Шанс
Автор: Katzze
E-mail: kattzzee@rambler.ru
Фэндом: J-Rock, DELUHI
Пейринг: Aggy/Leda
Рейтинг: NC-17
Жанр: love story, angst
От автора. Фанфик не удался. Планировалось совершенно другое, а писалось так долго, что уже устала от героев. Еле домучила, и теперь выбросить жалко. Ругайте, как хотите – сама недовольна.
Небо медленно меняет цвет из серого в голубой, ночь уходит, уступает место новому дню, который, если постараться, принесет только хорошее.
- Доброе утро, Агги. Я люблю тебя.
Леда традиционно начинает свое утро с сигареты на балконе, завернувшись в свой любимый махровый халат, улыбается солнцу и шепчет одни и те же слова уже третий год.
Звуки тонут в чистом воздухе, адресат не слышит их, как и никто другой, разве что, нескромно подслушивают пролетающие мимо птицы.
Ну и пусть. Леда любит. Леда счастлив. Как всегда.
Это была любовь с первого взгляда. Можно верить в нее, можно – нет, но когда с тобой что-то произошло, тут уже не до веры. Просто знаешь, что она существует, потому что сам видел.
Леда тогда даже не сразу понял, что с ним случилось. Когда он впервые увидел Агги, ничего сверхъестественного, вроде грома, молнии, оглушающей тишины вокруг, не было. Он просто стоял, смотрел на нового знакомого и расплывался в глупой улыбке, когда тот бросал на него мимолетные взгляды.
С этого дня все мысли Леды так или иначе возвращаются к одному человеку. Фантазии, сны, мечты – все сходится клином на Агги, Леда здоровается с ним каждое утро, и ни один его день не заканчивается без пожелания спокойной ночи, шепотом и в темноту.
Для Леды новое чувство кажется, в первую очередь, удивительным. Именно удивительным, а не пожирающим, обжигающим, тяготящим… Нет. Он смотрит на Агги, на себя самого, на свои новые порывы глазами, полными детского восторга и восхищения, удивления от того, что, оказывается, в мире такое бывает.
Особенно странным новое состояние кажется потому, что никогда в жизни мужчинами он не интересовался, и никаких интимных отношений, соответственно, с ними не имел. И тут как гром среди ясного неба. Мало того, что Агги привлек его внимание, Леда полюбил его так, как не любил ни одну женщину.
Восхищение и симпатия первого времени сменяются постепенно настоящим чувством. Агги оказывается очень интересным человеком, и все его достоинства и недостатки импонируют Леде.
Точнее, если говорить о недостатках, Леда может выделить всего один – Агги, как говорится, без царя в голове, из-за чего немного хромает его поведение. Басисту ничего не стоит на ровном месте придумать очень веселый, но при этом, скорей всего, не слишком приличный розыгрыш над кем угодно, в том числе над самим Ледой, набраться по поводу и без в клубе или баре, сплясав после этого на столе, завязать отношения на одну ночь с первой попавшейся сомнительной особой, чтобы утром пялить глаза и вопрошать "А что вчера было?". Ну и далее по списку.
Серьезному и всегда рассудительному Леде все безумства Агги кажутся просто дикими. Но так как гитарист сам любит посмеяться и пошуметь, он не может ни признать – с Агги весело. Неспокойно, да, но ни при каких обстоятельствах не бывает скучно.
Зато сколько он воплощает в себе достоинств! И талант, и ум, и общая эрудиция, и исполнительность, и необыкновенная красота, и при всей своей безбашенности какая-то невяжущаяся обязательность и пунктуальность… Леда может бесконечно вести этот список – в его глазах какой аспект ни возьми, Агги видится ему самым-самым. Но если бы гитариста попросили охарактеризовать своего возлюбленного одним словом, этим словом стало бы "харизматичный". Агги притягивает к себе сам по себе, не совершая ничего особенного или необыкновенного. Он прекрасен такой, какой есть.
Леда получает заряд бодрости и энергетического подъема на целый день, просто перекинувшись с басистом утром парой фраз. Ему не нужно ни какого-то персонального собственнического обладания, никаких особенных слов и признаний, только быть рядом, видеть постоянно и тихо любить. Скорей всего, Леда никогда сам не переступит порог под названием "дружба", никогда не сделает первый шаг, боясь испортить и потерять то, что есть. Но кто знает?...
Ведь, кроме духовного, есть еще и физическое, и глупо отрицать, что Леда грезит, мечтает об Агги в ином качестве, далеко не дружеском. Немного страшно, как и от всего, чего никогда еще не испытывал, и раньше, до встречи с басистом, Леда никогда не думал, что сможет отдаться мужчине. Но если такой мужчина и есть – это Агги. Леда уверен, что он очень нежный и заботливый, что только он в состоянии подарить истинное наслаждение.
В мечтах Леды Агги ни раз берет его за руку, целует запястье, потом прикладывает его ладонь к своей щеке и, глядя в глаза, шепчет, что любит, со страхом, что Леда оттолкнет или просто усмехнется. И, конечно же, этого не случается, Леда говорит "да", а потом…
Но все это остается в фантазиях, которым, вполне возможно, и на половину не суждено воплотиться. Однако Леда счастлив тем, что Агги просто есть в его жизни.
У Агги все и всегда во всех отношениях складывалась замечательно. Благополучная семья, счастливое детство, беспроблемная юность, и вот ему не так-то много лет, а уже есть любимое дело, финансовая независимость и даже какая-никакая известность. Все, что хочет, он так или иначе получает.
Но в какой-то момент Агги себя ловит на том, что кое-что желанное все же обошло его стороной. Точнее – кое-кто.
А осознание этого приходит неожиданно и даже как-то забавно.
В очередное утро после хорошего вечера Агги выпроваживает за дверь блондинистого мальчика, с трудом припоминая, как его зовут, и, закурив сигарету, вдруг думает о том, что последнее время в его постели почти перестали появляться женщины, а что еще интересней – в ней перестали появляться темноволосые мужчины. Отсутствие интереса к девушкам не удивляет особо – Агги всегда больше нравились представители одного с ним пола, а женщины шли скорее для разнообразия. Но то, что касается цвета волос, действительно, резкая перемена вкуса. Агги всегда был твердо уверен, что нет ничего красивей темных длинных локонов, а светлые пряди ассоциировались исключительно с "глупыми блондинками".
И вот сейчас, теребя в руках почти докуренную сигарету, Агги приходит к выводу, что если не пристают к нему, а он сам цепляет кого-то, с вероятностью четыре случая из пяти, это светловолосый или рыжий парень.
Перед глазами тут же всплывает образ улыбчивого симпатичного лидера, и Агги ухмыляется этой ассоциации. А ведь, правда, он полюбил такой типаж после того, как познакомился с Ледой. И тут же первый раз в жизни закрадывается шальная мысль: "А что, если?.." Но Агги одергивает себя – об этом и речи быть не может. Леда – не ветреная девица, с которой можно закрутить, а потом забыть, так что лучше и не связываться. Кроме того, он лидер, его начальник в чем-то, можно так сказать. Да и вообще, он убежденный натурал …кажется.
И, отмахнувшись раз и навсегда, как думает Агги, от этих идей, он решает больше не заморачиваться. Какая, в конце концов, разница, какой цвет волос у его партнеров?
Но однажды родившаяся мысль так просто покидать голову не желает. Агги ловит себя на том, что периодически засматривается на лидера, а иногда просто откровенно любуется его искренней улыбкой и озорными глазами.
"Хоть не задницей, - мысленно вздыхает он. – Хотя задница тоже ничего…"
И снова себя одергивает. Вот это уже никуда не годится.
Однако Агги хорошо держит себя в руках. По большому счету мысли его не так уж часто возвращаются к Леде, нормальному рабочему и дружескому общению ничего не мешает, и все идет своим чередом. Жизнь прекрасная и весьма интересная штука, а согласных на все светловолосых красавцев вокруг и так хватает, чтобы придумывать себе проблему в виде лидера собственной группы.
- Вот это мы дали жару сегодня! Вот это мы молодцы! – Джури никак не может успокоиться, перебирая в памяти эпизоды удавшегося концерта. Время только близится к полуночи, а выпито уже столько, что при желании до утра можно было дотянуть.
- Сойк, ну ты хоть раз улыбнулся бы по такому поводу! – вокалист упорно теребит драммера, и если бы тот не был тоже изрядно готов, наверняка Джури схлопотал бы по физиономии.
- Джури, я специально для тебя уже полвечера улыбаюсь…
- Это улыбка? О, господи, какой кошмар! Тогда не улыбайся, пожалуйста… Или вот, посмотри, как надо улыбаться! – и Джури тычет пальцем в сторону Леды, который сложив руки на столе и устроившись на них подбородком, действительно, сияет счастливой, хоть и пьяной, улыбкой.
Причина ее весьма банальна – напротив сидит Агги, который сегодня по неизвестным причинам не пошел на поиски компании по всему клубу, а предпочел остаться с согруппниками, что не может не радовать – теперь Леда весь вечер его рассматривает.
Подобное не может ускользнуть от внимания басиста, собственные упорно непокидающие мысли о лидере, помноженные на алкоголь и пьяный угар самого заведения, сметают отдельные самовыстроенные границы, что становится, как полагается, результатом действия.
Дождавшись удобной ситуации, когда Джури решает "освежиться", а Сойк мудро составляет ему компанию, потому что сам вокалист на ногах еле стоит, куда ж ему еще идти, Агги склоняется над столом и, приблизив свое лицо к лицу Леды, касается рукой щеки гитариста и поглаживает пальцами скулу.
- Лидер-сан, ты сегодня был на высоте… - первое, что приходит в голову.
Несмотря на выпитое, от происходящего Леду дергает. Он сам не сможет сейчас точно объяснить, почему он против, но, то ли от неожиданности, то ли от того, что его воображение подобные сближения с басистом рисовало в совсем ином, намного более романтичном свете, а, может, просто потому, что здравый смысл пока не покинул окончательно, Леда шутливо бьет Агги по руке и отстраняется.
- Ты тоже, Агги-кун, ты тоже…
Но Агги не сдается. Неожиданно крепко схватив лидера за руку, он тянет на себя, из-за чего Леда оказывается в неудобной позе, склоненный над столом и опять очень близко к Агги.
- Ты такой красивый, Леда. Знаешь?.. – тихий шепот в самые губы.
Несмотря на царящий вокруг гам, Леда все слышит, но резко дергается, вырывается и лишь холодно бросает:
- Притормози, Агги.
В душе басиста поднимается гнев, и он лишь криво усмехается:
- А ты у нас недотрога, лидер-сан. Кто бы мог подумать…
От неожиданных неприятных слов Леда сглатывает и открывает рот, чтобы выдать достойный ответ, когда сбоку на него заваливается весело хохочущее тело вокалиста.
- Вот юмор! Только подумайте! Сойк-кун собирался вести меня в туалет, потому что я, по его мнению, пьяный, а в итоге сам завалился в женский сортир! Что там было…
Но Леда не слушает. Выбравшись из-за стола как можно быстрей в его состоянии, он кивает одногруппникам на прощание, и идет на выход.
А Агги провожает его удаляющуюся спину мутным взглядом и под трескотню Джури решает заказать еще текилу – вот чего он еще сегодня не пил…
Трель дверного звонка глубокой ночью не будит, а буквально вырывает из сна, заставляя вздрогнуть и резко вскинуться на постели. Начало четвертого. Кого принесло в такой час?
Голова гудит, и Леда осознает, что это еще даже не похмелье, он по-прежнему пьян, не успел проспаться.
Натянув пушистый махровый халат, прикосновения которого к коже всегда были щекочущими и приятными, Леда осознает, какой же его любимый предмет гардероба тяжелый, прямо к земле тянущий. Но не идти же открывать голым…
Кое-как доплетясь до входа, пару раз по пути не вписавшись в дверные косяки, Леда отпирает, толкает дверь и замирает от неожиданности.
- Агги?..
Агги. Стоит, привалившись к стене, в руке почти пустая бутылка текилы, а взгляд… Взгляд Леде сразу не нравится, как и ухмылка во все лицо.
- Что ты хотел, Агги-кун? Еще и среди ночи…
- Не рад? – Агги хмыкает и буквально вваливается в квартиру, оттолкнув Леду плечом.
Бутылка падает, остатки напитка проливаются на пол, и на светлом ковре появляется небольшое желтоватое пятно.
- Ты пьян, - бросает Леда и проходит в комнату. Он сейчас и так плохо соображает, а что делать с упившимся басистом и представить не может. Надо, наверное, уложить его спать, но, судя по поведению и блеску в глазах, тот не захочет.
- Лееееда… Скромница ты моя… - Агги пошатываясь бредет следом за хозяином квартиры, Леда вздрагивает, оборачивается и против воли оторопевает от того, что видит.
В приглушенном свете ночника глаза Агги похожи на угли, горящие опасным хищным светом. Красивые, уже давно желанные губы изогнуты в безобразной ухмылке. Голова чуть наклонена вперед, а брови сведены к переносице. И Леда неожиданно осознает, что ему страшно. С чего бы?…
- Так. Сейчас я тебя уложу спать, - он пытается, чтобы голос не дрожал, и идет к двери, но Агги перехватывает его, крепко стискивает запястья и прижимает к себе.
- С удовольствием. Только моя красавица ляжет вместе со мной…
Агги пытается поцеловать, тянется губами… и сгибается пополам от резкой боли в паху. Леда, изо всех сил врезав коленом, вырывается и бросается к выходу. Но, то ли его собственное не совсем вменяемое состояние, то ли бешенство Агги, прибавляющее ему сил и прыти, пробежать не удается и трех метров.
Сильные руки хватают его за пояс, и Леда чувствует, как ноги отрываются от пола.
- Люблю непослушных девочек… - горячий шепот над ухом.
- Я тебе не девочка… - рычит Леда, отбиваясь кулаками, но в ту же секунду его руки оказываются заломленными назад, колени больно ударяются об пол, а голова оказывается прижатой к холодной поверхности журнального столика. Боль горячей волной расходится от удара по скуле, Леда издает тихий стон и отчаянно дергается в попытке вырваться, когда слышит смешок.
- Я еще не начал, а ты уже стонешь...
От ужаса и страха Леде кажется, что он моментально трезвеет, откуда-то берутся силы, он вырывается, разворачивается и со всей злостью бьет наугад.
Неудачно. Кулак проходит по плечу, не сильно задевает, и жертва добивается обратного результата своими действиями – Агги с размаху отвечает, удар приходится по уже и так ушибленной скуле, и голову Леды заносит. Он не успевает опомниться, как оказывается в прежнем положении, согнутым, приложенным щекой к столешнице. В голове еще звенит от пощечины, и потому Леда не сразу осознает, что происходит, а когда понимает – холодеет.
Его халат задран до самых лопаток, а рука Агги шарит между его ног.
- Нет! Не трогай!!!
Ему кажется, что его дикий крик, должно быть, слышно и на улице, но Леда сам не понимает, что голос пропал, и он всего лишь слабо шепчет, дергая заломленными локтями, которые Агги удается удерживать всего одной рукой. Вторая же исследует его тело, причиняя боль и унижение грубыми прикосновениями.
Звук расстегиваемой молнии, Леда слышит, как Агги возится с пряжкой своего ремня, тихо матерясь, и от нереальности всего происходящего, от ужаса и осознания того, что такого в жизни быть не может, перестает сопротивляться.
"Это сон. Это кошмар. Я сейчас проснусь".
- Нет, - тихо шепчет Леда, когда чувствует пальцы, раздвигающие его ягодицы.
- Нет, - еще тише, когда понимает, чем именно его касаются.
- Нет… - безмолвно, когда понимает, что началось.
"Не буду кричать…" – последняя мысль, проскакивающая в его голове, перед тем, как истошный вопль вырывается из легких, звеня в ушах, срывая голос.
На миг Леде кажется, что он потеряет сознание, и вроде бы уже начинает проваливаться в спасительное забытье, но следующий резкий толчок, новая волна обжигающей, как кипяток, боли, как на зло, возвращает его в реальность, отрезвляет, и Леда дергается и выгибается.
Агги молчит и быстро ритмично двигается. Леда не знает, сколько прошло времени, но у него ощущение, что он уже не первый час стоит на коленях, а любимый, самый любимый человек на свете, медленно убивает его, мучительно пытает, и Леда знает – когда все закончится, он умрет. Скорей бы.
…Понимание, что его отпустили, приходит не сразу.
Леда словно видит себя со стороны, голого, в нелепо задранном халате, лежащего в позе эмбриона на холодном полу, стеклянными глазами смотрящего в одну точку. Агги тяжело дышит за его спиной, застегивает штаны. Удаляющиеся шаги. Хлопающая дверь.
"Надо встать и принять душ".
"Надо встать и принять душ"..
"Надо встать"…
"…И попробовать отмыться…"
От последней мысли вырывается горький истеричный смешок, но Леда давит его на корню. Никогда он уже не отмоется. Но не хватало еще биться на полу в истерике, как невменяемая девочка… Хотя он и так теперь девочка.
Упереться на левую руку, теперь на правую. Одна нога, вторая. Встали. Идем в душ. За окном уже светлеет – долго же он провалялся на какой-то непонятной промежуточной грани между сном и явью, умоляя Агги вернуться, упасть на колени и молить о прощении, чтобы слушать, что он никогда так больше не будет.
Ванная. В зеркало не смотреть – лучше уже после душа. Кабинка, открываем воду. Только сейчас Леда замечает, что все бедра в огромных синеющих гематомах. И в крови… Господи, откуда столько крови?! Неужели все из него одного?...
"Наверное, надо к врачу", - первое, что приходит на ум, но лишь представив себя в больнице, разводящего ноги перед чужим человеком в белом халате, подвергающегося унизительным процедурам и отвечающим на вопрос, как это произошло, Леда лишь судорожно сглатывает. Само заживет.
Наверное, вода слишком холодная, потому что через какое-то время Леда понимает, что стучит зубами. А стенки кабинки запотели. Вот странность…
Закрутив краны и сделав шаг вперед, он несмело поднимает глаза. Как и ожидалось, в зеркале сегодня не показывают ничего обнадеживающего. Щека опухла так, словно у него флюс, губы искусаны в кровь, а глаза красные.
