Вы слышали когда-нибудь это выражение – «умирает любовь»? Слышали? Чувствовали? Переживали это? А я да. И слышал, и чувствовал и переживал. Переживаю.
Сперва тебе долго-долго кажется, что все в порядке. Что все как было, так и идет – слепое обожание, желание в лепешку разбиться ради любимого человека. Постоянная потребность во внимании с его стороны, пускай даже ничего не значащей фразой в блоге, ничего не значащей смской. В наш век не одна любовь началась и закончилась посредством смс, и интересно, через двадцать лет станет ли такая практика обычной, либо навсегда останется тут – в черте первого десятилетия нового века, как бесполезное напоминание о том, что времена меняются?
Раз за разом наталкиваясь на стеклянную стену непонимания, постепенно даже до самого твердого лба доходит потрясающая истина. ТЫ-то тут как раз не при чем. ТЫ, всеми силами старающийся пробить броню этого жесткого панцыря любимого, пока еще, человека – не понимаешь, что это просто не в твоих силах. Разве кто-нибудь может разбить твои собственные оковы? Нет? Тогда зачем пытаться сделать это с другими?
Раньше я всегда думал, что единственный способ разлюбить, забыть – возненавидеть. Закончить раз и навсегда отношения грандиозным скандалом, оборвать все нитки-пути к отступлению, чтобы потом неповадно было. Но оказалось, что ненависть только сильнее разжигает любовь.
А еще любить на расстоянии проще. Та любовь, когда близкий человек далеко, кажется почти идеальной. Ты рассматриваешь поступки, вспоминая и анализируя, и что-то роковое перестает быть для тебя роковым. Желаемый объект идеализируется, предстает лучше чем он есть, постепенно окутываясь неким ореолом сияния. В лучах этого сияния ты уже не можешь четко разглядеть черты, так же как черноту и гниль внутри, не желая верить, что светящийся идеал на самом деле – темный и пустой изнутри. Обманчивое сияние заставляет тебя слепо верить и слепо преклоняться. И звать принцессами нищих.
Сейчас вы, наверное, подумаете, что я просто провожу ауто-тренинг наоборот? Сам себя уговариваю? Сам себе лгу? Нет, этого теперь довольно – лжи мне в жизни хватило. И от себя, и от принцесс.
Тогда, каков же выход из всего этого? Если ненависть разжигает любовь, окрашивая ее дополнительно в более соблазнительный трагический отсвет? Если пока любишь – не видишь фальши? Выход один – ждать разочарования. Разочарование убивает любовь раз и навсегда, накрепко, без возможности разгореться вновь. Но для этого нужно три вещи – время, случай, и желание. То есть пока дойдет до разочарования, должно пройти время. Как только время пройдет – должен подвернуться случай. А уж когда и случай имеется самое главное – желание. Желание довести до конца, а не трусливо отступать, твердя про себя извечное «Все в порядке. Я по-прежнему его люблю.»
Знаете, это страшно. Страшно понимать, что твое божество с треском слетело со своего пьедестала, и оказывается – оно вовсе не сияет божественным светом. Оказывается что под идеальным слоем пудры – усталость и морщины, дивные локоны быстро теряют форму и превращаются в жалкие лохмотья, а изогнутая сень полукружий ресниц – не более, чем искусная подделка. Сорви все это, и перед тобой предстанет золушка-оборванка в половину первого ночи. С той лишь разницей, что золушка все равно была настоящей принцессой, твоя же принцесса не золушка даже – а обычная, совсем даже не сказочная замарашка. И остро встает вопрос, полный презрения и непонимания – как ЭТО можно было любить?
Пускай кто-то другой видит теперь в тебе идеал. Пускай кто-то другой дарит тебе розы, перебирает волосы… Говорит, что у тебя дивные, ни на кого не похожие в мире глаза. Пускай теперь этот кто-то другой тратит свое время, свои деньги и свои нервы на то, чтобы получить взамен сухое «Спасибо, Кайя». Потому что этого мало. Мне мало. Такая отдача имеет право называться лишь хамской, а на хамство у меня уже больше нет сил.
Однако, даже теперь, когда я выкидываю все, что с тобой связано – фотографии, подарки, засушенный цветок розы из нашего прошлого лета, когда ты все равно ни дня не был моим, твои письма, редкие записки ко мне, сообщения в телефоне – я все равно неуловимо жду, что после вчерашней лжи, этой гребаной последней капли, ты возьмешь и вдруг объявишься на пороге моей квартиры. Я-то держу характер, впервые в жизни по-настоящему, а вот ты… Если ты сейчас придешь, я буду разочарован в тебе еще больше. Мне, наверное, никогда не понять, что, черт побери все на свете, тебе от меня до сих пор еще может быть нужно!? Теперь-то?

