В девятнадцать я понял, что со мной что-то не так. Мне удавалось скрывать начавшиеся активно проявляться симптомы психоза. Мой знакомый друг, учившийся в то время на медицинском факультете, помог найти врача и меня взялись бесплатно обследовать, чтобы поставить точный диагноз и помочь разобраться с собой. С того самого времени я официальный обладатель параноидной шизофрении.
Пока она была в зачатке, мне удавалось вести относительно нормальную жизнь, функционировать в социуме, даже работа была не плохой. Пока к двадцати трём годам галлюцинации не загнали меня под машину. Всё обошлось, но с того самого момента я уже не принадлежал себе. По документам я получил инвалидность, в связи с расстройством психики – на меня повесили клеймо и хлопнули перед носом дверью.
И всё было бы ещё не так плохо, ведь по статистике больше половины людей с этим же диагнозом живут как нормальные люди после лечения, лишь с некоторыми отличиями. Однако медики резюмировали – резистентная шизофрения, иначе говоря, я с трудом поддаюсь медикаментозному лечению, в силу самых разнообразных причин. Возникла необходимость найти альтернативные препараты и пути лечения.
По правде говоря, надежды, что я стану нормальным нет. Навязчивые мысли, бред и галлюцинации – пока ещё не в норме моего состояния, но случаются приступы, когда я уже не вписываюсь в реальность, словно кто-то отключает блок питания и моя лампочка на земле не говорит, зато загорается в другом мире. Галлюцинации отдельная тема, потому что думая о них полагаешь, что можно избежать, игнорировать их, а так же контролировать своё поведение, но это огромное заблуждение.
Со временем, всё же, лечение притупило основные симптомы, но лучше мне не становилось, обязательно происходят рецидивы, если наблюдались улучшения. У меня не осталось выбора, кроме как добровольно закрыться в палате одной из лечебниц в свои двадцать пять.
Вот уже полгода родители платят за моё лечение в национальной реабилитационной клинике, находящейся в пригороде Токио. Примерно семнадцать километров от города и начинается высокий белый забор, огибающий огромную площадь лечебницы. Зелёный газон, ухоженные клумбы, цветущие и лиственные деревья – райский сад, посреди которого стоит огромное трёхэтажное здание главного корпуса, где вы не встретите ни одного больного, а сразу за ним, друг напротив друга, шесть корпусов, условно названных шестью первыми буквами алфавита латиницы. Один для особо серьёзных случаев, вроде моего, один служит домом для престарелых и, конечно, душевнобольных, в двух других - пытаются соскочить с иглы, вкупе с алкоголиками. Два других корпуса соединены между собой, здесь, как правило, проводят тренинги, занятия, консультации, беседы и непосредственно лечение. Столовая в каждом жилом корпусе отдельная.
Все эти удобства приправлены камерами наблюдения, но кто здесь давно, тот знает места и возможности обойти мигающие красные точки под потолком. Меня-то они и напрягают больше всего в этом уголке падших. Но как сказал мой лечащий врач «это для вашего же блага», перевожу – для своевременной помощи. По уставу заведения ни один больной не может свободно перемещаться по корпусу (исключение составляет прогулка). Камеры расположены так, чтобы захватывать общий обзор, к примеру, коридора или зала. Палаты и туалеты от этих прелестей избавлены.
В данный момент я нахожусь в отдельной палате, всегда ношу светлую пижаму, в какую одеты все нашего корпуса. За окном знойное лето, близится сезон дождей, а в комнате с решеткой на окне всегда одинаково свежо. Чтобы вспотеть в таких условиях, нужно постараться. Кроме тумбы глуповатого вида и кровати, здесь только смягчённые стены. Все предметы привинчены к полу. Ни телевизора, ни книг, ни каких бы то ни было других предметов в палате быть не должно. Дверь закрывается только снаружи. Другими словами – тюрьма.
Немного о расписании дня в корпусе, где я живу. В отличие от некоторых пациентов, я в состоянии совершать самые банальные операции – самостоятельно передвигаться, есть и тому подобное, что для здорового человека не представляет трудностей, потому я располагаю кое-какой свободой действий. Каждое утро лечащихся ведут на завтрак вниз. После, персонал уводит каждого или по группам на занятия, обследования, по их запланированному индивидуальному графику. В час обед, затем тихий час – от часа до двух сна, полдник и прогулка, ужин. Дальше лечащийся может (если в состоянии) выбрать: идти ему на боковую, или же в зал, где проходят групповые занятия, тренинги.
В зале много столов, стульев, все они из пластика и мягкие настолько, что когда садишься, кажется, будто сейчас провалишься в него. Здесь можно играть, рисовать, кто может, бывает, пишет.
В корпусе я на хорошем счету, персонал со мной вежлив, с некоторыми я, можно сказать, общаюсь временами. Мой лечащий врач - Ниимура-сан - молод, но, говорят, подаёт большие надежды. Подозреваю, что наша разница в возрасте намного меньше, чем может показаться. Ещё он странный тип, никогда не встречал таких необычных людей: ни в мелочах поведения, ни в речи и даже взгляде. Во время бесед, когда у меня есть час в день, чтобы помочь ему выяснить уровень моего состояния, я прошу его дать мне немного послушать музыку. Мы вместе слушаем один плеер больше получаса и только потом говорим обо мне. Этот мужик даёт мне единственную возможность ощутить вкус свободы.
Должен сказать ко всем прочему, я не просто псих: моё тело меняется с каждым вдохом, появляются новые симптомы, постепенно я теряю способность к запоминаю, теряю прошлое и себя в множестве возникающих сомнений, становлюсь невольником больного разума. В конечном итоге я выпаду из мира людей, оказавшись в стенах собственного. Но есть два положительных момента – я очень умный малый, потому мне так долго удавалось сдерживать своё отклонение. А так же то, что я влюблен…
Нет так давно утром, самым обычным днём июля, дверь открыл молодой парень, на вид двадцати лет, красивый, с нежной кожей и необычайно привлекательными глазами, именно такими, какие мне нравятся. Он принёс медикаменты, которые я должен принимать за час до завтрака. В белом костюме медбрата, с табличкой имени на груди, он подошёл к моей кровати и приветливо улыбнулся. Большинство вообще не улыбаются, полагая сначала, что я такой же сбрендивший, как и другие, или выставляют напоказ третьесортные обязательные улыбки. А этот был другим.
