Промозглый грязно-серый декабрь. Пронизанный сквозняками мегаполис, голые копья деревьев, пожухлая трава… Бесцветное, словно присыпанное пеплом, небо. Возможно, снегопад смог бы преобразить эту унылую панораму, сделать ее чуть наряднее и ярче? Но снега нет. Есть только туманы на набережной, пахнущие водорослями…

А завтра 1 января. Артерии улиц тонули в гирляндах и кадомацу, витрины пестрели сладостями, люди толпились у прилавков и выбирали подарки близким. Город бурлил в ожидании праздника. И только Таканори, устроившись на заднем сидении такси, равнодушно смотрел на шумный Токио. Праздничное настроение не коснулось его, осталось где-то за пределами его тесной вселенной.

Черное пальто, черные джинсы, черные перчатки... Вокалист был закован в броню кашемира, не желая никого подпускать к своей коже. Наручные часы говорили о том, что до Нового года осталось полтора часа. До дома Урухи всего квартал… И из мрачной безмолвной тени он снова станет Руки — эпатажным, дерзким, эгоцентричным Руки.

Небольшая вечеринка для друзей была, как всегда, затеяна Такашимой, и в процессе подготовки к торжеству лид-гитарист развернул настоящую агитационную кампанию. Несмелые протесты Кая были яростно отброшены Урухой, как недостойные отмазки. Койю вцепился в идею «пижамной вечеринки» зубами и когтями, а значит, все, кто проигнорирует его приглашение, автоматически попадут в список врагов. Именно поэтому Руки и рассматривал сейчас город из окна такси, хотя предпочел бы остаться дома, где не было ни украшенной елки, ни гирлянд, ни подарков. Только стены с когда-то купленными картинами, безмятежно спящий Корон-чан… и воспоминания.

Из динамиков полилась знакомая песня. Руки тихо подпевал, зная, что водитель за перегородкой все равно не услышит.

— Inside my heart is breaking
My make-up may be flaking
But my smile still stays on…

Тихая усмешка в хрипловатом голосе. Как жаль, что эту всегда юную, всегда актуальную песню написал не он…

— My soul is painted like the wings of butterflies
Fairytales of yesterday will grow but never die
I can fly
My friends!*

Таканори задумчиво прикусил губу. Нет, летать он уже разучился. Когда-то яркие крылья повисли безжизненными клочьями, вызывая зуд под лопатками. И бабочки давно не порхали у него внутри, и душа его стала серым бесцветным коконом, хранившим в себе все эмоции, чувства, страхи… и воспоминания. А лицо срасталось с маской все сильнее. Так было удобнее и безопаснее. Его образ за многие годы стал пуленепробиваемым.

Вот желтая машина остановилась у знакомого подъезда. Расплатившись, вокалист поправил белокурые волосы. Пора выходить на сцену. Шоу должно продолжаться, актеры должны улыбаться, даже если их сердца разбиты вдребезги, а грим давно испорчен.

Руки аккуратно выбрался из теплого салона. Запрокинув голову, постарался отыскать взглядом окна Такашимы, но сейчас весь небоскреб освещался и искрился на фоне безлунного неба. Ботинки с тонкой, как папирус, подошвой не спасали от холода, и Мацумото поспешил в подъезд, сжимая в ладонях бутылку дорогого шампанского.

— Подождите! — крикнул он, когда увидел, что двери лифта уже смыкаются. Чья-то рука удержала дверцу, и вокалист мысленно пнул себя за то, что не позволил лифту уехать без него. Он узнал эту руку с черным лаком на ногтях.

— С наступающим, Руки-сан, — отстраненно, равнодушно. Всего лишь формальность.

— С наступающим, — кивнул Таканори, все-таки прошмыгнув в кабину.

Аой нажал на кнопку 45-го этажа. Руки и рад был смотреть куда угодно, но не на коллегу, вот только в зеркальных стенах это было проблематично.

