Будучи простым студентом, да ещё и сиротой, жизни особо не порадуешься. Вечная нехватка денег - средств для жизни. Поэтому, остаётся только существование. Не смотря на то, что Таканори Матсумото поступил в институт на бюджет, это всё равно не облегчает ему жизнь. Чтоб оплатить коммунальные услуги однокомнатной квартиры, которую ему в наследство оставила бабушка, парень устроился работать консультантом в магазин женской одежды, а учёба не спит. Поэтому, свободного времени почти нет, а если б и было, то он не знал бы куда его деть. Все школьные друзья разъехались по всей Японии: кто в институты поступать, кто работу искать. А новые знакомства Таканори предпочёл не заводить. Нет смысла.
- Руки!
Парень раздражённо закатил глаза, ускорив шаг. Мияви хотя и компанейский парень, но слишком приставучий. А Матсумото таких людей на дух не переносит.
- Эй, Така-чааан...
- Не называй меня так, - прорычал блондин, уже не надеясь на то, что удастся скрыться от высоко брюнета. Тем более они с одной группы, а сейчас пара истории.
- Но тебе так идёт. Руки-чан. Таканори-чан. Матсумото-чан, - пропел парень. Да, Мияви любит петь. И выставлять себя напоказ.
- Ты ребёнок.
- Нет, я просто радуюсь жизни, - запрыгнув на парту, Мияви начал перепрыгивать с одной деревяшки на другую. Некоторые студенты начали возмущаться, забрав с парт тетради и книги. Но ярости подобное ни у кого не вызвало. Такое ребячество со стороны брюнета вполне привычно, тем более он только и напрашивается на лишнее внимание. Тяжело вздохнув и сев за парту, Таканори углубился в чтение учебника, этим же ограждая себя от окружающего мира. Вскоре прозвенел звонок, остальные студенты сошлись в класс и пара началась.
Родителей у Таканори не было. Точнее, они были, а возможно и есть. Впрочем, как и у каждого. Просто он их не знает. Всю жизнь с ним была бабушка, которая вырастила его, вселила в мальчика свои убеждения, принципы и интересы. А интересовало её одно – символика народов мира, религий мира. История. Когда-то она была профессором в университете, но стать доктором исторических наук женщине не удалось. Потому что родился внук, которого её дочь и зять не захотели содержать. Причин она не знала или просто делала вид, что не знает, но была рада променять символы на маленькое живое существо. На родную кровинку.
Сказать, что Таканори зол или обижен на своих родителей?.. Нет, потому что как можно ненавидеть людей, которых не знаешь? Но фамилия «Матсумото» ему далась от бабушки, отцовской парень даже не знал и не хотел знать.
Мияви, который сидел за партой с блондином, беспокойно крутился, не в состоянии усидеть на месте. И так каждый божий день, каждую пару. Почему этот энергичный брюнет прицепился именно к Таканори, парень не знает и знать не хочет. Ему всё равно. Есть только одно желание – «отстань».
По окончании учебного дня, Матсумото попрощался с однокурсниками и пошёл домой. Всю последующую неделю, начиная с сегодняшнего дня, у него отпуск. Заслуженный отдых за счёт магазина. На своей работе парень, своего рода, любимчик. Не обделённый внешностью и хорошими манерами, блондин «завёл» для магазина постоянных клиенток, а сам персонал тоже трепещет к нему нежнейшими чувствами.
- Рукиии!
Парень подавился пирожком, которым решил себя побаловать. Да, побаловал. Любезный Мияви постучал его по спине и начал рассказывать, какой он пугливый и что ему надо к психологу. Таканори поблагодарил за умные советы и продолжил свой путь к многоэтажке, где он живёт. Ах да, ещё одна деталь: Матсумото и Мияви – соседи. Вот только уровень квартир совсем разный. Да, брюнет довольно состоятельный. Точнее, его родители.
- Руки-чан, я знаю, что у тебя проблемы с финансами, - как бы «между прочим» протянул брюнет, развалисто вышагивая рядом. Руки хмуро покосился на парня.
- Ну да, к сожалению, из-за твоего длинного языка об этом знают все.
- Не бурчи. Я тебе вообще помочь хочу!
- Чем? Своими жалостливыми глазками? – тихо спросил Матсумото, зайдя в дом и придержав для Мияви дверь.
- Знаю я тут одного художника... Очень талантливый, а ему всего двадцать один год.
- Ага, я понял твою мысль, - наигранно подхватив идею, Таканори выпучил глаза. – Если я сегодня же начну рисовать картины, то через год, на своё двадцатиоднолетие стану известным, талантливым да ещё и богатым художником. Я слышал, что чёрные квадраты нынче в моде.
- Не преувеличивай, мечтатель, - брюнет показал язык и просунулся в лифт. На некоторое время между ними повисло молчание. Матсумото это нисколько не напрягает, вот только знает он одну загвоздку... Немного подумав, Мияви продолжит высказывать свою идею. Выйдя на восьмом этаже, Руки придержал парня за запястье и впился в красивое лицо строгим взглядом.
- Говори сейчас или никогда.
- Не хочешь натурщиком поработать? – выпалил брюнет, зажмурившись. Будто бы он ожидает, что Таканори его ударит за такое предложение. Но блондин лишь громко рассмеялся и, достав ключи с кармана сумки, подошёл к двери своей квартиры.