"Странно, - думает Леда. – Я ведь не плакал…"
И так хочется разрыдаться сейчас, в голос, всхлипывая, вздрагивая, по-женски, по-детски, как угодно, лишь бы полегчало, чтобы свалились эти оковы, скрутившие мертвой хваткой душу, мешающие дышать и думать.
Но видно от того, что Леда родился не женщиной, а детство давно прошло, слезы, как и облегчение, не приходят.
Вытащив с полки самое большое полотенце, завернувшись в него от шеи до пят, Леда идет на кухню, подцепив с пола злосчастный халат. Некогда любимая вещь без сожаления отправляется в мусорное ведро, и Леде кажется, что следом летит и его любовь. Такая долгая, безнадежная, возвышенная, чистая, светлая… Сломанная, преданная, униженная, поруганная… Изнасилованная…
Почему больно идти, Леда понимает. Почему сводит лицо, тоже ясно. Но от чего наиболее мучительно ноет в груди – не представляет.
"Просто у меня больше нет сердца, его вырвали, - безразлично думает он, усмехаясь тому, как помпезно могут звучать его мысли. – Болит рана. А сердца больше нет".
На балконе прохладно, несмотря на то, что середина лета, и если стоять босым ногам на полу, кажется, что он просто ледяной, но Леде все равно. За сегодняшнюю ночь его тело столько натерпелось, что прохлада раннего утра – просто легкая встряска.
Зато панорама открывается перед глазами просто отличная. Утренний Токио, город еще спит, и робкие солнечные лучи легко скользят по крышам.
Небо медленно меняет цвет из серого в голубой, ночь уходит, уступает место новому дню, который, если постараться, принесет только хорошее. Как всегда.
Леда закуривает, вглядывается в горизонт и впервые за много месяцев просто молчит.
Сейчас еще можно немного полюбоваться, а потом надо подумать, что делать дальше.
Ах, да, еще и в квартире убрать.
Головная боль плюс невыносимая жажда плюс сведенный желудок.
Достойное утро хорошо погулявшего человека. Если просыпаешься в таком состоянии, значит, вчера было очень весело. Жаль только, что в большинстве случаев не помнишь, над чем именно веселился.
Первая мысль, прокравшаяся в распухший, как ему сейчас кажется, мозг Агги, была: "Как же тошнит…"
Со стоном приподнявшись, басист анализирует ситуацию.
Он проснулся дома, в своей постели, один. Очень хорошо.
Он не раздевался, не разувался, не помнит, как попал домой, и хоть сам ли дошел. Плохо.
Но в принципе бывало и хуже.
Стащив с себя ботинки Агги первым делом тащиться на кухню, выпивает чуть ли ни литр воды, и только потом ползет в сторону ванной, не понимая, откуда взялось неприятное скребущее чувство. Почему-то кажется, что вчера произошло что-то важное и… весьма плохое. Агги дергает плечами – ну что могло случиться? Похоже, он становится мнительным.
…Легкое удивление, перерастающее в тихую панику. Сначала Агги думает, что это его кровь, но надо не так много времени, чтобы понять – это не так. Но тогда чья же? Что вчера было?...
И вдруг перед глазами всплывает страшная картинка – худенькие бедра, спина с торчащими позвонками, скрученные руки, ногти накрашены черным лаком. Агги трахает это хрупкое тело, а светло-рыжая лохматая голова дергается в такт…
Рыжая??!!
Агги со стоном опускается на пол и понимает, что задыхается.
Клуб, Леда. Леда разозлил его. Дом Леды. Лестница. Он, Агги, поднимается. Потом провал. Следующий кадр – узкая спина и светловолосая макушка. И последнее… Скорчившаяся фигурка на полу, кажется, он без сознания, и кровь… Господи, сколько же там было крови! А он остался жив вообще?
Агги не может думать, его скручивает от физического отвращения к самому себе и животного страха. Что он наделал? Что натворил?! Как он мог… Леда…
С горем пополам натянув обратно джинсы, сломя голову он бросается в комнату. Телефон, где, мать его, чертов телефон?! Агги находит его у кровати, хочет набрать знакомый номер, и… останавливается. Что он скажет Леде? Что ему скажет Леда?..
Агги чувствует, как у него дрожат руки. Нет, надо в любом случае звонить. А если он так и лежит там, на полу?..
Подавив стон, Агги жмет на кнопки.
Длинные гудки словно издеваются над ним. Агги никогда не задумывался, как, оказывается, долго длится каждый такой сигнал. Первый, второй, третий… Он зажимает плечом трубку и снова натягивает ботинки – сейчас надо будет очень быстро мчаться в другой конец города и молить всех известных богов, чтобы не опоздать, когда в трубке щелкает, и он слышит тихий ответ:
- Да?
Вытереть пол, вывести пятно на ковре от текилы, смазать ушибы – это просто и даже отвлекает от мыслей. Труднее решить, что делать дальше.
На самом деле, Леде очень плохо, и только внешне он держится молодцом, непонятно только перед кем старается.
Что он чувствует теперь к Агги? Леда не знает точно, но это не ненависть, не презрение. Он удивлен и как-то разочарован. А в душе пусто… Куда делась живущая в ней любовь, заставлявшая его улыбаться каждое утро, идти вперед и счастливо всматриваться в светлые дали? Ничего не осталось, и теперь Леде кажется, что лучше всего его состояние можно охарактеризовать, как "пустота". Агги за несколько минут выбил то, что жило и укоренялось ни один год. Вот и замечательно, решилась проблема. Плохо только, что Леда был одним из немногих несчастных влюбленных, которых не тяготит их невзаимное чувство. И он радовался ему, вовсе не считая обузой. Наверное, если бы ничего не случилось, он смог бы нести его в своем сердце еще очень долго.
Сейчас не лучшее время принимать серьезные решения, Леда сам понимает, что он не в силах собраться с мыслями, трезво оценить ситуацию, но ведь уже завтра репетиция, и надо решить, как себя вести.
Агги скорей всего и не вспомнит, что наделал этой ночью. Он был сильно пьян, просто у него такой организм, что свалить алкоголем его просто невозможно. А вот снести крышу запросто – Леда сам ни раз видел, как бушует пьяный басист.
Если он не вспомнит – это будет самое лучшее. Леда тоже сделает вид, что ничего не случилось. Просто любить его не будет больше. Да Агги и не заметит.
А если вспомнит… Ну, тогда это не проблемы Леды. Пусть делает, что хочет, а Леда постарается сохранить былую форму отношений. У них общая любимая работа, их творчество, и портить все от того, что кто-то нормы не знает, слишком уж неосмотрительно и по-детски.
"Буду действовать по обстоятельствам", - решает для себя Леда, грея руки о чашку с кофе, когда слышит звонок.
Вся решительность и уверенность моментально покидают его, когда он видит высветившийся номер. Колени прогибаются, и чудом удается не уронить горячую чашку. В панике запустить бы телефоном в окно, но Леда быстро заставляет себя вспомнить, что он все-таки лидер, сильный и решительный, взять себя в руки, успокоиться и по возможности спокойно ответить.
- Леда? – слышится из трубки, Агги пыхтит, словно бежит куда-то.
- Леда, - отвечает Леда. В другой ситуации ему стало бы смешно от такой интеллектуальной беседы, но сейчас для радости слишком тоскливо и тошно.
- Я сейчас приеду, - хлопает дверь, судя по всему, Агги выходит из квартиры.
- Куда? – Леда сохраняет невозмутимость.
- К тебе, - Агги уже несется по лестнице.
- Нет, не приедешь, - лед в голосе. Леда не желает говорить так отчужденно, но получается само, неожиданно в душе просыпается злость, и лидер понимает, что справляется с трудом.
- Приеду, нам надо поговорить.
- Можешь поговорить со мной завтра на репетиции.
- Надо лично.
- Лично ты со мной будешь теперь разговаривать только в присутствии представителей правоохранительных органов, - чеканит слова Леда.
- Леда…
- Если приедешь, я не пущу. Не трать время.
- Пожалуйста…
- …а будешь ломиться – вызову полицию. И напишу заявление об изнасиловании. И срать я хотел, что все узнают. Зато ты сядешь.
Леда нажимает отбой и тяжело дышит, понимая, что ведет себя так, как меньше всего хотел - недальновидно.
А в это время Агги стоит посреди улицы, сжимая пальцами трубку, и видит, как рушится его мир.
Когда Леда спокойно, как обычно вовремя, минута в минуту, входит в студию, к нему обращаются три пары изумленных глаз.
- Как это вы все сегодня не опоздали? Еще и раньше меня! – Леда слегка улыбается. Улыбнуться сильней не получается – мешает синяк в пол-лица.
- Лидер-сан, а что с твоими волосами? Здорово, мне нравится! А зачем ты это сделал? Ой, а с лицом что? И почему ты хромаешь? Как ты себя чувствуешь? Что случилось? – Джури прорывает потоком вопросов, он вскакивает с места и начинает крутиться вокруг гитариста, оглядывая со всех сторон и мешая пройти вперед.
Сойк тоже внимательно рассматривает его, ничего не говорит, но очевидно, что если бы драммер был чуть более разговорчивым, он задал бы все те же вопросы.
А Агги сверлит Леду взглядом исподлобья, гитарист чувствует сбоку скребущее чувство от этого, но как только смело поворачивается и смотрит, тот опускает глаза.
Леда снова обращает внимание на вертящегося Джури, демонстративно возводит очи горе и начинает по порядку отвечать на вопросы:
- Волосы я перекрасил. Рад, что тебе нравится. Перекрасил, потому что захотелось что-то изменить. Хромаю и рожей не вышел, потому что навернулся с лестницы. Чувствую себя хорошо, если не считать того, что хромаю и рожей не вышел. Вухх… - торжественный выдох, ответить на заботу Джури настоящий подвиг.
- Ой, ну как же ты так! Я говорил, пить совсем не умеешь. Десять нянек тебе надо. Сегодня будешь играть, сидя на диванчике, - тараторит Джури и уже тащит лидера к облюбованной им кушетке.
- Нееет, Джури…
- Джури, отцепись уже от него, - наконец вмешивается Сойк, подходя к друзьям.
- Никаких нет! – Джури упирает руки в бока и делает грозное лицо.
- Но мне сидеть больней, чем стоять. Я… Я копчиком ушибся.
- Копчиком?! Так ты не из-за ноги хромаешь? Совсем обалдел? А ты знаешь, что это опасно? К врачу хоть обратился? Ой, не нравится мне, как ты ходишь…
Звук резко хлопнувшей двери прерывает тираду Джури, и трое музыкантов оборачиваются.
- Так… А куда умчался Агги-кун? – удивленно протягивает неугомонный одногруппник.
- Может, в туалет приспичило, - хмыкает Сойк.
- По крайней мере, теперь Джури отстанет от меня и будет приставать к Агги. Что, Джури, ой, не нравится тебе, как Агги бегает? – Леда подмигивает вокалисту, тот торжественно изображает на лице обиду, а Сойк, улыбнувшись, идет к установке.
Агги не спал всю ночь. Мерил шагами квартиру, курил, пил кофе, хотел было схватиться за какую-нибудь бутылку в баре, но, спохватившись, со злостью захлопнул дверцу. Еще смотрел на телефон, понимая, что Леда не напишет и не позвонит, но все равно поглядывал. Утро он встретил сидя в кресле, невидящим взором глядя в телевизор, не особо соображая, что там показывают.
Перед глазами, как в диафильме, поочередно менялись две картинки. Первая – счастливая улыбающаяся мордашка Леды, светло-рыжие вихры, в беспорядке торчащие во все стороны, и хитрющие глаза – так выглядело бы солнце, если вдруг стало бы человеком. Никому и в голову не придет обижать такое солнышко. А вторая картинка – белая кожа, тонкая спина с выступающими ребрами, худенькие ягодицы, и Агги, жестоко вколачивающийся в хрупкое трепетное тело.
От этих мыслей до Агги только сейчас начинает доходить, как же на самом деле красив, нежен, очарователен Леда. Нет, на самом деле он же видит его уже который год каждый день, и прекрасно знает своего лидера с ног до головы. Просто до этого он как-то не задумывался, по-настоящему и всерьез, насколько Леда хорош собой. Заметило только подсознание Агги и прорвалось наружу под действием алкоголя жестоким насилием.
Утро. Агги мучительно страшно идти на репетицию. Как себя вести? Как смотреть в глаза? Надо обязательно поговорить, но что сказать? Что он не хотел? Что сожалеет? Да Леда слушать не станет…
Джури заходится в собственном позитиве, взахлеб описывает, с какой девушкой познакомился, и потешается над Агги, который вчера сто процентов полдня головы поднять не мог после того, как нажрался в баре накануне – Джури видел, в каком состоянии Агги отправился домой. Сам Агги в ответ лишь мрачно дергает струны на гитаре, Сойк рекомендует Джури отцепиться от неразговорчивого басиста, а непоседливый вокалист тут же разводит теорию о том, что, судя по всему, неисправимый пьяница Агги и вчера неплохо время провел, от того так мрачен сегодня.
- Как это вы все не опоздали?
Агги вздрагивает от этого голоса, вскидывает голову и оторопевает. Куда делось солнышко?
Никуда не делось. Вот он, все такой же, только темноволосый, но такой же симпатяга. Улыбается, насколько позволяет здоровый отек на щеке – такой даже нет смысла пытаться загримировать. И… хромает. Буквально волочет ноги.
Джури что-то взволновано чирикает, допрашивает лидера, какие невиданные звери на него напали, а Агги смотрит и хочет упасть на колени. Подползти и целовать его ноги, моля о прощении. Может, тогда Леда хоть глянет на него?
Словно читая мысли, гитарист поворачивается к нему, но Агги не может смотреть, не хочет знать, что принесет ему этот взгляд.
- Мне сидеть больней… Я копчиком ушибся.
Агги больше не может здесь находиться. Он резко вскакивает и несется на выход. Наверное, дверь хлопнула слишком громко, но на это плевать. Выскочив на улицу, он торопливо закуривает, но тут же отбрасывает сигарету и просто дышит. Быстро и часто. Сердце выскакивает из груди, и Агги понимает, что все его вчерашние метания – мелочи. Настоящие мучения, давящее чувство вины по-настоящему захлестывают его только теперь.
Агги садится на корточки и закрывает лицо руками. Как он мог? Как? Как же так получилось?..
- Леда-кун, скажи мне… - наконец говорит Сойк после двух минут совместного молчаливого курения, и Леде сразу не нравится его тон. – Тебя Агги избил?
- Что?.. – от неожиданности Леда давится дымом.
Сойк вздыхает.
- С Агги явно что-то не то. Он уже дня три не разговаривает совсем, и, по-моему, не спит столько же. А еще украдкой тебя разглядывает, когда ты не видишь. Плюс, я видел его лицо, когда ты появился на пороге студии во всей красе… У него серые круги под глазами, да и сам ты, кстати, не краше.
- Не выдумывай, Сойк-кун. – Леда натужно тянет улыбку, а сам огорченно думает, насколько все, оказывается, заметно. – С чего вдруг Агги будет меня бить?
- Я не знаю, с чего, и, конечно, не могу указывать лидеру, но… По-моему, тебе надо с ним поговорить. По крайней мере, со мной он делиться не хочет.
- Но… - Леда все еще под впечатлением от неожиданно раскрытого секрета. – Репетиции ведь идут нормально, последние дни мы очень продуктивны…
- Если наш басист откинется, репетиций вообще не будет, ни продуктивных, никаких.
- Хорошо… - выдыхает Леда. – Я разберусь…
- Вот и отлично, - Сойк улыбается. – Пойдем, нас уже ждут.
Перекур окончен, и пора продолжать работу.
Всю оставшуюся репетицию Леда напряженно думает о предстоящем разговоре и очень, просто до боли не хочет быть его инициатором. Но драммер прав – он ведь все же лидер, а, значит, должен разобраться. Решив, в конце концов, что просто напомнит Агги о его желании поговорить лично, высказанном еще по телефону несколько дней назад, но так и не воплощенном в жизнь, он немного успокаивается, резонно сообразив, что после такой постановки вопроса говорить уже придется басисту.
Но не успевают отыграть финальные аккорды, как он слышит:
- Лидер-сан, можно попросить тебя задержаться немного?
Сердце падает куда-то в пятки, и Леда с тоской думает, какой он все же трус. Разговора он боится и печальным взглядом провожает Джури, за которым закрывается дверь.
Леда молчит, облокотившись спиной к стене, и смотрит на Агги, который, в свою очередь, внимательно изучает пол. Собравшись с духом, он начинает:
- Я готовился к этому разговору, думал, как сказать что-то неизбитое, но кроме как попросить прощение ничего не придумал. Если бы я так не нажрался, я бы никогда…
- Хорошо-хорошо, я понял. Забудем, - сейчас Леде тошно, как никогда в жизни, в душе расцветает обида и растекается горечь. Хочется высказать ему в лицо все, что он чувствовал, думал тогда, какая она была на самом деле – эта боль, насколько унизительная и мучительная, как он потом стоял под душем, зная, что уже вовек не отмоется, как вытирал с пола капли крови, и что теперь по утрам некому говорить "доброе утро", и что у него еще долго никого не будет, не скоро он сможет выносить прикосновения к себе. А еще выложить, как он любил, долго и безответно, и ничего не требовал взамен. Так зачем же было все рушить? Кому мешала его любовь, чтобы так жестоко ее топтать? Но Леда держит себя в руках, понимая, что ничего иного басист сказать в свое оправдание и не может – что тут придумаешь? И еще пытается сделать скидку на то, что Агги самому нелегко – попробуй жить с таким…
- Леда, прости меня, - выводит из размышлений голос, и он поднимает глаза.
Басист смотрит с непередаваемой тоской, и в сгущающихся сумерках, серым покрывалом накрывающих студию, видно, как сильно блестят его глаза.
- Я уже простил. Честно, - не моргнув глазом, врет во благо общего дела Леда. – Ты не контролировал себя…
- Не простил, - прерывает его Агги. – Но я тебя очень прошу попытаться. Хотя знаю, что не имею права, но все равно… Леда, умоляю… Попробуй простить меня.
