«К отлету души приготовиться... три, два, один» – фраза из американского фильма, но боже, как кстати.
Цвет – красный. Слишком раздражающе, я бы предпочел синий или уж холодный белый. А еще лучше – маленькие лампочки на полу, бросающие мистические отсветы на стены, так завораживающе... В такие моменты мне хочется лечь на пол, раскинув руки, и смотреть, смотреть, как столбики света тянутся вверх по обоям. Ползут змейками, пока не растворятся в черноте под моими ресницами. Пока я не засну прямо на полу, как это бывало неоднократно.
...Сейчас, мой друг, вы застали уже самый конец сказки, которую я хотел бы рассказать. Но я ведь сам начал не с того, пожалуй, стоит исправить ошибку, и начать все с начала. Тогда стоит вернуться немного назад и рассказать в небольшом лирическом отступлении о неком веществе – сладкой дурманной дымке Индии, к которой трудно привыкнуть. Но еще труднее – соскочить.

Если мое первое знакомство с кальяном прошло достаточно спонтанно и не оставило особых впечатлений, то тот самый вечер, уже много позже, я помню во всех мелочах.
Тогда шел сильный дождь, я приехал домой затемно. Никогда еще так не выматывался...
Вы знаете, что такое сидеть ночь напролет без сна в пустой квартире? Особенно – когда прошедший день очень ясно дал понять, что все катится к чертям, и нет в этой проклятущей жизни ровным счетом никакого просвета? Когда хочется выть, метаться по комнатам, бить посуду, срывать со стен дорогие ткани, швырять на пол картины и канделябры... А потом царапать себе руки осколками саксонского фарфора, выцарапывая там какие-то совершенно немыслимые слова?
Когда просто чувствуешь, что одно неосторожное движение способно принести долгожданный покой. Да... Понять это могут лишь те, кто подустал жить. Иногда подобное случается и со мной, но если раньше все заканчивалось кризисом в две недели, полным хаосом в доме и потом еще парой дней истеричной боязни солнечного света, то теперь у меня есть кое-что, что позволяет перенести психоз, обернув его из проклятья в удовольствие.
Держу пари, вы скажите, что это невозможно. И будете весьма неправы...
«Добрый вечер, дамы и господа, я хочу предложить вам лекарство от мыслей на самый разный вкус...»
Вкус... Я нашел своей, выбрал. Это – поразительная смесь горечи и сладости, мягкости и колкости, когда чуть пощипывает губы, но через трепещущие ноздри выходит восхитительный жемчужный дым с ароматом мелиссы. Мягко, волшебно.
...Но тот вечер стал особенным. Не помню, что именно вывело меня из себя, достало окончательно, но это явно было что-то сиюминутное. Была весна, а весной люди становятся крайне раздражительными. Даже я, несмотря на то, что давно привык считать себя человеком выше эмоций. И даже чуточку человеком выше остального человечества. Но ведь, наверное, это где-то и в самом деле так?
Я не отвечал на звонки, недвусмысленно послал Джуку по сотке, после чего решил в очередной раз попробовать испытать острые ощущения. Да, мне иногда это нужно. Мне иногда нужны сильные эмоции, видимо, потому что в моей повседневной жизни я так привык обходиться без них. Доза повышенной эмоциональности – так редко... А потом в глухое подполье, очень надолго, но, так или иначе, храня в памяти каждое мгновение безумия, которого никто, кроме меня, никогда не увидит.
Это в какой-то степени похоже на каникулы.
В тот вечер я как раз решил «выехать». Поэтому звонок Казуно был очень кстати. Да и сам он приехал очень кстати, без лишних слов запихнув меня в машину и повезя черти куда... Не помню дороги, может, потому что это просто не имело значения для того, чтобы отложиться в моей памяти.
И вот тогда произошло мое второе знакомство с кальяном. С моей маленькой страстью, отлично работающей в паре в первоклассным опиумом. Такой дуэт... Если бы я мог, я написал бы им музыку. Если бы могли – они бы спели мне, но я слышал такие божественно-искаженные голоса только в неоновом блеске кайфа. И то редко. Они так редко поют мне...
- Сиди, расслабляйся. Или помочь тебе, мм? – Казуно уже улыбался мне, вяло фокусируя взгляд с расширенными зрачками. Он всегда предпочитал растительным наркотикам более тяжелые, синтетические, и насколько я помню – брезговал героином, пристрастившись нюхать аристократический белый яд. Кокаин, две дорожки, стеклянная трубочка с цепочкой. Он говорил, что купил эту штучку в Индии, а может – просто соврал, желая произвести эффект. Впрочем, это не имело значения для меня.
- Справлюсь.
- Уверен?
Тяжело опустившись на колени между моих ног, Казуно оперся руками о мои бедра, качнувшись вперед. Забавно, он никогда не испытывал ко мне ровным счетом никакого влечения, но в те редкие «пару раз в месяц» готов был сделать что угодно, лишь бы в очередной раз трахнуть меня, как обычно стараясь уложиться в полчаса. В те полчаса, пока в его крови бушует кокаин.
...Но в тот первый раз он не сделал ничего, только вставил мне в губы трубку с кальяном, и шепнул на ухо, чтобы я по первости не особо увлекался.
- Я не хочу потом откачивать тебя, лидер-сан. Так что не жадничай.
Недоверчивость в моем взгляде пропала начисто после первой же затяжки. Это было похоже на головокружительный прыжок в бездну – по телу пробежала искра и какой-то холодок. А когда я попытался выпустить дым через ноздри – меня тут же с непривычки прошибло и выгнуло дугой.
- Я ведь говорил... Дай сюда.
Казуно забрал трубку, стягивая мое ослабевшее размякшее тело с кресла, и тут же отымел меня, тупо распяв на полу, даже не удосужившись стянуть шмотки. Я не мог, да и не хотел останавливать его, просто наблюдал сквозь прикрытые ресницы, почти не чувствуя прикосновений и широко раздвинув ноги, но душой я уже был где-то высоко-высоко.
В крови бушевало что-то новое, что-то ранее мной неизведанное. Это было как стекло по венам, как ток, как иголки под кожу – и больно и приятно. До дрожи.
...А потом ошалевший от кокаина Казуно предложил мне своеобразный коктейль. Мы смешали опиум-сырец и кальян, добавив пару капель абсента.
И вот тогда я в первый раз увидел Ее.

