Жасмин

В больнице один день похож на другой, и к концу недели эти дни не складываются в обрывки жизни, а становятся одним целым. Белой вереницей времени без воспоминаний и событий, наполненные лишь ворохом мыслей и каких-то не досказанных слов, не прочувствованных до конца эмоций.
Давно Я не испытывал такой радости, оказавшись дома. Родная квартира сейчас совершенно не вызывает тех печальных мыслей и ощущений, как в ту чёртову ночь, когда мне казалось, что Я лечу вниз с огромной высоты, не зная, что будет ждать меня внизу, когда наступит окончание этого стремительного полёта.
Конечно же, от курса таблеток и общения с психоаналитиком мне отказаться не удалось. Впрочем, отпустив меня «на волю», расписки о посещении и приёме препаратов с меня никто не брал, посему, первое, что Я делаю, попадая в квартиру – спускаю в унитаз все эти цветные таблеточки. Ни к чему мне это, совершенно ни к чему.
Скоро зима, и погода в Токио явно намекает на это; в квартире чертовски холодно и свитер всё равно не спасает.
Курю на кухне, получая истинное удовольствие.
Чтоб человек начал ценить то, что у него есть, его нужно на не длительный срок лишить этого. И спустя какое-то время, всё начинает казаться таким родным, таким нужным, таким, без которого теперь никак не обойтись, и со страхом допуская мысль, что когда-нибудь вновь можно лишиться всего, гонишь, гонишь её прочь.
У меня было миллион и одна секунда, чтоб обдумать всё то, что ты сказал тогда в палате, у меня было тысяча часов, что попытаться всё понять, разложить по полочкам, но, знаешь, мне так и не удалось этого сделать. За это время Я так и не смог свыкнуться с мыслью о том, что ты «меня любишь». Я просто не могу заставить своё сознание поверить в это. Просто это слишком выходит за рамки общепринятых норм. Моих норм, моих правил.
Но… Но, с другой стороны, кто сказал, что все твои слова были правдой? Только вот таких искренних глаз Я, пожалуй, никогда в жизни не видел, не видел, чтоб в глазах читалось такое количество эмоций, чувств, желаний. Впрочем, Ками, ты же игрок? Ты же профессионал. И напускные чувства тебе тоже свойственны.
Я никуда не сдвинулся с мёртвой точки анализа ситуации, Я продолжаю топтаться на одном месте.
Тушу окурок в пепельнице, отталкивая её к стене и, натягивая рукава свитера до кончиков пальцев, прохожу по пустой квартире, вновь ставшей слишком тихой. В плотно зашторенные окна тусклый свет почти зимнего вечернего солнца не проникает, оставляя комнаты в полумраке, даже звуки с улицы, кажется, исчезли. И всё как в вакууме, как будто вокруг – плотная ватная стена.
Забираюсь с ногами в угол дивана, обняв подушку, изучая узоры на обивке. Наверно, мне стоило бы позвонить тебе, или хотя бы Хизаки, сказать, что меня действительно выписали, что Я действительно могу работать и далее по тексту. Но отчего-то Я просто не могу заставить себя набрать давно знакомые семь цифр на телефоне. А ещё Я очень боюсь встречи с тобой сейчас, и не знаю, как буду смотреть в глаза Хизаки, как буду говорить с Теру.


