Никогда подобного не чувствовал. Как будто мысли мои из чистого хрусталя и, сталкиваясь друг с другом, они разбиваются. Осколки летят в разные стороны. В их отблесках я вижу свое отчаянное лицо. И сердце, наполненное болью. Она - невидимая стена. Она мешает мне. Она разрушает меня изнутри, и я медленно рассыпаюсь. На миллионы маленьких частичек. И никто не способен собрать этот сложный пазл. Никто, кроме самого меня. Я сам тогда все разрушил, но я был не один. Остальные заплатили за свой поступок, я же, как трусливый и эгоистичный, избежал этого. Я спрятался, забился в самую глубь и не высовывался. Но нам за все когда-нибудь придется заплатить. Неважно, рано это будет или поздно. Все возвращается. Наши поступки – это как бумеранг. Только иногда ты успеваешь его поймать, а чаще он бьет тебя, и бьет в лицо.

Мне надоело средь ночи просыпаться от ужасных снов, надоело кричать от дезориентации в собственной квартире, надоело быть параноиком и, идя по улице, постоянно оглядываться, надоело одиночество, которое не покидает меня, надоело бояться людей. Все осточертело, я устал.

Сегодня день, который либо изменит мою жизнь раз и навсегда в лучшую сторону, либо разрушит ее вместе со мной.

Утро выдалось просто превосходным. Плотный слой серых облаков не пропускал ни малейшего лучика солнца. Даже сильному северному ветру не удалось прогнать серую массу. Дополнением к такой погоде служил туман. Видимость была метров на пять, дальше – очертания, да и только. Не удивлюсь, если сегодня будет много аварий. Давно их уже не было. Люди перестали бояться. Даже дети, которым везде твердят быть осторожными на улице, ведут себя беззаботно. Сегодня будет смерть. Неважно, моя или чужая, она точно будет. Предчувствие.

Я ожидал, что ко дню туман рассеется, но на мое удивление этого не случилось. Я ожидал, что пойдет дождь. Мелкий, но холодный, и даже самый тепло одетый человек продрогнет до костей. Дождя не было. Сегодня небо не будет оплакивать смерть. Я ожидал, что по пути меня собьет машина, но видимо еще рано. Всему свое время.

***

- Каору, ты ошибаешься! Не делай этого, черт возьми!
- Не тебе решать. Знал бы ты только, сколько человек так же считают. К сожалению, в этой ситуации все решило мнение большинства.
- Но…вы совершаете ошибку! Огромную ошибку! Фатальную… - голос начал стихать, и речь стала невнятной. Тело медленно начало оседать на пол, но в самый последний момент его подхватили двое человек. Они приподняли его, взяли под руки и унесли. Унесли навсегда. Унесли в спешке, доза снотворного была невелика.
Тишину в помещении нарушил тяжелый вздох. Вздыхал человек, мнение которого не спросили. Не услышали. Не восприняли. Он единственный, у кого была надежда. Маленький кусочек. Хрупкий. И бессмертный.
Человек смотрел в окно, как в стекло бьются слезы. Слезы неба. Оно оплакивает горе. Оплакивает необдуманный до конца поступок. Оно, таким образом, пытается достучаться до сердец людей, но никто этого не замечает. Никто, только Шинья.
Он встает и на ватных ногах покидает студию. Покидает навсегда. Все, кто покинут ее сегодня уже никогда не вернутся. У них не будет шанса. Их никто не простит.
- Дай, пойдешь в бар?
- Угу…
- Тошия?
- Нет, - в голове басиста эхом отдавалась последняя недоговоренная фраза: "Фатальная ошибка". – Каору, что сделано, то сделано?
- Именно. "Не лги себе и не сомневайся в своих поступках" – он ведь так говорил?



Интересно, был ли ты слишком добр ко мне?
В ответ на свою последнюю боль,
Я уничтожил последнего человека, тебя.
Может... это я садист?(с)<|i>
***
Не помню, как попал сюда. Ноги сами шли, не подчиняясь приказам мозга. Значит, так надо. Не помню, как выглядело здание снаружи. Картинка была нечеткой, размытой, затуманенной. Но до боли в висках знакомой. Я раньше бывал здесь. И воспоминания с этим местом остались неблагоприятные. Кто-то не желал, чтобы я их вспомнил. Кто-то блокировал их. Кто-то на протяжении 20 лет вытягивал их из меня. Безуспешно.
Кажется, сегодня я вспомню все.