— Ты все-таки решил посетить логово нашего селезня? — поинтересовался он.

— С таким занудой, как Уруха, проще встретиться, чем объяснить, почему не хочешь, — перефразировал известную поговорку Широяма, мельком взглянув на блондина. Черная одежда только подчеркивала болезненную бледность лица, но взгляд вокалиста был привычно самоуверенным. Это вызвало усмешку, которую Аой затаил в уголках пухлых губ.

На табло высветилась цифра 27, и лифт внезапно остановился, но дверцы так и не открылись. Музыканты переглянулись, недоумевая. На их памяти лифт в этом доме не ломался ни разу. Да в Японии вообще не ломаются лифты! Это просто невозможно!

— Не понял, — Юу снова щелкнул кнопкой. Безрезультатно.

— Только не говори мне, что мы застряли!

Брюнет попробовал связаться с диспетчерской. И снова тишина.

— Мастера уже наверняка упились в стельку. У тебя мобильный есть? Мой разрядился.

Мацумото раздраженно похлопал себя по карманам, и его глаза округлились от ужаса, когда он вспомнил, что мобильный телефон остался дома.

— Просто чудесно! — скрестил руки на груди Широяма, — в сердце мегаполиса мы оказались оторванными от цивилизации и подвешенными на уровне 27-го этажа!

Уже раздраженно он ударил кулаком по панели с цифрами, и кабина вдруг полетела вниз, а Таканори истошно взвизгнул, вцепившись ногтями в плечо ритм-гитариста. Все содержимое его желудка стремительно взметнулось вверх по пищеводу, и Руки грешным делом подумал, что его сейчас стошнит. Если, конечно, они не разобьются раньше! Но спустя одно бесконечно ужасное мгновение лифт снова остановился, тихо урча, словно довольный кот. Табло погасло.

— Ты с ума сошел?! — закричал вокалист, забывая даже о тошноте, — я чуть не умер от разрыва сердца!!!

— И чуть не разорвал на мне куртку!

— Что это было?

— Лифт заблокирован, если ты не понял.

— И что теперь делать?!

— Ждать, когда нас вытащат.

— Может, попытаться открыть дверь?

— Мы могли зависнуть между этажами, тогда выбраться будет проблематично… Да и если лифт поедет, запросто может ноги оторвать.

— Шутишь?

— Если бы.

Вокалист с тоской подумал, что его клаустрофобия прогрессирует с рекордной скоростью. О, почему он оказался в этой запертой кабине именно с Широямой?! Будь это Уруха, Сакай, даже эти неугомонные кролики, Кай и Рейта, все же он чувствовал бы себя спокойнее. Но когда рядом Юу… Когда рядом Юу, маска постоянно сползает с лица и норовит слететь окончательно. Только кому это нужно? Уж конечно, не Аою! Руки пообещал себе, что без маски брюнет не увидит его уже никогда.

— Чего молчишь? Кричи, зови на помощь! — усмехнулся ритм-гитарист, — может быть, кто-то услышит и вызовет мастера.

— Я не мартовский кот, чтобы оглашать воплями весь подъезд! Ты и кричи, если так хочется.

— Почему ты такой колючий, Ру? — неожиданно спросил Широяма, и в его голосе прошелестела едва уловимая нотка грусти.

— Потому что ты меня таким сделал.

— У тебя удивительный талант сбрасывать свой балласт на чужие плечи.

— У тебя удивительный талант делать вид, что не понимаешь простых вещей.

— Не дерзи, мелкий. Возможно, именно я вытащу тебя из этой западни.

— «Возможно»?! Да ты просто обязан это сделать! Сам меня сюда затащил!..

— Я тебя?!

— Ну а кто? И почему ты не застрял здесь в гордом одиночестве? Хоть моей крови не напился бы.

— А уж ты бы порадовался, если бы трос ненароком оборвался, правда?

— Правда, — беззастенчиво фыркнул Руки.

— Стерва.

— Придурок!

— Заткнись, в конце-то концов!