Камиджо

Так странно было провести целую неделю без тебя, в то время как я привык, что каждый день, независимо от наших отношений, размолвок, ночей, проведенных вместе, или перепалок, видеть тебя в репетиционке. Так же неизменно, как солнце, каждый день поднимающееся над Токио – ты в студии, в дальнем углу в кресле, вяло перебирающий пальцами струны. Но не в эту неделю, может, потому что небесная канцелярия резко решила провести тотальную смену. Зарядили дожди. Холодные, по-осеннему пронизывающие.
У меня вошло в привычку кутаться в шарф, заматывая его несколькими рядами вокруг шеи. А еще я необычайно полюбил черное пальто вместо привычной куртки. После того, как мои волосы из русых превратились в каштановые и падали теперь на шею, пальто стало идти мне больше. Когда-то ты поддевал меня, куколка, дразня, что другого такого нарцисса не сыскать.
Я скучал по тебе.
Скучал в студии, во время репетиций, когда взгляд неизбежно притягивался к твоей безмолвствующий гитаре, по-прежнему ожидающей хозяина. Я скучал длинными вечерами, сидя в своей громадной квартире, отгородившись от всего мира. Напиваясь зачем-то в одиночестве каждый вечер, раз за разом отвергая предложения Юки выбраться куда-нибудь, посидеть… Я скучал и тогда, когда Хизаки принимался в сотый раз выговаривать мне за сорванные концерты, пока я сгоряча не сказал ему, что могу взять на себя всю ответственность. И тогда он тихо взял меня за руку, без слов покачав головой.
Я так и не смог понять, чего хотел Хизаки. Во имя кого из нас двоих сделал то, что сделал. И никогда, наверное, не узнаю… Наши «разговоры», если можно их так назвать, проходили не наедине, а в присутствии Юки и Теру, потому что разговаривать с Хи-тяном в одиночку, как раньше, я пока просто не мог. Не понимаю, как так быстро смог его простить Теру, хотя ведь он тоже пострадал. Правда, из-за меня же большей частью.
А у меня элементарно не хватало смелости поговорить с ним окончательно, без нервов, объяснить, постараться, чтобы он понял, ЧТО ты для меня, Жасмин. Чем ты стал для меня. Я боялся, что гитарист просто не станет слушать меня, клеймя своей беспомощностью и убивая тем, как я поступил с ним. Но, в конце концов, в нем нет того, что проскальзывает в тебе – какой-то лихорадочной неуловимой ноты отчаяния и безысходности. Почему-то я считал, что Теру забудет все, что было, очень скоро. Может, это было и эгоистично, но только так я еще справлялся как-то с собой.
А вот к вечеру сдавал совсем. Мне неудержимо хотелось поехать к тебе в больницу, узнать как ты там, скоро ли тебя выпишут. В отличие от Хизаки, которого как мне кажется, волновала в эти дни большей частью коммерция, я просто по-человечески хотел знать, что с тобой. Впрочем, винить лидера я тоже не имею права, ведь это ему пришлось договариваться о переносе даты концертов и выслушивать недовольства по этому поводу. Тут кто угодно психовать будет.
Звонить каждый день в больницу. Выслушивать длинные нудные речи о том, что твое физическое состояние просто идеально по сравнению с состоянием душевным. Не скажу, что это был и глупости с их стороны. Я ведь всегда говорил, что ты чокнутый. Сумасшедший дурманящий цветок, который я так спешил наконец-то вновь сжать легко в пальцах.
Нестерпимо хотелось увидеть тебя, и поэтому сегодня вечером после репетиции я не выдержал и рванул к тебе, по дороге соображая, сколько тебе еще предстоит лежать в больнице, и надеясь забрать тебя хоть на пару дней пораньше. Очень уж хотелось привезти тебя к себе домой, хотелось заботиться о тебе и кутать в одеяло. Твоя квартира почему всегда казалась мне слишком неуютной, слишком холодной… В то время как собственное жилье я постарался обставить так, чтобы ты в одном из своих концертных костюмов смотрелся там как райская птица, свившая себе гнездо на одном из деревьев Эдема. Так и получилось. А потом ты отпустил шуточку по поводу того, что я специально пригласил тебя как еще одну деталь обстановки.
Известие о том, что ты выписался и покинул госпиталь еще утром, подействовало на меня как холодный душ. Если ты уже дома, почему не связался с нами? Почему не позвонил?
Не помню, удавалось ли кому-нибудь ранее, но трассу от больницы до твоего дома я преодолел в рекордно короткий срок. А едва оказавшись во дворе и закинув голову – облегченно роняю голову на руль. В кухне горит свет и даже маячит неясный силуэт перед окном.
Почему ты не позвонил?
С силой нажимаю на звонок, спохватившись, что оставил мобильник в машине. Стоило бы, наверное сначала тебе позвонить, но…
Слышу неторопливые шаги, звук поворачивающегося ключа в замке. И не могу сдержать улыбку, представляя, как ты, возможно, будешь удивлен моему позднему визиту.

* * *
Вздрагиваю от звонка в дверь, так неожиданно резко разрезавшего эту вакуумную тишину.
Босиком дохожу до входной двери, попутно включая свет в прихожей, на мгновение щурясь от него и, переминаясь с ноги на ногу, открываю дверь, даже не удосужившись узнать, кто в такое время решил навестить меня. Просто все мысли крутятся лишь около тебя.
Прислоняюсь плечом к стене, улыбнувшись уголками губ, видя тебя на пороге, и чувствую, как по телу от одного осознания, что ты приехал, разливается тепло. Я даже в первый момент не допускаю ни единой мысли о том, почему ты поступил так и к чему вся ситуация упорно ведёт.
- Я тебя не ждал.
Облизываю губы, отводя взгляд в пол, чувствуя, что всё действительно переменилось. Я не знаю, что испытываешь ты в данную секунду времени, но, полагаю, что свои эмоции объяснить тебе под силу, что тебе всё ясно, как божий день. В отличие от меня. И Я с ужасом понимаю, что теперь даже не знаю, как себя с тобой стоит вести.
Жестом приглашаю тебя войти, вновь натягивая рукава свитера, сжимая их пальцами и, поёжившись, закрываю за тобой дверь.
- Ну, и как у вас прошла эта неделя? – Улыбаюсь, скрестив руки на груди, прислоняясь спиной к стене, наблюдая за тобой, ловя и фиксируя в памяти каждый твой жест.
Знаешь, дорогой, ты за эту неделю даже внешне изменился, и суть не в перемене цвета волос и доведения до ума прически, просто как-то совсем неуловимо, но изменился. А у меня в голове крутятся лишь одни мысли - что будет теперь. Смотришь мне в глаза, и Я моментально отвожу взгляд куда-то в сторону, делая вид, что узоры на стенах – самая интересная деталь в моей квартиры.