- Така-чан, я серьёзно.
- Ты и серьёзнознь как слон и мошка.
Хохотнув, Таканори зашёл в квартиру. При этом, конечно же, не забыв захлопнуть дверь перед носом Мияви. Придумал он... натурщик. Наверное, это самая «гениальная» идея брюнета. Хотя, в стриптизёры записаться он блондину предлагал тоже. Но это же Мияви, его глупые идеи стоит воспринимать никак иначе, как шутку. И не важно, что с деньгами действительно напряжёнка, потому что до такого Матсумото не опустится точно. И пусть кто-то там скажет, что он не ценит искусство, он лишь ответит на это «В заднице сидит мне ваше искусство».
Отдых – понятие совершенно непонятное и растяжимое. Как время. Оно началось и сразу же закончилось. Вот и Таканори, посидев час над художественной литературой, вспомнил, что на завтра ему надо прочитать уйму параграфов по мировой истории, ознакомиться с основными принципами оккультизма и раскрыть для себя его суть, а также решить пару задач по математике. Не сказать, что Таканори очень любит заниматься подобным, когда остальные студенты, наплевав на учёбу, радуются жизни. Но Руки слишком боится будущего и слишком его ожидает. Конечно же, здесь говорится не о следующей секунде, минуте, дне, неделе... Берём выше.
Вечером, в часов восемь на всю комнату раздался телефонный звонок.
- Таканори Матсумото?
- Слушаю Вас.
- Вам звонят со страховой компании.
Парень нахмурился. Понятно, значит ничего хорошего.
- Нынче покойная Хинако Матсумото застраховала всё своё имущество двадцать лет назад. Но, по контракту нашей компании, договор аннулируется через двадцать лет после его составления. Ещё неделю Вы можете быть под нашей «опекой». В течении этого же срока Вы должны внести сумму и реабилитировать контракт.
- И какова эта сумма?..
Когда Таканори услышал ответ, то душа ушла в пятки. Он не сможет выплатить столько денег. Их у него просто нет, и за неделю никак не появятся. Поблагодарив мужчину, парень плюхнулся на диван и устало потёр виски. И что теперь делать? Без страховки сегодня никак. Хотя бы из-за того, что если серьёзно заболеешь, то в больнице напрочь откажутся лечить. И то, это самое мелкое, что можно потерять.
Одолжить? И пообещать потом вернуть? Но тогда та зарплата, которую он получает еженедельно, не обеспечит ему минимально нормальное питание и все деньги будут уходить на оплату коммунальных услуг и возврата денег...
Совершенно неожиданно, незвано и негаданно к парню в голову пришла идея. Глупейшая задумка Мияви. Но, возможно она поможет, спасёт... Возможно, это не так уж и страшно – позировать какому-то старому извращенцу. Хотя, если этот извращенец не старый?..
Достав с кармана брюк свой мобильный телефон, Таканори нашёл номер своего соседа и позвонил. Он ещё не решил точно... надо просто разузнать обо всём.
- Така-чан?
Видимо, у Мияви чуть не случился приступ. Это первый раз, когда Таканори ему позвонил. И брюнет не мог определиться: радоваться ему или подождать со «счастьем».
- Привет. Слушай... я тебе по делу звоню.
- По делу? Так ты передумал?
- Не совсем. Расскажи подробнее об этом всём... – Таканори закусил губу, чувствуя, как ещё больший камень на плечи навалился. Как-то всё это неправильно... Но натурщикам обычно не мало платят. Если художник, конечно же, богатый.
- Имя художника Такашима Кою. Но я его называю Уруха-чан, - на этих словах Мияви хохотнул, а Руки закатил глаза. Да-да, даже это «Руки» ему передалось от брюнета. Вот только уже так привычно, что ей богу, как родное имя. – 21 год. Очень талантливый, довольно богатый, поэтому платить будет хорошо. И ещё... он тебя рисовать в том, в чём мать родила, не станет. Так что не совсем ты и натурщиком будешь... Ему нужны красивые люди, молодые и свежие лица. А ты, знаешь ли, весьма... ух.
Матсумото задумчиво закусил губу. Неужели всё действительно настолько хорошо, как сказал Мияви? В это очень, очень не верится. Сдув с глаз чёлку, Руки положил локти на колени и спросил серьёзным тоном:
- Секс-услуги не будут входить в оплату?
- Руки, - голос парня стал серьёзным. Мошка убила слона. – Уруха мой близкий друг и я его знаю. Да и ты же мне не чужооой... Плохого тебе не пожелаю. Так что можешь быть уверенным в сохранности своей задницы на все сто. Только если...
- Есть один нюанс? – Таканори «навострил уши».
- Знаешь, ты же сам можешь захотеть этого. И ты не смейся, я уже слышу, как твоя детская душа бьётся в истерике от услышанного, - обиженный тон. – Уруха-чан красив, богат, умён, талантлив и очень обаятелен. И пусть тебя не смущает, что вы оба парни.
- Тебе в агентство знакомств идти работать.
- Ну вот опять ты...
- Давай номер этого Урухи.
- Не-не-не... я сам позвоню. А потом перезвоню тебе.
- Хорошо. Договорились.