Мацумото обижено засопел и съехал вниз по стенке. Потолок давил, а зеркала, казалось, надвигались на него. Вдруг стало очень душно, блондин поспешил снять пальто и перчатки, чтобы охладить разгоряченную кожу. Мельтешение Аоя, который снова пытался наладить связь с упрямо молчащим диспетчером, раздражало еще больше. Но его присутствие удерживало Таку от истерики. Не может же он, вокалист The GazettE, барабанить в дверь лифта и отчаянно голосить от подкатывающего ужаса, когда рядом этот до жути невозмутимый Широяма!

— Да что ж такое! — ворчал мужчина, — каменный век!

— Аой-сан…

— А?

— Мне только кажется или свет действительно стал тусклее?

Брюнет запрокинул голову, рассматривая лампу.

— Не исключено, — уклончиво ответил он, хотя и сам заметил перемену в освещении.

— Если эта лампа сейчас погаснет…

«Я сойду с ума», — мысленно добавил Руки.

— Боишься, что ли?

— Еще чего! Нет, конечно!

Аой улыбнулся. Таканори никогда не признавался в своих страхах. Он был слишком гордым.

— Не парься, мы же в Токио живем, — гитарист присел на пол у противоположной стены, тоже сбросив куртку, — здесь все на автоматике. Скоро приедут лифтеры.

— Скоро — это когда? 2-го, с похмелья?

— Да уж, Новый год не вовремя подвернулся.

Лампа угасала с каждым мгновением все ощутимее, погружая крошечную клетку в полумрак, а затем в кромешную темноту.

— О, нет… — выдохнул Руки, обнимая себя за плечи.

— Не бойся. Я же рядом, — Широяма беспечно хмыкнул. Он не боялся ни замкнутых пространств, ни темноты. Здесь не было никого, кроме них, так чего же бояться? Надо просто дождаться помощи извне.

— Утешает, ага. Мы умрем здесь от голода и жажды!

— У тебя есть шампанское, верно?

— Уж не думаешь ли ты, что мы сейчас разопьем его, чтобы забыться?

— Помнишь, как Уруха тогда, в прошлую новогоднюю ночь, опьянел? — неожиданно совершил отвлекающий маневр Аой. И успешно! Мацумото тихо рассмеялся, вспоминая этот случай. Конечно же, он помнил.

— Такашима вылакал ту огромную подарочную бутылку!

— И начал приставать к Рейте...

— А Кай съездил ему по челюсти…

— О, да, наш миротворец был в бешенстве, а Судзуки потом пришлось на коленях вымаливать прощение. Хотя он, в общем-то, и был не виноват…

— До сих пор не верю, что Рейта сделал ему минет, — задумчиво протянул Така, — я был в шоке!

— Почему? Вряд ли это было впервые, судя по стонам Кая. «Аки, сделай, как в прошлый раз!», — виртуозно спародировал барабанщика Широяма.

— Но у нас на глазах это было впервые! Мне пришлось срочно умчаться в ванную…

Хрипловатый смех Аоя разлился в темной кабине теплой, такой знакомой вокалисту волной. Блондин подумал, что Юу давно не смеялся в его присутствии. А ведь он уже успел соскучиться по этому смеху!

— А помнишь, как в позапрошлую новогоднюю ночь Койю решил устроить вечеринку-сюрприз дома у Кая и сделал дубликаты ключей?

— Конечно, помню. Мы украсили квартиру Укэ…

— И дожидались его в темноте…

— А наш рассеянный драммер, вернувшись, так и не включил свет.

— Зато мы услышали какие-то шорохи, а когда не выдержали и зажгли свет сами…

Они расхохотались, вспоминая это «Сюр…», неловко повисшее в воздухе. Вспоминая изумленное лицо Ютаки, стоящего у стены в позе «90°» и не менее изумленное лицо Акиры. Ох, сколько было воплей и попыток Судзуки придушить массовика-затейника, не подтягивая штанов! Как долго краснел Укэ от одного упоминания об этом конфузе! Та новогодняя ночь запомнилась каждому из них.

