утро.
Полночь. Это было начало того самого дня.


— Ааах… Тора… — горячее тело дрожало в объятиях Амано. Длинные ноги Шо, обвивали обнаженные бедра своего любовника, тяжело дышащего на его груди, после бурного оргазма.
— Если ты и дальше будешь так просто меня соблазнять… — Тора не успел договорить, остановленный тонким, прижатым к его губам, пальчиком, на которых сейчас не наблюдалось никаких неизменных колец. Эти его массивные сплавы никогда не шли таким хрупким, изящным пальцам.
— Конечно же буду! – шутливо возмутился Казумаса, перебирая пальцами взмокшие, черные волосы Шинджи. Сейчас он хотел слышать минимум слов, и те, желательно ограничивались бы любовным воркованием. Ощущать Амано в себе, было просто непревзойденным чувством, поэтому стройные ноги Казумасы не торопились опускаться с талии брюнета. Гитарист игриво куснул Шо за мочку уха.
— Мелкий засранец. Спи.

***
— Вставай, Шо – Кохара что-то тихо промычал, не желая даже думать о том, что уже утро нового, рабочего дня. Вроде бы так, если голос Амано раздается над самым ухом и сильная рука трясет его плечи. Сон и приятная теплота никак не хотят отпускать из себя бренное, тяжелое тело вокалиста.
Тора уже был собран.
— Ну же, вставай соня! – первое, на что упал взгляд, когда Кохара, лежа в позе эмбриона под одеялом, приоткрыл глаз, это черная, любимая футболка Торы, с надписью Slipknot. В темную, будто покрытую сумеречным туманом, спальню проник, с кухни, вкусный и пряный запах еды. Это немного оживило полусонного вокалиста, который все-таки нашел в себе силы поднять с постели свою тяжелую тушку. Солнце еще было на пути к восходу, пока только алея пастельными оттенками вдоль кромки синего горизонта. Когда оно взойдет, они с Амано будут уже на пути в студию. Предрассветными бликами играли только металлические пряжки ремней и крохотные детальки молнии на черном чехле гитары. Он уже все успел собрать.
— Доброе утро, Шо! – завидев внимание к своей персоне на сонной мордашке любовника, Амано довольно развел руки в стороны.
— …Утро… — только и смог промямлить Казу, хлопнувшись носом обратно в подушку.
— Эй! – Пальцы Амано играючи прошлись вдоль его ребер – А ну вставай!

Шо, по натуре своей был совой, тогда как Тора наоборот – жаворонок. И поэтому они всегда недоумевали – как гитаристу удается вставать так рано и быть таким бодрым, и почему же вокалист такой беспробудный соня с извечными мешками под глазами.

— Тора-а. Я не хочу есть – Шо сонно зевнул, складывая локти на стол и подпирая ими подбородок. Мысль о еде с утра, невольно нагоняла тошноту, чему, ещё спящий желудок, активно воспрепятствовал.
— Давай, хоть немного Шо, я же так старался – под нос Казумасе скользнула фарфоровая тарелка с аппетитно пахнувшим рисом. Онигири.
— Может, сделаешь мне бенто? Я точно захочу есть, как только приду в студию… — Кажется, Кохара снова засыпал, подложив руки под голову. Тора на это только тихо вздохнул, любуясь, как свет утренних сумерек, лунными бликами отражается от спутанных после сна, рыжих волос.
— Кофе. Вот что тебя разбудит точно – тихо шепнув, Амано тут же принялся хлопать дверцами шкафчиков.
— Ммм… — Шо почти сразу отозвался, услышав свое любимое слово. После теплой постели, было крайне необходимо выпить кофе. Быстрозаваримый напиток в самый раз – времени было в обрез.
Когда приятный аромат наполнил маленькую, но такую уютную кухню, вокалист окончательно пробудился.
— Люблю я такие утра – его серый взгляд бесцельно скользил вдоль, обклеенных гладкими обоями, стен, пока не притормозил на худой, крепкой спине любовника. Черная натянутая ткань между угловатыми выступами лопаток, аккуратно уложенные волосы, делающие упрямые завитки на шее и плечах – такие совершенно обыкновенные вещи, которые при разливающемся по небу, оранжеватом свете, становятся такими…бесценными. Дорогими сердцу.
— Какие такие? – Тора тоже развел себе кофе и наконец, уселся напротив Шо, стуча ложкой по кругу, о края своей чашки и уплетая одну онигири за другой. Будничный, торопливый завтрак с Торой, при еще не вышедшем из-за горизонта солнце: пожалуй, именно такие моменты ценнее всего.
— Итадакимас – ласково улыбнулся Шо, вместо ответа на вопрос. Он даже забыл сказать это. Амано на мгновение прекратил жевать, непонимающе уставившись на Казу, а затем, промямлив с набитым ртом «Итафакимаф» продолжил трапезу.