В некотором роде это даже уже не причиняет боли – просто неловкость какая-то. Такое чувство, что, снимая со стены наше фото, я вру сам себе, разыгрывая обманутого возлюбленного. Потому что такой статус может быть лишь у человека, которого любили. А ты никогда меня не любил до конца. Все, что было, я придумал сам, сам поверил, и сам из-за этого страдал.
Фарфоровая кукла отправляется в дальний ящик шкафа, мне даже все равно, что с ней будет. Поломается или помнется платье – плевать. А ведь сколько слез я пролил, как заходилось от боли сердце, когда она случайно чуть не разбилась, ты помнишь? Помнишь…? А Жасмин помнит. Тебе-то я не говорил. Ты подарил мне ее на последний день рождения.
Две мягкие игрушки – к черту. Я давно не ребенок. Первую из них я получил от тебя давно, лет пять, наверное, назад. Тогда еще, возможно, в тебе была какая-то крупинка искренности. Вторую – зимой, тоже очень давно. В ту зиму я заболел и не мог петь, лежал с температурой. Ты навестил меня, протянув на ладони игрушку. Как же давно это было…
Без картины комната кажется куцей. Все-таки, какое-никакое яркое пятно с изображением «Дома мечты Кайске». Тоже подарок, тоже на день рождения. Но на сей раз – прямо перед тем, как все полетело к чертям.
Я обманул тебя только раз, о чем неоднократно успел пожалеть, довести себя до нервного срыва, прося у тебя прощения как только мог. Ты же мне врал неоднократно, и как я теперь понимаю – во всем. Сейчас я, как истинный параноик, и в самом деле думаю, что все те разы, что ты не был у меня – ты был с Теру, или еще с кем. Всегда. Постоянно. Кажется, когда-то я говорил уже это, но вот кому? У меня дежа вю, но не вспомнить.
Не понимаю одного – зачем врать, если знаешь, что это причинит боль? Или ты думаешь, что оно может причинить боль? В таком случае, ты меня просто ненавидишь, но… Здесь у нас возникает проблема. Ненависть – такое же сильное чувство, как и любовь, только со знаком минус. Выходит, ты что-то еще ко мне чувствуешь, хоть и посылаешь на хуй раз за разом, в своей обычной манере. Честное слово, уж лучше бы ты был мне врагом. Я бы не ломал голову, какого черта ты так поступаешь.
Я медленно схожу с ума, кажется – слышу звук шагов на лестнице. Ты вот-вот поднимешь руку и позвонишь в дверь. Но это уже не любовь, это остатки любви – то, что зовется привычкой. Вот это побороть сложно, как говориться – «уже потерял, но еще не остыл». И живо вспоминается не такой давний разговор, он был весной. В тот последний раз, когда я был счастлив и задыхался от нежности, обнимая тебя, просто лежа рядом.

- А я не дурак все же. Я все понял.
- Что понял?
- Спи.

Не знаю, что ты понял тогда. Может быть то, что я все еще люблю тебя? Но ведь это было не ново, в самом деле. Последний всплеск чувственности, такая холодная весна. Мой красивый Химэ, ты тогда был так прекрасен…
В последнее время ты, отшучиваясь, заявляешь мне, что начал стареть. Я недоумевал, искренне заверяя тебя, что это не так. Но чуть меньше суток назад, когда слетели шоры с моих глаз, как покрывала Соломеи, и я взглянул на тебя впервые без твоего сияния – я понял, что ты прав. Ты стареешь. Но стареет не твое тело, хотя уже и на нем начали проявляться следы. Стареет твоя душа.
Прежде ты казался мне разочарованным и сильным. Гением. Божеством. Теперь же я вижу, насколько ты примитивен, насколько мне претят твои вкусы и привычки, появившиеся, кажется, не более года-двух назад. А я не замечал. Я продолжал любить того, другого Химэ, которого встретил однажды. Которого когда-то нашел Камиджо – робкую принцессу с кончиками пальцев, искрящимися гениальностью. Нет, твой гений в тебе не умрет никогда, но любить лишь за это можно только звезд сцены, которых не знаешь, с которыми не живешь.

