Камиджо возвращается в комнату с чашкой чая в руках, и устраивается на подоконнике, равнодушно глядя в окно, украдкой наблюдая за отражением в нем Юки. Они сидят по разным углам комнаты, нарочно стараясь не смотреть открыто друг на друга. Несколько минут назад смолк последний упрек и последнее оправдание, и то и другое на сильно повышенных тонах, но наступившая после этого тишина кажется еще более напряженной.
- Прости. – Тихо бормочет Юки, не отрывая взгляда от монитора ноутбука, удачно поставив его на колени.
Камиджо кивает, подув на горячий чай в чашке, сжимая ее обеими руками, делает глоток, обжигая губы. И тихо шипит, досадливо морщась.
«Какое чудесное пустое место, давай-ка на нем устроим ссору» - и так каждый раз, наверное, это было бы смешно, если бы не было так грустно. По-прежнему не редки выматывающие ссоры из-за мелочей, таких, как случайно сказанное слово, шутка, не к месту прозвучавшее определение, слишком фривольный, с точки зрения Юки, телефонный разговор. Он как обычно не может сдержаться, а потом извиняется, Камиджо же ненавидит, когда кто-то говорит это виноватое «прости», а любимый человек – тем более.
А еще Юки ревнив просто до безобразия, но проявляет это странно. Сначала говорит что-нибудь печально-резкое, а потом принимается молча и угрюмо страдать, так что Юджи хочется подойти и как следует ему врезать. Но вместо этого он идет на кухню, делает себе невозможно-горький крепкий зеленый чай, и садится подальше, замолкая.
- Ну, прости меня, я дурак. – Барабанщик снова не выдерживает, хотя формально его уже давно «простили».
- Прекрати извиняться. Ты же знаешь, что я этого не люблю.
И опять молчание, неловкое и гнетущее. У Камиджо немного болит голова и он ставит чашку с едва тронутым чаем, сжимая свои виски и принимаясь массировать, весь напряженный, хмурый, настолько, что между тонких бровей залегает вертикальная морщинка.
Они уже так давно вместе, что Юджи даже точно не помнит, сколько. Кажется, что Юки был всегда, просто однажды пришел с вещами, и методично принялся раскладывать их по полкам в шкафу.
Юки все прекрасно понимает и осознает, что порой и правда виноват он, а иногда все-таки Камиджо, но как-то так выходит, что ссоры их каждый раз имею стихийный характер. Кажется, только что все было более чем хорошо, и над их головами ярко светило солнце. Но проходит каких-то несколько минут, и между ними все заволакивает тучами, гремит гром, сверкает молния, и пожалуйста – у обоих сдают нервы. Юджи психует и моментально признает себя виноватым, но в такой форме, что барабанщик готов кусать губы, а сам он почти никогда импульсивно не реагирует. Просто уходит, напивается, и возвращается домой, виноватый и молчаливый, за исключением этого вечного «прости».
- Ты когда-нибудь перестанешь ревновать? – Вокалист садится на кровать позади Юки, и легонько гладит его по плечу. - Когда-нибудь перестанешь думать, что на меня кидаются непонятные личности с целью завести более близкое знакомство, а я этому рад?
- А можно подумать, это не так. – Ворчливый дежурный ответ, от которого Камиджо становится смешно, несмотря на то, что ситуация отнюдь не располагает.
- Я люблю тебя. Тебя. И живу с тобой, а не с кем-то. Потому что выбрал тебя.
Юджи не понимает, почему стабильно раз в неделю ему приходится повторять эти слова и доказывать не в меру сомневающемуся и крайне ревнивому избраннику то, что и так очевидно. Или очевидно только для одного из них?
- Знаешь, я наверное пойду, пройдусь, и подожду, пока тебя отпустит твое дурацкое чувство вины. Потому что дальше терпеть постоянные подозрения я уже не могу.
- Юджи…
- И ложись без меня.
