if only i had

as white as yours
up into the sky
i'd surely fly
angel
(c) Angel’s Tale

2001г

«Да, плохие районы есть в любом городе, но почему Хироки удалось найти такой даже в Лондоне? И ладно бы только это, но этот деятель умудрился еще и потеряться».
Хайд устало улыбнулся. На самом деле он даже был рад неожиданному одиночеству. Съемки в Лондоне подошли к концу, завтра они вылетают в Японию. «А я так и не успел в полной мере насладиться магией этого места», - он снял черную перчатку и попытался словить клочок пушистого тумана. Руки коснулась приятная влага. Не то что бы он верил во всю эту мистику, просто здесь все было так...по-другому. Англия – страна Шекспира, привидений и старинных замков. Собственно гениальной идеей Хироки и было исследовать один из них – ему страсть как хотелось воочию убедиться в существовании жизни после смерти, пусть и в такой неприглядной форме. Хайд хмыкнул, представив парящую над землей простыню с вырезами вместо глаз и кандалами, вопиющую дурным голосом традиционное «Бу-у-у».
Туман сошелся плотной непрозрачной стеной, будто кто-то опустил мохнатый занавес, скрыв узкую улочку и аккуратно выложенную мостовую, блестящую в призрачном свете фонарей...Хайд сделал несколько шагов вслепую и неуверенно остановился. Больше не было слышно ни приглушенной людским гомоном музыки – играли что-то медленное, на ставшем привычным английском - как и самого гомона, казалось, все люди неожиданно пропали с лица земли. Исчезли и потрепанные временем стены маленьких особняков, так близко стоящих друг к другу. Сердце учащенно забилось. Молочный кисель вздрогнул.
- Интересно, в Англии всегда такие туманы? – Хайд прошептал тихо, боясь потревожить мертвенную тишину.
- Вовсе нет, хотя я бы сказал они здесь – явление далеко не редкое, - из белизны вынырнула рука, предлагая рукопожатие. С этим прикосновением вернулось и ощущение реальности. Волос коснулся мягкий шепот ветра, серебристая мгла затрепетала, пропуская сквозь себя одинокую карету, позволяя очертаниям домов вернуться на законное место.

