ПРОЛОГ

Осень: Рыжие листья

Аллеманда – обычно первая составляющая часть сюиты. Характер повествовательный. Присуща аристократичность и не свойственны резкие движения и скачки ритма.

"Во всем виновата чертова осень", - сердито заявил сам себе Хиде-Зо.
А кого еще было винить в своем рассеянно-унылом состоянии? Что ни говори, но времена года влияют на поведение людей иногда сильнее каких-то событий в жизни.
Взять, к примеру, весну. Даже в пасмурный день в прозрачном воздухе чувствуется приближение тепла и чего-то неуловимо прекрасного, настроение зашкаливает за отметку "отлично", а сердце переполняют светлые предчувствия.
А осенью все наоборот. Осень – это тихая грусть, странная печаль о том, что все заканчивается. О том, что ничего нельзя вернуть.
Хотя, казалось бы, что именно может завершиться из-за еще одного оторвавшегося листка календаря?
Осень – это всегда лирика. Долгие размышления на кухне с сигаретой и чашкой крепкого чая, когда время давно за полночь, свет не горит, а дождь уныло барабанит в окно. Осень – это серое низкое небо, одиночество и давние воспоминания с привкусом горечи. А еще сонное простуженное состояние, только не тела, а самой души.
Но даже в это время года бывают светлые моменты – редкие солнечные дни, самые красивые и сказочные за весь год, с кристально-чистым голубым небом и неповторимым запахом осеннего воздуха.
Именно за это Хиде любил осень. Она не казалась ему ни унылой, ни печальной, а прелесть золотого убранства перечеркивала недостатки дождливой погоды.
Но в этом году что-то не заладилось с самого начала любимого сезона. Уже не первую неделю Хиде хандрил и пребывал в отвратительном настроении.
В очередную бессонную ночь с сигаретой, чаем и дождем он наконец признался себе в причинах уныния. Ему чего-то не хватало. Или, если быть точным, кого-то.
Ситуация, в которой он оказался, случалась со многими и называлась просто – "пока имеешь, не ценишь".

***

С Тсунехито их можно было назвать хорошими приятелями. Не друзьями, нет. Настоящую дружбу отличают прочные узы, доверие и понимание. А с Тсуне они просто иногда проводили вместе время. Точнее, это Хиде раньше считал, что "иногда". Но теперь приходил к выводу, что часто, даже очень.
А прекратилось все по самой банальной причине. У Тсуне кто-то появился, отношения в кратчайшие сроки переросли в нечто серьезное.
По большому счету Хиде было на это плевать, он даже не удосужился поинтересоваться, кто именно покорил сердце басиста.
Но дни сменялись неделями, и в какой-то момент он поймал себя на том, что скучает. Анализируя свое состояние, он неожиданно пришел к выводу, что тоскует не по веселому времяпрепровождению, а по самому Тсуне.
Как-то раз, когда Хиде учился в школе, на одном уроке учитель с его классом играл в забавную игру. Надо было одним словом охарактеризовать кого-то из одноклассников, а остальные должны были догадаться, о ком идет речь. Удивительно, но задача оказалось достаточно простой. Один правильно подобранный эпитет позволял безошибочно определить, какого человека им охарактеризовали.
И вот теперь Хиде, вспомнив ту старую игру, пришел к выводу, что Тсуне больше всего подошло бы определение "светлый".
Вспоминая сейчас события не столь далеких дней, когда они часто встречались и общались, Хиде приходил к выводу, что басист и правда как будто светится изнутри, и поэтому в его присутствии легко и хорошо. Во время общения не бывает неловких пауз, равно как и не случается ситуаций, когда хочешь о чем-то рассказать, да слово вставить не можешь. Потрясающее редкое сочетание – умение рассказывать и способность слушать.
"А еще", - отстраненно думал гитарист, непроизвольно поглаживая пальцами оконное стекло, с обратной стороны которого стекали капли дождя. – "Еще у него невероятные глаза… И такая трогательная улыбка…"
Тут же он осекся, не веря, что сам себя поймал на такой мысли. И хорошо, что поймал, потому что неизвестно, куда могут шагнуть подобные рассуждения.
- Да нет же! Не так все! – одернул себя Хиде, ни к кому не обращаясь.
Слова потонули в пустой квартире, и гитарист неожиданно понял, что прозвучали они несколько неуверенно.
- Глупости! – повторил он строго, но ответом была тишина.

