Жасмин помнит, что Камиджо всегда и всему предпочитает удобное заднее сидение такси, чтобы можно было не отрываться от работы даже в машине. Но в дальних маршрутах автобусов и длинных ветках метро есть свое очарование, какое-то надломленное и болезненное. И поэтому всегда, когда становится очень плохо, Ю идет в метро, долго ездит со станции на станцию, бродит по переходам, в гулком шуме которых теряются общие голоса, сливаясь в одно большое звуковое пятно, а чаще – просто затыкает уши музыкой из плеера. И время останавливается, потерявшись где-то в эскалаторах и фирменных вагонах с традиционно неудобной спинкой, но всем на это плевать.
Зачем в метро окна? – думает иногда Юичи, пялясь в бессмысленную пустоту опутанных проводами туннелей, как-то не думая, что в таком месте людям нужно хоть что-то привычное, даже если смотреть не на что, кроме мелькающих как в калейдоскопе станций. Глубоко под землей и восприятие совершенно меняется, это не страх, но какое-то необъяснимое чувство неправильности. Люди не должны жить под землей, даже если там вполне удобно и комфортно.
Зато под землей легко думается о том, что месяц тому назад Камиджо порвал с очередным любовником, никто не помнит, которым по счету, и Жасмин всякий раз тоже прикидывается, будто не имеет понятия, хотя знает и помнит их всех. Всех по именам, годам рождения, роду деятельности и даже группе крови. Это мания, - говорит он сам себе, включая рендомный выбор следующей песни, и загадывает, что если слова будут подходящими, он непременно позвонит и скажет Юджи, что назначает ему встречу в метро.
Вагон останавливается, резко дернувшись, и на миг гаснет свет, настолько коротко, что Ю даже не успевает ничего сообразить, а вот сознание тут же всполошено бьет тревогу. Если я сейчас погибну и не успею сказать несколько очень важных вещей, у моей жизни не будет никакого оправдания, - думает басист, машинально замотав шарф на шее плотнее, будто в подземке может быть холодно, и забивает на честный рендомный выбор бездушного плеера.
Выйдя на какой-то станции, где, кажется, он даже ни разу прежде не был, Ю набирает въевшийся в память номер, цифры, которые, наверное, никогда не смог бы забыть, и присаживается на какую-то лавочку у мраморной колонны. Совсем рядом, в переходе, играет саксофонист.
- Камиджо?.. – в трубке трещит и шипит, сразу чувствуется, насколько слабый здесь сигнал, и на какую-то секунду Жасмин думает, что идея провальна, и просто либо Всевышний, либо глубокий токийский метрополитен против него.
Но связь не обрывается, и на том конце Юджи чуть улыбается в трубку, прижимая ее к уху плечом.
- Я тебя слушаю, Ю.
Голос – усталый. Усталый и измотанный, чуть осипший, наверное, после последнего экспрессивного выяснения отношений с кем-то бывшим. Камиджо ведь иначе не умеет, только эмоциями через край, и топит в них так, что не выберется даже чемпион мира по плаванию. Юичи чемпионом, увы, не стал, но не прочь попробовать побарахтаться.
- Надо встретиться. Срочно. Я в метро, на… - подняв голову и прочитав название незнакомой станции, Жасмин провожает взглядом поток идущих к эскалатору людей, сунув озябшие кончики пальцев в мелкий и какой-то совершенно непригодный карман джинсов.
- Ты что, совершил нападение на инкассатора, – помолчав секунду, вдруг выдает Камиджо, - что так глубоко под землю залег?
- Пришлось, - как-то безлико, хрипло. Потому что показалось, что вокалист сейчас рассмеется, и скажет, что не придет, потому что пока он будет добираться, переходы наверняка закроют, и глупость затеи предстанет во всей красе.
- Скоро буду. Такси возьму.
И отключается. Отключается так быстро, что Ю даже выдохнуть не успевает, в очередной раз поняв, что разные они, слишком разные, и Камиджо никогда не оценит сомнительную романтику подземки и мчащихся во мраке электропоездов. Он вообще всю жизнь передвигается исключительно по земле, иногда воспаряя над миром, Ю же всегда, сколько себя помнит, где-то внизу, в андеграунде. И самому выходить на свет непривычно, и Юджи тянуть в темноту страшно. А на первом месте извечный вопрос «Зачем?», ответа на который нет.
До закрытия переходов – сорок минут. Если Камиджо застрянет в пробке, у Ю останется только два варианта: либо садиться на любой поезд и ехать в центр, а оттуда катить по ночному Токио в автобусе, либо подниматься из-под земли здесь, ловить опять таки злополучное такси, и ехать домой. В обоих случаях – одному и поверженному, потому что смелости больше не хватит никогда, хотя любить Камиджо он тоже никогда не перестанет, и пойдет в этом до конца, длинным промежутком неисчислимых лет в отсутствии ответных чувств.
