Бабочка.
Бабочка.
Автор: Lily
E-mail: flame_of_sadness@mail.ru
Genre: yaoi
Простите меня, пожалуйста, за безумное количество штампов, ошибки в фактах, сентиментальность, пессимистичность, ну и за все, что вам не понравится - сами придумывайте и прощайте. Пусть будет так, как написалось. Мне хотелось бы узнать ваше мнение по поводу всего нижеизложенного, критику послушать. Только вы не переусердствуйте, это же мой первый опыт в написании такого рода литературы. В общем, пожалуйста, напишите мне любые комментарии, которые взбредут вам в голову.
I will find you,
Anywhere you go,
I’ll be right behind you
Right until the ends of the earth,
I’ll get no sleep till I find you
To tell you when I find you
I love you…
Queen
Оглушающая тишина... Такое отвратительно непривычное состояние для студии, где обычно гремела музыка и смех. Растерянные, смятенные взгляды встречаются и расстаются, хочется найти поддержку в лицах друг друга, но связь разорвана, они больше не единое целое.
Не выдержав общего напряжения, Тоши вскочил и выбежал из студии, громко хлопнув дверью. Нет, он не изменит решения.
Йошики опустил голову. Снова тишина, нет смысла что-то говорить, что-то делать. Все решено. Наконец, Пата устало поднялся, перекинул через плечо футляр с гитарой, выжидающе посмотрел на хидэ и Хиса. Хис тут же встал и направился к двери, хидэ отводил взгляд, тщательно рассматривая стену студии. Подождав несколько секунд, Пата подошел и мягко положил руку ему на плечо. Хидэ вздрогнул, перевел на друга полные слез глаза, стараясь не моргать, чтобы не расплакаться. Пата легонько сжал его плечо и помог встать. Уже возле самой двери хидэ остановился и оглянулся.
- Йошики... - произнес он неуверенно, дрожащим от слез голосом. Бывший лидер X-Japan по-прежнему сидел неподвижно, опустив голову. Его лица не было видно за волосами. Он молчал.
- Йошики, ты не уходишь?..
Молчание.
- Я... Может, я останусь?.. Ты не хочешь?..
Не дождавшись ответа, хидэ вышел вместе с друзьями, вытирая руками слезы. Студия вновь погрузилась в тишину. Через несколько мгновений Йошики поднял голову и чуть слышно прошептал в закрывшуюся дверь:
- Не уходи...
Хидэ уже не помнил, какой это бар по счету, но количество выпитого давно должно было привести к желанному состоянию забытья. Почему-то оно никак не приходило, и гитарист одну за другой проглатывал все новые порции спиртного. Вокруг слонялись смутно знакомые тела, какая-то зараза справа заплетающимся языком что-то орала, время от времени раздавались взрывы смеха. Народ сначала пытался растормошить непривычно притихшего гитариста, потом всем это надоело, и хидэ был предоставлен самому себе. Он посмотрел в янтарную жидкость на дне своего стакана и почувствовал приступ тошноты.
Хидэ было очень плохо, он так много выпил, что желудок уже отказывался принимать выпивку, перед глазами все плыло, но мысли никак не желали покидать его голову. Вокруг жизнь шла как обычно, но внутри него, казалось, все рушится с оглушительным грохотом и остается только кровавое месиво. И еще это ощущение, как будто кто-то издалека, но так отчаянно и настойчиво зовет его по имени... Хидэ попытался сосредоточиться. Да нет, это все Пата, просит не плакать, рассказывает что-то про светлое будущее. Разве он плачет? Нет, он плакал, но теперь уже все прошло. Как будто что-то стекает с ресниц, капает в стакан. Но это не он, оно само капает... Нужно успокоить Пату, а то он что-то разволновался. Хидэ криво улыбнулся, глядя на покачивающееся перед ним лицо. Черт, почему же так больно, хочется забиться куда-нибудь в самый дальний угол и тихо выть... Нельзя столько пить. Может, ему нужен врач?.. Нет, не врач, кто-то другой... Кто-то с изящными музыкальными руками и пронзительными глазами, в глубине которых идет бесконечный дождь...
Кажется, выпивка начинала наконец действовать, хидэ с благодарностью почувствовал, как погружается в зыбкий серебряный туман забытья, где были покой и нежность, и смутное бледное лицо кого-то самого родного на свете... Серьезное, немного печальное, такое прекрасное и бесконечно любимое... Хидэ наконец расслабился, чувствуя, как боль отступает, освобождая место той всепоглощающей любви, которая была у него только во сне.
Он уже совсем успокоился, когда перед глазами всплыла другая картина. То же лицо, но такое пустое и мертвое, одинокая фигура с беспомощно опущенными плечами... Хидэ от неожиданности резко вскочил, покачнулся и оперся о стол, всем телом ощущая, как бешено забилось сердце. Сегодня, там, в студии... Йошики... Как же он мог оставить его одного, такого?.. Ну да, лидер-сан не просил его остаться, но разве сейчас время думать о том, кому он нужен, а кому на него наплевать? Надо было все равно побыть рядом с ним, просто убедиться, что с ним все будет нормально. Он, может быть, до сих пор сидит там один, вот такой опустошенный, ему плохо...
Хидэ показалось, он знает это настолько точно, словно сам находится в студии, даже слышит, как Йошики просит его вернуться. Гитарист бросился к выходу, хватаясь за всех подряд, чтобы сохранить равновесие, отбиваясь от чьих-то рук и спотыкаясь о валяющихся джей-рокеров и стулья. Вырвавшись на улицу, он, покачиваясь и падая, побежал к студии сквозь пустынные улицы, на которых только зарождался рассвет.
Йошики
В тот день я еще долго просидел так, слушая тишину, образовавшуюся на месте моей музыки, и сверля глазами дверь. Я ждал чего-то... Ждал, что хидэ вернется, что он придет ко мне, как приходил всегда, когда мне было больно и одиноко, когда я так нуждался в моем милом маленьком гитаристе. Хидэ придет, расскажет какую-нибудь забавную историю, улыбнется, и все вернется на свои места. Глупо было ждать... Хидэ никогда мне не принадлежал, он просто был со мной, а я еще и намеренно держал дистанцию, отталкивая его, когда он пытался стать ближе. Я не умею быть кому-то близким, я умудрился потерять даже Тоши, казавшегося таким родным, таким моим, любящим меня всем сердцем. Я все чувства отдаю музыке, а людям не достается ничего, и они уходят от меня, пытаясь найти любовь в других. Вот и сейчас я не нашел в себе сил, чтобы удержать хидэ. Откуда во мне взялась эта уверенность, что он и так не бросит меня? За все надо бороться. Боже, если бы я только позвал его тогда...
Время шло, я уже знал, что он не вернется, и все равно ждал. Каждый раз, когда я совсем собирался уйти, мне казалось, я слышу его приближающиеся шаги, и замирал, прислушивался... И снова ждал.
Я уехал домой совсем под утро. Теперь все, вся моя прежняя жизнь осталась позади. И все равно когда моя машина заворачивала за угол, мне показалось, я вижу маленькую фигурку, неровной походкой спешащую к студии, и первые лучи солнца как будто блеснули в чем-то розовом. Пришлось потратить немало сил, чтобы удержаться на месте и не бросится обратно. Я приказал себе успокоиться и решительно нажал на педаль газа. Так я совсем сойду с ума...
* * *
Хидэ сидел на лавочке у пруда и наблюдал, как кружатся на ветру опадающие листья. По угрюмому небу неслись низкие тяжелые облака, ветер шелестел в ветвях деревьев, срывал золотистые листья и кружил их в стремительном прощальном вальсе, а потом еще долго гонял по асфальтовой дорожке парка. Осень всегда дарила ему спокойную, тихую печаль, и сегодня после безумной суеты студии его какими-то силами принесло сюда. Просто было необходимо хоть несколько минут тишины... Наверное, наедине с собой он не так остро чувствовал свое одиночество.
Это странно, но несмотря на кучу друзей, приятелей и собутыльников хидэ был одинок. Он не раз был вынужден расхлебывать чьи-то неприятности, со Спред Биварами вообще чувствовал себя отцом большого семейства ("ослиных!" - вспомнил хидэ сегодняшнее поведение Чиролина), но сам для всех вечно оставался веселым, жизнерадостным насмешником, кто бы мог поверить в его тоску. Он все больше пил. Нужно было напиться, чтобы почувствовать себя братом всему миру и выговориться, сбросить напряжение, к тому же никто потом не помнил его пьяные слезы.
С тех пор, как развалилась X-Japan, внутри него тоже что-то рухнуло, и с каждым днем одиночество все чаще как тошнота накатывало откуда-то из области желудка и заставляло глаза наполняться соленой влагой. X-Japan была нужна ему. Ему не раз говорили, что он мог бы уйти из группы и писать свою собственную музыку, да он и сам мечтал о том, чтобы люди увидели и поняли его до конца. Поэтому и записывал сольные диски. Но оставить группу он не мог. В X-Japan было что-то, что было необходимо ему, чтобы жить и дышать. Он и сам не знал, что, но это что-то было огромным. И теперь он этого лишился, теперь все закончилось. А как быстро пролетело время. Кажется, совсем недавно прозвонил телефон и трубка голосом Йошики пригласила его в группу. И он согласился, не раздумывая, потому что это было единственно правильным, потому что сделать иначе было бы против самой природы. Потому что он с первого звука телефонного звонка понял, что это его судьба и для него нет другого пути, что кто-то на том конце провода наконец пришел по его душу. Потом первые концерты, первые трудности... Длинные красные волосы и вызывающе яркий макияж... И подсознательное чувство близости и тепла, которое жило в нем, когда рядом был лидер-сан. Кто его знает, каким образом Йошики, такому возвышенно холодному и отрешенному от сего грешного мира, удавалось внушить хидэ это чувство, просто оно было, существовало независимо от воли лидера. Хидэ вновь вспомнил, каким одиноким и потерянным он бросил когда-то Йошики, и тяжело вздохнул. Это воспоминание никак не давало ему покоя, терзала смутная уверенность, что если бы он тогда остался, все было бы совсем не так, что-то бы решилось и переломилось еще тогда. С тех пор они с Йошики виделись несколько раз, но всегда среди людей, и почти не говорили. Йошики, кажется, даже не видел его, взгляд лидера проходил сквозь него, как через стекло.
