Короткая язвительно-грустная усмешка – вот и вся реакция на эту странную газетную статью. Откровенные интервью ты стал давать, Гишо. Интересно, как Хакуэ отреагировал на то, что ты так открыто назвал его "ошибкой молодости"?
Сколько же новых поводов для глупых девичьих фантазий ты дал этими словами! Никогда не понимал, почему девчонок так интересуют наши личные жизни. Но слишком многие мальчикообразные фанатки принимали весь фансервис за нескрываемые любовные отношения.
И иногда они были даже правы. Но лишь иногда.
Бросаю газету в корзину для бумаг. Следом в который раз отправляются мысли-воспоминания о Рюичи.
Распахнув окно, всматриваюсь в темноту.
Где-то там, в узких лабиринтах ночного Токио, ходят тени моих бывших любовниц и любовников. Где-то там, за одним из темных окон, тихо спят две женщины – дочка и та, что ее подарила. А я в очередной раз провожу ночь в пустой студии...
Вспоминаю Хакуэ, который несколько лет назад, смеясь и вытирая выступившие слезы, рассказывал о вычитанных бессонной ночью в Интернете рассказах о нас с ним. И с еще более безумным смехом, в котором, впрочем, уже тогда слишком заметны были ноты одиночества, предлагал попробовать повторить все описанные извращения. Правда, он предложил предварительно вызвать на дом врача. Или взять уроки у акробатов.
Да я и сам тогда хохотал как сумасшедший, хотя не был даже пьян. Нет. Вру сам себе. Я был безумно пьян. Свободой и, так же как и он, одиночеством...
А ведь нас с ним и правда связывают очень близкие, я бы даже сказал, интимные отношения. Каждый раз, встречаясь в клубе или в баре, мы бросаемся друг к другу с одной единственной фразой: "Ну, наконец-то! Пойдем, напьемся?"
Да, так и только так – никогда ничего больше. Пьем, говорим, обсуждаем музыку – свою и чужую, меряем пустыми взглядами проходящих мимо парней и девчонок и снова возвращаемся друг к другу и к стоящим на столике бутылкам.
Но теперь все это происходит гораздо реже.
Стареем. Устаем. А может, просто осень?

Я всегда знал, в каком баре или клубе искать Хакуэ. Но теперь его, как и меня, очень трудно куда-либо вытащить. Впрочем, звонок в 2 часа ночи вряд ли сможет разбудить или отвлечь от кого-нибудь вокалиста Penicillin. В последнее время в его постели бывает только одна любовница – бессонница.
- Доброй ночи, Танака-сан.
- Суги-кун! К чему так официально?!
- Не разбудил? – я знаю, что нет, но все же вежливость никто не отменял.
- Издеваешься? – в голосе нотки грусти и легкого раздражения. – Ну, раз уж мы оба не спим, может...
- Напьемся? – продолжаю его слова.
- Именно! – теплый смех неожиданно снимает накопившиеся за день усталость и напряжение. – Ты в студии.
Ни одной вопросительной интонации, все-то он всегда про меня знает.
- Как обычно...
- Я заеду минут через тридцать.
Связь обрывается. Все правильно, Хакуэ-кун. К чему тратить время на телефонный разговор, если вся ночь будет усыпана солью слов.
Странное таинство – ждать. Я снова ловлю себя на том, что улыбаюсь.
Впервые мне приходится его ждать и это весьма... неожиданно и интригующе, что ли...
Впрочем, к чему бы? Просто два старых во всех смыслах этого слова друга решили вместе напиться. Не более того. Но почему-то упрямо не выходят из головы несколько сказанных Гишо фраз. Перекатываются мыслями-камушками, обрастают личными воспоминаниями.
Чтобы как-то отвлечься, включаю сделанную днем демо-запись новой песни. Да, - то, что надо. И что может быть проще, чем взлет в одиночество голоса? Продолжаю стоять у окна и слушаю музыку, машинально отмечая, что и где нужно поправить. И свой же прокуренный, расплесканный нотами голос почему-то действительно успокаивает...