Я привстал, упираясь руками в постель, глядя на него.
- Доброе утро, Ниикура-сан. Верно?
Сказал «Хара Тошимаса» (так было написано на его табличке). По утрам с приходившим обычно мужчиной мы перебрасывались самыми банальными штампами: о погоде, людях, жизни за оградой и новостях. Но сегодня был особенный день. Парень новенький, подумал я, не переставая ни на секунду рассматривать его привлекательное лицо.
- Доброе, Хара-сан. – принял пластиковый стаканчик с таблетками самых нежным цветов и стакан воды (тоже пластиковый, но в три раза больше). – Первый рабочий день?
Он уставился на меня и растерянно кивнул, продолжая улыбаться. Я указал подбородком на кровать, предлагая присесть. Он поколебался и всё-таки опустился на край.
- Да. Первый… - отвернулся, осматривая палату.
- Я здесь всех знаю, вроде как. – пояснил я, опережая его вопросы и медля с приёмом медикаментов, всё не отрывая от него взгляда.
- Аа, понятно… Я недавно закончил с учёбой и вот первое лучшее предложение. Поэтому буду некоторое время работать здесь. Пока не найду что-нибудь поближе к дому и равной оплатой.
Тошимаса показался мне болтливым малым. Не каждый обученный медбрат возьмётся в первый рабочий день завязывать беседы с однозначным шизофреником, сидя у него на постели.
- Который сейчас час? – спросил я.
Он достал из внутреннего кармана костюма часы.
- Ну… Восемь пятнадцать.
- А точное?
- Восемь семнадцать. – повёл бровью, обращая ко мне аккуратный взгляд.
- Ага. – кивнул я. – И что?
- Что?.. – переспросил, как балван.
- Что там с работой. Сколько тебе лет? – сменил я тему.
- Двадцать два.
- Выглядишь намного моложе.
- Да? Спасибо… наверное.
Я пожал плечами и принял таблетки, все разом засыпав в рот. Запил и отдал ему пустые стаканы.
- А я тут почти полгода. Параноидная шизофрения. Но я в порядке. В этом корпусе самый молодой, не считая девочки из сорок восьмой палаты. Ей вообще пятнадцать. – разводя и сводя обратно пальцы, приподняв кисти от покрывала, наблюдая за руками, – Я здесь всех знаю. Если будет нужна помощь или совет, приходи. Некоторые так делают. Андо-сан например. Можешь у него спросить.
Он ждал продолжения, но я молчал, палясь на него и в быстром темпе сводя-разводя пальцы рук.
- Тебе пора. Уже прошло семь минут с тех пор, как ты вошёл. Это превышает время, которое ты можешь находиться в палате в это время. Могут сделать выговор – не самое приятное событие в первый рабочий день.
Хара поморщил лоб, высоко вскинув брови, и завис взглядом на мне. Видимо, даже не слышал о таком. Я почувствовал себя главным.
- Зови меня Каору. – кивнул ему, подмигнув двумя глазами, но улыбаться не стал. Он поднялся, а я не сводил с него глаз, не двигая головой, потому получилось из-под бровей.
- Спасибо. Ну, я пошёл… - неловкая улыбка и однозначный шок.
- Ага. На завтрак ты ведёшь?
- Да, со старшим в смене.
- Буду ждать.
Парень кивнул и поторопился покинуть палату.
Вот так я влюбился. Без памяти.
Всё время пребывания в лечебнице превратилось для меня в ожидание – от встречи к встрече. Когда он был рядом или находился в зале, то я делал вид, что читаю, хотя на самом деле смотрел на него. Остальные, находившиеся в тот момент в одном с нами помещении, ничего не замечали, потому что я был аккуратен. Совсем не хотелось, чтобы меня лишили единственной радости, вспыхнувшей в груди, напоминающей мне, что я до сих пор человек и им остаюсь.
Поймав его взгляд, улыбнулся уголками губ. Хара свёл брови, поджав губы, и пробежался глазами по залу, лишь бы не встречаться ими со мной. Но я не мог удержаться. Как? Потому продолжал смотреть на него и говорить с ним глазами, всё же добившись лёгкой улыбки. Это был очень волнительный флирт. Улыбка не сходила с моего лица. Я уткнулся в книгу, которую всё время держал для вида. Сто восемьдесят пятая страница не меняется день ото дня. Одержим ли я им? Нет, но близок к тому. Понимаю, что я псих и ему платят за то, чтобы он слюни мне вытирал, но кое-что далёкое от разума и глубоко человеческое ещё пульсировало и стучало в груди. И этого никто и ничто не мог отнять у меня.
Я перестал принимать подавляющие нервную систему таблетки. Чтобы выяснить какие из них те самые, приходилось в течение недели убирать одну из общей массы (это не трудно – форма, цвет и даже запах у них разнородные) и следить за собственным состоянием организма. На пятый день я ощутил, что у меня стоит член. Могу поклясться, уже забыл, как это. Отпросился в туалет, меня проводили и я быстро подрочил в кабинке. Какой повседневный, обыденный ритуал, а сколько эмоций я испытал. С тех пор я часто делал набеги в уборную, воровал салфетки из столовой и ласкал себя ночью, думая о Тошимасе, кончал в салфетку и выбрасывал утром в любой удобный момент.