* * *
- Ну, как? Без тебя разумеется мучительно. – прохожу в квартиру, сбрасывая плащ, и привычно вешая его на вешалку. Вторую от стены.
Замечаю, что еще секунду назад ты внимательно смотрел на меня, а вот сейчас вдруг резко отвернулся, шаря взглядом по стенам.
Два шага до тебя, и я приподнимаю прелестное личико за подбородок, легко целую в шелковистую щеку, а затем в лоб, тут же отступая на шаг назад.
- Хм… жар у тебя точно спал.
Замечаю, как ты улыбаешься – легко-легко. Только дрогнул уголок губы. Ты не улыбался мне так раньше.
- Знаешь, я бы чаю выпил. Продрог, пока добирался до тебя.
Как-то твое настроение меня удивляет и настораживает. Но удивляет приятно. Мне даже мерещиться в тебе – неужели? – смущение. Когда ты смущался меня, куколка? Но с другой стороны, вот такого общения у нас еще не было. Вот так – не фальшиво, а искренне, я еще никогда не говорил тебе ничего.
Чай, черный и без сахара. Сладкое я не люблю, за исключением, может, тебя. Слегка улыбаюсь своим мыслям, глядя на тебя, прислонившегося спиной к стеклу.
Я говорил уже, что мне не очень нравится твоя квартира? Кухня исключением не является. Но вот почему-то сейчас она сов своим уютным неряшливым теплом кажется мне самым прекрасным местом на свете. Грею руки о чашку, мотнув головой, отбрасывая с лица прядку упавших на глаза волос.
- И в самом деле, не ожидал увидеть меня, дайски? А ведь нам поговорить нужно… и серьезно.
Подпираю скулу кулаком, не отводя глаз от тебя, пальцами другой руки кружа по фаянсу чашки.
- Мы тогда ошиблись. Милый мой, я больше не могу так. Не хочу таких отношений… Хватит.
Замечаю, как слегка расширились твои глаза, но, прежде чем ты успеваешь сказать что-то, я останавливаю тебя взглядом.
- Но я хочу иначе.
В чашке еще есть немного крепкого чая. Допью позже.

* * *
Сажусь на стул с противоположного конца стола, напротив тебя, и вновь теряюсь от твоих слов. Я просто не знаю, как реагировать и что говорить. От каждого твоего слова у меня сердце замирает на несколько долей секунд, и меня это начинает настораживать всё больше и больше.
Когда человек не понимает, что с ним происходит – это самое страшное и нелепое, что может произойти в жизни. Куда ты ведёшь меня, Оджи?
Вновь быстро облизываю пересохшие губы, полуложась на столе, опираясь подбородком на руки и смотря на тебя из-под чёлки:
- Ты стал настолько другим, Юджи. Что же так сильно повлияло на подобную перемену? – Улыбаюсь уголками губ, переводя взгляд на твои руки. – Раньше тебя вполне устраивали наши отношения. Чего же ты теперь хочешь? – Говорю это на одном дыхании и, чуть закусив нижнюю губу, вновь смотрю тебе в глаза.
Я прекрасно понимаю, чувствую, что ты можешь ответить на мне на это, но предполагать и знать наверняка, это совсем разные вещи. Мы уже не единожды убедились в этом, не так ли? Только вот хочу ли Я услышать это, знаю ли Я, как реагировать потом, что отвечать тебе – вопрос, заботящий меня уже слишком давно. Ведь Я прекрасно понимал, что подобного разговора не избежать, но так и не пришёл ни к какому выводу. Слишком резко менять всё Я просто не могу, Я так долго строил свою жизнь, устанавливая рамки, ставя запреты на то, что можно, открывая для себя двери туда, куда нельзя. И теперь враз поменять всё мне просто духу не хватит. К тому же, Я не имею никакой гарантии, что игра стоит свеч.

