Superreality
Jasmine You

…
В такси тихо и тепло, и кажется, это именно ты попросил водителя выключить музыку, хотя я так и не понял – «для чего». За окном, покрытым мелкой рябью от холодного дождя, проносятся улицы, цветные светофоры, витрины магазинов и, может быть, редкие прохожие под широкими зонтами. Мне почти жаль, что я не могу сейчас сидеть и смотреть на этот достаточно примитивный и в принципе знакомый пейзаж.
И, честно говоря, я до сих пор недоумеваю: неужели из меня такой хороший актёр?.. Или же просто моё желание сыграло роль? И почему Хизаки, который отлично знает, что до состояния неадеквата и полного не контроля себя мне надо пить достаточно долго, повёлся на весь этот дешёвый театр одного актёра?.. А уж тем более почему именно ты… ты один так легко согласился довезти безжизненное тело до дома? Слишком много вопросов у меня в голове, а ответы так хочется получить. Получить вот прямо сейчас, приписав к выше указанным ещё пару-тройку вопросиков, что не дают мне спокойно жить уже которую неделю, месяц.
Я успел достаточно удобно устроиться у тебя на плече, стараясь выровнять дыхание так, как нужно, только бы не проколоться прямо сейчас… И мне кажется, что я каждой клеточкой тела чувствую, как тебя выводит из себя вся эта ситуация, и как тебе сейчас неприятно и совершенно не хочется находиться тут, рядом со мной. Знаешь, я, может быть, даже могу тебя понять… Нет, не так – «смогу», в будущем времени, лишь после того, как ты всё объяснишь мне.
- Вы уверены, что ему плохо не станет?..
- За машину переживаешь?
- Ну… как сказать…
- Не станет.
Сухой, неэмоциональный диалог. И я с удивлением чувствую, как ты, словно бы ради галочки, крепче обнимаешь меня.
Пока ты не видишь, я наблюдаю за тобой сквозь ресницы, изучая твой профиль и стараясь угадать, что же сейчас ты наблюдаешь за грязным стеклом окна. А ещё я очень хочу забраться в твои мысли, ведь почему-то мне кажется, что не дашь ты мне ответов на мои вопросы. Пускай я буду истерить и орать на тебя, буду бить посуду или же биться кулаками в стену, до крови раздирая костяшки пальцев, пускай я буду валяться у тебя в ногах, скуля как щенок, или же силой пытаться удержать у себя дома… Мне кажется, что все эти варианты очень будут иметь место быть, но в итоге я всё равно останусь ни с чем.
Мне сейчас до чёртиков хочется курить, глубокими затяжками, чтоб рвало горло, и шептать тебе: «Да, я дурак… пускай я не герой, зачем со мною так?..». Считай, Юджи, я сейчас креплюсь из последних сил, проверяю свои нервы на прочность, упрямство на силу и выносливость, терпение на преданность желанию.
Ты что-то бормочешь у меня над ухом, я понимаю, что и правда успел задремать, а теперь сквозь лёгкий сон и твой голос я слышу слабый шум дождя с улицы, и больше никаких звуков. Значит, до дома нас довезли, полпути позади, Юичи, не сдавайся. Я улавливаю сквозь общий поток своих мыслей, голоса водителя, шума дождя твои фразы, просьбы уже наконец-то хоть как-то отреагировать и, хотя бы, попытаться самостоятельно выбраться из машины.
- Юджи, мне очень плохо… - Цепляюсь за тебя пальцами, смотря сквозь ресницы, и стараясь максимально «еле ворочать языком».
И, как и следовало ожидать, после этой моей фразы водитель такси поднимает ор, я мысленно прошу у тебя прощения, ибо тебе приходится чуть ли не на руках вытаскивать меня из салона, а я ведь знаю, что вешу я далеко не тридцать килограмм, и даже не могу злиться на тебя за лёгкий мат в мой адрес. Ох, сейчас мне начинает казаться вся эта идея очень глупой, зря сделанной, но теперь уже отступать поздно.
Холодный дождь очень неприятно бьёт в лицо, я всё так же цепляюсь за тебя пальцами, покорно медленно идя в сторону подъезда, периодически тормозя, очень «желая» поздороваться с землёй. Я сейчас уверен, Камиджо, что ты меня – ненавидишь.
- Юичи, какой этаж?.. – Сухо бросаешь мне, втаскивая меня как тряпичную куклу в лифт, как мы смогли преодолеть препятствие в виде входной двери – я сам не понял.
- Шестой. – Выдыхаю, буквально повисая в твоих руках, вяло обняв за шею, а сам глубоко вдыхаю запах твоих влажных волос, и голова кружится.
Я не знаю, как собираюсь оправдываться перед тобой уже совсем и совсем скоро. Я почти не знаю, что буду говорить, как буду смотреть тебе в глаза. Тянуть до утра нет смысла, надо всего лишь добраться до квартиры и как-то сделать так, чтоб все пути к твоему бегству были отрезаны. Но как?.. Чёрт, кажется, это единственный нюанс, который я не продумал…
Лифт прибывает слишком уж быстро на нужный этаж, и мне приходится кое-как отцепиться от тебя, при этом не без удовольствия отмечая, как ты крепко и словно бы бережно обнимаешь меня за талию, что-то ворча мне в волосы. Глупости, Ю, не стоит сейчас тешить себя чем-то.
Следующее препятствие – найти ключи и попасть-таки в квартиру.
- Ю?.. Ю, ты меня слышишь?
Невнятно что-то бормочу тебе, как истинный «отравившийся овсяной печенькой» пытаюсь сам стоять ровно, в поисках ключей. Неаккуратный отступ назад, и очередная порция мата в мой адрес, когда ты очень во время ловишь меня за локти, не сильно дёрнув к себе. Черт, Юджи, моя попытка падения с лестницы – это не запланировано, честно. Не поверишь, но я тоже успел испугаться.
- Я сам…
Ты решаешь не спорить, правильно, спорить с невменяемым после алкоголя человеком – не стоит. Поэтому я ещё минут пять старательно пытаюсь попасть в замочную скважину, а сам лишь нарочно тяну время, пытаясь сполна насладиться твоими объятиями, пускай они и дежурные. Всё это бы продолжалось ещё долго, если бы ты не выдержал, накрывая мою руку своей, помогая справиться с замком и ключом. Благодарно киваю тебе, чуть обернувшись, и на секунду мне кажется, что я вижу в твоих тёмных глазах лишь отвращение и презрение к себе, от чего внутри становится очень холодно и как девчонке хочется плакать.
Заходя в квартиру, вернее ты-то заходишь, а я еле ползу впереди тебя, ты без труда находишь выключатель в коридоре, тут же присвистнув оттого, что бардак из комнат уже даже сюда добрался. Ну а что я могу поделать?.. Юджи, я не думал, что сегодня поздним вечером именно ты окажешься здесь, со мной…
Я вновь, как истинный трезвенник, рвусь в бой, с наигранным трудом раздеваясь, чувствуя, как ты наблюдаешь за мной, и я с трудом скрываю удивление, когда ты, тихо закрыв за собой дверь и кладя ключи на стол, тоже снимаешь обувь, вновь очень вовремя подхватывая меня, пока я борюсь в своём удивлении с ботинком. Знаешь, а я ведь уже почти приготовился резко разворачиваться к тебе, хватать за руку и не давать уйти, мысля и действуя абсолютно трезво.
Пока ты доводишь меня до комнаты, тактично поинтересовавшись, не нужно ли мне в ванную и получив отказ, я могу спокойно обнимать тебя за шею, прижавшись, словно бы и правда боясь упасть. Я столько раз прокручивал в голове эту ситуацию, и никогда не мог довести её до логической концовки… до того момента, когда придётся перестать играть и начать говорить.
Ты помогаешь мне лечь на не расстеленную кровать, тут же приоткрывая в комнате форточку, я же понимаю, что тебе совершенно не хочется работать сиделкой с таким вроде бы непутёвым мной. Поэтому-то я и удивляюсь в очередной раз за вечер, когда ты присаживаешься рядом со мной, интересуясь, не нужно ли мне чего-нибудь. Отрицательно мотаю головой, понимая, что глотать какой-нибудь активированный уголь от отравления, пить литрами воду и обниматься с белым другом – мне уже не позволит ни совесть, не организм, и не, всё-таки, терпение. Это будет уже совсем перебор.
- Ну, смотри. – И вновь я слышу лишь безразличие в голосе, от чего по коже проходят мурашки.
Мне очень хочется свернуться клубочком, но я лишь ложусь на бок, обнимая подушку. Мне очень хочется всё-таки стать малолетней девочкой и разреветься от непонимания ситуации, но вместо этого я лишь тяжело и часто дышу, уткнувшись в уголок подушки. Мне очень хочется сейчас протянуть руку, поймать пальцами рукав твоего тонкого свитера и потянуть тебя к себе, но вместо этого я слушаю, как ты набираешь номер на мобильнике и выдыхаешь в трубку имя нашего гитариста.
Лежу с закрытыми глазами, стараясь уловить каждую твою фразу, каждую интонацию, чтобы понять, когда сдёрнуть с себя маску и начать действовать открыто.
- Я хочу поговорить. – Поворачиваюсь к тебе, говоря максимально уверенно и абсолютно адекватно и трезво смотря на тебя, не в силах сдержать улыбку, видя, как ты медленно, но верно меняешься в лице. – О нас…