В этот период молчаливого отказа от приёма медикаментов, состоялся странноватый разговор с доктором:
- Ты ничего не хочешь рассказать мне, Каору? – он сидел в глубоком кресле, нахмурив брови, прикрыв глаза и постукивая соединёнными указательными пальцами по губам, скрестив все остальные пальцы. Я представил, что под столом одна нога согнута и щиколоткой покоится на бедре. Но было не так, он часто сидел в позе лотоса, это мог заметить не каждый, его выдавала идеально прямая спина, осанка.
- Нет. – сразу ответил я, зная, что этот человек наверняка сейчас читает мои мысли и обдумывает коварный план по моему позорному разоблачению. Я сосредоточился на мыслительном процессе и отрезал все известные мне пусти проникновения в черепную коробку.
Ниимура-сэнсэй открыл один глаз, вытянув губы трубочкой. Пальцы остановились в трёх сантиметрах от губ.
- Нет смысла скрывать от тебя правду, хоть и ты так знаешь очень много и о себе, и своей болезни…
- Он хочет сказать: «Очнись, ты же мёртв»!* (прим. «Clever Sleazoid») – сказал, севший рядом со мной глюк помеси Игги Попа и чёрного козла, улыбнулся и пошевелил высунутым в мою сторону языком. Я скривился и отвернулся, доктор тем временем продолжал.
- …процесс изменений необратим, если отсутствует полное медикаментозное лечение. Других способов справиться с поставленным тебе диагнозом – нет. И в течение твоей жизни их не появится… Ты слушаешь меня?
- Да-да. – нахмурился я, часто моргая.
- Хорошо. Ты тоже его видишь?..
Я поднял голову, уставившись на Ниимуру-сэнсэя, он продолжал говорить о том, в какой сложной ситуации я нахожусь и ни слова о козле рядом со мной. Началось, подумал я и подпёр подбородок кулаком, пытаясь сосредоточиться на словах доктора и не слушать звуки, издаваемые этим мудаком.
- …учти это. Сейчас я, как бы ни абсурдно это звучало, верю тебе. Ты ещё способен обходиться без бреда какое-то время, не принимая таблетки, но что будет, когда ты потеряешь способность здраво мыслить, Каору? Ты этого не заметишь, понимаешь? Съедешь, по-простому говоря, с катушек и мне придётся предпринять уже другие меры. Ты им не обрадуешься, можешь быть уверен. Никто бы не обрадовался… Каору, что ты делаешь?..
А что я делал? Насвистывал вместе с козлом, ковырявшегося у себя в носу, мелодию песни «The Passenger». Хорошая же песня!
Взглянул на доктора и пожал плечами:
- Вам не нравиться The Stooges?
Доктор вскинул бровь и как-то совсем недоверчиво просканировал меня взглядом. Посмотрел на часы на противоположной стене и вернулся взглядом на меня.
- Иди на обед. Увидимся завтра.
Я встал со своего места, поклонился и махнул рукой, прощаясь. У двери обернулся, и посмотрел набок, немо спрашивая, идёт ли козлище со мной.
- О, нет-нет. Я тут, с ним посижу. – заплетающимся языком ответил однозначно пьяный козёл.
Пожав плечами, я нажал на ручку двери. Уходя, напевал себе под нос строчку из другой песни Игги:
- My idea of fuuuuun is killing everyoooone~

На обеде я встретил Тошию и пока ел, всё поглядывал в его сторону. Какие узкие бёдра… Игги, сидевший рядом со мной, лакал из тазика виски и причмокивал. Я повернул голову к нему, не донеся ложку до рта. Он громко отрыгнул, я отвернулся, ища взглядом Тошимасу, чтобы тот случайно не заметил, кто сидит рядом со мной.
- Да не переживай ты так! – сказал он мне, - Я же вижу, что ты ему тоже нравишься.
- Да? – с надеждой спросил я.
- Конечно! Сам взгляни, как он исподтишка смотрит на тебя!
Но я ничего такого не замечал.
- Врёшь?
- Копыта мне на отсечение! – он стукнул по столу.
- Ладно-ладно, я тебе верю. А теперь уйди, ты мне аппетит портишь.
Козёл тяжело встал. За спиной послышался стук двух копыт. Я помотал головой, думая, что этот глюк самый тупой, какой мне подкидывал мозг, но зато очень сговорчивый и дружелюбный вроде как.
Моя зазноба ушла из столовой, и еда сразу потеряла всякий вкус. Рядом со мной сидел старый шизик. Внешность у него, мягко говоря, не очень приятная, но безобидная. Я слышал, что он совсем как неживой, родные спихнули его сюда, чтобы он не доставлял неприятности и им, и соседям. Почему-то я подумал, что он всё равно скоро умрёт. Уж лучше здесь, чем в доме с нормальными людьми. Здесь он хотя бы не одинок.
- Эй, старик.
Он не обращал на меня внимания, занятый едой.
- Знаешь того парня, новенький который? Из персонала. Его Тошимаса зовут. Но мне больше нравится называть его Тошия. Забавно, да?
Старик чавкал, глаза у него были мутные какие-то, заплывшие белой пеленой. Я продолжал делиться с ним самым важным:
- Как думаешь, он красивый? Ведь красивый? Только глянь, какие волосы! Стрижка аккуратная, чёлка длинная, а сзади коротко… так и хочется потрогать… Если присмотреться, у него глаза косят. Чуть-чуть, самую малость. Меня это зверски заводит. – прошептал я ему, озабоченно ухмыляясь.
Обед подошёл к концу, а я так и не договорил со своим новым приятелем. Безусловно, я понимал, что он не слушает и не понимает, о чём я там ему с энтузиазмом втираю. Но главное, что мне становилось легче. Держать в себе влечение к Тошии было пыткой, хотелось, чтобы каждый знал, как я без ума от этого парня.
Как-то утром я смотрел в потолок и ждал прихода Тошии. Неожиданно заснул и скоро очнулся от того, что кто-то тронул меня за плечо. Находясь постоянно без тактильных контактов, начинаешь остро реагировать на подобное. Открыв глаза, увидел перед собой его лицо. Безумно близко, опасно и непредусмотрительно с его стороны.