Длинный коридор. Мутно-белые стены с примесью бардового и серого, на них красуются картины, похоже, что их рисовали пациенты. Прекрасно, окон нет. Ни единого источника света, но, тем не менее, я прекрасно вижу коридор целиком. Вижу, что там, в конце, есть поворот. Вижу все двери неряшливо поставленные с двух сторон. Это двери в камеры. Я вижу решетки. Ржавые, в чем-то измазанные. С небольшими выемками. Кто-то хотел их спилить и сбежать. Невозможно. Отсюда невозможно сбежать. Вздрагиваю. Это не мои мысли. Это Его мысли…

Любопытство сродни вредной привычке. Все люди любопытны, в большей или меньшей степени. Я не исключение, хочу удовлетворить свое любопытство. Ведь сегодня оно тоже меня погубит.

Стараясь не издавать громких звуков, приближаюсь к двери. Это довольно сложно, ведь я обул слишком огромную обувь. Самому неудобно. Аккуратно заглядываю в решетчатое окно, готовый в любой момент отпрыгнуть назад. Пока что ничего. Камера-одиночка. Язык не повернется назвать это палатой. Стены, с которых клочками слезают обои с выцветшим рисунком, а разводы на бетоне подвергают в ужас. Они похожи на людей с неясными очертаниями. Лица. Это лица. Они кричат. Зовут о помощи. Любой здоровый человек сошел бы с ума здесь, о пациентах и речи не может быть. Окно, оно расположено чуть ли не под потолком и никаких решеток. Наверняка толстое стекло, очень толстое. Кстати, о потолках. Они, что в камере, что в коридоре неприлично низкие. Мне с моим высоким ростом неуютно. Нет, клаустрофобией я никогда не страдал, но в подобных помещениях становился весь на нервах.

Потеряв всякий интерес к помещению, я направился дальше по коридору. Если подумать, то сейчас я должен идти с предельной осторожностью и вздрагивать при возникновении любых звуков, пусть даже они мне и померещатся. Иногда кажется, что я лишен воображения, ибо ничего меня здесь нисколько не пугает.
Внезапно за спиной послышался шорох. Медленно поворачивая голову и закатив глаза, я открыл было рот, чтобы выразить все свое недовольство, но увиденное заставило даже меня оцепенеть. В нескольких шагах от меня стояли три девочки и, конечно, они были не обычной наружности, я и девочками назвать их не могу…

Стоявшее справа существо оскалило свои кривые зубки и водило по ним чуть ли не черным языком. Нос был наморщен так, будто существо чувствовало собственный запах изо рта, а он был не из приятных, полагаю. На глазах широкая повязка коричневого цвета с нацарапанным на скорую руку небольшим крестом посередине. Наверное, состояние глазок этой девочки оставляло желать лучшего, не зря же надели повязку? Темно-русые волосы, взъерошенные так, что никакая расческа не поможет, накрывала маленькая грязно-белая шляпка. Обычно такие крепятся на лентах, но у этой крепление, видимо, было на заколке. Единственное, что мне понравилось, была одежда и обувь, хотя последней, как таковой не было, лишь формально. Тряпки, по-другому никак не назвать, такого же, как и шляпка цвета, свисали клочками с небольшого тельца, длина их не доходила и до колен. На талии же материя обтягивала тело и становилась более прозрачной, я разглядел шрамы на животе девочки. Ступни были обвязаны той же тканью, тонкими лоскутами, примерно, как у мумии.
Второе существо слева практически ничем не отличалось от существа справа, лишь отсутствие одной руки и перепачканная кровью одежда являлись явным различием, поэтому я не стал зацикливать на этой девочке внимание.
Третье существо, стоявшее посередине, привлекло меня одной деталью, но об этом позже. Оно было так же одето, но наличие множества дыр в ткани делали наряд более откровенным. Шею сдавливал коричневый кожаный ошейник, застегнутый на самую последнюю застежку. Странно, но цвет лица девочки был без малейшего намека на красноту и розоватость, он был мертвенно-бледный. Да что я удивляюсь, разве человек может прожить с оторванной рукой и открытой раной? Отсюда вывод: они не люди. С самого начала сомнений не было. По-моему, единственный в здании человек – это я…
Ноги девочки были "обуты" в кандалы. Длинная ржавая цепь наверняка издает ужасные душераздирающие звуки, когда существо начинает двигаться. У меня еще будет время это узнать, а пока мой взгляд снова пал на эту самую деталь. Рот. Все та же ткань там красовалась, но…какой-то странный механизм. Нечто, что можно назвать маленькой дверью, было отворено, я увидел рот. Из него торчал ключик. Мутно-желтый ключик.
Белые без зрачков глаза девочки смотрели на меня в упор. Я поежился, никакие линзы не сделают глаза настолько пугающими. Существо наклонило голову набок. В моей голове родилась мысль, что оно зовет меня, хочет, чтобы я забрал этот ключик. Любой на моем месте не приблизился бы к этим страшным созданиям или попытался для начала их обездвижить. Я же сделал широкий шаг вперед и медленно вытащил ключ. Ничего не произошло. А что могло быть? Они начнут нападать на меня? Если учесть, что их рост составляет не больше полтора метра и худощавые тельца не наделены огромной силой, то мне не о чем волноваться и вред, нанесенный ими, будет минимален.
Я снова вернулся на прежнее место, задумчиво вертя ключик в руках, развернулся и зашагал вдоль по коридору к его концу. Думаю, не зря я забрал ключ. Такие вещи просто так не попадаются. Думаю, в дальнейшем он мне очень понадобиться, может даже спасет жизнь. Но, кажется, я преувеличиваю. Мою жизнь уже ничто не спасет…
Пройдя половину пути, я обернулся – существа исчезли. Нисколько не удивлен, они же не надзиратели какие-то.
***