- Юджи!
Тишина в квартире оглушает, хочется зажать руками уши, только бы не слышать этот гулко отдающийся грохот захлопнувшейся двери.
Раздраженно спихнув с колен ноутбук, Юки встает, раза два пройдясь туда-сюда по комнате, и все-таки закуривает, хотя последняя лимитная сигарета на сегодня была прикончена еще полчаса назад, в момент бушевавшей распрекрасной ссоры.
Перепады настроения Камиджо иногда вызывают изумление, а иногда и досаду. Юки не задумывался, но возможно именно такое непостоянство и привлекло его с самого начала, эмоциональные люди притягивают к себе, а уж такие, которые могут долго-долго о чем-то страдать, а потом в считанные минуты превратиться в комок позитивной энергии – и подавно. Юджи сначала показался ему до ужаса несерьезным, безо всякого намека на глубину, и порой даже неспособным поддерживать хоть сколько-нибудь стабильное поведение. Черное и белое – негатив и позитив, и иногда, очень редко, меланхолия. Юки относил себя к дружелюбным флегматикам, а редкие вспышки негодования обычно маскировал под алкоголем. Ровно до того момента, пока однажды, в совершенно обычный день, не увидел Юджи другими глазами. Они были знакомы уже давно, вместе работали, пару раз вместе выпивали, и ничего такого не случалось. Наверное, для того, чтобы случиться сразу и в один миг.

~*~
Камиджо в ту неделю несколько дней подряд был сам не свой и какой-то слишком, непривычно молчаливый, приходил один, уходил тоже один, и всегда первым, будто избегая друзей. Юки по обыкновению усмехался про себя, решив, что принц просто влюбился в очередной раз, да объект попался не совсем подходящий.
- Ты домой?
Опередив Камиджо, и сняв с вешалки куртку, он неожиданно для себя замечает, что вблизи вокалист выглядит еще плачевнее, а залегшие под глазами круги уже даже маскировать не пытается.
- Домой. Один.
- Да я и не напрашивался в провожатые. Просто по дороге, и если хочешь…
- Пошли.
Хизаки и Ю вместе не спеша направляются на стоянку, Теру привычно сворачивает в сторону метро. А Камиджо так и идет, сунув руки в карманы пальто, даже не обращая внимания на барабанщика.
- Мне кажется, я дал объявление о сдаче сердца в аренду, а арендатор мне попался плохой. – Неожиданно говорит он, в общем-то, ни к кому не обращаясь, но Юки все-таки думает, что надо бы что-то ответить.
- Так, может, обратно забрать, раз твоему сердцу у него так плохо?
- Обратно не отдают.
И снова молчание, повисшее под видом неловкой паузы. Юки никогда не умел строить красивые диалоги, за исключением болтовни после пары стаканов виски, но это было не в счет. Такой холодный вечер, - внезапно думает он, - а этот идиот опять в легком пальто.
- Ты бы сменил гардероб. Простудишься, что мы делать будем?
- Справляться без меня.
- Очень смешно.
Юджи резко останавливается как вкопанный, так, что не ожидавший такого драммер неловко толкает его в спину, подняв голову. А Камиджо смотрит на него в упор, неожиданно сжав руками плечи.
- Нет, это не смешно. По правде сказать, это, вообще-то, даже грустно. А самое грустное, что никто, включая меня, не может ничего сделать.
Отпустив, так же резко, как и схватил, Камиджо разворачивается, и быстрым шагом идет прочь, подняв повыше воротник. Юки так и остается стоять, совершенно ошарашенный внезапным открытием – Юджи вовсе не легкомысленный, и нет в нем особенности переключаться с минуса на плюс. Он просто с этим живет, подавляя в себе плохое, и иногда оно неконтролируемо выходит наружу.
Догоняет он его быстро, поняв, что идти до дома пешком Камиджо не собирается, а просто решил прогуляться до следующей станции метро, и там сесть в поезд.