- Я… - растерянный, он уже пожалел, что оказался в такой близости со мной, чего точно не сказать обо мне.
- Таблетки. – напомнил ему, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться.
- Да. Да, точно.
- Ты очень красивый, Тошия. – шепнул я, не меняя выражения лица, чтобы не напугать его до усрачки, потому что он и так был где-то на грани.
- Спасибо…
Приподнялся, упираясь локтями в постель и оказываясь до умопомрачения близко к его лицу. Пауза. Он отпрянул и подал мне таблетки с тумбы, затем стакан, стараясь не встречаться взглядом. Я не торопился принимать их, опёрся спиной о подушку и смотрел на него, вставшего у окна.
- Как там погода?
- Сезон дождей, но почему-то сегодня безоблачно и солнце. Жутко даже. – отозвался Хара.
- Тебе нравится дождливая погода?
- Да, немного. – признался он, обнимая себя за локти обеими руками.
- Мне тоже.
- Правда? – повернул ко мне голову, я в свою очередь свою к нему.
- Да.
- Почему?
- Потому что когда идёт дождь, мне не так больно и обидно за себя.
Повисла тишина. Его пухлые губки не шевелились, ни улыбки, ни ухмылки, ни неприязни. Он ждал какого-то продолжения и на этот раз я договорил.
- Эта солнечная яркая погода - такая ирония.*(«Kodou»)
И по его глубоким, но очень наивным глазам я понял – первый барьер я преодолел.
Он ушёл. В туалете я смыл салфетки и таблетки, скопившиеся под матрасом.
Через двое суток он подсел ко мне в зале, и мы немного поговорили, больше обо мне и чуть-чуть о прошлом. Он на глазах оттаивал. Мой пристальный взгляд его уже не беспокоил, расслабился и я. Мы будто бы нашли общий язык.

События стали развиваться стремительно, мои фантазии уже никак не шли в сравнение с реальностью – они ей уступали. Тошия позволил себя поцеловать.
В районе пяти часов, сидя в зале для занятий, я захотел выйти. Дежурный должен был проводить меня до уборной и дожидаться снаружи, пока я не выйду, а потом увести обратно. Но дежурного не было, его вызвали в главный корпус, в зале осталось три человека из персонала, среди которых был Хара. Я махнул ему, подзывая к себе и кратко изложил ситуацию. Он кивнул, соглашаясь взять на себя ответственность за меня.
Так мы вышли из зала, прошли по пустующему коридору, поднялись по лестнице и свернули направо, пересекли залитый пепельным светом этаж. Остановились возле уборной. Было так тихо, будто все вымерли. Я осмотрелся, словно был здесь впервые и подошёл к большому окну, глядя, как варятся грозовые тучи в небе. Повернул голову к Тошии.
- Сегодня справедливый день. – улыбнулся уголками губ, находя его рассеянный взгляд на мне очаровательным.
- Да. – согласился он, так же сдержанно улыбнувшись в ответ.
Я прошёл мимо него, взялся за ручку двери уборной, но развернулся и отступил назад. Он смотрел в окно, стоя примерно в метре от окна, ко мне спиной, не оборачиваясь, полагая, что я уже зашёл и волноваться не о чем. Приблизившись к нему, чмокнул в щёку. Тошимаса распахнул глаза, будто услышал выстрел.
Я скрылся за дверью, понимая, что даже если он захочет, никуда не денется. Каково было моё удивление, когда выходя, я заметил на его щеках румянец. По телу пробежала волна удовольствия. По выражению лица я догадался - это не злость. Смущение – может быть, волнение – тоже, но никак не отрицательные эмоции. Мы какое-то время просто стояли, я смотрел на него, а он, поджав пухлые губы, под ноги.
- Я смутил тебя?
- Каору. Так нельзя делать. Это нехорошо. – вёл себя подобно взрослому, говорящего с ребёнком, но я то знал, что всё совсем наоборот и это умиляло.
- Думаешь, раз я псих, то не понимаю этого? – усмехнулся.
Тошия нахмурился и обречённо вздохнул, поднимая голову.
- Ты не похож на психа и иногда я даже думаю, что это я не в порядке, а не ты…
- Шизофрения у меня, будь уверен. – холодно перебил я, зная, что ему такое слышать неприятно, ведь он пытается быть обходительным и ласковым, пытается объяснить, что не достоин меня. Это не правда.
- Каору, давай договоримся, что ты больше не будешь так делать…
- А то что? Скажешь об этом кому-нибудь? Или уйдёшь? Не уходи. Ты мне нравишься. Рядом с тобой я забываю, что на мне клеймо. Ведь ты работаешь, а я просто смотрю на тебя. От этого никому не будет плохо, не станет хуже.
Он клюнул на столь не убедительный довод.

Неделю я дал ему поплавать в собственных сомнениях, чтобы в итоге смириться с не отвратностью происходящего - нашей взаимной симпатией. О, да-да, она безусловна и взаимна.
Моё тело всё чаще требовало ласки и рук катастрофически не хватало, ведь я знал – он всё время так близко ко мне… Надави я на него как следует и он сдастся. Наверняка, дав ему надежду, что со мной всё скоро будет в порядке и что моему состоянию ничего не грозит, то он бы с радостью поверил и продолжался бы каждый день приносить множащиеся таблетки, думая, будто скоро меня выпустят. Я не особо хотел его обманывать, ведь ничего подобного никогда не случится, и потому ему нужно время.