С потолка на пол медленно капала вода с интервалом в полторы минуты. Каждый раз, когда капелька ударялась о небольших размеров лужу на полу, свет в помещении начинал мигать, а то и вовсе исчезал, сейчас было именно так. Предметами освещения являлись длинный ободранный торшер и одинокая лампочка под потолком. Торшер работал через раз, казалось, что все 20 лет его работы здесь лампочку в нем ни разу не меняли. Абажур был обтянут серой рваной тканью в несколько слоев, на открытых местах проглядывались следы от огня, а оголенный провод всякий раз отбивал желание включить торшер.
Лампочка под потолком постоянно раскачивалась, иногда казалось, что провода вот-вот оборвутся и лампочка упадет, издав громкий хлопок при соприкосновении с бетоном. Но раз она прослужила уже 20 лет, прослужит и еще.

Невысокий мужчина плавно обогнул стол и остановился. Смотря со спины, могло показаться, будто он неуверен, стоит ли идти вперед или лучше все обдумать и принять верное решение. На самом деле он, улыбаясь уголками рта, смотрел на скрюченную на стуле фигуру. Его глаза были устремлены в одну точку, они с интересом изучали огромный предмет. Доска, а на ней карта. Карта лабиринта. Лабиринта больницы. В руках у девушки, сидящей на стуле, была массивная ручка черного цвета. Ею она чертила ровные линии от стены к стене. Каждая новая линия появлялась спустя полминуты. Мышцы руки девушки были сильно напряженны, это было даже заметно не смотря на худощавость. Словно ею руководила невидимая сила и иногда приказы отдавались с такой яростью, и девушка надавливала на ручку настолько сильно, что после начерченных линий оставались неглубокие прорези в бумаге.
- Он следует в правильном направлении? – тихим голосом произнес мужчина. Девушка резко подняла на него свои огромные кукольные глаза и захлопала ресницами, затем она медленно опустила голову и прошептала:
- Да, хозяин.
Мужчина еще раз взглянул на карту и пошел в противоположную сторону. Он двигался медленно и изящно, как кошка. Но, надо полагать, его замедляла обувь: черные ботинки на огромной платформе, сантиметров 10 точно есть. Еще и длинные белые штаны в комплекте с длинным белым, а местами в пятнах крови, халатом поверх такого же цвета рубашки. При ярком свете такая одежда слепила глаза, но только в одной комнате этого здания присутствовало хорошее освещение.
- Это просто прекрасно. Наконец он не убегает от судьбы. Неужели все осознал? – мужчина повернул голову и уставился на скрюченную фигуру, та в ответ снова подняла глупые глаза и лишь удивленно захлопала ресницами. – Ах, да, ты же не можешь разговаривать. Как это печально, любовь моя, - он в одно мгновенье пересек расстояние, разделявшее их, и подхватил девушку на руки. Почти невесомое тело. Хрупкое тело с фарфоровой кожей, одетое в рваное выцветшее старое платье. Ее сухие, словно сено, серебряные волосы рассыпались по плечам, а все такой же пустой взгляд был устремлен куда-то вдаль. <|i>
***