- Как ты?
- Нормально. В этот раз даже не схожу уже с ума от того, что ты уехал.
- Вот видишь, скоро ты совсем от меня отвыкнешь.
- Никогда.

Никогда не говори никогда. Раньше я не понимал смысла этого выражения. И такое чувство, будто ты и в самом деле хотел, чтобы я отвык от тебя. Почему же тогда начал беситься, едва у меня кое-кто появился? Кое-кто КРОМЕ тебя? Я дурак, просто дурак, не сумевший понять вовремя, что в тебе говорил просто инстинкт собственности. Пока я бегал за тобой на задних лапках, стремясь исполнить каждое желание – я был тебе не нужен. Но едва ты почуял конкурента, как все вмиг изменилось. Господи, Химэ, если твое безразличие так больно ранит, если твоя мнимая дружба довела меня до белого каления – какая же на вкус твоя любовь? И способен ли кто ее выдержать?
Сейчас чутье мне подсказывает, что каждый получает по заслугам, и наверное, я просто заслужил такое отношение от тебя.
Ты не звонишь и не появляешься. Я – тряпка. Тряпка, потому что, прождав до вечера, все-таки собираюсь и еду к тебе. Время не имеет значения, ничто не важно – важно только то, что сейчас я приду к тебе, и все выложу. Напрямик. И то, что знаю о твоей вчерашней лжи, и то, что я устал, и то, что больше не хочу так.

У меня дома идеальная обстановка, соответствующая всем моим запросам. Светлая, хорошо обставленная кухня, ванная с круглым зеркалом и дорогим цветным кафелем, навесные потолки, шелковые шторы в гостиной, ковер и плазменный телевизор. Все внешние атрибуты уюта, основания чувствовать себя счастливым и успешным. Основания есть, а вот счастья нет – это так банально, так просто. Все так же, как и у большинства – всегда есть что-то, чего не достает, и потому все остальные девяносто девять процентов удачи кажутся ненужными. Необходим этот самый дурацкий один процент. Я задаюсь вопросом – неужели ты для меня, это всего лишь один процент счастья? Так странно. Когда-то наоборот, ТЫ был теми девяносто девятью, вместо одного.
У тебя дома – старые обои и продавленный диван. Ты обычно сидишь на нем, забившись в уголок, поставив на колени ноутбук или положив его на подушку, либо на свернутое одеяло. Сколько тебя помню – ты никогда не укрываешься, и засыпаешь порой неожиданно, как ребенок, обняв пришедшую к тебе кошку. Мне всегда казалось, что между ней и тобой есть какая-то мистическая связь, вы оба ходите независимо ни от кого, ничего не кому не должны, но взамен исподволь требуете почтения и обожания. Ты не раз говорил, что несешь людям праздник, я же склонен сказать, что скорее ты приносишь боль и неясное беспокойство. Чем ближе я сейчас к двери твоей квартиры, тем медленнее шаги, тем сильнее бьется сердце, тем меньше моей, черт возьми, такой изначально сильной уверенности в себе и желания покончить со всем разом и непременно сегодня. Привычка, чертова привычка - перед тем как нажать на звонок задерживать дыхание, чтобы ты не думал, что я бежал к тебе.
Ты открываешь практически сразу, что редкость. Обычно мне приходится минуту-другую испытывать отвратительное чувство разочарования, что тебя нет дома.
- Привет.
- Бог мой, что с тобой? Ты почему в таком виде?
Вопреки всему, я не могу удержаться от смеха. Химэ, ты гад, что таким образом вынуждаешь все мои планы полететь в тартарары. А на тебе пижама, однако, не может быть, чтобы ты уже собирался спать – скорее всего, просто устроил себе день лени, один из немногих в году; а еще твои волосы с каким-то небрежным изяществом завязаны в хвост на затылке, на шею спускается несколько выбившихся прядей. Накрашен только один глаз, как будто ты то ли снимал косметику в тот момент, когда я позвонил, то ли занимался какой-то одному тебе ведомой ерундой.
- Я тебя не ждал вообще-то…
Улыбаешься, но в квартиру не пускаешь. Интересное кино, чего я там не видел? Это снова злит, и мои планы внезапно воскресают, будто и не уходили никуда.
- И все же – чем ты занят, что выглядишь так…
- Ой, Кайске, не будь таким занудой. Всего лишь пробовал новый тип наложения косметики, да ты пришел не вовремя. Как всегда, впрочем.
От последней фразы я усмехаюсь – она привычна и уже не ранит. Однако Теру ты никогда не смог бы такого сказать. Я никогда не признаюсь, но меня злит эта ваша непонятная связь, я просто ее не понимаю. И досадую, что ОН без всяких усилий стал для тебя тем, кем не смог стать я. Старался, прикладывал столько усилий, и – не смог.
Минут пять бесполезного разговора, все как обычно. Обычный сияющий Кайя, которого ты знаешь, обычный слегка не от мира сего Химэ, которого знаю я. И вот, наконец…
- Ты знаешь, я убью тебя, если ты еще раз мне соврешь.
Ты даже замираешь на минуту, с детским любопытством вглядываясь в меня, а я тебя проклинаю. Если бы в подъезде горела яркая лампочка, все было бы куда проще. Ты далеко не идеален в таком виде, милый мой, и мне было бы проще сказать себе, что ты на самом деле не стоишь моих переживаний, что ты давно уже не мой идеал, что я сам себе придумал Химэ, которого никогда не было. Но между нами умелый полумрак, тени на твоем лице неожиданно складываются в забавную картинку, и я снова лечу в проклятую пропасть, думая о том, что больше всего на свете хочу тебя обнять и уткнуться носом в так знакомо, сладко пахнущие волосы. Ненавижу тебя за это.
- Я не лгал тебе. Я действительно пошел вчера домой.