Как я и думал, Хара начал меня избегать, всячески ограничивая наше с ним общение и контакты. Но мои знакомства очень помогли. Я связался с Терачи, парень, с которым мы общались на тренингах. Он был абсолютно нормальным, ходил со своей матерью, которая отказывалась посещать подобные сборища одна, по её словам. Я выяснил, что парень не простой. Этот худой приверженец здорового питания, оказалось, работает здесь на полставки, его устроил приятель, сидящий в главном корпусе – вроде важного человека. На одном из собраний, я попросил Шинью устроить мне перевод в другую палату, в восточное крыло корпуса, где проходило меньше людей и ближе комнаты персонала, остающегося дежурить ночью. Дело в том, что мне чуть ли ни единственному приходилось в таком случае преодолевать три лестничных пролёта и до столовой, и до зала и в любом другом случае, когда нужно было выйти из комнаты, а на них камер не было. Таким образом, мне оставалось только выждать момента, когда мы по стечению обстоятельств окажемся с Тошией наедине.
Мой план, как у любого неопытного злодея, пошёл вкривь и вкось. Я едва не проспал ужин, Тошия никак не мог добудиться меня, прогулка днём меня утомила. Когда я всё же встал, мы поторопились спуститься вниз, в столовую. В коридоре я понял, что мы, наконец, одни и нам никто не мешает, камеры нас не видят, а значит зелёный свет. Вот он стоит на лестнице, обернувшись ко мне, и ждёт, когда я последую за ним.
- Скорее, Каору, мы опаздываем!
- Подожди, не торопись ты так… - начал было я, желая заставить его постоять ещё немного на том месте, чтобы заключить в объятия, но перепахался на ступеньках.
В итоге мне пришлось наложить два шва на лоб и сделать рентген на наличие переломов. Ниимура-сэнсэй при нашей встречи был очевидно поражён моим идиотизмом, даже слова не сказал, только посмотрел в глаза, пролистал справки и ушёл. Неделю я пробыл в медпункте, потом вернулся в свою старую палату. Это было ужасное время. Самое худшее на моей памяти, ещё и без Тошии.
Зато, когда я вернулся в корпус, то узнал, что пока у меня всё не заживёт, за мной будет присматривать… угадайте кто. Было б счастье, да несчастье помогло – говорит народная мудрость. Теперь Хара был подле меня не меньше пятнадцати минут в час. Я одаривал его спокойным и полным желания взглядом, по-прежнему мучительным и глубоким.

Был тёплый, свежий день. Только что прошёл дождь, пациентам разрешили выйти на прогулку. Я накинул на плечи лёгкий плед, какой обычно выдавали ближе к осени, и вышел во двор в сопровождении своего верного пажа.
- Запах озона. Чувствуешь? – обратился я к нему, медленно шагая к центру парка, где хоть как-то можно было скрыться.
Он не ответил. Под сенью ивовых веток, стояла одинокая скамья, отлично вписывающаяся в композицию с плакучим деревом. Под ней земля была стёрта до пыли, трава росла кружочком вокруг. Дождь её почти не тронул, ветви отлично сыграли роль укрытия. Я сел и посмотрел на парня, оглядывающегося по сторонам перед условным входом под купол раскидистого дерева.
- Садись. Я не буду тебя целовать.
Тошимаса шутки не оценил, но сел, чуть поодаль. Никто из нас не проронил ни слова в течение пятнадцати или двадцати минут, но я чувствовал кожей – внутри этого парня идёт жестокая борьба между желаемым и здравым смыслом. На секунду мне показалось, будто один из снарядов задел меня, и я попытался увернуться. Он обратил на меня внимание, будто я сделал то, чего он не ожидал.
- Мошка. – пояснил я, не сводя с него взгляда.
К моему удивлению он не отвёл глаз. Через время заговорил.
- Я не знаю, что ты со мной сделал, но так нельзя. Потому что я нормальный, во всех отношениях всегда был нормальным. Не знаю как ты… нет, ты наверняка понимаешь, к чему катится наше «общение». – последнее слово он взял пальцами в кавычки, – Я не хочу однажды проснуться и понять, что ты окончательно сбрендил и даже не можешь узнать меня. Я далеко не бесчувственная кукла, я человек.
- Да, и такой вариант возможен. – моя усмешка его обидела. – А что ты хочешь? Чтобы я врал себе, отпустил тебя и жил трупом, накаченным успокоительными и ядами? Но я ещё адекватен и ты человек, которого я хочу с первой встречи. Ты мне нравишься, я тебе нравлюсь, в чём проблема?
- Случилось бы это при других обстоятельствах, то всё и сложилось бы иначе.
- Иначе? – я кивнул, как бы соглашаясь, - Например, иначе: ты бы вовсе не понравился мне. Или: ты бы не ответил на мои чувства, потому что не узнал бы о них, я ведь не самый смелый, что касается любовного фронта. А зная, что возможно ты последний, кто… просто зная это, я не могу спокойно наблюдать за тобой.
- Перестань коверкать смысл сказанного мной. Я говорил не об этом…
- Я псих, я могу думать как угодно, и что угодно. – перебил я.
- Зачем ты прикрываешься этим? Тебе так удобно? – Хара начинал злиться.
- Вовсе не прикрываюсь. Я здесь и у меня официальный диагноз. Или ты не хочешь, чтобы это было правдой? Хочешь, чтобы я обманул тебя и был хэппи-энд? Понимаю, это как солнечный денёк…
- Каорууу… прекрати так со мной… - взмолился Тотчи, болезненно сведя брови, глядя на вытертую землю у скамьи. Я взял его за руку, которой он упирался о сиденье. Обхватил пальцы и сжал, заставляя Хару обратить на меня внимание и выслушать.
- Я болен. Но пока ещё в состоянии думать, чувствовать, рассуждать, любить и ждать. Время идёт, часики тикают. Врач сказал, что в любой момент может начаться обратный отсчёт, время, когда я уже не смогу вернуться к своему прежнему телу, занятиям и процессу мышления. Просто выпаду из этого мира. Сейчас я ещё могу держать себя в руках, всё реже, но у меня получается… благодаря тебе. Думая, что не хочу тебя огорчать своим ненормальным поведением, я контролирую себя. Это почти невозможно, Тотчи. Такого не бывает. Но я делаю это. Когда ты рядом у меня не появляется галлюцинаций и навязчивых мыслей, другого бреда. Мне хорошо с тобой. Лучше, чем от таблеток и занятий.