Наконец однообразный коридор кончился, и я завернул за угол. Моим черным глазам представилась ветвь коридоров. На этот раз они были совсем уж плохо освещены, а вдали и вовсе царила тьма. Я мысленно похвалил себя за то, что взял с собой зажигалку. Конечно, из подручных материалов можно соорудить факел, но у меня не было времени пачкать руки. Обойдусь зажигалкой, уж где-где, а здесь ветра не должно быть, разве что сквозняки…

Раздался тихий щелчок, и маленький язычок пламени осветил мне дорогу, на метр где-то. Решив не заморачиваться и не терять времени даром, я двинулся по первому коридору. Из их близкого расположения друг с другом следовало, что приведут они примерно одну и ту же комнату, ну или близ нее. Мне показалось, что куда бы я ни пришел – это и будет моим пунктом назначения.
По началу я шел медленно, ибо надо было освещать либо пол, на котором могло невесть что оказаться, либо освещать пространство перед своим лицом, по той же причине, что и с полом. Первое время пришлось проверять все на ощупь, потому что из-за резких движений зажигалка постоянно гасла, а я все не решился, что именно ею мне освещать. После пяти минут такой ходьбы мне это надоело, я даже зажигалку умудрился уронить.
За весь пройденный путь на полу не оказалось никаких препятствий и я, покрепче обхватив предмет освещения, вытянул руку перед собой и двинулся дальше. Теперь я мог видеть две, а то и три двери вдалеке. Любопытство снова проснулось, и я ускорил шаг.

Моя рука легла на деревянную ручку двери. В голове мысли устроили войну: одни были против того, чтобы я входил в эту комнату, другие же были за, собственно ими и руководило мое любопытство. Думаю, нет там ничего страшного и смертельного, мне нечего и некого бояться…только одного человека, который давно уже перестал им быть. Глянув напоследок по сторонам и убедившись, что никого нет, я за ручку потянул дверь на себя.

Уборная. Я попал в уборную. Припоминаю, она была и 20 лет назад запущенна, а сейчас… просто безобразна. Кафель покрылся мхом, плесенью и грязью, но, кажется, это была не совсем грязь, а засохшая кровь. Раковины когда-то голубого, а теперь грязно-синего цвета все также стояли вряд. Все шесть. Не понимаю, почему я запомнил такую мелочь. Из ржавых кранов капала вода, причем из всех. Я подошел поближе, чтобы закрыть их, но мой взгляд уперся в зеркало.
Раньше здесь было огромное зеркало, я даже помню, как заглядывался в него на свое отражение. А сейчас оно разбито, но не настолько, чтобы не увидеть отражения, хотя, этому могла помещать все та же грязь. В одном месте поверхность была все такая же чистая, как и 20 лет тому назад. Я подошел еще ближе и увидел надпись – ALIVE. Это было отражение. Повернув голову, я увидел, что писали чем-то черным, скорее всего маркером или же…запекшаяся кровь ведь тоже черного оттенка?

Глубоко вздохнув и уловив неприятный запах, я пошел обратно к двери, но не тут-то было. Голова начала кружится. Перед глазами все поплыло. Ноги отказывались двигаться вперед, они и держать мне отказывались. Тут я понял, что сейчас потеряю сознание. Впервые меня охватил страх. Мало ли что может произойти, пока я буду в отключке, и мало ли кто здесь бродит, но я ничего не мог поделать. Тело рухнуло на кафельный пол, боль глухо отдавалась в спине, будто что-то ее не пропускало. Я моргнул последний раз, предметы исчезли. И дальше темнота…

