Трэклист: Dir en Grey - Sa Bir

По комнате медленно растекается золотисто-огненный закат, расплескивая яркие брызги на гладких поверхностях немногочисленной мебели. Тонкий слой пыли наполняется желтоватым свечением. Солнечные тона постепенно смешиваются с более глубокими медными оттенками. Температура воздуха все еще зашкаливает на стильном термометре, криво прикрепленном к пластиковой раме окна. Очередной августовский день подходит к концу. День, наполненный жарой, горячим асфальтом, раскаленным воздухом и ленью.
Как назло сплитсистема полетела еще вчера. Ненадежное качество теперь становится частью Японии? И ведь некому заняться починкой. Вечная нехватка времени. Ведь никто не будет сидеть днем в этой душной квартире и ждать, когда приедут и исправят поломку. Потому что на носу выход нового сингла, а за ним и альбома. Жизнь проходит в студии, под мрачными взглядами уставших согруппников, парами недовольства, но зато с работающими кондиционерами.
Дышать в квартире решительно нечем. Одежда неприятно липнет к телу, а охлажденные напитки, приправленные крошеным льдом, уже не помогают. Дайске не выдержал первым. Перерыв всю документацию в доме, он нашел гарантийный талон с заветным номером. С этой находкой и застыл на пороге гостиной, заворожено глядя прямо перед собой. Сложенный вчетверо лист незаметно выпал из разжавшихся пальцев, неслышно скользнув на пол.
Каору распластался по ковру в вальяжной позе, едва опираясь спиной на диван. Клетчатая рубашка была полностью расстегнута, бледная кожа отливала бронзовыми оттенками заката, сверкая матовым свечением. Последний солнечный луч застыл на приоткрытых пересохших губах. Он дышал часто и неглубоко, шумно втягивая расплавленный воздух. Глаза были закрыты, длинные ресницы трепетали, бросая неровные тени на скулы. Влажные волосы, недавно намоченные под холодным душем, хаотично облепляли лицо и шею. Капли пота вперемешку с еще не высохшей водой стекали по ключицам. Совершенство.
Дайске шумно сглотнул. Казалось, что Каору уловил этот звук, едва заметно поморщившись. Сейчас его раздражало все: невыносимая жара, мокрая одежда, постоянная жажда, гитарная партия, крутящаяся в голове уже третьи сутки подряд, лишний шум, который создавал Андо, перерывая квартиру в поисках гарантийного талона. Сам Ниикура прекрасно знал, где находится документ, но ему действительно лень было разлепить губы и облегчить поиски. Лень было даже дышать. Хотелось спать, но одна мысль о горячих простынях вызывала тошноту и нежелание сдвигаться с этого места. Капля пота стекла по бледному виску, но даже ее стереть было лень.
Каору слышал, как Дай медленно приблизился к нему. Плотный обжигающий воздух волной прошелся по руке от этого движения, вызывая неприятное раздражение. Дайске кончиками пальцев коснулся обнаженной груди, будто опустил руку в расплавленное золото. Затаил дыхание, заворожено созерцая красивый контраст кожи. Ниикура дернулся, стараясь уйти от прикосновения. Оно его раздражало. Пальцы скользнули ниже, едва задевая подтянутый торс, вызывая напряжение мышц. Дышать стало еще тяжелее, воздух болезненно резанул легкие.
Дайске протянул вторую ладонь, смело накрывая живот и соскальзывая на бока, едва ощутимо сжимая их. Каору податливо прогнулся, при этом недовольно зашипев. Теперь он дышал через рот, сильнее приоткрыв его. Вдыхая желание и выдыхая согласие, излучая чистый секс.
- Дайске, отвали, - не грубо, но уверенно, чуть хрипловатым голосом. Но его слова вряд ли были восприняты.