Вдруг где-то справа от Таканори что-то зашуршало, он отчаянно вскрикнул от страха.

— Да не ори ты! — оборвал его Аой, — лучше посвети мне зажигалкой. Я есть хочу. У меня уже, знаешь ли, рефлекс: Кай = еда.

Чиркнув зажигалкой, Руки наблюдал, как брюнет копается в своем пакете.

— Так-так, мандарины и мармеладные мишки.

— Какие деликатесы!

— Особенно меня радуют мишки. Зубами урвал последний пакет, — Юу, почти мурлыкая, раскрыл пеструю упаковку и надкусил ухо первой «жертвы», — фкуфно!

— Хочу курить! — закапризничал Мацумото.

— Нельзя! Мы задохнемся тут!

Вокалист фыркнул и начал чистить мандарин, чувствуя, как по пальцам бежит липкий сок.

— Ай, сок брызнул мне в глаз!

— Так тебе и надо!

— Стерва!

— Придурок!

Они смеялись, поглощая оранжевое, как солнце на закате, лакомство. Сталкивались ногами в темноте, разминая мышцы. Руки уже не боялся этой запертой клетки, которая болталась в воздухе. Они вспоминали забавные моменты из жизни группы, шутили над собственными промахами и проколами коллег. И… молчали о главном. О том, что могло прорвать тщательно выстроенную плотину и накрыть их с головой своим неудержимым потоком воспоминаний и все еще живых надежд.

— А помнишь, как мы встречали в горах 2008-й год? — жуя мармелад, спросил Така, — там были маленькие деревянные домики, которые издалека казались игрушечными…

— Уруха катался на лыжах, как профи!

— А Кай упал в первый же день и повредил голеностоп…

— И Рейта бегал вокруг него, как курица-наседка вокруг цыпленка…

— А ведь тогда у них все и закрутилось! Наш брутал сказал, что счастье свалилось ему в руки, как подбитая птица, — улыбнулся Руки.

— Скорее, как подбитый драммер в лыжном костюме. А что они устроили в новогоднюю ночь…

— О, не напоминай! По-моему, у них каждый год — год Кролика!

— Надо же, они так долго вместе…

— Да, от Рейты я такого не ожидал. А ведь в 2007-м он еще был с Урухой.

— И Кай был с Гактом.

— Знаешь, — сказал Таканори, пытаясь рассмотреть лицо собеседника, — Ютака не улыбался так счастливо, когда был с Гактом, и глаза Акиры не светились такой радостью, когда он смотрел на Койю.

— Ой, только не надо этой махровой романтики!

— Сухарь! — Руки пнул носком ботинка бедро Широямы.

В темной кабине повисло молчание. Никто из них так и не сказал, что в 2007-м и они были вместе.
Где-то снаружи гремела музыка, напоминая о празднике за пределами этого лифта, в котором волею судьбы оказались зажаты Мацумото и Широяма.

— У тебя часы есть?

Така громко фыркнул, но все же взглянул на наручные часы с подсветкой.

— Новый год наступит через 15 минут, если тебя это интересует.

— Поверить не могу, что в новогоднюю ночь я застрял в лифте именно с тобой…

— Да я тоже не в восторге от этого!

— А когда-то,— перебил ритм-гитарист, — я мечтал встретить Новый год с тобой наедине. Ты, я и никого больше. Мысли материальны. Жаль, что с опозданием.

Руки пораженно слушал Юу. Он не верил своим ушам. Ведь это не может быть правдой! Аой никогда не говорил, что хотел бы встретить с ним Новый год.

— Смешно сейчас это вспоминать. Смешно и даже немного грустно, — усмехнулся брюнет в темноте.