Отключив вызов, блондин сжал в руке телефон и впился взглядом в свои тонкие пальцы и побелевшие костяшки. Что-то в этом всём его беспокоит... Что-то не складывается. Богатый художник ищет красивые лица. В его окружении мало красивых лиц? Да и вообще странно, что Мияви завёл об этом разговор. Какая ему выгода со всего этого? Пусть он говорит, что Руки ему «не чужооой», пусть называет их друзьями, но это и близко не является правдой.
Руки не верит Мияви. И не поверит Такашиме Кою. Но попробовать стоит... вдруг какие-то деньги, да заработает. Фактически даром. Если, конечно, всё так, как сказал его однокурсник.


***


К этой встречи Руки не подготовился никак. Точнее, он хотел. И надел бы, к примеру, костюм и сделал бы что-то со своими непослушными волосами, но Мияви сказал, что не стоит так беспокоиться по этому поводу. «Ты прекрасен всегда». Иногда Руки удивляет способность брюнета говорить всё так, как есть на самом деле. Или же с лёгкостью врать. Во всяком случае, «длинноногий» не такой уж простой и недалёкий человек, каким кажется с первого взгляда. И этим он очень пугает Руки.
- Что-то мне не хорошо... – пробурчал Таканори, рассматривая огромный частный дом. К тому же весьма роскошный. И подобная обстановка ему никак не нравится.
- Не дрейфь, ты потом уходить от Уру-чан не захочешь.
Хохотнув, брюнет проскочил в слегка приоткрытые ворота. Встрепенувшись и набравшись смелости, Матсумото последовал за парнем, повторяя про себя «просто художник... это просто художник, а не какой-то мафиози».
Руки и не сомневался, что внутри дома так же роскошно и красиво, как и снаружи. Но всё же это не смогло не шокировать. Наверное, глупо даже просто пытаться описать дом состоятельных и успешных. Это просто надо видеть.
Экономка предложила провести их в комнату хозяина дома, но Мияви отказался и попросил не предупреждать художника, что гости уже прибыли. Пожилая женщина кивнула и улыбнулась. Видимо, сосед Таканори частый гость в этом доме.
Подхватив блондина под руку, Мияви потащил парня на второй этаж, переступая по две ступеньки. Чтобы успеть за брюнетом, Матсумото пришлось фактически бежать вприпрыжку. Оказавшись перед дверью в мастерскую Такашими Кою, Мияви постучал ладонью по спине Таканори, чтобы тот выпрямился и, не предупредив, зашёл в комнату.
- Уру-чан, смотри кого я тебе привёл!
Показалось, что сейчас лицо Мияви превратиться в довольный смайлик. Скептически закатив глаза, блондин выдавил с себя улыбку и перевёл взгляд на высокого и довольно красивого парня. Нет, очень красивого. Улыбка спала с лица «мелкого» и на место скептицизма пришёл шок. Удивление. И какое-то благоговение. Красивые пышные губы, аккуратный нос, широко распахнутые глаза... какой прекрасный однако художник. Правда, Руки не сразу заметил, что этот женоподобный мужчина пользуется косметикой. А когда всё-таки заметил, то всё удивление прошло и парень вскинул бровь. Но, вспомнив, что перед ним, фактически, его работодатель, натянул смирную маску на лицо и смущённо опустил глаза.
- Лицо твоих будущих картин – Таканори Матсумото собственной персоной, - представил блондина Мияви и похлопал в ладоши. Такашима Кою слабо улыбнулся, всматриваясь в лицо Руки. Кажется, он доволен выбором своего друга. Очень доволен.
- Спасибо, Мив... Ты был прав, этот мальчик действительно прекрасен.
Таканори с оцепенением наблюдал за Такашимой, который плавной походкой приблизился к нему. Художник поднял руку и протянул ладонь к щеке Руки, но так и не прикоснулся к коже парня... Его рука вздрогнула и он повернулся к Мияви, похлопав брюнета по плечу.
- Оставишь нас?
- Только если Саки-чааан приготовила для меня мои любимые мясные шарики.
- Она тебя ждёт целый день с твоими любимыми мясными шариками, - художник подмигнул и через секунду в мастерской дух Мияви простыл. Закрыв за парнем дверь, Такашима впился взглядом в Таканори и улыбнулся. Матсумото почувствовал напряжение между ними, какую-то невидимую стену... Странное чувство. И очень неприятное. Руки боится Уруху. Он не знает почему, но ему страшен этот тёплый взгляд красивых глаз, нежная улыбка притягательных губ, грация в движениях и предстоящая работа с этим человеком...
- Руки, да?
- Вообще-то Таканори... Но можно и Руки.
- Мне нравится Така, - художник опять улыбнулся, а блондин пожал плечами. Хотя он ненавидит, когда его называют Такой, женским именем. Но работодатель же, нельзя проявлять недовольство.
- А мне как к Вам обращаться?
- Прежде всего, давай на «ты».
Таканори кивнул.
- Мой творческий псевдоним – Уруха. Его мне Мияви дал два года назад. Но всё же мне больше понравится, если ты будешь обращаться ко мне просто по имени – Кою.
- Хорошо... Кою-сан.
Такашима переливисто засмеялся и, взяв Таканори за руку, повёл вглубь комнаты.
- Просто «Кою». Повтори, пожалуйста, - улыбаясь, попросил шатен, сильнее сжав руку Матсумото в своей. Блондину же показалось, что кто-то включил посреди тёплого осеннего дня отопление. И что за идиот?