Past.
Kamijo

Эта способность моя – видеть и понимать все, что пытаются скрыть – именно ее, наверное, можно отнести к разряду тех самых «даров-проклятий», которыми иногда какие-то высшие силы наделяют людей. Не всех. Только каких-то отдельных, и хоть убей, мне не понять, за что в число этих избранных попал когда-то и я.
Еще в детстве, еще в ранней юности, когда мне казалось, что я просто параноик, в душе все равно были какие-то сомнения и смутные догадки. И, как правило, рано или поздно все, что я подозревал или о чем догадывался, оказывалось правдой.
С этим тяжело жить. Чувствуешь себя какой-то антенной, настроенной на все волны сразу. Попросту откровенно не хватает «эфира». Отец говорил мне, давно, в детстве, что я, как и он – слишком чувствительный. Знаешь, а он неплохо писал. Лучше всего у него получались хайку, кое-какие я даже помню до сих пор наизусть. И все они были пронизаны не стихающим, осенним одиночеством, предчувствием какого-то конца, и не важно, что это будет – конец осени, конец семейной жизни, или конец всему. И он все-таки ушел, об этом мало кто знает, но этот поступок только укрепил во мне чувство знания обо всем наперед.
Когда любишь, тяжело верить голосу здравого смысла, даже когда он сиреной начинает вопить: «Дружок, а ведь тут что-то не так». Можно только плыть по течению, понимая опять-таки, что несет и заносит в водоворот, из которого не вырваться. Мне потребовалось полгода, чтобы придти в себя и восстановить силы и желание еще что-то делать на сцене, хотя так неимоверно тяжело было выходить в гулкое одиночество. Свет софитов прямо в лицо, полный зал, осознание того, что кроме меня здесь больше никого – и я каждый раз съеживался внутренне, понимая, что вот-вот начнет дрожать голос. Это было самое суровое испытание, в ходе которого я понял, что мне нужен кто-то рядом. И этот кто-то должен меня понимать, поддерживать, чувствовать, как себя.
Смешно, но поисками таких людей для себя занято чуть ли не все человечество, а находят их, как правило, единицы. Или десяти. Ну, или даже сотни. Но что такое сотня на все человечество? Однако мне было проще. Потому что найти мужчину всегда легче, чем найти женщину. Человека, который будет оберегать тебя, даже ничего не делая, который просто однажды появится в нужный момент.
И появился.
- Я просто хотел сказать, что никто другой мне не нужен.
Мы с Хизаки сидели тогда у него дома, где я в первый раз, и обсуждаем извечный вопрос «Зачем может быть нужно два почти одинаковых проекта?»
- Я настолько незаменим? Или просто характер сговорчивее? Я уверен, что мы поладим, Хи, но как же быть с твоим вокалистом?
- А мой вокалист – ты. Я хочу только тебя.
- Так маленькие девочки просят у мамы увиденную в витрине магазина куклу.
- Глупости. Ты живой человек, пожалуй, самый живой и яркий из всех. А вместе мы с тобой горы свернем.
Это был первый случай, когда кто-то не поддался на мою провокацию, кто осадил меня и назвал «живым человеком», в то время как сам себя я уже давно считал манекеном. Красивым, наряженным, и даже поющим.
Любовь к Хизаки проснулась гораздо позже. Правильнее будет сказать, что она родилась из нежности и благодарности моей к нему. Я никогда не говорил ему, как мне льстило то, что он выбрал, он хотел только меня. И вовсе не в том самом, общеизвестно-пошлом смысле. Просто он нашел «свой голос», а я нашел своего человека. Того самого, которого находят сотни или десятки, или единицы.
Нам говорили, что мы идеальная пара. В шутку конечно, но в каждой шутке, как известно, есть доля правды. Он искал свой собственный «голос», мне же хотелось найти идеальный «звук», Хизаки был принцессой, я о принцессе мечтал долго и несбыточно, примеряя то и дело этот образ на совершенно других людей, с горечью понимая, что почти всем он велик. А вот Хи-тяну он оказался впору, да еще так, будто шили специально по нему.
- Я люблю тебя. – Сказал он мне только один-единственный раз, в обычном вроде бы номере отеля в Штатах, вечером после первого концерта. Сказал, неожиданно обняв – все еще в концертном гриме и платье - и тут же накрыл мои губы своими, а внутри билось что-то, рваным ритмом выстукивающее «мол-чи-не-го-во-ри-ни-че-го». И я молчал. Молчал и утром, старательно пряча проклятые счастливые глаза от остальных членов группы, изредка встречаясь взглядом с гитаристом. Это был, пожалуй, самый запоминающийся день в только что родившемся, созданном «мы».
Но та самая способность, порой отравляющая мне жизнь – видеть и понимать больше, чем лежит на поверхности – дала о себе знать очень и очень скоро. Я стал замечать витающее в воздухе раздражение, ловить на себе редкие взгляды человека, который поначалу никак не привлек меня. Бесспорно, талантливый, милый, очень красивый, но – совсем не мой. Это был ты. Это ты изучающее провожал меня глазами, ты так или иначе привлекал мое внимание – то улыбкой, то повышенным тоном, все чаще и чаще выражая скрытое раздражение от того, что я тебя не замечаю. Вернее, замечаю не больше, чем бас у тебя на плече. Ты обижался, как ребенок, негодовал, срывался иногда то на меня, то на Хи, то на ни в чем не повинного Теру, то проводя сомнительные вечера с Юки. А я тебя просто до смерти боялся, как моряки боятся шторма, хоть темно-синие тучи на горизонте и завораживают взгляд, хоть и так приятен ревущий ветер и соленые брызги в лицо. Ты был – как стихия, которая сметает все на своем пути, и я не сомневался, что когда-нибудь ты сметешь и меня. Погибать рано и бесславно не хотелось, поэтому все, что я мог делать, это держать тебя на расстоянии, не реагировать на тебя, не брать трубку, когда ты звонил, иногда даже игнорируя какие-то твои слова на репетициях. Разумеется, это было глупо. Все равно, что закрываться ладонями от солнца, говоря, что никакого солнца тут вообще нет.
Ты бы просто смял меня, как бумажного журавлика в кулаке, предварительно наигравшись сполна, выпотрошив все, что у меня было и есть внутри. Это тоже называется любовью, но в отличие от созидательной любви Хизаки, в твоей одержимости было бы только разрушение. Если с гитаристом я был бедуином, счастливым философом, мирно бредущим по пустыне рука об руку со своим спутником, то ты бы заставил меня карабкаться по отвесным скалам, обдирая себе руки, проклиная все на свете, а сам сидел бы и наблюдал на вершине, как скоро я сорвусь и полечу в пропасть головой вниз.
Есть старая еврейская поговорка «Выбирай, что ты хочешь – хлеб или розы?», где хлеб – спокойствие, стабильность и благополучие, а розы – всего лишь любовь. Я осознанно выбрал хлеб, потому что это меньшее, на что нужна была бы смелость. А ты, вне всякого сомнения, выбрал бы розы. И уже за одно это я тебя почти ненавидел, раз за разом не реагируя на твои слова, упреки, насмешки, недовольства, провокации и… словно бы случайный взгляд чайных глаз. А знаешь, они всегда сводили меня с ума.


Reality

Этот вечер изначально был каким-то неправильным, если, конечно, под словом «неправильный», можно понять то, что я вообще никуда не хотел выходить, особенно узнав, что в бар с нами идешь еще и ты.
За окнами едва-едва начинающаяся осень, дни еще теплые, а вот ночи промозгло, стеклянно холодные, настолько, что не тянет никуда выходить после заката – укутаться бы в плед, включив негромко музыку, или слушая, как в соседней комнате привычно играет что-то Хизаки. Просто когда он думает, что я сплю, совесть ему не позволяет меня будить, даже тихонько перебирая струны. А без этого он жить не может. Я же не так уж часто сплю, просто нравится лежать с закрытыми глазами. Так и живем: он – уходя, чтобы мне не мешать, а я – слушая его из соседней комнаты.
- Мне правда никуда не хочется идти, Хи.
- А мне хочется. Ну не будь ты таким занудой, мы же дальше чем до студии и не выходим никуда. На работу – с работы… Чем мы в таком случае лучше брокеров?
- Ну не знаю, брокеры не ходят в платьях.
- Дурак. Вставай, давай. И не кури, я тебя прошу, мне что, опять ругаться с тобой по этому поводу?
Хизаки настаивает, чтобы я бросил курить, мотивируя это тем, что пока педагог по вокалу ставит мне голос, курить – значит свести на нет все усилия. Но бросить я не могу, и не потому даже, что привык, а просто сигарета в пальцах иногда так успокаивает.
На улице собирается дождь, и пока мы добираемся до бара, где нас уже ждет Теру, первые капли срываются с небес, и асфальт темнеет на глазах.
Ты опаздываешь, это у тебя такой стиль, действующий в больших компаниях – приходить последним, таким образом, получая сразу все внимание присутствующих. А хотя, может, ты и не нарочно, просто машина в пробке застряла, или внезапно начавшийся дождь сбил планы.
- Ю точно придет? – Спрашиваю я у Теру, который принялся уже за второй бокал пива, в то время как я едва пригубил вино. Сегодня что-то совсем не хочется пить. А может быть, просто страх, что перебрав, я не смогу больше тебя игнорировать.
- Придет-придет, куда он денется.
И оба моих гитариста увлеченно уходят в разговор, в то время как я размышляю о том, какого черта жизнь меня ничему не учит. Ведь сейчас предчувствие вовсю орет как обычно «Юджи Камиджо, ты сегодня вляпаешься, дурак ты такой», а я игнорирую все эти предпосылки, то и дело поглядывая на дверь. Окончательно все это перестает быть смешным, когда среди прилично собравшегося уже народа я вдруг замечаю знакомый шарф и весь сжимаюсь, как стальная пружина. Ты сегодня какой-то совсем на себя не похожий – резкий, стремительный, и еще одуряющее пахнешь дождем со примесью сладких духов и дорогого алкоголя. Уже навеселе?
- Что с тобой такое? – Слегка удивленно спрашивает Хизаки, тактично уступая тебе место между ним и мной, потому что ты сам захотел сесть сюда, со стуком кладя темные очки на столик.
- Ничего. Просто превосходное настроение. Привет, Юджи, ты как обычно не здороваешься.
А глаза, в полутемном освещении бара кажутся агатами, влажно блестя и сверкая так, что я увожу взгляд, залпом допивая свое вино. Ах, чтоб тебя, Юичи, ну какого черта ты ломаешь всю мою тщательно сконструированную защиту?
Вместо ответа, киваю тебе, даже не взглянув, на ощупь передвигая по столу меню с напитками. Отчего-то я уже уверен, что ты сегодня будешь много пить.