— Ты все взял? – вокалист накинул на плечо обыкновенную сумку на длинном ремне и стоя у входной двери, распутывал наушники белого плеера, ожидая пока Амано закончит обуваться.
— Все – все. Давай, выходи – мужчина накинул на плечо тяжелую гитару в чехле и вытолкал Шо из квартиры на лестничную площадку, при этом стараясь не задеть что-нибудь своей ношей. К счастью, в этот раз гриф гитары не пострадал.
Звякнула связка ключей и стальная дверь щелкнула, закрывая их маленький, теплый дом, который они делили на двоих, вот уже несколько лет. Сначала конечно было довольно трудно обуздать свои характеры, ради толерантного существования друг с другом – Тора, как обыкновенный холостяк, любил раскидывать вещи, где попало, что нестерпимо злило Казумасу, тогда как тот, в свою очередь был сам по себе довольно стервозным и легко выводимым из себя. После долгих выговоров, ночных пьянок, ссор, драк и бурных примирений в постели, они, наконец, привыкли к некоторым недостаткам друг друга и научились идти на компромиссы. Вот здесь, как однажды ощутил Казумаса, начиналась настоящая любовь.

— Аааа, солнце уже через пару минут взойдет, а мы к этому времени должны уже входить в студию! — Амано поправил свой чехол на плече, всматриваясь в алые полоски на горизонте, которые с каждой секундой насыщались сочным, желтым светом. В конце октября солнце всегда встает довольно поздно, но это не значило, что им можно опаздывать
— Шо, ты чего там застрял?
Кохара на секунду остановился у витрины продуктового магазина, почти лихорадочно размышляя успеет ли он что-нибудь купить.
— Я есть хочу...
— Ооооо! — гитарист возвел глаза к светлеющим небесам — Я же утром готовил! Ками-сама, Шо!
— ...И сам все съел. А я просил бенто — тяжко вздохнув, Шо пришлось распрощаться с витриной и её аппетитным ассортиментом. Ладно, тогда придется глотать кофе из автомата, до самого обеденного перерыва.
Тора внезапно улыбнулся, осторожно — ласково коснувшись талии согруппника, чем добился его рассеянного, но какого-никакого внимания.
— Я обещаю, что как только придем, я сбегаю тебе за завтраком — сонный рыжик впервые за все утро широко улыбнулся и зашагал куда бодрее прежнего.

Все случилось слишком внезапно. Неожиданно. В один миг жизнь перевернулась, разделившись на две черно-белые грани "до" и "после".

— Тора, ты чего захромал? — Шо, спешащий вперед, притормозил как раз перед большим перекрестком и взял мужчину за руку — Все хорошо?
— Да. Просто ногу слегка сводит. Наверное, старые болячки дают о себе знать — видя обеспокоенное выражение лица своего любовника, Тора поспешил лучезарно улыбнуться — Эй, Шо, мне, как-никак уже третий десяток, так что это естественно!
— Ну да... — неуверенно кивнул Казумаса — ...Естественно...
— Скорей, опоздаем же! — едва светофор над их головами подмигнул зеленым светом, двое мужчин тут же бросились вперед. Широкие полосы зебры замельтешили под ступнями. Но в этот раз, посреди дороги, Амано опять болезненно зашипел, припадая на левую ногу — Ай-ай-ай!
— Тора! – Шо остановился, прихватив его за руку и помогая опереться на себя – Блин, надо тебе медицинскую помощь, когда придем…
То, что впереди, со стремительной скоростью, вырастало темное пятно громадной фуры, Шо заметил не сразу, а то, что водитель-дальнобойщик уснул за рулем, заставило вокалиста похолодеть от ужаса.
Огромная машина неслась прямо на них. Из-под колес разлетались мелкие камушки, отколовшиеся от старого асфальта. Чехол с гитарой внутри дернулся прямо перед носом рыжего — теперь и Амано во все глаза воззрился на несущегося, на них, шестиколесного гиганта, с ревом несущегося прямо к перекрестку. Люди, едва ступившие на зебру, в панике бросились врассыпную.
Через секунду дыхание замерло, словно все происходило в замедленной съемке.

— ТОРА!! — решение было принято мгновенно и сильные руки вокалиста, не дрогнув, резко оттолкнули Амано к бордюру, спасая гитаристу жизнь.

То, что было дальше — как во сне: глухой удар, визг шин, грохот и крики. Может это и правда просто плохой сон? В реальности не может быть столько крови, глянцевыми лужицами разлитой по замерзшему за ночь асфальту. Будто припорошенной серебристой пылью, тут же тающей в лучах наконец-то восходящего, утреннего солнца. В реальности он не может вот так лежать, в неестественной позе, покрытый сплошь алыми пятнами, расцветающими на коже и одежде. И лицо... не может быть таким не живым.

— Шо, пожалуйста, скажи, что это просто сон...




день.
— Мы с ребятами уже пойдем, Амано. Ты останешься?
— Да.
Какие-то дурацкие приборы отсчитывали секунду за секундой, едва живое и трепещущее сердце. Приборам нет дела, до чьей-то жизни, они всего лишь инструмент — как гитара или будильник.
— Тора — худая ладонь не крепко сжала плечо гитариста — Все будет хорошо. Он выкарабкается — Сага выпрямился, устало глядя, как зеленая полоска кардиограммы скачет вверх — В конце концов, ему повезло, что он почти остался жив.
— …Если бы я остановился и купил ему завтрак, этого бы не случилось — отчаянный шепот Амано был похож на бредни душевнобольного. И это значительно напугало Сакамото. Не хватало им еще спятившего от горя гитариста, в их и так, пестрой компании.
— Эй, о чем ты говоришь?! Этого могло не произойти по тысяче причин. Но все-таки произошло.
Брюнет вопросительно поднял воспаленные от долгих слез глаза. Тора забыл, когда последний раз ел или спал, поэтому сейчас даже Сагаччи было страшно смотреть на это печальное зрелище.
— Например, мог будильник забыть навести, или наоборот выйти раньше.
— … Мог бы… — согласно кивнул мужчина, снова оборачиваясь к бледному вокалисту, неподвижно замершему темной тенью на постели. Он был почти похож на труп, разве что, о том, что он еще жив, говорили эти тихо пикающие навороты приборов.
Ему вспомнился разговор с хирургом, недельной давности.

