Переболеть тобою, как чумой,
Зависнуть на краю, ломая ногти,
Тонуть в любви, как в гибельном болоте,
Пугающем бездонной глубиной.
Скрывать недуг от посторонних глаз,
Искать противоядье безуспешно,
Быть рядом, равнодушно и безгрешно,
За ширмой легких и ненужных фраз.
Носить в груди повсюду эту боль,
Сгорая лихорадкой вожделенья,
И с каждым днем быть ближе на мгновенье –
К свободе, избавленью, исцеленью –
К минутам расставания с тобой.

А за окном лепестками сакуры бушевала весна. Школьницы натягивали на кривые ножки пестрые гольфы и часами сидели в сквериках, болтая о пустяках. Солнце отражалось в вымытых до блеска витринах, и лишь неулыбчивые клерки все так же спешили на работу. Словно их и не касалась эта безумная, токийская весна.
Они всего лишь товарищи по группе, nе? И кому какое дело, что он забавно морщит нос, когда злится, и что даже в жару носит смешные шубки. А еще грызет ногти перед выступлениями и отчаянно ненавидит интервью.
Карю нервно потер лоб, стараясь отогнать видение своего лидера. Иногда это начинало доставать. Стоит закрыть глаза и, пожалуйста, возникает перед глазами. Улыбается, хмурится, перебирает ноты, встряхивая головой, чтобы непослушные даже после пяти литров лака волосы не лезли в глаза. О товарищах по группе не думают 24 часа в сутки без перерыва на обед. Даже во сне ударник ухитрялся настигать его, и тогда Карю просыпался в горячем поту, вздрагивая, и в очередной раз на полную врубал ледяной душ, чтобы хоть немного прийти в себя. Впрочем, кто придумал такую чушь, что холодная вода способна снять напряжение и хоть ненадолго снять ноющую тяжесть в паху. Темные круги под его глазами увеличивались с каждым днем и зачастую тонкие элегантные пальцы замирали над гитарными струнами, не в силах извлечь даже самый простой аккорд.
- Кенжи-кун…Тсукаса, можно с тобой поговорить?

А за окном в асфальте плавилось лето. Все куда-то уезжали. Или же неторопливо потягивали холодный сок под пестрыми тентами, пытаясь укрыться от невыносимой жары. Время стало протяжным и тягучим, измученным и полумертвым, как попавшая в ловушка муха. И лишь немногие клерки в застегнутых наглухо костюмах торопились на работу. Словно их и не касалось это одуревшее само от себя лето.
У него появилась девушка. Миленькая, кстати. Скромная японочка в разноцветных носочках и с густой черной челкой. Он все так же забавно хмурился, набивая ей смски, а шубки сменились обтягивающими футболками и джинсами.
Карю вычерчивал поверх нот иероглифы, пытаясь отвлечься, но они упорно складывались в одно имя, кривыми линиями усмехающееся в лицо: Кенжи, Кенжи, Кенжи….и черным маркером поверх, назло всем, английскими буквами - Tsukasa. Он старался не спать по ночам, глушил тоску ночными буквами и кофеином. И только ледяной душ остался необходимым атрибутом. Теперь зачастую просто, чтобы проснуться. Хизуми интересовался как у него получаются такие ровные круги под глазами, Карю привычно бурчал про циркуль и периодически убегал с репетиций в туалет, чтобы просто постоять, прислонившись лбом к холодному зеркалу. Гитара рыдала в его руках, захлебываясь неутоленным желанием, продюсеры их хвалили и лишь дрожащая сигарета в тонких, почти прозрачных пальцах, иногда выдавала рыжего гитариста.
- Так больше не может продолжаться. Перестань на меня пялиться. Ты понимаешь, что между нами ничего не может быть? Я натурал. На-ту-рал. Ясно тебе?!!?!
- Кенжи-кун…Тсукаса…я…я не могу.

А за окном танцевала вальс осень. Школьницы стоически продолжали носить гольфы, ежась от порывов ветра, нахально забирающегося под юбки и с шорохом гоняющего конфетные фантики. В кофейнях все чаще заказывали глинтвейн, пытаясь разобраться в прелестях европейских традиций. Только все те же клерки, запахнувшись в одинаковые плащи, но с разноцветными зонтиками, целеустремленно бежали на работу. Словно их и не касалась эта окончательно спятившая по кому-то недоступному осень.
Он ругался со своей японочкой по телефону. Туры становились все продолжительнее, все напряженнее. Она злилась и ревновала. Он бросал трубку и долго сосредоточенно вздыхал, уставившись в одну точку. Тогда все потихоньку уходили выпить кофе и поболтать о новых компьютерных игрушках.
Карю каждый вечер, если был в Токио, шел в свой любимый бар и методично там набирался. Алкоголь позволял не думать, позволял болтать с посторонними о своем горе, позволял засыпать без всяких ненужных мыслей. Зачастую он просыпался в кровати с какими-то странными людьми. Иногда это были девушки, иногда парни - толстые, худые, красивые, страшные, японцы, европейцы. От всех них пало перегаром и потом, спермой и разочарованием. Тогда он забирался в душ и долго стоял под ледяными струями, пытаясь вспомнить их имена, но это не удавалось. Карю злился, варил на двоих кофе и опаздывал на репетиции, ссылаясь на недомогание. Все, глядя на круги под глазами, ему верили и наперебой советовали каких-то модных врачей. Он небрежно отмахивался, брал в руки гитару и начинал наигрывать что-то невообразимо печальное, совершенно не вписывающееся в концепцию группы, просто так, для себя.
- Кенжи…Тсукаса, ты теперь меня игнорируешь, да?
- Посмотри сам во что ты превратился. Пьянь подзаборная и то выглядит лучше. Хочешь знать правду? Я тебя ненавижу.

А за окнами вымораживала лужи зима. Все поголовно тоже начали носить смешные шубки и ругать холода. Город прятался в ярких разноцветных огнях, покупал подарки к европейскому рождеству и дружно хлюпал носом. И только клерки не сдавались и приходили на работу точно в 10.00. Словно их и не касалась эта промерзшая до костей зима.
Больше он не торопился после репетиций домой. Оставался в студии, разбирался с бумагами. По телефону общался исключительно с менеджерами и продюсерами. Перестал забавно морщить носик и волосы, поддавшись какой-то новой укладке, больше не лезли ему в глаза.
Карю засыпал на ходу. Ему давно уже ничего не снилось, и в бар он заходил больше по привычке. Чаще всего проводил вечера дома, перед телевизором или компьютером. Иногда они с Хизуми выбирались куда-нибудь. Иногда прихватывали для компании Зеро. Их начали узнавать, подходили за автографами. Можно было безобидно и не очень флиртовать, целоваться в очередном туалете, а потом разворачиваться и ехать домой. В одиночестве. В такой холод необходимость в ледяном душе отпала сама собой, наоборот, хотелось тепла. У него появилась постоянная девушка, а круги под глазами исчезли сами собой. Наверное, потому что теперь ночами он все таки спал. Манера игры на гитаре стала лучше и отточеннее, на смену душевной тоске пришли опыт и техника. Не сказать, чтобы ему это не нравилось.
- Тсукаса, пойдешь с нами в клуб?
- А, да, Карю. Конечно.

А за окном лепестками сакуры бушевала весна. И лишь четыре товарища по группе отчаянно репетировали перед очередным туром. Словно их и не касалась эта безумная, тоскливая весна.