The wings of Butterflies
“Между нами постоянный,
Непонятный, бесконтактный –
Секс.
В разговорах, полувзгдядах,
Рядом мы или не рядом-
Секс.”
Мара “Sex”
В этом мире нет места для них двоих. Внешне все условности соблюдены: они не больше, чем коллеги по группе. Даже не друзья. Совместные репетиции. Концерты, разные номера в отелях. Параллельные прямые, которые никогда не пересекаются в пространстве. Но это по геометрии Евклида.
Порой Аою кажется, что они выпадают в другую реальность. В ту, что придумал Лобачевский. В этой реальности есть хриплые стоны, заломленные за спину руки, хлесткие удары по лицу. В этой реальности тела пахнут не “Egoist Platinum”, а потом и спермой.
Рейта легко водит лезвием стилета по щеке гитариста. Безумие в глазах лидера пугает Аоя, и он пытается отвернуться. Наручники сковывают движения. Бежать некуда. Наверное, эти игры зашли слишком далеко. Наверное, стоит это прекратить. Но адреналин зашкаливает за все разумные пределы. Потом, он точно знает, потом придет блаженное спокойствие и тишина. Можно будет принять душ. Поехать домой. Растянуться на свежих простынях и спать до скончания века. В итоге каждый платит свою цену. Кто-то прыгает с парашютом, кто-то гоняет на байке, кто-то трахается с лидером собственной группы.
- Шлюха…
В хриплом от возбуждения голосе угадываются почти нежные интонации.
- Моя сладкая шлюшка…
Каждый получает свое. Свою долю грубого секса и оргазмов, пропитанных одиночеством и тоской.
В той, правильной реальности, у них есть девушки, обложки журналов и внешнее благополучие. Они не колются и не пьют. Их наркотик – комната в дешевом отеле, плетки, наручники, вибраторы…
Стилет неприятно холодит кожу. Аой кусает губы, чтобы не закричать от страха и предвкушения. Сценарий прописан до мелочей. Они всегда приходят по отдельности и расходятся поодиночке. Никаких лишних слов, никаких разговоров о работе. В этой реальности они – два самца, играющие в пародию на BDSM.
Вряд ли они сейчас вспомнят, когда и как все это началось. Долгожданная слава почти сломала, почти подмяла их под себя. Напряжение вырывалось наружу ссорами, бессмысленными и беспощадными. Возможно, это началось, когда Рейта впервые дал пощечину Аою. Возможно тогда, когда Аой не ответил на удар ударом. Слишком опасно искать случайных партнеров. Слишком опасно разваливать группу в самом начале карьеры.
Рейта проводит кончиком стилета по внутренней поверхности бедер Аоя. Инстинктивный страх каждого мужчины чуть не заставляет гитариста выкрикнуть заветное слово, но он сдерживается. Ведь пока же ничего не случилось.
Господи, какая любовь? Её нет ни в одной из этих реальностей. Они давным-давно взрослые мужчины, растерявшие иллюзии на пути к славе. Любовь – она для глупых девочек. Для тех, кому они пишут песни. Романтика умерла, так и не успев воскреснуть.
Лезвие стилета, капельки крови на обнаженной коже , грубый ритм. И долгожданный оргазм. Любовь глотает “прозак»” в соседнем номере и мылит веревку.
Они по очереди принимают душ, Аой уезжает первым. Дома он мешает адреналин с виски. Падает в кровать. Ему, как обычно, ничего не снится.
Месяца через два Уруха приходит на репетицию в майке с бабочками.
- Не выношу этих насекомых, - морщится Рейта.
- Но почему?
- Они слишком красивы, а я ненавижу красивые вещи.
Проходя мимо Аоя, он небрежно роняет
- Завтра. В том же месте.
Две реальности, как параллельные прямые, никогда не пересекаются. В геометрии Евклида.
Уберите меня с подмостков игры,
Расскажите другую сказку.
Я снова поверю, пойду туда,
Где мне не наденут маску.
С. Сурганова.
Иногда невыносимо хочется сорваться. На крик, на истерику. Побиться головой об стену, пошвырять в стену бокалы и гитары. Хлопнуть дверью. Послать всех и просто всласть поплакать.
Но это уж слишком по-европейски. Ты натягиваешь маску самурая. Ты бесстрастен и безразличен. Какое тебе, в общем-то, дело, что Аой опять прячет синяки и засосы под нелепым черным шарфиком. Какое тебе дело, что Рейта опять похож на кошку, укравшую хозяйские сливки. Это совсем не по-японски бить морду лидеру своей группы. Ты и сам себя не поймешь в этом случае. Терпение – не христианская добродетель. Терпение – проклятие самурая. Пусть даже внешне он скорее напоминает принцессу.
Перед очередным концертом у Аоя почему-то слишком сильно дрожат руки. Он минут десять безуспешно пытается подвести глаза. В итоге ты предлагаешь свою помощь.
Узаконенные прикосновения. Нежные, словно крылья бабочек. Как бабочки, которых ты так любишь. Как бабочки, которых так ненавидит Рейта. В отличие, от него ты умеешь ценить красоту. Только кому это нужно? Уж точно не второму(первому?) гитаристу Gazetto.
Безразличное: Domo arigatou,Uruha-kun.
Безразличное: Dodzo, Aoi-kun.
