Если любовь моя слепа…

«Сквозь шум двигателей просторного автобуса в кои-то веки не пробивалось ни-какого ставшего уже обыденным шума – ни голосов, ни смеха, ни переборов струн, ни пе-рещелкивания клавиш.
Слово, больше всего похожее на соленый океанский прибой. Конечно, если про-изнести его достаточно медленно и правильно прислушаться.
Закрываешь глаза и перебираешь слоги, как крупные бусины четок: первый – уве-ренный, четкий и сильный, вроде волны, которая неотвратимо идет на берег откуда-то с середины океана; второй – белая шипящая пена шуршит, набегая на гладкие крупные камни, и тает в одно мгновение; последний – легкий и звонкий, короткий перестук ма-леньких камешков на дне, когда волна уже улеглась и уходит обратно...
Йошики... Йо-ши-ки...
Йо... ш-ши... ки.
Ты, будь ты трезвым, засмеялся бы, услышав подобное признание. Но у меня не тот характер, чтобы сказать тебе такое ни с того ни с сего. Да не так уж это и нужно, на-верное».
...

***

Тоши не очень помнил, что ощутил, когда, отпев без сопровождения припев Ku-renai, привычно развернулся и увидел, что за ударной установкой никого нет. Быть этого просто не могло. Он, слушая проигрыш Хидэ, решил, что Хаяши по своему обыкновению забыл сообщить ему о новой фишке, и, улыбаясь публике, принялся отыскивать его взгля-дом, лихорадочно соображая, сумеет ли с пол-оборота правильно поддержать неизвест-ный прием фансервиса. Через минуту он понял, что Йошики вообще нет на сцене и по-мостах. А на резко уменьшившемся в количестве персонале нет лиц. Конечно, песню они кое-как закончили на ритме баса; вокалист нервно пытался сообразить, что могло слу-читься, если лидер покинул их в середине выступления, но концертный драйв оставил его не сразу. В голове всплыло, что Йошики на репетиции морщился, то и дело хватаясь за шею сзади и двигая плечами… и огрызнулся на кого-то из ассистентов, сунувшегося с во-просом о самочувствии.
А потом где-то далеко сквозь нескончаемый восторженный крик зала и кулис-ные оглушительные шумы ему почудился женский истерический всхлип; а потом его схватил за плечо неожиданно серьезный Матсумото. И предчувствие катастрофы стало катастрофой.
Это был самый короткий концерт «Х-Japan». И один из самых грустных.