«— Мы сделали все возможное, чтобы спасти ему жизнь, однако после таких автоаварий мало кто вообще остается жив – Мужчина вгляделся в результаты анализов, белые поля бумажек, на которых была написана жизнь Казумасы – Сейчас он в коме. Такое случается, когда организм пострадавшего замедляет все жизненно важные функции, чтобы попытаться самовосстановиться.
— Когда… — костяшки пальцев Амано побелели от сжимающихся кулаков.
— Этого никто не знает, господин. Только он сам»


— Я тебя никогда не прощу, если ты не выкарабкаешься – Тора уткнулся носом в грудь Шо, который уже неделю оставался почти живым трупом, и его едва теплившаяся жизнь поддерживалась только этими машинами.
Репетиции отменили, как и концерты и приостановили всю деятельность. Фанаты в шоке, равно как и стаф и менеджеры. Самой компании нет особого дела до одного элемента из своих денежных свинок, поэтому они, не церемонясь, выделили деньги на операцию и принялись за поиски нового вокалиста. На всякий случай.
Никому в принципе не было дела, кроме самой группы. И Торы.

— Амано — сан, пожалуйста, вам пора домой. Больница закрывается – молоденькая медсестра со светлыми волосами, завитыми в красивые кудри, каждый вечер расталкивала мужчину перед самым закрытием. Поначалу он упирался, но после того, как пришлось вытаскивать его с помощью охраны, Тора решил, что, ни лучше, ни хуже Шо от этого не станет, поэтому просто перестал сопротивляться и послушно собирал вещи, чтобы вернуться домой.

Где его никто не ждал.

Но только не сегодня, когда ему пришло странное смс от Саги, с просьбой поскорее вернуться домой, ибо он дико замерз уже, стоя на улице. Ничего толком не поняв, Тора прибавил шагу и, едва поднявшись на свой этаж, обнаружил темную, худощавую фигуру под дверью их квартиры. Сакамото приветственно вскинул ладонь, подбирая с каменного пола высыхающий зонтик и шуршащий пакет, доверху набитый стеклянными бутылками.
— Давай-ка немного расслабимся, нэ?

— И вбще… этого водиллу…ябего…убл…— Амано никогда не любил много пить. Конечно, как обычный мужчина, он мог выпить, даже много выпить по поводу чего-либо. Например, свадьбы своего младшего братишки или отмечая Новый Год Тигра. Но так наклюкаться, как он справедливо считал, он раньше просто не мог. Язык совершенно расходился со словами и мыслями, а перед глазами стояла мутная пелена, тянущая его в сон. Организм, насквозь пропитанный всеми возможными смесями напитков, от странных на вкус коктейлей, вплоть до обычной водки. Такаши предусмотрительно закупился антипохмельными лекарствами, разместив их на кухонном столике. Он просто не мог видеть друга в таком жутком состоянии, и это, пожалуй, было бы одним из возможных выходов, чтобы расслабиться. Гостиная, где они разместились, была практически усеяна пустой тарой, этикетками и ребристыми кругляшками крышечек. В воздухе повис чуть терпкий запах алкоголя, в смеси со сладковатым ароматом цветущего тополя.
— Блдь… чтбы этх дальнобщиков… — Тора уже и сам решил, что с него хватит молоть всякую чушь, заплетающимся языком и категорично поднялся с кресла. Ноги, словно ватные, даже не держали, поэтому Сакамото пришлось хватать его за плечи и тащить в спальню. В отличие от гитариста, он совсем немного принял на грудь.
Токио наполнился великолепным светопреставлением тысяч маленьких огней, созвездиями расположенных по ночному городу. Каждый мерцающий огонек – отдельная жизнь, со своими горестями и радостями. Что поделать, если даже при выключенном свете в спальне – у них сейчас тоже кусочек жизни, наполненной горем?
Из окна, во всю стену проник лунный свет – тучи после вечернего дождя, наконец, рассеялись, выпуская спутник земли на свободу.
— Така…он ведь правда выберется…? – в свете луны, лицо мужчины гротескное, наполненное болью, как на светотеневых картинах Рембрандта. Ломкие пальцы сжали плечо Сакамото – под легкой тканью рубашки наверняка останутся полукруглые лунки от впившихся в кожу ногтей с ободравшимся черным лаком. Больно, но сейчас это не то, на что стоит обращать внимание.
— Конечно. Шо хоть и такая мямля, но он никогда ничего не оставляет незаконченным – Сага с улыбкой вспомнил виденный им на комоде, недописанный текст песни почерком Казумасы – Он сильный человек.
— Ммм… — Тору окончательно разморило, и ослабшие ладони легко упали на покрывало. Устало выдохнув, басист заботливо укрыл Амано одеялом, который так и уснул в рубашке и штанах.