Безразличие безразличию рознь. Ты не смеешь даже закусить губы. Слишком безупречен на них прозрачный блеск с розоватым отливом. Ты всего лишь немного нервно поправляешь светлые, залитые лаком волосы. Ты всего лишь слегка фальшивишь во время Reil’ы. Но даже Рейта этого не замечает. Впрочем, кого Рейта замечает кроме себя. Ну, и иногда Аоя.
Вчера ты всю ночь читал книгу про Италию. Ты и сам не очень понимаешь, зачем её купил. Впрочем, тоже неплохой вариант, чтобы скоротать очередную бессонную ночь. Что поделать, если ты плохо переносишь одиночество.
Статья про Венецию. С непременным упоминанием карнавала и масок. На дорогой глянцевой бумаге – отличные фотографии. Памятник ледяной красоте. Красоте, оберегающей эмоции.
Ты аккуратно проводишь пальцами по лицу. Возможно, оно тоже не больше, чем маска. Ты даже не можешь припомнить, когда в последний раз искренне улыбался. Тебе даже не нужна повязка, как Рейте. Ты сам запер себя в банковский сейф бесстрастия. Неудачная копия самурая. Неудачная фарфоровая баута.
Венецианский карнавал длится всего неделю. Ты затянул его на целую жизнь. Время сбрасывать маски, господа. Время сбрасывать маски. Часы давным-давно отбили неумолимую полночь.
Подходишь к зеркалу и долго, пристально всматриваешься в отражение. Робко пытаешься улыбнуться. Сладострастно проводишь ладонями по своему телу. Ты же хочешь, ты так хочешь, чтобы это были руки Аоя. Может быть, все же стоит купить лотерейный билет. Ставишь ногу на стул, невольно любуешься безупречными линиями. Безупречно. Разумеется, безупречно. Но красота преходяща, не так ли, Уруха?
Тебе надоело строить из себя самурая. Лучше уж роль Коломбины. Лучше жалеть о том, что сделал, чем примерять сто пятьдесят первую маску безразличия.
Завтра ты поговоришь с Аоем. Завтра ты позволишь себе сорваться. В крайнем случае, хлопнешь дверью. Пусть это и совсем не в японской традиции.
Но это будет только завтра. Уже завтра.
“И за каждым движением нервная дрожь,
И если ты любишь, то точно, убьешь”
Келли О’Шоннеси
Бойтесь своих желаний, они сбываются.
Я не знаю чего ты желал, Уруха, но уж точно не угодить в подобную геометрическую фигуру.
Треугольник – это всего лишь часть плоскости, ограниченная тремя отрезками прямых.. Треугольник – это теперь наша жизнь. Плоскость, ограниченная друг другом.
Бойтесь своих желаний…
А я всего лишь желал его. Аоя. До черноты в глазах, до подгибающихся от возбуждения коленей. Ты вряд ли когда-нибудь поймешь меня, Уруха. Такие веще не для Твоего Ледяного Высочества.
У нас были странные отношения. Грубый, животный секс, густо замешанный на боли и унижении. Что я мог поделать, если он не желал от меня ничего другого? Ножи, плетки, вибраторы…Как я ненавижу весь этот гребаный садо-мазо девайс, которым он заслонялся от меня.
- Сильнее, Рейта. Еще сильнее. Ну же!!!!
Вот и все слова любви, что я от него слышал. Все эти BDSM-ные игры для него - не больше, чем средство для снятия напряжения.
Тогда чем я отличаюсь от пресловутого вибратора, а, Уруха? Тоже не знаешь?
Встречи раз в два месяца. Иногда чаще. Всегда решал я, он просто подчинялся. С чего я взял, что так будет всегда? Наверное, потому что меня это устраивало.
Что имеем не храним, а, потеряв, горько плачем.
Внезапно появился ты. Со своей ледяной красотой и трогательным признанием. Прекрасная принцесса Уруха. Кому же не захочется почувствовать себя принцем? Вот и Аой не устоял перед искушением.
Только знаешь, он так и не смог отказаться от нашего маленького хобби. Правда, теперь встречи назначаю не я.
Только знаешь…Да, все ты, конечно, знаешь, Уруха-кун.
Потому что каждый раз, когда он со мной, я не просто трахаю его, так что он потом неделю сидеть не может. Я оставляю на его коже, как можно больше синяков, укусов, засосов. Словно расписываюсь: «Здесь был, Рейта. И здесь, и здесь. И здесь тоже»
Что ты чувствуешь, когда видишь эти следы моего присутствия? Ревность? Обиду? Жалость? Мне бы так хотелось узнать правду, но ты всегда отвратительно бесстрастен. Дешевая фарфоровая кукла, которая не умеет улыбаться.
Самое противное во всем этом, что,кажется, Аой действительно тебя любит.
Вчера…Вчера я предложил ему упрочить наш маленький треугольник. Привести тебя в дешевую гостиницу на окраине Токио. Научить тебя всем милым маленьким штучкам.
Видел бы ты, как он взвился. В первый раз в жизни Аой позволил себе поднять на меня голос. Нелюбимых никогда не будут так яростно защищать. Нелюбимые – это что-то вроде меня. На уровне фаллоимитатора.
Если честно, я не знаю придет ли он еще раз. Я составляю бесконечное письмо для тебя, Уруха. Письмо, которое никогда не напишу и не отправлю. Треугольник – не самая прочная фигура в геометрии. Его так легко сломать. Так же легко, как оторвать крылья бабочке. Я отрываю эти крылья, отрываю и отрываю, бабочкам, что купил в зоомагазине. А по лицу текут слезы. Сам не знаю почему . Наверное, от пыльцы…