Нажатие на кнопку запустило работу простого механизма. Небольшой рычажок соскользнул, и лезвие, щелкнув, сверкнуло на солнце.
Металл всегда был рабом человека – служил защитой от врагов; выплавленный в причудливые формы, сверкал в россыпи драгоценных камней. Металл нагревался от гнева в момент нападения и остывал вместе с бездыханным телом….
От размышлений Ватару оторвал внезапно включившийся телевизор. Улыбчивая девушка на экране сообщила о том, что столбики термометров поднимутся еще на пару градусов вверх.
Миявяки застонал и откинулся на спинку дивана – жара под сорок стояла уже вторую неделю, и он банально устал.
Всё начинало его раздражать: шум за окном; холодная минеральная вода, которая не приносила облегчения; слишком громкий звук кассового аппарата в ночном супермаркете.
Но больше всего злило присутвие чужого человека в его доме.
Ватару до сих пор не понимал, с чего вдруг решил пустить Тоору пожить к себе, пока тот не найдёт новую квартиру.
Но, так или иначе, сейчас этот человек находился на его личной территории, и это, казалось бы, нелепое ограничение свободы приводило Миявяки в бешенство.
- Ничего, что я взял этот гель для душа? – Ватару вздрогнул от довольно высокого по тональности голоса барабанщика.
Он вообще ненавидел громкие звуки. Тишина – вот лучшая музыка, которую он мог представить себе.
Ватару лишь молча встал и двинулся в сторону кухни.
Тоору внимательно проследил глазами за вокалистом. Каваучи прекрасно понимал, что является тут далеко не желанным гостем. Он с легкостью мог бы остаться у Сакая, но, ему давно не давало покоя странное поведение Ватару – его уже какая-то параноидальная боязнь всех окружающих и желание остаться одному. Казалось, что вокалист как будто надел на себя оболочку – страшную в своём безразличии маску.

А ведь раньше они довольно близко общались….
Однажды, Ватару попросил его прогуляться с ним по крыше какого-то небоскреба. Был теплый летний вечер и какая-то странная тишина, которой обычно не бывает в оживленном Токио.
Они просто сидели на широком карнизе, свесив ноги вниз – Каваучи не улавливал всего, что рассказывал ему вокалист, он лишь изредка кивал и наслаждался тембром его голоса. «Он словно отлаженный инструмент в руках гения….» - пронеслось тогда в голове у Тоору. Это действительно было похоже на музыку.
Но, в любой момент струна могла оборваться.
Дзынь!
Ватару сорвал что-то с шеи и отбросил от себя – кулон ударился об металлическую поверхность стены и полетел вниз – скручиваясь змейкой.
- Что эт…., - Тоору не успел договорить, потому что вокалист протянул ему руку.
- Ты мне доверяешь? - если бы лицо Ватару не было таким серьезным, Каваучи подумал бы, что тот шутит.
- Да…
Вдох…
И в следующее мгновение Миявяки толкнул его к краю платформы и придавил сверху, не давая упасть.
От страха у Тоору просто перехватило дыхание, он вцепился в вокалиста и зажмурился.
- Близость строится на доверии, а оно не строится на лжи, - прошептал Ватару.