***


— А где ты оставил таблетки-и-и…? – Тора то и дело хватался руками за голову, по которой, казалось, бьют металлическими молотками. Глаза опухли, а на языке словно раскинула свои пески пустыня Сахара. После всего выпитого вчера, он справедливо полагал, что может оказаться в одной палате с Шо. А может быть и вовсе в морге, с биркой на пальце. И как назло нигде не находились припасенные Сагой таблетки от похмелья.
— Они должны быть на столике в кухне. Я же на видном месте оставил – искаженный электроникой, голос Сакамото то и дело прерывался гудками автомобилей. Это говорило о том, что он в данный момент за рулем и, судя по всему, стоит в пробке – Ну Амано, там я все положил!
— А…вот – Тора, не отрывая телефона от уха, распахнул верхние дверцы кухонного шкафчика, откуда и высыпались, шелестящей горсткой лекарства и коробочки – Всё, нашел, отбой.
Странно, может быть, Сакамото положил их сюда и забыл? Хотя, в общем, не важно. Спустя полчаса тошнота и мигрень отпустила, так что Тора почувствовал – жить можно.

Над проснувшимся городом раскинулось ясное небо, протыкаемое черными, ветвистыми лапами голых деревьев. Осень уже ушла с этих мест, но все еще, незримо теплилась в мягких листьях, покрывающих сырую землю и взглядах детей, собирающих из них последние букетики, как прощальные напоминания об этом времени года.
— Скоро уже пойдет снег – Нао отпил из кружки горячего какао, которое обычно было запасено Кохарой в каком-нибудь укромном месте и с таким трудом отыскалось в шкафчике прихожей. Видимо вокалист не желал делиться напитком во время визитов еще одного большого сладкоежки группы.
Воздух, пропитанный сыростью, запахом мокрой земли и испарившейся воды, наполнял кухню уютной атмосферой повседневности. Тора с грустной полуулыбкой вспоминал, как они с Шо, вот так же проводили выходные утра – на кухне, за чашкой кофе и какао, болтая о чем-нибудь или просто читая и погружаясь в свои мысли. Торе нравилось будить своего рыжего любовника мелодичными проигрышами на гитаре. Взгляд серо-зеленых глаз упал на маленькую солонку с перцем, в виде поднявшего лапку манеко. Когда-то, в пылу ссоры, Кохара запустил ею в Тору. Он никому до сих пор не говорил о нескольких, наложенных после этого случая, швах на затылке. Рана давно зажила, оставив на память едва заметный шрам и кошачью осторожность, при драке с Казумасой на кухне.
— Тора, ты меня слышишь? – Наоюки опустил голову на бок, заглядывая в глаза гитариста – Совсем ты никакой.
— Я нормальный – мужчина слегка кашлянул, собирая со стола посуду – Просто много думаю.
— О Шо?
Пальцы едва не разжались, грозясь выронить любимую кружку Кохары, из которой он заимел привычку пить кофе и чай. Вторую такую, с разноцветными, фарфоровыми тигрятами, он бы ни за что не нашел в продаже. Это был особенный подарок Шо на Рождество, который сам же вокалист и оприходовал.
— … И о нем тоже.
— Ладно – Мураи положил ладони на стол, по обе стороны от себя – Что будет с группой, ты не думал?
— Новый вокалист? – Амано вопросительно поднял взгляд.
— Нет уж – драммер категорически потряс головой – Не хватало снова привыкать к новому, какому-нибудь бесталанному шпенделю со своим характером, который так и норовит его показать.
— Иными словами: Шо никто не заменит – согласно кивнул Шинджи – Он, это половина популярности группы.
— Иными словами: он, это то, что делает нас группой – перефразировал Наоюки, улыбаясь уголками губ из-под белого изгиба кружки – Амано, ты бы ни за что не потерпел нового вокалиста.
— Если это в интересах… — начал было Шинджи, но тут, же был перебит грозным взглядом одногруппника — … Ну да. Не потерпел бы.
Действительно – видеть перед собой совершенно чужую спину, это все равно было бы, что поставить на постоянный повтор, жутко тупой фильм, от которого тебя заранее тошнит.
— Послушай Амано. Шо еще не умер, он просто временно заснул, чтобы восстановить силы и…
— Пожалуйста Нао!
Светло-сиреневая, матовая поверхность напитка отразила хмурое лицо драммера. Тора все еще не спешил принимать сложившиеся обстоятельства.
— Хорошо – наконец тяжко выдыхает Нао, словно весь день нянчился с детьми и только теперь наступил долгожданный отдых – Я заеду в больницу, проверю как он там.
Звук горячей воды, струями хлещущей по коже и грохот посуды в мойке. Амано заметно кивает головой, так и не обернувшись, чтобы посмотреть в глаза Мураи. Под тонкой домашней рубашкой ходуном ходят острые выступы лопаток – Нао только сейчас замечает, как сильно Тора похудел. Даже его самая маленькая рубашка, теперь практически висит на плечах.
— Если так и дальше продолжиться… боюсь, гитарист тоже понадобится новый.
Фарфоровая тарелка соскальзывает с рук и со звоном разбивается о паркет под ногами мужчины, разбрызгивая повсюду маленькие осколки и хлопья пены.
— Тора. Просто позаботься о себе, пока Шо заботиться о себе. Он не просто так рисковал жизнью.
Через пару шумных минут, наполненных шелестом одежды и хрустом застегиваемых молний, дверь в прихожей захлопывается с тихим щелчком, отделяя Тору от всего остального мира.
— Шо… — он уперся руками в край раковины и сполз на пол, даже не ощущая боли от осколков, которые впивались в его колени. Боль изнутри была сильнее бушующего торнадо, и подобно вихрю, острыми краями поднятого в воздух мусора, царапала, ранила по кругу, разрывая внутри все живое и трепещущее.
Ветер ворвался в кухню, сдувая по полу остатки пенки. И на мгновение, нежно коснулся черных волос, на висках Амано, словно пытаясь успокоить.