Голос очень тихий, такой скорее называют кротким, но отчего-то в душе лидера поднимается гнев, алым цветком распускается и разрастается, а сдерживаться все сложней.
- Хорошо, Агги. Я попытаюсь. Давай не будем вспоминать.
Некоторое время они молчат, и Леда решает, что все прошло максимально гладко, и зря он переживал, а теперь надо линять, пока не ляпнул что-то, что хочется на самом деле высказать, бежать в свою берлогу, зализывать раны и стараться жить, как раньше… Когда Агги неожиданно все портит.
- Ты был у врача?
Леда вздрагивает, словно от удара. Хотя так и есть – его бьет по самому больному месту воспоминание, еще не забытый ужас, когда он увидел, сколько крови вылилось из него одного, и тоже подумал о враче.
- Леда… Было слишком много крови. Я мог тебе сильно… навредить. Надо обратиться…
"Что же ты тогда об этом не думал?!! Что же ты не сообразил, как можешь навредить, когда драл меня там, на полу?!!" – хочет заорать Леда, но вместо этого задерживает дыхание и считает до десяти.
- Я не могу. Просто не могу. Само заживет, - голос спокойный, даже слишком, но Агги не чувствует этого "слишком", не понимает, что Леда держится из последних сил, и потому совершает роковую ошибку.
- Леда, - шаг вперед, гитарист нервно вскидывает голову. – Я много думал о тебе…
Леда в ответ лишь вопросительно поднимает брови.
"Еще бы ты обо мне не думал после того, что натворил", – мрачно думает он.
- Страшно такое говорить, но знаешь, бытует такое мнение, что когда мы пьяные, мы настоящие.
- Если это так, мне за тебя действительно страшно, - ошеломленно протягивает Леда. – Как и за всех, кто тебя окружает…
- Нет, ты не понял, я не о том, - Агги, сцепив ладони, теребит собственные пальцы, и никак не может собраться с правильными словами. – То, что я сделал – безобразно и отвратительно…
"И мерзко, и тошно, и гадко…" – мысленно продолжает Леда.
- …Но ты знаешь, я только теперь понял, что это прорвалось… Просто… Ты мне всегда нравился. Очень нравился. А я не отдавал себе отчета. Ты наш лидер, и вообще я никогда не замечал тебя с мужчинами…
Глаза Леды становятся все шире, и он просто не верит в то, что вот-вот сорвется с губ басиста.
- И… Я никогда не смогу загладить свою вину перед тобой, но я очень хочу… Приложу к этому все усилия. И ты… Ты такой… Я…. – Агги вконец путается и вдруг выдает. – Я хочу попытаться все искупить… Если бы ты только согласился попробовать быть… со мной…
У Леды такое чувство, что пол под ногами предательским образом провалился, и теперь он летит в пропасть. Хотя нет, не совсем. У Леды такое чувство, что он рехнулся, окончательно и бесповоротно. Или даже не так. Свихнулся Агги. И с дикой злобой Леда думает о том, как ему вообще хватило наглости после всего такое… такое!.. ему предлагать.
Но остатки самообладания еще пока не покинули лидера, и он из последних сил старается обратить все в шутку.
- Агги, если ты решил, что после всего случившегося должен, как честный человек, на мне жениться – это лишнее. Давай лучше приложим все силы, чтобы вернуть хотя бы то, что было.
То, что Леда не кричит, не отказывается резко, окончательно путает Агги, который не может знать о страшном урагане, лютующем в душе лидера, и он воспринимает ответ не как отказ, а как сомнения.
- Леда… Я могу быть очень нежным, - в ту же секунду кончики пальцев легко касаются здоровой, не обезображенной синяком щеки гитариста, что и становится грандиозным провалом дипломатических переговоров.
Леда срывается. Окончательно и бесповоротно.
- Тебе что?!! Мало?!!! – истерично орет он, и Агги от неожиданной перемены в поведении шарахается назад.
- Тебе мало одного раза?!! Не хватило?!! Хочешь еще?!!
Басист никогда не видел у лидера такое лицо, искаженное гневом, горем, злостью, страданием… Чем еще? Невозможно даже выделить. И Агги пугается так, как никогда еще, понимая наконец, что скрывалось за мнимым спокойствием все эти дни.
- Ну так на! Бери!!! – остервенело Леда дергает молнию, срывает с себя свой непонятный балахон, с длинными рукавами и капюшоном, в котором он явился, несмотря на жару. – Как ты хочешь?! Шлюхе самой раздеться или как в прошлый раз?! Сам справишься?!!
Но Агги уже не слушает. Как завороженный он смотрит на обнаженный торс, на безобразную гематому у ключицы, куда пришелся захват его руки, когда он приложил гитариста об стол, и на синяки на запястьях, которые из фиолетовых уже становятся желтыми.
- …Только будь добр! Сделай это быстро!! – Леду трясет, ненавидящими глазами он смотрит на Агги, а тот, в свою очередь, только на синяки.
- Это я сделал?.. – он сам не понимает, что говорит, протягивает руку и касается гематомы на плече. От прикосновения Леда дергается и уже тише, но с не меньшей яростью, шипит:
- Откуда мне знать? Меня ж пол-Токио трахает! Как запомнить, кто из моих клиентов это оставил?
- Леда… - только и может произнести Агги. Он хватает гитариста за руку, быстро целует синяк на запястье и прикладывает его ладонь к своей щеке, после чего стремительно отпускает. Все это занимает секунду, и ошеломленный Леда не успевает даже отреагировать, когда Агги подхватывает его балахон, набрасывает ему на плечи и, не глядя в глаза, шепчет "прости, прости меня…"
- Выметайся… - голос дрожит, Леда сам с трудом может понять, что только что произнес.
Агги лишь кивает и медленно идет к выходу.
Когда дверь закрывается, Леда долго смотрит застывшим взглядом в окно на вечернее небо. По сценарию драматических фильмов надо упасть на пол, закрыть лицо руками, возможно, еще расплакаться, и долго горевать о своей так неожиданно надломленной жизни.
Но Леда не смотрит драмы, а потому не знает, что ведет себя сейчас совершенно неправильно – не бьется в истерике, не рыдает и не думает. Вообще ни о чем не думает.
Предложение Джури отправиться куда-нибудь после репетиции ответного энтузиазма не встречает. Агги, как обычно в последнее время, не поднимает глаза и, кажется, никак не реагирует на происходящее вокруг, Сойк задумчиво поглаживает собственный подбородок, а Леда в сомнениях качает головой:
- Не самая лучшая идея. Завтра концерт.
- Вот именно! – возмущенно вскидывается Джури. – Как раз поэтому и надо развеяться! А то на напряжении, которое плавает в воздухе в последнее время, скоро можно будет топор подвешивать.
Леда досадливо отворачивается, но неожиданно вокалиста поддерживает драммер.
- Джури прав. Идем.
- Но концерт… - опять начинает Леда.
- Не обязательно напиваться, просто прогуляемся, посидим тихонько, – безапелляционно заявляет Сойк и направляется к выходу.
- Я… - начинает было Агги, но Джури уже хватает его за руку и тянет к выходу.
- Идут все, Агги-кун. Не упрямься.
Маленький и с виду неприметный бар оказывается внутри достаточно шумным и многолюдным. Царящее кругом пьяное веселье никак не склоняет "посидеть тихонько", но идти искать что-то другое ни у кого нет желания, и потому, выбрав наиболее укромный уголок, подальше от барной стойки и основного движения посетителей этого заведения, музыканты рассаживаются на диванчике за небольшим столиком.
За все время пути Агги не проронил ни единого слова, изо всех сил старался не смотреть на лидера и, тем более, не встречаться с ним глазами. Более того, прошла уже неделя с неудачного выяснения отношений, и за все это время басист слово сказать боялся, да и не знал, что говорить. Лидер тоже не стремился к общению, от того и вышло, что напряжение, зависшее в воздухе, почувствовалось всей группой и мешало общему делу. Джури, безусловно, был прав, что надо развеяться, но у Агги большие сомнения, что общие посиделки, приносившие столько радости в прежние времена, смогут помочь теперь. Сам он сидит, сжавшись, чувствуя себя так некомфортно, как никогда в жизни, и смотрит куда угодно, на потолок, в пол, по сторонам, только бы не на сидящего напротив лидера.
- …Агги, что ты будешь пить?
- А? – басист отвлекается от своих мыслей и созерцания собственных ладоней.
- Девушка тебя уже третий раз спрашивает, что ты будешь! – Джури укоризненно хмыкает, не забывая при этом подарить вышеобозначенной девушке самую обворожительную улыбку.
- Сок. Апельсиновый, - хмуро бросает в ответ Агги.
Как ни странно, никто такую невидаль не комментирует, только брови вокалиста удивленно поднимаются, но даже он воздерживается от замечаний.
Когда им приносят заказ, Джури громко объявляет:
- Итак, считаем заседание открытым!
- То есть? – удивленно смотрит на него Леда, тоже сегодня не отличающийся особой разговорчивостью.
- Сейчас проведем сеанс психотерапии, - вокалист сияет солнечной улыбкой, но глаза остаются серьезными. – Будем вас лечить. Сначала Агги рассказывает все, что его не устраивает в нашем лидере, озвучивает все свои претензии и обиды. Потом Леда ответно поделится со всеми, что у него наболело в отношении нашего басиста, расскажет подробно, какой Агги нехороший человек. А после мы с Сойком, как самые трезвомыслящие, вас рассудим, определим виноватого, побьем его ногами, всё друг другу простим и заживем счастливо. Начинай, Агги.
- Джури, совсем чокнулся? Не смешно, – Леда смотрит мрачно, взгляд не выражает ничего и близко похожего на обычное дружелюбие.
- А кто смеется, лидер-сан? – тут уже перестает улыбаться сам вокалист. – Вы бы себя видели со стороны. Ходите, как в воду опущенные, и такое ощущение, что только тронь – взорвется бомба. Я не шутил, когда говорил. Агги, давай, начинай! Рассказывай, что он тебе сделал. Или что не сделал.
- Джури, прекрати… - в голосе Леды усталость.
- Только после вас! Не хочешь, чтобы Агги рассказывал, говори сам. Что между вами произошло? Что не поделили? Не можете сами разобраться, как взрослые люди, будем, как с маленькими, решать коллективно.
- Наш лидер – самый замечательный человек, которого я когда-либо встречал, - неожиданно прерывает спор Агги и поднимает взгляд на Леду, который тут же отворачивается и сам замечает, как вздрагивает и сжимается от этих слов. – Я не знаю никого лучше Леды. Нет больше на свете таких порядочных, справедливых, светлых, умных и талантливых людей. И таких красивых тоже нет.
Леда резко вскакивает с места, переворачивая стоящий на столе стакан, но Агги это не останавливает.
- У меня просто не может быть никаких претензий или обид на нашего лидера. Он совершенство, и я счастлив находиться рядом с ним…
Агги говорит еще что-то, но последние слова Леда уже не слышит, потому что несется со всех ног подальше от этого жестокого человека, на улицу, вон из этого заведения, только бы не видеть этих глаз, не слышать этих слов, не чувствовать собственное бешено бьющееся сердце.
"Зачем?.. Зачем он все это говорит?.." – пульсирует в голове Леды. Неожиданное признание было сказано Агги без сарказма, это не было шуткой, Леда уверен совершенно точно. От этого почему-то так нетерпимо больно, и он сам не знает, чего хочет больше – расплакаться у басиста на груди или надавать по морде.
Он еще долго стоит у входа, дышит во всю силу легких и когда понимает, что немного успокоился, решает вернуться к ребятам, и так ведь некрасиво вышло. Психанул, как истеричная девица. Что говорить басисту, как себя вести, смотреть на него, Леда не знает, но решительным шагом направляется внутрь.
Однако дойти до столика не успевает. Возле бара кто-то хватает его за руку, Леда слышит: "А ты красивый… Не хочешь познакомиться?", оборачивается и видит какого-то совершенно незнакомого парня.
Джури и Сойк провожают метнувшегося Леду ошеломленными взглядами.
- Что это было? – наконец нарушает повисшую тишину вокалист, но так неожиданно разговорившийся Агги снова решает играть в молчанку.
- Вот и развеялись, - резюмирует Сойк. – Интересно, он вернется? Или можно расходиться?
- Вряд ли, - качает головой Агги, но с места не двигается. – Если хотите, идите. Я еще посижу…
- Не убивайся так, - сочувственно качает головой Джури.
- Ты ничего не знаешь, - шепчет Агги и сам понимает, как предательски дрожит голос.
- Можешь рассказать, - пожимает плечами вокалист.
- Нет. Не могу.
Джури и Сойк переглядываются.
- Ладно, раз вечер не задался, пойду, прогуляюсь – мне показалось, что я знакомых заметил в том конце зала, - драммер поднимается и кивает на прощание.
- А я заметил, что тут очень симпатичный персонал, - подмигивает Джури и быстро направляется к служебным помещениям, на что Агги лишь тихонько посмеивается, поглаживая пальцами гладкую поверхность своего стакана с соком.
"Леда…" – шепчет он и мысленно ласковыми словами упрашивает лидера вернуться. Нельзя же все время убегать, они же в одной группе, у них общее дело.
"Если ты сейчас вернешься, я попробую еще раз с тобой поговорить… Я ведь не врал, что ты самый лучший, что таких больше нет. Вернись, пожалуйста…" – мысленно уговаривает Агги и бросает взгляд в сторону бара.
Словно лопнула струна. Обрушившаяся тишина оглушительней любого грохота. Агги замирает и перестает дышать, отказываясь верить своим глазам.
Леда не вернется сегодня. Он нашел себе новую компанию. Какой-то здорового роста длинноволосый гад, как мысленно сразу окрестил громилу Агги, цепляется к его солнышку. А, может, и не цепляется. Возможно, это кто-то из его знакомых. Басист не видит лица Леды, но зато прекрасно замечает, что его пальцы сжимает незнакомец, и лидер не делает попыток высвободиться.
Первая мысль – сорваться с места и приложить эту пакость смазливой рожей об стену. Вторая – на каких правах он собирается это делать? Леда, похоже, не против, и Агги мысленно умоляет его сделать хоть одно несогласное движение, проявить хоть какую-то агрессию, чтобы броситься и переломать руки этой сволочи, которая посмела прикоснуться, рискнула тронуть его святыню, его идеал.
Но Леда не двигается и лишь спокойно слушает, что ему втирает незнакомец с приторной улыбкой.
- Привет, - заискивающий игривый голос у самого уха заставляет Агги вздрогнуть от неожиданности и уставиться на говорящего.
Молоденький мальчик с крашеными светло-рыжими, почти медовыми волосами и на редкость смазливой мордашкой шаловливо рассматривает Агги, который в ответ молчит и хмуро смотрит из-под бровей. Раньше только благодаря такому изумительному цвету волос парень был бы обречен на успех, Агги именно такое нравилось, но сейчас персиковые локоны вызывают лишь ассоциацию с любимым лидером. И, наверное, до этого тоже вызывали, а Агги сам только смутно осознавал, от чего его это так восхищает и заводит. Идиот, одним словом, сам не знающий, какие черти водятся в собственном омуте.
- Ты мне сразу понравился! – радостно заявляет парень, не дождавшись от Агги реакции на свое приветствие.
- Отвали, - лишь бросает в ответ тот.
- Но ты ведь даже не знаешь, что я могу тебе предложить… - не сдается светловолосый красавец.
- Проваливай, я сказал. Или ты глухой? – уже со злобой вскидывается Агги, и мальчик, сделав круглые глаза и пробормотав "псих", исчезает в неизвестном направлении.
- Аааагги-кун!! – не успевает исчезнуть одно наваждение, как тут же появляется другое. – Я влюбился!!
Агги лишь возводит глаза к потолку.
- Что, опять?
- И не опять вовсе, - деланно надувает губы Джури и плюхается на сидение рядом с басистом. – Теперь это навсегда! С первого взгляда и навечно!
- Ну да. Так всегда у тебя происходит, - ехидно усмехается Агги. – Любить вечно одного человека несложно. Ты уже сто раз так любил.
И тут же получает шутливо в ухо от Джури.
- Скажи еще, что я непостоянный!
- Нет, что ты! – "испуганно" смотрит Агги. – Ты очень постоянный! Только не бей меня больше!
- Злобный и несносный ты тип, Агги-сама. Я вот тебя уже сколько лет люблю, а теплого слова так и не дождался! – вокалист обижено поджимает губы.
- Батарея – вот мое теплое слово, - Агги начинает уже откровенно смеяться, глядя на "оскорбленное достоинство" Джури. Что-что, а поднимать настроение тот всегда умел.
- Вот всегда ты так. О лидере вон сколько хорошего сегодня наговорил, а мне – батарея какая-то…
Упоминание о Леде заставляет Агги опомниться и оглянуться на барную стойку.
От увиденного волосы встают дыбом. Самого лидера Агги не видит, зато замечает, что пресловутый незнакомый гад чешет в сторону туалетов.
Воображение быстро дорисовывает, что сейчас будет, и басисту даже в голову не приходит логичная мысль, что человек может идти в сортир для закономерных целей.
- Мне надо отойти, - бросает на ходу Агги вокалисту, рванув за незнакомцем.
…Толкнув дверь в первую же кабинку, Агги немеет, а глаза застилает алая пелена. Длинноволосый незнакомец стоит спиной, сдирая штаны со стоящего перед ним, согнувшегося Леды, покрывая поцелуями затылок, прикрытый нежными светлыми прядями.
Не дав опомниться, рванув уже ненавистного гада за плечо из кабинки к себе, Агги врезает ему кулаком в челюсть, вложив всю ненависть, злобу и накопившуюся боль. Несмотря на большой рост, тот не удерживается, падает на пол, но тут же вскакивает и с невиданной прытью бьет в зубы. Агги не успевает закрыться, чувствует вкус крови во рту и неожиданно замирает.
"Но у Леды давно не светлые волосы!" – последняя мысль, проскакивающая в голове басиста, перед тем, как его лицо встречается с железным кулаком, и сознание Агги отправляется в темный провал. Но отправляется… с облегчением. Это был не Леда…
- Идиот! Кретин! Придурок! – это первые слова, которые слышит Агги, возвращаясь из тяжелого забытья. Голова нетерпимо трещит, все лицо сводит от боли, и вдобавок он непрестанно ощущает неприятные влажные прикосновения к своей пылающей коже. Открывать глаза Агги не спешит, да и не уверен, что получится.