Сухие губы коснулись горячей влажной кожи, собирая солоноватую пряность. Жажда накатилась с новой силой. Каору замычал скорее от недовольства, нежели от наслаждения. Но убирать горячие ладони, неприятно прилипшие к его бокам, не спешил. Не хотелось лишний раз шевелиться. Раздражало.
Дайске повторял одному ему видимые узоры на давно изученном теле губами, оставляя сверкающую нить слюны на и без того мокрой груди, сжимал руки сильнее, с наслаждением чувствуя факт склонности к полноте лидера. Не удержался, склонился ниже, лизнув ощутимый рельеф бедра.
Сильная рука, увитая затейливыми узорами татуировок, уперлась в угловатое плечо, останавливая, запрещая, настаивая. Андо мягко стряхнул ее с себя, не собираясь отказывать себе в доступном удовольствии. Ладонь тихо шлепнулась на обнаженный живот и вяло скатилась по телу на ковер, как неживая. Дальнейших попыток препятствовать не последовало. Бесполезно.
Дай просунул руки дальше, распахивая полы рубашки и сводя ладони у позвоночника, слегка приподнимая безвольное тело. Каору лениво стек на пол окончательно, задышав еще тяжелее, с недовольством ощущая пряди волос, щекочущие кожу живота. Хотелось убрать их вместе с липкими влажными ладонями.
- Отвали, - повторил он, тихо кашлянув.
Молчание в ответ и звуки едва ощутимых поцелуев. Бесило это безразличие.
А Дайске уже сходил с ума, буквально плавя раздражительную к прикосновениям кожу своим срывающимся дыханием. Его собственная футболка, казалось, уже промокла насквозь. Но сил оторваться от столь манящего бронзовым свечением, сладковатым привкусом пота и едва чувствующимся ароматом геля для душа тела было нереально. Он любил каждую частичку, все плавные изгибы, будто нарочно созданные только для его ладоней, каждую волосинку, переливающуюся в последних лучах солнца.
Не отпуская податливо-равнодушного тела, удерживая его одной рукой, второй обхватил тонкую щиколотку, скрытую материалом легких льняных штанов. Беспощадно сминая и без того мятую ткань, он стал неторопливо задирать штанину, обнажая красивую голень, ведя по ней широкой ладонью. Небрежно толкнул другую ногу своим бедром, устраиваясь между ними.
Бесподобное зрелище беспомощного лидера DeG вызывало желание несравнимое ни с чем другим. Редко Каору позволял так вольно обращаться с собой, быть одновременно грубым и нежным. Открывая доступ к шее, откинув голову назад, елозя волнистыми волосами по полу, он лишь подавался любым прикосновениям. Ему было все равно. Он хотел только прохлады и, возможно, стакан пива со льдом.
Дайске заботливо уложил Ниикуру обратно на пол, даже не взглянув на равнодушное выражение лица. Ему было плевать сейчас на недовольство и капризы, он наслаждался доступным совершенством. Возможность иметь будоражила сейчас больше, чем все концерты вместе взятые. Даря внимание и прикосновения гладкому изгибу голени, он согревал дыханием обнаженное колено. Кто там создавал список самых привлекательных участков тела мужчины? Почему туда не включили изящность стопы, тонкость щиколоток с выступающей косточкой, которая буквально напрашивается на поцелуй, линию сгиба колена с заманчивой впадинкой, переплетения вен с неповторимым рисунком, упругое бедро, скрытое пока светлым льном.
Утопая в лучистом сиянии быстро проходящих мгновений заката, Андо целовал все то доступное с застывшим на лице удовольствием. Этого было мало… Слишком мало. Не растрачивая драгоценную нежность, гитарист рванул с партнера штаны, выдрав пуговицу. Каору безвольно дернулся вслед за резкими движениями, лишь недовольно промычав. Железная выдержка. Идеальная игра. Широкие штанины соскользнули, обнажая красивые ноги. Дайске едва не подавился слюной при виде этого изобилия сексуальности.