Хидэ тряхнул головой и поплотнее закутался в куртку, пытаясь прогнать накатившие страх и боль, вообще перестать думать и сосредоточиться на пейзаже. Но небо было слишком глубоким и печальным, чтобы не напоминать о глазах Йошики, золотистые блики мелькали в кронах деревьев, как в рыжей волне его волос. Что за сентиментальная чушь!.. Хидэ досадливо отвернулся от всей этой йошиковской красоты и сфокусировал взгляд на парковой дорожке. И вынужден был констатировать, что сегодня Йошики с каждой минутой становится все больше. Лидер неторопливо брел к нему, разбрасывая листья ногами, и ветер трепал его светлые волосы. Увидев такую знакомую неуверенную походку, хидэ показалось, что Йошики вот-вот демонстративно рухнет прямо перед ним, как будто он фанат какой-то. Он улыбнулся, чувствуя в душе мягкую волну нежности к его лидер-сану. Состроил бодрую физиономию. Сейчас никак нельзя было расстраивать Йошики своей тоской, ему самому не сладко... Подойдя к скамейке, на которой сидел хидэ, лидер немного неестественно улыбнулся.
- Ты хочешь побыть один, или... - произнес он неуверенно.
- Садись, присоединяйся, - ответил хидэ, усиленно изображая веселость. - А почему нигде не написано, что сегодня день Йошиков?
Йошики странно посмотрел на гитариста.
- Ну, мне весь день сплошные Йошики чудятся, - поспешил объяснить хидэ. - Вот и сейчас тоже.
Йошики посмотрел еще более странно, совсем уж неестественно улыбнулся и ничего не сказал. "Бедняга, похоже, совсем никакой", - подумал хидэ, чувствуя, как все в нем опускается к пяткам. Обменявшись заурядными фразами о делах и погоде, они оба замолчали. Повисла неловкая пауза. С болью взглянув на такое усталое и больное лицо, хидэ сделал над собой усилие и принялся рассказывать какие-то глупости, пытаясь мысленно внушить Йошики, что все же в конце концов будет хорошо, как он вообще может думать иначе...
Йошики
Вот я и нашел тебя... Как всегда, когда уже перестал искать. Слушаю твою болтовню, бездумно глядя куда-то сквозь качающиеся ветви деревьев, каждым нервом чувствую твое присутствие. Впитываю твою теплую ауру. Ты о ней и сам не знаешь, глупый мой маленький человечек, но для меня она почти осязаема. Слушаю звуки той музыки, которая звучит у тебя в душе. Боже, я даже не думал, что так соскучился... Почему же раньше, когда мы были вместе каждый день, я не дорожил этими мгновениями? Тогда мне казалось, ты всегда будешь рядом, потому что иначе просто не бывает. Тогда я не понимал, как это много, иметь возможность взглянуть на тебя, как бы невзначай повернув голову, или даже поссориться с тобой по поводу новой песни. Чтобы не зарывался... Только теперь, когда я не могу видеть тебя, я понял, как мне необходимо твое присутствие. Я больше ничего не прошу, просто хочу чувствовать тебя рядом, это ведь не так много, Господи... Хочу слышать твой голос, этот смешной мягкий голос, трепать розовые волосы, наблюдать, как ты дурачишься, шутишь, смеешься, или вдруг с таким серьезным лицом думаешь о чем-то своем, никому больше не известном. Такой милый и дерзкий, озорной и серьезный, такой маленький и такой мудрый, только ты можешь быть таким!..
Надо же, мы столько лет провели рядом, и только теперь я понял, что люблю тебя. Осознание этого пришло так внезапно и просто... Ну конечно, я давно уже люблю тебя, вот и все, что ж тут такого... Но я никогда даже не подозревал, что способен любить кого-то живого, кого-то, кто не был моей музыкой. Да, я всегда любил Тоши, но как часть себя, как свой голос, и наверное, именно поэтому мой бедный Тоши ушел от меня - захотел оторваться и почувствовать себя человеком. С тобой все по-другому, в тебе живет своя собственная музыка, такая прекрасная, такая загадочная для меня, то нежная, то яркая, как вспышки молнии... А иногда просто радостная, от которой хочется смеяться.
Как же ты мне нужен, особенно сейчас, когда все вдруг стало так пусто, так безнадежно. Не о чем мечтать, не к чему стремиться, работа перестала приносить радость, она бесцельна, а я все равно работаю. Просто не знаю, куда себя деть, метаюсь по городам и весям, и все равно сердце тянет, куда угодно, лишь бы там был ты. Только там, где ты, я на своем месте. Так долго искал предлоги и сам себя одергивал. Боялся, если увижу тебя, уже не выдержу. Но сегодня я просто должен был увидеть тебя. Целый день не находил себе места, сходя с ума от смутных страхов, а когда понял, что побороть это не удастся, бросил работу и убежал тебя искать. Заехав и в студию, и к тебе домой, обыскав пол-Токио и почувствовав себя первым придурком на планете, я приехал в этот парк, мечтая отдохнуть и хоть немного успокоиться. И вот я нашел тебя. Вдруг увидел тебя на лавочке у пруда, такого маленького, съежившегося под порывами пронзительного ветра, с задумчивым выражением лица. Почему-то показалось, что я вот сейчас, вот здесь умру...
Ты заметил меня и улыбнулся. Сделалось больно при виде твоего мгновенно изменившегося лица, вновь надевшего маску веселости. Конечно, ты мне не доверяешь, я ведь никогда и не пытался заслужить твое доверие. Но ты сказал, что всюду видишь меня... Значит, ты думаешь обо мне...
И как обычно, я ничего не могу сделать, молчу, хотя так много всего хочется сказать, слушаю твой голос, несущий полную чушь, но такой успокаивающий, утешающий, вместо того, чтобы самому попытаться тебя поддержать. Безумно хочется обнять тебя, все мое тело тянется к тебе, как намагниченное... Меня держит только мое полное бессилие. А что я буду делать, когда ты уйдешь?..
На лицо упали тяжелые холодные капли. Дождь... Всегда, когда мне больно, он приходит, чтобы плакать вместе со мной. Дождь хлынул так внезапно, а на обозримом расстоянии не было и намека на какое-либо укрытие. Ты схватил меня за руку, простое теплое прикосновение - оглушающий взрыв эмоций, и потащил под широкие кроны деревьев. Но дождь с каждой минутой только усиливался, и вскоре стал без труда просачиваться сквозь осеннюю поредевшую листву, а ты так и забыл свою руку в моей, и я сжимал твои окоченевшие пальчики, глядя, как ты дрожишь под струями дождя и пронзительным ветром. На тебе только маленькая курточка, уже промокшая насквозь, пряди волос прилипли ко лбу, взгляд такой беззащитный и расстроенный.
- Эй, ты как? - осторожно спросил я.
- Мокро, - жалобным голосом доложил ты, и на посиневших губах вспыхнула знакомая очаровательная улыбка. Отшучиваешься, как всегда. Нужно что-то делать, нельзя же стоять и смотреть, как ты мерзнешь.
- Пошли, спрячемся где-нибудь и согреемся, мокрее все равно уже не станем, - решил я.
- Тогда уж ко мне.
Ну конечно, твой дом ведь недалеко. И у меня есть предлог, чтобы пойти туда, провести с тобой еще какое-то время. Ты же не выгонишь меня мокрого. И мы быстро двинулись к выходу из парка, ты сердишься на себя за то, что не взял зонт, я рассуждаю о прелестях морского климата, говорю что-то забавное, ты смеешься. Держу тебя за руку...
Несмотря на неугомонный характер хозяина дома у хидэ всегда было тепло и уютно. Он жил один, и чтобы хоть как-то вселить в просторное помещение ощущение дома, старался поддерживать здесь комфорт и чистоту. Дождь с неутихающей силой колотил в окно, тучи плотно заволокли небо. Наверное, из-за этого так рано стемнело. Хидэ поставил на столик поднос с дымящимся чаем и взглянул на Йошики. Тот сидел на диване и кутался в один из столь любимых хидэ безразмерных свитеров. И выглядел в нем таким домашним...
Гитарист улыбнулся и уселся рядом с ним, подобрав ноги под себя. Пододвинул поближе столик, схватился замерзшими пальчиками за горячую чашку. Все еще влажные волосы неприятно холодили щеки, и он время от времени отбрасывал их назад, бездумно поглядывая на каких-то то стреляющихся, то целующихся людей на экране телевизора. Йошики сегодня останется у него, это понятно. Ведь дождь кончаться не собирается, уже почти стемнело и очень похолодало, а он еще мокрый к тому же, так что хидэ просто как друг не может ему позволить куда-то идти. Да он, похоже, и не стремится, сидит тихонечко, греется, фильм смотрит. Но на всякий случай стоило прояснить этот вопрос, а то нервы стали совсем никакие, гитарист почему-то вскидывался при малейшем движении Йошики, собираясь не в коем случае не дать ему уйти. Потому что заболеет и умрет, а ему, хидэ, потом отвечай перед всей Японией за смерть гениальнейшего музыканта всех трех больших островов и оставшихся маленьких.