***

- Как думаешь, он придет?
- Прекрати. Перестань сомневаться. После тех кошмаров, что он видел, он точно придет.
- Почему ты так уверен в этом? Вспомни, как он поступил. Как мерзко поступил с нами.
- Послушай, это наша последняя надежда.
- А ты все еще на что-то надеешься? Нас никто не спасет. Выход только один – самоубийство.
- Да что ты несешь! На протяжении 20 долгих лет я верил, что мы выберемся отсюда, и мы это сделаем. С его помощью.
- Он предатель… Ты не понимаешь, что говоришь. Мы обречены. Я понял это уже после первой недели проведенной тут.
- Заткнись, придурок! Мне надоела твоя бессмысленная болтовня. То и делаешь, что угнетаешь нас своими мыслями. Лучше бы ты был немым!
- Тише…кажется, кто-то идет...<|i>
***

С огромным трудом мне удалось открыть глаза, поначалу показалось, что веки сшили друг с другом, но приложив немного усилий, я смог их разлепить. Все тот же грязный кафель. Как я ему рад. Как я рад, что не лежу на операционном столе, а надо мной не нависает хирург-психопат. Как я рад, что не валяюсь в подвале, прикованный к чему-нибудь. Как я рад, что вообще жив. Но стоило мне подняться, как все счастливые мысли исчезли. Моя голова. Ее словно разрывало изнутри. Никогда раньше не чувствовал настолько сильной головной боли. Может быть, я все- таки был на операционном столе и мне вырезали часть мозга? Или мне повредили черепную коробку? Такие мысли меня совершенно не радовали. Я ощупал затылок и, ничего не обнаружив, облегченно выдохнул. Зря беспокоюсь, мое время еще не пришло.

Правую ногу сводило судорогой, немного мешало при передвижении, но головная боль была все равно сильнее. Опираясь руками на стену, я дошел до двери и с силой толкнул ее. Хотелось побыстрее покинуть это помещение. Дверь резко отворилась и я, не успев во время среагировать, повалился на пол. Снова удар. Только теперь боль отчетливо чувствовалась. На глазах выступили слезы, я тут же смахнул их рукой. Перевернувшись с живота на спину, я почувствовал дикую усталость, хотелось спать. Заснуть здесь, на холодном бетонном полу, ни о чем не думая, но боль мешала, поэтому я решил просто отдохнуть. Отдохнуть в сознании.

Перед глазами сначала все перемешивалось, но уже вскоре я понял, что в коридоре включили свет. Он исходил от флуоресцентных ламп, периодически мигая. Как в фильмах ужаса, да. Я этому был только рад – зажигалка бесследно исчезла, а без даже такого небольшого источника света двигаться дальше было затруднительно. Но…появился повод для беспокойства. Стены. Они были исписаны. Вдруг мне стало не по себе. Значит вот что произошло, пока я был в отключке. Взгляд бешено метался с одной стены на другую, задерживаясь на одной и той же надписи, выведенной неимоверное количество раз.
- Забери меня домой, - прошептал я и нервно сглотнул. Кто мог это написать? Те трое девочек? Или же здесь есть еще человекоподобные существа, жаждущие попасть на свободу? Вдруг меня охватила паника, я, кажется, понял, кто мог это написать… Люди, которых я когда-то бросил.
От этой мысли стало еще хуже.
Я не хочу, чтобы они видели меня, но я хочу им помочь. Доказать, что я не последняя сволочь. Что, пусть даже я их предал, но я вернулся за ними. Доказать, что не эгоист.
У меня появилась цель, а мысли о скорой смерти покинули мою голову. Ни к чему они сейчас.

***

Никто не обезопасен, когда я закрываю свои глаза; Я пришел, чтобы забрать твою жизнь. (с) <|i>