К Йошики никого не пускали почти двое суток. Конечно, на случай форс-мажора предусмотрено было буквально все, но Хидэ – а значит, и Пате – пришлось при-тормозить работу с группой Хидэ; Тоши как самого терпеливого и некоммуникабельного засадили за бумажную работу, не забыв увеличить количество часов, отведенных на заня-тия с преподавателями вокала и английского (оказалось, на этот счет менеджер группы имеет давние и четкие указания от Хаяши-сана), а Хис упорно терзал бас в здании Extasy Records.
Стянув с головы тяжелые наушники и нажав на магнитофоне клавишу «Пауза», Тоши проверил сотовый и лег на стол, уткнувшись лбом в руки. Новостей не было. Со-стояние тяжелое, но стабильное. Они все ужасающе быстро научились ненавидеть меди-цинский жаргон. И, как ни странно, не очень хорошо понимали, чем заполнить прорву ос-вободившегося времени. Без Йошики бурная деятельность вокруг них не то что бы оста-новилась, а как бы потеряла движущую силу. И смысл. Почему-то.
В коридоре застучали бойкие каблучки, кажется, с разных сторон; полуоткрытая дверь ничуть не уменьшала слышимость. Два обрадованных женских «komban wa!» вско-лыхнули в душе Тоши раздражение; посторонние люди вокруг в последнее время вообще его бесили. Но чтобы захлопнуть дверь, пришлось бы вставать, выпутываться из наушни-ков и провода зарядки для телефона – он горячо понадеялся, что подружки потреплются с минуту и разойдутся, в десятом-то часу вечера. Разбирать текст для аудирования тоже ка-тегорически не хотелось, и солист поневоле стал прислушиваться к рассказу о том, что натворил двоюродный братик костюмерши на прошлой неделе, что обе закопались в ра-боту и сто лет как не бывали в «той классной кафешке» неподалеку от Мейдзи и что Ми-нако из шестой группы завела потрясающего парня с целым домом в пригороде и пере-красилась в рыжий, и начала вместе с ним слушать какую-то группу Pierrot, и что… что?..
Деяма поднял голову.
- …Да, а как же теперь?.. С Йошики-саном этот ужас случился!..
- Не то слово, Нийя-тян, - голос вдруг стал почти неузнаваемым и куда более взрослым… и только теперь показался солисту отдаленно знакомым. – Хидэ-сан у своей группы и не бывал ни разу, кажется, с того концерта, остальные просто в прострации, к нему пока не пускают никого… А здесь жуть полная, все как мертвое кругом. На вид-то ничего, а на самом деле… не дай боги, Хаяши-сан не выздоровеет, и чем скорей, тем луч-ше. Я ведь видела сама, как его на каталке от гримерных к «скорой» везли, так он, бедный, как будто и не он был: боится шевельнуться, и глаза испуганные такие, как у ребенка, ну не передать!
- И что его так?.. Боль, наверное, страшная, да и позвоночник все-таки, бр-р… - Тоши почти увидел, как девушку передернуло. – А где же остальные четверо были, на сцене? Я просто телевизор сто лет не включала, и газет не люблю…
- Ну да, понятно. Конечно, зрителей успокаивали. Только толку-то? Сами тогда ничего не знали, зал чуть не в истерике, да не только… в общем, не хочу вспоминать сей-час, пока Йошики-сан в больнице, сглазить боюсь. Пусть бы выздоравливал быстрее! Я даже в храме свечу зажгла…
- Правильно, я тоже зайду, завтра же… а ты вообще-то долго занята еще бу-дешь? Куда идешь?..
- Все уже, вниз через минуту, сумку заберу, поехали вместе?
- О, отлично, здорово! Как сразу не сообразили! Ты домой или к родителям?
- Домой, только по дороге надо бы…
Голоса и перестук каблучков затерялись в гулкой дали. Тоши отодвинул прово-да, поднялся, дошел до выхода из комнаты, выглянул зачем-то в опустевший коридор… машинально потянулся, собрал вещи и вышел, забыв выключить магнитофон. Оставаться в огромном здании ему категорически расхотелось.
«…боится шевельнуться, и глаза испуганные такие… как будто и не он был…»

***
- Йошики-сан, так значит, завтра в девять? Вы точно не перепутаете? Я бы рад перенести встречу, но председатель не…
- Господин секретарь, вы мне надоели! Сказал же – хорошо, чего еще надо?! Я вам что, школьник, которого с родителями в школу вызывают?! Да, завтра, в девять, все!
Секретарь испарился. Ударник швырнул на стулья у дверей короткий плащ вме-сте с черными очками и раздраженно упал на банкетку перед роялем:
- Стоит оставить все на три дня – а бардак, как будто меня месяц не было! У нас тур, а всем как приспичило лезть ко мне со своими такими срочными вопросами!
- А у нас тур, Йо-чан?.. – нарушил непродолжительное молчание Хидэ, обни-мающий гитару в красных сердечках.
- А ты только что об этом догадался?! – язвительно улыбнулся, вскидывая бро-ви, Хаяши.
- Он будет продолжен после твоей травмы? – не прореагировал тот на сарказм лидера. – Что говорят врачи?
- К черту этих врачей!..
Тоши тревожно переглянулся с Патой и Хисом.
- У нас работа, всем ясно? Единственное, что изменилось, - так это то, что мне при-дется цеплять на себя эту дрянь! – На стол полетел ортопедический шейный корсет. – Ну и еще то, что мы потеряли несколько дней посреди тура, и разбираться с этим придется тоже мне!..
Он откинул крышку рояля, облокачиваясь на него; пальцы второй руки рассе-янно погладили белоснежные клавиши. После паузы голос зазвучал куда спокойнее.
- В конце концов… я в порядке. Все, что было запланировано, остается в силе. Отме-ненный концерт постараемся отыграть перед Final… ну, или просто забудем про него, ни-чего особенно страшного не произойдет. Через несколько дней я сяду за установку… с разрешения врача, Хидэ! Может, изменим порядок песен на следующие выступления, или паузы увеличим… Придумаем, как именно.
Хидэ уставился прямо перед собой, сузив ставшие почти злыми глаза. Йошики плечом прижал к уху оживший сотовый, заметно поморщившись.
…он ничего не бросит. Ни за что.