* * *
Потолок берлоги, куда меня притащил басист, был безупречно-белым. Блуждая по нему взглядом, я старался найти хоть один маленький изъян, чтобы уцепиться за него взглядом, как за гвоздь, вбитый в стену, и удержаться на плаву. Не ускользать в сапфировый блеск извивающегося пространства, готового меня поглотить сию же секунду. Я лежал на полу, а казалось – держался пальцами за потолок, не падая каким-то чудом. В плечо мне тихонько дышал Казуно, дрожа, уже готовясь к приходу – на него всегда действует быстрее, но и быстрее отпускает. И это очень огорчает его.
Я помню, что вертел перед глазами собственные кисти рук, и они казались мне неправдоподобно вытянутыми. И уже собирался окликнуть Казуно, чтобы он посмотрел на это и посмеялся вместе со мной, но тут что-то мне помешало. Опустив взгляд ниже, я увидел, что Она сидит у меня в ногах.
Она очень сильно напоминала мне кого-то, но как ни щурился я, как ни пытался удержаться, балансируя на краю уже поплывшего сознания, я так и не смог вспомнить, где видел эту девушку.
Она была так похожа на куклу – белое лицо, черные кудри, разделенные надвое пробором и убранные в небольшие хвосты. На шее широкая полоска ткани с тонким краешком кружев, на пальцах – массивные перстни. Она начала снимать их, складывая вокруг себя, а я все смотрел, все не мог никак подняться, пока Она, не покончив со своим делом, не уселась медленно на меня, сильно сжав коленями бедра.
- Мана... – ее шепот был так похож на голос ветра. Губы пахли сладкой полынью.
Бордовая помада, четкий рисунок губ, идеальная линия тонко подведенных иссиня-черных бровей. И что-то еще, что ускользало, казалось, вот-вот я разгадаю загадку, но Она отворачивалась, прятала ее от меня.
Но я все же увидел.
Ее глаза, неестественно-серые, жемчужные, и тоже – как у куклы. Очень дорогой куклы ручной работы. И ресницы, такие длинные и загнутые, что мне тут же захотелось прикоснуться к ним кончиками пальцев.
На кого она похожа?
...На меня.
- Мана... – скользящие прикосновения моих пальцев к моей груди. Я смотрел в свои глаза, и внезапно понял, что я прекрасен. Потому что существо, представшее в золоте и тумане поплывшего сознания перед моим взором – Совершенно. Это создание – триумф искусственной, ненастоящей, суррогатной, но почти совершенной Красоты.
И это – я. Какая иллюзия... Опиумная сказка с откровенным началом и наверняка не менее откровенным концом.
Я не помню Ее тела, не помню, как Она оказалась без одежды и выгнулась надо мной, вытянулась стрункой, слегка приоткрыв ротик. В этот момент мне отчего-то захотелось поцеловать Ее, захотелось уложить на спину и трогать, изучать кончиками пальцев, как не раз я изучал себя, будучи подростком... Как столь часто делал Джука, выводя кончиком языка какие-то иероглифы на моей груди, и как не раз меня касался Казуно, испытывавший неземную страсть ко мне только под кайфом.
...И вот Она уже подо мной, слегка прикрыла глаза, и в самом деле, как куколка. На лице – никаких эмоций, только чистая красота линий, плавных и совершенных, и тяжелые веки. Такой томный взгляд странно заводит.
- Моя куколка...
Вдохнув запах Ее кожи, тонко звучащий где-то в области шеи, я почувствовал головокружение, в паху сладко заныло, словно невидимые веревочки удовольствия завязались узелком внизу живота.
Была ли Она все еще обнажена, или на Ней была одежда – мне не удалось запомнить этого. Только чувство Ее бархатистой кожи и острых краешков кружев посылали по телу незримые разряды тока.
Я хотел Ее.
Я хотел Ее так, как не хотел прежде ни одну женщину, ни одного мужчину... Это даже страстью назвать было нельзя – это был стихийный, первобытный голод.
Чувствуя под губами кровь, мне казалось очень удивительным то, что эта сладкая девочка, это маленькое Совершенство – существо из плоти и крови. Она не показывала боли, только чуть жмурилась, когда я начинал покусывать и вылизывать ее соски, уже вздыбленные от острого желания. Иногда мне казалось, что я сошел с ума – ласкал самого себя, ужасно хотел как можно грубее трахнуть самого себя, притом, что тело было восхитительно-женственным, а лицо – моим. Порой Она становилась очень нечеткой в моих глазах – это играл дурман, то сужая, то расширяя пространство, раскачивая мир вокруг, словно маятник.
...Она царапала меня ногтями, но молчала. Даже дыхание не сбилось, даже не растрепались черные кудри, хотя я с силой входил в Нее, широко разведя стройные ноги, жадно лапая бедра и ягодицы, зная, что появятся синяки. Только раз Она позволила себе слабость – жарко выдохнула мне на ухо что-то, когда ее затряс ослепительный, горячий оргазм.
Я кончил одновременно с ней, приподнявшись на руках и запрокинув голову назад. Ума не приложу, куда делась моя одежда, но я был абсолютно голым. Только распушенные волосы привычно щекотали плечи. В последний раз толкнувшись бедрами, я обессилено падаю на нее, хватая ртом воздух, чувствуя, как ее пальцы рисуют что-то на моей спине, а ноги все еще сомкнуты вокруг талии. И вдруг я различаю, ЧТО она шепчет...
- Я прекрасен... Прекрасен... Я – Совершенство... Я люблю...
Голос – низкий. Мой. Глубокий и глуховатый, который никто никогда не слышал. Открыв глаза и подняв голову, я смотрю на Нее, и вижу, что Она улыбается. Улыбается моей улыбкой, которую тоже не видел никто.
- Я прекрасен... Я – Совершенство...
Повторяю эти слова за Ней, а может – сам за собой, крепко сжимая в объятиях нежное тело, опуская Ее ноги и в изнеможении проводя ладонью по бедрам, запачканным потеками спермы.

