Если нельзя, но очень хочется, то нужно обязательно.

Такая мысль назойливой осой кружится в голове Хизаки уже не первый месяц.
Впрочем, говорить так будет неверно. На самом деле, эту незамысловатую и в чем-то остроумную фразу даже можно было бы окрестить жизненным кредо лидера, не будь она слишком незамысловатой и слишком остроумной, как для кредо. Но с другой стороны, Хизаки уверен, что не стал бы тем, кем стал, не добился бы всего в жизни, если бы в ответственные моменты не думал, что цель оправдывает средства.
И вот, пожалуйста. Уже несколько месяцев нетерпимо хочется, а он стоит, смотрит, ничего не предпринимает просто потому, что… нельзя.
Нельзя хотеть своего коллегу по цеху. Нельзя спать с человеком, когда вас объединяет общее и очень важное дело. Нельзя говорить о любви, когда время говорить о работе. Нельзя. Потому что все можно легко испортить. Потому что если он ответит "нет", работать дальше будет невозможно. А это ведь такой важный, такой долгожданный для Хизаки проект. То, что он давно искал, именно то, чего больше всего жаждал.
И получил, как получал в жизни абсолютно все. Только в довесок пришла еще любовь.
То есть Хизаки не уверен, что это именно любовь. Не потому, что не любил раньше – он неоднократно бывал уверен, что искренне влюблен, и ему теперь есть с чем сравнивать. Просто это чувство немного иное. Оно замешано на восхищении, уважении, обожании, только потом страсти… А еще на нежности и нежелании отпускать. И на дикой беспочвенной ревности. В общем, если быть откровенным с самим собой, Хизаки еще не решил, в каком порядке расставить по приоритету свои чувства к Камиджо. И еще точно не уверен, но все чаще приходит к выводу – как ни крути, ни верти, а придется признать, что в целом этот коктейль из чувств и есть пресловутая любовь. К сожалению. Наверное…

Лифт медленно отсчитывает этажи по нарастающей, поднимая вверх двух человек.
Хизаки стоит радом с Камиджо и неожиданно осознает, что инстинктивно принюхивается к запаху парфюма вокалиста.
"Как верный пес", - неожиданно думает он, и от этой неприятной мысли вздрагивает. Никуда не годится. Надо держать в руках и себя, и свои глупые идеи насчет "тайной фантазии" – так про себя Хизаки окрестил своего возлюбленного. Вышло пафосно и глупо, под стать женским романам, но так приелось и постоянно приходило на ум, что Хизаки плюнул и перестал пытаться называть второго лидера как-то иначе. Называть про себя, безусловно.
Украдкой бросив взгляд на фантазию, гитарист видит, что тот стоит погрузившись в свои мысли, задумчиво теребя пряжку ремня. Хизаки только начинает любоваться безупречным профилем, когда неожиданное торможение, толчок и меркнущий свет резко обрывают игру в гляделки. В кабине становится ровно в половину темнее, лифт явно никуда больше не едет, а двое людей как по команде вздрагивают и нервно оглядываются.
"Теперь опоздали", - вздыхает Хизаки и только открывает рот, чтобы предложить гениальную идею вызвать помощь и позвонить организаторам встречи, сообщить о чрезвычайной ситуации и форс-мажоре, как слышит:
- Пиздец.
Слова застревают в горле, и Хизаки только выдавливает:
- Что ты сказал?..
- Я охарактеризовал ситуацию, - мрачно ухмыляется Камиджо.
- С каких пор ты определяешь ситуации такими словами? – Хи не верится, что он только что услышал от идеального, благовоспитанного, всегда корректного и вежливого вокалиста крепкое словечко.
- С тех пор как дни не задаются с самого утра, как я не высыпаюсь, и как жизнь становится похожей на дерьмо, - устало выдает Ками, прислоняется лбом к гладкой металлической поверхности стенки кабины, а Хизаки неожиданно начинает смеяться.
Он сам не может объяснить причину своего смеха, ведь по сути ничего радостного, но почему-то так забавно слышать от друга несвойственные ему слова, напряжение последних дней дает о себе знать, да и ситуация такая дурацкая – скажи кому, опоздали на встречу, потому что застряли в лифте, отмазка натуральная – что все прорывается сначала тихим хихиканьем, но когда Ками неожиданно присоединяется к нему, Хи хохочет уже во все горло, ни в силах остановиться.
Отсмеявшись, друзья усаживаются друг напротив друга прямо на пол, потому что больше некуда, а на ногах стоять лень – неизвестно, сколько прождешь помощь.
- Ну и как будем коротать время? – спрашивает Хизаки, вытянув вперед ноги.
Челка падает на глаза вокалиста, и в приглушенном аварийном свете его лица почти невидно.
- Если бы мы были героями сериала, ничего не оставалось бы, как только сексом заняться.
Хи вздрагивает и очень хочет верить, что ослышался. Такие слова, да еще от кого! Ками сегодня явно не в себе.
- Не смешно, - ледяным тоном отвечает Хизаки.
- Извини, просто пошутил неудачно, - Камиджо пожимает плечами. – Настроение ни к черту.
- Устал? – Хи тут же забывает, что собирался возмущаться.
- Как и ты, - слабо улыбается Ками.
А Хизаки любуется его вымученной улыбкой, блестящими в полумраке глазами и тонкими пальцами, сплетенными в замок.
"Как красив, засранец", - усмехается гитарист и зажмуривается.
Жизнь словно сама подкидывает ему возможности и варианты разрешения его проблемы. Многие влюбленные люди и мечтать не могли бы о такой дивной ситуации. Вот он, сидит перед ним, объект его страсти и обожания. И скажи ему сейчас все, что думаешь, расскажи, как давно, как безнадежно мечтаешь о нем. Ему некуда деться, и придется дать ответ, он не сбежит, потому что завис вместе с тобой где-то между этажами, между небом и землей.
"А потом возьмет и смоется из группы от любвеобильного лидера", - трезво одергивает себя Хизаки.
Он снова смотрит на Камиджо. Тот внимательно изучает что-то на полу, легкая улыбка застыла на губах, а глаза затуманены какими-то приятными светлыми мыслями. Всё, абсолютно всё, располагает к разговору.

