Au gre de
Ты любишь конфеты и секс до утра,
Но дело не в этом, но дело не в этом,
Но дело не в этом, а в чём?
Ты любишь меня.
(с)
Шорох, легкое дыханье… Хизаки делает реверанс, выпрямляется, придерживая широкую юбку из тяжелой серебристой парчи – подбородок вздернут, за густой сенью ресниц глаза кажутся почти черными, едва заметный румянец на высоких скулах, четкий рисунок губ… Упорное молчание гостя начинает его раздражать.
Он поднимает затянутую в черную кружевную перчатку кисть и выдергивает темно-бордовую розу из букета; еще один шаг, взгляд устремлен прямо на собеседника, который замер в кресле напротив и машинально поглаживает подлокотник пальцами. Хизаки останавливается, подносит полураскрытые лепестки к губам, как будто пряча в них смущенную и робкую улыбку; отблески свечей падают на обнаженную шею, которую искусно оттеняют золотистые локоны.
- Это невыносимо…
- Что? – растерянно произнес музыкант и опустил руки.
Глядя куда-то в сторону, Камиджо сухо пояснил:
- Я неправильно выразился. Ты невыносим.
- Я?!
От обиды у Хизаки задрожали губы. Он с такой силой сжал в руках розу, что сломал стебель и, заметив это, отшвырнул искалеченный цветок прочь. Камиджо поднялся со своего места и медленно обошел вокруг гитариста, остановившись позади него и осторожно отводя в сторону пряди светлых волос.
- Я не могу смотреть на тебя без дрожи… - прошептал Юджи, наклоняя голову, дотрагиваясь губами до матовой кожи и легонько прикусывая ее зубами. Судорожный вздох, слетевший с губ Хизаки, подсказал ему, что гитарист принял правила сегодняшней игры и согласен на предложенную ему роль. Вынув серьги у него из ушей, Камиджо бросил их на круглый стеклянный столик и продолжил:
- Это платье отвратительно.
Широкая теплая ладонь скользнула вниз по спине, и Хизаки вздрогнул, чувствуя, как слабеет шнуровка лифа, а прохладный воздух – окно в гостиной было приоткрыто – касается обнаженных плеч, отчего они тут же покрываются «гусиной кожей». Камиджо нетерпеливо рванул платье вниз и оно, шурша и переливаясь золотым и красным, нехотя упало к ногам гитариста.
- Так гораздо лучше, поверь мне…
Хизаки стоял, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь обернуться, прижимая руки к груди, и кусал накрашенные губы. Обняв его сзади за талию, Камиджо на мгновение прижал его к себе и тут же оттолкнул, да так сильно, что музыкант не удержался на ногах и оказался на полу. Оглянувшись, он увидел, что Юджи снял пиджак и теперь расстегивает рубашку. Хизаки проглотил подступивший к горлу сухой ком и невольно опустил взгляд ниже. По спине пробежала хорошо знакомая дрожь, когда вокалист взялся за ремень – щелкнула массивная металлическая пряжка, и Хизаки чуть не прокусил себе губу, представив на секунду, что Камиджо решит отхлестать его как в прошлый раз. Шрамы на ягодицах до сих пор не зажили, да и больно было так, что Юджи пообещал ему никогда больше этого не делать.
- Мне жаль, что тебе не понравилось платье…
Камиджо прошелся по комнате, гася свечи и оставив только две из них, которые перенес на стол. Хизаки молча наблюдал за этими приготовлениями, не зная, как истолковать молчание любовника.
- Ты простишь меня?
Юджи подошел к нему – обнаженный, похожий на статую греческого эфеба, - и протянул руку. Помедлив, Хизаки вложил свою ладонь в его и в следующее мгновение Камиджо уже сжимал его в объятиях, впиваясь губами в его рот, целуя, кусая и лишая возможности сопротивляться.
- Я люблю тебя, - прошептал Хизаки, снова обретая способность дышать и прижимаясь щекой к плечу любовника.
- Повтори.
- Люблю…
Пальцы Камиджо блуждали по спине гитариста, ласкали поясницу, бедра, сжимали ягодицы, на которых – он знал это – потом появятся синяки; Хизаки дрожал, не зная, как сказать Юджи о том, чего ему сейчас больше всего хочется – дрожал от возбуждения, от стыда, от страха. Но Камиджо слишком хорошо знал своего любовника и намеренно изматывал его ожиданием, доводя гитариста до безумия, до грани. Первая пощечина заставила Хизаки схватиться за щеку, вторая – вскрикнуть и отвернуться. Однако в ту же минуту его схватили за волосы и швырнули на ковер, усаживаясь сверху и заводя обе руки ему за голову. У Хизаки из глаз брызнули слезы, когда Камиджо, придавливая его своим весом к полу и сжимая ему запястья одной рукой, другой принялся безжалостно хлестать его ладонью по лицу. Насладившись сполна его унижением, Юджи передвинулся чуть ниже и, продолжая удерживать Хизаки в том же положении, прочертил указательным пальцем линию вниз от груди к паху. Гитарист сдавленно охнул, когда ладонь Камиджо сомкнулась вокруг его члена и принялась двигаться по нему вверх и вниз, задевая большим пальцем головку и вынуждая Хизаки приподниматься ему навстречу. Горячее, прерывистое дыхание вокалиста опаляло ему щеку, а возбуждение закручивалось в спираль в самом низу живота; гитарист стонал, не переставая, широко распахнув глаза с потекшей тушью и глотая слова, умолял Камиджо дать ему кончить.
Долгожданный оргазм пришел несколькими мгновениями позже, после чего Хизаки оказался на коленях, лицом вниз, жалобно постанывая и выгибаясь перед любовником, которому едва хватило терпения смазать собственный член слюной, прежде чем направить его между белеющих в темноте ягодиц гитариста.
- Я не м-могу… ах! Юд-жжи, пож-алуйста…
Запустив пальцы в спутанную светлую гриву, Камиджо потянул Хизаки на себя, не обращая ни малейшего внимания на жалобное поскуливание, и резко толкнул бедра вперед. Гитарист коротко вскрикнул, зажмуриваясь и царапая ногтями по ворсу ковра. Сквозь полуприкрытые веки Юджи видел напряженную спину своего любовника, покрытые бисеринками пота плечи и короткие светлые завитки, прилипшие к шее. Хизаки уже не стонал, только беззвучно всхлипывал, подаваясь назад и стараясь впустить Камиджо как можно глубже, до самого сердца. А тот двигался отрывисто и резко, опустив лицо и до боли стиснув зубы; в висках у него стучало, кровь прилила к паху. Хизаки под ним изогнулся, прерывисто дыша и сильнее сжимая член любовника внутри своего тела. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы вокалист «Versailles» качнулся вперед, впиваясь пальцами в бедра Хизаки и кончая с долгим протяжным стоном.
… приподнявшись на локте, Камиджо несколько мгновений внимательно смотрел на Хизаки, кукольное лицо которого казалось ему неестественно белым, а потом нагнулся, чтобы поцеловать его в ярко-красный рот.
* Au gre de - (по желанию)