- Ты сегодня оставайся здесь, высыхай, - сказал хидэ безапелляционным тоном. Потом быстро прибавил для пущей убедительности: - К тому же мы еще не обсудили последний концерт, и я уверен, ты там кучу всякой ерунды напридумывал. Имей ввиду, если ты прибьешь кого-нибудь розами, я тебя выпутывать не собираюсь, - хидэ состроил суровое лицо.
- Не волнуйся, первым, кого я прибью, будешь ты, - Йошики в первый раз за долгое время искренне улыбнулся. - Давно хотел это сделать, да столько работы, до тебя все руки не доходят.
Хидэ хмыкнул, но лидер уже разошелся. Картинно проигнорировав реакцию гитариста, он продолжал:
- Что же касается концерта, то обсудить, конечно, можно, но я уже все досконально продумал и решил. Я и так знаю все твои возражения, можешь не повторять, они все равно не принимаются.
- Н-да? - протянул хидэ, и в его глазах зажглись шаловливые огоньки. Он мягким кошачьим движением потянулся и поставил чашку на стол. - Ты уверен? А если я найду убедительный аргумент?
- Это какой же?
- Секундочку, - хидэ с сосредоточенным выражением лица отобрал у Йошики его чашку и отправил следом за своей. - Ну например вот этот.
Гитарист вытащил из-под себя подушку и с удовольствием треснул ею по голове Йошики, отчего его светлые волосы взметнулись и рассыпались по лицу. Подобную наглость лидер прощать не собирался.
- В таком случае возле меня валяется два прекрасных контраргумента, - Йошики поднял подушки и грозно продемонстрировал хидэ свой трофей. Через мгновение хохочущий гитарист был осыпан грудой ударов. Вывернувшись и встав на диване во весь рост, хидэ провозгласил:
- Хаяши-сан, я вызываю вас на поединок. Время и место - сейчас на этом диване. Оружие - подушка в количестве одна штука.
Музыканты поклонились друг другу, приняли боевые позиции и принялись колотить друг друга подушками. Хидэ сквозь взрывы смеха пытался выкрикивать: "Банзааай!", но даже это ему не помогло. Уже через несколько мгновений он, не удержавшись на ногах, свалился на диван, и Йошики моментально придавил его сверху подушкой. Не обращая внимания на систематические удары, которыми продолжал осыпать его хидэ, Йошики укрепил свои позиции на гитаристе и пытался выдавить сквозь смех гордую речь победителя, но получалось только отрывистое похрюкивание, от чего он смеялся еще сильнее. У хидэ же от этих звуков развился неконтролируемый истерический хохот, несчастный выронил подушку и пытался закрыть лицо руками. Когда смеяться уже не было сил, Йошики удалось более или менее членораздельно выдавить:
- Мацумото-сан, сдавайтесь. Теперь вы мой пленник.
- Так не честно, ты же профессиональный ударник. И ты на моей территории.
- Ее я тоже оккупирую. Ничего не поделаешь, видимо, придется тебе платить выкуп...
- Скажи спасибо, что я сегодня добрый, а то я мог бы найти аргумент повесомей и дать его... то есть им в качестве выкупа. Что ты думаешь о сковородке, например?
- Сковородку за тебя? - Йошики сделал скептическое выражение лица.
- Ой, Йошики, ты ценишь меня больше сковородки, ну спасибо. Ну так чего ты хочешь? Только придумывай быстрее, тяжеловатый ты какой-то, - хидэ недовольно посмотрел на расположившегося на нем молодого человека. - Худеть надо, - буркнул он.
- ...Можно я тебя поцелую?
Хидэ хмыкнул и стал подыскивать ответ понаглее и позабавнее. Но подняв глаза на Йошики и не смог выдавить ни звука. Лицо лидера было предельно серьезно, он тяжело дышал в спутанные волосы, длинные ресницы чуть дрожали. И он смотрел на хидэ так, что у того закружилась голова. Кожа внезапно стала слишком чувствительной, и хидэ явственно ощутил прикосновения длинных пальцев, сжимавших плечи, сильное гибкое тело, припечатавшее его к дивану. Даже полумрак комнаты, освещаемой только светом телевизионного экрана, вдруг стал каким-то не в меру интимным. Гитарист нервно дернулся, собираясь отстраниться, и тут же обессилено замер. Он не мог сопротивляться, когда у Йошики был такой затравленный взгляд, когда он выглядел так, будто мир рухнет, если хидэ откажет ему. "Ну пусть поцелует, если ему так взбрело в голову, от меня ведь не убудет, лишь бы вернуть его такого, как минуту назад, такого... моего," - проносились в голове сумбурные мысли. Ну в конце концов, с кем он только не целовался, пол-Японии, наверное, перецеловал, зачем же сейчас так пугаться?.. Ведь Йошики красивый, очень красивый, а это все просто продолжение игры... И хидэ покорно закрыл глаза в ожидании поцелуя.
Через мгновение он почувствовал на своих губах горячее дыхание, ощутил губы Йошики совсем рядом, и сдавленно вздохнул, предчувствуя прикосновение. Но прикосновения не было. Секунды с тягучей медлительностью проплывали мимо и ничего не происходило. Такое ожидание сводило с ума, напряжение хидэ все возрастало, он забыл обо всем на свете, весь превратившись в обостренную до предела чувственность. Он каждой клеточкой жаждал соприкосновения, любого действия, которое бы переломило этот застывший момент. Не выдержав, он приподнял голову и сам коснулся губ Йошики, которые мгновенно ответили, нежно и осторожно прижимаясь к его губам. Хидэ почувствовал, как рука лидера легла ему на затылок, поддерживая голову и сильнее прижимая его к себе, другая ласково поглаживала его спину под рубашкой, будто прося расслабиться, довериться. Мягкие губы переместились на его щеки, прошлись по всей линии подбородка до нежной впадинки за ухом, задержались там, потянули за сережку, звякнувшую о зубы, ущипнули нежную мочку. Потом вновь вернулись к исходным позициям, тихонько покусывая полную нижнюю губу. Ласковый язычок провел по линии рта, пытаясь проникнуть внутрь, и достиг дорожки зубов. Хидэ судорожно всхлипнул и позволил Йошики вторгнуться в свой рот, чувствуя, как с каждым движением лидера его все дальше уносит от реальности волнами чувственного наслаждения. Поддавшись уговорам нежных губ, он ответил на поцелуй, сначала нехотя, потом с все большей страстью. Йошики благодарно вздохнул, встретившись с языком хидэ, принялся все увереннее ласкать его шершавую поверхность. Рука лидера легла на грудь гитариста, гладя нежную кожу, умело задевая соски, заставляя хидэ вздрагивать от удовольствия, другая прошлась по позвоночнику и опустилась на талию, поглаживая бархатистую кожу на изящном изгибе поясницы. Лидер все настойчивее и исступленнее впивался в губы хидэ, он то глубоко проникал в податливый ротик и ласкал там каждую клеточку, словно желая высосать из хидэ душу, то отстранялся и лишь легонько пощипывал полуоткрытые губы, пока они сами не начинали нетерпеливо ласкать его, требуя ответа. И тогда Йошики, благодарно постанывая, вновь погружался в теплый влажный ротик, задыхаясь, всем телом прижимаясь к обмякшему гитаристу.
Хидэ не понимал, что с ним происходит, волны желания накрывали его с головой. Он еще никогда в жизни не стремился ни к кому с такой оглушающей страстью. Его тело отвечало на малейшее движение Йошики так естественно и с такой силой, как будто именно для этого было создано. Ему хотелось прижаться к лидер-сан как можно сильнее, раствориться в нем, чтобы ничего не было, кроме него. Это было странно и непонятно, и восхитительно приятно. Подумать о том, что происходит, не было возможности, мысли зарождались и тут же улетучивались от какой-нибудь мимолетной ласки, и ничего не оставалось, кроме страха и наслаждения. Хидэ почувствовал, что тонет, голова закружилась и он вцепился в свитер Йошики, как в спасительный круг, удерживая и отталкивая одновременно.
Внезапно губы Йошики исчезли и растворился тот жаркий туман, который заволакивал рассудок хидэ все это время. На него нахлынули мысли о том, что он, собственно, здесь делал, и почему и сейчас лежит под бывшим лидером своей группы и одним из ближайших друзей, дрожа, как в лихорадке, хватая ртом воздух и зажмурив глаза, позволяя себе полностью потерять контроль над происходящим. Ведь это только поцелуй, один поцелуй, а он уже совершенно ничего не соображает...
Совсем рядом раздался шелестящий, приглушенный голос:
- Хидэ... Что с тобой? - открыв глаза, хидэ увидел склоненное над собой беспокойное лицо Йошики. Было заметно, что он мучительно взволнован и напряжен. Но это не главное... Главное другое, хидэ вспомнил, что уже видел это лицо множество раз, и именно таким, как сейчас. В снах, в пьяных сумбурных снах, где он искал любовь.
- Я просто немного испугался, - прошептал он, недоверчиво вглядываясь в глаза Йошики.