В этот раз действительно смутившись, Руки опустил глаза и прошептал «Кою».
Таканори и не заметил, как пришло время ехать домой. И Мияви оказался прав, когда сказал «ты от Уру-чан уходить не захочешь», потому что так и есть. Что-то случилось... странное, неведомое до этого. Хотя блондина и пугала доброта и нежность Кою, его уступчивость и уважение мнения своего «натурщика», но это всё было настолько приятным... К Таканори ещё никто никогда не относился так по-особенному. Это оказалось чем-то похожим на то, как бабушка разговаривала с ним... отношение, как к родному человеку, как к тому, кого знаешь всю жизнь и любишь до безумия. Руки не относит себя к людям сентиментальным и глупым, он не верит в чистую людскую бескорыстность. Поэтому чётко осознаёт, что Такашима Кою не просто так любезничает с ним, не просто так это всё прокручивает... И пусть тут даже дело не в самом Матсумото. Просто художник Уруха не хочет портить репутацию романтика восемнадцатого столетия. Но это не имеет никакого значения... Кою показал Руки свои картины, а потом принялся создавать первый портрет своего «подчинённого». Поэтому, блондин уже имеет приблизительное представление о том, какой должна быть будущая картина. Мрачной и величественной. Все творения Урухи - странная смесь готики, мистицизма и модернизма.
- Останешься у меня на ночь?
Таканори остановился у двери. Предложение слишком заманчивое и желанное, чтобы его принять.
- Я приду завтра, как мы и договорились. Приятных снов, Кою.


***


Наконец-то Уруха сделал долгожданный перерыв. Хотя, скорее он был для Таканори, который устал стоять в одной позе, чем для художника, который загорелся своей новой работой. Они устроились в удобных креслах и прислуга принесла чай с круасанами.
- Така, ты прекрасен.
Парень в который раз смутился от комплимента художника. Почему в который? Всё просто: Кою постоянно говорит Руки что-то приятное, льстящее. Но, кажется, всё искренне. И блондину действительно приятно.
- Благодарю. Когда картина будет готова?
- Всё зависит от того, как хорошо ты будешь мне позировать, - откинувшись на спинку кресла, Такашима отпил чай и довольно сверкнул глазами. – Така, мне Мияви рассказывал, что вы однокурсники.
- Да, это так.
- Значит, ты тоже любишь историю?
- Да, но если точнее, то символику.
- Интересно. Расскажешь что-то?
Таканори ненадолго задумался. Рассказать или показать? Потянувшись за листком бумаги, он посмотрел на художника и тот протянул ему карандаш. Нарисовав простой круг и поставив посередине него точку, Матсумото начал объяснять:
- Это – циркумпунктум. Я думаю, как художник, ты должен был слышать о таком.
- Да, я часто видел этот знак на многих картинах времени Ренессанса, - подтвердил Такашима, слабо улыбнувшись. Руки уже давно заметил за Урухой такую привычку едва ли заметно улыбаться на его слова.
- У египтян он означал бога солнца – Ра. У алхимиков циркумпунктумом обозначали золото. Также это точка сингулярности перед Большим Взрывом... У индусов он означает всевидящее око, духовное внутреннее виденье третьим глазом, у масонов Великого Архитектора Мира, тоесть Бога. В астрономии циркумпунктум используют как обозначение солнца... Сейчас вспомню... ещё это определение божественной розы, просветления... Проще говоря, это, можно сказать, самый распространённый знак, символ. Он присущ почти всем народам мира, тайным организациям, религиям. И по большей мере означает способность человека к совершенствованию. Которого мы, к слову, никогда не достигнем.
- Потому что совершенству нет границ.
- Да, ты прав. Людской потенциал ещё совсем не открыт. И его никогда не смогут открыть полностью. Потому что без загадок мир перестанет существовать. Хотя это суто моё мнение. А если судить по логике масонов, то подобное случится... Это будет концом начала, началом конца. Апокалипсисом. И тогда люди перестанут быть людьми. Произойдёт апофеоз, превращение человека в Бога. Но, знаешь, я человек не религиозный и не состоящий ни в каких организациях, так что у меня лишь научный интерес, - Таканори улыбнулся, вскинув бровь. - А это...
Таканори опять подсунул к себе лист бумаги и нарисовал на нём кольцевую змею.
- Уроборос. Как символ целостности и раскаянья. Потом пирамида – египетский символ человека, что стремится к небесам...
- Ммм... знаешь, Така... ты мне говорил, что не очень признаёшь искусство, так как оно совсем тебя не увлекает.
- Да, говорил, - парень закусил губу, слегка расстроенный тем, что его перебили.
- А ведь то, чем ты занимаешься тесно сплетено с тем, чем занимаюсь я. Видишь ли, религия и искусство – две параллельные прямые. Так?
- Да. В своё время церковь подавляла гениев, людей, которым был дарован талант. Или же подстраивала под себя. Но что ты хочешь этим сказать? – подозрительным тоном спросил Руки. Он отставил чашку и впился взглядом чёрных глаз в лицо Кою.
- Во многих работах, почти во всех, можно встретить символику, тесно сплетённую с религийной тематикой. Тогда второе было вынужденным, сейчас же это модно. Ты понимаешь о чём я?