Past
Jasmine You

Я никогда не считал себя каким-то особенным или незаменимым человеком. Даже в детстве я не относился к категории тех детей, которым родители из раза в раз не устают повторять: «ты самый лучший» или «ты должен быть самым лучшим», «ты самый умный» или «ты должен быть самым умным». Ни отец, ни мать никогда не ругали или не хвалили меня лишний раз, если это не было заслужено. И постепенно, где-то в средней школе, я начал понимать, что если хочешь получить львиную долю внимания, не важно от кого именно, надо стараться. И, порой, стараться слишком упорно и прилежно.
Наверное, именно эта нехватка какого-то постоянного внимания и тепла со стороны родителей, в последствии и заставила меня уйти с головой в музыку.
Музыка – оказалась отдельным миром, моим персональным миром со своими законами и порядкам. Там я смог создать для себя тот образ, который бы не оставался незамеченным. Можно сказать, что именно таким образом, всеми этими яркими костюмами, вызывающим поведением на сцене, безумным мейкапом я просто старался сфокусировать максимальное внимание на своей персоне, словно бы восполнить мальчику внутри меня всё то, что недополучил в детстве.
Постепенно я просто начал к этому привыкать. Я начал даже жить почти так же, как живу на сцене. Можно сказать, что я буквально вошёл во вкус, но это не звёздная болезнь, какой принято называть подобное поведение. Скорей я просто постарался создать свой персональный стиль жизни, перенести мир музыки в реальность. Нестандартная одежда и чём-то необычное поведение, странные привычки и склонности, непонятные многим симпатии и зависимости. Всё это постепенно сделало из меня ту личность, которой я являюсь теперь. Но мало кто знает, что где-то глубоко под всей этой мишурой остался всё тот же мальчик, который до слёз боится, что его не заметят, что не примут в расчёт, не расценят какие-то мелкие поступки всерьёз.
И всё бы было просто прекрасно и замечательно, если бы в один чудесный день в моей жизни не появился ты. Ты – человек, который сам того не ведая по ниточке начал распускать этот мой мир, возвращая меня с небес на землю, и как бы говоря, что не всё в этой жизни так, как хочется. Ты – человек, который неосознанно или специально напомнил мне, что получать всё внимание, которое мне хочется – просто невозможно.
Поначалу я не предал особого значения всем этим ситуациям и твоему поведению. Ну, мало ли, не сошлись характерами или же я просто как-то неосторожно тебя обидел. Но чем дольше мы «общались», тем больше я понимал, что ровным счётом не понимаю ничего.
Согласитесь, мало кому будет приятно, работая в одной группе, чувствовать себя человеком-невидимкой. Знаешь, и мне было бы куда более спокойно, если бы ты срывался на мне, если бы между нами были постоянные скандалы не из-за чего, как бывает между людьми, которые неприятны друг другу.
Но всё получалось совершенно иначе. Сначала я пытался привлечь внимание слишком вызывающими фразами, поведением, может быть, в какой-то степени даже перегибал палку. Но всё это было как о стенку горох. Ты будто бы находился за стеклянным куполом, сквозь который меня не видно и не слышно.
Я ни раз вытаскивал на приватные разговоры Юки, человека, который, кажется, знает о каждом из нас всё. Но и он лишь пожимал плечами, не подтверждая и не опровергая ни одно моё рассуждение на тему тебя. Я предполагал, что ты на меня обижен – «но за что?» спрашивал Юки. Я допускал мысль, что я тебе просто не приятен как человек – «но с чего бы?» вновь задавал вопрос драммер. Я выдвигал предположение о том, что ты меня боишься или просто не хочешь быть рядом – «глупости» бесспорно заявлял Юки. И так по кругу, а постепенно у меня просто закончились варианты.
Я пытался поговорить с тобой на чистоту при всех, чтоб не было тайн внутри группы, но ты отказывался меня слушать. Я пытался поймать тебя вне работы, но ты по определению был с Хизаки, и даже, кажется, не искал предлога, чтоб уйти прочь, оставив меня в центре улицы наедине со своими мыслями. Я пытался дозвониться тебе, но каждый раз механический голос оператора сообщал, что говорить со мной не желают.
И чем дальше заходила эта ситуация, тем больше я запутывался в происходящем и в самом себе, начиная чувствовать себя глупым и потерянным ребёнком. Чем быстрее шло время, не высказывая никаких новых предположений, тем больше я понимал, что мои мысли о тебе занимают 90% всех остальных мыслей вместе взятых. Меняя тактику «со скандалов – на улыбки», я начал понимать, что даже подобный контакт, бессловесный и не тактильный – абсолютно бесполезен. И зарождающееся внутри меня непонимание лишь усиливалось, а к нему присоединялся ещё и страх, лёгкая обида и ещё какая-то гамма чувств, которые я не мог даже сам для себя объяснить и истолковать.
То, что вся эта ситуация медленно, но верно подталкивала меня к состоянию полной апатии и скорому сумасшествию, а ведь я никогда не был особо параноиком, было ясно, кажется, всем. Но ни один человек из нашей группы или ближайшего окружения, кажется, так и не решился поговорить с тобой. Зато со мной беседы вели все, кому не лень. И постепенно я просто начал закрываться от людей, отмалчиваясь на какие-то, казалось бы, невинные вопросы, и брать с тебя пример – игнорировать телефонные звонки, сам ожидая лишь твоего, уходить по-английски, в надежде как-то встретить тебя, и так далее.
А в одно прекрасное утро я понял, что просто не могу больше так. Находиться в неведенье - это слишком жестокая пытка по отношению ко мне, и я не понимаю, чем заслужил подобное.

Reality

… От начавшегося на улице дождя я спасаюсь в салоне такси, неотрывно глядя на вход в бар, где сегодня все так дружно договорились встретиться и пообщаться. Водитель терпеливо ждёт, когда я соизволю покинуть машину, но не подаёт голоса - те деньги, что я ему заплатил, втрое больше, чем он смог бы заработать за этот вечер, развозя по домам всех желающих.
Когда я вижу тебя и Хизаки, у меня предательски замирает сердце, и я допиваю остатки виски из фляжки, захваченной из дома. В мои планы не входит сегодня слишком надираться, чтоб пуститься во все тяжкие, но об этом никому из вас знать не нужно. Я отсчитываю про себя до двадцати, и лишь после этого покидаю машину, поблагодарив водителя за терпение.
Десять шагов до входа в бар, и я даже не успеваю хоть как-то промокнуть. Найти внутри многолюдного и шумного помещения столик, где так чудесно расположилась вся компания – не составляет труда.
Стоит мне только появиться рядом с вами, я понимаю, что моё поведение в очередной раз привлекает слишком много внимания. Это льстит, но не более. Ведь тот, чьё имя у меня сейчас пульсирует кровью в висках, вновь делает вид, что я – тень, призрак, с которым не надо даже здороваться.
Небрежно скинув тонкое пальто на спинку стула, я удобнее устраиваюсь рядом с тобой, про себя откровенно удивляясь, что Хизаки не сказал ничего против, и тянусь за меню, словно бы неаккуратно задевая тебя локтем, и понимаю, что пить сейчас мне не хочется совершенно.
- Прости-извини, не хотел. – Я улыбаюсь тебе, глянув сквозь спадающие на глаза волосы, и едва сдерживаю разочарованный вздох, когда ты лишь отмахиваешься от меня, подзывая официанта.
Я чувствую на себе очень внимательный и почти обеспокоенный взгляд Теру, но решаю взять пример с тебя и не реагировать.
У подошедшего официанта я заказываю столь непривычное для меня в подобные вечера пиво, и именно в бутылках, со сплошной этикеткой, свято веря, что подобное не вызовет никаких подозрений. Я заранее знаю, что допивать принесённое я не стану, это не сыграет мне на руку, но только вот тебе, да-да, именно тебе, знать об этом не нужно.
Вечер медленно ползёт вперёд, голоса в заведении становятся громче, официантам приходится бегать между столиками чаще, а кондиционеры не справляются с обилием табачного дым. Я честно поддерживаю разговоры, что неспешно витают над нашим столиком, но это происходит ровно до того момента, пока твой голос не заставляет меня замолчать.
И в какой-то момент, я словно бы стараюсь уйти в тень, откинувшись на спинку стула, незаметно оценивая то количество алкоголя, которое успел убить и Хизаки, и ты, и остальные. А, судя по времени на часах, – действовать мне уже давно было бы пора.
Как-то слишком нервно тушу не скуренную даже на половину сигарету, и провожу ладонями по лицу, уже сейчас начиная молиться, чтоб актёр внутри меня оказался достаточно профессиональным.
- Ю?.. – Теру первый реагирует на моё длительное молчание и подобное поведение, когда я в очередной раз закатываю рукава кофты до локтя, стараясь глубоко дышать.
И после его этого вопросительного обращения я с успехом приковываю внимание всех остальных к себе.
- Что?... – Кое-как заставляю себя выдавить подобное.
- С тобой всё хорошо?.. – Хизаки реагирует быстрее Теру, вполоборота повернувшись ко мне.
- Честно?.. Нет. – Я аккуратно подбираю слова, вновь проводя дрожащими пальцами по лицу и делая глубокий вдох. – Я… В общем, я домой, пожалуй.
Над столиком повисает неприятная пауза, я чувствую, как каждый из вас внимательно наблюдает за мной, словно бы практически трезвея. А передо мной сейчас первая сложная задача, заключающаяся в моём же поведении.
Медленно и очень неуверенно поднимаюсь на ноги под немыми взглядами одногруппников, и очень жалею, что моё положение не позволяет заметить твои глаза.
Сейчас я честно не знаю, как сделать очередной финт ушами и чтоб ты оказался в одном такси со мной, мне остаётся лишь уповать на удачу и волю случая.
Неуверенно натягивая пальто, я словно бы во время цепляюсь пальцами за твоё плечо, тут же приложив ладонь к глазам, моментально слыша своё имя, но в общем шуме просто не успеваю разобрать, чей это голос. И пока облокотившись на стенку и убрав пальцы с твоего плеча, я стараюсь застегнуть пальто, то очень упрямо молюсь всем богам, чтоб, чёрт возьми, хотя бы сейчас ты проявил каплю внимания ко мне.