- Каору?.. Ты не принимаешь лекарства?
Хара смотрел мне в глаза с неподдельным ужасом. Такой взгляд бывает у преступника, которого прилюдно разоблачили, и повисла жуткая тишина перед самосудом. Он, скорее всего, пришёл к выводу, что я рехнулся куда больше, чем можно было предполагать, раз вместо лечения, отказываюсь от дорогостоящих медикаментов, связывая это каким-то образом с ним. Одна деталь механизма была им утеряна.
- Кое-что я не принимаю, это так. Ты бы понял меня, если бы знал, что эти таблетки делают с моей нервной системой, с моими мозгами. Я ощущаю это физически. И лучше я сойду с ума окончательно, чем позволю им убить во мне разгорающееся чувство.
Мои мысли и слова подействовали. Хара смотрел мне в глаза и дрожал от страха и отчаяния. Его разрывало надвое прямо на моих глазах. У этого человека совершенно отсутствовал инстинкт самосохранения. А может он, как и я – влюбился?..

В ближайшие дни мне удалось выманить его из зала. Мы заперлись в тесном туалете и впервые целовались друг с другом: жадно, пылко, мокро, с языками, без, издавая приглушённые стоны о желании большего. Я был живее всех живых, счастливее всех праздных, почти плакал от того, какой подарок привалил мне, пусть и ненадолго. Целуя его, шаря руками под костюмом, я плыл в неге. Мои руки дрожали особенно сильно, когда я приближался к его лицу, желая придержать, прикоснуться или провести по коже.
На следующий день он пришёл утром с таблетками и водой как обычно, плотно закрыв дверь. Его пухлые губы мне остаток мозга скрутили в рог. Я едва сдерживал себя, всеми пальцами вцепившись в его форму и целуя до кислородного голодания. Три минуты и он уходит, с таким взглядом, будто я скотина, выпинывающая беззащитное существо в грозу на улицу.
Везде, где он был, я ловил его взгляд. Меня всего распирало, любовь губила меня намного быстрее, чем болезнь. У меня едва получалось прожить пять минут без него. Ночами становилось невыносимо. Я был на пределе, желая близости с ним, чаще, больше, серьёзнее.

Очень скоро нам удалось потеряться. У него был ключ от кладовой: ни камер, ни сложностей, задвижка изнутри – одним словом, идеально. Самая обычная неприметная дверь в закутке длинного бесцветного коридора.
Тошимаса вошёл первым. Внутри горела всего одна слабая лампочка без абажура. Тесно, но уместиться вдвоём нам хватило бы. На полу я заметил брошенный наспех плед, который он, скорее всего, принёс сюда специально. Времени задавать вопросы не было.
Тотчи закрыл дверь и развернулся ко мне. Я ни секунды не колебался, мы вцепились друг в друга, страстно целуя и второпях раздевая: он стягивал с меня больничную пижаму, я с него - медицинский верх формы. Не разрывая поцелуя, спустили штаны. Две жаждущие плоти соприкоснулись, в поцелуе я поглотил его стон из глубины, едва сдержав свой. Долгое время я гладил его спину и ягодицы, пытаясь хотя бы тактильно запомнить его изгибы тела, втягивал носом его аромат.
Постепенно помещение стало наполняться запахом секса. Моё сердце трепетало, а возбуждение адски горячим пламенем обдавало низ живота.
Тошия встал на колени и взял мой член в рот, вот так просто, сходу, вбирая его насколько возможно, помогая себе рукой. Перед глазами поплыли цветные круги.
Мы оба были предельно напряжены, поэтому долгого минета не вышло. Хара наспех расстелил плед и встал на колени, упираясь руками в пол. Я смотрел на его ягодицы сверху вниз и боялся не выдержать. Меня всего трясло и бросало в ужасное пекло, я совсем перестал понимать, хорошо мне или плохо, возбуждение отдавало болью в твёрдую плоть.
Тошия наклонился вперёд, предоставляя мне возможность обласкать его сзади. Я никогда прежде не был с мужчиной, но в общих чертах знал, что из себя представляет секс подобного рода. Боялся сделать что-нибудь не так. Презервативов не было, смазки тоже. Оставалось рассчитывать на доверие друг к другу. Доверие – только вдуматься, этот парень доверился психу. Он тоже сумасшедший, это точно.
Моя плоть изнывала, я торопился, обильно слюнявя пальцы и снова вводя в него. Узкий, податливый, доверчивый. Я держал себя за член, чтобы вдруг не кончить от одного ощущения своих пальцев в его проходе. Безумие и только.
- Нет времени, Каору… давай же. Давай… – шёпотом взмолился он.
Я и сам не мог больше ждать. Надавил на его вход, постепенно погружая внутрь головку, остановился.
- Как оно?
- Нормально… не останавливайся, Каору, прошу тебя.
Его интонация и эти слова – вот где кроется сумасшествие. Я двинулся вперёд, вошёл до основания и замер.
- Бля!.. Т о т ч и… Если умирать, то только в тебе.
- Каору! – шикнул он.
- Прости-прости. - посмеиваясь
Толчок, ещё один. Он сжал одеяло в кулаках, пряча в нём лицо и мне с трудом было слышно, как Хара стонет. В висках стучала кровь. Я вбивался в него, а в глазах темнело.
- Ками-сама… - вырвалось у меня. – Ты лучшее, что со мной могло случиться. Слышишь это? Слышишь?..
- Да, Каору. Слышу… пожалуйста… нн…
Не знаю, как я понял без слов, что он просил резче, в общем, мы быстро сладили ритм, вспотели как черти. Я кончил в него, изливаясь толчок за толчком, растягивая финал до искр из глаз. Я всё не мог понять, продолжает ли извергаться семя или меня глючит в самом деле.
