Сегодня

Акихиде почему-то так и не смог привыкнуть к поцелуям Дайго, и каждый раз чувствует себя застигнутым врасплох, с трудом сдерживая приступ глупого смеха. А концерты это другое. Там нет ощущения что ты – это ты. Просто часть шоу, такая же, как декорации, операторские краны с камерами, костюмы, и прочее.
Когда Дайго молча вваливается к Акихиде в квартиру, тот даже уже не говорит ничего, потому что бесполезно. Пару раз пытался выставить вон, но дело кончилось быстрым сексом тут же, в коридоре, а потом медленным – в спальне. Медленный секс Аки не нравится, возникает идиотское чувство неловкости, вроде мыслей о том, как выглядит его собственное лицо в момент оргазма, должно быть, это не самое возбуждающее на свете зрелище.
Он курит только в двух случаях – по утрам и по делу. Полпачки в неделю, и то иногда с натяжкой, просто потому что утром нестерпимо хочется. Дайго как-то сказал, что он очень сексуально выглядит с сигаретой. Акихиде долго смотрел на себя в зеркало после этих случайных слов, но так и не нашел ничего сексуального.
У тебя комплекс внешности, любит говорить Дайго, убирая волосы с его лица и слишком внимательно вглядываясь в каждую черточку. Акихиде это бесит и очень тянет скинуть этого придурка с себя. Дайго почему-то всегда сверху, и в последнее время это дико раздражает.
Может быть, это потому что Акихиде попросту не любит мужчин. Кроме одного.
Над Токио медленно поднимается солнце, это чертовски красиво и необычно, особенно если смотреть с крыши. Но с балкона верхних этажей – тоже ничего. После теплой постели всегда зябко и сыро, даже летом, Акихиде едва ощутимо трясет, он затягивается и медленно выпускает струйку дыма в холодный городской воздух, гадая, опустится ли она на исчерченный шинами асфальт или уйдет в верхние слои атмосферы.
С Дайго очень неудобно спать, он ложится всегда строго по диагонали, обнимает или Аки, или подушку, и Акихиде всегда ужасно тесно и неудобно. Утром вообще невозможно, то жарко, то холодно, крутишься-ворочаешься, сон слетает окончательно, а потом в окна лезет солнце. Не остается ничего другого, чем взять сигарету из помятой пачки, стащить у Дайго его крутую зажигалку, и свалить на балкон, стоять там, мазохистски терпя утренний холод, пока кожа не начнет покрываться мурашками. Никто не понимает, почему Акихиде все время простужен и покашливает, почти всех это раздражает, а он и сам не может объяснить. Это какое-то странное нарушение сна, а может, он просто устал спать не один.
Сегодня ему приснилось, что фильтр сигареты обжег пальцы. Чувствовать боль во сне – верный признак, что в организме что-то не так. Но Акихиде никогда и ни за что не пойдет проверяться, полностью разделяя точку зрения Ясунори о том, что если что-то серьезное, все равно скоро придется идти, а если нет – само пройдет.
Думать о Ясу в эти ранние утренние часы приятно почти так же, как спать в одиночестве. Без ввалившегося ночью Дайго, без его назойливых поцелуев, слишком жадных ласк и эгоистичного, влюбленного взгляда. Кто кого любит – тот еще вопрос, особенно когда истины никакой окончательной нет.
Чувствуя, как затекают ноги, Акихиде встает, опираясь локтями о перила, щелчком выбрасывает окурок, следя за его полетом вниз, и позволяет себе немного подумать. Ровно до того мига, пока рассветное солнце не коснется шпиля небоскреба напротив.
Дайго, без сомнения, его любит. И дело не в том, что он повторяет это с завидной регулярностью, как будто опасаясь, что Акихиде может случайно забыть. Он просто любит, но практически ничего не требует. Даже к себе не привязывает, в глубине души, наверное, зная, что если станет приходить пореже, может, это даже даст какой-то эффект. Однако выдержки никакой, поэтому и приходит, тщательно пряча выражение глаз побитого пса в самой глубине зрачков. Акихиде нравится в нем только одно. Он никогда не просит нежности.