***

"Это настоящее свинство – забывать о друзьях, если у тебя заладилась личная жизнь", - со злостью накручивал себя Хиде, быстро шагая в сторону парка, где они с Тсуне договорились о встрече.
Выспаться в эту ночь не удалось. Промучившись почти до самого утра в слишком жаркой и чересчур мягкой постели, он лишь на рассвете забылся ненадолго, чтобы около шести утра проснуться и больше не уснуть.
Ровно в восемь он набрал знакомый номер и потребовал у сонного Тсунехито встречи. Басист спросонья удивился и поинтересовался, не случилось ли чего, на что Хиде грозно ответил:
- Случилось, еще как случилось!
Перепугавшись, Тсуне пообещал, что будет так скоро, как только сможет.
Дожидаясь своего непутевого друга и всматриваясь в безоблачное небо, гитарист курил и думал о том, что, наверное, немного погорячился. Басист, конечно, кругом неправ и ведет себя некрасиво, это так. Но выдергивать из постели человека, как на пожар, просто для того, чтобы выяснить отношения… Мягко говоря, отдает истерикой.
- Привет.
Хиде обернулся. Тсуне стоял перед ним, улыбаясь своей привычной очаровательной улыбкой, и у гитариста где-то под сердцем приятно кольнуло. Накрученная обида показалась смешной, и неожиданно он понял, что все его негодование просто нелепо.
…Неторопливо они шли рядом по безлюдной аллее, и Хиде смотрел под ноги, любуясь желтыми и рыжими листьями, устилавшими землю. Тсуне тоже молчал, терпеливо ожидая, когда друг сам объяснит причины переполоха. Но гитаристу не хотелось говорить. Впервые за всю эту осень он чувствовал умиротворение и покой, как будто все встало на свои места.
Через какое-то время басист остановился и, наклонившись, подобрал с земли кленовый лист. Хиде покосился на находку, и Тсуне радостно помахал ею перед его носом. Лист был самым обыкновенным, оранжевым, идеальной симметричной формы. В детстве Хиде собирал такие и засушивал между страниц толстой тяжелой книги.
"Взрослые люди не собирают с земли листья", - хотел было сказать он, но промолчал.
Во-первых, не хотелось начинать теперь уже нежеланный разговор. Во-вторых, это же Тсуне, что в нем взрослого-то?
"Взрослые люди не устраивают сцены ревности, если друзья променяли их на кого-то", - мысленно вздохнул Хиде, уже ругая себя за утренний порыв.
В это время басист подобрал еще несколько листов, и теперь в его руках красовался самый настоящий желто-рыжий букет. Сам Тсуне улыбался отрешенно своим мыслям.
- Как дела в личной жизни?
Решив, что с молчанием пора завязывать, Хиде сразу перешел к делу.
- Никак, - Тсуне пожал плечами и как-то виновато улыбнулся, словно извинялся за свою личную жизнь, дела в которой "никак".
- Почему никак? – удивился гитарист, ожидавший какого угодно ответа, но только не такого.
- Потому что личной жизни нет, - тихо рассмеялся его друг и наклонился за еще одним листом.
- Но… - начал было Хиде и замолчал, пытаясь вспомнить, с чего он взял, что у басиста кто-то есть.
Вроде бы, ему говорили об этом, только теперь и не вспомнишь кто. А у самого Тсуне он не потрудился узнать.
- Куда же ты тогда пропал? – растеряно спросил гитарист.
- Я не пропадал, - Тсуне рассматривал листья в своих руках. – Мне было интересно, когда ты вспомнишь обо мне и сам позвонишь.
Он поднял глаза, встречаясь взглядом с удивленным Хиде, и гитарист снова отметил, до чего же Тсуне хорош. И до чего же хорошо рядом с ним.
"Интересно, почему дорогой и, возможно, единственный нужный человек на каком-то этапе отношений превращается в шкаф-который-тут-всегда-стоял?" – мысленно поинтересовался Хиде. – "И как можно не понимать, что не ценишь самое главное?.."
- Я скучал по тебе, - прервал поток его размышлений Тсуне, и Хиде стряхнул с себя накатившие воспоминания, смешанные с вопросами, на которые все равно не было ответов.
"Может, еще не поздно?" – спросил он сам себя, делая решительный шаг вперед и притягивая к себе за плечи Тсуне, прикасаясь губами сначала к скуле, скользя по щеке и приникая к губам.
Рыжие листья выпали из разжавшихся пальцев и плавно опустились на землю.
"Определенно не поздно. Не может быть поздно".