— Почему мы расстались? — тихо спросил Таканори. Ему вдруг стало необходимо узнать, почему же все-таки они расстались. Он этого никогда не понимал. Им ведь было хорошо вместе, по-настоящему хорошо? Или он жил только иллюзией счастья? — почему, Юу?

— Потому что ты был избалованным мальчишкой, а мне надоело удовлетворять твои прихоти.

— Ты во всем обвиняешь меня?! — взвился Мацумото,— это ты меня бросил! Просто сказал: «Я больше не хочу жить с тобой» и оставил ключи от квартиры! Все! Ты даже ничего мне не объяснил!

— А ты смог бы понять?

— Конечно, да!

— Конечно, нет! Ты и сейчас слушаешь, но не слышишь, Ру.

— Хочешь сказать, я слышу только себя?!

— Ты сам это сказал.

Вокалист яростно засопел. Если бы только вокруг не было так темно, он расцарапал бы физиономию Аоя в кровь. Широяма обвинял его в избалованности после того, как бросил, сломал, растоптал? После того, как наколол его, как бабочку, на иглу своего равнодушия? После всех этих одиноких бессонных ночей в опустевшей квартире, Юу говорил, что Руки — эгоист, требующий невозможного?!

— Да как тебе только наглости хватило сказать, что больше не хочешь меня! — прошипел Така. Эта фраза и сейчас ранила сильнее ножа. «Я больше не хочу жить с тобой»! Даже разлюбленный человек не заслуживает такого унижения.

— Память у тебя короткая, Мацумото. Я сказал, что не хочу жить с Руки. Эпатажным, дерзким, эгоцентричным Руки. И вместо того, чтобы хотя бы на минуту снять маску, ты включил режим «Дива» и сказал, что я могу даже уйти из группы — тебе будет все равно. Если бы ты научился меня слышать, возможно, мы и сейчас были бы вместе. Но ты всегда использовал любовь к себе, как оружие. Ты использовал эту любовь против меня, и мне однажды надоела такая жизнь. Вот и все.

Таканори зажал уши руками. Он не мог этого слышать! Юу обвинял его в том, что их сказка рухнула!

— Ты никогда не любил меня!

— А какие у любви симптомы? — горько рассмеялся Аой, — в чем она проявляется? Ты сам знаешь ответ?

«Я знаю, что все еще люблю тебя. Просто позволь мне показать, какой красивой бывает любовь!», — хотелось сказать блондину. Но он знал и то, что Широяма снова рассмеется. Гитарист никогда не воспринимал слова Мацумото всерьез.

— Знаешь, в чем парадокс? — вдруг задумчиво проговорил мужчина, — когда я ушел, то узнал тебя лучше. Я выработал иммунитет к твоим маскам и научился различать под слоем грима Таканори. Того Таканори, которого мне так не хватало, пока мы были вместе.

Руки вздрогнул, когда ладонь Аоя прикоснулась к его щеке. В темноте его собеседник передвигался бесшумно и уверенно.

— Грустно только одно, Ру, — шепнул брюнет, — я так и не излечился от своего наркотического пристрастия. Спустя столько времени я по-прежнему зависим от тебя.

Вокалист почувствовал — вот он, момент истины. Сейчас он либо выиграет второй шанс, либо разрушит даже то немногое, что осталось между ними. И, поставив на карту все, он выпалил:
— Я хочу научиться слышать тебя! Только позволь. Только не отталкивай... Нам ведь было и хорошо вместе тоже! Не говори, что помнишь только плохое.

Аой молчал. Он гладил по щеке того, кого когда-то называл своим маленьким Руру, ощущая мягкость его бледной кожи. На пальцах не оставалось налета грима. И Аой знал, что подарит им с Руки этот второй шанс. Ведь сегодня новогодняя ночь... Ночь, когда сбываются самые тайные желания.

