Камиджо никогда не любил февраль, уж слишком суматошный месяц. И дело даже не в череде непрекращающихся праздников, а в том, что ничто так не выводило вокалиста из себя, как нарушение привычного хода жизни, привычного режима – мало спать, мало есть, много работать.
И странно, наверное, что именно с начала февраля, вечера перестали походить на что-то давно знакомое и привычное. В том привычном Юджи сидел в одиночестве, закрывшись в своей квартире, и словно бы отгораживался от внешнего мира, прячась за книгами, ноутбуком или европейскими фильмами. Что особенно важно – не про любовь.
- Ты опоздал на три минуты.
- Искал кошку. Ты же знаешь, она всегда сидит у меня на коленях, когда мы разговариваем.
- «Искал»… Ты говоришь это так, словно она может потеряться в огромных покоях принцессы.
Теперь вечера наполнены запахом сандалового масла и роз, мягким приглушенным светом бра и чуть хриплым голосом в трубке. Последнее – особенно важный и неизменный пункт.
Камиджо всегда считал, что невозможно любить одного человека на протяжении многих лет, а потом сразу резко поменять ориентиры и влюбиться в другого. С ним этого никогда не случалось, не случилось и теперь. Просто Хизаки проник к нему в душу, не распахнув дверь, а просочившись сквозь стены, медленно и постепенно заполняя пространство собой. И своими вещами, как при переезде. Прижимая трубку к уху, Ками машинально скользит взглядом по гостиной, замечая на низком столике записную книжку Хи – он оставил ее в свой прошлый визит. Юджи помнит, что где-то в середине небрежными карандашными строками рассыпались стихи, первые стихи, тайно и не вполне осознанно адресованные принцессе. А в прихожей на вешалке дожидается законного хозяина черный ангоровый шарф, Хизаки повязал его на шею вокалисту в их последнюю незапланированную прогулку по центру, вечером, когда Юджи заехал за ним после репетиции и предложил подвезти домой. Зачем?.. Ответа на этот вопрос Хизаки тогда так и не получил и, пожав плечами, словно умалчивая какие-то мысли, снял шарф, отдав Камиджо, со словами, что тот как был, так и остался ребенком. Часто простужающимся, избалованным, но очень милым.
Юджи никто просто так не называл «милым», а тем более человек, близко с которым он общался всего несколько месяцев.
…Но сейчас, спустя две недели с хвостиком после начала ненавистного февраля и ежевечерних телефонных разговоров, он чувствовал, что сегодня что-то не так, как всегда.
- Хочешь, встретимся?
Эти слова Хизаки, будто долго думая и взвешивая, сказал очень тихо и неожиданно. На часах уже почти полночь.
- Где?
- В Харадзюку. Там есть круглосуточные кафе.
Он положил трубку, прежде чем Юджи успел ответить. Намеренно или случайно – об этом певец думал уже в машине, разгоняя авто по ночным улицам Токио, то и дело поглядывая на часы.
Хизаки даже вне концертного образа, так или иначе, напоминает принцессу, только на сей раз современную. В повороте головы, в очерченных ночными тенями уголках глаз и губ, в сильных и совершенно мужских пальцах, скрещенных кардинальским жестом, есть что-то неуловимо женственное, и Камиджо, остановившись в нескольких шагах от гитариста, изучая взглядом фигурку в белом пальто, замерзшую на тротуаре, видит это особенно ярко.
- Химе…
Музыкант оборачивается так резко, словно услышал выстрел, и легкий городской ветерок подхватывает легкие пряди его распущенных по плечам волос, обычно всегда убранных в хвост.
- Ты все-таки решил меня так звать?
- Я же не против «Оджи»… Пойдем, ты замерзнешь.
Открывая дверь какого-то ресторана, Камиджо словно бы видит и себя и Хизаки со стороны, и неожиданным прозрением мелькает мысль, что вместе они смотрятся донельзя органично. Наверное, потому что Хи-чан чуть ниже, а может длинные волосы… А может, всё просто так, как и должно быть.
Гитарист снимает перчатки из мягкой черной кожи, и кладет на столик, сбоку от себя. Замечая на шее Камиджо аккуратно повязанный ангоровый шарф, он кивает будто самому себе, и чуть улыбается. Над чашками кофе со сливками и корицей танцует пряный сладкий пар.
- Почему вдруг сейчас, Хи? Ночью в кафе, это конечно здорово, но можно же было завтра…
- У меня день рождения.
Если бы Юджи в этот момент решил взять в руки чашку, то неизменно обжег бы губы, или того хлеще – разлил все содержимое по столу. А Хизаки тихо усмехается, проводя кончиками пальцев по губам, словно стирая невидимую улыбку. Растерянный Юджи Камиджо – пока что самое милое и забавное, что он видел в своей жизни.
- Прости… Я не знал…
- Я знаю, что ты не знал.
- А почему не сказал?
- Но ведь существуют же круглосуточные рестораны, да?
Вокалисту хочется просто молча провалиться сквозь землю. И не только потому, что не удосужился навести справки и хотя бы из любопытства взглянуть на дату рождения Хи. А потому что, судорожно соображая, он понимал, что невозможно сейчас оставить гитариста без подарка.
Хиз не говорит ни слова, проводив Ками взглядом, наблюдая, как тот разговаривает с официантом. Чуть остывший сладкий кофе приятно греет горло и, несмотря на то, что веки упрямо наливались свинцом, принцесса даже не думает о завершении вечера, плавно перетекшего в ночь. И наверное ничто не могло его сейчас удивить сильнее, чем коробка конфет в руках Камиджо, которую гитарист, чуть помедлив, все же берет.
- «Mon amie»… - читает он, слегка сведя брови, - Это по-французски?
- Некоторым образом.
Хизаки иногда кажется, что вокалист все-таки заигрывается, и разочаровываться обоим будет слишком больно. Поэтому, положив коробку на стол, он отводит взгляд, хмуро глядя за окно, а в темно-карих глазах слишком ярко отражается блеск полуночных огней.
- Конфеты на день рождения дарят девушкам. А я не девушка, Ками.
- Это кто сказал? Про конфеты… - уточняет Юджи, в отличие от гитариста, глядя в упор на него и чуть улыбаясь.
- Да не знаю, просто принято как-то.
- Кем принято? Сколько всякой ненужной чепухи, Химэ. Ты же любишь шоколад?
Прятаться бессмысленно. Хизаки открывает коробку, все же тихо вздохнув, пряча за молчаньем смущение.
- Молочный…
И то, что каждая конфета с разными начинками, но именно теми, которые больше всего любит Хизаки – так это совпадение. Так же, как и то, что все они в форме сердечка.
Принц тянется через стол, и берет руку принцессы, несильно сжав и поцеловав длинные сильные пальцы, и Хи слышит это тихо-невесомое «с днем рождения», чувствуя, как кожу обжигает горячее дыхание.
Как хорошо, что в Харадзюку есть кафе, работающие всю ночь, - думает он, доставая из коробки еще одну конфету, ненавязчиво подтолкнув ее по столу к своему Оджи.

back