Весна: Янтарные нарциссы

Куранта – вторая составляющая часть сюиты. Характер подвижный, но необязательно веселый.

"Настоящая девчонка", - пораженно думал Соно, рассматривая стоящего перед ним незнакомца.
Парень был невысокого роста, с узенькими плечами и светлыми волосами. Невинный взгляд и как будто виноватая улыбка только прибавляли сходства с представительницей слабого пола.
- Аямэ, - представился тот, украдкой взглянув из-под пушистых ресниц и переступив с ноги на ногу.
"Девчонка с противным голосом", - уточнил свое определение Соно и также мысленно добавил. – "Хотя нет… Скорее, кукла".
- Значит, ты клавишник?
- Вообще-то я всегда мечтал быть вокалистом, - скучающим тоном ответило женоподобное существо.
Соно ехидно усмехнулся.
- Не выйдет. У тебя голос некрасивый.
Аямэ невозмутимо пожал плечами.
- А у тебя наоборот – только один голос и красивый.
"Гаденыш", - подумал Соно, нехорошо улыбнувшись.
И неожиданно поймал себя на том, что новый знакомый ему почему-то нравится. Словно прочитав его мысли, Аямэ стыдливо опустил длинные ресницы. Или сделал вид, что стыдливо.

***

Горячие губы, быстрые движения, легкие касания ладоней, ласкающих между ног…
Соно стоял, прислонившись спиной к стене, и глотал воздух. Наслаждение захлестывало высокой волной, а глаза застилала мутная пелена.
Проворный язычок Аямэ скользил по всей длине члена, а постоянно меняющийся темп никак не позволял кончить. Соно в прямом смысле слова сходил с ума от упоительного сладкого состояния на грани оргазма, когда понимаешь, что еще немного и взлетишь, но это все никак не происходит.
- Да… - сорвалось сдавленное с губ вокалиста, и он, что есть силы, сжал плечи своего партнера.
Медленно приходя в себя, Соно окинул затуманенным взором помещение студии. Свет был выключен, и в полумраке очертания предметов казались нечеткими и немного устрашающими.
Неторопливо застегнув штаны, он наконец поднял глаза на Аямэ и внимательно присмотрелся, стараясь прочитать по лицу, о чем тот думает.
Стоящий перед ним клавишник лишь ухмыльнулся и вытер тыльной стороной ладони рот. В исполнении кого-то другого жест вышел бы пошлым. Но, наверное, из-за кукольной мордашки Аямэ сейчас больше походил на ребенка.
- Спасибо, - выдавил Соно и тут же сам понял, как глупо прозвучала эта благодарность.
- Обращайся, - опять усмехнулся Аямэ и, подхватив свою сумку, направился к выходу.
- Знаешь… - начал вокалист, но запнулся на полуслове, и клавишник остановился, слегка повернув голову.
Соно подумал о том, что слова, которые он собирается сказать, будут неуместными. Но, с другой стороны, чувствовал, что надо внести ясность в их отношения, ведь сегодняшний инцидент имеет место не впервые.
- Знаешь, я не люблю тебя.
Аямэ в ответ лишь покачал головой.
- Знаю, Соно. Я тебя тоже.
Дверь тихо закрылась, и вокалист устало опустился на диван.

