывались. Внезапно врубился яркий свет -- лидер-сан не дремлет! -- все тут же смылись, гремя отмычками, кроме Каза, естественно. Тетсуя же и Каз стояли и битый час ломали друг друга взглядами. Целые монологи произносились одним движением бровей... на трех гамлетов хватило бы с избытком, но не станем утомлять благосклонное внимание читателя.
Хайд же все это время дрых без задних и тихонько посапывал. Потому товарищи его с двух сторон молча дрались, чтобы сон спокойный призраками ужасными не населить. Первый раунд Каз проиграл, конечно. Глянул печально на своего финиста ясна сокола, в клетке спящего, потом на Тетсую – мол, не закончили мы, и отступил.
А коварный Тетсуя ни словечка Хайду наутро не сказал о том, что его выручать приходили, зато работы ему столько задал, сколько доброму человеку совесть бы не позволила: три тюка пряжи от себя, десять тюков от Кена да еще от Юки тюк. Все спрядено на диво, соткать осталось! Хайд на собственное напряденное поглядел, мысленно добавил… вздохнул легконько и за дело привычное принялся. И опять таки по привычке первым делом рука сама за кенову пряжу взялась: текут нити мерцающие под руками, нежнее шелка наощупь, а на разрыв крепче стали; свет солнечный в них живет и цвета их яркие и чистые, как сам Кен. Тетсуена пряжа другая – более тонкая, и норовит порваться, и колется; и цвета ее туманные, точно под лунным светом рожденные; против воли она Хайду по душе. Юкина пряжа – плотная и основательная на первый взгляд, но такими переливами сложными играет и такой воздушной делается, стоит только переплетать нити начать… В общем, сидит Хайд в клетке, волшебное полотно ткет, слова в него вплетает точно искры драгоценные; а слов множество разных-преразных вокруг клетки собралось, на собственных крылышках нежных еле видных летают, и каждое на ручки к Хайду просится, аж воздух рябит. Хайд ладонь подставит -- сядет несколько, а он и смотрит -- как они друг к другу да к его замыслу подходят... потом воровато собрал несколько слов-стрекозок и шепнул им что-то. Тут же они порхнули прочь. Хайд проводил их взглядом тоскливым, губу закусил и задумался – почему столько слов и звуков волшебных вокруг его клетки собирается, прямо будто прутья кто-то медом намазал? А когда он на воле, в пять раз меньше их прилетает к нему, и полотно у него куда менее летучее получается, да и вообще качество совершенно другое... хотя пряжа у Каза знатная. Целый день сидел думал над этим, а от этих мыслей волосы у него голове белее и ярче стали, наэлектризовались не по-детски, искры с них сыпаться начали уж, по прутьям клетки змейки синие от разрядов забегали… Пришел Тетсуя с очередным тюком – тряхануло его током как следует. Отскочил от клетки, обожженное место потирает и говорит нежно:
-- Хайдо, ты когда свою ауру контролировать научишься?
А Хайдо посмотрел молча исподлобья, подобрался поближе к прутьям и вдруг как лизнет один. Лидер-сан аж отшатнулся. «Ой… что ж делать-то… еще совсем дикий, как Лилу из «Пятого Элемента»… однако мир как-то надо спасать». А Хайд в это время свое думал: «Хм… и не сладкие… никто медом не мазал… а эти летят. Как еще даймона моего тут нет?» Обратно на свою жердочку вернулся и за пряжу взялся как ни в чем не бывало.
Оставил его Тетсуя одного, а сам наблюдает за ним тихонько. Ох, что ему видеть довелось! Не каждый бы такое зрелище выдержал.
Тут еще Кен обеспокоился:
-- Ну как он там? Может, рано ты его запер? Переход слишком резкий?
-- Да, -- Юки подхватил. – Он же молчит уже третий день. Нехорошо это как-то…
-- Спокойно, у него такое и раньше бывало.
-- В девяносто седьмом? – напрямую Кен спросил. Оторвался Тетсуя от созерцания.
-- Нет, Кен-чан, еще когда тебя в группе не было. Хайд вообще мало говорил. Так что с ним все в порядке. Подождите еще сутки…
«Как и кому про нашу с Хайдом тайну рассказать? Если я не сделаю этого, то оно само известно станет… кому не надо.»
На третью ночь сначала разверзлись бездны и явились за Хайдом все воинства Ада. Из одетых черной броней рядов вышел сам Вельзевул, долго и витиевато уговаривал Тетсую отдать им Жар-птицу. Мол, посмотри на эти огненные перья – это же адский огонь позаимствован, да и душа его из самого пекельного пламени сотворена, жарче во всей вселенной не найти, сама земля да и вся преисподняя этим пламенем держатся. «Что? Слыхал я брехню, но не слыхал такой наглой – ну-ка повторите еще разок, откуда в вашей преисподней жалкой вообще огонь взялся? Не оттого ли, что он однажды перо случайно не там обронил? – Тетсуя спокойно в ответ сказал. – Сейчас вы все в буддийский ад загремите за свою отчаянную ложь… Знаете, что там с вами будет за это? А?»
Побледнел Вельзевул смертельно, затрясся и сразу сквозь землю до самого Тартара провалился вместе со своим воинством.