* * *
...- Мана, твою мать, ну ты и извращенец!
Казуно смеется, а точнее – ржет, выпуская струйку фиолетового дыма, а потом склоняется, чтобы ущипнуть меня за сосок.
- Знаешь, забавно, да... Мне очень понравилось.
Разлепляю веки, замечая, что сапфир, кажется, стал блестеть чуть более тускло. Надо бы «догнать», ведь в конце-концов, сейчас еще только полночь.
- В смысле? Что тебе понравилось?
Завязав пояс на бордовом халате, Казуно подает мне трубку, а графин уже вновь щедро наполнен самым прекрасным ядом на свете.
- Как ты тут кувыркался. Такое чувство было, что сам себя трахаешь.
- А может, так и было... – задумчиво, делая затяжку и откидывая голову ему на плечо.
- Надо бы рассказать это Джу-тяну. Видно, он тебя плохо удовлетворяет, если ты занялся эстетическим онанизмом.
Неопределенно хмыкаю, вдруг подумав, что Джуке и в самом деле стоит принять участие в наших с басистом забавах. Тогда Казуно, по крайне мере, не будет скучать, пока я буду занят своей красавицей. Своей маленькой куколкой, хрустальным Совершенством, сутью которой являюсь и я сам.


Наверное, именно с той поры я начал ждать этих «пару раз в месяц» с особенным нетерпением. Это было похоже на каникулы, на какое-то сверкающее, исполненное иллюзий свидание с самим собой.

back