***

- Не думал, что у тебя такой дом, - Соно удивленно оглядывался по сторонам.
Хотя с Аямэ они были знакомы достаточно долго, а также несмотря на то, что связывали их отношения несколько более близкие, чем думали окружающие, в гости к нему вокалист пришел впервые.
Квартира согруппника неожиданно оказалась очень просторной, обставленной в стиле хай-тек. Ни безделушек, ни лишних вещей в поле зрения не наблюдалось.
- А какой думал? – в голосе клавишника не прозвучало особого удивления.
- Думал, что у тебя дом в бантиках и бусиках, как ты сам, - не без иронии пояснил гость.
- Если бы дома выглядели как их хозяева, у тебя с твоим-то самомнением одни зеркала да собственные портреты по полкам стояли бы.
"Маленькая кусачая дрянь", - мысленно огрызнулся Соно, но вслух говорить ничего не стал.
Однако Аямэ как будто подслушал невысказанные слова и ехидно поглядел на него.
Через десять минут они сидели перед телевизором, сжимая в руках чашки с чаем, и вроде как смотрели фильм. Зачем понадобилась такая прелюдия, Соно не знал, ведь и так понятно, для чего они здесь. Но первый шаг вокалист все не делал, а хозяин дома флегматично рассматривал собственные ногти и своим невинным видом демонстрировал, что даже не догадывается о намерениях гостя.
Протянув руку, Соно взял его за подбородок и повернул лицом к себе. Аямэ смотрел серьезно и ожидал продолжения.
"Нет, не кукла", - подумал вокалист. – "На ребенка все же похож…"
- Я хочу тебя, - после недолгого молчания сообщил Соно.
Почему-то с Аямэ все время так получалось, что любые слова звучали невпопад. И вокалист вновь с раздражением понял, что чушь какую-то выдал. Зачем было вообще что-то говорить?
- Без проблем, - улыбнулся ему клавишник.
- Ты не понял, - на всякий случай решил уточнить Соно. – Я хочу тебя.
Он сделал ударение на последнем слове, давая понять, что речь идет не об обычном минете, которых было несчетное множество. Речь идет о другом.
- Я все понял, Соно. Без проблем.
Такая покладистость, отсутствие необходимости что-либо объяснять и просить вокалиста несказанно радовали. Сам себе он признавался, что с Аямэ ему легче, чем было со всеми другими партнерами.
Но все же, прежде чем потянуться за поцелуем, Соно посчитал нужным кое-что уточнить.
- Я не люблю тебя. Ты знаешь?
- Знаю, - кивнул Аямэ. – Я тебя тоже.

***

Бывают такие периоды в жизни, когда вроде бы все в порядке и ничего плохого не случилось, но настроения нет, сил не хватает, а сам думаешь только о том, как осточертело собственное существование.
Сейчас у Соно была как раз такая черная полоса. С утра пораньше, за час до репетиции он пришел в студию, просто потому, что не спалось, а дома отчего-то даже стены давили.
Вокалист развалился на диване и уставился в потолок. Не хотелось ничего. Или даже не так. Не хотелось ни-че-го. Точка.
- Доброе утро.
От неожиданности Соно подскочил.
- Твою мать, Аямэ! Какого хера ты подкрадываешься!
Он резко обернулся и тут же замер, увидев перед собой желтые цветы.
Ему протягивали букет нарциссов удивительного янтарно-солнечного цвета. Растерявшийся вокалист открыл рот от изумления и автоматически протянул вперед руки, чтобы принять подарок.
- Сегодня праздник какой-то? – на всякий случай спросил он.
Одной рукой Соно держал букет, а второй поглаживал тонкие шелковистые лепестки, прикасаясь самыми кончиками пальцев, словно боясь, что наваждение вот-вот растает.
- Наоборот, - отрицательно мотнул головой его согруппник. – Сегодня у тебя депрессняк.
- Откуда ты?.. – начал Соно, но Аямэ просто пожал плечами.
- Знаю. И ничто не поднимет настроение лучше, чем яркие красивые цветы.
"Рассуждаешь, как баба", - подумал вокалист, не желая признаваться себе, что сомнительный метод выведения из депрессии сработал. Душу переполняло такое удивление, что Соно даже забыл, из-за чего был зол с утра.
- Поищу какую-нибудь вазу, - проворчал он, направляясь к выходу.