Reality
Kamijo

Вечер слишком быстро перестает быть томным, и даже тот несчастный бокал вина, выпитый мной практически еще до твоего прихода, никак не может повлиять на то, что я сдерживаюсь буквально из последних сил, не зная – то ли увести тебя подальше, то ли встряхнуть посильнее прямо при ребятах. А все потому что я снова, черт бы побрал все на свете, замечаю всё, что ты делаешь сегодня, всю подоплеку твоих таких вроде бы случайных жестов. Язык тела вообще легко прочесть, особенно когда следишь не беспристрастно. И я не знаю, какой силы воли мне сейчас хватает, чтобы продолжать носить маску деланного безразличия и чуть ли не презрения.
Хизаки невольно сам обрывает всю эту демонстрацию.
- Ками, перестань так на Ю смотреть, в самом деле. Каждый имеет право расслабиться. Вы вообще как дети себя ведете, тоже мне, война гражданская в группе…
- Что? – Непонимающе смотрю на гитариста, с трудом выдавив из себя улыбку в ответ на твой какой-то слишком уж говорящий взгляд. – Ну, с чего ты взял это?
- Мы же и собрались сегодня тут все, чтобы положить конец вашей вражде. Ну, почти все. – Хмыкает Теру, намекая на отсутствие внезапно уехавшего «по срочным делам на несколько дней» Юки.
- Видишь, нас «мирят». И вообще, господа, это не я начал…
Мне остается только улыбаться, кивать, и снова улыбаться, в то время как ты неподдельно сияешь просто, словно назло мне, становясь все красивее. Черт побери, да что же ты делаешь? И неужели Хизаки ничего не видит?
Мне безумно страшно сейчас, что еще немного, и я перестану себя контролировать, вместо холодного взгляда ты увидишь обожание, ведь ты же нравишься мне, в самом деле, очень нравишься. Любым. Нервным, огрызающимся, или ласково урчащим, как настоящий кот, не выспавшимся или пьяным, либо сосредоточенным перед концертами, но еще больше я люблю разок позволить себе глянуть на тебя на сцене. Вот тогда ты – идеал и совершенство.
Шум начинает действовать мне на нервы, хотя столик наш у стены и в максимальном удалении от остальной массы народа. Я понятия не имею, сколько времени сейчас, потому что все силы – эмоциональные и физические – уходят только на то, чтобы не реагировать на тебя, а ты, пользуясь случаем, чуть ли не прилепляешься ко мне, слегка задевая ногой бедро выше колена, хотя и сидишь вот уже с полчаса тихо, словно бы отгородившись от всех. Ты выпил не так уж много здесь, хотя точно сказать не могу, не следил за этим, а вот Хизаки, кивнув на тебя, слегка качает головой.
- Юи-кун? – Пара мгновений, и он, перегнувшись через меня, берет тебя за плечи. – Тебе что, плохо?
Ты в ответ бурчишь что-то не совсем внятное, что-то вроде о том, что тебе надо идти. И встаешь. И очень театрально, просто на пятерочку, валишься мне на руки, сбивчиво извиняясь, проводя рукой по глазам, и я на миг даже верю. Верю, что тебе и в самом деле плохо. Но господи, Ю… как же у тебя сверкают глаза сейчас.
- Юичи!.. – Хизаки поддерживает тебя за плечи. – Давайте, на воздух все. Тут вообще уже дышать нечем.
Я беру твое пальто, выходя последним, и возникает стойкое ощущение, что что-то меняется. Именно в данный момент что-то происходит, и завтра уже не будет таким же, как сегодня.
…На улице дождь, противный, мелкий и моросящий. Теру мерзнет, прикуривая кое-как от зажигалки, а Хизаки пытается поймать такси, заодно и для нас, потому что после выпивки уже явно за руль никто не сядет. Как-то по-дурацки все получилось, а я еще Юки когда-то упрекал в том, что он чуть ли не каждый вечер бросает машину на стоянке возле какого-нибудь бара, и из-за этого утром едет на репетицию на метро.
- Хи, он сам не доедет, уснет же по дороге. Или плохо станет, ни дай бог.
Теру подходит ближе, беря из моих рук твое пальто, надевая на тебя и застегивая, а я в последний момент успеваю поймать выпавший из рукава шарф. И сам не понимаю, как, но очень скоро ты оказываешься буквально в моих объятиях, повиснув не шее, и мне не остается ничего, кроме как обнять тебя за талию, подтянув выше.
В этот миг все звуки вокруг, холод, продирающий по позвоночнику – все исчезает, как будто я погрузился в вакуум. И в этом вакууме единственный запах, который я чувствую – это твои духи, такие сладкие, но вместе с тем резкие у самой шеи.
- Я его отвезу.
Это вырвалось неожиданно даже для меня самого.
- Ты же понятия не имеешь, где он живет.
- Для этого и есть таксисты, способные отвезти по адресу. Ты только скажешь, а там уж я сам.
- Юджи… а ты уверен, что это хорошая идея?
Господи, если бы только Хизаки знал сейчас, насколько это НЕхорошая, а по совести сказать, просто дурная идея!
Как по заказу рядом с ним останавливается такси, желтым пятном врывающееся в поле зрения темной и унылой улицы, и которого выскакивают две девушки, и весело щебеча, устремляются в бар, из которого мы только что вышли. Пять минут, и я даже успешно водружаю тебя на заднее сиденье машины, а Хизаки говорит водителю адрес, прося подвести прямо к подъезду. Таксист категорическим голосом заявляет, что ни за что не поедет, если ты будешь предоставлен сам себе в его машине, и в итоге, еще через пять минут с тобой рядом уже сижу я, терпеливо позволяя тебе положить голову мне на плечо. Опустив мокрое стекло, смотрю на Хизаки, который, в свою очередь, как-то странно смотрит на меня.
- Позвонишь? Как довезешь его?
- Ну, конечно…
- Ками, лучше было бы мне поехать.
- Все будет хорошо.
Это извечное «все будет хорошо». Наверное, даже дети знают, что чаще всего эти три слова приходят на ум вместе с четким осознанием, что будет-то все как угодно, но только не «хорошо».
Такси выезжает на дорогу, светя фарами, а у меня такое чувство, что дождь лишь усиливается. И все усиливается дурманящий запах твоих духов, исходящий от кожи и волос, пока ты так спокойно, не шевелясь и не открывая глаз даже, спишь на моем плече. Спишь ли?.. Я не знаю. Я правда ничего не знаю уже сейчас.


Reality
Jasmine You

Судя по тому, что ты отвечаешь в телефонную трубку, Хизаки задёт очень уместные и логичные вопросы: а) как я и что со мной делать, б) когда ты будешь дома. Только вот по твоим каким-то слишком уклончивым ответам, я не могу понять, что ты решаешь сейчас для себя.
В любом случае, теперь, когда у меня просто не остаётся выбора, отступать у меня нет возможности.
Я лежу, всё так же уткнувшись в подушку, и мне до чёртиков страшно. Кажется, что сейчас я понимаю, что испытывает человек, приговорённый к смертной казни, который сидит у себя в одиночной камере и отсчитывает последние секунды перед моментом «икс». Хотя сам себе я сейчас больше напоминаю загнанного в угол зверя, угодившего в капкан зайца, понимающего, что сделать уже ничего нельзя, и от этого в рваном бешеном ритме стучит сердце. Оно отдаёт в висках, переходит в дрожь на кончиках пальцев, затягивает неприятный стольной прут на груди, чтоб было не продохнуть. И я сильнее вцепляюсь в край подушки, незаметно кусая губы, ни разу не уверенный в своих силах и возможностях.
Я набираю в грудь побольше воздуха, стараясь не акцентировать внимание на том, как предательски сосёт под ложечкой, и буквально выдыхаю твоё имя. Ты тут же, будто бы виновато бросаешь в телефон: «Хи-тян, я перезвоню», и оборачиваешься ко мне, я сквозь ресницы вижу немой вопрос в твоих глазах. Господи, ну ты даже сейчас не можешь заставить себе хоть что-то сказать мне.
- Юджи… там… в холодильнике минералка есть… Можешь… принести?.. – Я с ужасом понимаю, что голос-то у меня очень предательски дрожит. И я верю, пока ещё верю, что ты, если и заметил это, то списал просто на моё состояние.
Неуверенно киваешь мне, пряча телефон в карман джинс, и уходишь на кухню, в поисках того, что мне совершенно не нужно.
Как только ты выходишь из комнаты, я резко сажусь на постели, часто-часто дыша, прижимая к груди руки, и панически изучая поверхность покрывала кровати. Боже мой, боже мой, если бы ты только знал, как мне сейчас страшно…
Ты возвращаешься слишком быстро, что у меня буквально перехватывает дыхание. Наверное, видя меня, сидящего боком на кровати, ты мог подумать, что мне просто плохо. И мне почти хочется потянуть кота за хвост ещё, но я понимаю, что это просто не представляется возможным.
- Ю?.. – Как-то очень настороженно произносишь, медленно подходя ко мне.
Я судорожно облизываю губы, понимая, что вся та речь, которую я не один раз выстраивал в своей голове, летит куда-то к чёртовой матери, у меня не остаётся слов и придётся импровизировать.
- Я хочу поговорить. – Поворачиваюсь к тебе, говоря максимально уверенно и абсолютно адекватно и трезво смотря на тебя, не в силах сдержать улыбку, видя, как ты медленно, но верно меняешься в лице. – О нас.
Я замолкаю, но, наверное, стоило вылить на тебя одним потоком, на одном дыхании все мои вопросы, предположения, страхи, эмоции. Но отчего-то сейчас я молчу и жду ответной реакции, хотя моё воображение и рисует её крайне негативно.