Относительно шумный, но довольно уютный бар привычно принимает нас в свои объятия, предоставляя все, что сейчас необходимо – угловой столик с удобным диванчиком и авангардный натюрморт из бутылок разного внешнего вида и содержимого. Чуть прищурившись, наблюдаю, как Хакуэ молча пьет уже второй стакан чего-то алкогольного. Почему-то вдруг думаю, что даже не знаю его предпочтений – никогда не обращал на это внимания. Не сразу понимаю, что меня настораживает, но...
- Почему ты молчишь, Хакуэ-кун? На тебя это как-то совсем не похоже.
Все так же молча отмахивается, со стуком ставя на стол пустой стакан. Наполняет его снова.
- Знаешь, наверно, я все еще надеялся его вернуть, а тут это интервью...
Замолкает, видимо, подбирая слова. Киваю, взглядом говорю, что понимаю, о чем речь. Хакуэ нервно улыбается и заметно расслабляется. Понимаю, – он рад, что ничего не придется объяснять.
- Я до самой свадьбы Рюичи надеялся, что смогу... Хотя, казалось бы, зачем?
Наконец-то следую примеру Хакуэ, и второй стакан чего-то чуть сладковатого следует за первым.
- У тебя есть дочка, но... Разве это то, что тебе нужно, Суги-кун? А с ее матерью ты давно не живешь...
Понимаю, что он хочет сказать. И молча удивляюсь. Странно, что сегодня Хакуэ такой нерешительный. Обычно говорит все, что думает – в скрытности его не упрекнешь.
- Ты тоже упал в одиночество?
Вздрагивает и в упор смотрит на меня. Взгляд полон сухого льда – перевожу – "не тронь!". Испытываю что-то вроде легкого шока – даже и не думал, что он может _так_ смотреть. Все слова куда-то сбежали под этим взглядом, успел поймать только одно.
- Извини...
Хакуэ низко наклоняет голову, чуть не касаясь лбом столика.
- Нет, Суги-кун, это ты прости. Весь день не могу понять, что со мной. Почему на меня так повлияли его слова. Ведь не люблю. Не люблю же. Давно. А вот как... игрушка...- резко вскидывает голову, и я впервые замечаю слезы на кончиках его ресниц. – Как любимая кукла – моя и точка. Поставить в коробку и никому-никому не дать прикоснуться... Никогда.
Обвиваю пальцами его запястье – Хакуэ машинально повторяет этот жест и благодарно улыбается.
Я знаю, как нужно разделить такую боль с кем-нибудь...
- Выговаривайся...

Уже неделю мой график практически не меняется: студия-бар-студия-бар...
Казалось бы, за эти семь ночей мы сказали все, что могли, рассказали все, что было. И все же сегодня он снова позвонил и, по его словам, сказанным сквозь чуть напряженный смех, пригласил на свидание.
- Ну, вот и еще одна ночь оправдана нашей встречей, Суги-кун.
Что-то внутри сжимается от этой будто бы случайной фразы. Улыбка Хакуэ невольно стягивает тень усталости с моего лица, но не вызывает ответную. А он сидит так близко... Он ближе, чем вдох. И мне вдруг не хватает воздуха. Осторожно отстраняюсь, замечая плеснувшийся в его глазах испуг.
- Что-то не так?
- Нет, нет... ничего личного. Наверно, просто осень...
Хакуэ кивает, грустно и чуть нервно улыбается.
- Я понимаю. Слишком долго выпестовывал свое одиночество, Суги-кун, чтобы позволить кому-то его разрушить?
- Хакуэ-кун, мы давно вместе нашли ответ на этот вопрос. Мы – только друзья, разве так не лучше? Разве это не было нашим общим решением?
Он отводит взгляд. Слишком поспешно. Понимаю, что Хакуэ задет этой весьма циничной в своей правильности и правоте фразой. И почти горжусь им, когда он вдруг светло улыбается и кивает. Но тут же осознаю, что ошибся. Танака-сан не из тех, кто не предпринимает еще хотя бы одной попытки.
- Но это было так давно, Суги-кун. Многое изменилось...
Тихий вкрадчивый голос едва не заставляет меня почти заворожено кивнуть. Но я успеваю остановить себя. Интрижка разрушит дружеское понимание, а серьезные отношения... Нет, на них давно наложено табу.
- Ничего не изменилось.
Он кивает, закусив губу.
А я впервые в жизни ухожу из бара абсолютно трезвым. И не важно, что легкие разрываются от невозможности крика.

Возвращаюсь в пустую студию. Стиснув зубы, заставляю себя не думать о том, что он говорил, о том, что могло бы быть... Могло бы? Мысль обжигает как глоток хорошего виски. Прислушиваюсь к себе и с ужасом понимаю, что... да. И с еще большим ужасом вдруг осознаю, что хочу, чтобы это "что-то" было! Закрываю глаза и расстреливаю словом "нет" каждую робкую мысль о Хакуэ.
Странно, я смог заснуть. Но пиликнул телефон, принимая сообщение. А мне снилось, что осень закончилась, и что я жив. Зря я проснулся...

"Знаешь, я вспомнил, недавно в какой-то из книг обещали весну"
Открыв окно, всматриваюсь в рассеивающуюся темноту. Где-то там, в грязных лабиринтах Токио, все еще ходят тени брошенных мною любовниц и любовников. Где-то там, за одним из темных окон, беспокойно спят две женщины – любимая дочка и та, что не нужна.
И это не слезы.
Наверно, просто дождь ладонью у лица.
И где-то там, в прокуренном, но довольно уютном и в меру шумном баре по-прежнему ждет Он.
Я ненавижу подобный способ общения, потому не отвечаю.
Но...

Второй раз за ночь бар встречает меня чужой музыкой и теплым блеском таких родных глаз.