В моих стихах всегда осень и коньяк. В твоих глазах – пронзительность, мягкая гладь озера, усыпанного опавшими кленовыми листьями. И чуточку амаретто. Так обманчиво, потому что тебе больше подходит мартини, пряная сладость на обветренных губах. Когда ты держишь бокал, твои пальцы кажутся такими хрупкими.
Но сейчас ты занят, тебе не до меня, а я снова позади, на диване. Сижу, втянув голову в плечи, поджав под себя ноги, и смотрю тебе в затылок, пока твои руки неспешно двигаются по клавиатуре. Знаешь, у тебя пряди разлохматились, но почему-то мне недостает смелости встать и пригладить их, погрузить пальцы в волосы и осторожно положить подбородок на плечо.
За окнами темно. Колышется сизо-густая мгла, и метель. Дисбаланс – во мне осень, а снаружи в это время зима. Last Snow. Самая прекрасная на свете. Интересно, а какое время года бушует в тебе, Химэ?
- Химэ…
Шепотом. Еле слышно, как будто если я шепчу, то почти не отвлекаю тебя, и ты можешь заниматься и дальше своими делами.
- Мм?
- Хочешь чаю?
Ты никогда не пьешь с молоком, странно. Я как раз люблю наоборот. И вопреки своим привычкам, сейчас иду на кухню, неторопливо готовлю тебе зеленый чай в глиняной кружке, добавив кусочки лимона и дольки мандарина. И частичку своего сердца, потому что это для тебя… Жаль, нет яблок, а ты ведь когда-то сам показывал мне, как нужно готовить такой чай. Словно учил. И до сих пор ритуальный танец твоих рук над кружками стоит у меня перед глазами.
Тебе – зеленый, без сахара. Пронзительный и свежий. Слегка эгоистичный в своей неповторимой резкости. Как ты.
А мне – приторно сладкий, черный с молоком. И тремя ложечками сахара. Не хватает только карамели, и если бы она была, я бы добавил. Сладкий чай – как я.
- Спасибо. – тепло улыбаешься, глянув на меня, пока я ставлю чашку перед тобой на стол. И за одно это слово уже готов поймать твою руку, осторожно приложив к губам.
Но мне нельзя тебе мешать.
Знаешь, у тебя необычное лицо. Оно меняется. Оно всякий раз предстает в ином свете. И да, мне по-прежнему кажется, что так или иначе, но в нем слишком жестко проглядывает высокомерие. Хотя… Хотя никто ведь не видит себя со стороны, почем мне знать, какое лицо у меня.
…Иногда, когда получается так, что ты засыпаешь, а от меня сон бежит, я украдкой смотрю на тебя спящего, понимая, что помню твое лицо другим. Лишенное макияжа, оно прекраснее, чем лик святых. Сентиментальная чепуха, мне помниться, ты не выносишь романтики. Но я ведь и не говорю этого вслух. Я просто думаю, но сдается мне, что порой думаю слишком «громко».
Интересно, Химэ, ты умеешь читать мысли?
- Я все.
Наверное, умеешь.
Поворачиваешься всем корпусом ко мне, слегка потягиваясь на стуле, выгибая спину дугой. Я силюсь посмотреть, притронулся ли ты хоть раз к чашке чая, все еще стоящей перед тобой. Хочется спросить, понравилось ли тебе и хороший ли из меня ученик, но почему-то молчу. А потом, когда встаю, подходя к тебе, то становится ясно, что чашка уже давно пуста.
Я бы хотел знать, что ты писал. И о ком… Наверное, опять не обо мне, и одному богу известно, почему меня это так задевает. Нет, уже не обидно, я давно привык, но…
Но…
Всегда есть какое-то «но», да, Хи-тян?
Самая маленькая комната, светильник с хрустальными подвесками, которые бренчат при малейшем дуновении ветерка сквозь кружевную тюль. Я приоткрываю окно, совсем чуть-чуть, на ширину указательного пальца, потому что душно, в который раз забывая, что на улице не лето.
- Не холодно?
- Нет.
Больше всего на свете я хочу, чтобы тебе было хорошо. Спокойно. Комфортно. И если рядом со мной, хотя бы несколько часов, раз в несколько месяцев это возможно, я уже счастлив. Если ароматный чай помогает в этом, а тепло комнаты несет ту частичку уюта и домашней атмосферы – это прекрасно.
- Точно не замерзнешь?
- Да не замерзну я…
Сидишь в пол-оборота на стуле, закинув ногу на ногу. Такой хрупкий, неземной, такой обыкновенный, простой и трогательный, но в то же время – самый необыкновенный на свете. Иногда мне кажется, что где-то в глубине глаз или в уголках губ затаилась неясная печаль, и краем сознания отлично понимаю, почему. Только вот изменить что-либо не в моей власти. Не сейчас и не потом. Просто это – та часть твоей жизни, куда мне хода нет.
…Позже мы меняемся местами. Мы пишем ночную поэму, как обычно – закрывшись от мира, уходя в создаваемые нами самими фантазии. Наверное, я уже никогда не повзрослею, сколько бы времени не проходило – все так же люблю играть. Как дитя. Все так же предпочитаю вымышленный мир реальному.
В идеальной тишине слышно, как деловито скользит тонкое перышко ручки по бумаге, ты пишешь письмо, точно так же как и я, сидя с ногами на диване. И, должно быть, так же буравишь взглядом мой затылок.
Хотел бы я знать, что ты пишешь, кому ты это пишешь…
А потом мы ложимся спать. Время – четыре утра.
Как и всегда – ты на диване, а я – на полу, практически у твоих ног. Сегодня мне не досталось мягкой подушки, но на это плевать, это просто не имеет значения. Потому что, пока ты ныряешь под махровую простынь, я быстро выключаю свет и стягиваю вещи, стыдливо кутаясь в майку, уже несколько месяцев исправно выполняющую функции пижамы. А ты лежишь, натянув простынь до подбородка, и копаешься в своей сотке. Скорее всего, смотришь фото, но вот чьи – снова загадка века для меня.
- Спокойной ночи, Химэ.
- Угу…
Я засыпаю незаметно. Почему-то всегда, как бы я не хотел зафиксировать миг, когда сознание отключается, уходя в сон, мне никогда это не удается. Но, утыкаясь носом в жесткую диванную подушку и свернувшись комочком под одеялом, вижу, что ты все еще занят созерцанием чего-то в своем телефоне.
А еще я забыл закрыть окно…