- Я с тобой. – Поравнявшись, безапелляционно заявляет Юки, с тенью улыбки заметив, что Юджи слегка сбавил шаг.
- Куда ты со мной?
- Куда ты – туда и я.
- Я вообще-то домой…
- Значит, я тоже домой. К тебе.

А потом, поздно вечером они напились, сидя вдвоем на полу в гостиной у вокалиста. Юки чуть ли не впервые в жизни намешал такое количество самого разного алкоголя, что голова затрещала не к утру, а уже через полчаса. Зато был один неоспоримый плюс – Камиджо бросил страдать, и даже улыбался, утверждая, что перепить драммера для него раз плюнуть.
Почему вообще этот день закончился вот так непонятно, Юки потом спрашивал себя не раз. Но подобно тому, как для ускорения химических процессов требуется порой катализатор, так и ему понадобилось остаться наедине с собственным коллегой и безмерным количеством спиртного, чтобы понять, как его чертовски тянет к этому чудовищу. Всегда тянуло, наверное, с первого взгляда.
- Нет, всё… Больше я не пью. Иначе утром без меня репетировать будете, а я посплю… - Вытянув ноги, Юки укладывается на ковер, удачно положив голову на колени Камиджо и закрыв глаза.
- Дурак ты. Выходной же завтра, Хизаки всех отпустил, и… Тебе вообще так удобно?
- Не особо… Ты костлявый. Но жить можно.
- А ты… а ты вообще наглый. – Тщательно выцедив последнюю каплю из бутылки, Юджи резко опрокидывает содержимое в себя, запрокинув голову, и неловко ставит квадратный стакан так, что он падает на бок. – Так вот, ты наглый. Напросился ко мне, когда я тут… страдаю, и выпил весь мой коньяк.
- Ты страдаешь? А ты и в самом деле страдаешь, Юджи Камиджо?
Приоткрыв глаза, и посмотрев на вокалиста снизу вверх, Юки улыбается, как-то очень расслаблено и понимающе. И воспринимает как должное и ответный взгляд и осторожное прикосновение к своим волосам.
- Вообще это дурацкое слово. «Страдать». Страдают инвалиды или ветераны войны. А мне просто плохо и… больно.
- Кто?
- Какая разница? Ты его не знаешь. И надеюсь, не узнаешь никогда…
Алкоголь в ускоренном темпе создает не только интимные ситуации, но и степень доверительной близости. И хотя Юки никогда не тянуло лезть в чью-то душу, сейчас, лежа на белом ковре и на коленях у друга, он думает, что душа Камиджо слишком ценная, чтобы делать ей больно.
- Наклонись. – Тихо говорит он, незаметно переведя дух и почувствовав, как разом пересохли губы.
- Зачем?
- Кое-что скажу.
- А ты так не можешь?..
- Так не могу.
У Юджи после всего выпитого немилосердно дрожит в глазах, а пол словно кружится как подвижная платформа, но он покорно наклоняется ниже к Юки, перехватывая одной рукой соскользнувшие вперед волосы. А в следующий миг, когда руки драммера обвивают его шею, а губы властно и нежно прижимаются к его губам, он чувствует, что ему не хочется отталкивать, не хочется списывать все на ситуацию. Помедлив, он приоткрывает рот, молчаливо позволяя Юки все что угодно, и сам, по собственной воле, углубляет неожиданный поцелуй, сорвано, жадно всхлипнув.
Юки приподнимается, не прекращая целовать Камиджо, и с силой прижимает его к себе, усаживаясь близко, совсем вплотную. Юджи одуряющее пахнет, губы у него сладко-горькие, отзывчивые, и никак не напиться ими, потому что одного даже долгого поцелуя мало.
- Юки…
- Что творю? – Барабанщик одним движением стягивает с себя майку, заставляя Камиджо положить руку себе на грудь, чувствуя, что рука его ощутимо дрожит.