- Ты хочешь сказать, что я занимаюсь побочной ветвью искусства? – с долей сарказма спросил Матсумото, усмехнувшись.
- Возможно да, а возможно и нет, - Такашима пожал плечами и надкусил круасан. На его губе остался след клубничного джема и он провёл по ней кончиком языка. При виде этого Таканори затаил дыхание, тяжело осознавая, с чего такая реакция на подобное.
- Всё есть в искусстве и искусство есть во всём, - продолжил художник, отпив чай и закинув ногу на ногу. – Жизнь – это искусство. У кого-то оно цветное, яркое, красивое. А у другого тёмное, невыносимо ужасное, противное взору, но очень трагичное... А на трагедию люди любят смотреть. Любят упиваться чужим горем, чужими страданиями и мучениями. Читать её. Как открытую книгу.
Уруха замолчал, устремив взгляд на свои раскрытые ладони. На «книгу» и, видимо, о чём-то задумавшись. О чём-то своём, тайном и очень болезненном. Потому что такого выражения лица у Кою Таканори ещё не видел. Это оказалось неприятным. Неприятно видеть его таким... Таканори потянулся через стол к художнику и накрыл наполовину его раскрытые ладони своей рукой. От прикосновения холодного к горячему Такашима вздрогнул и посмотрел на Руки. Так тепло, как смотрит на него с первой встречи. Взяв его руку в свои ладони, парень закрыл глаза и на его лице появилось блаженное выражение. Матсумото удивился тому, какая быстрая смена обстановки... какой Кою хороший актёр. Но это и к лучшему. Хочется видеть его счастливым. Хотя они знакомы от силы два дня.
- Така, ты – искусство. Лучшая работа природы. А теперь... давай допьём чай и продолжим заниматься делом. Время не ждёт, а у меня ещё столько планов относительно последующих картин с тобой, - шатен это сказал таким бодрым, упитанным оптимизма голосом, что Таканори не посмел увильнут от своей «работы». Быстро допив чай, он принял позу, в какой стоял пятнадцать минут назад и всё пошло опять по кругу. Пока Такашима рисовал, блондин вспомнил о том, что он так и не выучил тему с утренней лекции про тамплиеров. Но эта мысль слишком быстро покинула его... Хотя позировать – весьма скучное занятие, но его украшает одна деталь... Деталь, которая весьма радует Матсумото. Встреча глаз. Когда Такашима поднимает взгляд на Руки, который неотрывно следит за ним... Это самые приятные, самые незабываемые моменты. И Таканори уже совершенно не смущает, что художник пользуется косметикой. Потому что уверен, что даже без неё шатен выглядит эффектно.
Сколько он рисовал? Час? Два? Три? А может и вовсе полдня? Таканори не знает. Но он устал. Устал больше чем художник для которого, кажется, рисовать его – высшее удовольствие. Наконец заметив, что блондин больше просто не в силах устоять на ногах, Такашима сделал ещё пару мазков и отпустил Руки домой.
- Останешься?
- Не сегодня, прости... сладких снов, Кою.


***


Таканори позировал Такашиме Кою три дня. За три Матсумото, простой студент, сирота, пристрастился к молодому и очень успешному художнику. Но, не доверился. Потому что поставил для себя границы, которые не позволено переступать, иначе будет хуже.
Нетерпеливо теребя в руках салфетку, блондин ждёт, когда же ему покажут картину, основой которой он стал. Руки уже чётко представляет себе тёмные тона, много чёрной краски, мрачность и гениальность. Потому что Такашима Кою действительно гениален. И его творения такие же.
За эти три дня Матсумото смог немного узнать личность парня. И теперь он не смеет даже подумать о том, что Уруха может играть улыбку на публику. Но всё равно не доверяет ему...
- Така, - позвал его Кою, не отводя глаз от полотна. Руки вскочил с дивана и медленно подошёл к художнику. Внутри всё сжалось. Вот оно... Встав рядом с Кою, который к слову выше его на голову, блондин посмотрел на трёхдневную работу и охнул. Его накрыла волна удивления и какой-то неописуемой радости. Радости, что он оказался не прав в своих предположениях. Картина, на которую он смотрит, совсем не похожа на те многочисленные, что Такашима уже показал ему... А показал он ему все. Поэтому Руки знает, что эта работа единственная в своём роде. Вот вроде бы, ничем не особенная, но и в то же время слишком другая... Вместо тёмной ночи, солнечный день. Вместо ночной мглы, дневные лучи. Вместо печали в глазах, радость, страсть... На этом полотне изображение самого счастливого человека. Сначала, Руки не узнал в этом парне себя. Неужели он тоже настолько счастлив? На самом деле, всё немного не так...
- Таким я вижу тебя в скором времени. Таким я хочу, чтобы ты был, Така... – прошептал Такашима, переведя взгляд красивых, чёрных глаз на парня. У Таканори перехватило дыхание от его слов, его взгляда, его доброй улыбки... Опять это чувство родного. Будто бы перед ним человек, которого он знает давно, с пелёнок. И которого любит так, как не любил никого.
Блондина будто бы прошибло током и он схватился за сердце. Ах да, ему же нельзя нервничать, сердечник... Даже хорошие эмоции могут быть вредными. Но хорошие ли они? Таканори только что сам себе признался, что любит Уруху. Любит Такашиму Кою.