Просыпаюсь так, словно меня пихнули в бок. Волшебная темнота ночи, мягкая и обволакивающая, уже рассеяна холодным и неприветливым утренним светом. Конец января.
Ты уже проснулся и неторопливо одеваешься, натягивая свитер, поднимая вязаный ворот повыше. А я наблюдаю за твоими движениями, успев остановить тебя, когда ты начинаешь убирать за собой постель.
- Ну-ну, поди я сам все же…
Встаю, зябко кутаясь в халат, и знаю, что выгляжу сейчас так, словно меня всю ночь мяли в мялках.
- А ты чего так рано проснулся?
- Да я замерз! – бездна смешливого возмущения в голосе, а ведь я же спрашивал вчера…
- Так почему не закрыл окно?
- Ты понимаешь… - аккуратно свернутое покрывало укладывается на подушку, - Мне было лень. Я лежал-лежал, попытался согреться, но никак… Пришлось вставать.
- Только ты так можешь, Хи-тян. Целый час стучать зубами от холода, вместо того, чтобы быстренько встать, прикрыть окно, и спать себе дальше.
- Ну, да.
Смеюсь, по обыкновению про себя. Как жаль все-таки, что вот таких совместных вечеров и ночей у нас бывает крайне мало. Я помню их все, могу назвать по датам. Но нужно ли?
- Когда встретимся?
- Я позвоню.
- Хай.
Напоследок улыбаешься мне, цепляя на нос темные очки и быстро выскальзывая за дверь, обмотавшись небрежно красным шарфом. Щелкнув дверным замком, прикрываю за тобой дверь, опершись спиной и легонько ударяясь об нее затылком. А потом возвращаюсь в спальню, подхватив с пола одеяло, и ложусь на диван, утыкаясь носом в подушку, которая еще хранит тонкий, родной уже запах твоих волос.

…Через три-четыре часа я ждал тебя возле своего дома. Ты позвонил.

back