Отпрянув, опустился и поцеловал его мокрую от пота ягодицу. Тошия осел на плед, повернув голову на бок, пытаясь как можно быстрее отдышаться. Я остался стоять на коленях и смотреть на него сверху вниз. Заметил, как его тело исторгает моё семя. И в этом я нашёл настоящее упоение, ради которого можно было пережить столько, сколько я пережил здесь, добиваясь его. Протянув руку, мазнул пальцем между ягодиц. Тошия поднял голову и обернулся на меня.
- Извини. Не сдержался. – я неловко улыбнулся, чувствуя себя сконфуженным.
- Впервые вижу, чтобы ты так улыбался…
Он встал и потянул ко мне руки, желая обнять, но кроме объятий я получил очень откровенный поцелуй, от которого перевернулось нутро. Тело уже через секунды охватила лихорадка.
- Хочешь попробовать? – тихо спросил он. Я колебался с ответом, всё-таки он одно дело, а я…
- Давай… почему нет?
Если бы знал, что это так противоестественно, то ни за что не согласился. Правда, когда он стал двигаться, я понял, почему мой Тошия кусал кулак и прятал лицо в одеяле. Такое удовольствие такой ценой я бы назвал оправданным.
Моё сознание накрывало волнами экстаза, и я сам насаживался на его член: твёрдый, заполняющий. Я не мог поверить – как в такой, по-прежнему неестественной близости, люди могут быть настолько едины друг с другом. Даже пульсация сосудов одна на двоих.
Я снова кончил, теряясь в ощущениях. Однако, потерялся я не только в них. Сознание отказало, как по щелчку. Представляю, как напугался мой мальчик, он слишком ранимый для своего возраста. Это шутка, но доля правды в ней, конечно, присутствует.
Очнувшись в палате, ощупал себя – тело моё и я жив. Судя по царапинам на тумбе, и палата моя. Хотел встать и сел на кровати, но закружилась голова. Да, думал я, за год спокойной жизни такое бы любого угробило.
Смех и счастье ещё несколько часов до рассвета отгоняли мою тоску. Но утром ко мне в палату зашёл не Тошия…
Ни в обед, ни в зале, ни на прогулке, ни вечером – его не было ни на следующий день, ни через неделю и даже две. Я ни у кого не мог спросить, что же такого произошло, что парень пропал без следа. Не мог, потому что если это было связанно со мной и теми событиями в кладовке – как смотреть людям в глаза? Нет, я бы ни за что этого не сделал.
Через полторы недели я встретился с Дайске, который раньше отвечал за меня, но в начале месяца перевёлся в другой корпус, а сюда зашёл по делу. Я спросил у него, про новеньких и одного из них по фамилии Хара. Но он посмотрел на меня, будто я… сумасшедший.
- Каору, в этот корпус никого не переводили и не устраивали. После моего ухода здесь работала два парня в качестве стажёров, но никого по фамилии Хара точно не было, я с ними знакомился.
Я смотрел на него и не втыкал.
- Я здесь не главный, так что тебе лучше спросить у кого-нибудь другого. Возможно, я просто не знаю того, что тебе нужно.
Не попрощавшись, я поплёлся обратно в зал без сопровождения.

К концу третьей недели, я впал в глубокую депрессию. Выпал из рая прямиком в ад. В аду не может быть жарко, там нет пекла. Сплошной лёд, пробирающий до костей равнодушный ветер без порывов и критически низкая температура. Если ты закроешь глаза, то уснёшь, то умрёшь. Мне нужно было держаться, потому что он мог вернуться. Он должен был вернуться. Мой Тошия. Я ждал.
Сезон дождей закончился, всё чаще светило радиоактивное солнце. Я сидел под ветвями ивы, на знакомой скамье, уставившись в одну точку на траве, постепенно постигая таинство жизни под ногами. Враньё. Я был настолько убит отсутствием мыслей, что мог неотрывно пялиться в одну точку часами.
Ко мне подсел мой лечащий врач, я не обратил на него внимания, поглощённый той самой точкой на земле. Он не спрашивал разрешения присесть, просто опустился с другого конца скамьи и закурил (на территории запрещено курить). Выпустив дым, спрятал пачку сигарет во внутренний карман. Я этого не видел, но каким-то образом всё чувствовал, только через призму или очень толстое стекло.
- Не против, если посижу с тобой?
- Вряд ли это место займет кто-нибудь ещё.
- Ты очень любезен.
- Вы мне льстите.
- Сколько цинизма для твоего возраста. Познакомься мы при других обстоятельствах, решил бы, что тебе девятнадцать.
- Были б другие обстоятельства, мы бы с вами не познакомились. – парировал я, но совершенно его не задел – нечего задевать.
- Каору. – позвал он меня, пришлось оторваться от своего занятия и посмотреть на него, - Ты ведь не заметил, что теперь принимаешь другие дозы и другие препараты, так?
- Что это значит?
- Это значит, что ты подвёл моё доверие. Видишь ли, на каждый запущенный случай есть процент чуда - когда человек приближается самостоятельно или с помощью других сил к исцелению. Отрицать это бессмысленно, кем бы я ни был, даже человеком в белом халате. Когда твоё поведение резко изменилось, я не нашёл этому никаких объяснений, ни единой зацепки, кроме внезапного скачка гормонов и, как следствие, новых химических реакций в организме. Проще говоря, я ждал чуда.
Сигарета тлела в его длинных и прямых пальцах, какие встретишь крайне редко. Я смотрел в его глаза, объятый ужасом. Он дал мне ключ, и я стоял у двери, за которой была правда. Тошия очередная моя галлюцинация? Но этого быть не может. Всё, что происходило между нами, было в реальности, я чувствовал!
- У тебя ведь больше не было галлюцинаций? По всем пунктам первого круга обследования – ты миновал точку невозврата. Теперь есть шанс. Если всё будет идти так же, ты…
- Док. – позвал я.