Каваучи тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и посмотрел в сторону темного коридора, в котором только что скрылся вокалист. Вздохнув, он решил последовать за ним.
«Ватару…. Эй, ты слышишь меня, Ватару?!».
Миявяки зажал уши руками и рухнул на стул. Этот странный голос, звучащий где-то глубоко в мозгу преследовал его уже несколько недель. Он был похож на демона – постоянно подталкивая Ватару к чему-то. И его больше пугало понимание того, что он начал соглашаться с этим голосом. Мужчина перестал общаться с окружающими.
Страх.
Страх перед тем, что его посчитают сумасшедшим, упекут в психушку.
Не поверят.
«Признайся, ведь он тебе нравится. Такое молодое совершенное тело, как можно его не хотеть. Ватару, посмотри – он весь твой – смотрит доверчивыми глазами, как ягнёнок».
- Н-нет, убирайся. Что тебе от меня нужно? – какая-то часть сознания Миявяки еще сопротивлялась собственному наваждению, - он же мой друг!
Пальцы скребли гладкую, натертую до блеска, поверхность стола; из крана капала вода, а дыхание, казалось, хотело оставить легкие без воздуха. Вена на виске пульсировала, и Ватару боялся.
Он бы никогда не признался себе в этом, он не хотел быть униженным и раздавленным какими-то низменными человеческими желаниями и страхами.
Он всегда насмехался над ними, и вот, теперь они смеялись в лицо ему самому.
«Не ври себе! Ты ведь уже заплатил, так почему не хочешь забирать товар?».
Ватару зашипел и со всей силы стукнул кулаком по столу, чтоб физическая боль хоть немного отрезвила сознание.
- Вачи, что ты? - Тоору застыл в паре шагов от вокалиста, робко протянув к тому руку, раскрытой ладонью вверх.
Злость неожиданно ударила в виски, отозвавшись адской, режущей болью, словно раскаленное лезвие.
Убить, истребить, уничтожить. Навсегда расправиться с этой чертовой слабостью.
Он так хотел стать идеальным героем своих песен - психом, которого бы все боялись и восхищались одновременно.
Но вместо этого в зеркальной поверхности стола отражался какой-то загнанный, испуганный человек, с затуманенным взглядом.
Он был жалок, и за это ненавидел себя.
- Убирайся! – Миявяки замахнулся для удара; время как будто замерло, капля в кране растягивалась, как резиновая; а секундная стрелка на часах потеряла свое предназначение – стремиться вперед.
- Ты что, совсем сдурел?! Тебе нужно к психиатру, Вачи! – Тоору перехватил руку вокалиста и неожиданно для самого себя перешел на крик.
Он тоже боялся, но это был совсем другой страх.
Страх за дорогого ему человека.
Страх насквозь пропитал эту квартиру.
- Замолчи!!! Не смей называть меня психом, не смей, слышишь? Какое ты имеешь право?! – Ватару резко толкнул барабанщика к стене и зажал ему рот, - Замолчи, замолчи, замолчи!!!!
Он повторял это слова как заведенный, все сильнее прижимая Тоору.
«Ну же. Посмотри – он так близко. Совсем беспомощен. Расправься со своим страхом сейчас – стань, наконец, сильным и познай удовольствие. А потом мы вместе будем праздновать твой триумф».
- Замолчи…, - Миявяки немного ослабил хватку и Каваучи тут же попытался вырваться.
«Ты жалок!».
Эти слова нажали на какой-то рычажок в голове Ватару, и механизм запустился.
- Нет! – мужчина отнял руку только для того, чтобы со всей силы ударить ей по лицу Тоору. Тот вскрикнул и попытался отвернуться.
- Сука, смотри мне в глаза! – Миявяки схватил барабанщика за подбородок и резко развернул его голову к себе, - Я знаю, зачем ты пришел сюда – ты хочешь рассказать им обо мне, посмеяться, унизить!
Страх… вот теперь эти два сознания, борющиеся друг с другом, действительно боялись.
Липкая, мерзкая паутина медленно опутывала их.
Вырваться было невозможно. С каждым рывком все ближе к смерти.
От Тоору пахло гелем для душа и чем-то пряным. Этот аромат мешался с ужасом и злостью, полностью захватившим Ватару, и возбуждал его.
Одна рука вновь зажала рот, а второй Миявяки стал с силой гладить по плечам и груди барабанщика, царапая кожу через ткань.
Ему хотелось причинить боль – растоптать и унизить.
Чтоб не чувствовать всего этого самому.
Тоору зажмурился и расслабился – ему было плевать, даже если сейчас в него всадят нож. Он уже ничего не мог сделать. Как бабочка в руках любопытного ребенка, который с интересом отрывает ей лапки, затем трепещущие крылышки.
А потом игрушка надоедает, и он со злостью топчет её ботинком
Каваучи было больно от укусов Ватару, которыми тот осыпал его шею, но не было страха.
Он уполз куда-то под шкаф, шипя и зализывая раны.
Всё это было похоже на танец или борьбу.
Агония / стоны / вспышки фар за окном / секундная стрелка сорвалась с места и стремительно побежала вперед.
Ватару кусался – ему хотелось разодрать зубами эту горячую кожу, увидеть кровь и попробовать на вкус свою победу.
Стоны иногда сменялись вскриками; рука уже не зажимала рот барабанщика, а сам он, подобно сломанной кукле, прислонился к стене, опустив руки и голову.
Страх шипел в углу, скаля клыки и сверкая шестью красными глазами.
Возбуждение было каким-то неестественным – словно слишком яркая краска на мрачной картине. Иногда Ватару не выдерживал и целовал искусанные губы барабанщика.
- Я в-ведь люблю те - тебя…., - вскрикнув от резкой боли, прошептал Каваучи.
Со шкафа упала кружка и со звоном разбилась о кафельную плитку; страх с воем взметнулся на задние лапы, и, теряя зловонные ошметки разложившейся плоти, бросился к выходу.
Ватару, как рыба, хватая ртом воздух, попятился назад, его лицо исказила гримаса ужаса.
Он смотрел на свои руки, сведенные судорогой пальцы – это были руки убийцы.
Окно распахнулось, и какой-то страшный, нечеловеческий вой заполнил собой всю кухню.
Это было возмездие, плата за искушение и удовольствие.

- Тише, тише – успокойся, там никого нет - Тоору гладил Ватару по волосам и уговаривал его будто маленького ребенка. А тот лишь забился в угол и поскуливал, раскачиваясь из стороны в сторону, указывая дрожащей рукой куда-то вперед.

В дверях стоял огромный черный пес и скалил зубы в усмешке.

back