- Не бойся, прошу тебя, не надо... - Йошики дрожащей рукой провел по волосам хидэ, откидывая со лба взлохмаченные розовые пряди, тяжело вздохнул, собираясь с духом, и быстро, запинаясь, заговорил. - Я должен сказать тебе... Ты мне нужен. Я... я люблю тебя, вот видишь, сказал. Оказывается, уже давно люблю. Ты мне очень нужен, сейчас, всегда... Пожалуйста, маленький мой, не отталкивай меня, только ты можешь помочь... спасти... Хочу быть с тобой...
Йошики, кажется, все больше путался в мыслях, сбивался, терялся, нервно дрожал, сдавливая пальцами плечи хидэ. Он выглядел таким беспомощным, растерянным, напуганным. Хидэ жадно впитывал его слова, приносившие ему нереальное наслаждение, и пытался что-то ответить, но не мог найти слов. А в сердце по прежнему колыхались сомнение и страх. Ну и чего он так боится?.. Разве это не то, чего он хотел, разве это не осуществление самой большой, самой заветной его мечты, в которой он и сам себе боялся признаться?.. Ну и что, что Йошики мужчина, ведь у хидэ никогда не было комплексов по этому поводу, он даже всерьез собирался попробовать, но как-то ни к кому не возникало желания. А теперь он что, струсил? Вот этот самый лучший человек на свете, вот это чудо Господне - и все ему, ни за что, просто так...
Страшно... Страшно чувствовать, как отдаешь всего себя без остатка, позволяешь кому-то безгранично властвовать над своей душой. Никогда неизвестно, что другой человек может сделать с ней, оставшейся абсолютно беззащитной. Но ведь это не кто-то, это Йошики, настоящий Йошики. Чего бояться?.. Просто Йошики, родной, любимый...
Говорить не хотелось, и хидэ положил пальчик на губы лидера, заставляя замолчать. Зарылся руками в его волосы и притянул светловолосую голову к себе. Йошики недоверчиво вгляделся в его лицо, будто пытаясь прочитать на нем что-то, глаза умоляли: "Скажи что-нибудь, скажи, что я правильно тебя понимаю..." Как можно найти слова, чтобы описать это... Но раз он так хочет слов...
- Иди сюда... - прошептал хидэ почти беззвучно. - Я тоже люблю тебя... Иди...
Йошики уронил голову на грудь хидэ, вздрагивая и странно, хрипловато дыша. Жарко прошептал в ямочку между ключицами:
- Я так люблю тебя... не могу сказать... но ты услышишь, я тебе сыграю...
Просто Йошики с родными и любимыми задвигами. Он покрыл поцелуями шею, зарылся носом в изгиб плеча, вдохнул запах кожи. Сжал хидэ в своих объятиях, так сильно, как только мог. Безудержные, опьяняющие поцелуи, узкие ладони умело заставляли извиваться под собой, захлебываясь удовольствием, длинные сильные пальцы ласкали, массировали, сжимали... Нескончаемое наслаждение, невероятные по силе чувства… Кажется, это длится бесконечно… “Еще немного, и я умру, точно умру…” - думал Йошики, в тысячный раз покрывая поцелуями лицо хидэ. Гитарист судорожно прижимался к нему, обвив его руками, кусал его плечо, пытаясь заглушить собственные беспомощные стоны, пока Йошики осторожно орудовал пальцами глубоко в его теле. С каждым его движением хидэ громко всхлипывал, цеплялся за него, метался в его руках, извивался, выгибался навстречу. Его стройное хрупкое тело в безумном экстазе любви, взлохмаченные, яркие даже в этом скудном свете волосы, глаза, в которых колыхалась Вселенная казались Йошики самым прекрасным, что он видел в своей жизни, совершенной гармонией, самой красотой… Как долго он искал это… Он чувствовал, как ломается, разрушается, заканчивается… Образ хидэ, этот восхитительно прекрасный образ, он остается на его сердце, как выжженное клеймо. Навсегда... Пусть все исчезнет, пусть весь мир катится ко всем чертям, все хорошо, все правильно, наконец-то…
Йошики
Ночь, волшебная дождливая ночь. Такая ночь может быть только для тебя и меня, для нашей любви. Я лежал и изучал потолок, прислушиваясь, как капли дождя стучат о стекло, и осторожно, очень осторожно проводил пальцами по твоей коже. Ты дремал, прижимаясь ко мне, и тихонько дрожал. Тебе, наверное, было холодно. Моему любимому холодно… Такое новое чувство, я раньше никогда не испытывал потребности о ком-то заботиться. И я заставил себя встать, потому что моему малышу нужно было чем-то укрыться. Выключил противно шипящий телевизор и с улыбкой подумал о недосмотренном фильме. Потом нашел одеяло и огромную мягкую подушку. Ты сердито что-то пробурчал, когда я приподнял тебя, чтобы подсунуть ее тебе под голову. Я тихонько засмеялся и поцеловал тебя в нос. Ты пробормотал мое имя, и я прильнул к тебе, придавливая тебя к спинке дивана и зарывая нас обоих в одеяло. Ты был обнажен, беззащитен и прижат ко мне, и я почувствовал, как мгновенно откликается на это мое тело. Но ты так сладко сопел мне в ухо, что я не решился будить тебя, заслушавшись музыкой твоего дыхания… В конце концов, ночь еще только началась…
Йошики
Как незаметно пришел рассвет... Кажется, только что было совсем темно, и вот уже серое небо тускло засветилось, окутало землю туманным маревом. Где-то там, за плотной стеной туч взошло солнце и принесло мне самое счастливое и самое страшное утро в моей жизни... Так тихо, странно тихо, даже машины не проезжают. Только шум дождя, тиканье часов и твое спокойное дыхание рядом с ухом. Я так и не заснул этой ночью, слушая твое дыхание... Мы лежим на узеньком диване, хотя в соседней комнате у тебя просторная кровать, но здесь в тысячу раз уютнее. Здесь ты всем телом прижимаешься ко мне и не можешь отодвинуться. Провожу рукой по бархатистой коже на твоей спине, зарываюсь лицом во всклокоченные волосы, вдыхаю их сладкий запах. Кажется, сейчас около шести, мне пора на работу. Но если я встану, я тебя разбужу. Ты не выспишься, уйдешь в студию. И еще хуже, придется что-то говорить о вчерашнем... А я не знаю, что тебе еще сказать... А что, если для тебя это был только минутный порыв?.. Нет, ты говорил мне о любви, твои глаза, твои губы, все твое тело говорило мне, что ты любишь меня. Но Господи, за что меня любить? Чуть-чуть отодвигаюсь, заглядываю в твое лицо, уткнувшееся мне в шею, желая найти там какое-нибудь доказательство твоих чувств. Ты крепко спишь и выглядишь таким усталым. Подтягиваю одеяло на твое обнаженное плечо, закрываю тебя собой от света. Спи... Ну их на фиг, и эту работу, и эти доказательства, ты здесь, и пусть так будет всегда. Спи, я так измучил тебя этой ночью...
Не могу сдержать блаженную улыбку при воспоминании об этом. Все случилось так внезапно, мы просто баловались, а потом я сказал эту глупость и все перевернулось.
Не знаю, почему я это сделал... Мне было так хорошо, слишком хорошо, ненормально хорошо. Это чувство чистой, незамутненной радости и простого человеческого счастья, оно было так упоительно ново для меня. Казалось таким естественным просто делать то, что хочется. А хотелось целовать, до смерти целовать это взлохмаченное создание с сияющими глазами, дарившее мне все это счастье. И я просто попросил, и только потом испугался... А то, что случилось потом, похоже на какой-то жаркий безумный сон, я даже боялся, что ты от большой наглости растворишься прямо у меня в объятиях. Но я всегда, до последнего дня буду помнить каждую деталь этого волшебства. Боже, я страшный эгоист, я не давал тебе спать, я будил тебя ласками и все начиналось снова. Иногда мне казалось, я действительно сошел с ума, потому что так хорошо просто не бывает. Но мне за какие-то неизвестные заслуги был подарен рай на земле. Да, но… если окажется, что ты больше не хочешь меня, я с размаху упаду прямо в ад. Ну зачем наступило это утро, почему наша ночь не могла длиться вечно? Почему я не мог умереть этой ночью?
Ты тихонько зашевелился в моих руках, твои ресницы коснулись моей груди. Я понял, что ты проснулся, и мое сердце замерло. Сейчас ты что-то скажешь, что-то, что изменит все в моей жизни. Любое твое решение изменит все. Но ты ничего не сказал, просто коснулся ладонью моей щеки. Я схватил узкую ручку, прижался к ней губами, перевернул тебя на спину и вгляделся в твое лицо. Ты неуверенно улыбнулся мне и я все понял. Ты тоже хочешь быть со мной и тоже боишься. Странное чувство, подозрительно похожее на рыдание, подступило к горлу, я взял в ладони твое лицо и стал нежно целовать его от лба до подбородка. Ты, улыбаясь, стал отвечать мне, твои губы складывались в слово: “Любимый…”.
-Ты будешь со мной? - шепнул я, продолжая целовать тебя.
- Да… - выдохнул ты, обжигая меня дыханием, и я в восторге принялся исследовать языком эту милую ямочку между ключицами, вдавливая тебя в многострадальный диван. - Мы будем вместе, по крайней мере до последнего концерта, - донеслось до меня.
- Последний концерт? - я ничего не понял. - Причем тут это? Неужели ты думаешь о группе, когда я говорю, что люблю тебя?
- Это я просто так сказал.
