Ворнинг 1: курсив – это мысли Хакуэ. Жирный курсив – мысли Гишо.
Ворнинг 2: чисто личное видение ситуации. Частями – автобиографично.
Музыка для прослушивания: Penicillin “To Be Or Not To Be” – или ничего…
Благодарность: ArRana – за конструктивную критику, внимательное прочтение и дельные советы.


Хакуэ шёл по незнакомому району в надежде наткнуться на какое-нибудь питейное заведение. Ему было плохо. И решения лучше, чем напиться, в его голову не пришло. Нет, конечно, у каждого свои тараканы, но променять его – Хакуэ!!! – на девушку!!! Этого он искренне понять не мог.
А ещё он не мог понять, как же дошёл до такого. Так пренебрегать любимым человеком… А в том, что Гишо именно «любимый», у Хакуэ сомнений не вызывало. Хотя, сам же и виноват. Нет, они обое виноваты! Хакуэ пытался самооправдаться, но получалось плохо. Пытался скрыть боль за показной бравадой и вести себя как раньше – набраться в каком-нибудь баре, может и подцепить кого-то, а через неделю прийти с раскаянной мордочкой к Гишо, и тот примет его – как всегда – примет и простит… Пытался верить, что всё так и будет. Пытался улыбаться прохожим – а вдруг знакомые? А внутри что-то рвалось от отчаяния, хотелось разрыдаться, вернуться домой и никогда уже не выходить… Хотелось. Но – надо держать марку. Это же «Хакуэ», а как же. Признать себя побеждённым – это и есть проиграть.
Но как же, как же так? Я ведь всё позволял ему, я любил его… И он меня – тоже. Если он говорил, что хочет видеть меня девушкой, я так и выглядел, когда он требовал страсти или, наоборот, покорности – я давал её, давал с удовольствием… С ним я полюбил боль – но боль только от него… Что, что же было не так?
Цель наконец-то нашлась. Но пить совсем расхотелось, Хакуэ всё больше уходил в то, чтобы жалеть себя и задавать риторические вопросы. Сейчас – он знал – надо выплеснуть это из себя; возможно, утонуть в боли – чтобы потом было легче. Не хотелось никого видеть или слышать, но до дома было далеко – и пришлось взять такси.
Хакуэ сидел под окном на кухне, было холодно и хотелось курить. Он забрался на подоконник, поджал под себя ноги, облокотившись об стену – и смотрел в окно. Что он чувствовал? Пустоту…
Интересно, Гишо, если бы ты видел меня сейчас, что бы ты сделал? Тебе нравилось, когда я такой беззащитный, когда со мной можно делать всё… Гишо, пожалуйста, найди меня – прямо сейчас, прижми к себе, позволь снова почувствовать твою силу, твою надёжность, тебя… Почувствовать себя – твоим… Я всё стерплю, только прийди… Гишо… Ну почему всё происходит так?!
Он откинул голову назад, но взгляд был обращён на небо. Такое далёкое и недоступное, но родное, потому что каждый день – с ним. Такое… как Гишо.

Как ты думаешь, Хакуэ, почему у нас всё – именно так? Нет, ты не ответишь – ты редко отвечаешь. Вообще говоришь редко. А зачем, если взглядом и прикосновением можно сказать больше? Но мне нужно это, понимаешь, нужно. Столько лет прошло, а я всё так и не понял тебя; я иногда не знаю, что ты чувствуешь, о чём думаешь… Я ведь люблю тебя – давно и надолго, мне кажется – навсегда… Это стало частью меня, понимаешь? Но ты не слышишь, ты не говоришь со мной.
Ты думаешь, я её люблю?! Конечно, люблю, но не так как тебя – ведь ты навсегда со мной, где и с кем бы ты ни был, и ты знаешь это, не можешь не знать. Нам с тобой разные вещи нужны: мне – надёжность, а тебе – свобода. Но когда ты со мной, мне всё равно, действительно всё равно, что будет дальше. Но ведь это так редко бывает. Ты всегда в своих мыслях, в далёких мирах, куда мне не достать. Глупо спрашивать – почему ты меня не любишь? А я и не спрошу, ведь ты бы всё равно не ответил…