Это было так похоже на настоящее прикосновение, что Тора невольно дернулся и, подняв голову, огляделся вокруг. Все, что его окружало – это, по-прежнему, лишь пустая квартира и горстка белеющих, как стеклянные камушки на берегу моря, осколков тарелки.



вечер

Это все так и началось, хотя Амано просто не сразу заметил. То, что довольно сильно пугало его, потому как он существовал в квартире один, да и творческое мышление давало повод бурной фантазии, невольно выпуская на волю страх. Проще говоря, Тора с каждым днем ощущал чье-то присутствие. Незримое, прозрачное, как воздух, но едва ощутимое – иногда, сидя в пустой комнате, его спина покрывалась мурашками, от четкого ощущения, будто под боком, прямо возле него кто-то есть. Свернувшись клубочком и прижав руки, сжатые в кулачки, к груди, тихо и мирно сопит в плечо. Но собрав в себе всю силу воли, он оборачивался, находя глазами лишь пустое место на примятом диване или одеяле.
— Хм…где моё пиво? – он, не глядя, проводил рукой по гладкой поверхности журнального столика, но как, ни странно, алюминиевая баночка обнаружилась под столиком, хотя он точно помнил, что не ставил ее, практически себе под ноги.

Поэтому большую часть времени, он старался проводить в больнице, сидя у койки Казумасы, все так же не сдвинувшегося с места. Группа взяла перерыв, и каждый пропадал там, где хотел.
— Прошел уже месяц, Казу, а ты все так же, сладко спишь – мужчина привычно подцепил пальцами холодную ладонь и сжал ее в своей – Может поцеловать тебя, чтобы спящая красавица наконец пробудилась?
Он сам рассмеялся своей шутке, все так же, не отрывая взгляда от рыжего любовника. Раны на его лице уже почти зажили, оставив едва заметные белесые полоски шрамов. Загримировать будет проще некуда. Но затея с поцелуем, конечно же, изначально проваливалась, в силу прозрачного корпуса ивл на пол-лица. Машина, поддерживающая едва теплившуюся жизнь.
— Ааа, как же я скучаю по твоему хмурому выражению лица – Тора склонил голову на бок – Иногда даже по нашим дракам, битой посуде и твоим истеричным крикам.
Темнота заполняла больничную палату какими-то рваными волнами, будто на окна повесили темные занавески, сквозь которые еще пробивался неяркий свет ушедшего заката. Мир в очередной раз поглощала тьма.
Лицо Казумасы больше походило на лицо куклы, умело вырезанной под живую – бледное, перечерченное, как горами материки на карте мира, белесыми шрамами. Из-под трубы ивл, были видны пухлые губы, приобретшие чуть синеватый оттенок. Руки неживые, ледяные.
Амано каждый момент надеялся, что вот-вот сейчас, ресницы дрогнут, и он снова попадет в поле зрения серо-карих глаз.
— Амано-сан, больница закрывается – привычная уже фраза худенькой медсестры разрушает до основания мнимую сказку. Принцесса не проснется.
— Сейчас…


***

— Ты точно не хочешь, Амано? На его дне рождения будут многие наши коллеги по сцене! – Хирото с удивительной скоростью и задором уговаривал Амано пойти поразвлечься, чтобы отвлечь от дурных мыслей – Ну там будет много выпивки! – Тора улыбнулся, живо представляя себе, как Пон разводит перед собой руки, чтобы показать насколько много.
— Позовите меня, когда пригласите Дэвиса*. А пока – у меня дела.
— Да какие могут быть де…?! – голос Хиропона оборвался на полуслове и экран телефона погас. Все верно — никаких дел. Просто апатия.
Спасибо, Хиро, за заботу.

— Ну, вот я и дома – неяркий желтый свет озаряет коридор и часть гостиной. Все такое – пустое. Неприглядное. Тора мысленно делает себе пометку — лампочки надо будет заменить – скоро совсем потухнут. И цветастый коврик с котенком отнести в прачечную.

«С возвращением»

Руки вздрогнув, замерли, так и не дотянувшись до ботинок.
Что это сейчас вот было?