- Леда, успокойся, - голос Сойка полон вкрадчивых ноток.
- Успокоиться? Успокоиться?!! Да ты этому отморозку, когда он очухается, такое присоветуй! – очень редко Агги доводится видеть, ну, или как в данный момент, слышать, лидера в такой ярости. – Только подумать! Подраться! В грязном сортире! Еще и по башке со всей силы отгрести! И ради кого?! Ты видел?! Ради какой-то местной шлюхи!!!
Решив, что пора возвращаться в коллектив, Агги с усилием все же открывает глаза, слабый стон против воли срывается с губ.
- Кажется, очнулся, - спокойный голос Джури у самого уха.
Агги видит серьезные глаза вокалиста очень близко и краем сознания понимает, что за неприятные прикосновения он ощущал – Джури мокрым полотенцем вытирает кровь с его лица. Наверное, они в какой-то комнате отдыха, потому что Агги чувствует, что лежит на удобном диване, а приглушенный свет должен настраивать на романтику, но никак не на выяснение отношений.
- Проснулся… туалетный боец, - куда делась ярость непонятно, в голосе Леды теперь только усталость. Агги слышит чирканье зажигалки.
- Лидер-сан, он вообще-то уже слышит, - напоминает Сойк.
- Да пусть слышит! Повелитель сральников! – спокойствия Леды хватило ненадолго, он снова взрывается. – Если бы у него еще мозги отросли от моих слов, я от счастья сдох бы.
- Не слушай его, Агги-кун, - Джури продолжает тереть полотенцем и слегка улыбается. – Лидер просто перенервничал, переживал за тебя…
- Я?!! Это я переживал? За него?!! – Леда захлебывается негодованием.
- Переживал, волновался, - Джури улыбается все шире. – Видел бы ты, Агги, что с ним случилось, когда тебя из туалета выносили. Побледнел, затрясся, за руки тебя хватать начал…
- Да чтоб ты знал, Джури, я не за этого козла брачующегося переживал! А за концерт! И сейчас переживаю! Вот как он будет завтра играть?
- Лидер-сан, я справлюсь… Обещаю, - говорить получается с трудом, но Агги выдавливает из себя слова.
- Конечно! Справится он! Если не замаячит очередной сортир и очередная блядь в нем!!
- Это все от ревности, Агги-кун, - Джури сейчас от усилий сделать невинный вид может начать светиться нимбом над головой. – Ревнует тебя наш лидер. Он таким ненавидящим взглядом мерил того мальчика, из-за которого ты подрался, что тот линял дальше, чем видел…
- Ревную?! Я?! Помилуй, Джури, кого? И к кому? К этой шлюхе?.. – Леда уже просто визжит и выражения откровенно не выбирает.
- Почему сразу шлюха? По-моему, у Агги хороший вкус…
- Да заткнитесь вы оба! – наконец не выдерживает Сойк, и Агги молча возносит ему хвалу за то, что прервал припирающихся согруппников. Хотя Леда тоже благодарен, подколы Джури очень уж… меткие. – Почему кровотечение не останавливается? – Агги видит встревоженное лицо Сойка, склонившегося над ним.
- Потому что Джури только умничать и острить умеет, а все остальное делает неправильно! Дай сюда!
Агги слышит какую-то возню, очевидно, Леда отвоевывает противное холодное полотенце, и приоткрывает глаза. Лицо лидера выражает исключительно ярость, но Агги, несмотря на все свое плачевное состояние, подмечает, как ему идет гнев – глаза сверкают, губы плотно сжаты, ноздри трепещут, а прическа растрепана. Наверное, как обычно, когда ругался, запускал пальцы в волосы, думает Агги и слегка морщится – Леда слишком сильно придавливает полотенцем.
Опомнившись, гитарист выдыхает и берет себя в руки. Запрокинув сильнее голову Агги, он аккуратно собирает тканью кровь, и через несколько минут кровотечение действительно прекращается. А басист лежит и думает о том, что не такое уж оно и неприятное, это полотенце, и лежать вот так, чувствуя пальцы Леды на своих щеках, он мог бы еще очень долго. А еще было бы замечательно, если бы Леда вдруг склонился и поцеловал его в подставленную шею, хотя бы одним коротким теплым поцелуем. Просто сказочно было бы…
- Кто отвезет жертву домой? – нарушает тишину бдительный Сойк.
- Я сам… - Агги резко поднимается, тут же понимает, что поспешил, и со стоном опускается назад на диван.
- Могу я, - выражает бурную готовность Джури.
- Лидер-сан? – Сойк пристально смотрит на Леду, давая понять, что его вопрос был адресован именно ему, и тому кажется на миг, что драммер все-все знает. Лидер упрямо поджимает губы и отворачивается. – Ну, раз так, Агги переночует у меня. Постараемся поставить на ноги нашего басиста до завтрашнего концерта.
- Не стоит, Сойк, я справлюсь… - слабо сопротивляется Агги.
- Я тоже тебя люблю, Агги-кун, - Сойк, пыхтя, помогает ему встать, закинув его руку себе на шею. – Пойдем…
- Поправляйся! – ласково улыбается Джури на прощание, но последнее, что видит Агги, это прямую и непримиримую спину отвернувшегося лидера.
"А разве спина может быть непримиримой?" – вяло думает Агги. И сам себе отвечает: может, когда речь идет о нем самом и Леде, каждый волос на его голове непримирим с ним…
Чертов Агги! Будь он трижды проклят!
Леда яростно крутит руль и жмет на газ, встречные машины сигналят, но ему плевать. Сдохнуть бы скорей, чтобы навсегда избавиться от этого черноглазого проклятия, избавиться от необходимости быть с ним рядом, избавиться от своей… любви. Леда закрывает глаза, сглатывает и чуть ни влетает в столб на повороте, успев повернуть лишь в последний момент.
Ну что это такое? Что за наказание?..
Чудом добравшись до дома целым и невредимым, он с силой захлопывает дверь, сбросив ботинки плетется до кушетки и валится на спину.
Джури все верно подметил. И побледнел, и затрясся, и с собственной жизнью простился, когда увидел бесчувственного Агги, всего в крови, на руках у здорового охранника. Когда тот опустил уже мертвого басиста, как тогда думал Леда, просто на пол, у лидера ноги подкосились. Первой мыслью было "поножовщина", и Леда никак не мог трясущимися руками ухватить холодные пальцы Агги, а губы беззвучно шевелились, моля воскреснуть. И только когда сквозь ватную пелену донеслись слова Сойка "пульс есть, просто без сознания", Леда очнулся. Столько крови… Но это из разбитого носа и еще, кажется, губы.
Следом за облегчением волной накатила злость.
- …Этот псих ко мне клеился, но я его послал, - хвастливый высокий голосок заставил Леду поднять глаза и увидеть смазливого мальчишку лет восемнадцати, как про себя определил гитарист, со светлыми, слегка рыжеватыми волосами. – А потом я просто пошел руки мыть, и этот, - кивок на Агги. – Как ввалится! Как набросится! Хорошо, что меня было кому защитить!
Леда перевел взгляд на "защитника" – знакомый ему скользкий тип, ни так давно пристававший с неприличными предложениями возле барной стойки, прикладывал к скуле кем-то любезно предоставленный лед и плотоядно поглядывал на рыжеволосую красоту.
- Откуда ж у тебя руки растут, если ты их с расстегнутой ширинкой моешь? – мрачно осведомился Леда, меряя причину драки раздраженным взглядом.
- Ой! – спохватился чудом спасенный от психа Агги паренек, застегнул штаны и опасливо поглядел на Леду.
А Леда в душе просто стонал – ну, конечно, Агги-кун любитель рыжих доступных мальчиков, чему удивляться…
- Лидер-сан, пойдем! Я попросил охранника перетащить нашего басиста в комнату отдыха. Надо его в чувство приводить…
Леда только тут заметил, что пока он любовался очередным увлечением любвеобильного Агги, самого виновника скандала успели куда-то перетащить.
А потом Леду разобрала обида. Сколько времени прошло с той ужасной ночи? Сколько прошло с того вечера, когда Агги говорил, что хочет быть с ним? Совсем немного, и Леда скорей всего еще очень долго не сможет ни с кем иметь физические отношения, не скоро сможет переступить через себя. А Агги уже все забыл, выискивает и клеит новых мальчиков и, может, еще девочек, а о нем, о Леде, и не думает. Хотя чему удивляться? Он же получил желаемое…
От того Леда и сорвался, и кричал, как ненормальный, и совершенно по-детски велся на глупые провокации Джури. Надо ж такое ляпнуть – переживал, ревновал…
Да, переживал и ревновал. Гитарист со стоном закрывает лицо руками и тяжело дышит.
Глупый мечтатель, фантазер! Ведь имел уже возможность убедиться – Агги в его воображении и Агги реальный – два совершенно разных человека. Агги, который живет в жизни, грубый, жестокий, неразборчивый в связях насильник и пьяница. Агги, которого он придумал, нежный, заботливый, очень умный и спокойный. Ничегошеньки общего, разве что кроме внешности.
Кстати, о внешности. Как же он красив, господи… Интересно, почему тот парень отказался, когда Агги к нему приставал? Неужели, не понравился? Если бы к Леде пристал такой, неизвестно еще, смог бы он устоять.
"Да ты сам шлюха! – шепчет себе Леда. – Он тебя изнасиловал, побил, а ты…"
"Но какие у него губы…" – словно демон-искуситель шепчет на ухо. Да, эти губы… И эти черные глаза. И еще красивый, подкачанный торс. И эта новая прическа, которая так ему идет… И профиль… А пальцы? Тонкие, музыкальные… И если бы этими пальцами…
До Леды доходит, что он изрядно возбужден, когда становится реально, почти до боли тесно в джинсах.
"Нет, нет, нет… Я не хочу его…" – отчаянно уговаривает он сам себя, но руки против здравого смысла тянутся к пряжке ремня, и Леда уже дергает молнию.
Стащить джинсы не хватило сил даже до колен. Пальцы левой руки поглаживают всю промежность, правой же рукой, предварительно облизав пальцы, Леда ласкает головку круговыми движениями, и даже не надо зажмуриваться, чтобы увидеть перед собой горящие, самые прекрасные на свете черные глаза, услышать "я люблю тебя, Леда" и застонать от одной этой воображаемой фразы, которую он никогда не услышит в реальности.
Сжав как можно сильнее руку, Леда быстро и резко дергает тонкую кожу, и просто сознание теряет, представляя, чьи это могли бы быть руки.
Запрокинутая голова, хриплый стон… Леда бессильно опускает перепачканные ладони и шепчет "люблю"…
Да, прошло более двух лет. Да, Агги успел вознестись в глазах гитариста на самую вершину и упасть на самое дно. Но ничего не изменилось. Леда все так же любит. И как бы ни тешил он себя мыслью, что полюбил плод своего воображения, на деле любит он самого басиста, таким, какой он есть. Веселого или чем-то опечаленного, добродушного или разозленного, скачущего от радости или лежащего без чувств. Более двух лет, да, но стоны Леды не стали тише, когда он представляет на себе руки Агги. В его мечтах он нежный и терпеливый, точно знающий, что и как Леда любит, и как доставить ему особенное, неповторимое удовольствие, чтобы он таял в его руках. Совсем не так, как в жизни вышло.
…Небо медленно меняет цвет из серого в голубой, ночь уходит, уступает место новому дню, который, если постараться, принесет только хорошее.
- Доброе утро, Агги. Я люблю тебя. Черт бы тебя побрал, урода… Как же я люблю…
- Чай, аспирин. Теперь лежи и не двигайся, - у Агги проскакивает мысль, что Сойку надо было идти в медицинский учиться. Или отправиться куда-то на фронт братом милосердия. – Сейчас будет неприятно, - тут драммер соврал, Агги наоборот заходится от счастья, когда на горящий лоб и переносицу опускается лед, завернутый в полотенце.
- Спасибо, - тихо отвечает Агги.
- Не за что. Сейчас тебе постелю, ты примешь горячую ванну и ляжешь спать. Я тебя завтра будить не буду, пока не выспишься. Все равно концерт вечером.
- Спасибо, Сойк-кун, - еще раз повторяет Агги. – Только старания твои напрасны. Все равно лидер-сан меня в скором времени пришибет, - басист ухмыляется и тут же успевает об этом пожалеть, разбитой губой лучше вообще не шевелить.
- Леда не хочет быть с тобой, потому что считает себя убежденным натуралом, или из-за того, что ты с ним сделал?
- Откуда ты…? – Агги резко подскакивает, в последний момент удержав полотенце рукой, и упирается во внимательный взгляд Сойка.
- Догадался. Он не говорил, - успокаивающим движением драммер возвращает басиста в прежнее положение. – Я не хочу задумываться над тем, что именно ты сделал, буду считать, что просто побил. И очень надеюсь, что ты не станешь меня переубеждать.
Агги закрывает глаза и немного отворачивается, насколько это возможно со льдом на лице. Продолжать разговор не хочется.
- Судя по всему, второе… - вздыхает Сойк, не дождавшись от Агги ответа.
- Что второе?
- Второе – Леда не хочет быть с тобой, потому что ты его обидел.
- Мягко сказано… - Агги сжимает кулаки до белых костяшек от промелькнувшей перед глазами картинки.
- Он тебя любит.
- Что?! Откуда ты… - Агги снова дергается, а Сойк тихо смеется.
- Слушай, хватит скакать, а? Так до завтра не вылечишься…
- Откуда?
- Догадался. Он не говорил, - снова повторяет драммер, продолжая улыбаться.
Агги остается только вздохнуть.
- Не любит, будь уверен. Я все для этого сделал, - во рту горечь от этих слов, как будто Агги сейчас плюется вполне реальным ядом, а не просто произносит обычные фразы. - Леда не хочет быть со мной, потому что просто не любит. Третий вариант. А вот почему не любит и никогда не полюбит – это другой вопрос. Тут правильный ответ – твой второй вариант: из-за того, что я с ним сделал.
Сойк продолжает улыбаться:
- Дурак ты, Агги. Хочешь бесплатный совет?
- Валяй…
- Не сдавайся, - и так как Агги лишь напряженно молчит, Сойк продолжает. – И не зли его, ему и так плохо. Твоя сегодняшняя выходка – это действительно слишком. Леда совершенно прав.
Тут басист не выдерживает и начинает тихо смеяться.
- Что? – Сойк недовольно поднимает брови. – Поверь мне, ничего смешного. Если бы ты не отгреб от Леды, я бы сам тебе высказал…
Но Агги уже не слушает, а только ржет во все горло, пока не ойкает от стрельнувшей боли в голове.
- Ну? – драммер дает понять, что ждет объяснения причин такого безудержного веселья.
- Сойк, я их перепутал… - Агги часто дышит от недавнего смеха.
- Что?.. Кого перепутал?
- Леду и этого мальчишку в туалете. Пацан этот, правда, лип ко мне тем вечером, но я на него и внимания не обратил, потому что любовался картиной, как к Леде приставал этот тип, с которым я сцепился. Я упустил момент, когда Леда исчез из-за стойки, и подумал, что он пошел с ним. Так зол был, и напрочь из головы вылетело, что Леда уже не рыжий. А там только мелькнули светлые волосы, так мне крышу и снесло… Ну не идиот?
- Идиот… - ошеломленно качает головой Сойк. – Да и вообще… Леда не пойдет с первым встречным трахаться в туалет…
- А я знал, первый он встречный или старый знакомый? И даже пусть первый, а если его заставят… насильно?... – начинает Агги и осекается, сглотнув от отвращения, представив, что Леду, его Леду, в туалете, как он сам его недавно...
Сойк лишь качает головой.
- Расскажи ему.
- Что?
- Расскажи, что перепутал. Что не из-за шлюхи полез драться, а его защитить хотел.
- Да он не поверит! Решит, что я просто не умею придумывать себе правдоподобные оправдания.
- Твое оправдание настолько бредовое, что ему только и останется поверить. Расскажи. Ему легче будет.
- Легче? – Агги непонимающе поднимает брови.
- Ты дебил или прикидываешься? – наконец теряет терпение драммер. – Он перепугался, бросился к тебе полудохлому, переживал, пока ты в себя ни пришел, кровь вытирал, ревновал к какому-то недоделку, который и тени его не стоит, сейчас сидит дома и травит душу от обиды. А ты не допрешь никак, что осчастливишь его этой новостью, пусть и коряво изложенным, но все же известием, что ты не цеплял шлюх, что хотел его защитить?
- Сойк…
- Что Сойк? Что Сойк? Спи давай, восстанавливай мозги, тебе их, видно, все же отбили…
Только глянув на вошедшего лидера, Агги сразу понимает, что тот по-прежнему зол и за прошедшие почти сутки ни на градус не остыл. Пока они гримируются и причесываются, Агги активно замазывает тональником синяки, Леда принципиально не смотрит на басиста, не разговаривает с ним и обращается к кому угодно, но только ни к нему. Атмосфера изрядно напрягает, и даже вымученные шутки Джури ни в силах разрядить обстановку.
Закончив подводить глаза, Агги решает выйти покурить, передохнуть самому и дать выдохнуть лидеру, чтобы тот, часом, не лопнул от негодования, находясь рядом с таким ничтожеством, как басист его собственной группы.
…Вернувшись через пятнадцать минут в гримерку, Агги к своему удивлению застает там Леду в гордом одиночестве, и не может ни порадоваться. Прикрыв тихонько дверь, он делает шаг вперед:
- Лидер-сан?..
Леда сидит спиной ко входу прямо на столе, гордо выпрямившись, демонстративно не обращает внимания на басиста и активно лупит по струнам – назвать это игрой или репетицией Агги не рискнул бы.
- Я хотел с тобой поговорить.
Бренчанье на гитаре резко обрывается, и Леда, не оборачиваясь, бросает:
- Я – само воплощенное внимание.
- Не злись на меня, лидер-сан, - начинает Агги.
- Хорошо, не буду. Это всё? – стальные нотки в голосе, сейчас Агги очень сложно поверить, что Леда в его собственном воображении ассоциируется с солнышком.