* * *
- Другим? В чем это?
Машинально провожу рукой по волосам. Знаешь, я еще сам не привык, что они теперь не длинные, не привык к отсутствию прядей и локонов. Но с другой стороны - я не жалею, потому что, расставшись с ними, я понял многое. В сущности, ты прав. Я и правда стал другим, совершенно.
Протягиваю руки вперед, беру твои руки в свои, чувствуя, как ты слегка вздрогнул. Я знаю, что с виду сейчас выгляжу вполне владеющим собой и собранным, но на самом деле настолько растерян сам от внутренней перемены в себе, что мне даже страшно подумать, что же сейчас твориться в душе у тебя.
- Послушай меня. Все рано или поздно заканчивается. Отношения, которые были у нас с тобой, обречены были когда-нибудь завершиться на мрачной или скандальной ноте. Это просто было бы неизбежно, ты же сам понимаешь… Я сам понятия не имею, как, когда это случилось, почему случилось. – смотрю на тебя, замечая, как твои брови чуть сходятся на переносице, и беспечно улыбаюсь тебе обворожительной улыбкой.
– Мы ведь взрослые люди, куколка. Секс и любовь никогда не путали. По крайней мере, для тебя все всегда было четко, даже пожалуй, слишком четко. Так давай и дальше идти путем откровения. – глубокий вдох, короткая пауза, и я решаюсь, - Ты нужен мне не только в постели.
Глажу ложбинку на твоей ладони, все еще улыбаясь. Вижу твою растерянность, замечаю прекрасно. И даже, наверное, знаю, что ты мне скажешь, только ведь и ты меня знаешь – я так просто никогда не отступаю.
Возможно, мне было легче признаться себе, потому что у меня было время на размышление, на осознание перемены, произошедшей во мне и в наших отношениях. В них стало меньше бездумного эгоизма, больше человечности, хотя, зная тебя, милый, ни в чем нельзя быть уверенным. Только вот та твоя пощечина мне горела еще очень долго. И это не был жест бесчувственного человека.
- Когда-то я предложил тебе свободные отношения, Юичи. Ну, ты помнишь, как это получилось и самое главное, что из этого получилось.
Неприятные воспоминания не таких уж давних событий заставили меня чуть сильнее сжать твою руку.
- Когда-то Хизаки согласился на все мои условия касательно тебя. Да, я купил тебя. Как куклу, вещь… Теперь мне не нужна в тебе вещь, Ю, мне нужен ТЫ. И я предлагаю тебя кое-что другое.
Безумно хочется сейчас тебя обнять, несмотря на то, что я готов к любому твоему ответу. Ведь, в конце концов, я не спонтанно завел этот разговор. У меня было время подумать и обдумать, у тебя же есть всего несколько обескураженных минут.
- Чтобы окончательно развеять твои сомнения, повторю то, что сказал тебе в больнице, - как бы между прочим, скользнув мизинцем по запястью, прикрываю глаза, слежу за тобой сквозь ресницы, чуть откинув голову назад.
- Я люблю тебя. Тебя люблю.

* * *
Отвожу от тебя взгляд, изучая тени на полу кухни.
Я ожидал. Я всего этого ожидал. Только отчего ж тогда меня эти слова поражают до глубины души, а сердце бьётся чаще, чем следовало бы? И, как на зло, в таких ситуациях, моя интуиция, мой внутренний голос замолкают, пожимая плечами, и удаляются восвояси, оставляя меня наедине с удушающим потоком мыслей, которые даже не дают сосредоточиться, перетягивая канат каждая на свою сторону.
Да, ты прав, Оджи, ничто не вечно, в мире просто нет ничего постоянного, что связано было бы с человеческими отношениями. Но ведь и схождение двух людей вместе до самой крайней, близкой точки тоже имеет своё завершение. Мы – взрослые люди и рассуждать должны по-взрослому, ведь подобные отношения, как наши, обречены на неминуемый провал. Рано или поздно, так или иначе. И ведь большая часть причин совсем от нас не зависит.
Вздыхаю, на секунду прикрыв глаза, мягко высвобождая свои руки из твоих, закуриваю, встав у окна, спиной к тебе. Кажется, вновь будет дождь.
- Секс без обязательств приемлем для внутригрупповых отношений. – Говорю тихо, с трудом заставляя мысли становиться словами. – Но личные отношения внутри группы… Это крах. Юджи, ты прекрасно понимаешь и без меня, что это крах.
Чувствую твой взгляд, и передёргиваю плечами. Мне слишком неуютно сейчас. Выпускаю дым колечками в стекло окна, неотрывно смотря на улицу.
- Мы просто не сможем работать нормально. А губить общее дело, нужное дело, ради отношений… Это неправильно. – Старательно подбираю слова, боясь итога своих фраз. Если бы ты только знал, как мне сейчас хочется почувствовать тепло твоих рук. Как мне хочется, чтобы ты еще раз сказал, что любишь. Меня.
Замолкаю, прекрасно понимая, что всё вышесказанное, по сути, не имеет никакого значения. Впрочем, ты не задал мне вопроса, а Я не дал тебе ответа. Всё просто и банально до боли.
Чувствую, как тлеющая сигарета начинает обжигать пальцы. Выкидываю окурок в открытую форточку, несколько секунд тряся рукой в воздухе, поморщившись от оставшихся неприятных ощущений едва обожженной кожи.
- И еще… – Говорю это ещё тише, обняв себя руками, смотря как по стеклу начинают бить первые капли мелкого дождя. - Оджи, меня нельзя любить.