Дайго, без сомнения, любит Ясу. Любит настолько, что не смеет переступить символическую грань лучших друзей и сам бережно стоит на ее страже, ревностно следя, как бы рядом с Хаяши не появился кто-то еще. Это самая настоящая любовь и ревность, любовь настолько сильная, что Дайго даже не имеет ничего против того, что его лучший друг то и дело трахается с его постоянным любовником. Криво усмехнувшись уголками губ, Акихиде опускает голову, изучая свои руки. «Лучший друг» и «Постоянный любовник» - довольно милые прозвища, осталось придумать, как называть самого Дайго. Обернувшись, гитарист внимательно скользит взглядом по фигуре спящего любовника, и почти сразу понимает. «Вечный влюбленный».
Солнце цепляется за шпиль антенны, Акихиде возвращается в комнату, набрасывает халат, и идет на кухню. От кофе по утрам можно только умереть, но как ни крути, он хорошо бодрит, особенно когда впереди сорок восемь часов без сна, бесконечно длинные сутки без Дайго, но зато с Ясунори. Аки сам не знает, что улыбается в эту минуту, едва подумав, а пальцы замирают над кружкой. Растворимый кофе сыплется мимо краев, образуя полукруг хрусткой крошки на столе.
- Доброе утро.
Сонный Дайго подходит ближе, привычно обнимая Акихиде за талию и пряча лицо у него на шее. Вздрагивая от мягкого поцелуя и горячего дыхания, Аки кивает в ответ, продолжая заниматься кофе, и про себя отвечает: «Доброе утро, Ясу».



Неделю назад

Ясунори всегда просыпается как от толчка, но с недавних пор не может заставить себя вскочить сразу же. В детстве и даже еще совсем недавно все было проще, какой-то подъем, наполняющий изнутри вместе с восходящим солнцем. Теперь же в первые минуты после пробуждения мир представляет собой либо белый потолок, либо упорное нежелание даже открывать глаза, понимая, что сна все равно больше не будет, либо – изредка – теплое плечо Акихиде.
Закинув руки назад и уставившись вверх, Ясу размышляет о каких-то совершенно глупых и бесполезных вещах. Например, о том, что спать по три часа – мало. Или о том, что надо бы сегодня, именно сегодня, а не завтра, сходить и сделать обследование горла. Или же о том, что давно пора перестань позволять Аки оставаться на ночь.
Над Токио – рассвет. Но небо сегодня заволокло тучами и невозможно определить, сколько сейчас – шесть или половина восьмого утра. В такую погоду хочется только спать, надежно укрывшись теплым одеялом, и ни о чем не думать, как было бы здорово, если бы это можно было осуществить хотя бы раз.
Убирая за ухо прядь волос, Хаяши приподнимается на локте, повернувшись на бок, и осторожно, будто по секрету от самого себя, утыкается лицом в растрепанные волосы Акихиде, вдыхая их запах, слишком родной и ни на что другое не похожий. Гитарист еще точно спит, Ясу умеет отличать дыхание спящего человека от прикидывающегося спящим, и именно поэтому позволяет себе совсем немного утренней нежности. Это так редко бывает, даже реже, чем внезапное «Я остаюсь» от Аки одними глазами, а потом череда безумных поцелуев, жадных, иногда нежных, порой судорожных. Никто никогда так не целовал, думает Ясу, машинально натянув на плечо покрывало и обнимая Акихиде за пояс.
Будильник, щелкнув, тихонько напевает Армстронга, наполняя пространство почти пустой спальни деликатным блюзом. Просыпаться под это куда приятнее, чем под традиционный писк или треск, или еще черт знает что. Ясу слишком большое значение придает мелочам, и убежден, что настроение на весь день зависит исключительно от пробуждения. Лучше Армстронга, по его мнению, может быть только сонный поцелуй, но это слишком смелое желание, для такого надо жениться. Но после свадьбы утренний поцелуй способен прожить, самое большее, несколько месяцев, так что одно другое взаимно исключает.
Дыхание Акихиде сбивается, Хаяши ослабляет руки, уверенный, что Сато с утра такие нежности не оценит. И удивляется, всякий раз как в первый, когда ладони гитариста накрывают его руки, а сам он, будто и не просыпаясь, лениво касается его пальцев своими. Придвинувшись чуть ближе и поцеловав Аки между лопаток, Ясу задумывается, уж не страдает ли этот человек раздвоением личности. Судя по тому, что рассказывает о нем Дайго – вполне.
Это, конечно, свинство, - каждый раз целуя Акихиде, думает Ясу, хотя и знает, что Дайго в курсе. Делить одного гитариста на двоих еще куда ни шло, одного любовника – тоже терпимо, в конце концов, что в этом такого. А вот общего любимого уже подло.