Хакуэ пребывал в прострации уже вторые сутки. По инерции сходил в душ. По инерции взял сигарету – правда, так и не закурил. Его отвлекло небо. Сейчас, днём, оно казалось ближе и больше, оно казалось открытым. Хакуэ знал, что небо улыбается ему. Оно любит его, следит за ним – но не навязчиво, а просто потому, что так надо. И Хакуэ был благодарен за эту заботу, за – как он думал – любовь. Вот только он не любил небо. Он восхищался им, любовался, он теперь уже не мог без него, но – он его не любил. Он любил Гишо. Но Гишо не смотрит на Хакуэ, не заботится о нём, не наблюдает, не улыбается ему, не интересуется… А может, Гишо смотрит на небо? О, а вот и причина полюбить его – небо…
Хакуэ не отключил ни телефоны, ни дверной звонок. Но или его никто не искал, или он просто ничего не слышал. Внешняя тишина окутала, как кокон, и стала отражением внутренней пустоты. Даже боль ушла, уступив место безразличию. Только небо напоминало о том, что где-то за окном, в другом мире, существует жизнь, существуют люди. Да, всего лишь «где-то там». Потому что единственный человек, который ему сейчас был нужен, был внутри него – навсегда…

Хакуэ, что же с тобой? Ты пугаешь меня, неужели не ясно? Трубку не берёшь и дверь не открываешь – может, ты уехал? Это было бы лучше, чем сидеть взаперти и думать, думать… Ты как раз к этому склонен. И почему я не могу вот так забыться в собственных ощущениях, уйти в себя? Почему мне обязательно нужно волноваться, переживать? Ах да, как же, я ведь сильный, мне нельзя всё бросить… Так ты думаешь?! Да нет, я ведь просто люблю тебя, глупый ты мой, люблю… Ха, а может ты вообще обо мне не думаешь? А, к чёрту гордость, я не могу больше ждать...

Хакуэ рылся в прошлом. Он надеялся, что воспоминания принесут с собой боль об утраченном, ведь боль – это лучше, чем апатия, когда становится всё равно, что за той, главной чертой. Но в голову приходило только хорошее, и даже то, что должно было нести негативные эмоции – даже это приносило осознание того, что это хотя бы было, хоть как-то, но они были вместе. И от понимания, что ничего не повторится и ничего уже не исправить, хотелось рыдать, но он не мог. Вообще, до слёз его мог довести только Гишо, а его не было рядом. Хакуэ хотел выразить свои эмоции, но ничего, ничего не получалось, когда не было рядом Гишо…

Хакуэ, пусть я не знаю, что с тобой – но я узнаю это обязательно. Да, ты скрытный, но ведь даже тебе нужно кому-то доверять. А доверять по-настоящему ты можешь только мне – и не стоит это отрицать. Но каждый раз приходилось тебя предварительно ломать – и только тогда ты раскрывался, был настоящим. Мне больно причинять тебе боль, но я ведь редко это делал – только когда понимал, что тебе просто необходимо выразить что-то, но твоя гордость и скрытность, бывшие твоей неотъемлемой частью, мешали тебе. Знаешь, я бы может и извинился, но я не чувствую себя виноватым, да и ты был даже благодарен, ведь никого больше ты не впускал так глубоко в себя, в свой мир. Хорошо, что я не злоупотреблял этим, правда? А вот мне кажется, это одна из причин твоего отдаления: ты ведь ждал, что я буду снова и снова раскрывать тебя, а мне хотелось, чтобы ты добровольно это сделал…
Ну где же они?! Ключи. Ага, вот… Главное – успеть…
Тебе нравилось, что я сильнее – физически. Тебе нравилось доставлять мне удовольствие, делать мне приятно. Но почему ты никогда не говорил, что нравится тебе? Ты позволял делать с собой всё, ты получал удовольствие от этого – но при этом оставался закрытым. Не только для мира – для меня тоже. Я не хочу, не хочу снова тебя сломать! Мало ли ты боли от меня стерпел? Я ведь делал это не потому, что хотел, а из отчаяния, мне нужны были хоть какие-то твои эмоции. Ты простишь меня? А впрочем, тебе ведь и это нравилось…
Знаешь, мне казалось, что ты делаешь это из любви. Но теперь я понимаю – ты не любил никогда и сейчас не любишь. Просто человек – существо социальное, и тебе нужен был кто-то, кто был бы рядом, кому бы ты мог верить. Но ты был рядом только когда сам хотел, и доверял лишь в определённых тобой рамках, а твоя покладистость – это только плата, плата за то, что ты позволял мне любить тебя. Но твои чувства для меня загадка. Не любовь это, не любовь…