Таканори простонал, вплетая пальцы в черные волосы, когда такие желанные губы прикоснулись к его губам. Плотина рухнула… Кокон души блондина, не выдержав давления изнутри, распахнулся, как соцветие лотоса, выпуская на волю стаю бабочек с тончайшими, разноцветными крылышками. И бабочки, обезумев от вкуса свободы, порхали в груди, щекотали сердце, играли с логикой и здравым смыслом. Пуленепробиваемый образ разлетелся на части, словно карточный домик, от одного прикосновения искренности.

Где-то за пределами их Вселенной искрилось шампанское, в безлунное небо взлетали салюты и осыпались вниз звездопадом, а люди поздравляли друг друга с наступившим Новым годом. И только в темном лифте жадно целовались два зависимых друг от друга человека. Сейчас во всем мире были только они, настоящие, и никаких масок.

Нежась в руках Аоя, Руки думал, что это лучшая новогодняя ночь в его жизни. Декабрь уже не казался таким грязно-серым, Новый год не был досадным напоминанием о его одиночестве. Горячие ладони на лопатках согревали и дарили чувство защищенности. Им было так легко просто пить шампанское из одной бутылки, целоваться и… молчать. Слова вдруг стали лишними.

Но Широяма первым разрушил легкие сети этого молчания, мягко прикоснувшись к виску вокалиста:

— Шаги, ты слышишь, Руру?

Таканори прислушался. Действительно, кто-то с трудом поднимался по лестнице. Еще час назад Мацумото принялся бы стучать в дверь и умолять позвонить в аварийную службу, но сейчас он только опустил голову Юу на грудь, продолжая играть с черными прядями волос.

— Юта-чан, поторопись хоть немного! — знакомый голос заставил музыкантов навострить уши, — Такашима нас убьет.

— Если бы ты не зажал меня в душе, а потом в машине, мы уже давно были бы на месте!

«Все, как всегда. Год Кролика», — прыснул Руки.

— И угораздило же этот лифт сломаться.

— И угораздило же тебя соблазнить меня дважды за один вечер!

— Еще кто кого соблазнял! Кто попросил меня потереть спинку?

— Я.

— Кто сказал: «В машине так жарко!» и расстегнул рубашку?

— Я…

— Вот и не жалуйся! Кстати, народная мудрость гласит, что как встретишь Новый год, так его и проведешь.

— Значит, весь год мы будем заниматься сексом на заднем сидении машины?

— А я не против!

Пронзительный, совсем не брутальный визг оглушил подъезд:
- Убери руки от моей попы, Аки-чан! Ты свой лимит за последнюю неделю перевыполнил!

— Переходим на безлимит!

— Ага, тебе только дай волю! Фух, не могу больше, — Кай тяжело привалился прямо к дверце лифта, и запертые внутри кабины Широяма и Мацумото затряслись от беззвучного смеха, представив, как, должно быть, тяжело драммеру тащиться на 45 этаж после бурной любовной игры.

— Неженка ты, Укэ.

— Лучше бы поцеловал.

— Хм, по-моему, на тебе уже не осталось не отмеченного места…

— А ты под хвостик поцелуй!

— Да я тебя под хвостиком сегодня зацеловал!

— Я вообще-то о шее, а не о том, о чем ты подумал!

— Ааа… И где там моя сладкая шейка? — звонкий чмок, — моя любимая шейка под моим любимым хвостиком…

— Ммм, хорошо… Жаль, что пошел дождь, а не снег, — вздохнул Укэ.

— Ты такой красивый с мокрыми волосами… — совсем близко ответил Рейта. Не тот Рейта, которого знали коллеги, не грубоватый, не наглый, не насмешливый. Влюбленный и счастливый Акира, с которым был знаком только Юта, — моя радость. Ты только мой, правда?

— Конечно, твой. А ведь сегодня у нас годовщина…

— Я помню и… — звонок мобильного прервал басиста, — подожди, малыш. Да, Уру! Да, мы идем! Почему так долго? Лифт у тебя сломан, а Ютака… в общем, мы пока даже до тридцатого не доползли. Э, не понял? Ого! Это он там дышит? Ну, ты даешь, Такашима! Уже даешь?! Ладно, друг, с наступившим! — рассмеялся Рейта, — и я тебя, ага.