«Встретиться не получится, много дел. Прости, что так получилось. Химэ.» - вчера. И это после того, как я явственно сказал тебе – да, ты мне нужен. Да, именно сегодня. Да, встретиться и поговорить. Ты согласился, а спустя два часа написал мне вот это, с легкостью беря свои слова назад. А спустя минут десять после этого сообщения, я неожиданно увидел тебя возле какого-то магазина. С Теру. Какова вероятность была оказаться в той же части города, в то же время? Ничтожна. Но если это произошло, значит, так было нужно, значит, я не зря увидел вас, и значит сейчас, прислонившись к косяку собственной двери – ты снова мне лжешь. Это мелочь, ничего не значащая мелочь. Но их было уже так много, этих моментов, что я просто устал обращать на них внимание, устал быть для тебя вечно на вторых ролях, устал гоняться за тенью чего-то, чего мне вовек не поймать.

- Ты что же, следил за мной?
- Случайно увидел. И своим глазам я верю больше.
- Я. Был. Дома. Не знаю, что ты там видел…
- Значит, это был твой клон.
- Все возможно в подлунном мире.

Ты не злишься, ты в том особенном состоянии, когда тебе пофиг на все. И даже если бы захотел, я бы не смог сейчас разозлить, обидеть или унизить тебя. При всем своем желании. Так же, как и сказать о том, что я больше не хочу каких-либо контактов с тобой – тоже не могу. Мне словно кто-то или что-то затыкает рот. Единственное, что я могу сказать, вглядываясь в знакомо поблескивающие глаза, в знакомые до боли черты – это только то, что вчера глубоко запало мне в сердце. Фраза небезразличного мне человека, в которой я нашел отклик.
- Знаешь, Камиджо сказал как-то…
- Тебе сказал?
- Вообще. Не мне. Он сказал, не обращаясь ни к кому из нас нынешних… «Я прощаю его, и прощал его часто в прошлом, но все эти прощения стали моей тюрьмой». Это очень точно, правда?
- Хм… - ты задумываешься на миг, сверля меня взглядом. – Хорошо сказано. Пока?
Ты снова уходишь первым. Как всегда, даже когда за спиной дверь твоей собственной квартиры, для тебя это не постыдное бегство. Скорее, постыдно сбегаю я, сорвавшись и снова обнимая тебя на прощание. А голова кружится от твоей близости и твоих духов.

Я – тряпка. Но все же не совсем безнадежная тряпка. По крайней мере, хватает сил, вернувшись домой, забыть обо всем, не возвращать по местам подаренные тобой вещи, не тешить себя иллюзиями. Все-таки необратимый процесс уже начался, его можно только замедлить. Но все равно, рано или поздно, я окончательно от тебя отвыкну, и тогда никто и ничто больше не сможет причинить мне боль. А пока что…
Пока что я выхожу на кухню, готовлю себе кофе, почти пополам разбавляя его молоком. Просто так вкус становиться нежнее и терпимее, теперь, наверное, в принципе все будет терпимее. И смотрю на ночной город, в кои-то веки дышащий прохладой перед дождем.

back