* * *
Слова ранят, больно вгрызаясь в душу, как в плоть. Почему когда ты тихо, серьезно пытаешься втолковать мне, что нашим отношениям не удастся стать такими, какими бы я хотел их видеть из-за какого-то «ряда причин», мне становится по-детски, пронзительно обидно?
- Скажи, Ю-тян, ты специально придумал себе образ эдакой куклы? Тебе нравится такая жизнь, такое существование, в котором нет ничего сколько-нибудь серьезного?
Подхожу к тебе, с силой развернув к себе лицом. Резко сжимаю твой подбородок пальцами. Нет, нет, нет, я ведь совсем не этого хотел. Я всего лишь пришел, чтобы сказать, что люблю... Но так сложно сказать слова любви, и так легко – обиды.
- Нельзя любить говоришь? Погубить общее дело? Жасмин, очнись уже, прекрати быть куклой даже без своего наряда! – замечаю, как потемнели твои глаза.
Мне и в самом деле хотелось сказать не это. Может, не самая подходящая ситуация, может, не стоит сейчас этого говорить, а самое разумное уйти. Я не понимаю еще, что таким обращением просто отталкиваю тебя еще дальше, обрываю все те тонкие ниточки, сплетенные так недавно от меня к тебе.
Нам было так хорошо вместе, головокружительно. Так зачем притворяться, что наши отношения – не более, чем просто физическая потребность? Если бы ты только захотел, Ю, я бы дал тебе все, весь мир бросил к твоим ногам. Если бы ты только захотел – я бы даже дал тебе полную свободу. Но только с тем условием, если бы знал, что моя любовь к тебе взаимна. Если бы ты признал это, а не отговаривался сейчас фразами о том, что любить тебя нельзя.
- Намеренно устраивая раз за разом барьеры и сложности, что ты хочешь ими сказать?
Ослабляю хватку, виновато опустив руку. Нестерпимо хочется обнять тебя, но именно потому что хочется, я завожу руки назад, сцепляя пальцы в замок.
Оглушительно тикают часы на стене. В полной тишине все звуки слышаться гораздо острее, бьют по вискам и в затылок. Черт, это явные признаки неврастении – вздрагивание от шороха и раздражительность от резких звуков.
Когда-то давно в моей жизни все пошло прахом исключительно потому что так и не получилось у меня опустить барьеры. Так и не вышло, потому что зависимость – еще не любовь. Сейчас я это понял, как никогда раньше.
«Если любишь человека, надо жить его интересами» - верна ли фраза? Мне кажется, более чем.
- Ты вообще любил когда-нибудь, куколка? Вот прямо по-настоящему? Когда живешь только ради одного человека, когда этот человек становится для тебя религией? Или ты любил как-то иначе?
Не спрашиваю, любишь ли ты меня. Ясно ведь, что не любишь. Потому что если бы любил, то этих разговоров о невозможности отношений внутри группы, о том, что любить тебя самого нельзя – их бы просто не было.
Если бы у нас что-то было серьезно, так, как я хотел и предлагал тебе, я бы жил только твоими интересами. Где-то, конечно, себя обманываю – ты ведь еще не был моими, а я уже метался, зная, что ты проводишь ночи с кем-то, и даже смутно догадывался, с кем.
Но... но если бы при этом я знал, что ты придешь все равно, что мой дом – это уже не просто мой, а НАШ дом, то кто знает, может, тогда все было бы иначе.
Мне нужен тот, кому не нужен я. Замкнутый круг. Есть только одна возможность вырваться. Найти того, кто не сможет жить без меня, и кого я сам буду любить так, что заходится сердце. Только вот этого я сделать не могу, потому что уже люблю тебя.
- Жасмин-Жасмин... Ты же сам все усложняешь. Только бы правды не говорить.
Вновь сажусь за стол, опуская голову на сложенные руки. А ведь как все могло бы получиться…