- Доброе утро. – Тихо выдыхает он на ухо Сато, поглаживая по шее, осторожно коснувшись тонкой цепочки, и некстати почувствовав, как что-то сдавило в груди. – Ты опять у меня ночевал.
- Я заметил…
Хаяши очень нравятся едва проснувшиеся, еще сонные люди. В такие моменты большинство не успевает собраться, надеть маску, привычно спрятаться за своим тщательно выстроенным для общества «Я». В такие минуты почти все – настоящие, а Акихиде – самый настоящий из всех. И тем интереснее смотреть на него, хотя он этого и не любит.
Проведя ладонями по лицу, Аки медленно ложится на спину, позволяя Ясу наклониться сверху. Армстронг выводит густым басом «What a wonderful world», белая спальня залита пронзительно-ярким светом, где-то высоко в облаках собирается дождь. Акихиде так любит осень.
Смотреть глаза в глаза долго невозможно. В такие моменты очень тянет поцеловать, Ясу нервно сглатывает сухой колкий ком в горле, Аки облизывает пересохшие губы, и они оба срываются, не понимая, что такого в утренних поцелуях, и почему сердце от них колотится едва ли не сильнее, чем от черного кофе с коньяком.
Если бы не Дайго, думает Ясу, он бы уже давно был только моим и, наверное, это стало бы крахом.
Если бы не Дайго, думает Акихиде, дрожа в сильных руках и обняв Хаяши за шею, я бы уже давно ушел от него.
Такой странный и невозможный парадокс, но существовать они могут только втроем. На взаимной любви и зависти, с примесью страсти, дружбы, искренности, лжи, недоверия, секса, и любви. Но кто кого на самом деле любит – еще вопрос.
Легко дотронувшись губами до шеи Ясунори, Аки садится в постели, покосившись на свои валяющиеся в беспорядке на полу джинсы, и вспоминает, что по утрам всегда необходимо покурить. Ясу снова падает на спину, словно поверженный, и смотрит в потолок, чему-то едва заметно улыбнувшись. Украдкой глядя на него через плечо, Акихиде хочется сказать, что действительно мог бы остаться в этой квартире навсегда. Но он молчит и только думает.
Набросив халат, он уходит курить на балкон, помня, что Ясу вреден даже чужой сигаретный дым. Хаяши наблюдает за гитаристом сквозь тонкий слой невесомых штор, скользя взглядом по худой спине и выступающим лопаткам, куда так приятно целовать. А потом берет телефон и пишет Дайго «Доброе утро», ожидает, пока сообщение будет доставлено, и закрывает глаза, представляя себе замкнутый круг.



Месяц назад

Дайго делает кофе в автомате, приподнимает стаканчик, рассматривая масти, и довольно улыбается, как ребенок. На каждом пластиковом стаканчике определенная карта и масть, и если часто баловаться фаст-фудом, можно собрать неплохую коллекцию.
- У меня два туза! – Радостно заключает он, с размаху усаживаясь рядом с Ясунори и протягивая такой же стаканчик. Он-то знает, что там, на донышке – девятка и валет, а что самое приятное, оно действительно так выпало.
Хаяши молча кивает, отпивая бодрящую гадость, и обжигает губы. Ему невольно кажется, что это мелкая пакостливая месть от Дайго за все бесчисленные ночи, которые их общий Акихиде провел у него.
Над Токио вот-вот поднимется солнце, они оба не спали всю ночь, засидевшись в студии, а когда опомнились, выходить и ловить такси было поздно. Проще подождать открытия метро, или попросить Ясу подвезти, думает Дайго, осторожно дуя на горячий кофе. Почему они оба провели бессонную ночь рядом, но не вместе – никто не ответит. Просто захотелось.
- Может, он приехал к тебе, не застал, и ко мне поехал? – Поставив стаканчик остывать, Дайго вытягивается на диване, положив голову Ясу на колени. И ждет по обратному отсчету, через сколько тот начнет перебирать его волосы. Три-два-один, пальцы Ясу касаются лба, Дайго улыбается, расслабившись.
- Не обольщайся. Это ведь ты к нему ездишь, а не он к тебе. Сам ведь говорил.
- Помечтать не даешь, Хаяши. Жалко тебе что ли…
Ясунори совершенно не жалко, тем более что он не страдает такой мелочью как ревность. Ревновать можно девушку к своему лучшему другу, ревновать можно в двадцать или даже двадцать пять лет. Но ревновать парня, которого пусть и любишь, к другу, которого любишь не меньше – это уже даже не глупость, это просто не имеет смысла.