"Сказать или не сказать?" - думает Хизаки. И не говорит.

***

Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть еще больше.

Так себе всегда говорил Камиджо и поступал соответственно. Всегда говорил и всегда поступал. Вплоть до последнего времени.
Впору разозлиться на Хизаки за все: за женственную красоту и мужественную сущность, за кажущуюся хрупкость и стальной стержень внутри, за необыкновенный талант и детскую капризность в быту. Одним словом – за всю его противоречивую притягательность. Ведь именно из-за этой привлекательности всегда холодный сдержанный Юджи Камиджо который месяц сна увидеть не может, пока не представит любимый образ, не переберет в памяти все общие разговоры последнего дня и не помечтает, как, наконец, говорит все, что наболело. А лучше не говорит, а делает… В такой момент Камиджо пресекает свои мысли, потому что если думать, что он хочет сделать, точно еще долго не заснешь.
Но вместо этого Камиджо злится на себя. До встречи с Хизаки он осознать не мог масштабы своей трусости. И как бы в оправдание себе он приводит довод, что ставки слишком высоки, что трудно найти такого единомышленника, как Хизаки, что слишком дорого могут стоить его глупые мечты.
И Камиджо ничего не делает, но словно в подтверждение крутящегося в голове высказывания, жалеет об этом все больше и больше.

- И представь! После этого тот пьяный дурак поворачивается к своему другу и выплескивает на него все содержимое стакана! – Хизаки просто покатывается от смеха, одной рукой крепче сжимая бокал с виски, второй – вытирая выступившие слезы. – Нет, Юджи, ты не думай! Они вообще нормальные ребята, но как напьются, спасайся кто может…
Хи снова хохочет, а Камиджо натянуто улыбается, потому что успешно прослушал всю веселую историю из жизни каких-то общих знакомых, и теперь не может понять, во-первых, что такое занимательное произошло в том баре, а, во-вторых, самое главное, никак не вспоминается, о ком именно идет речь.
Да и как тут будешь улавливать суть, когда перед тобой на полу расположилась твоя мечта, скрестив ноги в трогательных белых носочках, улыбаясь счастливыми глазами и потряхивая золотыми волосами.
Так и хочется протянуть руку, запустить пальцы в светлые пряди и прикоснуться к этим губам, пахнущим виски и пряностями. Камиджо никогда не целовал Хизаки, но почему-то уверен, что почувствует именно смесь запахов корицы, гвоздики и чего-то еще, неуловимо знакомого, но никак невспоминающегося. Точно также он еще много о чем думает и предполагает, но не предпринимает ни единого действия, чтобы узнать.
Чего стоил тот идиотский случай в застрявшем лифте. Ками уже почти решился сделать первый шаг, когда неожиданно вырвалась дурацкая шутка, а холодный тон Хизаки вернул с небес на землю. После этого Камиджо провел ни одну ночь, кусая локти и ругая собственную нерешительность.
И вот снова. До расположившегося на ковре Хи всего полтора метра. Он в отличном настроении после удачного концерта, немного выпил – достаточно, чтобы забыть о некоторых формальностях, но не на столько много, чтобы спутать реальность с алкогольным туманом. И можно начинать действовать прямо сейчас, однако великое множество придуманных "но", основное из которых называется "не заводи служебные романы", строят между Камиджо и его целью невидимую, но весьма осязаемую стену из хрустальных непробиваемых кирпичиков.
И вокалист тяжко вздыхает. С другой стороны, можно сначала попробовать поговорить, а потом уже лезть с поцелуями, но от чего-то он всегда был уверен, что нет ничего действенней самого действия. Сначала делай, потом разберетесь. А, может, и разбираться не придется.
Всего полтора метра. Жалкие ничтожные полтора метра…