Шин поднял голову, так что волосы невольно закрыли глаза, но едва откинув челку назад, он не увидел ничего кроме пустых комнат. Послышалось?
Может быть, это был всего лишь свист ветра, или шепот его собственных мыслей, но он ясно слышал эти слова. По спине пробежали холодные мурашки. Так его, усталого, всегда приветствовал Шо.
— Наверное, я сам себе это ответил – никому и никуда не обращаясь, пробубнил Амано, пытаясь скорее стащить обувь.
В комнате были включены яркий свет, телевизор и музыкальный центр – полная гарантия того, что он не услышит больше этот запредельный, тихий шепот. Однако тактильные ощущения нельзя было заглушить никакой громкой музыкой.
Весь вечер, он словно на иглах сидел – опасаясь, что вот-вот сейчас вдруг что-то произойдет. В голове раздастся шепот, на кухне будет разбиваться посуда, в ванной что-нибудь загудит… когда со стороны туалета действительно что-то загудело, Тора едва ли не подпрыгнул из-за нервного напряжения. Это всего лишь соседи сверху, сверлили дырки для того, чтобы повесить что-нибудь на гвоздь.

Амано Шинджи, ты становишься параноиком!

Упрямо оттягивая край любимой черной рубашки с белыми буквами Slipknot, он протопал до кухни, и приоткрыл холодильную дверцу. Сок, желтая кастрюля с чем-то, прозрачные коробочки с луковым салатом и, как венец творения, гордо возвышающаяся над всем остальным, пачка майонеза. Как будто снова стал холостяком.

Хотя, по сути, я им и был, но Шо вполне можно считать фиктивной женой.

— Итак, что у нас на ужин?


Поскольку кухня у них была скромная и не большая, то микроволновку Кохара когда-то предложил поставить прямо на холодильник, чтобы сэкономить место. Получалось, что весь стол кухонного гарнитура был свободен. Захлопнув дверцу холодильника, Тора решил было сходить в магазин, но его мысли тут, же прервались острой болью вдоль всей макушки.
— Ай-ай-ай! – с чего-то вдруг открытая дверца микроволновой печи недружелюбно зияла своей квадратной пастью с тонкими полосками нагревательных элементов. И внутри, на прозрачном, круглом поддоне обнаружился сегодняшний ужин.
Тора приподнял бровь и с любопытством достал плотно закупоренную коробочку, вертя ее в руках. Откупорив синюю крышку, он обнаружил вполне себе пригодное для еды, мясо со сладким соусом и два холодных ролла. Судя по всему, это творение оставил после себя Саггачи, во время последнего визита пару дней назад. Надо же – Тора и забыл что такое нормальная еда. В отсутствии того, для кого он так старался неумело готовить, ему хватало лишь обыкновенной лапши и гамбургеров.

Задумчиво водя кончиками варибаси по белой тарелке и размазывая остатки соуса, Тора вспоминал, сколько же точно прошло лет, с тех пор, как он и Шо стали не просто партнерами и согруппниками. Когда они переступили эту черту, за которой начался странный мир новых ощущений. Он ведь даже не знал, когда примерно у них годовщина.

С девушками он тоже спал, конечно. Они, в отличие от Шо, были более мягкими, нежными и чувственными и с ними он себя чувствовал настоящим мужчиной, готовым повелевать и властвовать. И Кохаре в этом плане совершенно нечего было предложить – он такой же парень, как и Амано. Не особо мягкий, без груди и… если говорить о талии, стройных ножках и заднице, тут можно было бы и промолчать – фигура у него всегда была женственная. А уж характер – это гремучая смесь мужского эгоизма и бабской стервозности. Но, в отличие от женщин, в нем были свои плюсы – он всегда был на виду, не давал поводов для ревности и не ластился сам, когда это было не нужно или неуместно. Может быть, из-за этого Амано и выбрал Шо.
Тора вздохнул – эти мироощущения ну никак не приведут его к внезапному озарению по поводу даты начала их отношений.

Сентябрь? Или октябрь? Тогда, кажется, была осень и Казумаса сильно заболел. Он долго лежал в больнице, присылая фото всяких капельниц, отчего у Амано, иногда пробегала ледяная дрожь вдоль позвоночника – но даже при этом, он, всегда искренне улыбался всем, кто приходил его навестить. Как бы плохо он себя не чувствовал.




ночь

— Какого черта вообще?
— Похоже, про тебя совершенно забыли – Шо рассмеялся в темноте – Ну ничего себе.
— Я теперь тут значит, с тобой до утра сидеть буду? – Амано покосился на яркие огни, в которых, как в темной пучине вод с россыпью светлячков на поверхности, утопал ночной город.
— Придется – вокалист сонно зевнул, прикладывая рот худой, бледной ладонью. На его тонких запястьях были едва заметны темные точки от уколов – Тут ходит охранник, так что если громко постучишься, то тебя выпустят.
— Вот еще… — почему-то тогда Тора совершенно не хотел, чтобы его находили. Наоборот, его возбуждала одна только мысль о том, что он здесь забыт, в темноте и наедине с веселящимся согруппником, с которым мог провести всю ночь. Конечно, в хорошем смысле этого слова.