Окна тонированные, и солнце вползает куда деликатнее, чем в спальнях на верхнем этаже жилого комплекса. На столике перед неудобным диваном стынет кофе, Дайго сворачивается клубком, помедлив, и обняв Ясу за колени, что-то продолжая бормотать о своей любви и своей боли, так беспомощно глупо, что неловко слушать. Но лучшие друзья на то и есть лучшие друзья, чтобы поддержать и выслушать, даже если проблема создана на ровном месте.
- Да какие у тебя могут быть беды? – Раздраженно перебивает он жалостливый треп Дайго, запустив пальцы в его волосы и мерно массируя. – Он тебя гонит от себя? Он говорит «не трогай»? Он тебе не дает?
- Нет. – Глухо бурчит Дайго в живот Хаяши, невольно сильнее сцепив пальцы.
- Вы друзья. И любовники. И ты его любишь, а он любит тебя. Чего тебе надо?
- Он любит тебя, а не меня.
- Ты идиот.
Дайго очень хочется обидеться, вскочить, врезать Ясу, сказать все, что он о нем думает, и никогда, никогда больше не звонить ему, не встречаться, даже имени не упоминать. Мысли крутятся в голове с бешеной скоростью, почти так же, как сновидения в фазе быстрого сна, и Дайго понимает раньше, чем успевает всё это подумать, что никогда в жизни не сможет наорать на Ясу, а если потеряет друга в его лице, то просто умрет. Потому что без таких людей не выживают, и даже Акихиде не спасет от издевательского гнета «я-совершил-ошибку».
- Он не нужен тебе без меня, а ему не нужен ты без меня. Только мы с тобой просто так нужны друг другу.
- Потому что мы – друзья?
Усмехнувшись, Дайго кивает, запустив кончики пальцев Ясу под майку, гладя бледную кожу и чувствуя каждую напряженную мышцу. После бессонной ночи голова гудит, хочется одновременно и сделать что-то, и не делать ничего. Совершенно не понятно, для чего двигаться в сопротивлении, если в итоге все равно истинное течение дел мягко, но настойчиво сметает все на своем пути.
- Хватит мучить себя. – Говорит Ясу у него над ухом, наклонившись ниже и как-то неловко, почти смешно поцеловав повыше виска.
- А что ты предлагаешь? Съехаться и жить втроем?
О таком варианте никто из них не думает всерьез, но ведь действительно – какой шикарный выход из положения. Акихиде будет курить на балконе по утрам, Дайго варить кофе, а Ясу таращиться в потолок и готовить себя к новому рывку и новым бесконечным суткам.
- Подвезти тебя домой? – Откинув голову на валик дивана и закрыв глаза, спрашивает Хаяши, мягко поймав пальцы друга и не давая больше к себе прикасаться.
- Еще десять минут.
Они оба почти засыпают, если только можно уснуть в таком положении. Засыпают и забывают о двух стаканчиках кофе из автомата, тузах, вальтах, и девятках, о том, что им хорошо вместе без всякой двусмысленности, и что их губы никогда не соприкоснуться случайно. И об Акихиде они тоже оба не думают, понимая, что все останется так, как есть.
… - Позвонить ему, как думаешь? – Дайго жмурится на солнце, быстро цепляя темные очки, и усаживается на пассажирское сиденье, истово пристегивается ремнем, по всем правилам. Может быть, это желание все делать правильно и отталкивает раз за разом от него Аки, заставляя идти к неправильному по всем параметрам Ясунори.
- Позвони. Или не звони. Делай, как тебе хочется. – Певец садится рядом, слабо усмехнувшись. От привычки курить он уже почти избавился, но по утрам организм все еще бунтует и требует свою очередную дозу.
- Ты мне друг или как?! – Возмущается Дайго, почти сразу сдавшись и сползая на сидении пониже, решив, что пока они будут ехать, он как раз успеет немного поспать.
Ясу молчит, понимая, что ответа там и не ждали, и отъезжает от студии прежде, чем незамеченная им усталая тень Акихиде, проторчавшего здесь с ночи, выбрасывает на асфальт четвертый по счету окурок сигареты.
Шагнув ближе, глядя вслед удаляющейся машине, Сато невольно пинает носком ботинка след от шин на асфальте, и дает себе обещание никогда больше не спать с лучшими друзьями.

back