Утомленный Тетсуя чуть было не заснул под утро, когда разверзлись хляби и за Хайдом явились все воинства Рая. Из одетых белой броней рядов вышел архангел Гавриил, долго и витиевато уговаривал Тетсую отпустить Жар-птицу. Мол, такой голос явно у птиц небесного сада позимствован, да и душа его чище весеннего снега, что с сакуры в апреле летит. «Да это ваши ощипанные пташки у него петь научились – и то как следует ни одну руладу спереть не смогли, -- отвечал Тетсуя, еле уже на ногах стоя, но злость придала ему невиданные силы. -- Не каркайте тут. Я не христианин, да и он тоже, так что нечего на чужой каравай рот разевать…». И дальше на родном народном продолжил – так что сконфуженные ангелы убрались подобру-поздорову.
«И что это все, кто ни есть в трех мирах, думают, что я садист такой, их обожаемого Хайда мучаю? Запираю, воли ему не даю? Знали бы, что сам он меня попросил сделать, так тут все от стыда сгорели бы мигом, только полы оплавленные задымились бы…»
Встало зимнее солнце над горизонтом – и за Хайдом Каз явился. Только этот – молча. Стали они опять с Тетсуей взглядами друг друга ломать. Смутился лидер-сан в какой-то момент такого непреклонного взгляда – и отвел глаза. И видит – на ладони у Каза сидят три слова-стрекозки, слюдяными хрупкими крылышками трепещут, и тот их держит с осторожностью величайшей. Тут легко стало Тетсуе, камень с души свалился, и заговорил он примирительно.
-- Что же, разве не знаешь ты, Каз-сан, что Хайдо решетки, прутья и колючую проволоку с давних пор обожает? Знаешь, почему он «колючку» на шее носил так долго?
-- Это был знак его рабства, в которое ты его вверг своими неуемными амбициями, -- тихо Каз возражает, но твердо.
-- Это у меня-то амбиции? Это может я весь мир захватить вздумал тихим сапом?
Смутился Каз.
-- Да нету у него и в мыслях такого…
-- Ага. Нету. Это он путешествовать любит, да? – улыбнулся Тетсуя. – Я тоже путешествовать люблю… Так вот, открою я тебе сейчас тайну страшную. Никто ее кроме тебя знать не должен. Только вот не знаю, поймешь ли ты…
-- Говори, -- спокоен Каз вроде бы, но вокруг него тучи уже начали собираться, как перед тайфуном.
-- Когда-то, двадцать лет назад, мне повезло несказанно. Но я за двадцать последующих лет эту удачу заслужил – с лихвой. Слушай… в 91-ом…
Полгода я уговаривал Хайда со мной работать. Он не соглашался. Такой строптивый, просто с ума сойти. И вот однажды он попался мне пьяным. Это и была моя удача. Он мне все выболтал про себя. Он тогда столько молчал, что стоило ему выпить пару рюмок – все невысказанное норовило высказаться одновременно. Его не слушал никто… а я выслушал. Аж голова закружилась. И тогда он попросил меня… закрыть его. Создать для него клетку. То есть мы дали друг другу обещание. Я – что сделаю это, а он – что не будет меня проклинать сразу. Вообще-то он сначала плел что-то про сумасшедший дом, он очень наивный был. Просил он об этом потому, мол, что раз он птица, не понимающая что такое воздух, хотя тот вокруг нее, значит, надо ему клетку, чтобы узнать свободу через ее отсутствие… а иначе ему не летать. Так мне его слова запомнились. Я утром спросил, что он помнит из вчерашнего, и Хайд сказал: ничего. А я напомнил: ты обещал быть в моей группе. Он ответил: ну, раз обещал, значит, так и быть…
-- Он и сейчас наивный, -- только и сказал Каз, когда Тетсуя окончил свое повествование. Тучи грозовые без следа рассеялись. Оба инстинктивно оглянулись на золотую клетку, увитую золотым плющом. Невесть откуда взявшийся ветерок чуть шевелил газовые занавески на ней. Среди них сгустился силуэт – Хайд проснулся и потягивался, и сквозь множество слоев полупрозрачной ткани его руки казались крыльями. Казу вдруг показалось, что терновник с них разросся, и Хайд превратился в терновый куст, на котором распустились мириады белоснежных цветов… а потом куст объяло яркое пламя, он горел без дыма, не сгорая, и пламя не тронуло ни одного снежно-белого лепестка, только они поднимались вверх, кружась как зимний вихрь…
В этот миг Хайд отдернул занавеси, и видение рассеялось. Вот стоит он рядом с ними, только тонкие золотистые прутья преграда, волосы белоснежные в беспорядке, на щеке след от подушки отпечатался, ресницы опущены – смотрит в пол, словно прячет что-то, что только в глазах можно увидеть.
-- Хайдо…
-- Спасибо, Каз-кун, что пришел. Я остаюсь. Мне важно было знать, что придешь спасать меня, даже если не позову на помощь. И теперь… я счастлив здесь, -- поднял глаза от пола и вдруг улыбнулся так, что все вокруг осветилось, словно тысяча улыбок зажглась. – Я всегда себя в большем испытывать должен. Тут мне тяжело, потому что рамки есть, которые нужно сломать не ломая. А с тобой я сам себе рамки устанавливаю – это еще тяжелее. А уж от одного к другому переходить – самая тяжесть. Это будет счастливый год, я знаю.


OWARI



back

Hosted by uCoz