Уруха часто следил за его судьбой напряженным взором. Его поражала серьезность Кай, во многих ситуациях, его самообладания. Собственный опыт помог увидеть все сокровенные закоулки этого нечеловеческого одиночества и все страдания, которым сопротивлялась гордость Кая. Он все прятал за своим смехом, за своей улыбкой. Уруха ждал, он знал, что когда-то понадобится дорогому душе человеку. Он видел, как недуг надвигается на Кая, что он кружит над ним как коршун, и круги становятся все уже. Он знал, что настанет час и ему надо будет вмешаться.
Час настал. Он пришел.
Во время очередного тура, Кай простудился, а по возвращению домой, общая усталость сделала свое дело. Он занемог, все репетиций пришлось отменить. Группа побоялась говорить родным Кая, а Уруха вызвался помочь. Он хотел ухаживать за ним. Кай же был совсем плох впервые дни простуды. Уруха же остался жить у него, он ухаживал за Каем, кормил его, умывал. Всю свою нежность, любовь одинокого сердца Уруха посвятил ему. Очень часто парень подходил к постели больного и подолгу наблюдал за ним. Болезнь все еще держала его в тисках. Уруха испугался, что, не смотря на весь уход, ему становилось не лучше, а хуже. Он было уже начал попрекать себя, за то, что не вызвал врача, что сам хотел выходить Кая. Тот же в ответ лишь слабо улыбался, эта улыбка еще больше пугала Уруху, в ней не было осознания того, что происходит. Прошло несколько тревожных часов - и к Каю вернулось сознание. Еще затуманенные, глаза его просветлели и остановились на лице Урухи. Он улыбнулся и для того это была радость.

Кай понемногу поправлялся, опасный период прошел. Уруха начал бегать на репетиции, и рассказывать обеспокоенным согрупникам, что Кай почти выздоровел. Но в самом Кае поселились тяжкие мысли, он почувствовал от Урухи тепло которого давно не чувствовал, ему необходим был этот воздух, свежий и ясный, как утренний бриз. Кая тянуло к этому человеку, но он боялся, ему было стыдно перед другом, который столько сил и энергии на него потратил. Часто Кай закрывал глаза и наслаждался голосом Урухи, таким спокойным и горячим, как если бы чувствовал его на губах или в руке. Это было намного прекраснее и сладостней, чем с болью наблюдать за его телом. А потом Уруха подходил к его изголовью и дотрагивался своими нежными руками, которые зажигали в нем огонь. Тогда Кай поворачивался к Урухе спиной, что бы избежать соблазна.
Уруха слышал этот призыв. Горячими волнами набегало на него желание ответить, распахнутся навстречу любимому и крикнуть ему: " я твой, моя душа открыта смотри!" Он знал Кая гораздо ближе, чем он знал его. В нем уже не оставалось ничего такого, что было бы скрыто от его глаз. В них была запечатлена каждая частица его тела. Двое онемели: они прислушивались к тому, как поднималось в них желание. И чем выше оно поднималось, тем более замкнутым становился Уруха.
***
Немного колеблясь, потом решившись, парень быстро подошел и наклонился, - как делал уже столько раз, - чтобы поправить одеяло. Но Кай весь напрягся, он ждал... Внезапно, Уруха как будто бы ощутил эмоции парня, он выпрямился, и отошел к стенке, прислонился к ней и холодно заявил:
- Кай ты здоровый. Пора мне ехать домой.
Он был убит. Он был потрясен, что в первый момент не мог ничего сказать. Но злость вернула ему дар слова. Он опустил ноги с кровати и сдавленным голосом сказал:
- Сейчас.
Уруха пожал плечами и, не двигаясь с места, сказал:
- можно и завтра!
- Зачем же откладывать?
Он не сделал ни одного движения, чтобы удержать Кая. Он уже топтался на полу, волоча за собой простыни и со злости путаясь в них ногами.