1600г

- Вы так долго стояли у входа, я подумал, наслаждаясь ночью, и не смел вас тревожить. В конце концов, не так часто встретишь человека, способного понять ночь. Давайте зайдем внутрь, здесь немного промозгло.
Хайд с интересом рассматривал неожиданного знакомого: средних лет, короткие пряди темных волос, неаккуратно спадающие на лоб, бородка клинышком, вполне европейское лицо (для Хайда они всё равно практически все были одинаковыми), темный пиджак странного покроя и какие-то совсем уж смешные штаны, туфли с большими пряжками. Хайда привлекли живые глаза и плескавшиеся на их дне тысячи вопросов и нерассказанных историй.
- Я угощаю, - незнакомец по своему понял заминку Хайда.
- Нет-нет, я просто...задумался. Идем, - Хайд отметил про себя странный английский незнакомца, впрочем, в этом городе все было странным.
- Вы иностранец, не так ли? Сюда редко забредают даже обычные граждане, а тут такое...Вы не против, если я займу немного вашего времени?
- Нет конечно.
Они прошли в незаметную снаружи дверку, Хайд и правда все время стоял возле нее. Паб встретил душным уютом хорошо натопленного помещения. Мягко светили большие толстые свечи в вычурном деревянном абажуре, разбрасывая там и сям изогнутые линии теней. Они устроились за одним из столов, заказав у подошедшей девушки пива. Хайд засмеялся, когда она, застенчиво улыбаясь, назвала его blond-haired boy.
Незнакомец, назвавшийся Уиллом, поддержал его веселье.
- Вы очень молодо выглядите, хотя по глазам я вижу, вы пережили уже много.
- Да, в общем-то, похвастаться особо не чем...разве что...я певец, - пиво оказалось необычным на вкус, но приятным.
- Я попрошу вас об одолжении...Вы не могли бы рассказать мне историю? Сейчас для меня очень важно услышать ее именно от вас, я чувствую, я мог бы написать о Вас поэму.
- Поэму...? – Хайд горько улыбнулся, - Что бы вам такого... – алкоголь медленно расползался по телу блаженным теплом, затуманивая мысли, выталкивая на поверхность воспоминания...мертвые.
- Мертвые воспоминания? – оказывается, он сказал это вслух.
- Сейчас хорошая ночь, что бы ненадолго оживить их...Луны нет.
Уилл подал знак официантке и им принесли душистый глинтвейн в изящных глиняных чашках.
- Тогда закончилось мое детство. Сколько мне было тогда – 15, 16? – он неопределенно махнул рукой, продолжив, - Aki ni...Осенью я встретил ее...Ливень, казалось, снесет ее с тонкой перекладины моста, но она просто стояла, слегка прикрыв глаза, и что-то шептала...как я узнал позже – стихи...она очень любила Шекспира, хотя я никогда не понимал почему. А у меня был зонтик и еще не растраченная юношеская любовь, мне так хотелось ее кому-нибудь подарить...Ты когда-нибудь целовался под дождем? Наверняка...тогда я еще не понимал, но теперь знаю – так целоваться можно только под дождем. Мы медленно шли к ее дому, болтая о всяких глупостях, а она все время заглядывала мне в глаза, говорила, что в них горит огонь, теплый, как пишут в книжках, называла это любовью, махая передо мной промокшим сборником сонетов. Я только смеялся. Она казалась мне избавительницей. То ли от одиночества, то ли...Я хотел полюбить...Просто. Тогда я еще верил в вечную любовь, как у Ромео и Джульетты, как у Джона с Йоко...сейчас мне сниться иногда, что то была настоящая любовь...ai...потому что ее разорвала смерть. Я пел ей, знаешь...когда поешь кому-то, кто тебе не безразличен, возникает чувство, что у тебя появляются крылья...и она называла меня ангелом, можешь себе представить? меня, который уже тогда пережил слишком много, что бы оставаться светлым. Смотря в ее большие темные глаза, я всегда видел там отражения звезд, как будто ночь поселилась в них...даже днем, когда солнце светило непереносимо ярко в обсидиане ее глаз плясала искорка лунного огня. Как недолго...год? может меньше...в дождливую ночь я бежал, растеряв все остатки мужества, на которое был вообще способен, бежал к тому самому мосту, к той речке, потому что она оставила одно единственное письмо...на прощанье...кусочек сонета:

Ты вновь и вновь найдешь в моих стихах
Все, что во мне тебе принадлежало.
Пускай земле достанется мой прах, -
Ты, потеряв меня, утратишь мало.

С тобою будет лучшее во мне.
А смерть возьмет от жизни быстротечно
Осадок, остающийся на дне,
То, что похитить мог бродяга встречный,

Ей - черепки разбитого ковша,
Тебе - мое вино, моя душа.

Она решила сделать то, на что не решался я...сохранить это чувство и унести его с собой, навсегда. Была ли то любовь? Ведь от любви не умирают...сейчас я думаю, что она была или сумасшедшей или безнадежно храброй...
- Бел твой саван, друг мой милый.
Сколько белых роз
В эту раннюю могилу
Ливень слез унес, - тихо прошептал поэт.
- Тогда я потерял свои вновь обретенные крылья, на этот раз навсегда. Так появилось вот это, - Хайд расстегнул рубашку, обнажив белоснежное плечо с аккуратными линиями вытатуированных крыльев.
- Я зарекся петь...но позже, мой хороший друг Тетсу переубедил меня...он сказал что-то вроде «раз у тебя есть крылья, ты обязан петь. Не лишай меня удовольствия лишний раз похихикать над теми высокими нотами, который ты берешь». И еще он добавил kawaii, за что я потом долго на него обижался.
Уилл сидел в задумчивости, теребя кружевные манжеты рубашки.
- Офелия, - наконец еле слышно проговорил он и начал спешно что-то записывать на кусочке бумаге, макая перо в крошечную бутылочку.
- Okashii na, - промелькнула последняя мысль, и Хайд заснул.
Во сне был лишь туман. И тревожное чувство, что он что-то забыл...Да, завтра он возвращается в Японию, что бы доснимать Kagen no Tsuki, потом...он обязательно вернется, что бы написать сольный альбом. Здесь, в Лондоне...
И вновь, 2001-й...Похоже, о «золотоволосом мальчике» Шекспир так ничего и не написал...Хотя, как знать.

you drove the sinner from me
and shone with such glory
touching me softly
my breath torn away