***

Весь день мысли о странном подарке не давали покоя. Соно постоянно ловил себя на том, что поглядывает на букет. И даже теперь цветы, лежащие на заднем сидении его автомобиля, не покидали мысли вокалиста.
Рядом на пассажирском месте расположился Аямэ, рассеянно смотрящий на дорогу и думающий о чем-то своем. Соно сам вызвался подвезти его до дома, и теперь украдкой поглядывал на профиль согруппника.
"Женоподобный, вредный, злой ребенок", - неуверенно сказал он себе, давая характеристику Аямэ.
Но что-то глубоко в душе Соно не согласилось с таким определением.
Едва машина остановилась у нужного дома, клавишник попрощался и выбрался из автомобиля.
Вокалист поспешил следом и на недоуменный взгляд согруппника ответил:
- Провожу тебя. До подъезда.
Тот пожал плечами и направился в сторону нужной ему двери, а Соно неуверенно пошел следом.
- Аямэ, знаешь…
- Знаю, Соно. Я тебя тоже, - он даже не оглянулся и не замедлил шаг.
- Нет, ты не понял… - несмело ответил вокалист и замер, еще сам окончательно не осознавая, какие слова крутятся на языке.
Аямэ остановился и медленно развернулся. Вздохнув, он засунул руки в карманы джинс, а голову чуть откинул назад. Теперь клавишник словно смотрел на своего собеседника сверху вниз, хотя и был ниже ростом.
- Я все понял, Соно. Я тоже люблю тебя.
Ошарашенный вокалист застыл на месте, но буквально через секунду осознал, что это "тоже" абсолютно верное.
Любит. Аямэ его любит. И Соно тоже.
- Мне кажется… - вздохнул вокалист. – Мне кажется, что я всегда любил. С того самого первого дня. Помнишь?
- Помню, - кивнул Аямэ. – Да, мне тоже так кажется.
Некоторое время они стояли молча напротив друг друга, и Соно пытался прийти в себя, осознать случившееся, принять открывшуюся истину. Удивительно, но даже его собственные чувства, давно живущие в сердце, стали откровением.
- У таких людей, как ты и я, ничего никогда не получится, - наконец вздохнул он и поднял глаза. – Ты меня вообще постоянно раздражаешь. Впрочем, как и я тебя.
Аямэ молчал и слушал, его лицо не выражало никаких эмоций, и потому Соно продолжил.
- Так что, прислушиваясь к голосу здравого смысла, а также по законам логики нам надо остановиться и не начинать заранее обреченные отношения. Иначе потом всем будет только хуже.
- Ты абсолютно прав, - кивнул в ответ клавишник.
Соно помолчал немного, рассматривая землю и крепко сжимая кулаки.
- Только знаешь что? – он поднял решительный взгляд на собеседника. – Я этот идиотский здравый смысл никогда не слушал. А на логику вообще класть хотел.
- Знаю, - слабо улыбнулся Аямэ. – Даже не сомневался, что ты так скажешь.


Лето: Охряная жара

Сарабанда – третья составляющая часть сюиты. Темп медленный, характер благородный и величественный, минорный лад.

Говорят, что если долго слушать, как капает вода, можно сойти с ума. Монотонные звуки час за часом словно стучаться в голову, раздражая и лишая покоя.
Говорят, что потом стук капель будет преследовать даже во сне, превращаясь в ночной кошмар.
Лежа на диване в гостиной, Юичи глядел в потолок и думал о том, можно ли точно также сойти с ума под непрерывное тиканье часов. Ведь принцип тот же самый – равномерный, повторяющийся, навязчивый звук.
Тяжело вздохнув и прикрыв глаза, Ю перевернулся на бок и посмотрел в окно.
Раскаленное знойное небо Токио казалось не голубым, а белым. Хотя день клонился к вечеру, жара по-прежнему стояла невыносимая, и было даже тяжело дышать густым застоявшимся воздухом закрытого помещения.
Но Юичи специально не включал кондиционер, потому что дискомфорт физический отвлекал от терзаний душевных. Немного, совсем чуть-чуть.