***
К концу 1996-го года и Далии Тоши знал гораздо больше, чем хотел, об атлан-тоаксиальном и других сочленениях, обеспечивающих мобильность позвоночника, о фиб-розных кольцах, ядрах межпозвонкового диска и связках позвоночника и капсул межпо-звонковых суставов; о том, как именно в позвоночнике нагрузки ложатся на тела позвон-ков и межпозвонковые диски, как они обеспечивают вертикальное положение тела, вы-держивают осевую нагрузку, поглощают и распределяют ударную нагрузку. Еще он мно-гое узнал о нестабильности позвоночника, ее характерных признаках, факторах, которые предрасполагают к избыточной подвижности позвоночных сегментов, критериях неста-бильности по Уайту, рентгенологических проявлениях различных патологий, а также – о неврологических проявлениях и посттравматической нестабильности. И о том, что при повреждении позвоночника действуют сгибательный, разгибательный и компрессионный механизмы повреждения, о спинальной или корешковой симптоматике и об оперативном и консервативном лечении: в первом случае – передний или задний спондилодез и их комбинация при тяжелой посттравматической нестабильности; во втором – щадящий ре-жим, ношение мягкого или жесткого головодержателя, прием нестероидных противовос-палительных препаратов, новокаиновые блокады при обострении болевого синдрома, массаж и лечебная физкультура мышц спины, физиотерапия…
Но ни разу ему не встретился пункт «игра на ударной установке». Даже в шейном корсете.


***
Конечно, тур они провели. Вопреки тому, что Хаяши не выдерживал больше одной песни за установкой, что его несколько раз за концерт уносили со сцены на руках, счастливого и еле живого от боли, обкалывали обезболивающими и возвращали обратно. Йошики злился на собственное тело, которое этой болью словно бы предавало его. Он умел делать со своим инструментом все – но сейчас он просто не мог. И ничего не бесило его так, как собственная беспомощность. Откровенно говоря… у него не было даже опы-та, чтобы справляться с этим чувством: оно было, пожалуй, первым за всю жизнь. Все прежние препятствия он давно преодолел.

***
Тоши не мог бы точно сказать, когда именно впервые в голове появилась не очень логичная фраза: «Йошики будет играть на ударных, пока есть «Х». Вывод из нее выглядел более логичным: «Значит, «Х» не должно быть».
Сначала эта мысль вызывала физическую тошноту и ком в горле, от нее начи-нала мерзко болеть голова, и он отбрасывал ее от себя, стараясь не трогать, не вспоми-нать. Она возвращалась. Через не то недели, не то месяцы реагировал он на нее иначе: от головной боли осталось ощущение постоянной тяжести в затылке и тупо побаливало в груди. В тот период он часто думал, что выражение «болит сердце» оказалось, как ни пе-чально признавать, вовсе не образным. Когда он привык к такому симбиотическому суще-ствованию с этой мыслью и смог дышать с ней, появилось следующее звено цепочки: во-прос – как сделать так, чтобы «Х» не было? И ответ на него был вполне в характере вока-листа. В том смысле, что самым простым и надежным способом будет уйти из группы. Самому.
Наступил следующий период. Период сомнений и неуверенности. Тоши боял-ся, что даже если он уйдет – «Х» останется. Что Йошики будет играть на ударных и вне «Х», вне своей группы. Что Йошики просто не перенесет потерю большей части своей жизни и ее смысла… но потом решил, что такое вряд ли случится: ведь у него оставались многочисленные сольные проекты, тот же Violet UK, классическая музыка, продюсерская деятельность… А вот видение Йошики, парализованного и прикованного к инвалидному креслу или постели, упорно не оставляло вокалиста.
Он успокаивал себя – у всех сольные проекты, все выдержат, Хису помогут так или иначе, а у Йошики есть Хидэ. Да и Пата.