Reality
Kamijo

В ушах стоит звон после твоих слов, когда я вижу, осознаю, но отказываюсь понимать, что тут вообще происходит. И главное – о чем, помилуй Бог, нам можно говорить?
В комнате полумрак от горящей в коридоре лампы, и я не вижу твоего лица четко. В самом ли деле ты совершенно трезвый, и я оказался прав в очередной раз на все сто, снова не слушая упорный голос, говоривший мне, что этот вечер плохо кончится?
Бросаю минералку на постель, скрестив руки на груди.
- Так ты устроил комедию? Шикарный актёр в тебе погиб, Юичи-сан.
Подходя к окну, максимально стараясь держаться заданной траектории «не больше метра до меня», слегка отодвигаю штору, глядя на сплошные потоки дождя. Город, кажется, тонет.
- Эгоист ты… и дурак к тому же! За тебя же все волновались. А ты в очередной раз решил привлечь внимание к своей блистательной персоне, браво, Жасмин, у тебя всё вполне получилось!
Кисло сыронизировав, хлопаю пару раз в ладоши, стараясь не смотреть на тебя. А ты сидишь не шевелясь, в той же позе, и смотришь на меня. Я чувствую.
Сейчас мне нужно позвонить Хизаки, и сказать, что наш басист устроил фарс, и скоро я буду дома.
Сейчас хорошо бы убедиться все-таки, что с тобой все в порядке, и для профилактики – наорать как следует, хотя сто процентов, что никакого эффекта это не возымеет.
Сейчас надо хотя бы свет включить в этой комнате, потому что в темноте я задыхаюсь. Задыхаюсь от того, что ты так близко и от запаха твоих сводящих с ума духов. Надо узнать их марку, чтобы навсегда внести в личный «черный список».
У тебя в комнате бардак – это слабо сказано. Такое чувство, что ты вообще не убираешься, и когда-нибудь непременно закопаешься под своими же вещами. И все-таки в полумраке комнаты, замечаю на стене выключатель, подходя к нему, разумеется, по дороге запнувшись обо что-то. Выключатель, надо полагать, тоже оказался неисправен. Значит, будем вести переговоры в темноте, с ума сойти.
Я не понимаю до сих пор, почему еще не на лестнице, почему не внизу, послав тебя с твоими идиотскими шуточками куда подальше, почему не вызываю такси и не еду домой, к Хизаки. К человеку, которого искренне люблю. Ответа нет, выбора нет, вариантов тоже нет, и судя по всему, ты не станешь возражать, если я закурю прямо в комнате?
Щелчок зажигалки выходит неожиданно громким, ты кажется, даже вздрагиваешь слегка, все так же следя за каждым моим движением по комнате, и просто за жестом. Ты словно бы даже видишь каждый взмах моих ресниц… Откуда такое смутное чувство?
Выпуская излишки дыма, глубоко затягиваюсь еще раз, ища глазами, куда бы стряхнуть пепел, и само собой, пепельница стоят в нескольких сантиметрах от тебя, и у меня, кажется, нет выбора. Если только в качестве компенсации, мне не позволено будет испортить твой ковер.
Покосившись на тебя, все-таки подхожу ближе, останавливаясь в паре шагов, глядя сверху вниз. А глаза у тебя сейчас какие-то просто нечеловечески блестящие. Роса.
- Ну и? О чем же ты поговорить хотел так сильно, что затащил меня к себе столь оригинальным способом? А знаешь, это немного даже смахивает на похищение. Мило. Будь я девушкой, непременно бы оценил.


Reality
Jasmine You

Я смотрю тебе в глаза, и мне вновь хочется плакать. Слишком откровенно, неприкрыто, что я держусь из последних сил. Сердце стучит, кажется, ещё быстрее, чувство, будто летишь куда-то вниз, а встреча с землёй – неизбежна. И так страшно, господи, как же страшно.
Я с трудом отвожу взгляд, понимая, что у меня в сознании не остаётся ни слова, которые ты говорил ранее, лишь какая-то звенящая пустота. А мне надо начать говорить, хоть что-то говорить. Самое сложно это лишь начать, дальше, я уверен, будет легче. Но как же тяжело… Я сам загнал себя в эту ситуацию, и только мне одному теперь всё это расхлёбывать.
- Я знаю, что я виноват. Я извинюсь завтра перед ребятами, я всё расскажу и постараюсь объяснить. Я знаю, что сейчас тебе очень хочется наорать на меня, это как минимум… - Усмехаюсь, стараясь не смотреть на тебя, ломая пальцы. – Я не буду препятствовать твоим желаниям. А ещё я знаю и понимаю, что тебе сейчас хочется развернуться, послав меня ко всем чертям, и рвануть прочь из этой квартиры… Поверь, я не стану тебя удерживать. Но у меня всего лишь одна единственная просьба: выслушай меня… Выслушай меня, и если ты сможешь ответить хотя бы на один из тысячи моих вопросов – я уже буду благодарен тебе. И пообещаю впредь не трогать тебя. – Всё это я говорю на одном дыхании, а дальше… а дальше, я знаю, что слова подобрать будет всё сложнее.
К моему удивлению, ты стоишь рядом с кроватью, и молча слушаешь меня. Что ж, может быть, у меня всё-таки есть шанс.
- Ты знаешь… я ведь… я ведь просто хочу понять. Хотя бы попытаться понять, почему всё так… Чем я заслужил такое отношение к себе?.. Я ведь… Я ведь не сделал ничего плохого или я не прав?..
Вздыхаю, с каждой секундой всё более аккуратно подбирая слова, но понимая, что на долго меня не хватит.
- Сначала мне было просто до боли обидно… а теперь мне просто очень больно. И от непонимания ситуации становится лишь больнее. Поверь, я не один вечер провёл в мыслях, пытаясь анализировать, пытаясь понять, где я оступился. Я говорил с Юки, пускай это не будет для тебя секретом, но все мои варианты он отклонял, браковал, а потом я и сам понимал, что они просто нелепы и глупы. Ками, ты знаешь, а ведь в последние недели я просто не могу избавиться от мыслей о тебе… О тебе в принципе, и о ситуации в целом. Я знаю, я понимаю, не маленький уже, что всем и каждому мил не будешь… И я не прошу этого… Я просто… - Я поднимаю на тебя взгляд и словно бы боясь, что ты что-то начнёшь говорить, мотаю головой из стороны в сторону, жестом прося тебя просто помолчать. – У меня всегда чувство, что я рядом с тобой не более чем какой-то призрак, мальчик-невидимка. Ты не отвечаешь на мои вопросы в студии, ты избегаешь меня во внерабочее время… Ты даже не берёшь трубку, даже если я осознанно звоню по делу… Я не понимаю, почему… так?
Я говорю, а сам чувствую, как глаза начинает щипать и воздуха не хватает. Отлично, Юичи, ты, оказывается, очень слабый.
– Я ведь не хочу тебе ничего плохого… Я ведь даже не претендую на гордое звание друга… Я вижу и понимаю, что тебе это просто не надо. Если так, я ведь не стану настаивать. Я просто… Просто, пожалуйста, ну что тебе стоит, не делай из меня главного врага народа… Я ведь всего лишь хочу, чтоб ты уделял мне хотя бы пять минут своего времени, хотя бы… здоровался со мной. Я не прошу вести светские беседы или ездить вместе по выходным за город… Но что тебе стоит хотя бы раз в неделю брать трубку и, пускай дежурно, но отвечать на банальный вопрос: «как дела»?.. Я прошу слишком многого?..
Слышу как у меня дрожит голос, и дрожащими пальцами провожу по лицу, смотря в потолок, уговаривая себя сейчас окончательно не показываться тряпкой в твоих глазах. За сегодняшний вечер я и так заработал отвращение к своей персоне.
– А я… Я даже не знаю, правда не знаю, как нам хотя бы работать дальше… Я не хочу враждовать, воевать с тобой, но все мои попытки, какими бы они не были – ты списываешь, как списывают бракованную продукцию где-нибудь на производстве. Но просто если всё так пойдёт и дальше, пускай ты назовёшь меня эгоистом, но я не смогу дальше работать с вами. Смешно? Мне тоже, но я не железный, я не выдержу, а незаменимых людей, как известно, нет. Может быть, с другим басистом вы найдёте общий язык лучше, чем со мной, может, он окажется в десятки раз лучше и талантливее меня… - Медленно отворачиваюсь от тебя, садясь спиной, обняв свои колени и утыкаясь в них лицом. И уже совсем не страшно, уже просто почти всё равно. – Я понимаю, что сейчас задал, наверное, слишком много вопросов… Прости, я не хотел вот так… Глупо было с моей стороны устраивать весь этот цирк, но, ты пойми, это показалось мне единственной возможностью хотя бы попытаться поговорить с тобой… Правда выходит какой-то совершенно глупый и не нужный монолог.
Горько усмехнувшись, кусаю губы, неосторожно сдирая кожу и тут же чувствуя слабый стальной привкус во рту.
– Иди домой, Хизаки тебя наверняка ждёт… Такси я тебе оплачу, ведь по моей вине ты сейчас здесь оказался… Только скажи мне… Юджи… За что ты меня _так_ ненавидишь?
Последнее я выдыхаю почти беззвучно, но знаю, что ты всё прекрасно слышишь. Дождь за окном шумит очень неприятно, и мне вновь становится страшно. Страшно от того, что ты сейчас сделаешь, что ответишь мне… Если, конечно, снизойдёшь до ответа.