— Что значит «И я тебя»?! — вскипел Кай и оторвался от твердой поверхности с намерением доползти-таки до квартиры гитариста и выдрать ему клок шерсти. Чтобы неповадно было к его Судзуки приставать!

— Не спеши так! Уруха просил не торопиться. Они с Гактом сейчас в ванной… Цитирую: «Этой ночью мы нашли друг друга».

Парочка замолчала на несколько секунд, а потом оглушительно расхохоталась. Руки вцепился зубами в ткань футболки Юу, чтобы не выдать их, а Широяма закусил большой палец, давясь смехом. Значит, и Койю этой ночью не пришлось скучать.

— Малыш, может, мы… Хм?

— Эй, даже не думай об этом!

— Ну, сладкий мой…

— Нет!

— Ну, дорогой-родной-любимый…

— Нет, и убери руки от моего ремня! Аки-чан, ты же знаешь, что не к добру это, заниматься любовью поблизости от наших коллег! Я не хочу снова краснеть от неловкости!

— А где ты коллег-то видишь? Радость моя, никого же нет. Только ты и я…

— Здесь лампа ярко светит! Я не хочу, чтобы нас увидели!

— Ау, люди!!! — закричал Рейта во всю мощь своих легких, — отвернитесь, мы с Каем немного пошалим!

— Аки, — рассмеялся Ютака, — заткнись немедленно!

— Я хочу тебя! Я постоянно тебя хочу!

— Ну, ладно, уговорил! Только тихонечко!

— Ты разрешаешь? Прямо здесь? Да?!

— Да расстегни же ты этот ремень, ну! — шорох с внешней стороны двери смешался с влажными звуками поцелуев, стонами и бессвязными просьбами не останавливаться…

— Интересно, — прошептал Аой на ушко Мацумото, — за какие грехи мы в который раз становимся свидетелями игрищ этих ненасытных самцов?

— Устой традиций надо соблюдать, — хмыкнул Руки.

— Давай у нас с тобой тоже будет одна традиция?

— Какая? — сердце Таканори замерло, когда он услышал эти слова: «У нас с тобой».

— Больше не расставаться.

— Юу, я люблю тебя, — обнимая брюнета за шею двумя руками, вокалист трепетно прижался к улыбающимся губам, успевшим шепнуть: «И я тебя тоже».

А Рейта уже приспустил с драммера брюки, вжимая того в дверцу лифта. Кай обхватил его ногами за талию, Судзуки довольно крякнул и случайно зацепил локтем красную кнопку. Ютака вскрикнул, когда почувствовал, что дверцы за его спиной разъехались в стороны. Потеряв равновесие, жаркая парочка рухнула в темную кабину прямо на коллег.

— Руки?!

— Аой?!

— Кролики!..

Во взрыве гомерического хохота потонули тихие причитания алого от смущения Ютаки.

//-//-//

* Мое сердце разбито,
Мой грим, наверно, уже испорчен,
Но я продолжаю улыбаться...

***

Моя душа раскрашена, как крылья бабочек,
Вчерашние сказки повзрослеют, но никогда не умрут,
Я могу летать,
Мои друзья!

"Show must go on" (Queen)

[Декабрь 2010]
Во взрыве гомерического хохота потонули тихие причитания алого от смущения Ютаки.
Эта новогодняя ночь тоже запомнится каждому из них. И в 2012 году они будут вспоминать, как Аой и Руки застряли в лифте, а Рейта и Кай свалились им на головы тугим клубком, невольно вызволив друзей из заточения. Уруха по-прежнему будет устраивать «пижамные вечеринки», а его согруппники по-прежнему будут нарушать сценарий Койю. Ведь это- их традиция.
Но Таканори знал, что декабрь уже никогда не будет серым для них с Юу. Потому что этой новогодней ночью в мире стало на два одиноких человека меньше…

back