— Замерз? — Шо уставился на слегка дрожащие плечи Амано, который, чтобы не выглядеть слабаком, пафосно скрестил руки на груди.
— Вовсе нет — сердито буркнул гитарист. На что внезапно получил в лицо какой-то колющейся тканью. Шо, со словами — Одень это — кинул в него своим собственным, растянутым свитером из черной шерсти и вышитыми белыми квадратиками по краям рукавов и горловины.
— Спасибо за такую щедрость – под шелестящий смех Казумасы, напоминающий звук перекидываемых по асфальту ссохшихся листьев, Тора натянул на себя свитер.
Луна взошла высоко, замерев в зените ночного неба и безразлично поглядывая сквозь стекла окон на двух, мирно спящих, парней. Её свет, глянцевыми лужицами, расплескался по холодному линолеуму палаты. В высоком, чернично-черном небе неярко мелькали далекие звезды.
— Шо, ты спишь? – Холодные пальцы коснулись бледных щек вокалиста. Казумаса слегка вздрогнул, ощутив какое-то странное, нарастающее возбуждение, заставляющее кончики пальцев подрагивать от приятных прикосновений Торы. Похоже, только брюнету и не спалось нормально.
— Угу
— Тогда я могу быть честен.

О чем он там думал, Шо понятия не имел – только в следующий момент, рыжий ощутил, как его губы накрыла прохлада чужих губ, с остаточным запахом сигарет и апельсинов. Колючие рукава свитера мазнули по запястьям, когда тонкие, натренированные пальцы, сжали ладони Шо, крепко и нежно приковывая к постели. Слегка отстранившись, Амано подметил, что по квадрату лунного света, льющегося из окна, то и дело пробегают темные точки. Крошечные тени кружились, очерчивая острые выступы косточек под кожей Кохары, который заворожено, остановил взгляд на окне, поверх макушки гитариста.
За окном пошел первый снег.


Торе показалось, что его нервные рецепторы разом взвыли, ощущая совершенно неестественную для холодной кухни, обволакивающую теплоту, словно кто-то невидимый и прозрачный, как летний воздух, обнял его за талию.
Но на этот раз, он не позволил страху взять верх и едва вздрогнув, постарался просто не думать об этом. Это просто теплый порыв ветра.

— Чего же ты хочешь от меня, мой настойчивый призрак? – слова, брошенные в пустоту и так и не нашедшие ответа. Тора не мог, не признать, что это все-таки какая-то необычная странность, поселившаяся в его доме почти с того времени, когда Кохара оказался в больнице. Может быть это…?

Звук лопнувшего стекла внезапно резанул слух – стакан с чаем, стоявший на краю стола, ни с того, ни с сего, полетел вниз и разбился об пол, заставив Амано вскочить со стула.

— Черт! – душа ушла в пятки от всех этих паранормальных явлений, и Тора, не медля, натянул старую, черную куртку. Прихватив со столика сигареты и телефон с ключами, он еще раз заглянул на кухню – останки стакана, режущими бликами сияли в вечернем свете зарождающейся луны, напоминая собой острые скалы, торчащие из-под водной глади ночного побережья моря.
На собственный вопрос, куда ему следует пойти в такой поздний час, когда больницы уже закрыты, а на улице ледяной холод, ответ был только один – Сага.
Худой, стройный басист группы давно уже был своего рода лучшим другом и жилеткой и советником. Только у него, заявляясь с порога, Тора мог сразу нахально полезть в холодильник с возгласом – «А где у тебя есть пожрать?»

Ветер носил по асфальту влажные листья, наполняя воздух дурманящим, сырым запахом свежести и увядшей травы. Так часто пахло в их кухне, когда Кохара открывал на ночь окна. Сейчас Амано было жутко оставаться дома в одиночестве – лучше уж в этот раз переночевать у Такаши, а там, может быть он вскоре и привыкнет к этому. Сунув руки в карманы и натянув капюшон куртки, он, опустив голову, побрел вдоль ночных улиц. Ворох мыслей в голове никак не укладывался в общую картину – оправдывать разбившийся стакан и теплый ветер просто не хотелось. Просто ветер и просто стакан, разбившийся от ветра, вот и все.

Порывшись в карманах, он сжал замерзшими пальцами корпус мобильника. Остановившись в круге фонарного света, Тора достал телефон и, тыкая в матовые кнопки острым ногтем, быстро набрал смс.
«Хай, Така. Я иду к тебе»
Ответ не замедлил себя ждать. Видимо он все ещё не спал.
«Ок. Поторопись»
Синий свет маленького экрана тускло озарил появившуюся улыбку на лице мужчины и Тора поспешил прибавить шагу.

