Каждый раз, просматривая старые записи группы, Руки придавался легкой грусти. Время неумолимо двигалось вперед, безжалостно разрушая все старые связи, стирая последние малейшие цепочки отношений, и Таканори боялся, что однажды настанет час, когда он потеряет всех. Тех, кто поддержал его когда-то, когда ему было особенно тяжело. Тех, кто понял его и принял таким, какой он есть. Тех, кто стал его настоящей семьей.
Руки мог улыбаться, шутить, выглядеть на удивление приветливым, но все это было только видимостью. А настоящие чувства, они были там, глубоко внутри. Отгороженные от окружающих плотной стеной, запертые за железной дверью с большим амбарным замком. И, не дай бог, кому-то было узнать что на самом деле скрывалось глубоко в самом сердце.
И пусть сейчас все было хорошо – группа двигалась вперед, конфликтов не было, отношения с Рейтой, длившиеся уже несколько лет, были крепкими и ровными, без серьезных ссор и недопонимания, но, несмотря на все это, Руки боялся. Потому что время шло.
Руки не любил просматривать старые записи группы, но, почему-то, с каким-то садистским удовлетворением время от времени делал это, словно сверяя, насколько все изменилось. Насколько изменился он сам. Это были тихие одинокие вечера, когда он включал один из слегка поцарапанных дисков и отгораживался от мира пеленой воспоминаний. Раз в пару месяцев, не чаще.
Это бы как раз такой вечер.
Руки перемотал первые несколько минут и нажал на "play". С экрана ему тут же улыбнулось до боли родное лицо, обрамленное длинными светлыми волосами, закрывающими большую часть этого лица, которое и без того было спрятано за повязкой. Таканори невольно улыбнулся. Когда-то Рейта был жутко стеснительным юношей и смущался выступать на сцене. Сейчас же это был взрослый мужчина, о былой неуверенности которого только повязка и напоминала. Эдаким памятником прошлого, ставшим неотъемлемой частью имиджа.
Когда-то Рейта боялся даже просто прикоснуться к Таканори, боялся, что его оттолкнут, а сейчас именно он был главной опорой вокалиста, за которую тот судорожно цеплялся. И недалеко мог быть тот день, когда Акира оставит его, поняв, что получил не того, кого думал. Руки боялся этого.
Так же и остальные. Они все поменялись, они стали взрослее и сильнее. А Руки? Он оставался тем, кем когда-то. Менялась только внешность, но внутри от был все тем же молодым юношей, переживания которого выливались в песнях, от которых щемило сердце и хотелось плакать. Только мало кто догадывался, что эти переживания искренни, а не выдуманы ради наживы и рейтингов.

Досмотрев концерт до конца, Руки медленно поднялся с пола и выключил телевизор. От долгого нахождения в одной позе, да еще и на твердой поверхности, все тело затекло и побаливало. Сделав несколько шагов взад-вперед, чтобы разогнать кровь, парень все-таки направился в спальню. Он не хотел спать, особенно после всех мыслей, что в который раз заняли его голову, но это было необходимо для организма. Кому нужен обессиленный вокалист, не способный перенести концерт? Конечно никому...
Руки осторожно забрался на кровать, стараясь не разбудить уже спящего на ней Акиру, и пристроился у того за спиной. Рейта даже не пошевелился, когда холодный нос Таканори уткнулся ему в шею, а рука бережно обняла за талию. Казалось, он спал очень крепко, без сновидений, и Руки внутренне позавидовал ему – сам парень не мог спокойно спать по ночам, он боялся, что однажды заснув, он может проснуться в одиночестве, оставленный всеми. Поэтому Таканори спал всегда очень чутко, остро реагируя на любые движения и шорохи. И сейчас он тяжело вздохнул, прежде чем закрыть глаза и еле слышно, скорее самому себе, прошептать: "Нэ, Рейта... Вот ты сейчас спишь и даже не подозреваешь, как сильно я боюсь тебя потерять...".
Руки не знал, что после этих слов блондин открыл глаза.