- Нет, не все. Хочу, чтобы ты знал – я полез в драку, потому что перепутал того рыжеволосого мальчика с тобой.
- Что-о-о? – вот теперь Леда изумлен и, наконец, разворачивается лицом к Агги.
Басист собирается с силами.
- Я видел, как этот громила клеился к тебе в баре, потом отвлекся, а когда снова посмотрел, тебя нет, он валит в сторону туалетов, вот я и ломанулся следом. Соображал плохо, когда увидел их со спины в интересной позе, сначала врезал, а потом вспомнил, что у тебя уже волосы давно не такого цвета. От неожиданности пропустил удар… Ну, дальше ты знаешь.
Леда смотрит на Агги, как на умалишенного, и тот лишь снова вздыхает.
- Я знаю, звучит глупо и неправдоподобно, но так и было…
- Зачем ты мне все это рассказываешь? – медленно и обманчиво спокойно спрашивает гитарист.
- Не хочу, чтобы ты думал, будто я дерусь в сортирах из-за каких-то шлюх, - честно отвечает Агги, фактически цитируя вчерашние слова Леды.
- А какого хрена ты вообще поперся тогда в туалет? Даже если думал, что там я? – кажется, Леда не то, что не собирается сменить гнев на милость, а разозлен еще больше.
- Ну…
- Что ты планировал там увидеть?! Как популярная блядь Леда отсасывает у первого подкатившего в баре? Хотел в очередь встать?
- Перестань… - Агги чувствует раскаляющуюся злобу, поднимающуюся по венам, не дающую дышать.
- Перестать что? Озвучивать твои мысли? Твое мнение относительно моей благопристойности?
И Агги не выдерживает – в одно движение преодолевает расстояние между ними и хватает лидера за плечи, настолько крепко прижимает к себе, что даже чувствует, как быстро бьется его сердце, как у загнанного зверька, а Леда крепче вцепляется в свою гитару, как в единственную преграду между ними.
- Пусти…
- Не пущу. Послушай меня, лидер-сан, - Агги ощущает, как зубы против воли сжимаются, как он цедит слова и с трудом сдерживает злость. – Я. Ненавижу. Себя. За. Свой. Поступок. Я ни одной ночи не спал нормально после того случая, потому что боюсь засыпать. Мне кажется, что твое окровавленное тело будет сниться мне до старости. И вдвойне тошно, когда понимаю, что тебе еще хуже, чем мне.
Глаза Леды все шире и шире, и Агги смотрит в упор, продолжая медленно втолковывать.
- Я готов искупить свою вину любой ценой. Хочешь, я напишу явку с повинной? Хочешь, вскрою вены? Если хочешь, я буду до конца жизни ползать за тобой на коленях, выполняя все твои прихоти. Все, что угодно, только не жить так. Только не слышать твоего "я уже простил", потому что ни хрена ты не простил! И правильно сделал! Не прощают такое!
При каждой фразе басист несознательно встряхивает Леду за плечи, а тот сжимается и сам не может определить, что чувствует сейчас.
- Ты у нас, лидер-сан, самый главный и очень умный. Но кое-что тебе придется все же усвоить. Я на все готов ради тебя, я сделаю все, что ты мне скажешь. Но одно я отказываюсь терпеть. Это – заявления о твоей доступности, особенно в формулировке, что якобы это я так думаю.
Глаза Агги светятся недобрым светом, руки сжимаются все сильней, и у Леды проскакивает мысль, что опять останутся синяки, когда хватка неожиданно ослабевает, но Агги не убирает ладони, и только лишь усталым голосом завершает свой монолог.
- Тебе лучше не знать, что я на самом деле думаю о тебе и каким тебя вижу. Ради твоего же спокойствия, мой маленький лидер, - Агги слабо улыбается, а Леда замирает от почудившейся нежности в его глазах. – Но запомни одно. Если я еще хоть раз услышу подобные рассуждения, сразу уйду из группы. Еще хоть одна подобная фразочка в твоем исполнении, и я буду считать, что лидер указал мне на дверь. Ты меня понял?
И не успевает Леда ответить, как Агги наклоняется и быстро целует его в уголок губ, тут же отстранившись. Лидер от неожиданности оторопевает и возмущенно задыхается:
- Да как ты смеешь…
- Буду считать, что понял, - Агги удовлетворенно кивает, разворачивается и спокойно уходит, оставив Леду в растрепанных чувствах, по-прежнему сжимающим гриф гитары.
После концерта обессиленный Леда рад откинуться на спинку маленького диванчика и вытянуть вперед уставшие ноги. Требований у организма много – невыносимо хочется пить, еще в душ, и вообще было бы замечательно лечь спать. Но куда там… Для начала надо хотя бы добраться до дома.
Кругом суетятся люди, кто-то на кого-то кричит, кто-то смеется, но звуки доносятся до гитариста словно через пелену. Никогда он еще не замечал за собой, чтобы так выматывало любимое дело. Но, скорей всего, тут роль сыграла моральная усталость плюс хронический недосып последнего времени. Все ничего, все можно пережить, и лишь одно смущает Леду – с каждым днем ему все трудней убеждать себя, что все наладится и будет в порядке. И он уже не знает, как надо стараться, чтобы день принес только хорошее.
Неожиданно Леда чувствует, как мозолистые пальцы касаются его щеки, но усталость такими тяжелыми волнами растекается по телу, что гитарист даже злости не чувствует, и не желает смотреть.
- Руки убери, - только и бросает он тихим голосом.
Теплая рука исчезает, но Леда чувствует, что от него не отходят, и приоткрывает глаза. Прямо перед носом маячит маленькая бутылочка с минералкой, и он непроизвольно сглатывает, переводя взгляд на басиста.
- Не отравлено, - усмехается тот, продолжая держать бутылку в вытянутой руке, и Леда медленно, словно нехотя, забирает.
- Спасибо… - находит нужным все же поблагодарить гитарист и буквально в три глотка выпивает всю воду под пристальным взглядом, от которого медленно, но верно становится не по себе.
- Не смотри на меня так, я пугаюсь, - усмехается Леда, гневно сверкнув глазами – по крайней мере, Агги кажется, что глаза именно сверкнули.
- Ты, правда, вчера за меня испугался? – неожиданно спрашивает он, проигнорировав услышанное заявление.
- Охренел вообще?! – сразу вскидывается Леда.
- Испугался, - удовлетворенно кивает головой басист.
- Да я за концерт…
- И ревновал? – ласково улыбается Агги, не давая договорить. Очень ласково, без доли ехидства.
- Иди ты… - Леда вскакивает с места, хочет броситься к двери, но Агги преграждает ему путь, обхватывает руками за пояс и прижимает к себе. От такой нереальной, небывалой близости черных глаз, от горячего дыхания на своих губах Леда теряется и замирает.
- И ревновал, - теперь утвердительно сообщает басист.
Леда уже не пытается что-то ответить, дергается в попытке высвободиться, но Агги держит крепко, абсолютно не реагируя на взгляды снующих вокруг людей.
- Глупый… Мой маленький глупенький лидер. Как ты… Ты! …можешь ревновать? Ведь лучше тебя нет…
- Прекрати! Зачем ты это говоришь? – Леда хрипло шепчет, ни в силах унять дрожь в голосе.
- За тем, что я боготворю тебя… - так же тихо отвечает Агги, но гитарист предпочитает пропустить это мимо ушей.
- Отпусти… На нас смотрят…
- Пускай… Они мне завидуют…
Неожиданно басист на секунду убирает руки, но только для того, чтобы взять лицо Леды в ладони, погладить большими пальцами щеки и приблизиться еще на пару сантиметров.
- Так и будешь бегать от меня? А как же группа? Как нам вместе работать, если ты дрожишь от одного моего присутствия?..
- Пошел к черту!!! – Леда срывает на крик, дергается назад, Агги от неожиданности отпускает, а в помещении воцаряется тишина – все с любопытством смотрят на виновников скандала.
- Значит, не будем вместе работать! Значит, не будет у нас с тобой общей группы! Я… Я другую группу создам! И сделаю все, чтобы тебя больше не видеть! Ненавижу! Ненавижу!!! Ненавижу тебя!!!
Остатки здравого смысла подсказывают, что это истерика, но Леда не может остановиться, и потому понимает, что надо просто бежать, оставить стоящего, как громом пораженного, Агги, убраться с глаз все этих людей, рассматривающих его, как клоуна в цирке… Надо спасаться бегством.
И Леда срывается с места, выбегает за дверь, а Агги даже двинуться не в силах от услышанного, чтобы помешать ему.
В этот вечер впервые за все время, прошедшее после страшной ночи, перевернувшей его жизнь, Агги напивается. Просто покупает бутылку водки, усаживается на ковре у себя в гостиной и вливает в себя за пятнадцать минут все ее содержимое, предварительно упрятав подальше телефон, чтобы не начать названивать с пьяных глаз лидеру и, по ходу дела, не разрыдаться в трубку.
Каждый глоток дается с отвращением, но сейчас он на все готов, чтобы не чувствовать этого страха, животного ужаса, поселившегося в душе от слов Леды.
Желанное опьянение не приходит, Агги не может уснуть, так и лежит на полу, встречая утренние тени серого рассвета, пляшущие на белом потолке, а в голове голос лидера неустанно вторит:
"Не будем вместе работать… Не будем… Не будем вместе…"
"Не будет у нас с тобой общей группы… Не будет… Не будет нас с тобой…"
"Не видеть тебя больше… Сделаю все, чтобы не видеть тебя… Не видеть… Тебя…"
"Ненавижу… Ненавижу… Ненавижу тебя… Тебя… Тебя…"
И Агги понимает, что он ошибся. Что принял дрожь, блеск в глазах и нервные срывы Леды за любовь. За болезненную, униженную его поступком, растоптанную, но все еще живую любовь. Ну, или хотя бы тень этой любви. Плюс слова Сойка добавили пищи его надеждам. Но они оба, и Сойк, и Агги, серьезно промазали, приняв черное за белое, ночь за день, а ненависть за любовь.
Леда ненавидит его за надругательство над его телом и его достоинством, оттого и срывается, оттого и дрожит. Он держится из последних сил, стараясь сохранить дружеское статус-кво, а приставания Агги вызывают у него отвращение. И, значит, надо все прекратить, надо поддержать игру лидера под названием "ничего не случилось".
Агги верит, что со временем Леда простит и даже когда-то перестанет вспоминать. Никто такое не забудет, а Леда сможет. Он такой единственный в мире – очень добрый и светлый. И позитивный. Это басист довел его до истерик, черных кругов под глазами и жестоких слов впервые в жизни, наверное. Но когда боль утихнет, Леда не станет взращивать в душе обиду и расписывать планы мести. Он просто не такой по сути своей. Когда-то они смогут нормально общаться…
Только дружбу уже не вернешь. А о том, чтобы добиться любви, и мечтать не стоит. Даже мысли такой допускать нельзя.
Агги прикрывает глаза, и в темноте сразу появляется образ. Светлые пряди, искренняя улыбка, ни грамма косметики, рваные джинсы… Неожиданно веселые глаза прищуриваются, улыбка становится шире, и он смеется, звонко и искренне, над какой-то шуткой Агги…
В воображении басиста он всегда такой… солнечный. Настоящий. Не то, что сейчас.
Сердце ноет от страшной мысли, что Леда сдержит слово. Что бросит группу из-за него, из-за Агги. Если до этого дойдет, басист знает, что не допустит, уйдет сам, ведь Сойк и Джури ни в чем не виноваты, а найти нового басиста ни такая уж непосильная задача. Найдут и заменят. Да только хочется выть не своим голосом, когда Агги думает, что его лишат последней оставшейся отдушины – лишат права смотреть на солнце.
В глубине души Агги прекрасно понимает, что быть рядом с Ледой всегда теперь точно никак не удастся. И еще думает о том, что умрет, просто ляжет и тихо умрет, когда узнает, что у Леды появился постоянный партнер, появилась любовь. И самое мудрое сейчас все бросить и уйти, начать учиться жить без него. Но Агги понимает, что если это случится, эффект будет тот же – он умрет, только прямо сейчас. Пока он не готов жить без мягкого света, исходящего от Леды. Но он обязательно начнет стараться обходиться – вот прямо сегодня и начнет.
Главное, чтобы Леда не решил приводить в исполнение брошенную со злости фразу насчет новой группы, пока Агги не свыкся с мыслью, что его солнышко – больше не его. И никогда таковым не было.
Агги проваливается в сон, когда на часах уже начало пятого. А открыв глаза, понимает, что проспал, причем конкретно, и к началу репетиции никак не успевает.
…Влетев в студию с опозданием в сорок минут и уже открыв рот для извинений, Агги застывает на месте.
- А где Леда?..
Джури поднимает на него невеселый взгляд.
- У нас было два варианта – он с тобой, вы помирились и проспали, или… не с тобой. Раз не с тобой, в свете вчерашней истории дело наше дрянь…
"Погорячился", - оценивает Леда брошенные им в лицо басисту слова. Чего доброго, Агги решит теперь уйти из группы, приняв истеричные слова всерьез, посчитав их намерениями лидера все бросить самому.
Леда уже третий час крутиться в постели, но сон упорно не приходит. Зато в голову лезут сотни мыслей, из которых ни одной приятной.
"Уход басиста – плюсы и минусы, - рассуждает Леда. – Плюсы: не будет скандалов, не буду постоянно дергаться, скорей его забуду, ничто не будет напоминать о моем унижении… Минусы… Нет минусов. Минусов от его ухода нет. Кроме одного…"
Леда тяжело вздыхает.
"Кроме одного… Я не хочу жить без него. Мне не нужна такая пустая жизнь… И какой же я все-таки непроходимый идиот…"
Вот так все просто – существует всего один несчастный минус, перечеркивающий многочисленные плюсы.
…Проваливаясь в дрему, Леда слышит трель звонка и, не открывая глаз, нащупывает телефон на тумбочке.
Ему сообщают, что сегодня вечером в автомобильной аварии погиб его друг детства, с которым Леда сидел еще в школе за партой, которого давно не видел, но от этого не переставал считать одним из самых дорогих и близких себе людей.
В течение получаса он сидит на постели с широко открытыми глазами, осмысливает услышанное и просто не верит, что такое возможно – такая беда не могла случиться с близким человеком, потому что подобные вещи только по телевизору показывают, и произойти они могут лишь с персонажами новостей, реальность которых у рядовых телезрителей всегда вызывает смутные сомнения.
А когда наконец до Леды доходит, что сегодня в сводке на самом деле покажут дорогого ему человека, боль взрывается в голове, прорываясь наружу долгожданными слезами.
Леда плачет, горько и безутешно, навзрыд, так, как давно уже хотел, чтобы отпустила горечь, поселившаяся в сердце, но никак не мог. И вместе со страданием от потери, наружу выходит вся тяжесть, невыносимая тоска от всех недавних событий, оставляя душу и сердце пустыми. Но и даря облегчение.
Переступив порог студии, Леда замирает от удивления, когда видит, с какими лицами на него смотрят согруппники, слово в комнате неожиданно материализовался призрак.
- Я что… опоздал? – спрашивает он и смотрит на часы.
"Фигасе… Больше чем, на час…" – слабое удивление где-то в фоне сознания, голова сейчас занята совсем другим.
Изначально утром Леда вообще не собирался на репетицию, решив сразу ехать в родной город, но потом рассудил трезво, что спешить уже в любом случае некуда, а уедет он достаточно надолго, поэтому надо все нормально объяснить ребятам. Только его одолевают сомнения, сможет ли он связно что-то рассказать и не разревется ли при этом снова – и так с большим трудом удалось успокоиться.
Ладно, решает Леда, по обстоятельствам…
- У тебя телефон не отвечает, - тихо сообщает Сойк, а Леда видит, что Агги сжимает в опущенной руке трубку.
В глаза басисту Леда не смотрит, точно так же, как и остальным одногруппникам, но не специально, а просто потому, что не ими заняты его мысли. Впервые за долгое время Агги отошел с первого плана.
- Разрядился, наверное, - он рассеянно пожимает плечами. – Я очень извиняюсь за опоздание… Начнем?...
К великому облегчению никто ничего не спрашивает, все молча берутся за инструменты.
Держится Леда нормально, по крайней мере, так ему самому кажется. Только раз за всю репетицию опять подступают слезы, и, извинившись, он быстро выходит в коридор привести себя в порядок, но вскоре возвращается назад.
Зато Агги упорно лажает, чем дальше, тем хуже, временами тупо не попадая по струнам или забывая вступить. Но лидер не реагирует, и складывается впечатление, что он даже не замечает косяков басиста.
По окончанию репетиции Леда поднимается и тихим голосом сообщает:
- Нам придется сделать перерыв, мне надо уехать, где-то на неделю, может, больше…
Глаз от пола он не поднимает, а повисшую тишину не нарушает ни единый шорох. Надо объяснить причину своего бегства, но Леда не может произнести это слово – "умер". Обычное простое слово, пока оно не касается твоей жизни. Кусая губы, он собирается с силами, и, в конце концов, малодушно решает рассказать все, когда вернется.
- Если хотите, можете репетировать пока без меня. А я сообщу, когда вернусь.
Леда выходит и не видит глаз Агги, не видит выражения лица, с которым он смотрит ему вслед. И если бы он оглянулся, то испугался бы масштабов отчаяния, сосредоточившегося в одном единственном человеке.
Уже почти дойдя до своей машины и потянувшись за ключами, Леда слышит, как его окликают, оборачивается и в ту же секунду едва не падает, сбиваемый с ног басистом.
- Леда… Подожди… Не уходи, не надо…
Агги сгребает его в охапку, крепко прижимает к себе, часто дышит и все повторяет, просит, чтобы он куда-то не уходил.
- Да в чем дело?..
Леда недоуменно отстраняется и заглядывает Агги в лицо. Даже мысли о собственной потере покидают, когда он видит побледневшую кожу и горящие глаза басиста, который вытворяет нечто возмутительное и невообразимое – медленно, не разжимая рук, опускается перед Ледой на колени, продолжая обнимать его за талию, и, подняв голову, заглядывает в глаза.
- Пожалуйста… - еле слышным шепотом.