Подхватив одну ногу лидера, он закинул ее на плечо, продолжив изучать губами все, что выше колена, несильно сжимая рукой все ту же обцелованную лодыжку. Ему доставляло несравнимое удовольствие эта затяжная пытка. Никто не мешал, не подгонял, не торопил. Краем глаза мужчина видел все изменения на лице своего любовника. Равнодушие? Нет, все еще игра. Но с каждой секундой она все чаще дает сбой. А еще было заметно, как судорожно Каору сжимает мокрой ладонью длинный ворс ковра.
- Андо, заканчивай быстрее, и я снова пойду в душ, - наигранное раздражение. О да, он понял, что его раскрыли. И это теперь тоже бесило. И в голосе слышится предательская дрожь, блаженный оттенок желания.
Дайске опустил ногу на пол, отталкивая ее дальше. На секунду замер, любуясь этой такой знакомой до приторной сладости позой лидера, а потом улегся, вызвав раздражение трением грубой ткани рубашки о внутреннюю сторону бедра. Привычно навис над распростертым телом, склонился совсем низко, жадно вдохнув запах тела. Уже не геля, пота и чего-то еще, а истинный аромат Ниикуры Каору. Лучше любых одеколонов и другой химии.
Глаза лидера были все еще закрыты. С легкой улыбкой, Дай тихонько дунул на сомкнутые веки. Но даже столь безобидное проявление нежности в душной, наполненной парами жаркого дня, неугасающего лета и разгорающейся страсти, комнате вызывало прилив дурноты и новой волны пота. Каору хрипло запротестовал, отвернув голову от этой пытки. Дайске протянул ладонь, настойчиво обхватив подбородок, снова разворачивая лицо к себе. Осторожно лизнул косточки, сходящиеся под идеальным острым углом. Едва коснулся губ в немой просьбе. Ответной реакции не получил. Ниикура не собирался сдаваться напору жары и возбуждения так легко. Но упрямство – черта характера басиста, а не его.
Андо поцеловал более напористо едва раскрытые губы, скользнул языком по влажной гладкости зубов. И снова отступил в ожидании. Обхватил нижнюю губу, чуть втянув в себя, увлекая вниз. Каору дернулся, освобождаясь от горячего плена, и закинул голову назад. Обжигающий взгляд прошелся по длинному изгибу шеи, коснулся острых ключиц. Это желанная пытка.
Оставив попытки дождаться ответа, гитарист целовал тонкую жилку, впитывая учащенный пульс, наслаждался манящей близостью, упивался биением сердца под тонкой защитой ребер, которые с явным желанием пересчитывал губами, задевая соски. Он пока не настаивал и не требовал, лишь чувствовал приятную податливость.
Вновь приподняв тело, он медленно стянул с безвольных рук мешавшую рубашку, оставив лидера в одном белье.
- Дайске… - Каору сглотнул остаток надоедливой реплики, оставив на губах привкус имени.
Андо жадно слизнул с них эту роскошь, получив долгожданный ответ. Поцелуй пленил своей нежностью, неторопливостью, нежеланием углубляться дальше, только изучение поверхности, стирание сухости и упертости. Поцелуй двух мужчин не может быть красивее этого.
Погружаясь в дурманящую нежность, Дайске продолжал воспринимать малейшее изменение в поведении любовника. Но тот сдал свои позиции лишь в этом, в остальном же продолжал упорствовать. Но это пока.
Не отрываясь от пряности губ, мужчина отпустил руку, в очередной раз позволив податливому телу распластаться по ковру. Влажной ладонью скользнул по обнаженному бедру, чуть сжимая его, заставляя подвинуть ногу ближе, вжимая ее в свое тело. Светлая нежность медленно перетекала в расплавленную развратность. Тела накалялись. Температура вокруг них лениво ползла все выше, норовя растечься за пределы возможностей термометра.
