Наверное, когда-нибудь я напишу книгу. Книгу воспоминаний с дурацким названием вроде "Malice Mizer - свет и тени" - или чем там лучше привлечь охочую до грязи публику?
О, грязи там будет полно! Кому, как не мне писать об этом, о всем безумии, творившемся тогда со мной?.. Сейчас я пьян - и воспоминания, еще не записанные на бумаге, проходят перед моими глазами, невероятно четкие, но отрывочные. Думаю, это можно считать милостью - пожалуй, я бы сошел с ума, если бы мог в подробностях представить ВСЕ. Однако мне хватает и той малости, что навязчиво стучится в висок сейчас - моя первая встреча с... с тобой. Забавно, но я почти никогда - даже в мыслях - не называю тебя по имени...

***

У входа в бар в одном из "веселых кварталов" Токио стоит высокий блондин, равнодушно провожающий взглядом проходящих мимо людей. Трудно сказать по его виду, о чем он думает - на красивом лице не отражается никаких чувств. Пожалуй, можно предположить, что он - неудавшаяся модель, танцовщик или актер: слишком уж выверенны его движения - поворот головы, то, как он достает сигарету из пачки, закуривает, стряхивает пепел; слишком бесстрастно он смотрит вокруг...
--Ждешь кого-то? -- вопрос может показаться невинным и совершенно естественным, если бы не оценивающий взгляд, которым награждает блондина вышедший из машины молодой человек.
Сигарета изящным движением отброшена в сторону.
--Возможно, тебя. -- отработанные до мелочей интонации, почти безразличный тон. -- Это зависит от того, кого и зачем ты здесь ищешь. -- Слегка выделить несколько слов; блондин знает, как нужно говорить, чтобы возможный клиент уже не ушел.
Усмешка на лице незнакомца выглядит неприятной, и юноша-хастлер чувствует дрожь, пробегающую по позвоночнику.
--Что ж... Думаю, я нашел того, кого искал. Пойдем?.. -- Последнее слово звучит полувопросительно, и блондин на мгновение задумывается, не отказаться ли, но все же направляется за своим сегодняшним клиентом. Пара садится в машину.
--Как тебя зовут?
Блондин усмехается:
--Как тебе больше понравится?
--Мне больше понравится твое имя.
--Камуи.

***

После той ночи я поклялся больше не попадаться тебе на глаза - ты оказался совершенным психом. Я никогда в жизни больше не видел человека, настолько любящего чужую боль - ни до тебя, ни после. Я бы хотел забыть об этом - но отметины, которые ты щедро оставил мне на память, этого не позволят.
Впрочем, следующая наша встреча произошла достаточно скоро.

***

Какраоке-конкурс, проводившийся в клубе N, был традиционным. Камуи сам не знал, почему согласился участвовать, никакого желания тратить свободный вечер на это ему не хотелось, но Кё, вместе с которым он снимал квартиру, был достаточно упорным, чтобы уговорить блондина. Камуи пел гораздо лучше многих участников и не особенно удивился, дойдя до финала.
Уже стоя на сцене и лениво разглядывая лица людей в зале, он внезапно почувствовал на себе знакомый оценивающий взгляд. По телу пробегает дрожь: это тот самый его клиент, красноволосый незнакомец, любитель причинять боль. Камуи встряхивает головой, отгоняя всплывающие перед глазами картины той ночи...
Спускаясь со сцены, Камуи сталкивается с тем самым незнакомцем. Подавив первый порыв бежать как можно дальше, он спокойно останавливается. Молодой человек напротив него с улыбкой на красивых губах говорит о какой-то ничего не значащей чепухе - блондин просто не слышит этого. Неожиданно незнакомец спрашивает:
--Ты никогда не думал о карьере певца?
--Что?
--У тебя красивый голос, ты вполне мог бы петь на большой сцене. Я играю в группе...

***

Тогда твое предложение показалось мне очень заманчивым. Возможно, если бы я знал, какую плату ты потребуешь, я бы и отказался, но... Я не лгу себе - и я прекрасно знаю, что ухватился бы за возможность выкарабкаться из той дряни, которая меня окружала: ради этого я бы мог стать твоим любовником... рабом.

***

Журналы пестрели заголовками: "С приходом нового вокалиста Malice Mizer совершили невозможное!", "Готика может быть и такой" и прочая, прочая... Камуи не доставляло удовольствия читать все эти дифирамбы, хотя он великолепно знал, что ошеломляющим успехом группа обязана именно ему. Сейчас его не интересовало вообще ничего - кроме слепых попыток выбраться из адского круга, в который он сам, совершенно добровольно, вступил. Сотни раз он прокручивал в голове произошедшее после третьего - или все же четвертого? - концерта.
...Если не играть словами - теперь он становился личным рабом красноволосого. Возможно, не будь он таким упрямым, Камуи и ушел бы из группы, уехал бы подальше от Токио, да и от Японии вообще, благо денег у него теперь хватало. Но почему-то именно сейчас ему в голову ударила его гордость, еще с детства вбитое "ты обязан быть самым сильным" - и он продолжал петь, давать интервью, исправно приходить на репетиции. Пожалуй, единственной мыслью, не позволявшей ему сойти с ума, была уверенность в том, что он сможет отомстить - Камуи еще не представлял себе, когда, но прекрасно знал, кому и как.

***

Странно... Наверное, окажись я нынешний на месте меня же десятилетней давности, я бы покончил с собой, или сделал еще какую-нибудь глупость - попытался бы рассказать правду о тебе журналистам, например.
Однако тогда я был, если говорить языком мудрого старца, юным и полным надежд - удивительно, что они у меня еще были. И я поступил так, как считал правильным.
Я убил тебя.
Оказывается, подстроить смерть известного музыканта в Японии очень легко. Что ж, я должен быть благодарен за это судьбе. Потом было еще проще - изобразить скорбь по безвременно ушедшему другу. Уйти из группы, объявив во всеуслышание, что слишком многое напоминает мне о тех днях, когда ты был жив - что ж, в этом я не солгал!
Я убил тебя...
Я не чувствую вины - возможно, это из-за того, что я слишком пьян сейчас - но я ненавижу воспоминания о прошлом. Наверное, поэтому я позволяю себе напиться только однажды в году. 21 июня. В день твоей смерти, Ками.