- Агги, что ты творишь? Встань немедленно! Тут же люди… - тоже шепчет Леда в испуге, но Агги не двигается.
- А ты думал, я шутил, когда говорил, что на коленях буду за тобой ползти? – слез нет, но его губы так сильно дрожат, что Леда чувствует острый и весьма ощутимый укол где-то в сердце. – Ты думал, я для красоты рассказывал о явке с повинной и о порезанных венах?..
- Агги, ну не надо… - Леда изо всех сил тянет сошедшего с ума одногруппника вверх, но тот не желает подниматься.
- Не уходи. Я тебя умоляю, не бросай нас, меня. Это я должен был уйти, сразу, после того, как… Но я не смог, не смогу без тебя, без группы… Не уходи…
До Леды наконец доходят причины истерики басиста. Потеряв надежду поднять его, он сам присаживается рядом на корточки и успокаивающе гладит по щеке.
- Агги… Глупенький… Ну что ты такое придумал? Я же скоро вернусь…
- Не вернешься, - Агги закусывает губу и отрицательно мотает головой, глядя с таким отчаянием, что у Леды заходится сердце.
- Вернусь, обязательно! Мне просто надо…
- Я все видел, Леда, - Агги хватает его за руки и шепчет прямо в лицо. – Я видел, какой ты пришел. Ты таким никогда не был. Ты слезы вытирал там, в коридоре, я всё-всё видел. Ты ведь не плачешь, не плакал даже когда я тебя… изнасиловал, - Агги надо сглотнуть, чтобы произнести вслух это слово. – Что-то совсем паршивое случилось, а что еще может быть?.. Если бы только можно было все вернуть, все переиграть… - он перехватывает Леду за запястье и начинает быстрыми поцелуями покрывать раскрытую ладонь, пальцы, отрывисто продолжая сыпать словами. - Лучше бы меня машина сбила, когда я шел к тебе, или по башке отгреб в темной подворотне, или… Может, если бы я не сделал этого, когда-нибудь ты смог бы меня…смог быть со мной… А теперь только презираешь и ненавидишь…
- Я не презираю… - Леда совсем теряется в потоке льющейся информации, но Агги, кажется, вовсе не слышит его.
- Так мне и надо! Самое страшное наказание ты мне придумал… Жить дальше… Без тебя… Всю жизнь без тебя…
- Агги, встань, пожалуйста, - Леда говорит специально строго и холодно, теряя надежду вклиниться в сбивчивый монолог с объяснениями.
Как ни странно, это действует, нехотя басист поднимается, и Леда встает следом.
- Ну и ладно, ну и уезжай, - Агги гордо вздергивает подбородок, поджимает губы и смотрит сверху вниз. – Я все равно тебя найду…
- Агги…
- Наймусь мыть подъезды в твоем доме, чтобы видеть иногда…
- Агги.
- Или двор мести…
- Агги!
- Ты не сможешь мне запретить…
Леда зажимает басисту рот рукой и быстро, пока тот не вырвался, севшим голосом шепчет:
- Я еду на похороны. У меня умер близкий друг. Потому я и плачу. Через несколько дней вернусь, и мы продолжим работу.
От сказанного, от озвученной беды, горе бьет с новой силой, на глаза наворачиваются слезы, Леда прикрывает рот тыльной стороной ладони и давит всхлип.
Агги же недоуменно хлопает ресницами:
- Что?.. То есть… Какой друг?
- Друг детства… Я с ним в школе учился…
- Но…
- Авария… автомобильная…
И Леда срывается окончательно, слезы уже невозможно остановить, он хватается за Агги и надрывно плачет, а изумленный басист оторопело обнимает в ответ и гладит пушистый затылок.
Сейчас его переполняет такой микс чувств, что невозможно выделить что-то конкретное. С одной стороны, дикое невиданное облегчение, что его солнце не уходит, не покидает. С другой, Агги рвет на куски от жалости – никогда еще ему не доводилось видеть веселого улыбчивого лидера в таком горе. И хочется забрать себе его боль, но разве это возможно? Еще Агги чувствует шок от того, что гитарист, цепляясь пальцами за футболку, крепко держит и прижимается, доверяет ему свои слезы. Да и вообще, можно запросто упасть от головокружительного осознания того, что Леда, его Леда обнимает, дышит так близко, уносит в запредельные дали просто своим присутствием, своим теплом и запахом.
Агги не хочет думать о том, что это минутная слабость лидера, что сейчас ему невыносимо плохо, и он уткнулся в первую подвернувшуюся жилетку. Точно так он мог бы плакать на плече Джури или Сойка, если бы кто-то из них побежал за ним.
И он ошибается снова, потому что Леда дышит с трудом от понимания, что Агги ласково гладит его по голове, и чувствует себя защищенным и утешаемым. Никто не смог бы дать ему столько тепла одним прикосновением.
- Я поеду с тобой, - сообщает Агги, когда слышит, что Леда немного успокоился. Но выпускать из объятий все равно не намерен, а Леда и не пытается вырваться.
- Нет, это лишнее.
- Тебе нужна поддержка.
- Меня есть кому поддержать.
- Кому?
- Там же мой дом, у меня там много близких…
- Тогда я тебя просто отвезу, ты не можешь ехать в таком состоянии сам.
- Агги, ну в каком таком состоянии? Все нормально.
Леда отстраняется и пытается продемонстрировать басисту улыбку, но Агги лишь скептически качает головой, глядя на раскрасневшиеся глаза и такой же нос гитариста.
- Я сказал, нет, - тихо говорит Леда, перестав улыбаться, и Агги словно чувствует эту непробиваемую стену между ними, которая только вот, казалось, начала давать трещины.
Басист буравит взглядом тротуар, Леда на прощание кивает и садится в автомобиль. А Агги еще долго стоит на обочине, рассматривая собственные ботинки.
Вернувшись в студию, Агги застает одногруппников в гробовом молчании, сидящих на диване и смотрящих в одну точку. Сам он падает в ближайшее кресло, вытягивает ноги и, откинувшись на спинку, закрывает глаза.
- Он вернется? – голос вечно шумного Джури на удивление тихий.
- Вернется, - Агги не открывает глаза. – У него погиб друг детства, он поехал на похороны. Через несколько дней вернется.
- Слава богу! – Джури облегченно вздыхает. – А я уж было подумал!!
- Джури! – Сойк осуждающе прерывает вокалиста.
- Ой… Ну… Я не это имел ввиду, - Джури смущается и пытается пролепетать в свое оправдание хоть что-то. – Просто я думал, что лидер-сан… Ну… Того… Устал, короче, от Агги окончательно и решил свалить.
- Джури-кун! – Сойк уже сердится, а Агги лишь печально улыбается:
- Я сам так думал…
- Бедный-бедный Леда… Агги, ты почему не поехал с ним? – вопрошает вокалист.
- Не разрешил…
- Надо было заставить! Если ты с ним и дальше будешь жеманничать, никогда он твоим не будет! Помяни мое слово!
Агги наконец открывает глаза и мрачно смотрит на двоих одногруппников.
- Я так понимаю, что всё отлично видно, и все только тем и занимаются, что пасут мои чувства и личную жизнь.
- Рады бы не видеть и не пасти, да только ваши с лидером отношения очень сильно на группе сказываются, - неодобрительно качает головой Сойк.
- Дурень ты, Агги, - добродушно подмигивает Джури. – Объясняю, как надо: прискакиваешь к принцессе на белом коне, суешь букет, даришь кольцо, принцессу в седло и – на край света!
Напряжение последнего времени прорывается дружным хохотом.
- Представляю, что со мной сделает лидер, если я подарю ему веник и постараюсь засунуть в седло на каком-то копытном… А еще лучше, сообщу ему, что он – моя принцесса.
Агги снова давится от смеха, и друзья рады его поддержать.
- Только больной мозг Джури мог увидеть в Леде принцессу, а в Агги - принца, - отсмеявшись, подводит итог Сойк.
- Ладно, шутки шутками, но давай уже решай с ним что-то скорей… А то у всех нервный срыв скоро будет от наблюдений за терзаниями святой девы Леды: любит и не дает, любит и не дает…
- Джури!!! – тут уже не выдерживают Сойк и Агги вдвоем.
Джури только изображает невинность и возводит к небу ангельские глазки, а Агги устало думает, что хорошо бы все было так просто, и чтобы Леда действительно его любил.
Ветер треплет волосы Леды, запах морской соли щекочет ноздри. Он сидит прямо на холодном песке, на пляже, подтянув к груди колени и положив на них подбородок. Хочется курить, но сигареты он где-то посеял, а стрельнуть не у кого – кругом тишина и пустота. Солнце давно село, и в вечернем синем небе зажигаются звезды.
Прошло несколько дней после похорон, и завтра он собирается в Токио, уже разослал всем смс о репетиции. Агги сразу после того, как Леда получил отчет о доставке, начал названивать, третий или четвертый раз после отъезда, но гитарист снова не взял трубку. Потом, все потом… Надо собраться с мыслями.
Сейчас Леда не думает ни о своем друге, ни об ушедших годах, а размышляет лишь о том, что ждет его по возвращению в столицу. Но… От этих мыслей не менее печально.
Несколько дней не было времени, зато было много боли, и о басисте Леда не вспоминал. Но вот все более-менее успокоилось, и память снова возвращает его в день отъезда. Леда размышляет о странном поведении Агги, как он стоял на коленях и нес чушь о том, что если бы Леда не презирал его, то когда-то смог бы быть с ним. Такое поведение нельзя растолковать двузначно, все предельно ясно и просто: Агги хочет его, он нравится Агги, Агги боится его потерять.
Это так странно, получить то, чего желал так долго и был уверен, что никогда не получишь. Но Леда не испытывает радости. В свете последних событий он сначала думал, что больше не любит Агги и не хочет его. Потом осознал, что врет сам себе – любит и хочет. Но как можно позволить приблизиться к себе после случившегося? Любой на месте Леды в тот же день выставил бы басиста из группы. Почему это не сделал Леда очевидно, как божий день. И причина – любовь. Но разве можно любить насильника?
Леда водит пальцем по песку, чертит узоры, а после откидывается на спину, заложив руки за голову.
Когда-то давно он то ли читал, то ли слышал – уже не вспомнишь – историю о двух монахах. Они были отличными друзьями, и много лет шли рука об руку, но однажды поссорились. Память Леды или даже сама легенда не сохранила причину ссоры, но результатом вышло то, что стали монахи заклятыми врагами и никогда больше не виделись. Спустя много лет один из них был при смерти и позвал к своему одру второго. Но тот так не хотел идти, что его чуть ли ни силой притащили. Первый попросил прощения и сказал, что очень раскаивается и просит второго забыть обиду. Но второй был непримирим и ответил умирающему бывшему другу, что не простит его во веки веков. И тут же упал замертво. А первый монах чудом поправился, прожил долгую жизнь и, кажется, был причислен к лику святых.
Но финал истории сейчас Леду особо не волнует. Он вспоминает, что когда первый раз услышал эту легенду, подумал, какой идиот второй монах. Ну что можно такого наделать, чтобы не простить умирающему другу? И сейчас Леде меньше всего хочется быть таким идиотом. Агги, слава богам, ни при смерти, но он искренне раскаивается, Леда верит в то, что это не игра. Да и, кроме того, он же совершенно нормальный человек, и, судя по всему, хорошенький лидер ему просто на подсознании нравился, а алкоголь помноженный на отказ Леды в баре сыграл злую шутку. Естественно, он теперь горько сожалеет, и вполне вероятно, что, по каким-то одному ему известным соображениям, захотел быть с ним, с Ледой. Но…
Поздно. Все безнадежно испорчено.
Леду периодически дергает, когда он смотрит на Агги. Перед глазами встает поверхность столика, об которую его приложил басист, изображение расплывается от стоящих в глазах слез боли, а сзади слышится тяжелое дыхание. И лидеру приходится хорошо себя настраивать, чтобы спокойно работать с басистом. О дружбе речь уже, понятно, не идет.
Еще Леда до сих пор не уверен, что хочет каких-либо отношений, даже с женщинами – просто не готов, он уверен, что от любого прикосновения к своему телу, неважно, чьего, его не вывернет наизнанку. Надо еще подождать, прежде чем рваться в бой.
И по-прежнему обидно за свою любовь. Леда так мечтал, так представлял себе, как это могло бы быть, немного боялся, но всегда думал, что Агги, только лишь Агги он рискнул бы отдаться. Это чувство его вдохновляло, заставляло счастливо улыбаться, верить в лучшее и никак не тяготило.
Агги хватило десяти минут, чтобы свести все на нет, даже убрать в минус. И теперь жизнь Леды пуста, он стал таким, как все, частью серой массы.
Почувствовав, что замерзает, Леда встает, отряхивается и неспешно плетется вдоль кромки воды.
Нет, очень не хочется быть как тот неразумный монах… Все обиды притерпятся, переболят и перегорят, просто пока прошло слишком мало времени.
Леда будет дальше играть в одной группе в Агги.
Леда будет стараться забыть свою любовь, а заодно и надругательство над ней.
Леда будет стараться смотреть на Агги, как на Джури и Сойка, тепло и спокойно.
Леда будет сильным и умным.
И Леда будет снова счастливым. Как раньше. Просто с кем-то другим.
Гитарист не успевает переступить порог, когда его сносит ураган – стихийное бедствие по имени Джури.
- Лииидер-сан!!! Как я по тебе скучал!!! Как будто сто лет не видел!
Леда тут же начинает задыхаться, так как горло ему передавили, а глаза лезут из орбит, потому что остальное тело также скрутили, будто тисками, горячие объятия вокалиста.
- Джури, смилуйся… - только и может прохрипеть он, когда на помощь приходит Сойк, оттолкнув любвеобильного одногруппника с пути, и тоже обнимает Леду.
- Здорово ты нас напугал, - легкая улыбка в уголках губ, а Леда улыбается в ответ.
- Я тоже очень рад тебя видеть, - раздается голос за спиной, и Леда резко оборачивается, внутренне подобравшись.
Басист только вошел, хотя пришел, судя по всему раньше, в руках стаканчик с кофе, видно, выходил за ним ненадолго. Отставив в сторону свою добычу, Агги смело делает шаг вперед и обнимает Леду за талию, слегка, почти незаметно трется щекой о висок и, совсем осмелев, быстро касается его губами.
- Привет, Агги, - к собственному удивлению, Леда абсолютно спокоен, объятия не вызывают неприятных ощущений, но и дрожать тоже не заставляют. Можно мысленно поздравить разум с маленькой победой над чувствами, и Леда облегченно думает, что все хорошо.
И что он тоже, кстати, соскучился. Будто сто лет всех не видел.
От этой мысли Леда улыбается и смотрит Агги в глаза.
- Извини, что трубку не брал. Не до того было, да и говорить ни с кем не хотелось, если честно…
- Да ничего… Я не по делу, просто хотел узнать, как ты там… - тихо отвечает басист.
О том, что он все эти дни места себе не находил, спал паршиво, травил душу мыслями о том, как Леде сейчас плохо, и с большим трудом несколько раз набрался смелости позвонить, он предпочитает умолчать. Как и том, что все это время мечтал забрать себе всю боль и страдания лидера, чтобы тот стал хоть чуточку счастливей.
- Наверное, всегда должно случаться что-то плохое, чтобы вы все приходили вовремя, - говорит с улыбкой Леда, отстранившись наконец от Агги.
- Почему это плохое? – изумляется Джури. – Наоборот, хорошее! У нас радостная новость, лидер-сан! Репетиции сегодня не будет!
- То есть? – уставляется на него Леда.
- Мы тут подумали и решили, что пару дней погоды не сделают, а тебе надо отвлечься, - объясняет Сойк. – Поэтому сегодня мы вчетвером едем на пикник, на два дня, до завтра.
- Но…
- Никаких "но"! Агги-кун подгадал нам шикарную загородную усадьбу своих друзей! – заявляет Джури.
- Ты бы еще замком это обозвал, - фыркает Агги. – Обычный маленький домик, - объясняет он, повернувшись к Леде.
- На два этажа и десять комнат, - подмигивает Сойк. – Простой скромненький домишко.
- Не десять, а всего шесть, - уточняет басист.
- И море под окнами… - мечтательно протягивает вокалист.
- Озеро. Маленькое озеро, - возвращает его в реальность Агги.
- Зануда ты, Агги-кун, - делает обиженный вид Джури. – И не романтичный совсем…
- Стоп! – прерывает всех Леда. – Я так смотрю, вы тут уже все решили, и напоминать вам о том, что работать иногда все же надо, бесполезно?
- Ага! Точно! Совершенно верно! – раздается в ответ нестройный хор голосов, Леда демонстрирует всем недовольство, закатив к потолку глаза, а в душе замирает – все как раньше…
Вздохнув, он позволяет загрузить себя в машину Агги, довезти до дома, быстро собирает вещи и отправляется со всеми в путь.
Сидя на заднем сидении, он старается не смотреть на водителя, которого прекрасно видно по правую руку, автоматически улыбается, кивает на непрерывный поток острот Джури и усиленно смотрит в окно.
А ведь, на самом деле, замечательная идея – поехать на пикник…
День пролетает незаметно и очень весело.
Леду постоянно не покидает Джури, который непрерывно искрометно шутит, смеется, скачет и вопит какие-то глупости, чем отвлекает от грустных мыслей. После очередной его попытки утопить лидера в том самом маленьком озере, которое, если подключить фантазию, вполне можно считать морем, группа решает, что найти нового вокалиста все же проще, чем нового лидера, и дружно топит Джури, который с торжественным криком "живым не дамся!" идет на дно, а после не менее торжественно обижается на "трое против одного".
Маленький домик оказывается в действительности больше подходящим под определение усадьбы, места вокруг – удивительно живописными, а погода – по-летнему солнечной. От мысли, что завтра уезжать, никому не весело, тем более, что впервые за долгое время не чувствуется напряжения и разрядов тока в воздухе, которые стали неотъемлемой частью совместного пребывания.
В течение дня Леда постоянно ловит на себе взгляды Агги, но это его больше не злит, не раздражает, да и вообще не вызывает никаких неприятных эмоций, ведь в глазах басиста – Леда только сейчас заметил – светится теплота и забота. Возможно, они были там и раньше, а он за своей обидой, гневом, раздражением не замечал. А быть может, их не было видно за страхом и горечью самого Агги.