- …что?
- Идите в жопу. – глядя в глаза.
Я встал, поправил плед на плечах и двинулся к своему корпусу. Но развернулся и прищурился от яркого солнца, глядя на доктора. Ниимура продолжал курить, будто ничего не случилось.
- Все, что видимо – тщетно.*(« Gaika, Chinmoku ga nemuru koro»)
Тоору замер с сигаретой в руке, упираясь в меня острым клинком взгляда, без эмоций, ни один бы человек не смог докопаться до того, что скрывалось под его черепной коробкой в тот момент. И я тоже. Но я чувствовал, что ему больно. Он был куда больнее меня, страдал сильнее, умирал медленнее. Боль от метки уникальности и неповторимости характера.*(«Vinushka») Мне стало его жаль, и я растерянно опустил глаза, прислушиваясь к своему дыханию, вздымающейся грудной клетке. Поклонился и отвернулся. Здесь было больше нечего делать.
Большинство пациентов на прогулке сидели в тени, им запрещалось находиться на солнце, так как существовала опасность приступа эпилепсии, перегрева и других прелестей. Я прогулочным шагом пробирался по газону к своему корпусу. Моё тело впало в отчаяние, с трудом слушалось.
Тошии нет. Его не существует.
Я остановился и поднял глаза на солнце, ударившее мне по глазам. Удар отдался болью в где-то внутри головы.
Тошии никогда не существовало. Это вселенская шутка? Рок? Я хочу выдавить себе глаза.
Открываю их и вижу зелёную лужайку. Смотрю на свою руку, верчу её, осматривая ладонь с внутренней и внешней стороны. Солнце греет мои тёмные волосы. Как бы я не хотел этой солнечной погоды, этого разговора, этой жизни. Истинная ценность вещей начинает казаться жестокой.*(« Ware, Yami to te...»)
Ухмылка. Я не уверен, смогу ли сделать шаг, сдвинуться с места, послушается ли тело…
Моё стремление к жизни, моё возбуждение и счастье всего лишь отказ от препарата, к которому меня пришили намертво. Я жертва своей собственной болезни. Я и есть мой единственный враг. Всегда им был и буду, как и они, как Ниимура… этот безнадёжный.
Поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него, но на скамье никого нет.
- Каору!
Я обернулся, услышав своё имя голосом Тотчи. Он бежал через лужайку и уже через мгновение остановился передо мной, опираясь руками на колени, пытаясь отдышаться. Наконец, выпрямился и посмотрел на меня, улыбаясь, щурясь от яркого солнца.
- Прости. Ради всего святого, прости. Я сильно заболел, никак не мог тебя предупредить, иначе кто-нибудь догадался бы. – одной рукой он упёрся в бок, который видимо кололо. – Но теперь я снова тут. С тобой. И знаешь что?
Я был в шоке и долго молчал, разглядывая его лицо.
- Что?
- Я слышал, что ты делаешь успехи и идёшь на поправку.
- Тотчи, я не могу идти на поправку. Например, способность к запоминанию ко мне не вернётся, это необратимый процесс, как и многое другое.
- Ты ужасный пессимист, Каору-сааан! – протянул Хара, приобнимая меня за плечи и разворачивая, ведя к корпусу.
- Я просто здраво рассуждаю.
- Ты знаешь, странно слышать это от человека с шизофренией.
- Я иду на поправку. – с укором сказал я, покосившись на Тошию.
- Ах ты плут! – смеясь, потряс меня за плечо, прижимая к себе. Его довольная улыбка, смеющиеся морщинки у глаз. Я такой осёл… как можно было подумать, что он галлюцинации?



***
- Ниимура-сэнсэй? Можно? – позвал мужчина в белом халате и тёмных брюках, натёртых до блеска туфлях, стоя в дверях.
- Да.
- Спасибо.
- Я к вам по делу. Прослышал, что у вас есть один пациент, которому вы сократили дозу перфеназина, на фоне его резистенции к хлорпромазину, а впоследствии исключили совсем.
Тоору сидел идеально прямо в своём тёмном кресле, ног из-под стола не было видно. Он создавал впечатление пассивного слушателя, искренне уверенного в своей непричастности к разговору. Такой нрав молодого специалиста многих психиатров нервировал и возмущал.
- Да. – снова коротко ответил Ниимура, думая про сигареты во внутреннем кармане.
- Как вы объясните прекращение галлюцинаций у пациента?
- Никак.
Коллега опешил и уставился на мужчину.
- У вас есть доказательства отсутствия рецидивов?
- Есть.
- Какое?
- Прямое.
Ниимура повозился и достал песочного цвета папку из выдвижного ящика, кинул перед коллегой.
- Читайте.
Мужчина хмурясь осмотрел Тоору и развернул к себе папку прямо. Открыл и прочитал вверху:
Имя: Каору
Фамилия: Ниикура
Далее дата рождения, полных лет, последующая информация. В конце папки была прикреплена отдельная тонкая папка. Мужчина в халате поднял взгляд на Ниимуру, тот кивнул ему. Коллега читал содержание документа, изредка протирая лоб платком из кармана халата.
Наконец, захлопнув папку, он встал с кресла и подошёл к скучающему у окна лечащему доктору Каору.
- Вы на полном серьёзе приставили этого мальчика к нему?..
- Результаты очевидны. Разве нужны какие-то комментарии сверх того?
Мужчина часто заморгал, опуская взгляд, судорожно соображая и облизывая пересыхающие от частого дыхания губы.
- Это с самого начала и был ваш план действий?
- За кого вы меня принимаете? Я не бог. Всего лишь психиатр.
- Всего лишь психиатр… - повторил эхом его коллега и развернулся, постоял, направился к двери. Но у выхода обернулся к доктору. – Выходит, это чистая случайность?
- Не совсем. Иллюзия сладостного переплетения одинакова везде.*(«Red Soil»)

back