Безудержная радость, тесно переплетенная с удушливым желанием, оплела все внутри, когда изящные пальцы едва коснулись плеча, скользнув под короткий рукав. Лишь оставили влажный след, будто горящее клеймо на чувствительной коже.
Разорвав мягкий поцелуй, глотнув раскаленного воздуха и едва не подавившись им вновь, Дайске отстранился, любуясь умиротворением на лице, окрашенным последними бликами догорающего заката. Он неспешно стянул нижнее белье с Каору и быстро скинул мокрую рубашку с себя. Лидер ловко зацепил массивную пряжку ремня на его штанах, потянувна себя. Он не любил все эти процедуры с раздеванием. Не видел в подобной импровизации стриптиза ничего интересного и возбуждающего, поэтому всегда спешил распрощаться с вещами побыстрее. Его глаза все еще были закрыты, будто перед внутренним взором стояла иная картинка альтернативной реальности. И хотелось бы попросить открыть их, увидеть глубокий взгляд с искорками желания, но не стоит портить момент раньше времени.
Первое соприкосновение обнаженных тел вызвало дрожь обоих. Но Дайске спешил слиться как можно плотнее, почувствовать эту липкую тесноту, утолить жажду. Это глоток свежего воздуха – ощущать Каору так близко. Этого хочется всегда. Ни с чем несравнимое удовольствие – быть в объятиях этого человека. Ему мало для счастья надо, только чувство единения. Боже, как прекрасно видеть себя между раздвинутых ног, водить рукой по упругому бедру, чувствовать, как поднимается и опускается живот от каждого вздоха, как рассыпаются волосы по лицу и полу от малейшего движения. Опуститься еще ниже и снова и снова до головокружительного измождения вдыхать аромат кожи.
Как гитарист любил заниматься любовью с Каору перед зеркалом. Видеть каждое движение его и свое, улавливать все эмоции, жадно запоминать их. Заставлять Ниикуру смотреть на них. Заворожено следить за его совершенно не грубой мужской грацией, за его необъяснимым изяществом в каждом действии. Дайске бы заставил зеркалами всю их квартиру, если бы ему позволили, лишь бы видеть его каждый раз.
Но сейчас он лишен подобной роскоши и опирается лишь на собственные чувства. Ощущая жар любимого тела, задыхаясь спертым воздухом, Андо медленно двигался, еще не проникая, лишь только намекая на подобное. Он чувствовал липкие касания грубых рук к своим плечам, едва ощутимые, почти незаметные. Каору дышал все чаще, с легкой хрипотцой втягивая воздух через сжатые зубы. По нему уже градом катился пот. И это было потрясающим зрелищем.
Дай давно признал себя фетишистом, и его единственным фетишем было это тело, распластанное под ним. Но этого ему хватало сполна и, в то же время, всегда было мало. Хотелось еще, снова и снова, постоянно, без остановки. Наслаждаться, любить, дарить и отдавать. Упиваться, жаждать, изнывать. Лишь бы только с ним, лишь бы рядом.
- Дайске… - и снова Каору не закончил. Хотел что-то сказать, но забыл.
И нет ничего прекраснее собственного имени, сорвавшегося с пересохших губ, по которым все чаще пробегается язык, даря мимолетную влагу. Даю всегда нравилось его имя, но он никогда и подумать не мог, что произнесенное только этим голосом, именно с подобной интонацией и лишь в такие моменты оно способно ввести в состояние исступления.
Каору как-то совсем лениво и плавно прогнулся, тихо застонав, когда почувствовал долгожданное проникновение. И это великолепно. Впечатляющая пластика. И только Андо может похвастаться, что видел подобные таланты лидера. Но он никогда и никому не расскажет об этом, ревностно храня подаренное ему счастье.