Чтобы это было надежней, уходить следовало молча и без особых объяснений. Что за объяснение – перестал понимать музыку? С пятнадцати лет понимал, боготворил – и вдруг перестал.
Конечно, спору нет, такое могло случиться – через год, два, в восемнадцать или двадцать лет. Она могла надоесть, могла начать оставлять равнодушным, да мало ли что… но не через двадцать же лет!

Конечно, он не смог сказать этого Йошики в глаза. Тянул до последнего, отча-янно надеясь выцарапать, отыскать другую возможность и другой выход, какую угодно альтернативу…
А тот, садясь за ударные, зло нацепил свой ортопедический воротник и пере-кривился от боли.
- Тайшо, чего в больницу не зайдешь?!
- Сам туда ходи, Паук! В кои-то веки все доехали до собственной студии - ра-ботаем, а не языками чешем!..


Тогда на последнем концерте он пел – останься со мной – думая о другом, не о том, о чем думали все в зале. Останься хоть живой, здесь, на земле, со мной – и с ними вот со всеми… ты – столько еще, кроме гребаной ударной установки!.. И обнимал так от-чаянно, пытаясь внушить без слов это, вдыхая слабый аромат Egoist Platinum вперемешку с солоноватым запахом пота после безумного, как всегда, драм-соло.


А те месяцы наклеено улыбался днем, а по ночам лежал, стиснув зубы и умо-ляя всех богов на свете, чтобы они позволили – не думать… и не делать следующий вдох. Умирать не хотелось – хотелось перестать чувствовать и думать. Жена не понимала. Ее ладошка не могла проникнуть дальше кожи. Она плакала от бессилия и страха, и он обни-мал ее, заставляя сведенные мускулы расслабиться, поддерживал… и делал следующий вдох.

Пресс-конференция… четверо участников группы «Х-Japan». Тоши сам сказал уже своему менеджеру, ошарашенному новостью не меньше всех прочих, чтобы не трогал его неделю после официального объявления об уходе вокалиста из группы. Тот выдержи-вал удары, да не откуда-нибудь – из Хаяши-офиса. Даже выдал резолюцию «Не получали» на вопрос об уведомлении об официальной пресс-конференции. Правда, и оплачен его не-легкий труд был соответственно.
Но от одного интервью он все же не отвертелся. Конечно, Тоши нес редкост-ную чушь, едва выдерживая версию, совпадавшую с тем, что менеджер втолковывал ему накануне днем.

Куда позже он услышал, не запомнив где и от кого, цитату из интервью Йоши-ки. О «Тоши не из «Х-Japan». Наружу прорвалась усмешка. Он был целиком согласен с другом детства. Тот Тоши поверил бы, что Йошики бессмертен. Что неисчерпаемая, яро-стно-бескомпромиссная сила его духа победит боль и болезнь, как побеждала раньше все без исключения препятствия на их пути. У него теперешнего сидел внутри тот незнако-мый двадцатилетним цинизм, который не дал ему последовать за Йошики вслепую – впе-ред и вверх, не оставив себе шанса вернуться…
И он не смог. Не смог отдать его Вечности или Музыке - как пелось бы в кра-сивой песне… пусть даже самому Йошики она, скорее всего, понравилась бы.



Тоши поддерживал его весной. Немножко. Вокруг Йошики всегда было такое множество прекрасных людей, он так легко и искренне собирал их возле себя и удержи-вал, почти так же легко, как маленький гитарист, которого он провожали.
Внутри захлестывала удушающая смесь эмоций: безумная, непереносимая ви-на… и уверенность, что он поступил правильно. И что никому не пришлось думать, как ему иногда, выбирая, что лучше – умерший Йошики или парализованный Йошики.
…Но больше он об этом думать не будет. Он будет теперь думать о другом. О том, что никогда не узнает точно, не пришелся ли удар, нацеленный в «Х», рикошетом по розовой голове. Не он ли был поводом для… ухода самого живого из всех. Вряд ли, ко-нечно. Но…
Ни один из них, кажется, так и не понял того факта, что Хидэ умер. Йошики сказал, что так и не смог удалить номер его телефона из своего сотового.
Ну так никто из них не удалил. Тайджи был с ними на церемонии прощания. Их опять осталось пятеро. И все - экс.


2005-2006