Погода накренилась очень резко, словно бы неожиданно для всех. Небо стало серым, угрожающим, и дожди сменились мокрым снегом. Воздух уже не пропитан осенними запахами, обдувая холодным ветром лицо, неся с собой дыхание скорой зимы, и дни стали неумолимо короче, ночи – длиннее, с капелькой слишком терпкого одиночества. Руки мёрзли без перчаток, голоса были простужены, кофе перестал приносить удовольствие, а время – оно словно бы медленно замерзало, чтоб совсем остановиться в час, когда землю, крыши домов и провода покроет первый, настоящий, пушистый снег.
Жасмин стал чаще кутаться в тяжёлое шерстяное одеяло, что так неприятно колет нежную кожу шеи, и думать о том, в чём же они все не правы.
Вроде бы – ничего и не изменилось: пальцы всё так же пахнут табаком, утро всё так же начинается с трели будильника, зелёный чай остался всё тем же на вкус, а шампанское всё так же является предлогом затащить кого-нибудь в постель. Ну и что, что улыбки стали сдержанней, а кончик носа всё чаще мёрзнет, когда затемно возвращаешься домой? Ну и что, что губы всё чаще искусаны и обветренны с улицы, а разговоры по телефону сводятся к дежурным фразам? Ушло лето, а вместе с ним и тепло, не только за окном, но и внутри каждого из них.
Осень на последнем издыхании словно бы вырывает изнутри всё то, что бережно хранишь, когда календарный листок отрывается, оповещая о первом дне сентября. Ничего не стоит на месте, меняется всё, и каждый об этом знает не понаслышке. Это и есть основная проблема.
Вот и сейчас Жасмин сидит, забравшись с ногами в кресло, кутаясь в старое одеяло, и по привычке думает о том, в чём же каждый из них не прав. Ответы давно найдены, но он с каким-то понятным только ему моральным мазохизмом продолжает думать об этом.
«Интересно, а кто-нибудь из них, так же, как и я, задумывается на эту тему?» - такие мысли – не редкость, они часто мелькают в голове басиста подобными тёмными и одинокими вечерами. Но только вряд ли он получит ответ.
Водя кончиком пальца по краю чашки, где на самом дне ещё поблёскивает зелёный чай, Жасмин думает о том, что Камиджо не прав в своей принципиальности.
Если они ругаются с Хизаки, то он, совершенно точно, никогда не пойдёт первым на примирение, не станет извиняться перед Химэ, даже если виноват. Это такое дело принципа, просто Юджи – тот человек, который уверен, что ему все и всё должны, он же не обязан ничем и никому. Или если они с Ю договариваются о том, что последний позвонит сам, Камиджо никогда не наберёт номер телефона басиста, даже если это будет жизненно необходимо. И в этом он – не прав.
На стекло окна медленно налипают влажные снежинки, почти тут же становясь каплями, что расчерчивают стекло мокрыми линиями. В комнате – тихо, Жасмин даже слышит, как бьётся его сердце, и думает о том, что Хизаки не прав в своём равнодушии.
Равнодушие лидер-сана проявляется в самые неподходящие моменты, и это доказано практикой. Нет, он вряд ли сможет спокойно пройти мимо бездомного котёнка, но вот оказать поддержку тому же Юки, который приходит на репетицию не спав уже больше 30 часов – он не может. И дело не в принципах, как у Камиджо, а в том, что ему просто всё равно. И в этом Хизаки не прав. И точно так же, ругаясь в очередной раз на глазах всей группы с Юджи, выясняя свои личные отношения, он может одарить вокалиста равнодушным взглядом в тот момент, когда нужно было бы действовать, чтоб исправить ситуацию. Камиджо вспыхнет и вновь вспомнит о своих принципах, и всё начнётся сначала.
Закутавшись плотнее в одеяло, Жасмин ставит на пол пустую чашку, и тянется к лежащим там же, на полу, сигаретам. Думать дальше, не ощущая в воздухе запах табака, он просто не может.
В чём не прав Юки? Пожалуй, в его чрезмерной строгости, в его стремлении быть тем, кому небо по плечо, при этом ограничивая свободу другого. Если Теру уезжает домой на пару дней, сообщив о поездке драммеру, тот всё равно будет диким волком наворачивать круги по их совместной съёмной квартире, и снова не спать сутками, ожидая, когда же гитарист вернётся в их дом. И если Теру задержится – не миновать очередного скандала, во время которого Юки не забудет в очередной раз напомнить, кто здесь хозяин положения. И в этом он не прав.
Жасмин разгоняет рукой почти прозрачный дым от сигареты, смотря, как та дотлевает в прозрачной пепельнице на подоконнике. Мокрый снег давно превратился в очередные потоки дождя, упрямо прибивающие к земле и без того безжизненные яркие листья, сорванные с сухих веток деревьев.
Теру – это тот человек, который без стеснения признаёт свои или чужие ошибки, податливый, как нагретый в руках пластилин, неумело скрывающий за маской с улыбкой свои эмоции. В этом не прав он. Если на репетицию они с Юки приходят последними, то каждый в группе знает, что вина поступка не лежит на плечах гитариста. Но Теру с завидным упорством доказывает всем, что это он проспал, или что это именно он случайно пролил на чистые джинсы драммера кофе, и пришлось задержаться дома. Юки обычно молчит, Хизаки равнодушно пожимает плечами, а Камиджо не забывает вставить очередную язвительную фразочку в адрес Теру, просто так, из принципа.
Все ко всему привыкли.
Но сейчас Жасмин чувствует, что ситуации нередко выходят из-под контроля. Просто равнодушие Хизаки достигла своего апогея, просто принципиальность Камиджо сводит его, Ю, с ума, просто Теру всё чаще срывается, уходя в курилку, а Юки всё упорнее ставит рекорды по количеству часов без сна.
Жасмин оставляет одеяло на любимом кресле, и выключает свет в комнате, забираясь в постель. Он утыкается носом в подушку, наволочка которой пахнет специально купленными как у Юджи духами, и делает глубокий вдох.
А в чём же не прав он сам?.. Для него – это самый простой, но самый нежеланный вопрос.
Жасмин не прав в том, что с полной самоотдачей погружается с головой в испепеляющую его изнутри ревность, безропотно отдаёт себя в холодные руки морального мазохизма, понимая, что это глупости. И это понимание тоже его ошибка. Финальным штрихом в картине «не прав», где главным героем является он, становятся длинные тёмные ночи, когда Жасмин судорожно облизывает пересохшие губы, цепляется пальцами за подушку и, глубже вдыхая сладковатый запах духов, ласкает себя, шепча на выдохе: «Юджи».
До прихода зимы остаются две последние короткие недели и, наверное, каждый из них немножко, но верит, что что-то изменится.
Только мечтая о переменах, каждый из них боится сделать первый шаг: не желая нарушать свои принципы, показывать истинные эмоции, боясь изменить своему равнодушию или нарушить привычный устой строгости. А ещё не веря тому, что друзья могут стать лучшими любовниками, и истязать себя изнутри ревностью будет просто ни к чему.

back