В любом случае, Леда считает, что это добрый знак – вот так вот спокойно и как-то даже по-семейному проводить вместе время, а, значит, можно надеяться на счастливое продолжение.
- Всё… Больше не могу! Лидер совсем пьяный… - заплетающимся языком сообщает Джури, что встречается дружным хохотом.
- Кроме тебя, Джури-кун, все сегодня как стекло, что удивительно, нетипично и потому тревожно, - замечает Сойк.
Все они расселись на первом этаже на полу в гостиной, Агги так вообще разлегся, закинув руки за голову, причем Джури явно пытается последовать его примеру, но не просто потому, что хочется, а от того, что сидеть прямо не позволяет выпитое.
- Н-нет… Лидер-сан все же пьян… Иначе почему его два?... – блещет логикой вокалист, периодически роняя голову на грудь, но постоянно с мужеством поднимая ее вновь.
- Если Леда будет идти в количестве двух штук, я точно это не переживу, - тихо смеется Агги.
- Я сам не переживу, - соглашается Леда, встает и направляется в сторону лестницы. – Ладно, пока меня не клонировали, пойду спать, сил моих больше нет.
- Уже? – Джури удается встрепенуться. – Пусть хоть один ос-останется!...
- Спать, так спать, - Сойк встает, потягивается и берет за руку вокалиста. – Пойдем, Джури-кун, доставлю твое тело и малые остатки сознания в апартаменты.
- Почему э-это малые?... – успевает возмутиться тот, но осекается, сосредотачивая внимание на ногах – не так-то это просто, оказывается, ходить.
Агги еще лежит какое-то время, изучая потолок, но потом тоже встает. Спать не хочется абсолютно, эмоции от прожитого, такого непривычно безоблачного, дня переполняют, и он решает выйти на улицу, подышать кислородом и немного никотином. Если захочется.
Почему-то стены давят. Леде сложно объяснить причины этого явления, клаустрофобией он никогда не страдал, и, тем не менее, находиться в маленькой симпатичной и кажущейся сейчас крайне неуютной комнатке тяжело.
Он стоит у окна, не включая свет и вглядываясь в темноту. Кончики пальцев сами выбивают легкую дробь по стеклу, на душе паршиво, и складывается впечатление, что жаркое солнечное лето неожиданно сменилось осенью с хмурым серым дождиком.
В течение весело проведенного дня горькие мысли и усталость от всего происходящего отошли на второй план, Леда вполне искренне улыбался и смеялся. Организм сам был рад такой передышке, нелегко постоянно находиться в рвущем душу и нервы напряжении. Но стоит остаться в одиночестве, тоска тяжелой лапой снова обнимает за плечи, заставляя тяжелые вздохи рваться из легких, а глаза щипать от слез.
"Я становлюсь депрессивным нытиком", - уныло думает Леда, но про себя даже радуется этим слезам, дающим выход всем накопившимся за такое короткое время печалям.
Не находя больше сил находиться в этой комнате, Леда, тихонько открыв дверь, проскальзывает в коридор и медленно спускается по ступенькам вниз, вслушиваясь в темноту. Меньше всего хочется сейчас общаться с кем бы то ни было, но тишина и погашенный свет внизу указывают на то, что все разошлись по своим комнатам спать.
Гостиная все же попросторней тесной комнаты, и Леда еще с утра заметил в ней камин. Правда, электрический, но все равно – какой есть. Лето – не самое подходящее время для такого элемента интерьера, но сидеть в давящей темноте нет желания, люстра светит слишком ярко, и Леда делает выбор в пользу камина.
…Мягкий теплый свет бросает причудливые тени по углам, разливается по комнате и затапливает желтыми красками предметы, придавая интерьеру своеобразный уют. Где-то на кухне тикают часы, а за окном слышны слабые порывы ветра.
"Сейчас бы еще свечи, бутылку вина, и можно устраивать романтический вечер", - усмехается Леда.
На этом забавные мысли заканчиваются. Он забивается в угол диванчика, подтягивает колени к подбородку и крепко обнимает их руками. Слезы сами бегут по щекам, оставляя влажные дорожки. Слезы, уносящие грусть, не тяжелые, не горькие, а освобождающие, без горестных рыданий и всхлипов. Леда даже не пытается их вытирать, резонно думая, что когда они иссякнут, вместе с ними, если не уйдет, то, по крайней мере, сократится его уныние.
Своеобразный покой укутывает Леду, как пушистым пледом, и потому он вздрагивает от неожиданности, когда хлопает входная дверь за спиной.
"Леда, Леда, Леда... – стучит в голове. – Мое солнышко… Мой, только мой… Какой красивый, такой нежный, такой сильный, такой светлый… Не отдам…"
Агги сам себя обнимает руками, сжимает плечи и не хочет, просто отказывается думать, что его мысли – глупые фантазии, пустые слова, которые не дойдут до адресата, что даже если они будут произнесены и услышаны, то все равно никогда не будут приняты. Никогда… Как страшно.
Поднимается ветер, судя по всему, погода портиться, и Агги холодно. Только не снаружи, а внутри. Он смотрит вверх, в небо, которое так неожиданно затянули тучи, и губы сами шепчут, просят, молят о прощении. Неужели? Неужели он никогда не простит? Снова это "никогда"…
Весь день Агги глаз не сводил со своего сокровища. Несмотря на его кажущуюся веселость, басисту постоянно мерещилась грусть в глубине любимых глаз, что и неудивительно – с чего вдруг простая загородная поездка на раз-два сотрет из памяти все гадости, произошедшие за последнее время? А ведь так хочется, чтобы стерла. И если приложить побольше усилий, может, со временем Леда перестанет вспоминать? А, может, и не перестанет.
Агги еще никогда не было так тяжело. Чувство, которое он раньше не осознавал, но которое всегда жило в нем, просится наружу, кажется, разрывает грудную клетку в попытке выбраться.
И Агги решается.
Сейчас он поднимется наверх, постучится, зайдет, возьмет его за руки и все расскажет.
Объяснит.
Пожалуется.
Пожалуется на эту пустую жизнь, тусклые дни и холодные ночи, в которых нет его, Леды. Нет теплого родного солнышка.
Потом Агги еще раз скажет, что очень сожалеет, что искусал все локти за свой поступок, что готов нести любое наказание, лишь бы когда-то, хоть когда-нибудь, быть прощенным.
Или лучше не говорить об этом? Не вспоминать? Но Леда помнит-то, как и он сам…
Ладно, это по обстоятельствам. И пусть Леда теперь сам решает, что делать с Агги, с безнадежно любящим, умирающим от чувства вины, задыхающимся от страсти, невидящим без Леды ни сна, ни света, ни смысла в происходящем.
Решительно качнув головой и сжав кулаки, Агги устремляется к дому, боясь струсить, передумать в последний момент, опасаясь приступа нерешительности перед самой дверью в комнату Леды.
Со всех ног влетев в гостиную, Агги замирает от неожиданности, и в следующий миг сердце проваливается куда-то в подпол – судьба, словно не желая лишний раз испытывать его, убирает преграды на пути, будто говорит: "Вот твое сокровище. Дерзай!"
Когда за спиной раздаются тихие шаги, Леде даже не надо оборачиваться или слышать ожидаемый вопрос, чтобы понять, кто это.
- Леда?... Ты плачешь?
Пауза.
- Леда?...
Тихий вздох в тишине.
- Нет, Агги. Я смеюсь.
Он не открывает глаза и только чувствует, как легонько притрагиваются к его голове, как Агги кончиками пальцев мягко поглаживает, робко и осторожно, словно касаясь крыльев бабочки, как садится рядом на диван.
Агги очень больно – кажется, часть страданий Леды передалась ему, что он добровольно забрал их себе, как и мечтал сделать всю эту неделю, только, судя по всему, маленькому гитаристу от этого легче не стало. Тяжело смотреть на его слезы, когда привычней видеть улыбку на любимом лице, горько рассматривать худенькую фигурку, свернувшуюся клубочком на диване, и кажется, что даже положение тела выражает горькую скорбь об утрате.
Какое-то время они так и сидят молча, а потом Агги решается – подхватывает Леду и фактически усаживает себе на колени. Вместо ожидаемого сопротивления, негодования или хотя бы просто холодного равнодушия, Леда вытягивает ноги, а голову прислоняет к плечу басиста. Агги только и остается выдохнуть – о таком счастье и мечтать было бессмысленно. Он обнимает Леду двумя руками и покрепче прижимает к себе, думая о том, что несмотря на кажущуюся хрупкость, не такой уж он и легкий. Хотя чего Агги, собственно, ожидал? Леда все-таки не девушка и не ребенок.
Сейчас басисту больше всего хочется зарыться носом в душисто пахнущие волосы своего сокровища, легонько поглаживать его плечи и ничего не говорить, потому что утешать он все равно не умеет, и только так, наверное, сможет передать, как сопереживает, как сочувствует, и что на все готов, лишь бы поддержать. Но Леда сам прерывает молчание.
- Знаешь… Я кое-что понял за последние несколько дней, - голос тихий и совсем неэмоциональный. Такое впечатление, что Леда с трудом выдавливает из себя слова, словно говорит из-под одеяла.
- Что же? – осторожно спрашивает Агги, начиная слегка поглаживать его спину, все еще опасаясь, что его оттолкнут, но не в силах удержаться.
- Все кругом такая фигня, - Леда совершенно никак не реагирует на прикосновения, а голос по-прежнему сухой. Агги слышится в его тоне шелест сухих листьев в осеннем лесу, серый и безрадостный. – Все наши с тобой проблемы, что расцвели за последнее время, наша группа, наша деятельность, наша дружба, от которой, похоже, ничего не осталось… Все это такие мелочи.
Боль раскаленной спиралью закручивается где-то в груди, затягивается жгучим узлом, и Агги прилагает все возможные усилия, чтобы голос не задрожал, не выдал его:
- Это не мелочи, Леда.
- Мелочи! – неожиданно резко и твердо отвечает тот. – Всё мелочи, ничего незначащие и никчемушные, пока люди живы. Пока человек жив, все можно исправить, все можно решить и урегулировать. И все, что между нами произошло, глупости, недостойные даже легкого воспоминания. Потому что все хорошо, Агги. Потому что мы живы, и все у нас впереди.
Агги пораженно молчит, замирает, даже перестает дышать и не знает, как на это реагировать, когда слышит:
- Давай все забудем. По-настоящему забудем. Пусть все будет как раньше, - кажется, что голос Леды немного потеплел, и Агги думает, что, скорей всего, действительно, просто кажется. А Леда с удивлением понимает, что, произнося эти слова, он абсолютно искренен, как уже давно не бывал. Что жестокий поступок Агги больше не ранит его, что ему уже не надо его любви, что он всей душой желает возвращения не столь далекой веселой, беззаботной жизни.
- Я не хочу, как раньше, - Агги сам не успевает понять, как эти слова срываются с губ.
- Но… почему? Разве плохо нам было? – в голосе Леды легкое изумление, но головы он не поднимает и на басиста по-прежнему не смотрит.
- Было замечательно, - Агги прикрывает глаза и наконец делает то, чего уже несколько минут невыносимо хочется – утыкается носом в макушку и легонько водит головой из стороны в сторону. А Леда вздрагивает, и не знает, как на это реагировать. Наверное, надо отстраниться, но… не отстраняется, просто не отстраняется и все. – Было просто чудесно, Леда… Раньше ты все время улыбался, даже мне. Тебе говорили, что ты похож на солнышко, когда улыбаешься?
Леда замирает от этих слов и с тоской понимает, что ничего не прошло. Осознает, что, казалось, отмершее сердце начинает потихоньку биться, что в самой глубине замерзшей души разгорается теплый огонек. И Леда приходит в отчаяние от такого понимания, потому означает это только одно – как прежде не будет. Будет, как в последнее время – мучительно и грустно.
- …но я все равно не хочу как раньше, - доносятся слова до его сознания, и прежде чем он успевает что-то сообразить, Агги легко за подбородок поднимает его голову и прикасается своими губами к его.
Басисту страшно так, как еще никогда в жизни не было. Страшнее даже, чем после той безумной пьяной ночи. Он не целует, а только лишь касается, и, как и следовало ожидать, Леда уклоняется, но не резко, и не отталкивает его. Наконец, наверное, первый раз с момента своего приезда, он смотрит басисту в глаза, и тот видит смесь удивления и сожаления на его лице.
- Не надо, Агги. Уже не надо. Мы с тобой разминулись – когда это было надо мне, ты даже не смотрел на меня. А теперь уже поздно. Я не хочу. Давай все же постараемся, чтобы все стало, как раньше, и…
Но Агги не дает договорить. Мягко, но сильно, он снова притягивает его к себе и теперь уже целует по-настоящему. Настойчиво и требовательно, не допуская сопротивления. Руки Леды упираются в его грудь, слабые попытки отстраниться, но Агги крепко держит, по возможности нежно, чтобы не напугать, но все равно крепко.
В какой-то момент теплые губы приоткрываются ему навстречу, Леда впускает его, и хотя не обнимает в ответ, уже не отталкивает. И Агги замирает от восхищения, когда понимает, что ему отвечают.
Никогда еще поцелуй не был таким сладким, таким тягучим и мучительным. Леде кажется, что до этого момента его вообще никто никогда не целовал, что весь его прошлый опыт – жалкая подделка, и только сейчас он познает, как это на самом деле, когда тебя целуют, вкладывая всю нежность и страсть.
Агги запускает пальцы в волосы на затылке Леды, нежно поглаживает, а второй рукой начинает быстро расстегивать пуговицы на рубашке, но терпения хватает только до половины ряда, и он бросает это дело, запуская ладонь под легкую ткань, слегка поглаживает теплую кожу у солнечного сплетения, и боится двинуться дальше, боится быть остановленным.
Леда пытается разорвать поцелуй, шепчет:
- Агги…
Но Агги не дает, лишь крепче прижимает к тебе, с мучительным отчаянием старясь продлить этот миг, не позволить своему счастью выскользнуть из рук в такой момент.
- Молчи.
Он снова целует, но Леда все же высвобождается:
- Не здесь… Увидят же…
И когда до Агги доходит смысл сказанного, он теряет контроль от неожиданно свалившегося на голову счастья. Не отказывается! Не отталкивает! Не прогоняет! Он разрешает. Просто не здесь, чтобы их никто не увидел. Но разрешает!
Агги быстро вскакивает, пытаясь удержать Леду на руках, забыв, что тот все же не пушинка, и чуть ни роняет его на пол, а Леда тихонько смеется, с трудом становясь на ноги, но басист уже тащит его за руку вверх, по ступенькам, прижимает к себе, и Леда путается в собственных ногах, не в силах нормально идти. Но Агги поддерживает и ни на секунду не отпускает, словно боится, что стоит на миг потерять бдительность, и Леда исчезнет, раствориться в воздухе, как мираж.
Затащив его в свою комнату, Агги наконец притормаживает, внимательно смотрит на гитариста сверху вниз, но тот тоже замирает, стоит, опустив голову, и даже зажмурившись, а Агги легко подхватывает его и укладывает на постель.
Чертова рубашка летит куда-то в угол, туда же отправляется футболка Агги.
Он усаживается сверху, словно оседлав бедра Леды, хватает его за обе руки, покрывая быстрыми поцелуями поочередно запястья, тонкую нежную кожу, там, где в прошлый раз оставил безобразные синяки. А потом водит его ладонями по своему торсу, словно Леда сам не захочет это сделать, сходя с ума от такой необычной ласки. И через миг уже его руки быстро скользят по телу гитариста, поглаживают и царапают, а губы покрывают поцелуями шею, опускаясь медленно все ниже.
Леда переполнен противоречивыми чувствами – ему и томительно сладко, до дрожи во всем теле, и страшно, ведь память неумолимо подкидывает воспоминания, как это было в прошлый раз, сердце переполняется надеждой и счастьем, а разум бьется птицей в клетке, вопрошая в ужасе, как после такого он планирует жить дальше. И Леда старается выбросить все мысли из головы, просто наслаждаться моментом, а подумать можно и после.
Когда Агги прикасается языком сначала к левому соску, потом к правому, а после легонько прикусывает, тянет губами, мысли, воспоминания, трезвые рассуждения окончательно покидают голову Леды, воздуха перестает хватать, он часто-часто дышит и дергает бедрами от неожиданных тесноты и дискомфорта в джинсах.
Басисту очень хочется, чтобы Леда посмотрел на него, мечтает заглянуть в глаза, увидеть, что там сейчас, но Леда жмурится и лишь мотает головой по подушке, словно не хочет, но не может сопротивляться.
Агги с трудом расстегивает молнию на его джинсах, стаскивает вместе с бельем, сначала немного, а потом резким рывком полностью, отбрасывает в сторону, и вытягивается на постели рядом, быстро целует губы, а потом водит по ним двумя пальцами, проникая в рот, заставляя облизать их, и от теплого прикосновения заводится до безумия.
- Какой же ты красивый… Солнышко… Мое солнышко… - шепчет Агги, отстраняется и влажными пальцами легонько ласкает головку круговыми движениями, а второй рукой нежно гладит низ живота и между ног гитариста.
"Откуда ты знаешь, как я люблю?…" – проскакивает и тут же теряется мысль, от щекотливых прикосновений к собственной плоти и от теплой ладони, требовательно исследующей его тело, Леда дышит все чаще и подается вперед, в руки Агги, но тот не торопится.
Сейчас ему хочется только одного. Довести Леду до сладко безумия. Заставить умирать и возрождаться от удовольствия, которое он ему доставит. И сделать так, чтобы он, черт возьми, навсегда забыл ту ночь. Чтобы не вспоминал никогда в жизни, чтобы считал страшным сном. И еще очень хочется забыть самому.
…Агги ритмично двигается, впуская Леду как можно глубже, но не дает ему кончить, перемежает уверенные движения легкими поцелуями, медленно облизывает головку, нежно прихватывает губами кожу.