- Да. Зачем?
Холодные пальцы выводят на коже какой-то затейливый рисунок, словно пуская мелкий нитевидный ток.
- А ты как думаешь? Хочу, чтобы твой неудачный арендатор вернул тебе твое сердце.
- Зачем это тебе, ты что, пожалел меня?
- Нет. Просто у меня к тебе есть одно предложение…
Это была безумная, яркая, сумасшедшая ночь. Они занимались любовью прямо на полу, в первый раз торопливо и грубо, а потом, снова – медленно и чувственно. Раньше драммер считал, что мужчине не к лицу кричать, но когда Юджи вскрикнул в его руках, выгнувшись и откинув голову, он, крепко сжав дрожащего любовника в объятиях, испытал какое-то особенное удовольствие, уткнувшись во влажную шею и закрыв глаза.

~*~
…Сигарета погасла, истлев до конца в пепельнице, и закрутив последнюю петельку вверх. Мельком глянув на часы, Юки отмечает, что Камиджо нет уже сорок минут, и начинает поспешно одеваться. На прикроватной тумбочке сиротливо лежит забытый мобильник, барабанщик сдержано чертыхается, понимая, что придется плутать вслепую.
В прихожей тихие, будто виноватые шаги, едва слышно, как закрывается тяжелая дверь и поворачивается замок. Юки, уже в джинсах и толстовке, выходит в коридор, молчаливо глядя на вернувшегося Юджи, который в свою очередь чему-то улыбается.
- Набегался?
- Меня сорок минут не было.
- А я уже хотел идти тебя искать. Видишь, даже оделся.
Камиджо быстро, в два шага, подходит, обняв Юки за плечи, понимая, что не прав. Сейчас он даже готов это признать.
- Сорок минут… Даже не час. А у тебя уже сердце колотится, как будто тебя гнали.
Это просто невыносимое, невозможное чудище, а не человек, - думает драммер, в ответ обнимая Камиджо и зарываясь лицом в его волосы, пахнущие ночным городом, знакомым запахом духов, и немножко - дождем.
- А ты помнишь, как тогда, в первый раз, мы утром на полу проснулись? – Тихо-тихо шепчет он в эти сладко пахнущие волосы, чувствуя знакомые прикосновения любимых рук.
- Я тоже сейчас ту ночь вспоминал. Помнишь, что ты мне тогда сказал?
- Что хочу взять твое сердце, чтобы заботиться о нем, и любить. На длительный срок.
Камиджо слегка улыбается, закрыв глаза. Наверное, его еще никто и никогда так не любил, да и вряд ли полюбит. А сам он с каждым днем все сильнее влюбляется в этого замкнутого, ревнивого и такого на самом деле романтичного человека.
В комнате ничего не изменилось, только в пепельнице несчастная сигарета, и окна настежь. Камиджо присаживается на край кровати, закрывая ноутбук. Прогулка вокруг дома помогла остыть и понять, что извиняться тут должен не Юки.
- Если ты еще раз устроишь мне такое из-за моего разговора с кем-то по телефону, клянусь, мне придется принять более суровые меры, чем сбегание из дома. И прости меня, пожалуйста, тоже.
- Ну, ты же знаешь, что я не… Что? – Юки, слегка приподняв брови, с выражением крайнего удивления на лице, садится рядом. – За что?
- За то, что накричал на тебя и за то, что тебе приходится так часто меня ревновать. А еще… чаю бы.
Камиджо, улыбаясь, ложится на спину, раскинув руки, и с готовностью гладит Юки по шее и плечу, когда тот наклоняется сверху.
- Там еще есть твой остывший, зеленый.
- Нет, я передумал, и вылей его, это отрава. Я хочу кофе… - Шепотом на ухо, так что по телу драммера проходит дрожь. – …В постель. Завтра, утром.

back