Reality
Kamijo

- Замолчи, Ю… замолчи.
Закрывая на миг лицо руками, чувствуя? как дико пылают щеки, а по телу бьет нешуточная дрожь.
Господи, какая же я скотина. Как же я мог довести тебя до такого состояния, эгоист несчастный, не думая ни о ком, кроме себя, обезопасив себя ненаглядного, не понимая, сколько боли это может причинить другому человеку.
Медленно опускаюсь на колени, но не на кровать, а на пол перед кроватью, взяв тебя за руки и уткнувшись в них лбом, чувствуя каждой клеточкой тела, как ты сейчас шокирован и изумлен. Тебе трудно было начать говорить, я видел это, а мне еще труднее, потому что я ничего, ничегошеньки ровным счетом не могу сказать в свое оправдание, кроме одного. Но именно это одно тебе говорить нельзя, ни в коем случае. Иначе все погибло.
- Жасмин… Юи… ты все понимаешь неправильно. – Голос звучит глухо, потому что я так и сижу на коленях, прижавшись к твоим рукам, мягко гладя кисти кончиками пальцев и в какой-то момент начав покрывать их поцелуями. – Я тебя вовсе не ненавижу, как ты мог такое подумать. И не смей говорить что-то о другом басисте, ты с ума сошел, мне… нам никто кроме тебя не нужен. И никогда не был нужен. Ю, глупый, ну почему же ты так молчал долго, боже мой.
Я не выдерживаю, поднимая голову и встречаясь с тобой глазами, и меня словно ударяют под дых, изо всех сил, на вдохе. Так, что сводит мышцы, сжимаются в спазме легкие, сходят с ума разрывающиеся бронхи, капилляры, сосуды... И красными точками в глазах пляшет только одно слово. То самое, что ни в коем случае нельзя произносить.
Приподнявшись выше, не чувствуя ни тяжести пальто на мне, ни боли в коленях от жесткого пола, запускаю пальцы в твои чуть влажные волосы, подаваясь ближе и вновь чувствуя этот пьянящий запах твоих духов и алкоголя, сорвавшись, как мне кажется, с края пропасти.
Я целую тебя. Я накрываю твои губы своими, сразу и резко, не давая времени на раздумья, не давая возможности к отступлению ни тебе, ни себе. Ты всхлипываешь, обхватив меня за шею, и тянешь к себе неожиданно сильно, не слушающиеся пальцы стягивают с моих плеч мокрое пальто, а я рву на тебе рубашку, слыша стук скачущих по полу пуговиц – он, как и щелчок зажигалки, чрезмерно громкий, и наверное, это отрезвляет на миг.
- Юджи…
Ты шепчешь это так тихо, что я с трудом разбираю, и лихорадочно гладишь по волосам, растрепывая их еще больше, я же кончиками пальцев дотрагиваюсь до твоих губ, тех самых, что я так боялся и так хотел одновременно. Твои поцелуй – как укусы кобры, от них немеют губы, хочется улыбаться, хочется не выпускать никогда, только бы чувствовать сумасшедшую живительную силу. Это кислород.
Когда я уже чувствую, что могу дышать более-менее ровно, я понимаю, что должен все-таки дать тебе ответы на все твои вопросы, или, по крайней мере, на часть из них.
- Юи… я ведь тебя панически просто боялся. И боюсь. – Тихо-тихо, глядя тебе в глаза, читая в них удивленные всех оттенков, и все еще не до конца пришедшее осознание того, что мы с тобой здесь, вместе, что ты обнимаешь меня, как никогда никто не обнимал до тебя, что я целую тебя, как целуют в самый последний раз, и это горько-сладкий вкус слез и искристых чувств. Непередаваемо. А это мягкое имя, такое нежное, как лепесток цветка, мне хочется повторять его слова и снова – оно так подходит тебе.
- Боялся? – Так же тихо, как-то боязливо прижимаясь ко мне, словно боясь, что все это жестокая шутка, и я сейчас оттолкну тебя.
- Боялся. Страшно. И именно поэтому так игнорировал и делал все, что тебя обижало. Юи, ты просто не понимаешь, какое ты для меня сумасшествие, как меня тянуло порой до боли прикоснуться к тебе и сделать хоть один крохотный шаг вперед. Но если бы я сделал, понимаешь, если бы сделал хоть раз, хоть в самой мелочи пойдя на уступку – все бы сразу рухнуло. И я бы уже не смог без тебя, как не могу сейчас, и это неправильно, слышишь? У меня есть любимый человек, которого я искал слишком долго и терять которого не хочу, а у тебя есть твоя жизнь, в которой мне нет места, и никогда не будет. Но что, что мне, черт побери, делать теперь с тобой и с этим...? Это как огонь, и боль такая, что хоть кричи – меньше не станет.
Уткнувшись тебе в шею, зажмуриваюсь, чувствуя, как жжет в глазах, а в груди не остается воздуха. Я ведь с самого начала знал, что так и будет. Знал и не отдавал себе отчета.
Твои руки, пахнущие сладко духами и нежно дождем, перебирают мои волосы, гладят, успокаивают, а я задыхаюсь и не понимаю, как руки могут быть такими нежными. Внутри, где-то в области сердца, рождается огненный цветок, согревающий, отдающий тепло всему телу. И я поднимаю голову, вновь впившись в твои уже чуть припухшие губы, окончательно наклоняясь над тобой и соскальзывая ниже ворота рубашки, по обнаженной груди, вздымающейся толчками под моими губами. Я словно падаю и одновременно взлетаю все выше, шум дождя за окнами в какой-то момент заглушает мой шепот, а я все пытаюсь объяснить тебе, донести так, чтобы ты понял, что я тебя НЕ ненавижу. Что я тебя на самом деле…


Reality
Jasmine You

У меня от каждого твоего слова, от каждого прикосновения и вдоха – дрожь по всему телу. Я слышу каждое сказанное слово, но я не понимаю их значения. У меня не укладывается в голове всё то, что говоришь, и в первую очередь про страх.
Мне так и хочется повторять сейчас, что я пытался: день назад, неделю, месяц… заговорить с тобой о происходящем, понять уже тогда, но у меня просто не получалось. И ведь я даже почти и не виню тебя в подобной недозволенности, не виню, что ты сознательно уходил, бежал от всего этого.
Но только почему же, чёрт возьми, мне сейчас так больно думать, что где-то на другом конце города сидит тот, с кем ты будешь счастлив и счастлив уже сейчас… Сидит, ждёт тебя, посматривает на телефон, ведь ты обещал перезвонить, а ещё - переживает за меня.
Твои поцелуи обжигают кожу, словно бы оставляя на ней следы - отметины, в лёгких просто не остаётся кислорода, и я дрожу в твоих руках, стараясь найти последние капельки сил, чтоб пойти против.
И в какой-то момент, когда я вновь нахожу твои губы своими, чувствуя, как замирает в груди сердце, я вдруг всё-всё понимаю… Словно бы доходит до моего сознания каждое сказанное тобой слово, и их общий смысл. И это осознание вязкой, холодной ртутью вытекает оттуда-то из груди, стекая к кончикам пальцев, замораживая внутри всё, что больно дышать, больно шевелиться, думать… чувствовать.
Кое-как, дрожа всем телом, высвобождаюсь из твоих рук, оставляя у тебя в пальцах мою уже, кажется, не нужную рубашку, и сворачиваюсь клубочком, крепко обняв свои колени, ложась спиной к тебе. Сердце медленно, слишком медленно стучит в груди, я почти даже и не чувствую его, я дышу, но так же не чувствую воздуха. И очень, слишком холодно.
На утро или через пару часов мне будет дико стыдно, перед самим собой, перед тобой, но сейчас я уже просто не могу не войти в роль маленькой, глупой девочки, и не разреветься, уткнувшись в свои колени. Глаза жжёт от слёз, я чувствую их солёный вкус на губах, но не могу заставить себя успокоиться. Отлично, Юичи, ты показал сегодня все самые ужасные свои черты. У меня горят щёки, я до побелевших костяшек сжимаю ткань своих джинсов, и едва ли не задыхаюсь, беззвучно, стараясь всё-таки заставить себя перестать так глупо и по-детски плакать.
- Прости… пожалуйста, прости меня… - Всё-таки шепчу тебе, чувствуя, что ты смотришь на меня. – Я не могу… Я не смогу простить себе, не смогу смотреть в глаза Хизаки… И на утро мне будет слишком больно… Я не хочу, я просто не выдержу… Я сомневаюсь, что смогу спокойно жить дальше после сегодняшнего вечера…
Взяв себя в руки, всё-таки сажусь на постели, всё так же спиной к тебе, вытирая ладонями лицо, дрожащими пальцами убирая прядки волос за уши, чувствуя, что всё равно продолжаю дрожать. И как же мне сейчас хочется, чтоб ты просто обнял меня… Обнял и сказал, что никуда не уйдёшь, и что теперь всё будет иначе, а мне – не будет больно. Порой я так хочу верить в чудо.
- Я знаю, что должен отпустить тебя. Но… Я не знаю, как это сделать. – Растерянно пожимаю плечами, поднимаясь с кровати, доходя до стола, и чудом находя на нём пачку с сигаретами.
А ведь я даже и подумать не мог, что этот вечер обернётся таким образом.
С третей попытки прикурив, глубоко затягиваюсь, тут же закашлявшись и в очередной раз проводя ладонью по глазам.
- Позвони Хизаки. Он ждёт… Скажи, что со мной всё хорошо и что ты скоро будешь дома… - Слова даются с таким трудом, и я даже не могу заставить себя повернуться к тебе, лишь отходя к раскрытому окну, ёжась от холода, кожа тут же покрывается мурашками, но на это плевать. Дождь за окном – косой и холодный, я выдыхаю струйку дыма в темноту, понимая, что связан по рукам и ногам, и что мне просто больше некуда бежать. Мой личный мир сегодня без боя сдался, теперь я не знаю, как мне жить.