Сделав глубокий вдох, я поднялся с пола. Отряхнулся, привел волосы в порядок, завязал давно развязавшийся шнурок и уверенным шагом направился дальше, вперед по коридору. Словно невидимая сила подталкивала меня в спину, придавала уверенности. Никогда раньше я не был настолько решительным.
Длинные ноги – это все же плюс. За несколько минут я преодолел коридор и уже топтался у развилки двух новых. Чертыхаясь, я с силой ударил ногой в дверь, расположившеюся как раз неподалеку. Она слетела с петель и с грохотом приземлилась на пол.
Проклиная себя за невнимательность, я осторожно приблизился к проему и заглянул внутрь. Слишком темно и свет, исходящий от ламп, сюда не проникает. Как же некстати я потерял зажигалку.
Мне было слишком любопытно и поэтому я, невзирая на тревожные мысли, сделал шаг в темноту. По спине пробежал холодок, а до ушей донесся приглушенный крик. Знаете, когда у человека завязан рот, и он зовет на помощь, но вместо слов выходит лишь мычание, так вот, создавалось впечатление, что тот, кто кричал смог разорвать материю, которой перевязали рот, но разорвал он ее не до конца или лишь внутренний слой, отчего звук казался приглушенным.
Я резко обернулся и заметил, что все лампы погасли. Внезапно стало трудно дышать. Я снова куда-то проваливался. Во избежание еще одного болезненного падения, я медленно осел на холодный пол и прикрыл глаза, но резкая головная боль заставила меня открыть их. Из дальней стороны комнаты шел тусклый свет. С каждым мгновеньем он расползался по периметру и, в конце концов, заполнил все, как оказалось, огромное помещение.
Мое сердце наполнил страх, меня трясло. Широко распахнутыми глазами я смотрел на источник света, я искал его, но так и не нашел. Глаза против моей воли закрылись, и сознание погрузилось в сладкую дремоту.

***

Завтра я превращусь в прах, вернусь к пеплу.
В окне я вижу цветение сакуры. Под этими цветами сакуры я хочу заснуть.

Здесь я кружусь в ветре, вместе с цветами сакуры, вспоминая тебя
Трепещу…(с)

Вокруг меня туман. Очень густой туман. Не видно абсолютно ничего, что находится дальше моего носа, но…нет. Слабое свечение исходит откуда-то спереди. Я иду к нему. Тело легкое, как пух. В голове пустота, во взгляде надежда. Каждый вздох дается с трудом. Легкие словно не хотят впускать в себя воздух. В нем витает горе и едва ощутимый, но очень знакомый тонкий запах. Запах весны.

Палата №304. Мои глаза изучают табличку с номером, а рука медленно тянется к старой дверной ручке, нажимает и толкает вперед, но дверь не поддается. Второй рукой я достаю ключик, взятый когда-то у маленькой девочки, и вставляю его в замочную скважину. Медленно поворачиваю, снова толкаю дверь – она отворяется. Дыхание перехватило. Руки ослабли, ключ беззвучно упал на пол. Я делаю несколько шагов в палату №304, и дверь позади меня растворяется. Закрываю глаза и вдыхаю полной грудью. Я пришел.

Комната утопает в нежном неярком золотом свете, который появляется ниоткуда: ламп в помещении нет, а за окном солнце не светит. Небо покрыто белыми облаками, не пропускающими ни один солнечный луч. Легкий ветерок дует из приоткрытого окна, распространяя тонкий запах весны по всему периметру…

***

В левой части комнаты стоит кровать, без матраса, одни лишь пружины. На самом краю, ссутулившись, сидит мужчина. Его спутанные малиновые волосы подают на глаза, а бледно-розовые губы слегка подрагивают. От малейшего порыва ветра он начинает вертеть головой, словно ища что-то. В левой руке он держит несколько белый листов, в правой черный маркер. Обе руки перепачканы.
Повсюду разбросанно десятка два таких же чистых листов. Чуть поодаль на грязном бетонном полу валяется матрас. Белый с голубыми полосками, как в тюрьмах.
Дрожащими руками мужчина что-то пытается написать на листе, при этом постоянно оглядываясь по сторонам. Он возводит глаза к потолку и несколько секунд неотрывно испуганным взглядом смотрит в одну точку, потом закусывает дрожащую нижнюю губу и медленно встает. Одежда на нем явно не по размеру: белая просторная рубашка, застегивающаяся сзади, и такого же цвета просторные штаны. На ногах огромные серые резиновые тапочки.
Поднявшись, он безумный взглядом обводит помещение, задерживаясь на окнах. Руки ослабевают и начинают еще сильнее трястись, часть листов медленно летит на пол. Мужичина продолжает испуганно смотреть на окна, словно чего-то ожидая. Его губы сомкнуты и периодически кривятся в улыбке.
Новый порыв ветра с запахом весны врывается в комнату. Сверху падают лепестки сакуры, разлетаясь по всей комнате. Они появляются так же, как свет, – ниоткуда. Один лепесток медленно оседает на малиновых волосах мужчины, тот, выйдя из транса, резко опускается на пол и начинает бешено рвать оставшиеся в его левой руке листы, продолжая оглядываться по сторонам. Казалось, вокруг мужчины свет тускнеет и плавно перетекает в другую часть комнаты. Так и есть.