В метро почти никто не ходит в темных очках, наверное, это бессознательное движение человеческой души и легкий засевший в подсознании страх. Зачем прятаться от света там, где он и так сплошь искусственный, и это настолько хрупкое благополучие, что нет смысла создавать вокруг себя личный полумрак.
Но Жасмин упрямо прячет глаза за темными стеклами, постукивает каблуком по бетонному полу и теребит кисточки темного шарфа, сам себе не признаваясь, что волнуется.
- Признайся, пока не поздно, что натворил, и я готов вместе с тобой пойти сдаваться властям, - знакомый голос раздается сверху так неожиданно, что Ю вздрагивает, но не оборачивается. Только едва заметно приподнимаются в тени улыбки уголки губ.
Взглянув на часы, он отмечает, что прошло всего двадцать шесть минут. Нереально было оказаться здесь так быстро.
- Откуда ты взялся? – спрашивает Жасмин, подвинувшись и наблюдая, как Юджи садится, привычно закинув ногу на ногу. На нем тонкий белый плащ, которого Ю прежде у него не видел, и усталость на веках, в тонких морщинках уголков глаз.
- Сверху, - лаконично ответив на вопрос, Камиджо упирается локтем в коленку, подперев кулаком подбородок, и смотрит на басиста удивительно отрешенным взглядом, будто совсем не хочет спросить, почему такая странная встреча назначена в таком странном месте в странное время.
С двух сторон грохочут поезда, Ю вдруг понимает, что вся эта подземная романтика – только для одиноких людей. Уютно в метро может быть лишь одиноким людям, когда не с кем говорить, и можно не бояться, что кто-то посторонний вдруг станет свидетелем того, на что можно решаться годами.
Жасмин решался годами - ведь два года это уже множественное число – и поэтому забивает на всевозможные рамки и правила, резко беря лицо Камиджо в ладони и без стеснения целуя в губы, сводящие с ума своим нежным холодом. Губы и пальцы у Юджи всегда холодные, и в мозгу Юичи мелькает невозможная мысль: должно быть, пылать их могут заставить только вот такие поцелуи.
Со стороны они выглядят вполне гетеросексуально но, тем не менее, вызывающе. Потому что короткий поцелуй при прощании не имеет ничего общего с тем, как жадно, со всхлипом, Жасмин целует Камиджо, помедлив, и обняв его за шею руками, не встретив сопротивления.
И всё смолкает разом – и грохот и мраморный шум, в ушах стоит звенящая тишина, разрываемая лишь стуком бешено колотящегося сердца. Своего или обоих, Ю не знает, но очень, до отчаяния, хочет верить, что обоих, вдруг вспоминая, что биение сердца – любимый звук Юджи Камиджо. Не треск костра, не пение птиц, не шум моря. Биение сердца.
Его губы больше не холодные. Они горят, внезапно резко преображая лицо, так что и без того красивый, Камиджо становится еще красивее, настолько, что Жасмин не выдерживает и отводит взгляд, с новой силой, неистово, теребя кисточки шарфа, неловко оторвав несколько тонких ниточек.
- Что мы будем делать, когда всё это закончится? – неожиданно тихо спрашивает Юджи, так тихо, что услышать его мог только один Ю.
- Что закончится?
- То, что ты хочешь начать. Всё имеет свой конец, Юи, но ты для меня слишком важен, и я слишком тебя люблю, чтобы порушить всё отношениями.
Жасмин кивает, опершись спиной о колонну и подумав, что никогда еще не подходил к чувствам с практической стороны. Но всё это не важно, совершенно, потому что он видит, как блестят у Камиджо глаза, и помнит, как секунду назад сбивалось в поцелуе его дыхание. Не равнодушно.
- Я буду с тобой до конца, - подняв голову и наконец сняв очки, отвечает он Юджи, незаметно, на ощупь поглаживая его ледяные пальцы своими не менее ледяными. Но холод на холод дает тепло, и это спасительное тепло струится по жилам обоих.

…- До какого конца? – звучит над ухом надломленный шепот, и Ю чуть крепче прижимается к Камиджо, а последний поезд несет их куда-то далеко, может быть, на конец ветки, а может быть, в центр. Они оба не знают, а переходы закрываются через десять минут.
- До конца мира, - тихо отвечает Жасмин, впервые почувствовав, что скорее хочет вынырнуть на поверхность, и крепко сжимает руку Юджи, - Я буду с тобой до конца этого мира.

back