Reality
Kamijo

Холодное оцепенение медленно ползет все выше и выше, доставая сердце, заставляя тормознуть и медленно успокаиваться, и еще я уговариваю себя, что все правильно, что ты верно сделал, не дав нам обоим совершить непоправимую глупость. На утро я бы себя ненавидел, я бы метнулся к Хизаки, сразу же выложив правду, как есть, и он – мой самый любимый человек – потерял бы сразу все. И любовь и дружбу. Как бы он стал после этого жить?
И вроде бы все факты налицо, всей действия просчитаны наперед, в каждом выявлены все плюсы и минусы, а я не могу встать и уйти, не могу себя удержать от желания подойти к тебе, обнять и согреть. Ты такой убивающее одинокий, Ю. Как я мог не видеть этого раньше, как мог тебя так долго мучить?
Встаю с постели, неловко сняв с нее сбитое одеяло, поколебавшись, но все-таки подходя к тебе, укутав им твои плечи и обняв, уткнувшись лбом в плечо.
- Не за что мне тебя прощать. Это ты прости. Прости, что я был таким кретином.
Ночь превратила стекло в зеркало, и я вижу в неровной глади, испещренной дорожками дождя отражение нас двоих. Ты слегка улыбаешься на мои слова, держа тлеющую сигарету в пальцах. Холодный ветер с улицы чуть шевелит твои волосы, и ты непременно простынешь, если будешь так стоять.
Протянув руку, закрываю окно, мягко забрав из твоих рук сигарету, аккуратно положив ее на подоконник. И снова какой-то барьер во мне рушится, я склоняю к тебе голову, губами прижавшись к виску.
- Я тоже не знаю, что делать, чтобы ты меня отпустил. Понимаешь… я просто не могу теперь уйти.
- А что изменилось?
Ты, наверное, намекаешь на то, что Хизаки как ждал меня, так и ждет. Как любил, так и любит. И боюсь, будет любить, что бы не случилось. Я с ума схожу, мысли убивают сознание, это слишком – думать о вас двоих одновременно. Словно соединяя все себе два начала – светлое и темное, идеальное и материальное, верх и низ, правду и ложь. Они отторгаются, не могут сосуществовать вместе.
- Я не хочу никуда уходить, Юи. – В который уже раз за последние пятнадцать минут я это говорю, легко скользя губами от твоего виска к шее, даря всю нежность, на какую способен. Всю не отданную тебе нежность. У нее горький привкус, но после нее остается неповторимое сладкое послевкусие.
Ты молчишь, чуть качнув головой, словно зная уже наперед, что утром, или днем, или через полчаса, но я все равно тебя оставлю. А я, понимая все, о чем ты думаешь, прихожу к мысли, что такие сильные эмоции, какие я испытываю по отношению к тебе, не имеют права просто так сойти на нет. Когда-то один человек сказал мне, что любовь и ненависть – это сестры-близнецы, перепутанные в роддоме. И друг без друга они существовать не могут. Если мы кого-то ненавидим до самозабвения, стоит этому человеку исчезнуть из нашей жизни, как становится пусто и одиноко, даже больно. И тогда, перекинувшись, как какой-то пресловутый анимаг, ненависть выбивается из сердца кровавым фонтаном любви.
Мне так хотелось верить, что я тебя ненавижу. Что меня бесит каждая твоя черточка и каждая улыбка. Что я просто видеть тебя не могу. И я действительно не мог, и действительно меня глубоко задевало все связанное с тобой. Потому что я ждал этого, я ловил каждую мелочь, как ловят взгляд любимого, я ни на минуту не переставал думать о тебе. Даже с Хизаки.
Но я не знаю, как сказать тебе это, и вообще стоит ли. Не слишком ли долго я молчал?
Кашлянув в одеяло, ты поддаешься спиной ко мне, коротко вздохнув, глядя на дождь за окном. Мы с тобой точно уже ничего не решим сегодня, и если я сам не в силах удержать себя от того, чтобы не оступиться – ты удержишь меня. Я точно знаю.
- У тебя есть кофе? Я очень замерз… - Выдыхаю тебе на ухо, улыбаясь уголками губ. Я знаю, что ты кофезависим, Юи, и если сейчас мы просто пойдем на кухню и выпьем по чашке, может быть удастся сломать и эту временную стену, такую непрочную и совершенно прозрачную на вид? Вопрос только, куда полетят осколки. Если наружу – утром меня будет ждать серьезный и тяжелый разговор с лидером. Если в нас – боли будет столько, что никаких сил не хватит ее терпеть.


Reality
Jasmine You

Говорят, что утро вечера мудренее?.. Сомневаюсь, что эта поговорка будет актуальна в моём или в нашем случае. Абсолютно ненормальный вечер обещает лишь тяжёлое утро, как после долгой пьянки. Но, кажется, лично для себя я решил уже всё. Хотя бы на время…
Я готовлю тебе кофе, стряхивая пепел от очередной сигареты прямо в раковину, и чувствую, как между лопаток неприятно жжёт – ещё секунда, и я поверю, что прожигать взглядом насквозь вполне возможно.
Методично и в полной тишине, если не считать лёгкий шум дождя за окном, я разливаю кофе по чашкам, и сам для себя не вижу смысла даже пытаться анализировать какие-то твои слова, какие-то свои ответы, наши общие поступки и то, что могло бы быть между нами, если бы «не». Знаешь, я почти жалею, что завёл этот разговор, что вечер получился таким. Может быть, если бы я был готов услышать все такие твои ответы, принять все твои действия, поцелуи и прикосновения – было бы проще. Но у меня не возникало даже мысли, что какие-то мои тайные мечты и фантазии – всё-таки реальность… Если бы я догадался, понял обо всём раньше… Но история не имеет сослагательного наклонения, твердить себе миллион раз это «если бы» - можно, но зачем? Ведь так и с ума сойти не долго.
- Значит, ты всё-таки решил до утра здесь остаться?.. – Аккуратно ставлю перед тобой чашку с дымящимся, ароматным напитком, сам садясь на край подоконника, прижавшись спиной к холодному стеклу и грея пальцы о горячее стекло кружки.
Ты как-то то ли неуверенно, то ли растерянно киваешь мне в ответ.
Я отвожу взгляд чуть в сторону, кусая губы, и словно бы вновь чувствую вкус твоих поцелуев, и от этой мысли очень нехорошо сжимается в груди сердце.
- Дождь сильнее пошёл. – Я провожу кончиком пальца по стеклу окна, отставляя в сторону кружку с нетронутым кофе. – Пойду кровать в божеский вид приведу… Приходи, сон ночью ещё пока никто не отменял. – Слабо улыбаюсь, останавливаюсь рядом с тобой, буквально на пару мгновений сжав пальцами подбородок и заглядывая в глаза сверху вниз, вновь чувствуя неприятный комок в горле.
Мама, мама, почему я не волшебник?