***
Той ночью Руки так и не уснул. Точнее, несколько раз он засыпал, но его сон длился не дольше десяти минут, после которых он, вздрагивая, просыпался.
В первый раз ему снилось, что он стоит посреди улицы и смотрит в витрину магазина, в самом центре которой находится журнал, обложка которого сообщает всем прохожим, которых почему-то совершенно нет на одной из оживленнейших улиц Токио, что известная группа the GazettE прекратила свое существование.
В другой раз Руки приснилось что-то подобное, только теперь обложка сообщала, что the GazettE сменили вокалиста.
В следующий раз не было даже обложки. Вообще ничего не было. Только улица, на которой был только Таканори.
Из-за всего этого, наутро Руки был так вымотан, словно всю ночь давал концерты, а не лежал в кровати, что не могло ни сказаться на работе.
Запись проходила отвратительно. В студию пришли все ребята, потому как после записи вокалиста должно было проходить организационное собрание, но вот уже три часа все бесцельно блуждали по помещению, время от времени выходя покурить, потому что вокалист никак не мог завершить запись последней песни. Голос Руки то и дело срывался, заставляя возвращаться назад и переписывать кусок заново. Под конец он уже был готов охрипнуть, но Рейта попросил одного из звуковиков, чтобы тот отпустил Таканори, перенеся запись на другой день.
Руки видел, как ребята недовольно на него поглядывали, и ощущал себя провинившимся ребенком, который не смог выполнить то, что от него требовалось. Один за другим парни начали уходить из помещения, даже не прощаясь с вокалистом, отчего тому показалось, что вот он, тот день, когда он останется один. Совсем близко. По ту сторону тяжелой металлической двери.
Не выдержав, Руки выбежал из комнаты и побежал на крышу, где ему всегда было спокойнее всего. Он даже курить всегда ходил туда, а не в курилку, даже когда на улице была плохая погода. Это было единственное место, где он не боялся оставаться один.
Стоя возле металлической решетки, отгораживающей мирок крыши от внешнего, Руки смотрел на заходящее солнце и теребил в руках зажигалку, на которой было выгравировано судьбоносное the GazettE. Слово, изменившее многое. Группа, изменившая многих. Для Руки она значила намного больше, чем все представляли. Для него она значила жизнь. В прямом смысле этого слова.
Таканори отчетливо понимал, что один он не сможет. Ни морально, ни физически он не выдержит давления этого мира, если ему не на кого будет опереться, если его все оставят. Когда его все оставят.
Глядя на умирающее в вечере солнце, Руки не заметил, как дверь на крышу отворилась и к нему медленно, словно боясь спугнуть, подошел Рейта.
- Руки, ты ведь знаешь, что связывает членов настоящей семьи? Я сейчас говорю не про кровную семью, а про духовную, которая образуются благодаря нашим истинным чувствам, а не в силу особенностей природы. – Акира обнял парня за талию.
Таканори сильнее прижался к блондину спиной и, закрыв глаза, откинул голову на сильное плечо.
- Что?
- То, что какими бы ни были отношения в этой семье, будь то ссоры, обиды, недопонимание, семья остается семьей. Ее члены всегда поддержат друг друга в трудной ситуации, они не оставят друг друга и не бросят на произвол судьбы. Они навсегда связаны. Поэтому запомни, Така, что бы ни произошло, не забывай – мы твоя настоящая семья. Мы всегда будем с тобой. Пусть иногда мысленно, далеко, по другую сторону, но мы будем рядом. Ты никогда нас не потеряешь. Меня в первую очередь.
А сейчас пошли внутрь. Ребята сходили до магазина и купили тебе лекарство для горла и большой торт. Будем отмечать окончание записи.
Руки не любил показывать свои слабости, но сейчас он не сдержался и позволил горячим слезам прочертить пару мокрых дорожек на щеках. Рейта медленно провел губами по этим невесомым следам и сжал объятия еще сильнее. Уткнувшись лицом в немного взлохмаченную макушку Таканори, он услышал тихое "Спасибо", и это стало своеобразным финалом. А точнее, концом всех страхов.

back