Время близилось к полуночи, но даже в такой поздний час, основные улицы оживленно перекликались рокотом моторов и звуком трения тысячи шин об асфальт. Тут и там, редкими сорняками в пустыне, возникали люди – либо прогуливающие свою бессонницу, либо спешащие с поздней работы. Некоторые парочки разбредались по домам и лав-отелям.
Представив на мгновение мысленную карту пути, Амано решил срезать путь, и пройти вдоль тихого перекрестка между домами и основной трассой. Здесь было гораздо тише и уже через дом можно было позвонить в нужный дверной звонок.
Так же, как и в прошлый раз, все происходило неожиданно. Амано замешкался, или задумался, но упустил тот момент, когда из-за поворота, резко разворачиваясь под прямым углом, вылетел спорткар. Водитель явно выжимал из машины предельную скорость, в то время как сзади блеснули сине-белые полосы полицейской машины с простреленной сиреной на крыше.
Последней мыслью Торы, когда фары осветили его щуплую фигуру, за секунды сокращая путь, была о том, что они с Шо, видимо чем-то притягивают эти машины. Раздался, режущий барабанные перепонки, визг шин, перекрывающий отборный мат преследуемого преступника. Машина загудела, а где-то под её низом раздался тонкий стук, как от перекатываемых в пустом баке камушков.
В спину Амано, будто что-то толкнуло, заставив тут повстречаться носом с бетоном бордюра. Полицейская машина, не обратив внимания на, едва не сбитого пешехода, продолжила погоню, оставляя за собой оглушающую, звенящую тишину и встревоженные лица жителей, которые выглядывали из тускло освещенных окон.

Что это такое было?

Тора совершенно спокойно осел на пешеходной дорожке, прислонившись спиной к холодной, кирпичной стене. Адреналин, резко подскочивший в крови, заставил конечности слегка задрожать, и в животе скрутился тугой комок только, что пережитого страха. Он был на волосок от того, чтобы все это странное кино резко прекратилось.
И его кто-то толкнул в спину. Совсем, как тогда.
Превозмогая внезапный, сковавший все тело, паралич, он поднял голову, но улица, как была, так и оставалась полностью безлюдной. Сердце билось, как бешенное о клетку ребер, словно птица, пытающаяся всеми силами вырваться наружу.

Что за аномалии, мать их, происходят?!

Тора попытался приподняться на ватных ногах, упираясь одним плечом о ту же стену. Сегодня точно должно было что-то случиться.



«Тора, ты где?»
Амано набросал смс о том, что решил провести этот вечер дома, на что, как и ожидал, получил вполне сочный ответ, с яркими и красочными описаниями его личностного поведения и характера, а так же о том, что будить хороших людей среди ночи – есть полное паскудство.
Потом он разберется с Саггачи – сейчас важнее было то, что в больнице, возле которой он собственной и находился в это время, горел свет. В одном единственном окне – там, где лежал Казумаса.
— Господин, вы ведь друг того молодого человека с рыжими волосами? – та самая, молоденькая медсестра остановила свой шаг прямо возле него – Удивительно…
— Я похож на привидение? – саркастично приподнял бровь Тора, желая только одного – быть сейчас в той палате – Там…?
Медсестра проследила за его взглядом и широко улыбнулась, обнажая белоснежные ряды зубов.
— Он внезапно очнулся. Меньше пятнадцати минут назад. От того и удивительно, что вы здесь, А…Амано-сан – наконец-то вспомнила его имя девушка – Но сейчас он слишком слаб, так что навестить его сможете только завтра.
— Завтра… — как во сне повторил Тора, ощущая, как замершее сердце вновь набирает свой ритм. Так нарастали звуки его гитары в начале партий.

Шо. Наконец-то он проснулся.

— С вами все хорошо? – медсестра осмотрела его с ног до головы, заключив про себя, что выглядит мужчина не важно – Если нужна помощь…
— Все в порядке – мужчина улыбнулся, поправив спадающую челку — Уже да.



Обои на маленькой кухне приобрели спелый, персиковый оттенок. Солнце, лениво поднимающееся из горизонта, все ещё цеплялось за черные силуэты высоток, нетерпеливо ожидающих свой новый рабочий день. Очередное утро наполнялось острым запахом ночного мороза, смешиваясь на границе открытой форточки с приятным ароматом горячего, вишневого чая.
Высокий мужчина с черными волосами, не спеша докурил сигарету и метким броском выкинул окурок в окошко, а затем, подхватив остывающую кружку с разноцветными фарфоровыми тигрятами, понес её в спальню.
— Принцесса, залезь под одеяло и не виляй своим задом так соблазнительно! – Шо от испуга невольно подскочил и сердито нахмурил брови.
— Я не принцесса!
— Ладно, спящая красавица – подтрунил Тора, глядя, как вокалист популярной группы, будто пойманный ребенок, выключает приставку и, с бурчаньем, заползает обратно на кровать. Ей Богу, как больной ребенок, которому родители запретили вставать, а уж тем более играть в компьютерные игры.
Услышав второе сравнение, Шо выполз с другой стороны одеяла, состроив оскалившуюся мордочку.
— Еще слово, и…
— Держи-ка – не обращая внимания на активное махание перед носом, тонкими руками, Тора уселся на краю постели, заставив проглотить приятную жидкость – Избавляет от вредности.
Шо поморщился.
— Не, надо что-нибудь подейственнее.
— Ммм – брюнет сделал задумчивый вид – Наручники и плетка?
— С ноги и по яйцам!
Шо сердито фыркнул, хотя в его серых глазах мелькали искорки озорства.
— Какой ты добродушный – рассмеявшись, Амано нагло повалился всей тушкой на колени больного. Сейчас он чувствовал себя на своем месте, рядом с этим забавным парнем, сдувающем с носа кончики своей челки. Именно так было правильно и должно было быть. Амано вряд ли бы стал что-либо менять.

С тех пор, кстати, загадочный полтергейст больше не появлялся.

back