***

А ведь и правда, в какой-то момент ему показалось, что деловые отношения перерастают в нечто большее. И виноват в этом заблуждении был лишь он сам.
Взрослый человек должен уметь контролировать ситуацию, держать в узде чувства. Должен вовремя одергиваться себя, сдерживать эмоции, не позволяя им перерасти в нечто большее.
Но Камиджо казался ему прекрасным, идеальным, безупречным. Человеком, который никогда не воспользуется чужим расположением, если знает, что не ответит взаимностью.
Когда все осталось позади, Юичи даже не брался оценить, действительно ли Юджи оказывал ему знаки внимания, или интерес его был исключительно плодом воображения самого Ю. Ведь если долго смотреть на стрелку часов, начинает казаться, что видишь, как она двигается. Если считать, сколько раз человек посмотрел на тебя, в определенный момент решишь, что он поглядывает постоянно.
Когда Камиджо ненадолго зашел к нему в гости обсудить какие-то дела, Ю сам не понял, как решился сделать шаг вперед, прижаться, коснуться губами его щеки. Голову закружило от непривычной, но такой желанной близости, а происходящее показалось правильным и вполне логичным.
Юджи не выглядел удивленным, наверное, и сам уже заметил блеск в глазах Ю, когда тот смотрит на него.
Когда их губы соприкоснулись, Юичи почувствовал, что он счастлив. В душе жила несмелая надежда, что когда-то его мечта воплотится в реальность. Но Ю не думал, что все случится так скоро и настолько просто.
Посторонних мыслей не было, он полностью отдался чувствам. И ни на секунду не усомнился и не подумал сопротивляться, когда Камиджо подтолкнул его к дивану, разворачивая к себе спиной. Движения его были грубоватыми и поспешными, и Ю отстраненно подумал, что совсем не таким представлялся ему любимый.
Но разве кто-то задумывается и обращает внимание на мелочи в тот момент, когда нежданно-негаданно сбывается мечта?
Юджи дернул его джинсы, не утруждая себя даже снять их совсем, а Ю прогнулся под ним, упираясь руками в спинку дивана.
Острая боль на миг вернула в действительность. В голове прозвучал вопрос: "Зачем ты позволяешь такое?..", но он быстро потонул в вихре эмоций и ослепительных ощущений.
Наверное, если бы Юичи не испытывал таких сильных чувств к Камиджо, даже удовольствия не получил бы. Но осознание того, что он наконец принадлежит любимому человеку, что отдается ему, что его не отталкивают, затмило физическую боль.
Когда Юджи отпустил его, Ю опустился на диван, тяжело дыша и приходя в себя. Чувство эйфории переполняло глупое сердце, и Юичи нисколько не смущали ни грубость любимого, ни унизительность самой ситуации.
Юджи стоял перед ним, приводил в порядок свою одежу, и Ю взглянул на него, улыбаясь счастливо и по-детски искренне.
- Ты же понимаешь, что это ничего не значит? – равнодушным голосом спросил Камиджо. – Это просто секс.
Сердце остановилось на мгновение, а легкие перестали дышать. Ю показалось, что в комнате стало не настолько солнечно, как было. А потом он понял, что это потемнело в глазах.
Звук захлопнувшейся двери вывел из ступора. Юичи вскинулся и огляделся по сторонам, как будто не понимал, где находится. А после откинулся на спинку дивана и неожиданно расхохотался.

***

Солнце уже давно село, над городом сгущались сумерки, подарившие наконец долгожданную прохладу летнего вечера. Однако в комнате тяжелый недвижимый воздух казался горячим и терпким. Юичи неподвижно лежал на диване и неморгающими глазами смотрел в потолок.
С детства все окружающие предметы, события и явления в его воображении были окрашены в цвета. Например, новый год казался бирюзовым, почти таким же, как день рождения. А сам день рождения был более синего оттенка. Еще ему мнилось, что зима лазурная, а лето желтое.
А вот жара казалась Юичи рыжеватой, неприятного ржавого цвета. Ю всегда ненавидел ее, потому что был твердо уверен – все самое худшее в жизни случается, когда окружающая действительность окрашена охряными тонами.
…Говорят, постепенно звук капающей воды может свести с ума. Об этом многие знают, хотя вряд ли кто-то проверял.
Могут ли свести с ума монотонно тикающие часы, если слушать их бесконечно долго? Если это единственный звук, нарушающий тишину?
Наверное, могут, думал Ю, да только какая ему разница? Ведь все равно нельзя сойти с ума дважды. Может ли повторно рехнуться человек, и без того давным-давно съехавший с катушек? Может ли еще больше обезуметь романтик, однажды возомнивший себя нужным любимому человеку?
Скорей всего, нет. Ведь самое большое сумасшествие в своей жизни он уже допустил.
Мучительно жаркий день подошел к концу, и Юичи сам не заметил, как провалился в тяжелый сон без сновидений. Сон, мало отличавшийся от реальности, окрашенный в бурые и желтоватые цвета.


Зима: Апельсиновые рисунки

Жига – четвертая составляющая часть сюиты. Темп быстрей, характер веселый.