И пока не хочется торопиться, лишь плавно раскачиваться, проникая все глубже. Обжигать дыханием длинную шею, рвано целовать пылающие губы, ловить бессвязный шепот и приглушенные стоны. Наслаждаться горячими ладонями на мокрой спине, соскальзывающими, но отчаянно цепляющимися вновь и вновь, оставляющими едва заметные полосы. Знак принадлежности. Никто этого не видит, ведь Дай не раздевается на людях. А согруппники и стафф – сплошь мужчины, они не замечают подобных нюансов. И лишь Каору, проходя мимо, слабо улыбнется, увидя следы своей страсти. Но только если это касается Дайске. Вряд ли он хоть раз обратил внимание на засосы на теле Тошии. Андо и сам бы не заметил, если бы не перешептывание двух девушек из обслуживающего персонала, которое гитарист случайно услышал. Впрочем, личная жизнь Хары его мало интересует.
Дайске приходится увеличить темп. Как бы ему не хотелось остановить мгновение, но к Каору вернулось его умение управлять. Даже сейчас, изнемогая от жары, задыхаясь желанием, будучи полностью отданным во власть второго гитариста, он не сдается полностью, напоминая, кто же все-таки морально сильнее. Но он наслаждается и этим.
С удовольствием прислушиваясь к тяжелому дыханию и влажным звукам соприкасающихся тел, Дай не прекращает дарить наслаждение, уже наизусть зная, как доставить Каору истинное блаженство. Действия хаотичны, в голове уже полнейший беспорядок, подсвеченный слепящими фонарями подступающего экстаза.
Ниикура напрочь забыл о свое недоступности, раздражении и банальной лени. Сейчас он – это клубок искрящихся эмоций. И Дайске с детской радостью обматывается этими светящимися нитями, путаясь в них все сильнее, уже не в силах пошевелиться. И ему это нравится.
Уже где-то там, на пике забытья, он мягко подхватывает Каору, потянув на себя, падая на ковер сам. Так лучше. Так несказанно приятнее. Видеть его полностью. Пусть уже не чувствовать так близко, но наслаждаться каждым его движением. Приятная тяжесть его тела, перенесенная в ладони, упирающиеся в обнаженную грудь. Короткие ногти, впивающиеся в мокрую кожу и вновь соскальзывающие с нее. Дай перехватывает одну из них, поддерживая за талию, целует пальцы, облизывает их, чувствуя солоноватый привкус.
Если еще есть места на любимом теле, которым он не уделил внимания, то он просто не знает об их существовании. Каору в его руках как игрушка. Такая мягкая, яркая и притягательная, доверчиво расположившаяся на ладони хозяина. И это не передаваемое чувство – понимать, что тебе доверяют настолько, разрешая делать все, что тебе вздумается, любой каприз. Только Дайске позволено носить лидера на руках, любить его настолько всепоглощающее, видеть его слабым и защищать ото всех. От всего мира. Ревностно оберегать дарованное счастье. Это идеальные отношения?
Адское пламя языком лизнуло мокрые тела двух мужчин, заставляя вскрикнуть болезненно громко, оставляя ожоги на коже. Это пик блаженства. Это бездна экстаза. Это неописуемый восторг. И изможденные тела на ковре, так тесно прилипшие друг к другу, накрытые покрывалом вечерних сумерек.
Дайске прижал к себе Каору как можно плотнее. Он не позволит ему пойти в душ, смыть с себя его страсть, которую дарил с таким трепетом. Они будут лежать, пока не высохнут обнаженные тела, не впитаются поры оргазма, не уляжется очередным мягким слоем наслаждение в душе. Они не скажут друг другу ни слова до утра, а может и до обеда. Но вскоре гитарист бережно поднимет лидера на руки и отнесет в спальню, уложит на горячие простыни, осторожно прижмется сзади, тихо шепнет, что любит. И Каору услышит, эти слова пробьются сквозь сон. Вслух они ни разу не говорили этого друг другу, глядя прямо в глаза. Только так, когда другой не слышит. А зачем говорить очевидное?

back