"Сделать или не сделать?" - думает Камиджо. И не делает.

***

Колебаться нужно при принятии решения, но быть твердым при исполнении его.

Сегодня Камиджо приходит к Хизаки в гости, они зарабатываются допоздна, и ехать домой уже бессмысленно. Потому Хи предлагает своему другу, коллеге и, по совместительству, тайной фантазии остаться у него переночевать. А тот и не отказывается.
- Юджи, приём!
- Что? Ах да, извини, задумался… О чем ты?..
Неморгающие карие глаза Хизаки задумчиво изучают собеседника. Камиджо слегка ежится от этого взгляда – в такие моменты ему кажется, что гитарист читает все его потаенные мысли. Словно в подтверждение тот спрашивает:
- Ты что, влюбился, мечтатель?
- А если я отвечу "да"? – Камиджо слегка улыбается и старается не отводить глаза под этим, отчего-то тяжелым, взглядом.
- Скажу, что рад за тебя, - Хи широко улыбается и в этот момент напоминает ребенка. – А еще скажу, что выход альбома никто не отменял, потому работать тебе все равно придется. Пока ты мечтал, я предлагал подправить тут и тут… - Хизаки указывает карандашом на какие-то отметки в исписанных листах. – И еще сократить вот здесь…
- Хизаки, скажи, пожалуйста… - Камиджо прерывает друга и, не обращая внимания на его недовольный взгляд, спрашивает невпопад. – Как бы ты сделал выбор между долгом и чувством?…
Хи только вопросительно поднимает брови, ожидая продолжения вопроса и давая понять, что в задаче маловато данных и многовато неизвестных.
- Ну, понимаешь… - Камиджо прикрывает глаза и устало трет лоб. – Представь такую ситуацию. Вот у тебя, например, был Hizaki Grace Project. Это твой любимый и долгожданный проект, и все у тебя ладится. Но еще у тебя есть девушка. Ты точно не уверен пока, настоящая ли это любовь, но вполне возможно, что так и есть. Однако, в силу каких-то причин, твоя группа и твоя девушка не могут сосуществовать вместе, и тебе надо выбрать.
- Какие такие причины? – Хизаки испытующе смотрит.
- Ну мало ли, - Камиджо пожимает плечами и улыбается. – Например, вероисповедание запрещает ей иметь отношения с мужчинами, которые носят платья.
Хизаки в ответ неопределенно хмыкает:
- Я бы сочинил себе костюм со штанами.
- Хи, ну я серьезно… Если бы возникла ситуация, что надо выбрать…
- Я выбрал бы группу, - Хизаки отвечает быстро и твердо.
Камиджо лишь тихо и незаметно вздыхает. Надеется, что незаметно. И думает, что именно такого ответа ожидал.
- …а потом всю жизнь жалел бы, - заканчивает лидер.
- Но… - Ками на миг теряется от такого заявления. – Ты ведь не знаешь точно, действительно ли это любовь…
- Зато я себя знаю, - Хизаки откидывается на спинку стула, запрокидывает голову и изучает люстру. – Точно жалел бы.
- Тогда зачем выбирать группу, если знаешь, что будешь жалеть? – не унимается Камиджо.
- Послушай, ты чего пристал? – наконец теряет терпение Хизаки. – Нашел, что ли, инфантильную девицу, которая не хочет делить тебя с фанатами, и теперь подумываешь свалить из Versailles?
- Да нет, что ты… - Ками только слабо улыбается и задумчиво изучает свои руки. Не говорить же, что его "девица" сидит напротив, и у нее своих фанатов хватает.
- Убью, - тихий голос лидера выводит вокалиста из размышлений, он поднимает взгляд на Хизаки и видит, что тот не улыбается, пристально, как обычно, смотрит в глаза, и невозможно прочесть ни единого чувства на этом лице.
- Хи, я никуда не уйду. Считай это праздным интересом, рассуждением на тему "если бы…", - и после небольшой паузы. – А все же… Почему?
Хизаки молчит некоторое время, Камиджо кажется, что он так и не ответит, но неожиданно слышит:
- Понимаешь, Юджи… Можно долго и искренне рассуждать о том, что музыка – наше призвание. Но призвания в том, что мы делаем, хорошо если десятая часть. Остальное – рутина, нервотрепка, дележ денег… Работа, самая обыкновенная, пусть и любимая, но… работа. Работы кругом очень много, интересной, высокооплачиваемой, разной. А человек, наиболее подходящий и нужный, может быть, всего один на свете. И нельзя предпочитать работу человеку. Потому что в музыку всегда можно вернуться, а к человеку – чаще всего уже нет. Либо вовремя, либо никогда. Но никто не помешает тебе вернуться на сцену и создать еще лучший проект, если с любовью не сложится.
- В одну реку нельзя войти дважды, - качает головой вокалист.
- Кто сказал? – лукаво улыбается Хизаки, и Камиджо думает: "А, правда, кто?".
Еще Камиджо считает, что Хизаки прав, и что он на самом деле очень мудрый, а Хи в свою очередь досадливо морщится, понимая, что он такой смелый только на словах.
- Но теперь в твоих рассуждениях нет логики… – не отстает Камиджо. – Почему же ты выбираешь группу, если человек важней?
- Потому что я дурак. Не знал? – отвечает Хизаки, уже в свою очередь надеясь, что его вздох остался незамеченным.