* * *
Холодно, от твоих слов холодно, а мне от самого себя тошно. Тошно до головокружения.
Но, скажи, что Я могу поделать? Что Я сам изменить могу?
Ведь всё гораздо проще, легче, чем ты думаешь. Всем людям свойственно носить маски, только вот иногда эти самые маски срастаются с лицами, и избавиться от них нет никакой возможности.
И тогда всё получается именно так, как у нас с тобой, Оджи. Ты попадаешь в категорию жертвы, Я попадаю в категорию деспота и тирана. Ты не видишь того, что есть на самом деле, и тебе больно. Я не могу показать то, что есть на самом деле, и от этого больно мне. Ты не понимаешь, что всегда можно найти узкий путь, который приведёт тебя к источнику света, туда, где ещё живо существо без этой маски, и тебе обидно от этого. Я не могу рассказать тебе, как найти ключик от тяжёлого замка на двери, и от этого обидно мне. До чёртиков, знаешь.
А позже деспот начинает верить, что действительно нет никаких чувств, и быть не может. А жертва уходит, еле передвигая ноги, и ищет новый объект.
Это так знакомо, и настолько одурманивающе больно.
- Любил ли Я когда-то? А какое тебе до этого дело? – Сам не понимаю, зачем, почему говорю с тобой так. Резко, холодно, почти грубо. – А что если Я скажу тебе, что просто не верю в любовь? Что её нет? Что она умерла за годы до того, как мы появились на свет? Ты пошлёшь меня за такие слова к чёртовой матери, может быть, это было бы верным ходом. Как считаешь?
Смотрю на тебя, а внутри всё сжимается. Мы уже сделали кучу ошибок, мы уже оступились, позволили слишком многое, перешли грань. И если всё пойдёт так и дальше, то в конце неминуемо останется кто-то один. Либо Я, либо ты. Время покажет, время рассудит, время залечит.
Ты молчишь в ответ, прожигая меня взглядом исподлобья, а мне по вискам стучат часы.
Одиночество – это когда ты слышишь, как тикают часы.
Одиночество – это когда ты один с холодным кофе.
Одиночество – это перегоревшая лампочка в подъезде дома и капли воды о железную раковину.
Оджи, ты сейчас здесь, на расстоянии двух шагов от меня, так близко, что Я чувствую, кажется, что чувствую, запах твоей кожи. Но почему тогда мне так болезненно одиноко и почти страшно? Почему Я чувствую себя маленьким мальчиком в пустой, огромной, тёмной квартире во время грозы, где по стенам бегают нечёткие тени, а гром заставляет дрожать стёкла?
Щелчок зажигалки сейчас подобен этому самому грому. Прикуриваю, косясь за окно, где порывы ветра сгибают деревья, а дождь с силой стучит в стекла, и тихо выхожу из кухни, опустив голову, изучая любимый пол под ногами.
Знаешь, ведь даже если Я сам признаюсь себе, что ты до сумасшествия мне нужен, что Я жить без тебя не смогу, Я никогда не скажу тебе этих слов.
Я ведь люблю тебя, черт побери все на свете…