- До наступления нового года осталось два часа и три минуты! – бодрым голосом сообщила диктор.
Джури в ответ только вздохнул и поправил очки. Поджав под себя ноги, он сидел на ковре прямо перед телевизором и пребывал в крайней степени уныния, а единственным ярким пятном в жизни казалась горстка цитрусовых перед ним. Точнее, не пятном, а пятнами.
Апельсины Джури любил. И смотреть на солнечную оранжевую кожуру было радостно, и на вкус фрукт был отменным.
"Даже не отменным, а самым лучшим на свете", - безапелляционно утверждал он, уплетая неизвестно какой по счету плод.
Как-то раз после очередного приступа обжорства его даже обсыпало аллергией на оранжевое лакомство, но любви от этого не убавилось.
И вот теперь в новогоднюю ночь Джури остался один на один со своим фруктовым угощением. А причина такого положения вещей была удивительно банальной – любимого буквально накануне попросили приехать родители. Что у них там случилось, вокалист понятия не имел, но моментально расстроился.
Мало того, что ему предстояло встретить новый год в одиночестве, это уже само по себе печально. Но ведь у них с Сойком фактически была первая годовщина! Ровно год назад в праздничную ночь, вымотавшую им обоим все нервы, они объяснились и решили быть вместе.
Джури долго готовился к празднику, придумал просто ошеломительную, на его взгляд, программу развлечений. И вот, пожалуйста. Сойк уезжает.
- Слушай, ты ведь можешь отметить со своими друзьями. И все задуманное веселье с ними воплотишь, - с виноватым видом пытался утешить его драммер, собирая чемодан.
Вокалист в ответ только глаза опустил. Сойк точно не обрадуется такой перспективе, если узнает, что именно задумал Джури, а также если начнет воплощать с кем-то, кроме него.
Драммер и сам был огорчен. Уговаривал Джури пойти к кому-нибудь или к родственникам поехать, все, что угодно, лишь бы тот не обижался. А вокалист отказывался, потому что отмечать с кем-то другим просто не хотел. В итоге договорились, что Сойк вернется первого числа так скоро, как только сможет.
Драммер опасался зря, Джури не чувствовал обиды. Ведь со всяким может случиться. Семья – это святое, а Джури не девушка, которую можно взять с собой и показать родителям. Но все равно было досадно, что второй год подряд с любимым праздником получается какая-то лажа.
Выложив апельсины в круг, вокалист решил, что получилось нечто похожее на солнышко, слабо улыбнулся и посмотрел на экран.
По телевизору показывали передачу о новогодних традициях народов мира.
С удивлением Джури узнал, что в России принято отмечать его любимый праздник два раза. Оказалось, что в этой стране есть новый год и старый новый год. Он прослушал, откуда взялся такой обычай, зато восхищенно подумал: "Вот здорово! Если не получилось отметить новый год с любимым человеком, дается шанс отметить еще раз!"
Похвалив замечательную идею, он от души, но по-доброму, позавидовал всем русским влюбленным и вернулся к своим апельсинам.
Сложив фрукты горкой, он призадумался ненадолго, а после разложил плоды в виде большого смайлика. С пола на Джури апельсиновыми глазами смотрела веселая рожица и улыбалась такой же апельсиновой улыбкой. Вокалист тоже улыбнулся своему творению и вернулся к просмотру передачи.
О какой стране говорили теперь, он упустил, занимаясь цитрусовыми художествами.
"Германия", - пришло на ум, когда показывали пейзажи. – "Или нет?.."
Традиция, о которой рассказывал ведущий программы, Джури заинтересовала. В неизвестной европейской стране было принято выбрасывать перед новым годом старые вещи. А не так давно их даже выкидывали в окно.
Вокалист покосился на огромный безобразный шкаф в углу. От этой рухляди он мечтал избавиться с первого дня проживания вместе с Сойком. Однако драммер был неумолим, утверждая, что шкаф удобный и относительно новый, нечего его трогать. Представив, как крупногабаритное чудовище летит с пятого этажа, Джури плотоядно улыбнулся. А еще очень захотелось, чтобы в этот момент под окнами прогуливался Рензо, бывшая пассия его любимого. Одного этого факта было достаточно для нелюбви вокалиста. Но Рензо, к тому же, был вопиюще красивым, язвительно подшучивал над Джури при каждой встрече и, самое ужасное, оставался чуть ли ни лучшим другом Сойка. За все это вокалист без зазрения совести испытывал к Рензо самое настоящее отвращение.
- Жаль, что у нас нет такой традиции, - с деланной грустью Джури обратился к своим цитрусовым визави. – Какая была бы возможность избавиться сразу от двух проблем…
Взяв в руку один апельсин, он покрутил его так и эдак и решил, что пора приступать к трапезе, когда неожиданно раздался звонок в дверь.
Ошеломленно уставившись в сторону коридора, Джури захлопал ресницами, даже не представляя, кого могло принести в такой вечер да в такое время. Повторный звонок вывел из ступора, и вокалист поспешил открывать нежданным гостям. Апельсин был забыт, Джури сам не заметил, как уронил его, и тот, словно мячик, покатился по полу.
Не спрашивая и не глядя в глазок, он распахнул дверь и замер на месте. Робкая и такая безнадежная догадка неожиданно воплотилась в реальность.
- Ты что, уснул там? – сердито спросил припорошенный снегом Сойк.
- Не-е-ет… - только и смог пролепетать Джури, пропуская любимого в дом. – А… Как ты здесь оказался?
- Пешком дошел, - мрачно ответил драммер.
- Но как же твои родители? – растерялся вокалист.
- Семейный долг выполнен, - сообщил его любимый, отряхиваясь и раздеваясь. – Хватит с меня на этот новый год.
- А почему в снегу весь? – продолжал оторопело задавать вопросы вокалист.
- Потому что машина сломалась за три квартала отсюда, - терпеливо пояснил Сойк.
- А почему такси не вызвал? – не унимался Джури.
- Слушай! – возмутился драммер. – Ты вообще рад меня видеть, а?
- Рад, еще как рад! – поспешил заверить вокалист и счастливо заулыбался. – Просто подумать не мог…
Договорить ему не дали. Сойк притянул его к себе за локти, нежно целуя и обнимая, прерывая поток вопросов.
- У тебя там какие-то мероприятия были задуманы, - напомнил он после нескольких минут сладкого поцелуя, во время которого Джури позабыл все на свете.
- Ага… Были, - выдохнул он, улыбаясь. – Тебе понравится…