Хакуэ хотелось выть, кричать, биться в истерике, крушить всё, что попадётся под руку, и вообще вести себя эмоционально. Но вместо этого он полусидел-полулежал со стеклянными глазами, уставившись для разнообразия в потолок. Он думал о том, почему из регулярных его с Гишо отношения превратились в периодические. Нет, Хакуэ постоянно о нём думал, мечтал, хотел… Он любил. Но видеться они стали редко. Как до этого дошло?
Хакуэ предупредил сразу, ещё на этапе сентиментальных разговоров, что он – личность любвеобильная и превыше всего ценящая свободу. Гишо тоже ценил свободу, так что они друг друга поняли. Правда, Гишо заметил, что одним из многих он не будет, но ведь Хакуэ и так это знал: что такое Гишо – и что такое все остальные?! А может, знания было мало? Может, надо было это сказать или выразить? Да, другие были, но ведь он всегда возвращался – к Гишо!
У Хакуэ вырвался тихий стон – единственный признак жизни, потому что даже дышал он как-то незаметно, не говоря уже об отсутствии движений. А может, ещё не поздно? Сказать это так просто: «Я тебя люблю». Но почему же он так часто это слышал, и ни разу – не говорил? Для Хакуэ это стало шоком – зачем слова, если и так всё понятно?! А может, в том то и дело, что непонятно?
Гишо, как ты мог не понять меня? Я ведь тебя люблю – до сих пор…
Да нет, поздно. У Гишо теперь не просто есть девушка – это не впервой; но сейчас это – надолго. Ну почему?! Он же был лучше! Он был и парнем, и девушкой – когда как, как захочется Гишо. Он всё делал, всё… И одновременно не разрешал раскрыть себя до конца. Хакуэ пытался уцепиться за мысль, что не позволит Гишо ограничивать его свободу. Но это было бессмысленно – наконец-то у него хватило мужества признать себе, что от Гишо он такое ограничение стерпел бы. Он ведь знал, что Гишо всегда будет хранить верность только ему – да, верный и надёжный Гишо… И такой сильный, такой красивый… Такой родной.
Волна боли накатила с новой силой. Внешняя тишина осталась, но внутри – внутри Хакуэ была буря. А вот выразить её сил не было. Он абстрагировался от внешнего мира и сосредоточился на внутреннем – чтобы понять, как это можно изгнать из себя наружу…
Поэтому он не сразу заметил, что не один. Дал себе волю почувствовать прикосновения – и ощутил, что что-то тёплое, родное и надёжное прижимает к себе, оберегая. Властно – потому что Гишо всегда догадывается, что хочет Хакуэ, и немного робко – потому что Хакуэ часто его отталкивает.
Ну же, Гишо, сильней, это не тот случай, я не уберу твои руки – наоборот; я хочу раствориться в тебе, почувствовать тебя, быть твоим; я верю тебе и знаю, что ты никогда меня не бросишь, но и я тебя не предам – теперь, когда я понял, что надо сказать это вслух… Но как же сложно… Только будь рядом, мне так хорошо, пусть и больно внутри, но это пройдёт, ты же защитишь меня – как всегда защищал… Нет, не думай, что я не ценю, просто мне сложно говорить… Ну же, видишь, я совсем твой, только не оттолкни меня сейчас, и я скажу это… О, а вот и слёзы, мои слёзы… Не бойся, так даже лучше – оно ведь давно из меня рвётся, оно пройдёт и говорить станет легче… Да, Гишо, просто будь рядом… Вот, я уже могу говорить:
– Я…
Только не отстраняйся, я скажу это на ухо, нет, не смотри на меня так…
– Я тебя…
Как же сложно… Но я сделаю это… Нет, не перебивай меня… Зачем ты смотришь на меня?! Что-то будет, я чувствую… Твой голос…
– Не любовь это… Не любовь – а зависимость…
…Что?
…Это мир треснул – или я?..

back