* * *
Слышу, как ты тихо вышел их кухни, и опускаю голову еще ниже, спрятав лицо в ладонях, изо всех сил стиснув зубы. Не позволю себе слабости сейчас, это нужно лишь для красоты жизни.
Прячу лицо от света, и хочется выключить лампочку. Я знаю, что ты сидишь в комнате, подтянув колени к подбородку, и смотришь в одну точку. Я понимаю, что сейчас у тебя в душе, но... Но вот почему, милый? Почему ты весь – один сплошной клубок противоречий, который я стараюсь распутать, но не выходит, и лишь сильнее запутываюсь в нем? Уйти сейчас или остаться? Ю, один лишь взгляд, жест, слово – что угодно, но только бы не такое, так.
Теперь я понимаю, что то, что было у меня к Мачи, не идет ни в какое сравнение с тем, что я чувствую к тебе. Может, это потому что я с первого дня знал, что он играет, а вот ты... Иногда мне кажется, что еще немного, и ты скажешь мне слова, которые я так хочу услышать. Но иногда я твердо уверен, будь у тебя под рукой нож, ты бы ударил меня им. А все потому что ты сумасшедший, неуправляемый, живущий эмоциями. Потому-то меня так к тебе и тянет.
Есть ведущие, а есть ведомые. Не всем же быть богами, кто-то должен под ними и ходить. Я мог бы доверить тебе свою жизнь и свое сердце, если бы ты хоть раз намекнул, что оно тебе нужно.
...Поднимаюсь на ноги, выключаю свет, и иду в прихожую. Долго стою у вешалки, глядя на свое пальто так, будто вижу его в первый раз.
Если сейчас уйду – сожгу последний мост за собой. И снова навалится старая боль, почти, как я думал, утихшая, почти притупившаяся. Я не выдержу, я слишком слаб внутренне, чтобы пересилить сейчас себя и уйти. Поэтому тихо захожу в комнату, где света тоже нет. Кругом царит мягкий обволакивающий мрак.
Твой силуэт темнеет в кресле. Тонкая фигурка – аллегория отчужденности. Холодно так, что у меня зуб на зуб не попадает. Так хочется тепла, хоть капельку...
Сажусь у твоих ног, наплевав на гордость, раздавив ее носком ботинка, как окурок в грязи. Еще немного, и я сдамся совсем. Начну просить.
- Милый…
Нахожу твою руку, прижав ее к губам, грея озябшие пальцы. А в Токио так холодно. День за днем погода все мрачнеет и мрачнеет, того и гляди пойдет снег, а у меня на всю зиму – только черное пальто да теплый шарф. Не дотянуть до весны.
«Почему мы сами себе ставим барьеры?» - раз за разом проносится в голове, когда я чувствую, как ты легонько сжимаешь мои пальцы в своей ладони. Мне тебя никогда не понять до конца, наверное, так же как тебе меня.
Хоть бы раз сбросить маски, Жасмин. Просто ради интереса посмотреть, какие мы без них? Моя маска на сегодняшний вечер уже почти трещит по швам.
...Утыкаюсь лбом в твои колени, беря вторую руку, неожиданно даже для себя жарко целуя кисти и тонкие длинные запястья.
- Почему так, Ю? Не хочу.
Смотрю на стену. Наши тела отбрасывают на нее темные тени, вытянутые так причудливо, что становится то страшно, то смешно. Теневой театр, королевство кривых зеркал.
Я люблю тебя. И никто другой мне не нужен. Но ты вынуждаешь меня сделать то, чего мне делать не хочется, только потому что так будет вернее. Мысли вяло текут, время от времени пропадая совсем. И единственное, что важно, так это твои уже отогревшиеся пальцы в моей руке. При этом ты не шевельнулся, не изменил позы. Не придвинулся ко мне. Лишь еще раз легко сжал ладонь.
Один-единственный жест вместо тысячи слов и фраз.

* * *
Я разрываюсь между «за» и «против» Теряюсь среди своих мыслей, желаний и чувств. Убиваю себя эмоциями, душа несказанными словами. А не отданная тебе нежность и не подаренное тепло лишь сильнее сжимаю тисками горло.
Когда Я оступился? Где Я совершил ошибку? В какой момент позволил себе… тебе чуть больше, чем было нужно?
Вновь тысячи вопросов, ни одного ответа. И времени на их поиски тоже нет.
Я знаю, что, либо сейчас, либо никогда уже больше. Только вот, Оджи, Я не знаю, какой будет моя жизнь, если ты из неё уйдёшь. А ты уйдёшь, исчезнешь, непременно. Просто это такие негласные правила, просто это такой закон жанра. И нам никто не дал прав и возможностей, чтоб измениться что-либо.
Мои пальцы уже отогрелись, а твои продолжают бить холодом под кожу. Когда Я кожей ощущаю прикосновения твоих губ, у меня по телу проходит горячая волна, как ток вниз по спине.
И твой тихий вопрос, твоё тихое не подчинение правилам. Как жаль, что этого не достаточно, чтоб разбить все границы совсем, навсегда, под корень.
Ах, вот если бы Я знал «почему всё так», если бы Я только знал... Знаешь, тогда бы всё было совсем-совсем просто, но жизнь - она же такая сложная, глупая и хитрая стерва.
Коротко вздыхаю, почти беззвучно, совсем нехотя высвобождаясь из твоих рук, поднявшись с кресла, пройдясь по тёмной комнате, слыша, как ты с силой ударил кулаком в пол, сдерживая звук, рвущийся из груди, и сердце совсем сжимается в маленький комочек, который с трудом продолжает биться.
«Это не честно, это не честно» – шепчешь, а Я мысленно подтверждаю твои слова, проводя пальцами по стеклу, на котором бликует свет фонарей в каплях воды.
Мне кажется, что сейчас мы одни в целом мире. Только вот разделяет нас стена невидимая и звуконепроницаемая. От неё не избавиться, её не обойти. И приходится лишь смотреть сквозь.
Слышу, как ты встаёшь, мысленно прося тебя подойти, мысленно умоляя, чтоб ты обнял меня, но, конечно, Я знаю, ты этого не сделаешь. И уже в тот момент, когда ты стоишь на пороге комнаты, изучая темноту коридора, принимая решение, единственно-верное решение, на которое Я сам тебя толкнул, Я срываюсь. Просто не в состоянии совладать с собой.
- Оджи!
Обнимаю тебя за талию, уткнувшись лицом в шею, чувствуя, как ты вздрогнул и, кажется, перестал дышать, а у меня глаза щиплет, и душит ощущение, что прошла целая вечность с того последнего момента, когда Я вот так обнимал тебя.
Но был ли этот момент?
Вопрос о том, что Я, чёрт возьми, творю, на ум приходит слишком поздно.