Удивительно, но из головы Леды исчезли гадкие воспоминания, и от прикосновений Агги его не выворачивает – участь, ожидаемая им от любой близости, которая может с ним случиться. Наоборот, Леда уже тихо постанывает, не в силах сдерживать себя… И резко вздрагивает, когда чувствует мягкое прикосновение к сфинктеру.
Расслабленность всего тела и сладкая дымка перед глазами моментально исчезают, он резко садится на постели и крепко обнимает за шею опешившего Агги.
- Агги… Если не считать тот случай с тобой… Я никогда… То есть, меня никогда…
- Я понял, - Агги кажется, что сейчас сама жизнь покидает его, осознает, как холодеют руки, а вместо сердца бьется какая-то пустышка.
"Он никогда не забудет. Это был его первый раз. Как же ему было больно…"
- Просто будь осторожней, - доходят до него слова. Леда буравит взглядом простыню, и Агги кажется, что худенькое тело в его руках неуловимо дрожит.
- Давай не будем тогда, - он неожиданно улавливает молящие нотки в собственном голосе.
- Нет, будем, - Леда мотает головой, про себя успев пожалеть, что согласился. – Просто… поаккуратнее как-то…
Сжав зубы, стараясь подавить неуместную сейчас ненависть к себе – самобичеванием стоит заняться позже – Агги хватает первый подвернувшийся на тумбочке тюбик какого-то крема и выдавливает побольше на ладонь.
От первого проникающего внутрь пальца Леда сильно дергается, но скорее рефлекторно, чем от острой боли – просто тело вспоминает недавнее насилие и реагирует на вторжение. Агги понимает это и успокаивающе гладит по щеке испуганно сжавшегося гитариста. Легкие движения вперед-назад, добавляется второй палец, и Леда тихонько шипит сквозь сжатые зубы, а Агги нежно целует его прикрытые веки и шепчет какие-то успокаивающие глупости.
- Ты только доверяй мне… Пожалуйста… Будет хорошо…
Вперед-назад, вперед-назад, немного в стороны… Податливое тело потихоньку расслабляется, Леда перестает зажиматься и часто неровно дышит. У Агги тянет в паху от желания, когда он видит выгибающегося под его руками самого любимого, самого желанного, когда чувствует, какой он узкий и горячий внутри, и против воли уже фантазирует, как проникнет в это тело, как его примет тесная глубина. Но готов терпеть и разрабатывать бесконечно долго, чтобы только Леде не было плохо с ним, никогда в жизни больше не было больно, когда тот сам прерывает его:
- Давай уже…
Щеки порозовели, влажные губы приоткрыты, и ресницы слегка подрагивают. Агги не может ни залюбоваться своим счастьем, своим солнышком, которое сейчас светит только ему.
Сорвать с себя джинсы дело двух секунд. Раздвинуть пошире ноги Леды – одной секунды. Сколько надо, чтобы собраться с духом, Агги не осознает, но, похоже, очень долго. И боится он сейчас даже больше своего любимого.
Медленно, нежно, очень осторожно он двигается вперед, и Леда судорожно хватает его за руку. В этот момент басисту кажется, что вцепившаяся в него влажная ладошка совсем маленькая и тонкая, как бы не сломать, а сам Леда, захлебывающийся стоном, запрокинувший голову, удивительно красивый. Агги думает, что все это происходит ни с ним, просто не могло случиться такое чудо, не попадаются подобные сокровища обычным людям.
Агги уже полностью вошел и начинает медленное движение обратно. Леда тихо стонет, в глазах слезы боли, и басист не выдерживает:
- Может, хватит?..
- Нет…
Леда просто не может позволить остановить происходящее. Раздирающая боль сводит с ума, но только представить на секунду – он отдается Агги! Агги берет его! Забирает без остатка! Не это ли счастье?
Агги обхватывает член Леды рукой, но тот отстраняет его ладонь.
- Чтобы чувствовать… Только внутри…
Сильные руки приподнимают его за поясницу, отчего он сам немного прогибается, а движения ускоряются, разрывая тело жгучей болью от каждого толчка.
Боль не пропадает до самого конца – Леда чувствует ее все также остро, когда его накрывает оргазм, а с губ непроизвольно срываются хриплые стоны "еще" и "быстрее". Не исчезает, нет, но каким-то образом он абсолютно забывает о ней, растворяясь в блаженстве и умиротворении.
"Наверное, так и должно быть, - думает он. – Совсем без боли не бывает…"
Но передать томительное чувство счастья, удовольствия от всего происходящего просто невозможно, а когда Агги кончает, Леде меньше всего на свете хочется, чтобы он выходил, покидал его.
Тяжелое влажное тело накрывает, Леда чувствует на шее прерывистое дыхание и слышит хриплый голос, снова просящий за что-то прощение, перемежающийся с нежным шепотом, вновь рассказывающем что-то о "солнышке". Он автоматически поглаживает спину басиста, ошеломленно глядя в потолок, пытаясь осознать, осмыслить произошедшее.
А Агги приподнимается, рассматривает любимые черты и думает о том, что еще ни с кем ему не было так хорошо, не было так томительно сладко, что Леда – он необыкновенный, не такой, как все, и близость с ним дарит невиданное счастье, которое не сможет принести никто на свете. И он такой красивый, такой светлый. Агги так нравилось, когда у него были рыжие волосы, он еще больше напоминал солнышко. Хотя на самом деле Леда любой прекрасен, но если вдруг он решит еще раз перекраситься, Агги не имеет права настаивать, но если что, будет очень рад возвращению к светлым оттенкам… А еще у Леды такие лучистые глаза – кажется, что небо отражается в них, и вглядываться в их глубину можно бесконечно.
Леда глядит на него ошеломленно, губы приоткрыты от удивления, и Агги осекается, наконец понимая, что говорит все это вслух. Счастье в его руках не улыбается, а просто смотрит, но в глубине глаз притаился почти неуловимый огонек улыбки, Агги готов руку на отсечение дать, что видит его, и запросто, не раздумывая, продаст душу, чтобы только он был там всегда.
И еще ему очень хочется сказать, что он любит. Поведать всему миру, признаться Леде и, в первую очередь, самому себе, как он боготворит, не знает никого лучшего, как он любит его, до головокружения, до потери пульса. Рассказать, что небо падает на голову, а земля уходит из-под ног, что радуга раскрашивает небо зимой, а снег сыпется пушистыми хлопьями летом, что музыка звенит в морозном воздухе, а тишина накрывает мягким куполом в самой безумной толпе – если он, Леда, рядом.
Но Агги останавливает себя, вспоминая, как часто ему самому доводилось слышать пустые, ничего не значащие, не имеющие никакого реального подкрепления, слова о любви, произнесенные во время или после секса, просто под впечатлением от физиологического удовлетворения.
Всё потом. Он обязательно скажет, не может быть иначе. Потому что такие слова разорвут его на куски, если останутся невысказанными. Не дадут спокойно жить, будут сниться ночами, рваться наружу днем. Он скажет. Но позже. Через какое-то время, когда Леда придет в себя, осознает произошедшее и будет готов трезво принять, спокойно узнать, что он теперь принадлежит Агги, и тот его никому не отдаст, никуда не отпустит, да и вообще – никому не покажет. Вот такой вот Агги ревнивец, сволочь и собственник. С этим Леде тоже придется смириться – на то она и любовь, принимать дорогого человека таким, какой он есть. И Агги ни на секунду не сомневается, что со временем Леда полюбит его. Иначе просто быть не может.
Солнечные глаза сонно закрываются, Агги чувствует глубокое дыхание, щекочущее кожу на его груди, теплые руки, слабо обнимающие за талию, и боится пошевелиться, потревожить, потому что во всей позе Леды, в этих объятиях столько трогательного доверия, столько невысказанной нежности, что щемит сердце.
Леда первый раз за последний месяц чувствует, как безмятежный сон укрывает его теплым крылом, в голове ни одной горькой мысли, и единственное, что он чувствует и о чем думает, это теплые ладони Агги, нежно поглаживающие его волосы.
Агги думал, что не уснет в эту ночь. Что обрушившееся на него счастье просто не даст успокоиться разбушевавшемуся сердцу. Что он не сможет отдаться в объятия Морфея, зная, что неловким движением во сне может потревожить спящее рядом сокровище. И, тем не менее, стоит Леде засопеть на его плече, как сам проваливается в забытье до самого утра.
Просыпается он далеко не рано, солнце сияет за окном. Первый раз за долгое время Агги чувствует себя отдохнувшим, а глубокий сон без сновидений подарил душевный покой.
Воспоминания о вчерашней ночи, словно неожиданный ливень на голову, моментально смывают остатки сна, и Агги с трепетом приподнимается на постели, заранее опасаясь, что все приснилось, в глубине души зная, конечно, что это не так.
Не приснилось. Его солнышко завернулось в одеяло, натянуло еще покрывало, привалило себя сверху тремя подушками – благо их почему-то на постели несчетное множество – и не подает признаков жизни.
"И как тебе это удалось сделать?" – с улыбкой думает Агги, осознавая, как его пробирает мурашками от нежности.
Он по-турецки усаживается на постели, заворачивается в свое одеяло – последнее, что не натянул на себя Леда, и ждет…
Проходит достаточно много времени, как ему кажется, прежде чем ворох постельных принадлежностей решает зашевелиться. Через миг движение останавливается, Агги понимает, что на Леду, как и на него недавно, обрушивается осознание произошедшего, и еще через пару секунд где-то между одеялом и одной из подушек появляются глаза, тревожно вглядывающиеся в его лицо.
Агги знает, чувствует, что Леда не улыбается, зато сам не может сдержаться, и растекается в счастливой улыбке от уха до уха.
- Привет… - первым решает прервать молчание Леда.
- Привет.
- И давно ты на меня смотришь?
- Давно, - Агги склоняет голову на бок. – Хотя "на тебя" громко сказано. Скорее – на кучу одеял. Замерз, что ли?
- Нет. Я всегда так сплю, - тихий ответ, и Агги со щемящей нежностью, которая даже доставляет легкую боль где-то глубоко в груди, думает о том, сколько еще придется сделать таких вот маленьких, удивительных, трогательных, но при этом невероятно важных открытий. Как он спит, словно зверек в норе, что делает, когда проснется, как улыбается, когда подумает о чем-то приятном, какими глазами смотрит в ночное небо, как именно хмурится, когда сердится…
- Иди ко мне… - шепчет Агги, понимая, что больше ни в силах переживать в одиночку нахлынувшие чувства, залазит под одеяло, молча поражается, насколько там жарко, и прижимает к себе горячее тело. Леда как-то несмело обвивает руками его шею, и в этот момент Агги заходится от восторга, когда чувствует его возбуждение.
Быстрыми щекочущими поцелуями он покрывает нежную кожу шеи, проводит носом, вдыхая неповторимый запах, и ведет руками по торсу все ниже, когда стук в дверь прерывает на самом интересном месте. Леда вздрагивает, а Агги шепчет:
- Пусть стучат… Пошли все вон…
- Агги? Ты спишь? Тут проблема…
Дверная ручка дергается, и Агги быстро отвечает:
- Подожди минуту! Я сейчас…
Вскочив, он быстро натягивает джинсы, а Леда снова прячется с головой под одеялом.
- Где ты нашел такого несносного вокалиста?.. – бурчит Агги и открывает дверь.
- Ну?! Что за шум с утра пораньше?
- Какое утро, на хрен? Уже первый час! – возмущается Джури. – Слушай, наш лидер-сан куда-то пропал. Его в комнате нет, и он, по-моему, там и не ночевал. Не случилось ли чего…
Агги вздыхает и выходит в коридор, прикрыв за собой дверь.
- Джури-кун, у меня будет к тебе и к Сойку огромная просьба…
…Когда он возвращается в комнату, то обнаруживает, что продолжить начатое не удастся – беглец скрылся в душе и забаррикадировался насмерть.
Но это и не главное – сейчас будут дела поважней. И Агги отправляется на кухню варить кофе.
Потому что нельзя решать какие бы то ни было важные вопросы без сигареты и горячей чашки в руке.
Леда стоит перед зеркалом минут десять, словно пытается найти какие-то сходу неуловимые перемены в своей внешности, но на деле просто голова занята отнюдь не изображением. Он пытается сосредоточиться, подумать о том, что было, и решить, как поступать дальше, но разум успешно отключился, и у Леды такое впечатление, что в абсолютно пустой черепной коробке скачет одна единственная выжившая мысль и вопит одуревшим от счастья голосом: "Агги! Агги! Агги!" Путные же мысли в страхе разбежались, и ни одной трезвой идеи относительно дальнейшего поведения нет.
Отчаявшись сосредоточиться, Леда машет рукой на это гиблое дело и открывает воду, решив действовать по обстоятельствам согласно интуиции, как и все последнее время. Похоже, жить без плана действий становится системой, что серьезного и прагматичного лидера отнюдь не радует. Но что он может поделать?
…Дом встречает его неожиданной тишиной, несмотря уже на поздний час, и Леда отправляется на поиски хоть кого-то в сторону кухни, где и застает басиста в компании сигареты, чашки кофе и… больше никого.
При виде Агги сердце предательски вздрагивает, лицо по необъяснимым причинам становится очень серьезным, и Леда спрашивает:
- А где все?
Задумавшийся Агги не слышал, как он вошел, потому резко оборачивается, улыбается и качает головой:
- Уехали.
- Как уехали? – от неожиданности Леда замирает на месте.
- Я попросил, и они уехали. Сказал, что нам надо побыть вдвоем…
- Они даже без машины…
- Джури тоже мне это заявил, но я ему напомнил, что автобус никто не отменял, - подмигивает Агги.
- Садист… - качает головой Леда и тянется к кофеварке, но не успевает нажать кнопку, как Агги подходит сзади, легко разворачивает его за плечи, одной рукой обнимает за талию, а второй гладит влажные после душа волосы.
- Как ты?.. – тихий шепот, Агги касается губами сначала его лба, потом кончика носа и легонько целует в губы. – Как себя чувствуешь?
- Странно, - честно признается Леда и автоматически облизывается, почувствовав кофейную горечь от губ басиста.
- Хорошо странно или неприятно странно?
- Скорее, хорошо, - улыбается самыми краешками губ, и Агги тоже отвечает улыбкой, но глаза остаются очень серьезными.
- Сейчас я тебе кое-что скажу, - басист гладит ладонями щеки Леды, а потом словно фиксирует его лицо, заставляя смотреть в глаза. – У меня для тебя новость.
У Леды застывший взгляд, и непонятно, что он сейчас чувствует. И Агги снова боится. Вся вчерашняя смелость рассеялась вместе с лунным волшебством ночи, и при свете дня уже нельзя быть таким уверенным, что маленький гитарист на все согласится, безоговорочно примет его в свою жизнь, не посчитав недавнюю сказку просто эпизодическим сексом. Но если Агги не сдавался все последние недели, то спасовать теперь, когда цель близка, и победа почти в руках – просто абсурд.
- Ты теперь мой. Я никому тебя не отдам. Никогда.
И так как Леда ошеломленно молчит, Агги продолжает:
- Я люблю тебя. Всегда любил. Ты уже очень долго был моим, просто не знал об этом.
Леда только часто моргает, он растерян, и даже не может сказать, что испытывает какую-то особенную радость – все перекрывает неизмеримое удивление от услышанного. Не то, чтобы он совсем не ожидал таких слов после всего произошедшего, но напор и это "всегда" немного выбивают из колеи.
- Я ужасный человек. И еще я идиот редчайшей разновидности. Надо было пройти все круги ада, заставить мучиться тебя, чтобы понять себя самого. Но теперь я обещаю, что все будет иначе. Я никогда тебя не обижу…
Он наконец опускает руки и обнимает крепко, просто не в силах смотреть в эти бездонные глаза, а Леда в ответ опускает подбородок на его плечо и замирает.
- Я прошу тебя позволить быть с тобой. Ничего больше, просто быть. Только так я смогу доказать, показать, как люблю тебя. И, может, когда-то ты забудешь, что я сделал…
Леда тяжело выдыхает, как будто в течение всего монолога Агги не дышал совсем, и прикрывает глаза.
- Если ты хочешь, чтобы я забыл, зачем постоянно напоминаешь? – тихо спрашивает он и кончиками пальцев поглаживает спину Агги.
- Потому что сам все время об этом помню…
- Так дела не будет. Давай для начала хотя бы не вспоминать вслух.
Агги отстраняется и снова разглядывает любимое лицо.
- Договорились… - тихо соглашается он и несмело добавляет. - Так значит, ты разрешаешь? Быть с тобой?
Леда только улыбается и обнимает Агги двумя руками за шею.
Сердце басиста скачет, как сумасшедшее, переполняется ликованием и восторгом. Даже большим, чем тот, что он испытывал этой ночью, потому что такое счастье может подарить лишь одна вещь на свете, название которой – шанс.
Что бы ни натворил человек, абсолютно в любой ситуации надо давать ему возможность исправиться. Спотыкаются и падают абсолютно все, но как узнаешь, сможешь ли идти дальше, если тебе не дали попробовать?
Так думает Леда, уткнувшись носом в шею того единственного, которого он только может желать и любить. Не плода фантазии, а человека, которому свойственно ошибаться и низко падать, но также свойственно высоко взлетать, если только дать ему этот самый шанс, просто не подрезая крылья.
А Агги думает в этот момент, что самым счастливым в его жизни будет тот день, когда он услышит от Леды слова о любви. И этот день обязательно настанет, не может не наступить, ведь Агги все для этого сделает. Просто любовь надо еще заслужить, и главное – Леда дает ему возможность попробовать сделать это.
- Может быть, когда-то и ты полюбишь меня… - шепчет он и трется щекой о пушистые волосы.
- Кто знает… - с улыбкой отвечает Леда, не разжимая рук.
Небо медленно меняет цвет из серого в голубой, ночь уходит, уступает место новому дню, который, если постараться, принесет только хорошее. Как всегда.
Леда традиционно топчется босыми ногами на холодном полу балкона и затягивается сигаретой.
- Доброе утро, Агги. Я люблю тебя.
Леде кажется, что он ощущает, как звуки тонут в чистом свежем воздухе, когда ласковые руки обхватывают его за талию, а теплые губы нежно прихватывают кожу на шее.
- Я тоже люблю тебя, Леда. Очень-очень люблю.
Леда любит. Леда счастлив.