Ты притянул мою голову к себе и коснулся моих губ. Конечно, ты просто нервничаешь из-за группы. Я и сам очень боюсь. Но не тогда, когда ты со мной, когда твой язычок пробивается в мой рот, а твои ноги обхватывают меня за талию…
- Еще одно, - прошептал ты, отрываясь от моих губ, - обещай мне кое-что.
- Все что угодно, маленький мой…
- Никто никогда не должен узнать о нашей любви. Обещай мне. Никто, никогда.
Твой тон был так серьезен, твои глаза смотрели пронзительно, будто прямо мне в душу. И я произнес, как клятву:
- Никто, никогда. Обещаю.
Ты озорно улыбнулся, укусил меня за ухо и с грозным рычанием накинулся на меня, опрокидывая на спину. Я засмеялся, любуясь твоим обнаженным телом при свете солнца, лаская его изящные линии, не желая знать о существовании каких-то групп и вообще внешнего мира…
* * *
Хидэ не хотел идти к Йошики. При одной мысли о том, что он посреди ночи тайно потащится в чужой дом, к мужчине, чтобы переспать с ним, у него возникало отвратительное острое чувство стыда. Как бы хидэ не пытался внушить себе, что он абсолютно сексуально раскрепощен, все же его теперь постоянно посещали мысли, что он превратился в дешевую девчонку. Но ради восхитительных часов в объятиях любимого он готов был вынести не только эти мысли, но и все муки ада. Йошики не раз приезжал к нему, используя темные закоулки, конспирируясь по полной программе, и теперь хотел, чтобы хидэ сам приехал к нему. И хидэ приехал, одевшись во все черное, включая шапочку, и нацепив поздней осенью темные очки. В конец замученный совестью, он нажал на дверной звонок в квартиру Йошики. Дверь моментально открылась, и хидэ был втащен в темный коридор и осыпан поцелуями.
- А если бы это был не я? - смеясь, поинтересовался гитарист.
- Тогда, я полагаю, я бы не услышал твои шаги и не бросился бы открывать, - резонно заметил Йошики и тоже рассмеялся, стаскивая с гитариста шапочку.
- Я чувствую себя Джеймсом Бондом, - хихикая, шепнул хидэ на ухо Йошики, пока тот снимал с него куртку.
- Это ты решил так ото всех прятаться.
- Мне кажется, ты немного увлекся, - заметил хидэ, когда Йошики вслед за верхней одеждой стал снимать с него свитер и запустил руки под рубашку.
- Ты такой холодный… Ты замерз, тебя надо согреть, - томно прошелестел Йошики ему на ухо.
- Вот чайком и согреюсь, - заявил хидэ, отстраняясь от Йошики и направляясь на кухню. - Мы же договаривались, сегодня будет чайная церемония, помнишь? Иначе стал бы я к тебе тащиться…
Йошики обреченно вздохнул и пошел переодеваться в кимоно.
Заваривая чай, хидэ думал о том, не узнал ли его тот таксист, который вез его сюда. Уж очень подозрительно он пялился на розовую прядь, выбившуюся из-под шапки. Хидэ хотел, чтобы никто кроме него и Йошики не знал об их отношениях. И вовсе не потому, что он боялся сплетен и осуждения общества, это его не волновало. Просто он хотел сохранить их любовь чистой и неприкосновенной, принадлежащей только им, чтобы ни один чужой человек не мог коснуться этого чувства даже в мыслях. Хидэ сам не знал, почему эта любовь стала для него священной, как религия, а имя “Йошики” превратилась в молитву. Эта любовь разбудила в нем что-то, что пугало и убивало его, но только эта же любовь могла спасти его. Это чувство казалось ему мистическим и нереальным, он боялся вспугнуть его любым внешним проявлением, небрежной фразой или прикосновением чужой руки. Это чудо было только для них двоих.
Хидэ устроил на ковре в гостиной Йошики настоящую чайную церемонию, а сам взялся исполнять роль гейши. Двигаясь плавно и грациозно, он усердно разливал чай по чашкам, а Йошики с улыбкой наблюдал за его стараниями. Его малыш выглядел таким чудесным в этой одежде, как фигурка, сошедшая с древних фресок. Он был совсем как маленькая девушка из старой империи Токугава. Прекрасная и таинственная, совершенно неземная.
Йошики не смог удержаться. Он встал и направился к фортепиано. Тонкие изящные пальцы коснулись клавиш, инструмент слушался каждого легкого прикосновения. Дивная и чарующая музыка разлилась по комнате, воплощая в себе все чувства, которые испытывал музыкант к своему возлюбленному, все, что он видел и чувствовал в хидэ. Мелодия то взлетала веселыми шаловливыми переливами, то стихала, становясь нежной и глубокой, какой-то потусторонней, и пальцы Йошики порхали над клавишами, казалось, вовсе не касаясь их. Неожиданно Йошики почувствовал, что лицо хидэ уткнулось ему в колени, и руки юноши судорожно сжали его талию. Йошики испуганно приподнял голову гитариста, заглядывая ему в лицо. Глаза хидэ были широко открыты и полны ужаса.
- Что с тобой?! - Йошики так перепугался, что с трудом мог дышать, и готовился бежать вызывать врачей. Он гладил волосы возлюбленного, пытаясь успокоить. - Я сделал что-то не так? Что-то случилось? - допытывался он, но хидэ молча со смертельным ужасом смотрел ему в глаза.
- Йошики, я так люблю тебя, - проговорил он наконец надтреснутым голосом.
- Малыш, я тоже люблю тебя… Ты же знаешь. Ну, скажи мне, что тебя расстроило?
- Нет, ты не понял, - чуть слышно прошептал хидэ, будто силясь открыть страшную тайну. - Я ТАК люблю тебя… Я так люблю тебя, что мне страшно. Я не могу так любить, я не выдержу, это рвется наружу, оно разорвет меня изнутри и я умру. Йо, мне страшно, я не хочу умирать… - добавил он совсем тихо и из его глаз покатились слезы.
- Хидэ-чан, маленький мой… - Йошики опустился на пол рядом с хидэ, выпивая его слезы поцелуями. - Я люблю тебя не меньше, поверь мне… Родной мой, любимый, ты - моя жизнь. Ты не умрешь, я буду беречь тебя, я никому тебя не отдам. Ничего не бойся, мы же вместе. Чего нам бояться, нас двоих ничто не сломит. Только будь со мной, пожалуйста, будь со мной…
Хидэ немного успокоился и весь размяк, обнимая Йошики. Он начал рассеянно отвечать на поцелуи лидера, и тот опрокинул его на ковер.
- Только не разбей этот прекрасный чайный сервиз. Он справа от тебя, - предостерег хидэ заплаканным голосом, наблюдая, как Йошики буквально сдирает с него кимоно. - Ну Йо-чан, ты помнишь, где право?
Йошики
Однажды ночью я проснулся оттого, что тебя нет. Я всегда чувствовал это совершенно отчетливо, ты даже удивлялся. Но как же можно не почувствовать, когда твое тепло больше не согревает меня. Я обвел глазами комнату и нашел тебя сидящим на широком подоконнике. Ты кутался в плед и смотрел в небо. И тебя здесь не было. Ты был далеко, так пугающе далеко, где-то там, между звездами. Я тихонько позвал тебя по имени. Ты вздрогнул и обернулся, непонимающе глядя на меня, и я понял, что ты даже не узнаешь меня. На дне твоих глаз чернела и мерцала Вселенная. Но потом твой взгляд прояснился, ты улыбнулся, протянул ко мне руку. И я подошел, прижал твою голову к себе, ты обнял меня за талию, и я почувствовал, что ты опять весь со мной. Я чувствовал твое теплое тело, прижимающееся ко мне, и смотрел в холодное черное небо со сверкающими льдинками звезд. Ледяная пустота. Что-то нереально прекрасное и чуждое, что-то огромное и вечное, равнодушная тьма. Наверное, смерть выглядит так же.
Внезапно ты резко запрокинул голову, посмотрел мне в лицо и сказал очень серьезно:
- Послушай, пожалуйста, и запомни навсегда. Что бы ни случилось, где бы я ни был, что бы нас не разделяло - я с тобой.
Я даже испугался, что ты собираешься куда-то уехать.
- Что ты несешь? - напряженно спросил я. - Что может случиться?
- Ну, ты можешь уйти от меня, например выйти замуж за Тоши. И тогда я все равно буду с тобой, дабы преследовать тебя вечно! - протянул ты и весело расхохотался.
- Ах ты маленький садюга!.. - я сгреб тебя в охапку и потащил на татами, которыми ты завалил свой дом. - Нравится издеваться?.. Я сейчас отучу тебя от этой вредной привычки.
Глава 2.
Бессильные чувства так странны,
Застывшие мысли так ясны,
И губы твои не желанны,
Хоть вечно прекрасны…
Н. Гумилев
- Кто ответственен за свет?
- Эта техника плохо работает. Я почти не слышал свой инструмент!
- Не трогайте мою гитару!!! - маленькая фигурка в красном костюме со свистом пронеслась по коридору мимо двери гримерки Йошики. - Ни на минуту нельзя отойти! Она вам что, медом намазана?!!
Йошики улыбнулся, прислушиваясь к отдаляющимся звукам возмущенного голоса. Его гитарист больше не плачет, это хорошо. Ну вот, концерт отыгран, люди расходятся, кажется, пора уходить отсюда. Сейчас домой, потом сразу к хидэ... Как глупо, что они не могут уехать вместе. Как глупо, что они не могут быть вместе, когда этого так хочется. Но хидэ так решил, значит, так и будет. И все же Йошики был раздражен, этот проклятый концерт оставил в нем неприятный осадок законченности, почти смерти, и в глубине души хотелось рыдать. А он даже не мог обнять покрепче свое маленькое солнышко.