Вернуться к рабочему настроению так и не удается, и музыканты решают разойтись по своим комнатам и ложиться спать, ведь завтра, как и всегда, рано вставать. Когда какое-то дело только начинается, времени на отдых фактически нет. И лишь позже, может, через год или полтора, удастся взять отпуск и нормально отоспаться.
Когда Хизаки закрывает за собой дверь в смежную комнату, он устало опускается на ковер прямо там, где стоял, подтягивает колени к груди и закрывает глаза. Не хочется думать о том, что Камиджо влюблен в кого-то. Ровным счетом, как не хочется думать о том, что объектом его любви может быть сам Хизаки. А что тут такого? Разве его, Хизаки, не за что полюбить? Но мысль эта не радует, и лидер думает о том, что в любом случае чувства Камиджо принесут одни расстройства. Наверное…
А Камиджо уже по доброй традиции перебирает в памяти весь сегодняшний разговор с лидером и размышляет, догадался ли тот, о чем на самом деле спрашивал его вокалист их общего проекта. Может, и догадался, а, может, и нет, но в любом случае четкого ответа на вопрос он не дал. И с неожиданным равнодушием, скорее всего вызванным усталостью от таких длительных душевных переживаний, Камиджо думает, что даже если Хи и догадается о его чувствах, сам он, Камиджо, не расстроится. Но группа… Такая удивительная, необыкновенная группа… Такая любимая, о какой он всю жизнь мечтал… И как ни рассуждай о том, что в одну реку можно войти дважды, реально ли будет осуществить снова такой проект, создать такую же замечательную группу? Ведь ни у кого такой нет.
И неожиданно для себя Камиджо первый раз в жизни ловит себя на крамольной мысли – а, может, было бы лучше, если бы не было ее… группы?

Ни к Хизаки, ни к Камиджо не идет сон. Уже далеко за полночь, но каждый крутится на холодных простынях и который час не может уснуть. Оба взвешивают "за" и "против", оценивают, решают и думают, думают, думают…
"Риск – благородное дело", - думает Камиджо, лежа в постели, закинув руки за голову и изучая потолок.
"Не попробуешь – не узнаешь", - думает Хизаки, устроившись на краешке кровати, подложив ладонь под щеку и устало прикрыв глаза.
"Быть или не быть?" - думают оба.
"Быть", - решает Хизаки, берясь за ручку двери в смежную комнату.
"Быть", - уверенно кивает Камиджо, притрагиваясь к ручке той же двери с обратной стороны.

back