Superreality
Jasmine You


… Дождаться момента, когда ты уснёшь, было слишком мучительно, слишком тяжело. Я каждый раз одёргиваю себя, чтоб не касаться кончиками пальцев твоих губ, не пропускать сквозь пальцы прядки волос и лишний раз не выдыхая слишком резко тебе в плечо.
Сна у меня нет ни в одном глазу. Я всегда тяжело засыпаю, если не один, а уснуть, расслабиться рядом с тобой у меня вообще просто не получается. Я думал, что с моментом полной темноты в доме, в моей голове будут биться тысячи вариантов и мыслей, но вместо этого там – вакуум, сплошная пустота, и лишь один почти прозрачный вариант. Мне тошно от него, мне не хочется претворять это в жизнь, но, кажется, моё тело и разум идут наперекор моим желаниям и чувствам.
Я буквально на цыпочках перемещаюсь по комнате, ориентируясь в полной темноте, даже не смотря на бардак, умудряясь не издавать ни одного лишнего звука и шороха.
Будучи ещё ребёнком, я ни раз умудрялся сбегать из дома, но до первого раза поездки в Токио в гордом одиночестве в возрасте двенадцати лет, всё другие попытки были лишь шалостями. Поэтому сейчас на ходу сообразить, что из вещей мне может понадобиться – не составляет труда. Документы, загранпаспорт, деньги и сигареты. Пока это всё, что мне нужно.
Я выхожу на кухню, включая свет, оставляя на столе мобильник, я уверен, что он мне просто не пригодится. За окном ещё темно, хотя стрелка часов радостно ползёт к пяти утра, дождь закончился, и я открываю окно, впуская влажный ночной воздух в квартиру.
Закурив, я ещё долго не могу решить, оставлять тебе записку или нет, но в итоге, когда сигарета уже обжигает кончики пальцев, я отправляю окурок за окно, открывая на столе блокнот:
«Прости, у меня появились очень срочные дела. Я не хотел тебя будить. Ключи оставь у соседей, хорошо? Юичи. P.S. Хизаки очень повезло с тобой».
Я смотрю на эти дрожащие иероглифы на тонком листе в клеточку, я понимаю, что надо было бы написать что-то ещё… Может быть, не так официально или более правдоподобно. Но переписывать я уже просто не смогу.
Оставляя записку под выключенным мобильным телефоном, я быстро выхожу в коридор, на скоро одеваясь, решая не закрывать в кухне окно и не выключать свет: ни там, ни в коридоре. Подняв ткань шарфа до самого носа, я бросаю взгляд в зеркало, не узнавая ни своего отражения, ни своих глаз. Оставив ключи на тумбочке в коридоре, я тихо выхожу за дверь, распихав по карманам пальто деньги и документы.
Поймать такси в такое время суток рядом с моим домом – не большая проблема. Договориться с водителем отвезти меня на ближайшую железнодорожную станцию за приличную сумму денег – проблема ещё меньшая. И сидя в тёплом, пропахшем бензином салоне машины, смотря за окно на тёмный и будто бы спящий город, я всё рвано возвращаюсь мыслями в свою квартиру, в спальню, под одеяло, к тебе. А чувство, знаешь, будто бы не вчера был этот вечер, со всеми сказанными словами, с прикосновениями и поцелуями, а много-много лет назад, что я практически не помню деталей. И я до сих пор не знаю, куда собрался ехать, насколько, и как дальше жить.
Расплачиваясь с таксистом, я буквально за секунду до закрытия дверей забегаю в электричку, пустую, холодную, со слабым освещением, казалось бы, она ждала именно меня. Занимая место у окна, плотнее кутаясь в пальто и шарф, я прячу руки в карманах, смотря на улицу, где медленно, в серо-чёрной дымке плывут дома, огни, деревья, автострады… Я закрываю глаза, чувствуя вдруг резко дикую усталость и желания спать, и пытаюсь представить себе, что я – пассажир поезда-призрака, о котором никто не знает, которого никто не ищет и которой нигде и никто не ждёт. Он едет туда, куда сам не знает, теряясь в предрассветном, холодном осеннем тумане, всё быстрее разгоняясь, всё сильнее отстукивая колёсами рваный ритм моего сердца.


Reality
Kamijo

Наверное, не нуждается в описании то состояние, в котором я находился, когда проснулся утром один в пустой квартире и нашел записку от тебя на столе в кухне.
Наверное, не нужно даже рассказывать, как я до полудня просидел у тебя, сбрасывая звонки Хизаки, а то и вообще выключая телефон, боясь не услышать звонок в дверь, и ждал, каждую минуту ждал, что ты вот-вот вернешься.
Наверное, не стоит даже упоминать, как вечером я все-таки оставил ключи у твоих соседей и поехал к себе домой, наконец-то ответив на звонок Хи.
Наверное, никому не интересно будет слушать рассказ о том, что тогда мы с ним впервые за все время знакомства поругались до хлопнувшей за ним двери и боли в моей скуле. Что потом почти неделю не разговаривали, и что помирились только тогда, когда он перестал задавать вопросы, что случилось в ту ночь.
Наверное, все это не стоит теперь внимания.
Но я расскажу.
Бродя по твоей квартире и глядя на улицу, я неизменно видел одно – дождь. Знаешь, он как зарядил тогда, так и шел, не переставая, несколько дней, а мне казалось, что Токио вот-вот утонет. А то утро было очень холодным, и я извел в твоим доме все запасы кофе. И еще, знаешь, Ю, я украл у тебя флакончик твоих духов, надеюсь, ты никогда не узнаешь об этом.
Все, что произошло, казалось мне ненастоящим и словно бы происходившим не со мной, не с нами. Но стоило только вспомнить твои глаза и руки, как тело пронзала дрожь и я понимал, что тогда, еще в баре, был прав – ничего уже не будет, как прежде.
Я не мог понять, почему ты исчез, что тебя заставило вот так бросить меня и пропасть неизвестно куда. Мне вспоминались твои слова о том, как часто ты говорил с Юки обо мне, не понимая моего поведения, и мне начинало казаться, что это такая форма мести – и может быть, снова именно Юки пришлось бы выслушивать, на сей раз от меня, извечные вопросы «Что происходит?» и «Почему так?».
То, что ты не вернешься еще долго, я втайне подозревал, но не хотел думать об этом, пока Хизаки не сказал мне открытым текстом. Ты не взял сотовый, так что мне некуда было звонить, но я почему-то верил, что ты найдешь сам какое-нибудь место, откуда сможешь дать о себе знать. Мне. Но ты позвонил лидеру, извинившись и сказав, что тебе пришлось уехать очень далеко и не менее чем на две недели. А может быть и больше.
Я не суеверен и не верю в приметы, но именно в тот день, когда Хи сказал про твой звонок – у меня больше не было сил выносить его отсутствие. Это как внезапно потерять почву или остаться без воды. Сразу не умрешь, но постепенно усохнешь.
Я до сих пор так и не смог понять, что творится с моими чувствами, почему, если мне так дорог гитарист, я продолжаю думать о тебе вдвое чаще, чем думал вообще о ком-либо.
- Ты знаешь, нам всем нужен отдых. И то, что Жасмин внезапно никого не предупредив, сорвался и рванул на Тибет…
- Куда?
- А я разве не сказал?
Если бы я знал тебя лучше, хоть капельку, наверное, ты бы мне рассказал о том, как тебя всегда привлекали Гималаи, тянуло к высокому, словно звенящему в вышине небу. И ветке кипариса где-нибудь над скамейкой, над которой свил свое гнездо соловей.
- Отдохнет, наберется сил, и вернется. Не переживай ты так.
Если бы кто-нибудь знал, как я в действительно панически боялся, что ты можешь и не вернуться. Просто сказанные тобой той ночью слова настолько запали мне в душу, что я проговаривал их в сознании десятки раз, снова и снова убеждаясь, что из всех возможных вариантов поведения выбрал самый ошибочный. И в том, что сейчас мо мной происходит, виноват только я сам. А происходит со мной самое банальное кислородное голодание. Я хожу, дышу, пишу стихи, провожу вечера с Хизаки или в одиночестве, но я не могу понять, почему боль не проходит.


Future
Kamijo

…
- Камиджо, у тебя телефон звонит. Ты слышишь?
Я сижу за роялем, вот уже битых полтора часа пытаясь поймать за хвост какую-то мелодию, подбирая то одним пальцем, то по тоническому созвучию, то интервалами, но ничего не получалось.
Хи-тян со стуком положил на полированную крышку без умолку трезвонящий сотовый и ушел в другую комнату, где несколько минут назад выводил одно сплошное, неземной красоты соло. Того, что он вот так может придумать, не запоминая, хватит нам на полноценный альбом.
Номер мне не знаком, и я колеблюсь – а стоит ли вообще брать трубку. И в этот момент резким уколом под сердце загоняется острая игла дежа вю и понимания, что я уже _знаю_ кто это может быть.
Молчание похоже на черную дыру – так же стремительно засасывает, и так же невозможно вырваться. Но я слышу твое дыхание в трубке, я могу поклясться, что это – ты.
- Вернулся?
- Еще пока нет. Соскучился?
Очередная воронка.
- Да.
- Через два дня, в аэропорту Нарита.
- Когда?
- Утром.
Я снова срываюсь и снова падаю вверх, а ветер бьет в лицо, заставляя не думать о страхе полета и высоты. И в эту минуту так четко, будто ты рядом, я чувствую запах духов на коже, дождя и дорогого алкоголя.
- Хорошо.
- Привезешь мои ключи?
Они оставлены о соседей, милой семейной пары средних лет. Забрать – ничего не стоит. Вернуться вообще ничего не стоит. Как будто не было всех этих дней, и мы расстались только вчера.
Беглец. Но от кого ты бежал, если первым, кому ты позвонил, потому что затосковал – был именно я? От меня ты больше никогда не сбежишь.
- Привезу. И еще знаешь…
- Что?
- Я скажу тебе это завтра утром.
Мелодия, никак не желавшая рождаться из-под моих пальцев, неожиданно предстает четкой и ясной, как будто кто-то за меня вписал ноты в партитуры, составил из них клавиры и бросил растрепанной пачкой передо мной. Я понятия не имею, что с ними делать, что делать с тобой, с собой, с Хизаки. Ясно только то, что ничего не изменится, потому что все уже изменилось. И так же, как на пороге нового века человек не знает, что его ждет, так и я не знаю, выпадут ли мне какие-то страдания, сложности, тяжелые мысли… Я просто знаю, что ничего уже не будет так, как прежде.
Беря лист с еще девственно-чистым нотным станом, я вывожу на бумаге никому непонятное и никак не переводимое «Windress». И еще, немного подумав, ставя на обратной стороне карандашом тонкие, еле заметные две буквы – J.Y.

back