Он встал и вышел из гримерки в коридор, направляясь к выходу, но остановился возле еще одной двери. Гримерка Тоши… Тоши, которого он всегда считал лучшим другом, с которым они прошли через всю жизнь. Для которого он написал свои лучшие песни… С которым он всегда мог говорить о чем угодно…
-Тоши… - тихо произнес он, пробуя это имя на вкус и прислушиваясь к своим ощущениям. Уже несколько месяцев Йошики со злостью пытался забыть это сочетание звуков, значившее теперь только предательство и крушение надежд, забыть самого человека, разрушившего его мечту. Но когда-то это имя было теплым и близким. Тоши… Когда они обнялись сегодня на сцене, Йошики показалось, он вновь отчетливо почувствовал его боль и его любовь.
Йошики посмотрел на свою руку, внезапно легшую на ручку двери. Уйти сейчас, в очередной раз не попрощавшись, не поговорив, затаив обиду... Как будто они чужие люди. И он ведет себя так с Тоши. С его Тоши!.. Скажи ему кто-нибудь такое еще несколько месяцев назад, он бы только рассмеялся. Ну ладно, Тоши ушел, оставил группу, и уже ничего не вернешь… И тут, скорее всего, виноват он сам, Йошики. Но между ними было так много, ведь можно сохранить хоть что-то?.. Ведь многолетняя дружба так просто никуда не девается. И Йошики толкнул дверь.
Тоши резко выпрямился и уставился на лидера испуганными непонимающими глазами. Должно быть, он давно уже сидел здесь, положив голову на руки и унесясь мыслями куда-то далеко, а сейчас никак не мог понять, что же еще Йошики может понадобиться от него после всего. Встретившись глазами с Тоши, Йошики вдруг смутился. Он почувствовал, что сделал что-то неправильно, что своим приходом он причинил другу лишнюю боль. Он замялся и тихо пробормотал:
- Я хотел попрощаться…
Тоши передернул плечами и отвел глаза.
- Прощай!
- Может, мы еще увидимся, - увидев за много лет ставшее родным лицо Тоши, Йошики захотелось во что бы то ни стало сохранить хотя бы крошечную надежду на восстановление старой дружбы. - Встретимся как-нибудь, позвони мне, Тоши-чан… То есть я позвоню, разумеется. Мы можем еще поработать вместе, записать что-нибудь, например…
- Не надо, - оборвал его Тоши. - Не надо мне звонить, не надо ничего записывать, ничего не надо, - из речи вокалиста исчезла вся присущая ему мягкость, долго сдерживаемое напряжение наконец прорвалось и его голос был почти злым. - Пожалуйста, пойми… Я не хочу видеться с тобой, работать с тобой, я не хочу ничего знать о тебе.
- Тоши-чан, ты что?
Йошики выглядел так, как будто его ударили. Он так резко побледнел, и Тоши даже испугался за него и почувствовал себя виноватым. Вокалист подошел к Йошики, сжал его плечи и заглянул в глаза.
- Йо-чан, ты тут не при чем. Я не знаю, как тебе объяснить… Я один во всем виноват.
- Но значит, я чем-то жутко обидел тебя, раз ты так ненавидишь меня, - растерянно и убито проговорил Йошики.
-Нет! Не смей думать, что я ненавижу тебя! - резко выпалил Тоши. Потом вздохнул и осторожно отвел в сторону прядь светлых волос, упавших Йошики на лицо. - Ты опять ничего не понял, Йо-чан, а еще считаешь себя очень умным и проницательным… Ты виноват только в том, что… слишком красивый… слишком талантливый… слишком особенный… просто слишком…
Тоши как-то устало вздохнул, как будто освободился от тяжелого груза, долгое время не дававшего ему свободно дышать, и нежно прильнул к губам Йошики.
Йошики словно молния поразила, он внезапно осознал, как слеп он был все это время. Всю жизнь Тоши защищал его, оберегал от малейших неурядиц, помогал во всем, всюду следовал за ним, даже понимая, что это не его путь. И это все Йошики принимал за дружбу. Тоши даже помогал ему налаживать отношения с многочисленными любовниками и любовницами, которые были в жизни блистательной и таинственной знаменитости, и все ради его счастья. Тоши жертвовал своей собственной жизнью ради жизни Йошики, и все это он принимал за дружбу… Все, что сделал Тоши за все те годы, что он помнил, было ради него. И все это он принимал за дружбу.
- Тоши, а Йошики…
До боли любимый голос прервал размышления Йошики, и Тоши резко отскочил от лидера. В дверном проеме материализовалось удивленное лицо хидэ, на первый взгляд обычное, но Йошики уже хорошо научился различать притаившуюся в глубине глаз боль. Через секунду гитарист уже улыбался, как ни в чем не бывало.
- Извините, я стучал, но вы, видимо, были заняты. Я просто хотел сказать, что мы с Патой, наверное, пойдем. Прошвырнемся по барам и все такое. Пока, ребята!
Хидэ исчез за дверью. Йошики отчаянно хотелось броситься за ним и все объяснить, прогнать боль из его глаз и снова увидеть на ее месте любовь, но он просто не мог вот так бросить друга, который только что открыл ему свое сердце.
- Иди... - выдохнул Тоши. - Нам нечего сказать друг другу, все уже разъяснено, и я рад, что ты все знаешь. Иди за ним, ты ведь этого хочешь, ну так иди...
- Подожди... - Йошики опешил. - Ты знаешь?
Тоши вздрогнул и отвернулся.
- Я что, похож на идиота? - проговорил он. - Да вы уже неизвестно сколько пялитесь друг на друга голодными глазами...
- А... - было немилосердно и дальше мучить Тоши, но Йошики не мог не задать этот вопрос, - Неужели… кто-нибудь еще знает?
Вокалист вздохнул.
- Не думаю... Просто, - Тоши горько улыбнулся, - я читаю твои мысли, помнишь? Ты сам сказал когда-то... Оказывается, даже те, о которых ты сам не знаешь. Ты так привык считать себя одиноким, что тебе нужно было действительно остаться одному, чтобы понять, что тебе кто-то нужен.
- Ты что, поэтому ушел? Хотел, чтобы я что-то понял?
- Да нет конечно... Во мне не хватило бы доброты, чтобы толкать тебя к нему. Я ушел не из-за тебя, Йо-чан, я ушел из-за себя. Ради себя. Можешь называть меня эгоистом, можешь ненавидеть меня, но мне нужно было так поступить.
- Я не думаю о тебе ничего плохого, Тоши, - тихо проговорил Йошики. - Ты же мой лучший друг, ты всегда был и будешь моим лучшим другом… Но любить тебя…
- Уйдешь ты наконец или нет? - отрезал Тоши. - Уже упустил его.
- Но…
- Ты специально мучаешь меня? Уходи… - это был почти стон.
И Йошики вышел. Он выбежал из здания, но хидэ, разумеется, уже нигде не было. Тогда он поехал домой на своей машине, а оттуда к хидэ на такси, как обычно. Ему хотелось поскорее обнять любимого и объяснить ему все. И еще ему о многом предстояло подумать.
Хидэ возвращался домой под утро пьяный в стельку. Он всегда гордился, что в любом, даже совершенно невменяемом состоянии может две вещи: играть на гитаре и самостоятельно дойти домой, и сегодня его автопилот как всегда работал исправно. Но уже у самой двери его ждало препятствие: на пороге, прислонившись к косяку, спал Йошики. Первым порывом хидэ было разбудить возлюбленного, позволить донести себя до постели и спокойно заснуть в его теплых объятиях. Но потом гитарист вспомнил, что эта сволочь, столько раз уверявшая его в вечной любви, сегодня беззастенчиво целовалась со своим вокалистом прямо у него на глазах и даже не подумала объясниться. Волна боли и гнева вновь стала подниматься сквозь пелену опьянения. Но хидэ понимал, что так оно и должно было случится. Эта пара всегда лучше всего подходила друг другу, они всегда были очень близки, про них у фанаток получались самые красивые фанфики, так чему же удивляться, теперь все встало на свои места. Идеальная пара наконец соединилась, а он, бедный маленький гитарист, вроде как третий лишний. Он был нужен Йошики, чтобы как-то восстановиться после серьезной ссоры с Тоши. Тогда все сходится, и раскол группы, и их отношения. Но что тогда Йошики сейчас здесь делает? Совесть проснулась, решил по-человечески попрощаться, или даже пожалел? Только хидэ не нужна его жалость.
Гитарист уже хотел пнуть развалившегося Йошики ногой и прогнать его отсюда к чертовой матери, но… его Йо-чан был так красив во сне, его лицо было таким тонким и невинным, ресницы полукружьями лежали на щеках. Так хотелось тихонько прикоснуться к ним губами… Но это не его Йошики, неужели он никогда этого не запомнит?! И все таки хидэ наклонился, чтобы аккуратно разбудить лидера и, не устояв, рухнул рядом с ним.
“Никогда не забывай, что ты пьян”, - зло приказал себе хидэ, пытаясь встать или хотя бы отодвинуться от теплого тела Йошики.
- Хидэ… - спросонья Йошики потянулся, пытаясь обнять любимого.
- Не смей меня трогать, - грубо прошипел хидэ, отталкивая его руки.
- Малыш, ты пьян, - устало проговорил Йошики.