***

…За окном уже занимался рассвет, когда тщательно продуманная программа была выполнена.
Прижимаясь к своему любимому и почти засыпая, Джури неожиданно вспомнил.
- Сойк.
- Что? – обреченным голосом спросил драммер.
Привычка вокалиста подолгу болтать перед сном была весьма утомительной. Но куда деваться, приходилось терпеть.
- Я смотрел передачу сегодня. Ты знаешь, что в Германии есть чудесная традиция? Там перед новым годом выбрасывают старые вещи.
- В Италии, - поправил его Сойк.
- Что – в Италии? – Джури засыпал и терял нить разговора.
- Это итальянская традиция выбрасывать хлам перед новым годом.
- Да неважно! – отмахнулся вокалист. – Я вот думаю, какая хорошая идея! А этот шкаф в гостиной…
- Джури, не начинай.
- Ну, Со-о-ойк, - жалобно заныл тот. – Ну, пожа-а-алуйста. По случаю нового года! А я подыщу такой же практичный и удобный шкаф, только не настолько страшный!
Драммер помолчал какое-то время, после чего неожиданно сдался.
- Ладно. Толькой если такой же практичный…
- Вот спасибо! – от души поблагодарил Джури и потерся щекой о плечо Сойка. – Ты не пожалеешь. Старый шкаф пускай летит в окно, а новый будет что надо.
- Хорошо бы, - закрывая глаза, вздохнул драммер.
Комментировать нотки сомнения в его голосе вокалист не стал, лишь сладко зевнул. Но еще через пару минут вдруг выдал:
- Кстати, твой приятель Рензо давно не заходил. Пригласил бы его, что ли…
Глаза Сойка распахнулись в неподдельном удивлении. Чтобы Джури сам предложил пригласить ненавистного ему Рензо? Да такого в жизни не бывало!
Какое-то время драммер пораженно глядел в темноту, думая, не послышалось ли ему.
- Что ты сказал? – на всякий случай переспросил он.
Но Джури уже мирно посапывал и ответить не мог.

back