Тёплые руки схватили его за плечи и опять эти глаза... а в них испуг. Бесконечный страх.
- Таканори, что с тобой?!
- Сердце схватило... Но ничего страшного, у меня бывает, - отмахнувшись и улыбнувшись, сказал Матсумото и опять посмотрел на картину. Но Такашиму, кажется, его творение теперь совсем не интересует. Он неотрывно смотрит на Руки, а во взгляде читается беспокойство.
- Это потрясающая работа, Кою... Я просто не ожидал, честно... Спасибо тебе.
- Это тебе спасибо. Без тебя у меня бы ничего не вышло. Така, пожалуйста, давай присядем... – взяв парня за руку, художник повёл его к дивану. Удобно расположившись на мягкой обивке, Такашима налил блондину в чашку чай и подал.
- С тобой точно всё в порядке?
- Да-да, конечно. Я просто переволновался.
- Ты как-то лечишься?
- Ммм... лечился, - парень отвёл взгляд, обхватив ладонями горячую чашку. Уруха нахмурился.
- После смерти бабушки нет денег на лекарства?
Матсумото чуть не выпустил с рук чашку и удивлённо посмотрел на Кою. Тот тяжело вздохнул и ответил на немой вопрос блондина.
- Мне обо всём рассказал Мияви. Помнишь такого?
- Такое трепло не забудешь.
- Ну-ну, Така, не злись... И, похоже, пора обсудить финансы. Как и обещал, я сегодня же заплачу тебе. Но...
Таканори впился взглядом в красивое лицо шатена, ожидая, пока он продолжит. Ему показалось, или Уруха залился румянцем?
- У меня к тебе одно предложение. Как к другу, но с выгодой для каждого. И заранее тебе скажу, чтоб ты не думал, что я тебя покупаю...
Матсумото удивлённо захлопал ресницами. Покупает? Опасаясь за целостность сервиза, парень поставил чашку на стол.
- Просто останься со мной. Я не говорю, что вот со мной, не это имею ввиду... – Такашима очень нервничает и это видно. И, кажется, Таканори понимает, к чему тот ведёт. – Просто в моём доме. Останься в моём доме и тебе не придётся ни о чём волноваться.
- Остаться в твоём доме переночевать? Ты же не имеешь ввиду секс?
- О нет, глупый. Я хочу сказать тебе совсем другое... останься в моем доме. Не на одну ночь. И не на один день.
Таканори выпучил глаза, не веря своим ушам. Он давно не слышал таких заявлений в свой адрес... Нет, он вообще никогда не слышал что-то такое бредовое. И это предложение... это ещё хуже, чем «давай займёмся сексом». Потому что то, что сказал Уруха, означает «я могу обеспечить такого бедного мальчика как ты, а ты, висящий у меня на шее, позволяешь мне делать с собой всё, что я захочу». Внутри будто бы что-то оборвалось... пропало... умерло... Это так неприятно, так низко. Сплошное разочарование. Разочарование в человеке, которого Руки почти полюбил... как друга.
Вскочив с дивана, он быстрым шагом направился к двери, но его догнали и придержали за руку. Таканори попытался оттолкнуть от себя шатена, ударить, что угодно, лишь бы тот отпустил его. Но он слишком слаб. Слишком слаб даже для такого женственного мужчины как Уруха.
- Така, - крепко обняв и прижав к себе самого, что не наесть мальчишку, зашептал Кою. Матсумото опёрся ладонями об его грудь, но это не помогло. И, поневоле, парень почувствовал, что не может сопротивляться ему не так физически, как психически. И это унижает больше всего.
Сердце, которое недавно успокоилось, опять разболелось. Опять это покалывание, которое перерастает в дикую боль.
Через пару секунд он уже корчится в объятьях Такашими и просит о помощи. Художник немедленно набирает на мобильном номер скорой помощи и вызывает. Сквозь биение собственного сердца, которое отдаётся в ушах, блондин слышит крики Урухи, его ругню по телефону. Он требует немедленно прислать в его дом врачей.
«Дурак, ты просишь невозможного... ближайшая больница в двадцати минутах езды»
Взяв Таканори на руки, Кою вышел с мастерской и понёс его на третий этаж. Парень не знает куда, но догадывается... Взгляд блуждает по шее шатена, его подбородку, плечам. Очень скоро Таканори ощущает под собой мягкую постель.
В течении десяти минут карета скорой помощи прибыла и по истечении этого времени никто не умер. Сердце Матсумото перестало отбивать бешеный ритм и осталось только слабое покалывание. Врач дал ему принять некоторые лекарства и выписал курс лечения, а также посоветовал съездить отдохнуть куда-то в санаторий для людей с проблемами сердца. Только вот есть одно «но» - денег-то нет.
Поблагодарив врача, Такашима провёл его до выхода и вернулся в спальню. Таканори уже успел сам раздеться и лечь в постель.
- Я останусь у тебя на ночь.
Это прозвучало властно, так, будто бы Такашима не смеет ему отказать. Но Таканори не сделал милость Кою. Он просто решил, что как только художник отдаст ему деньги, завтрашнее «пока» будет последним. Потому что Таканори больше не будет позировать Такашиме. Потому что они больше не встретятся. Возможно, здесь и нет вины Кою... просто, он недостаточно хорошо знает Матсумото. А все, кто его знают, никогда не пытались перейти чётко выведенную черту мелом на асфальте. И в общение с Руки входили такие правила:
1. Не пытаться стать для него больше, чем другом.