* * *
Не честно. Не честно. Не честно....
Так не должно быть. Почему в этом мире не может быть так, как мы хотим?
Иногда я чувствую себя ребенком, который отчаянно пытается казаться сильным и взрослым. Ненавижу условности, ненавижу то, что ты прав, куколка, прав тысячу раз. Сейчас в этой темной комнате становится ясно, что визит мой вместо того, чтобы стать решающим, становится роковым.
Я бы смог уйти, наверное. Все ведь выяснено. Все расставлено по местам. Только знаешь... Если нам и вместе не быть, и врозь невозможно, то как же тогда? Так иначе-то?
Все-таки нахожу в себе силы, поднимаюсь, намереваясь уйти. И так неожиданно, до того, что у меня даже приостанавливается сердце – твои судорожные объятия. Такие крепкие, нежные.
Обнимаю тебя тоже, прижимаю к себе, водя ладонями по спине и плечам, касаясь губами мочки уха. Я мог бы тысячу раз еще повторить, но не идут слова. Приоткрывая глаза, смотрю на твое личико так близко от моего, в очередной раз любуясь красотой. Твоей тонкой красотой, которая так меня привлекает, которая сияет, и ты сияешь вместе с ней. Моя куколка. Самый красивый на свете.
- Я не хочу уходить сегодня. Но чувствую, что и остаться не могу. Что делать, милый мой?.. Что нам делать, а?
Отпусти меня. Если бы сейчас ты мог меня отпустить, если бы я сам мог освободиться от горячего плена твоих рук. Это было бы равносильно самоубийству.
...Наклоняю голову, касаясь губами шеи, вдыхая глубоко запах кожи, словно намереваясь запомнить его, отложить в копилку воспоминаний, зная, что вскоре они станут единственным, что мне останется.
В мире все не так, как хотелось бы нам. Почему?.. Устал задавать себе этот вопрос, ни разу за всю жизнь не получив на него ответа.
Мне никто и никогда тебя заменить не сможет, я уже давно понял. Придется учиться жить и с этой болью тоже. Вновь, как раньше, видеть тебя каждый день, говорить с тобой, общаться с тобой, зная, что грань переступать нельзя. И это после всего того, что было у нас, после той сладостной борьбы душ, характеров, тел, когда мы так стремительно падали вниз, сгорая друг в друге? Кощунственно.
Если я останусь сегодня, то эта ночь будет носить характер прощальной, последней. «Ками, черт побери, оттолкни его! Ты же принял правильное решение, хватит!» - твердит внутренний голос, но сил оттолкнуть нет, и я лишь крепче обнимаю тебя, запуская пальцы под рубашку, касаясь разгоряченной атласной кожи. Вновь стремясь запомнить, изучить ее подушечками пальцев.
- Оджи… Не надо.- шепчешь еле слышно, охнув мне на ухо, и тебя трясет.
- Пожалуйста... – я тоже дрожу, как в первый раз, - Не отталкивай меня.
- Я же не смогу потом, я…
- Молчи.
Продолжаю снимать с тебя рубашку, думая, что жизнь никогда не бывает честной. Может, если только с единицами. Мы с тобой, Юичи, милый, к сожалению, в эти единицы явно не попали. Значит единственное, что останется – помнить. Всегда.
Спуская рубашку с твоих плеч, осторожно касаюсь губами кожи. Ты еле слышно стонешь, обнимая меня в ответ, когда я запускаю пальцы в твои волосы, притягивая к себе, и целую в губы. Мучительно прижавшись, закрыв глаза, отдаваясь во власть наслаждения, в последний раз. В последний раз запоминая твои губы на своих губах.
Этой прощальной ночью я наконец-то сказал тебе все, я показал, как сильно тебя люблю. Как ты мне нужен. Как невыносимо будет без тебя. И услышал те же слова в ответ, слова и слезы, но теперь уже не тяжелые, а легкие. Освобождающие.

На следующий день мы расстались. Просто это был наш единственный способ сохранить чувства друг к другу.

back