- Это мое дело, - хидэ еще в баре (“только вспомнить бы, в каком…”) решил не ссориться с Йошики, он предпочел бы разойтись мирно. Но то ли выпивка, то ли острая боль, резавшая сердце, заставила его почти кричать. - Зачем ты пришел? Забыл у меня что-то? Забирай и убирайся к Тоши!
- О Господи… - Йошики не знал, с чего начать, как объяснить ему все. - Хидэ, ты же не подумал, что между мной и Тоши что-то есть?
- Ну конечно, как я мог так подумать?! У меня совершенно нет оснований так полагать, ведь вы всего лишь целовались, даже не услышав моего стука?!
- Хидэ, маленький, это просто недоразумение, - Йошики протянул руку, чтобы успокоительно погладить хидэ по щеке, но встретил яростный отпор. - Мы просто говорили, он поцеловал меня, но я не хотел этого. Я не знаю, как тебе объяснить, завтра, когда ты протрезвеешь и успокоишься, ты все поймешь, я уверен. Хидэ, я не хотел этого поцелуя.
Йошики пытался говорить спокойно и размеренно, как с ребенком, глубоко заглядывая в затуманенные выпивкой глаза гитариста.
- Ты сделал мне больно. Я тебе не верю, - выговорил хидэ, отводя взгляд.
Йошики насильно повернул личико хидэ к себе и тихо произнес:
- Я никогда бы не причинил тебе боль преднамеренно. Я люблю тебя, мой невыносимый глупенький пьяница.
Хидэ долго вглядывался в глаза Йошики. Наконец он выдохнул:
- Я тебе не верю, - и уронил голову на плечо Йошики. - Но мне все равно, пойдем спать, пожалуйста...
- Да, маленький… Мы идем спать, - прошептал Йошики, прижимая голову хидэ к себе. Все наладится… Йошики просидел здесь всю ночь и уже успел потерять надежду. Теперь он знал, что завтра придется снова все объяснять, что хидэ еще не раз напомнит ему этот случай, но сейчас его норовистый возлюбленный был с ним, и Йошики был счастлив.
Он попытался подняться и поднять хидэ, но ноги гитариста упорно не желали стоять на земле. Йошики тяжело вздохнул и поднял своего малыша на руки.
- По-моему, у тебя проблемы с алкоголем, хидэ-чан, - сказал он серьезно и проникновенно, внося свою драгоценную ношу в квартиру.
- По-моему, у тебя проблемы со мной, Йошики, - ответил хидэ, полностью копируя интонацию лидера. Йошики удивленно взглянул на гитариста, но тот сохранял непроницаемое выражение лица.
“Даже если я не нужен тебе, даже если ты любишь другого и пришел ко мне только из жалости, пожалей меня, будь со мной, пожалуйста”, - умолял про себя хидэ, когда Йошики опускал его на кровать и ложился рядом. Его теплое тело, стук сердца под ухом… Хидэ понял, что за этот день успел все это потерять и обрести вновь. Он теснее прижался к Йошики, который мягко обнимал его, гладил по голове.
- Тише, тише, спи… - шелестел его голос и хидэ провалился в сон, вдыхая запах фиалок, рока и оперы, и еще чего-то такого неуловимого, особенного, йошиковского…
* * *
- Не приходи ко мне сегодня, - выдавил хидэ в телефонную трубку. Сердце у Йошики упало. Опять?.. Хидэ уже не первый раз запрещал ему появляться, и это происходило все чаще. Самое ужасное, что Йошики даже не знал причины всего этого. Иначе он мог бы оправдаться, сделать хоть что-нибудь, чтобы вернуть прежние отношения. Сначала он подумал, это из-за того поцелуя с Тоши. Но хидэ не желал даже слышать об этом, он начинал злиться и затыкал ему рот поцелуем. Он говорил, что единственное, что имеет значение, это то, что они вместе. А потом снова запрещал появляться.
- Но почему? - лидер отчаянно старался сохранять спокойствие. Ему хотелось оказаться рядом с хидэ, хорошенько встряхнуть этого глупого мальчишку, сделать что-то такое, что заставило бы его самого умолять Йошики приехать. Но когда дело касалось хидэ, Йошики был бессилен, его воля была парализована этим бесенком. Он совершенно, безнадежно запутался в розовой паутине любви.
- Я должен побыть один, - отрезал хидэ и бросил трубку. Вот так…
Йошики
Я лежал на ковре своей гостиной, и вглядывался в темнеющее небо. Красное круглое солнце медленно погружалось в черные тучи. Последний закат в моей жизни… Я написал тысячу мелодий и выплакал все слезы, у меня ничего не осталось. Я должен был быть благодарен, я знал это, и я был благодарен. У меня было то, что многие считают вымыслом бульварных романов, но о чем мечтают все без исключения. У меня была Любовь. И я вспоминал каждое мгновение, проведенное рядом с тобой, и благодарил судьбу за это. Я решил умереть не потому, что был обижен или озлоблен, просто я не мог без тебя жить. А ты не хотел меня больше.
Наверное, ты устал от меня, я ведь знаю, что не умею любить людей. Но тебя я любил так, как больше никого на свете, я старался дать тебе все лучшее, что только было у меня. И все-таки что-то не получилось. Все началось с того, что ты все чаще запрещал мне приходить к тебе, потом исчез совсем, не отвечал на звонки, не открывал дверь. Я проводил на твоем пороге целые ночи, всем телом чувствуя, что ты там, внутри, и надеясь пробудить в тебе жалость, но ты не открывал. Только на людях ты оставался прежним, веселым, дружелюбным… закрытым от меня на тысячи замков. Черт его знает, что случилось. Я уверен, ты любил меня раньше.
Было больно, было безумно больно… Но теперь что-то порвалось и боль ушла, я был спокоен. Я получил в этой жизни такое море счастья, которое дается немногим. Как я могу просить большего? Это было бы слишком. Я пережил все, о чем мечтал и о чем даже мечтать не смел. Я все понимаю. Но жить без тебя не могу.
Диск солнца совсем скрылся за стеной грозовых туч, вдали громыхали раскаты грома. За окном кружились и опадали лепестки цветков сакуры. Розовые лепестки разбитой, но все еще прекрасной любви… Пора…
Я попытался подняться и вновь упал на пол. Пролежав без движения несколько суток я был совершенно обессилен. Ну же, еще раз напрячься, а потом все, уговаривал я себя. Потом я смогу целую вечность говорить тебе: “Люблю…”
Неприятный резкий звук. Хлопок входной двери. Ненавижу!.. Я же просил, я просил оставить меня в покое, ненавижу всех, кто может помешать мне избавиться от всего этого! Хотелось закричать, чтобы все ушли вон из моего дома, а лучше сразу удушить того, кто ворвался ко мне, когда я уже почти решился. Почти… Хватило сил только зажмуриться от злобы. Но ведь дверь была заперта. И ключ есть только у…
- Хидэ! - кажется, я выкрикнул твое имя вслух.
Я резко сел, чувствуя, как с бешеной скоростью завертелся мир перед глазами. Попытался различить сквозь застелившую глаза пелену стены и мебель моей комнаты, протягивая руки, чтобы хоть за что-то ухватиться. И вдруг я почувствовал твои узкие теплые ладони, сжавшие мои запястья, прошедшиеся по рукам, обхватившие за шею. Твой запах, твое дыхание, бархат твоей кожи!.. Ты со мной, я люблю тебя и ты со мной… Я нашел формулу счастья. Меня наполнил оглушительный покой и тепло. Ты прижал мою голову к своей груди, перебирая пальцами волосы, твой дрожащий голос сбивчиво шептал мне в затылок:
- Мне сказали, ты исчез… Мне сказали, тебя нигде нет… уже три дня… Никто не мог тебя найти…
Ты укачивал меня, как ребенка, целовал мои волосы, а я зарылся лицом в твой свитер, вдыхал его родной запах и был счастлив. Ты повернул мое лицо к себе, отводя с него пряди спутанных волос и внезапно испуганно замер.
- Боже, Йо-чан, что с тобой? - прошептал ты, вглядываясь в мое лицо. - Ты болен?
Ужас в твоих глазах… Наверное, я выгляжу не лучшим образом, я ведь так давно не занимался своей внешностью… Зачем она мне без тебя? Мне с трудом удалось разлепить спекшиеся почему-то губы, чтобы прошептать “нет”, и снова уткнуться лицом в твой мягкий свитер. Лучше уж так, ты меня не видишь и я так счастлив рядом с тобой. Но ты снова повернул меня к себе:
- Что случилось? Ты давно тут лежишь? Все три дня? Ты ел хоть что-нибудь? Вставал хоть ненадолго?
Твои вопросы звучали все настойчивее, а я не мог понять, зачем все это, зачем спрашивать о таких мелочах, когда мы вместе… Отвечать было больно и не за чем, и я просто сказал:
- Я люблю тебя…
Все, чем я жил, само мое существо… Вот во что ты меня превратил. В эти три слова.