2. Не предлагать финансовую помощь взамен на что-то, в особенности тело Матсумото. Тоесть, никакого бартера.
Да, Такашима этого не знал... но теперь знает. И хотя он ничего не говорил о том, что блондину придётся спать с художником, до этого и самому не сложно додуматься.
Уруха не спорил. И больше ничего не говорил. Просто присел на кровать возле парня и неотрывно смотрел на него. Когда сердце блондина полностью перестало болеть, то его глаза начали закрываться, но он боялся заснуть при Такашиме. Потому что опять появилось это чувство... Вскоре, парень прилёг рядом и приобнял Таканори. И это оказалось настолько приятным, что блондин не посмел его оттолкнуть... тем более, это последние часы, когда он видит молодого художника.
- Така, - прошептал шатен и провёл ладонью по волосам парня. Блондин открыл глаза. – Я о тебе знаю почти всё. Точнее, почти всё с твоего прошлого. Не хочешь узнать немного обо мне?
От удивление и интереса сон прошёл и парень утвердительно кивнул. Он не знает, чего добивается Такашима, но послушать очень интересно.
- Как ты, скорее всего, догадываешься, всё моё имущество – не полностью моя заслуга. Когда-то это был родительский дом. Они погибли в автокатастрофе. Но, знаешь... я был даже немного рад. Рад тому, что их не стало. И не из-за наследства, нет. Просто, они были ужасными людьми. Это знали только я, моя бабушка и ещё экономка, на то время моя няня. Знаешь, что они сделали? – глаза Такашими сузились и в слабом освещении Руки показалось, что на месте глаз чёрная пустота. – Когда мне был год, у матери родился мальчик. У меня появился брат. А у моего отца – ребёнок, доказывающий измену жены. Такой уж она была женщиной... А отец, влиятельный человек и известный в своём кругу, не мог всё оставить так. Тем более, что ревность разъедала его изнутри. И тогда он поставил ей ультиматум: или она забирает новорождённого и уходит, или отдаёт второго ребёнка своей матери, рвёт все связи с роднёй и остаётся со своей «настоящей» семьёй.
Таканори приподнялся на локоть и во все глаза смотрит на шатена. Узнать такие подробности его жизни... это кажется невероятным. И очень интересным. Сердце парня сжалось, потому что ему очень понятен этот случай.
- Мне тогда был всего лишь год. Понятно, что спустя некоторое время я забыть забыл о каком-то там брате, бабушке... Тем более, ребёнку не понять всех аспектов взрослой жизни. Он смотрит на всё сквозь туман и видит Диснейленд, в то время как на самом деле за этой белой занавесью может оказаться комната ужасов. Когда мне исполнилось семь, ко мне пришла какая-то старая женщина. Очень похожая на мою мать. Нам не уделили много времени, она отдала мне подарок и, сказав, что любит меня, ушла. Мне тогда очень повезло, что отца не было дома. Возможно, мать даже хотела, чтоб я узнал обо всём... во всяком случае, подарок, что принесла мне моя бабушка, она не проверила. И главным в нём была не красивая детская куртка, а открытка с запиской. И знаешь, мне очень повезло с няней... именно она потом тайно водила меня к бабушке и моему младшему брату.
Такашима замолчал, всматриваясь в лицо Таканори. А Матсумото... он не знает, что думать. Он не знает, что чувствует. Память услужливо подкинула ему воспоминания. Маленького мальчика, но на год старше него. Его звали... Таканори не помнит, как его звали по-настоящему, но сам же Руки любил обращаться к мальчику «Кои», «любимый». Широко распахнув глаза, блондин приподнялся и начал осматривать лицо Такашими. Эти губы... да, он раньше их видел. Конечно, тогда они были немного другими, время всё изменило, но эта идеальная форма... она была и тогда. И тогда она была у семилетнего мальчика. Потом у восьмилетнего, девятилетнего, десятилетнего... и когда его «Кои» исполнилось одиннадцать лет, они со старой женщиной Саки перестали посещать его и бабушку... Ещё год Матсумото младший спрашивал у Хинако «А где Кои?», на что она отвечала «Он уехал, дорогой». Потом мальчик перестал вспоминать своего друга детства. Перестал, потому что было слишком больно... Даже будучи совсем ребёнком, он чувствовал какую-то связь. Тайную и очень сильную. Которую так бездушно попытались разорвать. Он любил Кои. Любил его как брата. А оказалось... неужели?..
- Така... – прошептал Кою, а Таканори будто бы прошибло током. Теперь он вспомнил, почему не любит, когда его так называют. Потому что ОН тоже обращался к нему «Така». Всё сходится и в то же время не сходится. Всё так и не так. Всё может быть и ничего быть не может. Не отрывая глаз от лица художника, Руки тихо прошептал «Кои?» и Такашима, слабо улыбнувшись, кивнул. На глаза навернулись слёзы. Слёзы счастья и неописуемой грусти. Неужели всё это время у него был брат? Неужели всего в паре кварталов от их с бабушкой дома жила вся его семья? Неужели тот друг детства - человек, который сейчас сидит тут рядом с ним и рассказывает весь этот бред?