- Очень хорошо!!! В таком случае завтра!!!
Бросив на Кая жалостливый и насмешливый взгляд, Уруха пожелал ему спокойной ночи. Он ушел в гостиную и заперся.
Кай остался один. У него было достаточно времени, что бы успокоится. У него даже хватило времени, что бы утратить гордость и оставить только горечь. Но желание не покидало его, он метался, испытывая жажду. Родник, был тут же, рядом,- за стенкой. Но завтра меж ними будет целый город. Он не дал себе подумать. Его рука постучала в стенку. Вдруг ему захотелось крикнуть: " Не приходи!". Но кричать было незачем: он не пришел. Ни малейшего движения по ту сторону стены. Кай, рассеянный, возмущенный, кусал себе руки.... Он ждал.... Приближалась ночь. Ночь пришла. Кай мучился. Он лежал лицом к стенке, съежившись под одеялом, подобрав колени. Что ему нужно? Грубое обладание?.. Нет. Он не мог сказать, чего хочет... Уруху: то, что он таит у себя в груди, что он прячет, то, что он чует в этой жизни, в этой душе, - все его дурное, все его хорошее. Он хочет все. Ему нужно все.
Внезапно пересохшие губы приникли к перегородке, он прошептал:
- Уру!
Самый тонкий слух не мог бы уловить этот шепот. Прошло несколько минут. Он повторил громко:
- Уруха!
Гробовая тишина. Кай ненавидит Уруху. Он задыхается от ненависти. Он падает на постель, и руки его ищут на шее невидимую петлю, которая душит его.... И вдруг приливает воздух. Еще не услышав, он увидел.
Дверь отворилась, парень вошел.
***
Уйдя из комнаты Кая, Уруха сел на диване, неподвижно и молча, в полной темноте. Он все слышал,- начиная с первого стука в стенку, от которого в душе вспыхнул гнев, и заканчивая первым, еле уловимым шепотом, когда он едва не лишился чувств о прилива нежности. Он решил не двигаться,... но почему? Уруха не хотел больше подаваться иллюзиям.... И так как он любил по настоящему, то беспокоился не только за себя,- он беспокоился и за Кая, он боялся причинить ему зло. Он боялся, что его измученная, истерзанная, голодная душа будет слишком большим грузом для неокрепшего юноши. Он говорил: "нет!".
Уруха очутился на пороге спальни Кая, ненавидя того, кто его ненавидел, готовый со злобой крикнуть: "Что тебе от меня надо???" Он побежал к нему и обнял Кая.
Теперь ослабевший узел их тел развязался. Но души их остались связанными. Прижавшись, друг к другу, они чувствовали, как разноситься по всему телу спокойное тепло, золотые волны. И Кай, опьяненный свое добычей, обнимал его, смеялся и говорил:
- Ты мой, ты мой! Теперь ты мой!!!
Уруха в ответ сжимал его в объятиях. Тонкий позвоночник, нежная поясница. Кажется, он мог сломать бы их. Его переполняла нежность. Стремительным движениям он наклонился и покрыл их поцелуями.
Кай вздыхал, проводя по его пылающему лицу своими дрожащими длинными пальцами,- Уруха жадно ловил их ртом. А Кай в порыве благодарности говорил, говорил, щебетал, как птица, раскрывал всю душу в наивных и бессвязных словах. Уруха слушал его с нежностью, горечью и насмешкой: " твою душевную глубину я знаю лучше, чем ты... Я не могу подсчитать, сколько дней и ночей, я провел возле тебя, я не знаю твоей поверхности, но глубины я коснулся".
Уруха склонился над Каем, под утро тот наконец-то уснул. А он всю ночь не сомкнул глаз, смотрел на его усталое лицо, на его счастливую улыбку, на его гибкое тело. Их ноги сплелись, и Уруха не мог высвободиться.
" Где мое? Где его? - подумал он. - Мы теперь смешались

back