Когда тело превышает свой допустимый лимит усталости, нервные окончания тупеют и глупеют, заставляя чувствовать в полсилы. Так, будто погружаешься в воду или в космос, и состояние невесомости защищает от слишком сильных перегрузок.
Откинувшись на высокую спинку стула назад, Ясу одной рукой, на ощупь, старается распустить тщательно собранные в прическу волосы, выдергивая невидимки и продираясь пальцами между туго сплетенных прядей, залитых лаком. На совесть крепили все-таки, но сейчас Ясунори ничего так не хочется, как вольно встряхнуть головой, а в идеале – упасть на подушку назад и счастливо таращиться в потолок, ожидая, когда мышцы постепенно снова начнут чувствовать.
Концертный комплекс мерно гудит, последние ряды зрителей еще возбужденно галдят, и Ясу тоже никак не может отойти и успокоиться, вернуться в нормального себя, а не того, каким был еще четверть часа назад. Так работать – нереально, - иногда думается ему, но дело не в том, что это так уж сложно или в горле снова царапает резкая колющая боль. Боли, слава богу, давно уже нет. Просто в такие минуты Ясунори чувствует себя немножко сверхчеловеком и это чертовски приятно. Это греет терпким теплом, как хорошее вино.
Под веками нестерпимо жжет, но он по-прежнему не двигается, постепенно впитывая в себя реальный мир с его гулом голосов вокруг. А голосов много, до двух десятков, и если напрячься, можно различить отдельные, но Ясу лень напрягаться. До того момента, пока его волос не касаются чьи-то пальцы – как-то нереально, но почти болезненно, будто пытаются укротить жестких сонных змей.
- Аки? – Ясу открывает глаза, видя над собой гитариста, и слегка улыбается, невесомо качнув головой. – Я сейчас…
Договорить ему Акихиде не дает.
Хаяши почти готов начать возмущаться и орать, но почему-то замирает как загипнотизированный, и совершенно не может выдернуть свою ладонь из неожиданно жестких пальцев Аки. А тот вообще какой-то на себя не похожий, встрепанный, конечно, как и все сейчас, но лихорадочно горящее лицо гитариста заставляет Ясу смолчать и просто пойти за ним. Куда угодно.
…Акихиде грубо, не похоже на себя, вталкивает его спиной в гримерную, захлопнув за собой дверь. По счастью, тут нет никого, перед кем пришлось бы извиниться. Послеконцертный гул становится еще глуше, будто сквозь вату, и Ясунори внезапно чувствует, что его ошалевшие от перенапряжения мышцы уже готовы двигаться как надо.
- Что случилось-то? – Положив ладонь Сато на плечо и невесомо удерживая, спрашивает он, отмечая, как бледнеет гитарист, а жесткий блеск в глазах уже начинает немного пугать. – Аки, что…
Дернув за руку к себе еще ближе, Акихиде молча ударяется губами в изгиб шеи Ясу, сразу же глубоко вдыхая его запах, одной рукой вцепляясь в растрепанные волосы, так что становится слегка больно. Схватив за руки чуть выше предплечий, сжимая до белых следов на коже, Ясунори молча выдыхает, ошарашено не зная, что сказать, пока Сато по-звериному касается губами его шеи, спускаясь ниже и часто тяжело дыша. Будто старается напиться запахом чужого тела, скользя ладонью по влажной коже и жадно впитывая смесь пота и парфюма, по-мужски резкий, возбуждающий аромат.
Отступив на пару шагов назад, Ясу упирается свободной рукой в угол какого-то стола, чтобы не потерять равновесие, и сдается, позволяя чокнувшемуся внезапно Акихиде творить все что угодно. Он даже не то чтобы в шоке, он просто очень удивлен, не понимая до конца, что заставило Аки вот так взять и сорваться, как завязавшему наркоману.
Ясунори определенно сильнее, и при желании мог бы легко оттолкнуть, но Сато бросает на него быстрый взгляд, глаза в глаза, и этим отметает последние попытки спросить, что случилось, заставляя певца сесть на стол. Встав между его раздвинутых ног, Акихиде яростно расстегивает ремень, дергая пряжку, но почему-то не делает ничего больше, машинально поглаживая влажную кожу на груди и животе, обводя красивый рельеф мышц. А пересохшие от частого дыхания губы рвано прихватывают грубыми поцелуями ключицы и выше – шею, мочку уха – заставляя Ясу тяжело задышать и забраться руками Акихиде под майку, быстро стаскивая промокшую ткань с худощавого тела.
- Подожди.
Ладони Акихиде ложатся Ясу на скулы, губы мягко, вызывающе целуют подбородок, плавно опускаясь ниже. И певец замирает, дернувшись, как-то судорожно вцепившись одной рукой в край стола, чтобы не сползти и не упасть, потому что Аки делает что-то совсем уж немыслимое. Мельком подняв на Ясу глаза и тут же опустив ресницы, он неторопливо принимается покрывать поцелуями его горло, не надавливая, но так прихватывая кожу, что Хаяши всего трясет.
- Прекрати… - Тяжело охнув, шепчет он, одной рукой обхватив Акихиде за шею, вцепившись в распущенные черные волосы. Отчего-то это так его возбуждает, что хочется немедленно оттолкнуть от себя Аки, и в идеале – поменять с ним местами, точно так же прижав к столу.
Упрямо дернувшись, Сато будто читает его мысли, крепко удерживая, на ощупь сметая со столешницы какие-то лаки и расчески. Краем сознания Ясу слышит, как все это сыпется на пол, и крепко зажмуривается, отпустив с губ короткий хриплый стон.
Акихиде продолжает зацеловывать его шею, для равновесия упираясь ладонью в бедро. От поцелуев остаются яркие горящие следы, но когда кончик его языка так осторожно и деликатно обводит выступающий кадык, Ясу хочется застонать в голос. Он не до конца понимает, какого черта его гитарист творит, но давно уже послушно расслабился, подрагивая от такой странной ласки. Шея, конечно, очень чувствительное место, но Ясунори почему-то кажется, что Сато вовсе не сама шея так волнует, а что-то совсем другое.
И пока Акихиде с чувственным наслаждением покрывает поцелуями каждый сантиметр кожи, медленно спускаясь снова в ямку между ключиц, Ясу крепко сжимает его плечи, царапаясь и невольно оставляя бело-розовые разводы от ногтей, обхватывает ногами худые узкие бедра, придвинувшись ближе. Между разгоряченными телами и так уже лишь случайные сантиметры, а от соприкосновений покрытой испариной кожи, по телу проходит ток первого слабо ощутимого удовольствия.
Одной рукой сжимая растрепанные каштановые пряди еще недавно существовавших в прическе волос, Акихиде заставляет певца откинуть голову сильнее, и смотрит на него, изучая взглядом каждую черточку. В этот момент взлохмаченный Ясунори с искусанными губами и мутным от желания взглядом кажется ему почти красивым.
- Ты обязан петь… - снова прижавшись воспаленными губами к открытой шее, шепчет Акихиде, и Ясу почему-то кажется, что он почти бредит, - …никогда не смей замолкать.
Потрясенный, растерянный Хаяши коротко кивает ему в ответ, крепче прижав к себе, улыбаясь от лихорадочных поцелуев, опять покрывающих его горло.
Он и не знал, что Акихиде такой фетишист.

back