- Я тоже тебя люблю, - сказал ты очень серьезно и нежно прижался губами к моим губам. Дорогие сигареты, спиртное, клубы, рок-н-ролл… Я уже почти забыл твой вкус…
Но теперь все хорошо…
Потом ты уложил меня на пол и убежал куда-то, прогромыхал посудой на кухне, вернулся с огромным подносом, заваленным всякой снедью. От вида еды меня тошнило. Есть не хотелось, хотелось обнять тебя покрепче, чтобы никуда больше не исчез. Но ты упорно уворачивался от моих рук и не желал успокаиваться, пока я не съел огромный бутерброд с чаем. После этого ты тяжело вздохнул, но на большем настаивать не стал. Опираясь на твои хрупкие плечи, я дошел до спальни и рухнул в мягкое одеяло, уволакивая тебя за собой. Ты позволил мне наконец прильнуть к твоим губам в долгом, глубоком поцелуе. Я запустил руки тебе под свитер, обхватывая тонкую хрупкую талию, почувствовал твои пальчики, расстегивающие на мне рубашку. За окном сухо, резко громыхнуло и на землю хлынули нескончаемые потоки дождя, смывающие прошлое и будущее, оставляя только нас двоих и вечное “сейчас”.
Йошики
Я проснулся на рассвете от настойчивых прикосновений твоих рук к моему лицу. С неохотой приоткрыл глаза и увидел тебя, озаренного лучами восходящего солнца. Ты чуть-чуть улыбался, в твоих глазах светилась любовь. Ты нагнулся и тихонько коснулся губами моего дрожащего века.
- Ты меня никогда не потеряешь, помнишь? - медленно промурлыкал ты, заглядывая мне в глаза.
Я расплылся в улыбке.
- Это я себя теряю… - внезапно добавил ты.
Моя улыбка померкла. Ты отвел глаза и уставился в стену.
- Я должен уйти. А ты останешься. У тебя много дел. Ты останешься, слышишь? Я так хочу. Ты обещал, что будешь выполнять мои просьбы. Обещай еще раз.
Разве я мог сказать тебе “нет”? Я покорно прошептал:
- Обещаю…
Ты улыбнулся и поцеловал меня так нежно, как еще никогда раньше. И я понял, что ты уходишь. Твоя тонкая фигурка скользнула к двери. Ты замер в дверном проеме, еще раз обернулся ко мне, и я скорее прочел по твоим губам, чем услышал:
- Но я всегда буду искать себя рядом с тобой.
Жизнь - как сон. Он не чувствовал жизни. Она проходила мимо, как обычно, если не считать десятикратно увеличившейся скорости его работы. Люди вокруг поражались его трудолюбию, но трудолюбие тут было не при чем. Просто что-то шло изнутри, принимая формы стихов и музыки, потому что этого от него ждали. На самом деле оно могло принимать любые формы, это было волшебство, это была любовь… И он хотел выплеснуть как можно больше этого чуда, пока еще было время. Он знал, что долго это не продлится, что его тело просто не выдержит, он слишком слаб, а волны этого все усиливались. Оно всегда присутствовало в нем, теперь он понимал значение и своей обостренной интуиции, и желания непременно заниматься творчеством. Он чувствовал себя проводником, сквозь который в этот мир попадает нечто, что совсем не является частью Земли. Это было где-то в самой глубокой клеточке его тела, в самой дальней звезде бездонной Вселенной. Только раньше оно было маленьким и незаметным, а теперь как океан разрывало его изнутри.
Он взглянул на свои дрожащие руки и горько усмехнулся. Теперь алкоголь действует только на тело, совершенно не задевая сознание, как будто его тело вовсе и не его, и это какой-то другой обладатель этих рук всю ночь закачивал в себя спиртное. Этими руками даже делать ничего не хочется, даже тронуть струны гитары, даже прикоснуться к его бархатной коже… Йошики… Хидэ перевел взгляд на начинающее светлеть небо над Токио и мучительно прошептал: “Любимый…”. Но на него смотрели только равнодушные звезды.
Он не мог позволить Йошики быть с ним сейчас, он не мог позволить ему видеть, что с ним происходит. Самое страшное - увидеть в дождливой пелене его глаз свое собственное умирание. Осталось уже недолго… Силы заканчивались, что-то тянуло его к звездам, оно хотело вырваться из его тела и улететь туда, в черную бесконечность, мерцающую застывшими слезинками. “Ледяная пустота”, кажется, так когда-то подумал Йо-чан. Но там не пусто, там миллионы звуков, и все они зовут. Надо только послушаться и уйти…
Но Йошики… Ему будет больно, страшно даже подумать, как больно… Хидэ сделал бы все, чтобы это предотвратить, но он уже ничего не может изменить. Ему осталось только самое легкое - уйти. А его любимый должен остаться, он еще нужен здесь и ему еще нужен этот мир, у него, как всегда, так много дел. Струи его бесконечного дождя исцелят еще не одну душу. Он будет страдать, но его изящные пальцы облачат боль в оболочку, превратят ее в музыку и отпустят. Вся боль этого мира, где так много солнца и дождя, проходит через него. Может быть, он найдет кого-то, кто сможет своими поцелуями осушить его слезы. Хидэ это не удалось. Но все-таки его Йошики всегда будет любить его.
Внизу расстилался огромный город, сияющий разноцветными огнями, бурлящий шумом машин и человеческих судеб. Но хидэ не интересовали маленькие трагедии, разыгрывающиеся за любым из тысяч и тысяч окон, светящиеся небоскребы на горизонте казались ему мимолетным капризом людской фантазии. Где-то там, за всей этой суетой жил человек, который был больше всего этого мира.
“Спаси меня…”
Но на небе не было ни облачка… Только спокойные звезды, ставшие ему ближе, чем уже много лет знакомые очертания зданий любимого города. Они пели ему тихую мелодию, заглушающую голоса где-то неподалеку и вопли Бритни Спирс из соседней квартиры. Хидэ чувствовал, как стремительно падает вверх.
Но все-таки в любом из мириадов миров он всегда будет любить своего Йошики…
Йошики
После той ночи я надеялся, что все наладится. С тобой что-то происходит, но ты любишь меня, это главное. Я старался не думать о значении твоих слов и все-таки не мог пойти к тебе, потому что знал - ты попрощался. Но я не хотел этого знать, я убеждал себя, что все будет хорошо, что однажды ты доверишься мне и мы вместе все преодолеем. А потом раздался телефонный звонок. И мне показалось, что на свете не может быть звука страшнее. Я покачнулся, чувствуя, что падаю, и взял трубку.
Не помню, что было дальше. Оказывается, я что-то говорил, что-то делал, даже играл на твоих похоронах. Первое мое воспоминание после того звонка - это рука Тоши, до боли стиснувшая мою кисть. Я плакал у него на плече. Зная только то, что тебя больше нет со мной, сходя с ума от невыносимой боли я долго, бесконечно долго рыдал, а он чуть дотрагиваясь гладил меня по волосам.
* * *
Йошики
И я все еще живу. Вспоминаю твои губы, твои руки, твой запах, твою музыку. Каждый день, каждую секунду, все эти пять лет. Прохожу по местам, где мы были с тобой вдвоем, прикасаюсь к вещам, до которых дотрагивались твои руки, пытаюсь поймать остатки прикосновения. Пытаюсь вновь услышать твой смех, который ты обронил здесь когда-то и убежал, а он застыл под потолком, чтобы я мог услышать его через года. Я никогда не смотрю твои записи, твои фотографии, видеть тебя - это слишком... Я прекрасно знаю, что если буду смотреть на тебя, уже никогда не смогу оторваться. Так и буду изучать твое лицо день и ночь, и однажды кто-то скажет, что Йошики сошел с ума.
Но ты приходишь ко мне в снах, даря нежную прохладу пылающему в агонии сердцу, покрываешь мое лицо нежными поцелуями, ласкаешь мои волосы, мое тело, отдаешь мне всего себя, снова и снова. И я опять счастлив. Но всегда приходит рассвет. Я пытаюсь удержать тебя, но ты ускользаешь, опять оставляешь меня одного, и я лежу, не в силах пошевелиться от страшной обжигающей боли. Это пытка повторяется каждое утро... Я ненавижу утро, я боюсь ночи, потому то за ней наступает утро, я боюсь спать, потому что знаю, что проснусь. И я не сплю, хлещу кофе цистернами, придумываю себе ненужную работу, пока силы не покидают меня. И тогда я утопаю в снах, в твоих нежных объятиях, вновь прижимаю тебя к себе, и прошу у Бога, или у черт знает кто там есть, чтобы мне больше не дали проснуться. Пытаюсь понять, почему, почему ты оставил меня, почему ты сделал это с нами, почему не объяснил мне все, не поговорил со мной. Это я виноват, я должен был беречь тебя, охранять, я же знал, какой ты на самом деле хрупкий, маленький, сумасшедший.
А иногда... иногда мне кажется, я чувствую твое присутствие. Только когда я не думаю, когда не жду, не терзаю себя, когда я выматываю себя до предела и на меня находят благословенные минуты покоя, мне кажется, ты здесь, рядом. Где-то в моем ровно бьющемся сердце порхает легкая розовая бабочка. И я чувствую, как ты невесомыми движениями касаешься моего лица, проводишь пальчиками по груди, шепчешь на ухо слова любви, успокаивая, прося прощения. И пусть другие назвали бы это приступами безумия, но в такие моменты я знаю, ты со мной, всегда рядом, как обещал. Ты подождешь меня, и может быть когда-нибудь в другой жизни, в другом мире я еще сожму тебя в своих объятиях.
То, что гусеница называет концом света, Учитель называет бабочкой.
Ричард Бах
OWARI
Спасибо всем писателям фанфиков на этом замечательном сайте, и особенно Роджеру.
Спасибо Каору за то, что она такая странная, необычная и заставляет меня думать. Очень тебя люблю!
Спасибо Невидимому он же Пата, не знаю, что бы я делала без этого солнышка в моей жизни. Если бы не ты, никогда бы я ничего не написала вообще. И спасибо тебе за “Ушедшему”…
back