***

На полу сидит очень худой мужчина, даже просторные штаны с рубашкой этого не могут скрыть. Его длинные рыжие волосы развеваются на ветру - новый поток снова ворвался в комнату, голова поднята, темные глаза широко распахнуты, рот слегка приоткрыт, во взгляде читается удивление и испуг. С минуту человек абсолютно не двигается, только грудь на вдохе приподнимается, на выдохе опускается.
Порывы ветра внезапно прекращаются, и в комнате становится теплее.
Мужчина делает вдох и неосознанно задерживает дыхание: он видит светлые перья, они падают так же ниоткуда. Он не верит своим глазам и начинает слабо улыбаться.
Как любопытный ребенок тянет руки к ним, пытается поймать. Одно перо падает ему на ладонь и он, в попытке рассмотреть его получше, подносит руку ближе к лицу, но перо тут же растворяется.
Из груди вырывается разочарованный вздох. Мужчина снова тянет руки, чтобы поймать еще одно перо, но оно тоже растворяется. Мужчина повторяет свои действия вновь и вновь, продолжая надеяться, что все же сможет разглядеть несуществующие перья…

***

Все боятся смерти, но не все это признают. Кто-то боится самого процесса - боли. Кто-то последствий, ведь никто не скажет, что дальше будет. Наверное, вечный сон...

Люди боятся старости – ожидание своей кончины. Этот период сравним с "Зеленой милей"*, кто-то идет медленно, размеренно, не желая попадать в объятья смерти слишком рано, а кто-то бежит сломя голову, и тем самым стремительно падает в них, часто по собственной же вине.


Неяркий золотой свет исчез, и в комнате стало темно, как будто солнце спряталось за серые тучи, пережидая дождь, но никакого солнца за весь день не наблюдалось, лишь белые облака, да и дождь явно не собирался оросить собой землю.
Ветер так и не появился.
В комнате становилось душно.

Мужчина с ядовито-красными волосами стоял возле кровати на коленях. Его голова, опущенная на матрас, оставалась неподвижна, а в руках он держал большие песочные часы, с зеленым песком. Этот цвет часто ассоциируется с чем-то живым, здоровым, естественным…
Смотря на то, как стремительно сыпется из верхнего сосуда песок, можно сравнить это со скоротечностью жизни. Вроде бы думаешь, песка предостаточно, что он нескоро кончится, но оказывается иначе. И жизнь такая же, вроде длинная, но протекает незаметно. Иногда, даже слишком.
Руки мужчины трясутся, отчего семь оставшихся, расставленных по периметру кровати, сосудов с песком падают. Их время замедляется.
Мужчина поднимает голову, его взгляд полный ужаса упирается в часы, которые он вертит в своих худых руках, словно надеясь, что время остановится, хоть на мгновенье, ему от этого станет спокойней.
Порыв ветра врывается в комнату, наполняя ее холодом и нежным запахом весны. А песок все сыпется…

***

Прямо мне в глаза смотрит мужчина, его взгляд полон презрения и одновременно сожаления. Я ежусь, эти, ставшие из-за вновь явившегося мутного золотого света, карие глаза всегда были полны понимания и неприязни ко всему, но раньше я этого не замечал, а если и замечал, то старался переубедить себя, что неправ. Я всегда первым отводил взгляд, не выдерживал. Сейчас было так же.
Тоору, а именно это был он, сидел на кровати и продолжал на меня смотреть, я, переминаясь с ноги на ногу и дергая плечом, все-таки решил поднять на него глаза: ярко-малиновые волосы с черной челкой; овальные очки в золотой оправе, уже порядком сползшие; рубашка, застегнутая лишь на одну пуговицу, находящуюся посередине; черные кожаные штаны, а поверх них такая же юбка; на ногах черные сапоги на высокой платформе. Я старался запечатлеть его образ в памяти, я понимал, что уже никогда больше не увижу Тоору и напоследок хотелось насладиться всей его необычностью.
Ниимура улыбнулся. Мне вдруг стало катастрофически не хватать воздуха, перед глазами все поплыло. В который уже раз за этот день? Я снова куда-то проваливался, уже не сопротивляясь и не беспокоясь о последствиях.