- Почему?.. – прошептал Руки, закрыв лицо ладонями. В рот попали солёные слёзы, он не может сдержаться.
- Я люблю тебя, - шепот в ухо, тёплое дыхание и глаза Такашими. – Я люблю тебя во всех проявлениях: как брата, как друга и как любимого... Я люблю тебя так, как не любил и не полюбит тебя никто.
Шоковое состояние очень невыгодно, когда хочешь встать и просто уйти. Когда тебя целует тот, кого ты ненавидишь и любишь, кого хочешь оттолкнуть и желаешь никогда не отпускать... Правильно ли всё это? Столько всего навалилось, столько всего раскрылось... теперь кажется, что все прожитые двадцать лет были простым враньём. Если бы Уруха просто сказал, что они братья, всё было бы намного легче... Но они не просто братья, потому что их связывают не только родственные узы. Не только общая кровь. Это нормально, когда братья вот так любят друг друга? Это нормально, когда один целует второго и этот же второй не может ему отказать, потому что хочет этого больше всего на свете? Это нормально наслаждаться губами того человека, которого по сути не должен хотеть? Нет, нет и ещё раз нет... это болезнь. Это не является нормой. Не есть хорошо... Но почему Таканори чувствует, что это правильно? Почему ему кажется, что только с настолько родным человеком можно так «родниться»? Вот оно - проявление полной отдачи. Вот оно – настоящее. Если бы Такашима не рассказал ему о том, что они братья, то этого ничего сейчас бы не было и быть не могло... Да, Матсумото полюбил его, но смог бы разлюбить... он бы ушёл и не оглянулся. Он бы не жалел ни о чём. Он бы не дал Кою покрывать свою шею, плечи, грудь лёгкими, нежными поцелуями. Он бы не разрешил снять с себя последний остаток одежды. Он бы не прижимался всем телом к обнаженному парню и не извивался бы под ним, наслаждаясь и захлёбываясь собственными слезами горечи и счастья... Противоречия, противостояния, противоположности. Все пункты жизни «против» этой любви, а Таканори руками, ногами и, главное, сердцем «за». Потому что любит, потому что со знанием пришла нужда в человеке, которого он любил в детстве, потом на время забыл о братских чувствах и вновь полюбил в двадцать лет, но теперь с побочным эффектом. Таканори обнимает Кою за шею и отвечает на ласковые, глубокие поцелуи, довольно часто прерывая их громкими стонами наслаждения, смешанными с болью. Такашима двигается в нём и с каждым толчком входит глубже, набирает темп... Голос блондина, его стоны, всхлипы и родное детское «Кои» просто сводят шатена с ума, не оставляя и доли рассудка... Чувства переполняют, от них начинаешь задыхаться и потихоньку умирать... мучительно сладко, болезненно и желанно. Сердце вырывается из груди и хочет отдаться своему новому законному хозяину, хочет дать ему ещё столетие жизни, молодости и переполненности чувствами.
Такашима четырнадцать лет любил своего брата... сначала как друга и родственника, потом... потом как что-то большее. Ихняя бабушка не соврала Таканори. Действительно, семья Такашима переехала в Киото после того, как родители Кою узнали о том, что он навещает свою бабушку и родного брата по матери. Экономку Саки он смог выгородить, а вот спасти самое дорогое, что у него было не удалось. Связь. Уже в одиннадцать лет мальчик понимал, что нуждается в своём младшем, таком любимом брате. Постепенно, Такашима младший забыл о нём. Хотя нет, он никогда не забывал, всегда помнил. Но, прошлое осталось в прошлом и он начал заниматься тем, что у него очень хорошо получалось – рисованием. А потом... случилось то, что обрадовало Уруху, хотя должно было очень огорчить: родителей не стало. Он их ненавидел за то, как они поступили с Таканори и любимой доброй бабушкой. И тогда в голове всплыл образ десятилетнего хрупкого мальчика. Не медля, молодой художник выкупил свой старый дом и со всей прислугой переехал в Токио, где его с распростёртыми объятиями ждал Мияви – друг, который часто приезжал к нему летом. И который, в итоге, очень помог. Такашима узнал, что Таканори Матсумото учится вместе с его другом на одном факультете. Более того, они однокурсники. И тогда началось что-то на подобии «слежки», хотя это слишком громко сказано. Мияви просто фотографировался с Руки, пытался стать для него другом... а потом передавал эти фотографии Такашиме и рассказывал о своих неудачных попытках пробиться Таке в доверие. А молодой художник смотрел на фото своего младшего брата и не мог поверить в те чувства, что ощущал... Что-то странное. Такое, что люди называют любовью. Но Такашима не был уверен, что это действительно так, потому что ранее никогда не любил. А потом... желание увидеть Таканори в живую и поговорить с ним стало невыносимым и Мияви подкинул одну идею, которая понравилась Кою до безумия. Нарисовать своего любимого брата. И тогда, увидев его, он понял, что несомненно любит... И никогда-никогда не отпустит, не оставит самое дорогое, что у него есть. Не даст опять сломаться его жизни... Всегда рядом и всегда вместе. И никак иначе, никак по-другому.
- Я люблю тебя... – прошептал шатену в ухо Таканори и уткнулся носом ему в плечо, пытаясь отдышаться. – Брат... Я, ты...
- Всё дело в крови. Есть только «мы», любимый...

back