На этот раз я оказался в еще более странном месте, чем та заброшенная больница. Поначалу я не мог понять, почему здесь настолько жарко, хотя солнца не было, небо застилали серые облака, из которых вот-вот должен выпасть дождь, но потом взгляду представилось огромное количество гейзеров. Близ одного я как раз и стоял. Боясь быть окаченным кипятком, я отошел на безопасное расстояние и уже оттуда наблюдал за дальнейшим развитием событий.
В метрах семи от меня шел человек, только спустя минуту я смог разглядеть в нем Тоору. Он медленно поднимался в гору, изредка пошатываясь из-за высоких платформ. Вслед за ним шел и я. Мои ботинки постоянно вязли в какой-то грязи, что до неприличия меня раздражало, и я частенько терял из виду худую фигуру Ниимуры.
Достигнув вершины, я остановился. Тоору снова находился вдалеке от меня, он стоял на небольшом склоне, около высокого дерева. Подойдя чуть ближе, я разглядел петлю, свисающую с толстой ветки. Она висела под таким углом, что Тоору мог до нее дотянуться и, при желании, надев на шею, мог умереть. От этой мысли я помрачнел: а что, если он действительно собрался это сделать? Я попытался отогнать эту мысль и снова поднял глаза на Ниимуру. Он выжидающе смотрел на меня, и как только заметил мой непонимающий взгляд, усмехнулся и притянул петлю ближе к себе. Я сглотнул.

20 лет назад я жаждал, чтобы этот человек исчез из моей жизни, и он исчез, но ненадолго. Являясь ко мне во снах, он отравлял мою жизнь, тем самым заставляя меня ненавидеть его все сильнее. Сегодня я шел в больницу с мыслью, что наконец избавлюсь от него и всех кошмаров, что он преподнес мне, а сейчас…сейчас я понимаю, что абсолютно не хочу его смерти. Я готов даже навсегда остаться в этой больнице, лишь бы он не умирал. Я понимаю, что и сам не хочу умирать, я к этому просто не готов.

Тоору надевает на шею петлю, затягивает ее и отрывает ноги от земли.

***

Мы впятером стоим у окна и разглядываем дерево сакуры. Время кажется бесконечным и каким-то ненужным. Такой родной поток ветра врывается в комнату, это выводит всех нас из транса.
- Тошия…
Я поворачиваю голову в сторону Тоору. Он неотрывно смотрит на опадающие цветки сакуры.
- Смотри… они так прекрасны. Их жизнь столь быстротечна, что впору сравнить ее с жизнью человеческой, как ты думаешь?
Я киваю. На большее сейчас я не способен. Зрелище воистину завораживающее.
- Так же пронеслась и наша жизнь. Мы не успели ею насладиться, но порой она была прекрасна как эти цветки сакуры. Ты ведь знаешь, что они опадают даже от небольшого потока ветра?
Я снова киваю.
- Наша жизнь тоже мгновенно разрушилась, многие не успели этого даже заметить. Всего лишь один неверный поступок, необдуманный поступок… - он пристально смотрит на меня, я вздыхаю.
- Простите меня…
- За что? – вдруг оживляется Каору, - поверь, теперь все будет иначе.
- Если бы ты только раньше пришел… - внезапно начинает Шинья, и так же внезапно замолкает.
Я встречаюсь с тяжелым взглядом Дая, и мне совсем становится не по себе. Хочется забиться в угол.
- Теперь…теперь, как только последний цветок сакуры коснется земли, мы будем умирать …а после… после вновь возродимся, - Дайске пристально наблюдал за опадающими цветками. Он глубоко вздохнул и закончил свою речь:
- Мы будем жить вечно…<|i>

*Зеленая миля – фильм 1999г. Режиссер Фрэнк Дарабонт. Фильм снят по роману С.Кинга.
Автор приводит такое сравнение, в связи с тем, что заключенных в фильме перед смертной казнью вели по коридору с зеленым полом (отсюда и пошло название "Зеленая миля"), это был их последний путь. Эти люди не могли убежать от смерти, они просто ожидали ее, в старости такая же ситуация, поэтому автор и привел такое сравнение. :)

---

back